Текст книги "Василевс"

Толпу прихожан на этот раз не пустили в храм.

Папа поднялся на кафедру проповедника, произнёс проникновенную речь в поддержку декретов Халкидона, отметил опасные еретические религиозные течения.

Его слушали молча. Когда он закончил речь, раздались слабые вскрики: «Да здравствует папа! Да здравствует Халкидон!.. Да здравствует император!»…

В этот же день на Патриарший двор вечером явился из дворца посыльный и передал папе, что завтра его хочет видеть император по весьма личному делу: в полдень, у себя во дворце всё в той же палате Хрисотриклин.

– Буду! – ответил папа.

Во дворец он явился со своими посольскими.

У входа в портик гвардейцы, что стояли тут, отдали им честь.

Здесь их встретили патриарх Эпифаний, архиепископы, чиновники дворцовой службы.

В палате Хрисотриклина их уже ожидал император Юстин со своим племянником, сенаторы, снова священники.

– Ваше преосвященство! – обратился Юстин к папе. – Я прошу вас об особой для меня чести!..

Его голос дрогнул.

– Быть коронованным вашей рукой… Эта акция подтвердит крепнущую связь двух христианских исповеданий! И одновременно это будет одобрением, в торжественной форме, императорской внешней политики Византии!..

Папа Иоанн был тронут такой просьбой самого императора. Он понимал важность этой акции в церковной унии и одновременно укреплял этим позицию римской церкви.

И он согласился, благодарный за это императору.

Вперёд вышли патриарх Эпифаний и племянник императора Юстиниан.

– Для акции всё готово, – сказал патриарх.

Коронация прошла обычным образом.

Юстин снял с головы корону, положил её на специальное серебряное блюдо и передал блюдо одному из экскувитов. Затем он вступил на щит, вокруг которого стояли экскувиты и схоларии. Блюдо же с короной поднесли папе… Папа бережно, как будто священнодействовал, взял с блюда корону двумя руками, подошёл к щиту… Экскувиты расступились, пропуская его… Он же подошёл вплотную к императору и со словами: «Провозглашаю вас законным императором Восточной Римской империи!» – возложил корону ему на голову.

В палате раздались крики гвардейцев: «Юстин – твоя победа! Слава Юстину, императору!»

После этой торжественной акции всех пригласили в банкетный зал.

В этот день папа Иоанн вернулся на Патриарший двор в состоянии лёгкого возбуждения, с мыслями об унии церквей, до момента которой оставался всего один шаг. И он не думал о престарелом короле Теодорихе.

Но впереди было ещё одно важное дело: обсуждение с императором требований короля Теодориха.

Юстин обещал папе выполнить все требования короля Теодориха с одним исключением: он отказался возвратить арианству тех, кто уже принял совет Халкидона, так же как вернуть церкви, которые были конфискованы и уже преобразованы к ортодоксальному Символу веры.

В последний день приёма посольства, перед отъездом, чтобы как-то сгладить впечатление от этого отказа, Юстин обратился к папе совершенно с другим делом.

– Ваше преосвященство, позвольте поднести от византийских церквей для римских церквей скромные подарки!..

Он сделал знак патриарху Эпифанию. А тот кивнул головой священникам, стоявшим в стороне с серебряными блюдами, на которых лежали подарки.

И священники поднесли папе подарки для украшения базилики Святых апостолов Петра и Павла, церкви Святой Марии и церкви Святого Лаврентия: золотой металлический кружок, украшенный драгоценными камнями, золотую чашу, также украшенную драгоценными камнями, пять серебряных чашек и пятнадцать цепочек, сплетённых с золотом…

Домой посольство возвращалось через Фессалоники[64]64
  Фессалоники – г. Салоники.


[Закрыть]. Там в это время появилась какая-то эпидемия. И одному участнику посольства, патрицию Агапитусу, не повезло, он заболел и умер. Другие участники добрались до Равенны благополучно в середине мая.

Теодорих был раздражён результатами миссии, особенно отказом Юстина восстановить в старой вере тех ариан, которые уже приняли основы ортодоксального православия. Папу римского и его посольских он задержал в Равенне для дальнейшего разбирательства. Подорвав в этой поездке и так слабое здоровье, папа Иоанн вскоре умер после прибытия в Равенну, 18 мая 526 года. Его тело перевезли в Рим и предали покою в соборе Святого Петра.

