Текст книги "Василевс"

Глава 15. Монастырь Марона

На азиатском конце Византийской империи разворачивались свои, особенные поиски божественного в человеке.

Весной 533 года, в марте месяце, в Амиду, в подгородный монастырь Иоанна Амидского, называемый также Ортайский, пришло к настоятелю монастыря, архимандриту Аба, письмо из Константинополя. Когда он прочитал его, то забеспокоился. В письме императрицы Феодоры было распоряжение прислать в столицу диакона Стефана. О нём императрица была наслышана самых добрых отзывов как о нотарии с выдающимися риторскими способностями.

Настоятель забеспокоился не оттого, что сама императрица проявила интерес к ритору Стефану, так как широко известно было, что Феодора обласкала монофизитов, сама исповедуется у них, появилась большая община их в столице, граждане толпами ходят слушать их проповеди… Забеспокоился же он оттого, что сейчас, после вызова Стефана в столицу, начнётся бегство других монахов из монастыря, в том числе и приятелей Стефана: Фомы-армянина, Завта и того же Иоанна из местечка Калеш.

Однако он не стал умалчивать о письме императрицы и сообщил о нём монастырской братии перед дневной трапезой.

Этим же вечером, после молитвы, Фома, Иоанн из Калеша и Завт собрались в келье у Стефана.

– Ну, брат, повезло же тебе! – обнял Фома диакона Стефана. – Сообщи там императрице, какие гонения здесь, в Сирии, на монофизитов! Чтобы знала она, заступница наша, что наступают и на её веру-то!..

– Ну, ты уж совсем думаешь, что его вызывает она для этого, что ли! – рассмеялся Завта, весельчак из них.

Иоанн же взирал скорбными глазами на своих друзей, предчувствуя, что остаётся здесь один. Он привязался к ним, к Стефану и особенно к Фоме. С нотарием Завтом ему было сложнее. Тот балагур, поэтому характерами они резко отличались. Он же, Иоанн, воспринимал жизнь глубже и трагичнее.

Пришёл на эту прощальную беседу и новый друг Иоанна здесь, в Ортайском монастыре, Кашиш, такого же возраста, как и Иоанн. Их свела вместе тяга к книгам, как только они поступили в этот монастырь. Они сразу же начали чтение Писаний, сочинений старцев…

Кашиш, войдя в келью, в которой шла веселая перепалка, скромно присел на лавочку рядом с Иоанном и стал слушать собратьев.

В этот вечер, как и предвидел настоятель, Фома и Завт решили тоже пуститься в дальнее путешествие.

– В Египет! – резко высказался Фома, когда Иоанн спросил его, куда он намерен перебраться отсюда. – На место прежних наших аскетических подвигов. Завта едет тоже со мной!..

– Я провожу вас! – испугался Иоанн, что в этом ему будет отказано. – Хотя бы до Антиохии!..

Но его друзья с радостью приняли это.

– Оттуда уже ты, Стефан, можешь добраться на корабле до Константинополя! – торопливо заговорил Иоанн, с любовью глядя на приятелей. – А вы до Александрии! – кивнул он головой Фоме и Завту…

Настоятель монастыря не стал возражать, когда Иоанн спросил у него разрешения на эту поездку, чтобы проводить друзей.

Его же приятели, Стефан, Фома и Завт, были из другого монастыря, из монастыря Мамы, поэтому, как вольные люди, имели полное право ехать куда захотят. Это не запрещалось монастырскими уставами.

До Антиохии их компания добиралась обычным способом, на осликах. И в пути много было у них бесед у костра по вечерам или в попавшемся по дороге монастыре, где они останавливались на ночь в местах, когда опасались разбойников и волков.

В Антиохии друзья присмотрели на пристани торговые суда: Стефан – в Константинополь, а Фома и Завт отправлялись на юг, до Египта.

Они обнялись и разошлись в разные стороны.

