Текст книги "Василевс"

Просматривая книги, он наткнулся на книги Фелоксена.

– Я нашёл среди твоих книг его «Анаформу» и «Чин крещения»! – воскликнул он.

Он достал из стопки отобранных им толстых броских фолиантов в роскошных обложках две тоненькие книжки, скромные, незаметные по внешнему виду, без обложек.

Кесария согласно покивала головой.

Он же стал рассказывать ей подробности Константинопольского собора, состоявшегося пять лет назад.

– Собор вёл патриарх Мина. И там он чётко сформулировал позицию православных относительно монофизитов! И нас с тобой тоже!.. Для него мы, монофизиты, опасные еретики! Проповедующие две ипостаси Христа!.. Там же он произнёс анафему на главных вождей монофизитов! И в первую очередь на Севира!.. Через месяц же, в августе, император Юстиниан издал указ против Севира и его последователей!..

Он отложил в сторону, из общей стопки книг Кесарии, среднего размера фолиант в яркой кожаной обложке.

– Дорогая Кесария, ты хорошо знала патриарха Севира! А вот и его Октоих![101]101
  Октоих (греч. Octoechos – Осмогласник) – одна из главных богослужебных книг Православной Церкви.


[Закрыть] Здесь повечерия, утреня… Но меня больше привлекла его переписка с Сергием Грамматиком о двух естествах Христа!.. Самого главного, на чём мы, монофизиты, стоим и стоять будем, в отличие от халкидонских!..

Затем он стал с жаром рассказывать ей о своём монастыре в Амидской долине, о монастыре Святого Марона, как оказался там в детстве…

Сам город Амида расположен на правом берегу Тигра, его стены сложены из чёрного базальта.

На северо-запад от Амиды, через три римских мили, можно увидеть монастырь с высокой каменной стеной из бутового камня, крепко схваченного раствором из глины и щебёнки, залитой известью. Глухие дубовые ворота обычно закрыты. Хотя здесь, в монастырском обиходе, всегда были рады принять монахов, путешествующих по дорогам неведомо откуда и неведомо зачем.

Внутри монастыря сразу же бросается в глаза особенное расположение его построек. В центре находится столп, каменная естественная скала небольших размеров, на вершине которой сооружение, похожее на хижину бедного горца с одним маленьким оконцем и дверью из двух толстых досок, узкая и низенькая, так что входящему в неё поневоле приходится склонять голову. Это сооружение напоминает бочку Диогена, хотя называется кельей.

Вечером, когда подходит пора наставлений и бесед с юными послушниками, они собирались у этого столпа, и, расположившись вольно вокруг него, полулёжа или стоя, отдыхали после дневных трудов, ожидая наставника.

Наставник, святой Марон, старец-отшельник, одиннадцать лет провёл в дупле дерева. Затем, когда он поселился на этом столпе, к нему стали приходить люди со своими нуждами, селились вокруг столпа. И вот за тридцать лет место это обросло послушниками, превратилось в монастырь Святого Марона.

Он уже старец, седой, вылезал из своей кельи, садился на чурбак на его столпе и сначала спрашивал послушников, что было сделано ими доброго и полезного в этот день. Выслушав их, он уже затем начинал беседу с ними о богословских тонкостях, зачитывал на память из Писания, затем разъяснял смысл того, что заключено в Божественном откровении…

Когда же совсем стемнеет, он заканчивал беседу и удалялся в свою хижину.

Начиналась общая служба, послушники вставали рядами, а то и поодиночке, молились… Слышалось святое божественное пение…

В селениях же вокруг монастыря жизнь протекала совсем иная. В одном из селений, называемом Калеш, в домике из чёрного базальта, поселилась вот уже несколько лет тревога у молодой супружеской четы.