* * *

Через десять дней после смерти папы Иоанна, 29 мая 526 года, в Сирии произошло сильное землетрясение, разрушившее полностью город Антиохию.

Когда Юстину сообщили об этом, он, шокированный этим, не сдержался и заплакал.

Племянник, Юстиниан, посетивший его, стал успокаивать:

– Ничего, ничего! Восстановим!..

Юстин же вспоминал, как жил в Антиохии несколько месяцев во время персидской войны в прошлом, двадцать лет назад.

– А какой там климат!.. А церкви!.. Рядом море, великолепная гавань! Я много видел прекрасных мест там! И другие, кого я спрашивал, тоже говорили, что это одно из чудес света!..

Он снова сморщился. Его тянуло выплакаться, уже по-стариковски! Но смущало присутствие племянника.

В это время к нему пустили монаха, который просился, кричал, что он из Антиохии.

Сначала от волнения монах не мог говорить, ничего не мог сказать путного. Ему дали вина. Он, выпив, пришёл в себя, успокоился, стал рассказывать, что видел собственными глазами.

– Когда на церкви Кратион зазвонили для богослужения, то в этот момент началось землетрясение!.. Затем полыхнул пожар! Монахи, уцелевшие там, мои собратья, говорят, что опустошение было полным!.. Ни домов, ни церквей, ни монастырей, ни другие святые места не пощадило разрушение!..

И люди бежали из домов и церквей. А те падали и убивали тех, которые ещё оставались живыми… Те же строения, что пощадило землетрясение, были уничтожены пожарами…

Он долго говорил, наконец закончил свой рассказ.

– А грабежи, воровство? – робко спросил Юстин, надеясь услышать: хотя бы этого не было и люди проявили своё милосердие…

Монах поднял руки к небу, затем уронил их в скорбном молчании.

И Юстин понял, что погибший город не избежал участи грабителей.

– Как стая стервятников откуда-то появились разбойники, из чужих краёв… А что уж говорить о своих, местных, избежавших участи быть похороненными под развалинами домов… Срывали золотые украшения с мёртвых женщин не церемонясь… Копались в развалинах, искали драгоценности, золото… Всё, что было ценным, тут же уносили, прятали… Если же видели, что уцелевшие люди выносили из города своё какое-то добро, то на них сразу же набрасывались грабители, отнимали всё, убивали тут же на месте…

В конце рассказа монаха Юстин велел своему секретарю:

– Отведите его к повару! Накормите этого беднягу! Он много видел, много страдал!.. И отпустите на все четыре стороны!..

В это время стали собираться чиновники для обсуждения мер помощи районам, пострадавшим от землетрясения.

– А как там патриарх Антиохии Ефрасиус? – крикнул Юстин вдогонку монаху, уже выходившему из палаты.

– Сгорел в пожаре!.. До него под горящими развалинами так и не смогли добраться!.. Слышали его крики, но не могли ничем помочь! – донеслось из коридора, куда уже вышел монах.

На совете ближних чиновников после дебатов решено было послать на восстановление сгоревшей области два кентинария золота.

Несколько дней Юстин, сняв корону и фиолетовую одежду, носил траур. В столице были отменены все зрелищные мероприятия.

Он же пошёл в Святую Софию с дворцовой свитой. И все дворцовые тоже были одеты в траурные одежды.

На очередном совете об оказании помощи Антиохии Юстин дал задание дворцовому чиновнику Каринусу ехать с большой суммой кентинариев и начать восстановление разрушенного города.

– Да возьми приличную охрану! – вскричал он.

За последние дни он часто срывался, не выдерживая переживаний и свалившегося горя.

– А то поедешь с такой суммой и с малой охраной! В район, наполненный сейчас разбойниками и грабителями!.. И деньгам вести там строгий учёт!.. Вернёшься – спросится всё, до последней драхмы!..

Затем он дал задание главному казначею:

– Соберите здесь же завтра толковых и богатых людей Константинополя! Хотя бы того же патриция Фокаса. Он достаточно богат, чтобы помочь империи в тяжёлую минуту!.. А также патриция Астериуса. Тот мудрый человек!.. Мы проинструктируем их, как спасти всех оставшихся в живых! Как быстро восстановить здания города, водоснабжение, мосты через реки, общественные бани…

На следующий день патриции, собравшиеся у василевса во дворце, получив задание из первых рук, от императора, и деньги тоже от главного казначея, дали клятву Юстину и патриарху Константинополя, что потратят все деньги, до последней драхмы, на помощь людям Антиохии и восстановление города.

Главный казначей выдал всё по описи патрициям, взял с них расписку. Отпуская их, он даже пошутил: «Ну, с Богом!.. Да смотрите не транжирьте!.. Спросится!»

Затем, чтобы сбавить деловой тон в такую трагическую пору, он улыбнулся, дружески подмигнул им. «Василевс отходчив сердцем!» – с чего-то сказал он.

Когда они вышли из дворца, их уже ожидала длинная вереница повозок с пожертвованиями жителей столицы антиохийцам, и тут же были экскувиты при полном вооружении, чтобы сопровождать караван с золотом до места назначения.

Юстин и его племянник, Юстиниан, вышли из дворца, чтобы проводить караван.

С этой колонной уезжал и Ефраим. Его избрали на консистории[65]65
  Консистория – место собрания, совет.


[Закрыть] епископов Антиохии за его высокие моральные качества и преданность ортодоксальной церкви, на место погибшего патриарха Ефрасиуса. И Юстин не стал возражать, хотя ему было жаль расставаться с таким отличным префектом Константинополя.

Тут же был патриарх Иона, дворцовые служители, толпился народ, прохожие… Патриарх перекрестил путников, благословил их.

Но даже в последний момент Юстин старался дать напутствие в дорогу.

У него всё болело от переживаний за эти дни. Вот только рядом с ним уже два года как не было Лупицины…

«А то бы она тоже плакала», – с нежностью и в то же время горечью мелькнуло у него.

Но Феодоры, любовницы Юстиниана, тоже не было видно. Она не решилась появиться здесь в такую скорбную минуту.

Караван из нагруженных ослов, верблюдов, верховых, конных и повозок тронулся, вышел за ворота дворца и вскоре скрылся на пути к пристани Феодосия, чтобы погрузиться там на корабли для переправы через пролив Босфор.

Землетрясение и разрушение Антиохии было только началом стихийных бедствий, обрушившихся на империю с начала правления Юстина. Несколько землетрясений произошло и на Балканском полуострове.

– Да что же это такое-то! – воскликнул Юстин, когда пришло известие с Балканского полуострова.

– И в Эпире тоже, родном городе покойного императора Анастасия! – подтвердил племянник. – Он же, Анастасий, украсил его здания, выстроил прекрасный ипподром! И вот это всё разрушено!.. Говорят, не полностью, частично. Но восстанавливать-то всё равно придется!

– Вы забыли, что и Коринф перенёс недавно тряску! – начал Прокл. – А Помпиорилис в Мизии так встряхнуло, что половина из его жителей поглотила земля… Говорят, из-под земли ещё долго кричали, просили помощи… Но некому было им помочь…

О слабых и средних по разрушениям землетрясениях и стихийных бедствиях в Малой Азии сейчас никто из них даже не вспомнил.

Они больше обсуждали землетрясение в самом Константинополе. Оно было не сильное. В некоторых местах только потрескались стены да обрушились ветхие строения, которые и так нужно было сносить.

Но всё равно жители столицы, напуганные страшным землетрясением десятилетней давности, в панике бежали из города.

* * *

После смерти папы Иоанна, понимая, что и его дни сочтены, Теодорих издал указ о сборе в столице, в королевском дворце, всех вождей остготов, чиновников королевства и наместников провинций.

В тот день, в начале июня 526 года, огромная палата дворца в Равенне заполнилась сановниками. Здесь были графы, префекты и сайоны, военные, магистры и квесторы.

В палате стоял лёгкий шум и говор множества людей.

Была середина июля. Стояла жара. И окна палаты на втором этаже королевского дворца были распахнуты настежь.

Все ждали появления короля, его семейства, догадывались, с чем это связано.

И вот двери палаты распахнулись, вошёл магистр оффиций с жезлом. Раздались три удара жезла об пол палаты.

– Господа, его величество король Теодорих! – торжественно объявил он.

Все встали.

Вслед за тем в палату сначала вошёл Теодорих с семилетним внуком Аталарихом, положив свою руку ему на плечо. За ними вошла королева Амалазунта, мать Аталариха, вдова Евтариха.

Амалазунте было всего двадцать восемь лет. Она была необыкновенно красивая, с пленительной женственностью и умом зрелого мужчины, энергичная и решительная. Ещё в юности она получила прекрасное образование, свободно владела греческим языком и латынью. В юности с ней много занималась воспитанием и образованием благородная мадонна Варвара, которую рекомендовал для этого Кассиодор.