– Жена моя, Финона, перед Богом! – обратился к своей супруге Хаим, её муж. – У нас уже два сына умерли от какой-то неведомой болезни, не дожив и до трёх лет! И вот то же происходит с нашим третьим сыном!.. Смотри, он уже совсем посинел, тяжело дышит, вот-вот с ним случится то же, что и с теми!.. Должно быть, мы погрешили что-то перед Богом!.. В монастыре «Воздержанного» живёт святой старец, столпник Марон, наш земляк!.. Надо отнести к нему нашего малыша! Может, он поможет молитвами!..

Финона согласилась с ним. Посадив утром на ослика своего двухлетнего малыша, они отправились в монастырь «Воздержанного». Помогая, сменяя друг друга, они довезли малыша до монастыря, постучались в ворота.

Их впустили в монастырь. Они стали рассказывать викарию, что привело их сюда.

– Ребёнок у нас умирает от неведомой болезни! Уже двое умерли до него!.. Просим святого Марона помочь нашему мальчику! – с плачем вырвалось у Финоны.

– Да, да! – повторял за ней её муж.

Викарий, родственник Марона, подойдя к столпу, рассказал старцу, с чем пришли просители.

Марон, выслушав его, велел ему накормить ребёнка чечевицей на монастырской кухне.

Посетителей отвели на кухню, поставили на стол чашку с чечевичной кашей.

– Покорми своего малыша! – сказал викарий Финоне.

Матушка Финона стала насильно заталкивать в рот уже полумёртвому малышу чечевичную кашу. Тот не мог уже ничего делать сам… С трудом скормили ему чашку чечевицы… Малыш обессилел от тяжёлого для него занятия жевать и глотать кашу, закрыл в изнеможении глаза. Его голова упала ему на грудь, и он так и уснул на руках матери.

Его осторожно перенесли и положили на лавочку тут же, на кухне.

Родители присели с ним рядом, стали ожидать, когда он проснется.

Малыш спал долго. Уже наступили сумерки, когда он проснулся, глянул оживлёнными глазами вокруг. Заметив мать, он попросил поесть…

Матушка Финона, обрадованная, накормила его снова чечевицей.

– Ну вот он и ожил, – добродушно проворчал викарий.

Финона со слезами на глазах стала благодарить его.

– Святой отец, до гроба мы теперь обязаны тебе! – воскликнула она так, чтобы слышно было отшельнику на столпе.

– Возьми его и иди! – откликнулся Марон на этот зов матери малыша. – Воспитывай его два года, а потом приведи ко мне, ибо теперь он мой сын, и не суждено ему умереть, прежде чем похоронен будет отец его!..

Родители посадили малыша на ослика и ушли из монастыря.

Прошло два года, и родители привезли своего малыша, именем Иоанн, в монастырь «Воздержанного».

Передавая его на попечение в новые руки, матушка Финона всплакнула, поцеловала сына в лобик.

– Ну, иди! С Богом! – передала она его викарию.

Иоанн был слабым болезненным ребенком. На всё вокруг он глядел большими впечатлительными глазами, серьёзно, не по возрасту.

– И быть ему «сыном Завета»! – сказал Марон со своего столпа.

Произнося над новеньким имя «сын завета», он указал этим пострижение новенького.

Один из монахов подготовил ножницы. Затем, когда Марон кивнул ему головой, он выстриг на макушке Иоанна маленький кружок. В этот же день постригли, как «сынов завета», ещё новеньких мальчиков, недавно поступивших в монастырь.

– Был там и мальчик из соседнего села Бет-Марга, звали его Мара, – сказал Иоанн Кесарии. – С ним мы сразу же подружились!..

– Да, Иоанн, тебя в младенчестве принял Иисус Христос в свои божественные руки! – сказала Кесария, когда он закончил свой рассказ. – Ты прочитай у Филоксена «Анаформу» и «Чин крещения»… А также тринадцать поучений о христианской жизни и христианском характере!.. И обрати внимание: какой у него изящный слог!.. Это не какой-то там Флавиан, патриарх Антиохийский, которого они, монахи, во главе с Филоксеном, низложили на Сидонском соборе…

Кесария помолчала, затем перешла с чего-то на другую тему.