Королевское семейство прошло вперёд, к трону.

Теодорих тяжело поднялся на три ступеньки к трону, грузно опустился в инкрустированное позолоченное кресло. Вслед за ним поднялась и заняла соседнее, правое кресло Амалазунта, затем поднялся Аталарих, встал рядом с дедом, который снова положил руку ему на плечо.

– Господа и боевые мои товарищи! – проникновенным голосом обратился Теодорих к собравшимся. – Вы догадываетесь, зачем я собрал вас здесь всех вместе… Я чувствую приближение конца своего времени и хотел бы сказать вам в напутствие несколько слов перед расставанием… Но прежде я даю слово референдарию, который зачитает клятву, которую вы дадите сейчас здесь.

Он сделал знак рукой референдарию. Тот встал со своего места, вышел к трону, развернул документ. Обведя взглядом собравшихся властных людей Остготского королевства, он стал громко зачитывать документ:

– «Я, король Теодорих, сын Теодемира из рода Амалов, обращаюсь к вам: графам, префектам, сайонам, магистрам и квесторам, командующим войсками!.. В связи с тем, что я не имею прямого наследника по мужской линии, я призываю вас принять королём моего преемника, моего внука Аталариха, и дать клятву быть верными ему как королю до тех пор, пока не заберёт его Господь Бог! Беспрекословно исполнять его приказы, подчиняться ему, а также его матери, королеве Амалазунте, которая будет регентшей до совершеннолетия короля Аталариха!..»

Он на минуту остановился, как будто хотел произнести ещё одно завещание…

– «Я искренне призываю вас, остготы, любить сенат и людей Рима, и устанавливать всегда мирные и дружественные отношения с Восточным императором!»

Референдарий закончил читать, положил документ на стол перед троном.

– Господа! – обратился он к собравшимся. – Прошу подходить по очереди к столу, расписываться под документом и подтверждать свою подпись словами: «Клянусь быть верным королю Аталариху!»

– Начнём с первого ряда! Прошу, господин Гурила! – обратился он к Гуриле.

Властные люди Остготского королевства выходили к столу, расписывались, говорили: «Клянусь!» – и возвращались на своё место.

Когда процедура клятвы была закончена, король спустился с трона, поблагодарил собравшихся за доверие и вышел из палаты всё так же впереди с внуком, а за ними вышла Амалазунта.

Референдарий взял подписанный документ, объявил акцию законченной и пригласил от имени короля всех собравшихся в банкетный зал.

* * *

Прошедшие же перед этим месяцы Теодориха были заполнены напряжёнными приготовлениями к войне. Он получил беспокойные известия из Северной Африки, из Карфагена, где его сестра Амалафрида, вдова короля-вандала Трасамунда, была обвинена в организации заговора против нового короля Хилдериса и брошена в тюрьму, где и умерла. Были убиты все её остготские придворные и личная охрана. Хилдерис принял католицизм. А дружественные отношения между ним и Юстином вылились в союзнический договор.

Теодорих хорошо понял ситуацию и особенно волновался по поводу слабости остготского флота, чтобы успешно противостоять могуществу двух объединённых флотов: сильного флота вандалов и Византии.

И за последние месяцы он развил кипучую деятельность.

– Префекту претория Абундацию и графу патримония Вилие! – издал король распоряжение. – Приказываю: сыскать мастеров корабельного дела и моряков для набора на флот!..

Он вызвал во дворец сайона Гудинанда.

– Господин Гудинанд, вы приставляетесь к должностным лицам, префекту претория Абундацию и графу патримония Вилие, для наблюдения за выполнением королевского распоряжения! Вам надлежит переправить набранных ими моряков в Равенну… Идите исполняйте!

Затем он вызвал к себе сайона Алиульфа.

– Вам, господин Алиульф, надлежит руководить строительством флота: ведать набором мастеров и покупкой корабельного леса! Вам же поручается надзор за судоходством на реках…

Сайону Гунтеру король приказал организовать военный сбор готов в Равенне.

В письме преторианскому префекту Абундацию он подробно объяснил ему свой указ:

– «Мы решили построить такой флот, который может гарантировать поставку зерна в Равенну и может, если потребуется, сражаться с кораблями врага. Нас часто поражало то, что у Италии, страны с достаточной древесиной, не было собственного морского флота. Поэтому я даю указание на сооружение тысячи судов, дромонов[66]66
  Дромон – большая парусная галера.


[Закрыть]… Везде, где найдёте близко к побережью кипарисы и сосны, купите их за подходящую цену…»

В своём втором письме Абундацию он решил откровенно назвать тех врагов, против которых строится флот.

– «Мы хвалим вас за ваше быстрое выполнение заказов, содержавшихся в предыдущем письме. Вы построили флот почти так же быстро, как обычные мужчины пересекли бы под парусом Средиземное море… Теперь, когда у нас есть свой флот, нет никакой причины у греков сваливать ссору на нас или африканцам оскорблять нас… С завистью видят они, что мы украли у них тайну их силы…»

С такими же письмами он обратился к другим лицам, от которых зависело строительство и формирование флота.

Итак, за несколько месяцев у него был готов флот в тысячу дромондов.

И он приказал кораблям двигаться к Равенне и собраться там на следующих идах[67]67
  Иды (лат. Idus) – название 15-го (в марте, мае, июле, октябре) или 13-го дня (в остальные месяцы) древнеримского календаря.


[Закрыть], 13 июля 526 года, затем отплыть к берегам Вандальского королевства в Африке, чтобы отомстить Хильдериху за предательство и убийство Амалафриды.

Вот-вот, в июле 526 года, должна была вспыхнуть война.

* * *

Утром Теодорих встал с постели с чувством хорошо отдохнувшего человека, наполненного силами для дальнейшей жизни.

Ему уже было семьдесят лет, но он пока ещё не чувствовал свои эти годы.

Сначала, как обычно с утра, у него были водные процедуры в бассейне.

И хотя к концу подходил август, но всё ещё накатывала к середине дня жара, с утра же было по-летнему тепло и приятно.

Улыбнувшись, он вышел на лоджию дворца, с которой открывался вид на море, серебрящиеся мелкие волны, подходившие к городу, к пирсу, торговые суда… Крики с кораблей долетали даже сюда, до дворца, стоявшего довольно далеко от моря.

Сырой, даже влажный климат Равенны был из-за болот и озёр, окружающих её. Да и море один раз в сутки подступало приливом к самым стенам города…

Постояв немного на лоджии, он прошёл в столовую комнату, где уже был накрыт стол.

Кругом суетились слуги. Всё было как обычно во дворце.

За всем, распоряжаясь, следил магистр оффиций Кассиодор. Он занимал эту должность после того, как не стало Боэция, предыдущего магистра.

Эта мысль о Боэции почему-то пришла Теодориху с утра. Он поморщился от неё, неприятной.

Он с удовольствием поел и хотел было выйти из-за стола, как по всему его телу ударил озноб…

И хотя теперь постоянно при нём находился доктор, он не стал ничего говорить ему и молча удалился из столовой комнаты, ушёл к себе в спальную. Там он лёг в постель, попросил начальника королевской спальни Тривана накрыть тёплым одеялом, полагая, что согреется и озноб пройдёт.

Его укрыли одним одеялом… Лучше не стало. Тогда его укрыли ещё двумя одеялами.

– Ваше величество, у вас что-то случилось с желудком, – спокойным ровным голосом сказал доктор, стараясь не вызвать панику у короля, в последнее время особенно мнительного.

Через час у короля началась дизентерия. За три дня она свела его в могилу. Это случилось 13 августа этого же, 526 года.

* * *

Саркофаг с телом короля Теодориха был установлен в большой палате дворца для прощания с ним. И весь день шли чиновники, графы, сайоны, префекты, командующие «тысячниками»…

Амалазунта и её семилетний сын Аталарих принимали соболезнования от них… Пришёл сайон Гунтер, затем Алиульф. За ними пришёл Тулуин, ближайший советник короля в мирных и военных делах.

Вокруг королевы-регентши собрались её придворные дамы, жёны знатных остготов.

А вот пришла проститься с королём Теодорихом целая группа полководцев-военачальников, когда-то товарищей по походам ещё на Балканах и в той же Паннонии. Они выстроились перед саркофагом: Питца, Ибба, Аринер, Бедеульф… Вот, запыхавшись, торопится присоединиться к ним Тэвдис, оруженосец короля, а сейчас и его внука Аталариха.

Тэвдис, поклонившись усопшему королю, подошёл к Амалазунте, сказал ей несколько соболезнующих слов.