– Здесь моя душа находится в суматохе, и у меня просьба к тебе… Спасти мою душу, пойти тайно во внутреннюю пустыню, найти для нас место, в котором есть источник воды, взять с собой одну женщину-служанку и одного слугу… Там мы можем успокоиться вдали от суматохи и злых вещей этого мира, от людей, от которых я стремлюсь убежать…

Иоанн растерялся от такого предложения, стал успокаивать её.

– Вы старая и слабая женщина… Ваша природа недостаточно сильна, чтобы выдержать эти ваши мысли и вынести борьбу, на которую толкает вас душа… Советую бросить эти планы, удовлетвориться тем, что уехали из своей страны и своего дома, чтобы жить в монастыре, который вы построили…

Он с трудом успокоил её.

Уже стала подниматься заря нового дня. И они, уставшие от занимательной беседы, закончили её.

– Пора, Иоанн, мой брат во Христе! – сказала Кесария, сделав вид, что между ними не было размолвки от её предложения. – Ещё по чашечке шербета, чтобы не упасть от усталости, и разойдёмся!

Она ушла на кухню, вскоре вернулась, принесла две чашки, поставила на столик, за которым они сидели.

Приятный запах шербета волнами прошёлся по каморке, в которой они провели напролёт ночь, занятые беседами о религии, церковных распрях, раздирающих христианство на фракции, стремящиеся подняться над другими всеми возможными способами, не слишком-то щепетильными, вплоть до уничтожения соперников.

Иоанн простился с Кесарией и пустился в обратный путь до Константинополя. На этот раз он поехал морем, на лёгком грузовом судне. Своего ослика он продал, деньги заплатил хозяину судна, да ещё несколько кусков сушёной рыбы сунул в котомку, чтобы было чем заморить голод в дальней дороге.

Выйдя из Большой гавани Александрии, защищённой от моря косой Лохиада, хозяин направил судёнышко курсом на север, на остров Родос. И вскоре коса Лохиада исчезала из глаз на горизонте.

Хозяин судёнышка, лихой капитан, отважно повёл его курсом на север в открытое море.

Судёнышко шло под парусом, а то приходилось садиться за вёсла гребцам-рабам при встречном ветре.

В Родосе Иоанн поблагодарил капитана, сошёл в порту на берег и пошёл к монастырю монофизитов, как указал ему капитан.

Он нашёл монастырь. Настоятель принял его радушно, когда Иоанн сообщил, откуда он. Настоятель же подсказал ему, что в монастыре сейчас находится епископ Ифестский с несколькими монахами.

– Они из собора патриарха Феодосия…

Иоанну больше ничего не надо было, поскольку он уже наслышан был об этом епископе. Вскоре он познакомился с епископом, рассказал о себе, о гонениях на монофизитов «амидской тысячи»…

Епископ Ифестский выслушал его, поведал ему о том, что императрица Феодора отправила с миссией его сюда, в Малую Азию и провинции Востока: проводить здесь тайно хиротонию монофизитов. И он предложил ему примкнуть к его миссии.

– Дело это осторожное, тайная хиротония священников…

Иоанн с радостью согласился.

Они вместе прошли Асию до Эфеса, останавливаясь в городах и совершая посвящения почти на глазах властей. В Траллах они провели хиротонию монофизитов прямо в верхнем этаже храма, в то время как внизу шло православное богослужение: монофизитов ограждали бывшие в их среде знатные граждане. В Эфесе же священники были рукоположены ночью в западном приделе главного храма Апостола Иоанна. Во время этих богослужений Иоанн, будучи в сане диакона, держал Святые Дары, а епископ Ифестский благословлял и раздавал причащение.