– Тэвдис, Тэвдис! – тихо прошелестели её губы о самом верном человеке короля и их семейства…

В конце этого тяжёлого дня, с переживаниями и приходом знатных остготов проститься с королём, в зал вошли гвардейцы личной гвардии Теодориха. Торжественно, тихо и медленно подняли они саркофаг на плечи, вынесли его из дворца и установили на королевской повозке, запряжённой конной упряжкой.

Вокруг дворца стояла огромная толпа, склонив головы в прощальной скорби…

Повозка с саркофагом тронулась. За ней пошла рота гвардейцев, затем родные короля и близкие ему придворные… Дальше же все, кто приходил проститься со своим королём…

Процессия прошла через весь город, вышла за городские ворота к мавзолею Теодориха.

Сняв саркофаг с повозки, гвардейцы снова подняли его на плечи, внесли по лестнице на второй этаж мавзолея, где уже были раскрыты двери, и установили на мраморном постаменте, посередине усыпальницы.

* * *

На следующий же день Амалазунта принимала приближённых ко двору остготов в зале заседаний, где их обычно собирал Теодорих. Сейчас же рядом с ней сидел на троне её сын Аталарих. И она говорила от его имени, как королева-регентша.

Она объявила собравшимся, что дела королевства будут вестись так, как велись при её отце, короле Теодорихе.

– И вам не стоит ни о чём беспокоиться! Изменений не будет! Надеюсь на вашу помощь и отзывчивость!.. И на исполнение своих государственных обязанностей, как и прежде!..

На этом она завершила свой первый день регентства.

Вскоре после похорон короля объявился в Равенне Теодат.

Амалазунта не видела его на похоронах и поняла, что он затаил на усопшего короля и на неё ненависть за то, что король не включил его в число преемников трона.

«И будет мстить!» – мелькнуло у неё, хорошо знавшей своего двоюродного братца.

Теодат же, развязно и громко говоря, стал ходить по дворцу, присматривая, можно ли чем-нибудь поживиться.

– Я хочу получить от тебя, регентша, наследство своей матери, Амалафриды!..

Амалазунта не стала возражать. Это было его законное право. Старшее поколение ушло из этого мира. И теперь можно было делить наследство.

Чтобы расположить его к себе или отвязаться поскорее, она сказала, что прибавит к землям его матери ещё королевское пожалование от Аталариха, своего сына.

Получив документы на земли, о которых шла речь, Теодат, довольный, укатил к себе в имение в Тусции.

Амалазунта облегчённо вздохнула. Хотя бы временно её двоюродный братец не появится снова.

* * *

Огромный флот в тысячу дромондов, готовый к действию, набраны матросы, всем полководцам были разосланы приказы готовиться к войне. Все последние месяцы своей жизни Теодориха были направлены только на это.

И вот теперь приходится всё это отменять, просить мира у Византии, у императора Юстина.

И Амалазунта понимала как регентша, что ни она, ни её сын не способны вести войну.

– Ваше величество! – обратилась она к сыну, вызвав к себе в кабинет, который раньше был кабинетом Теодориха. – Вы не будете возражать, если я буду писать императору Юстину письма от вашего имени?

С малых лет она называла сына «Ваше величество», чтобы приучить к такому обращению.

– Нет, не возражаю, ваше королевское величество!..

И от имени Аталариха она написала Юстину немедленно письмо, в нём каждое слово было пропитано горячим желанием сохранить мир любой ценой:

– «Я мог бы справедливо порицаться, если бы я искал в лестной манере Вашего мира, который мои родители, как известно, очень хотели. Фиолетовый разряд наших предков не делает нас настолько известными, ни делает и королевский трон! Поднимает нас так только Ваше могущество… Ненависть должна быть похоронена, а ярость погибнуть!.. Мой отец Евтарих был принят Вами! Вы знаете его, поэтому я ищу мир не как чужой, а как хороший родственник… Позвольте жить в мире нашему королевству, обязанному Вам во всём изяществе!.. В конце письма сообщаю, что направил послов к Вам, чтобы заключить договор дружбы, подобный старому договору, который Ваши предшественники заключили с нашим дедушкой!.. Ещё я прошу молитвы у епископа Виктория, чтобы король Небес простил нам грехи наши…»

Война висела в воздухе. «Ненависть» и «ярость» в письме отражали напряжённую атмосферу прошлых двух лет правления Теодориха.

Ей же, регентше Амалазунте, срочно был нужен мир. Специальная миссия состояла в том, чтобы отправиться в Константинополь, устранить разногласия и установить мир.