В Эфесе они сели на корабль и направились в Палестину с той же миссией. Но там их захватила эпидемия чумы, которая, по слухам, появилась в Александрии, и быстро распространялась вдоль побережья на север Средиземноморья. И они ушли в Сирию, по пути останавливаясь в монастырях… От Сирии изо дня в день эпидемия, казалось, шла по их следам. И они, спасаясь от неё, прошли Киликию, Каппадокию, Галатию и Вифинию, охваченные той же ужасной и свирепой смертностью.

В Константинополе Иоанн первым делом бросился к своим друзьям: узнать, живы ли они… Столица предстала перед ним во всём ужасе дошедшей эпидемии. Улицы были завалены трупами, их не успевали убирать…

В одной из похоронных команд он, увидев громадного ростом лохматого, заросшего монаха, узнал «сына завета».

– Мара! – вскричал он, бросаясь к нему.

Тот же остановил его предупреждающим жестом:

– Не подходи!.. Это опасно!.. Как видишь, мы собираем трупы и увозим к захоронению!.. Освобожусь, тогда и встретимся!.. Дорогу в «монастырь сирийцев» ещё не забыл?.. Приходи туда вечером!

Он махнул ему на прощание рукой и двинулся с командой монахов по улице Меса с повозкой, в которую была запряжена лошадь. Монахи крючьями подхватывали трупы, валявшиеся на улице, затаскивали на повозку, и та, наполняясь, двигалась и двигалась вдоль улицы…

И вид этой процессии поразил Иоанна своей простотой, обыденностью происходящего, как будто на этой повозке везли какие-то чурбаки или бревна…

Вечером они встретились в «монастыре сирийцев», расположенном в трёх верстах от предместья Сики, в Босфоре, на выходе из залива Золотой Рог.

Мара снял с себя грубую верхнюю одежду, в которой занимался уборкой трупов в столице, развёл во дворе монастыря костёр, развесил рабочую одежду над огнём, чтобы она прокалилась.

– Ну, теперь пойдём в келью, – сказал он, оставшись в лёгком нижнем белье.

Келья у него оказалась просторной, с одним оконцем, глядевшим подслеповато на Босфор, видневшийся под горой, на которой стоял монастырь.

– Рассказывай, – велел Мара ему.

Иоанн рассказал всё, что произошло с ним в Александрии, как встречался там с Кесарией, она сообщила, что Фомы-армянина и Завта уже нет в живых. Как на обратном пути оттуда встретил епископа Ифестского, как отправился с ним по восточным монастырям, как проводили тайно хиротонию монофизитов по наказу Феодоры, как застигла их эпидемия чумы в Палестине, как уходили от неё…

– И вот пришли сюда, а здесь то же самое! – воскликнул он не удержавшись.

Слишком много за этот год выпало испытать всего.

У Мары за прошедший год новости оказались более скромными. Но он сообщил и печальную новость: «Стефан умер… Вот перед самым твоим приездом!.. Чума!..»

Они помянули нотария Стефана.

В конце этого вечера Мара предложил Иоанну, «сыну завета», остаться в этом монастыре:

– Можешь постоянно или временно!..

Иоанн согласился, хотя и знал свою слабость к бродяжничеству, как тонко подметила эту его черту Кесария в одной из бесед с ним.

– Так ты растрачиваешь себя! – прямо заявила она.

Жизнь в «монастыре сирийцев» протекала размеренная и даже скучная, несмотря на эпидемию в столице. Монастырь стоял в стороне от предместья Сики. И здесь всегда было уютно и тихо в зелени лесов, садов и огородов.

При поддержке императрицы Феодоры Мара построил здесь две большие гробницы, а между ними церковь. Всё это для погребения странников, которые окончили свои земные дни в Константинополе.

Но вскоре всё та же ненасытная чума прекратила всякую деятельность самого аскета и праведника Мары, когда-то такого же «сына Завета», как Иоанн. И Мара упокоился в одной из гробниц.

Глава 16. Крещение язычников

В один из солнечных тёплых апрельских дней Юстиниан предупредил с утра служанок Феодоры, что намерен сегодня переговорить с ней по одному долго откладываемому делу. И во второй половине дня он прошёл к ней в приёмную палату, что была рядом с её спальней.

Феодора уже сидела за столом и ожидала его. Он сел за стол напротив неё, справился, как обычно, о её самочувствии. Она в последнее время недомогала, жаловалась на бессонницу, а днём на головную боль.

Она ответила, что пока всё в порядке, ночью она хорошо выспалась, отдохнула.

Он помолчал…

– Дорогая, ты помнишь монаха, которого представил нам как-то диакон Стефан? – спросил он её.

– Да, помню…

– Как ты считаешь, можно ли доверять тому монаху?.. Ты пристроила его к своему делу, к своим монофизитам! И знаешь его лучше меня…

У него же было другое задание для этого монаха, монофизита Иоанна.

– А что тебе надо, дорогой? Что ты хочешь поручить ему?..

– Да то же, что и ты!.. Ты беспокоишься о монофизитах, хочешь привлечь больше верующих на их сторону!.. Я же думаю о том, что в империи, особенно в восточных провинциях, полно язычников, языческих храмов, их идолов, капищ!.. Для силы же государства, единого государства, должен быть один император, один закон, одна вера, один Бог!..

– Вызови его к себе, поговори с ним, предложи отправиться с монахами по языческим провинциям с проповедью монофизитов, – посоветовала Феодора. – Лучше монофизиты или диофизиты[102]102
  Диофизитство – признание в Христе двух сущностей: человеческой и Божественной. Глубоко отрицательное отношение к человеческой природе в то время было причиной того, что признание во Христе человеческого и после единения естеств представлялось монахам страшным оскорблением Христа, повторением хулы иудеев, которые говорили, что Он «есть человек и в творении равен Богу».


[Закрыть], чем язычники!..

– Да, в этом что-то есть! – согласился Юстиниан с ней, хотя и понимал, что этим только укрепится община монофизитов, её сторонников.

Он так и поступил: вызвал Иоанна во дворец, завёл с ним беседу о язычниках, сообщил ему всё, что знал о них.

– Их надо привести к христианству… И с этим делом может справиться тот, кто хорошо знает Священное Писание!..

– Подбери помощников, таких, которые не подведут в крайнем случае… Все дорожные расходы тебе будут оплачены. Получишь приличную награду по завершении миссии…

Император отпустил его, пожелав на прощание удачи в деле миссии.

Из столицы Иоанн выехал в первых числах сентября этого же 541 года. В эту поездку с ним выразил желание поехать и Кашиш, его друг по Амидскому монастырю. Поехали и монахи из «монастыря сирийцев» Мары в Сиках, а также из его родного монастыря Марона.

– Едем обращать в христиан язычников! – подтвердил их род обязанностей и Кашиш.

Это постоянно звучало у них, придавая уверенность и желание нести слово Божие заблуждающимся…

Они переправились через Босфор и поехали на осликах на юг, сначала во Фригию. Там, в гористой местности от Дарданелл до озера Туз, жили каппадокийцы, часть обитали на плато Конья и в бассейне реки Галиса, смешавшись с греками и сирийцами, заселившими частично и северные области Лидии.

В этих двух провинциях они сразу же столкнулись с сопротивлением жителей, не пожелавших расставаться со своими старыми богами.

Иоанн пригрозил им, зачитал указ императора.

– У нас прямое указание императора! Провести обряд крещения, приобщить вас к Божественной благодати христианства!.. Кто после крещения продолжит оставаться в прежнем языческом заблуждении, тот подвергнется смерти!.. Кто ещё не принял крещения, тем следует объявить о себе, прийти к святой церкви вместе с женами и детьми, научиться истинной вере христианской и, научившись, удостоиться спасительного крещения!.. Кто будет этим пренебрегать, тот лишится всего своего имущества, останется в бедности и будет подвергнут наказаниям!..

С этим царским указом Иоанн обошёл за год вместе со своими монахами Фригию, Лидию, Карию и Асию, заглянул во все глухие уголки в горах, проводя крещение язычников.

Через год он вернулся в столицу, сообщил императору результаты своей деятельности. Тот поблагодарил его за выполненную миссию.

– Теперь предстоит разрушить их старые капища и строить на их месте церкви и монастыри!.. На это выделяется достаточно средств!.. И тебе надо продолжить там начатое благое дело!.. Поезжай! Справишься!.. Успеха!..

Он пожал ему руку и отпустил его.

Уезжая из столицы, Иоанн не знал, что это дело с разрушением капищ и строительством церквей и монастырей затянется на много лет.

За год, что он с монахами исколесил азиатские провинции, они присмотрели, откуда начнут деятельность по разрушению капищ и строительству церквей и монастырей. А построить нужно было много. Это он обсуждал с императором, тот согласился с его доводами…

Со своей командой монахов Иоанн прямиком направился к городку Траллы. Там, в горной цепи Месогиды, что расположена между реками Меандр и Кайстр, был главный центр малоазийского язычества. И там, на южном склоне Месогиды, вблизи городка Траллы, было селение Дарира, где стояло большое языческое капище, служившее прежде центром громадной языческой организации четырех областей: Лидии, Асии, Фригии и Карии.

Иоанн со своей командой разрушил это языческое капище. Затем на его месте начали строить большой монастырь. Рядом с Дарирой построили ещё три монастыря: один выше её в горах и два ближе к долине. Кроме того, были построены монастыри и церкви всюду, где ещё гнездилось язычество в горах высоких и ущельях. Больше половины построек было произведено на счёт казны, остальные – на счёт новообращённых. К этому времени были присланы императором одежды для священников и книги, серебряные и медные сосуды для церквей.

– Ну, Иоанн, я помог тебе в этом задании императора, – начал как-то раз Кашиш, когда они закончили строительство большого монастыря в Дарире. – Теперь нам пора и расстаться!

– Что с тобой? Уж не болен ли? – удивился Иоанн. – У нас здесь ещё столько дел, невпроворот!..

Он как-то раньше не обращал внимания на него, своего приятеля по изучению Писаний старцев, который беспрекословно следовал за ним.

– Тянет меня, тянет странствовать!.. В даль тянет!.. Устал я сидеть на одном месте! Устал!..

Руки у него упали, как будто от непосильной работы.

– В Египет пойду, затем в Рим!

Иоанн собрал монахов и старцев.

– Вы, первые старцы, первые строители здесь монастырей! – обратился он к собранию, любовно называя их так, опасаясь, чтобы они, по примеру Кашиша, не разбежались. – Наш брат Кашиш просит отпустить его в Египет! Как смотрите вы на это?..

Монахи и старцы не стали удерживать Кашиша.

Иоанн простился с Кашишем на следующий день. Он обнял его, сказал, что для него всегда будет место в «монастыре сирийцев» в Сиках, в предместье Константинополя.

Кашиш в ответ пробурчал что-то, закинул за спину тощую котомку, сел на своего ослика и, наддав ему по бокам пятками, запылил к горной речушке, которая шумела неподалёку от селения Дарира. По тропинке вдоль этой речушки можно было спуститься до реки Меандр, а там по дороге, что идёт вдоль той реки, обычно добираются до селения Милет, до моря, где можно сесть на галеру, плыть в неизвестность.

Он же, Иоанн, продолжил заниматься с монахами и старцами строительством монастырей и церквей здесь, в Асии и Карии. Дел было ещё на много лет вперёд. Почти каждый год он ездил в столицу с отчётами о проделанном, как велено было императором.

Монахи, приехавшие с Иоанном, остались с ним в его миссионерской деятельности. Время шло, первые старцы начали умирать от старости, но на смену им приходило новое поколение.