Вернувшись в свой Ортайский монастырь, Иоанн вскоре заскучал без друзей. Так сильна была привязанность его к своим собратьям, с которыми расстался недавно, что он почувствовал пустоту без их общества. Его тянуло снова послушать Фому, как страстно тот рассказывает о собирании книг старцев и с этой целью уже ездил в Александрию. Или побеседовать с тем же Завтом о придуманной им необычной форме аскетизма…

Помучившись какое-то время, он пристал к настоятелю, к братии, чтобы отпустили его к Фоме.

– Аба, прошу, умоляю! Отпусти меня к Фоме! В Египет!..

Но Аба, как и братия, был непреклонен. И прошло достаточно много времени, прежде чем они сжалились над ним.

И он отправился в путь всё так же на своём ослике. Через месяц он въехал, наконец-то, на ослике за стены Александрии.

В первом же монофизитском монастыре, куда он сразу же зашёл, пустившись на поиски своих друзей, ему подсказали монастырь, где приютились епископы, изгнанные из Сирии. И он пошёл по указанному адресу, затем зашёл по другому адресу. Вскоре он уже знал несколько монофизитских монастырей, а через это ему сообщили и о патриции Кесарии, о её переписке с патриархом Севиром.

Ему даже подсказали, как найти Кесарию.

– Ты найдёшь её в районе Еврейского квартала! У неё там домик! Может быть, она живёт там и сейчас!..

А когда он сказал, что он из Ортайского монастыря, до того же скрывался во время гонений с «тысячей» амидских в горах, монахи наперебой стали сообщать ему всё о Кесарии:

– Там у неё есть библиотека, и ты отдохнёшь душой, читая сочинения наших старцев!.. Тех, которые не приняли халкидонские извращения природы Христа!..

Кесарию он нашёл дома, где ему подсказали, в глухом местечке за стенами города, вблизи был монофизитский монастырь.

– Мой любезный Иоанн, брат во Христе! – обратилась она к нему, когда он представился. – Весьма признательна за визит ко мне!..

Он сообщил ей, что ему дали её адрес: может быть, она знает, где сейчас здесь, в Египте, изгнанные из Сирии монофизитские епископы.

– Больше же меня беспокоит, где осели мои братья во Христе, Фома-армянин и нотарий Завта из Ортайского монастыря!.. Их я не видел уже два года!.. И братия отпустила меня к ним!..

Кесария посоветовала ему искать их в Ливийской пустыни.

– Там, в области Мендис, близ монастыря Святого Мины, поселились выходцы из сирийских монастырей, – сообщила она. – Они бежали от гонений!..

Он поблагодарил её за любезный приём и это сообщение о сирийских монахах.

Затем он обратился к ней ещё с одной просьбой:

– Сестра во Христе, дорогая Кесария! Я слышал от многих монахов здесь, в Александрии, о твоей библиотеке, что она огромная!.. Я же страстно желаю посмотреть её и при возможности ознакомиться с содержанием некоторых книг!.. Этим я увлекаюсь с детства…

Она охотно разрешила ему пользоваться библиотекой, пояснила, что это за собрание книг.

– Это писания сирийских и египетских старцев… Есть и персидских, но тех немного…

Иоанн поблагодарил её за эти пояснения.

Когда же он просмотрел библиотеку, то у него с Кесарией невольно вылилась беседа о том, что затронули авторы, полемизируя в древних сочинениях… И они в течение нескольких ночей вели беседу о христианских мыслителях, о страстях душевных и о помыслах…

– Любезная Кесария, из всех сочинений меня особенно поразила жизнь, скитания и гонения Евсевия из Кесарии!.. Твоего земляка!.. Гонения на христиан того времени императором Диоклетианом! Памфил же, брат во Христе Евсевия, был казнён!.. И вот труд Евсевия «Апология»! – взял он из стопки книг известное сочинение Евсевия в защиту Оригена, показал собеседнице.

Это был тонкий фолиант, написанный от руки, в старом кожаном переплёте, уже изрядно затрёпанном за два века, после того как над ним трудился его автор.

Посмотрев внимательно на Кесарию, он продолжил:

– Печальна была судьба первых христиан!.. Евсевий же, после того как его выпустили из заключения, вскоре стал епископом Кесарии Палестинской!.. Уже в правление императора Константина!..

Она выслушала его, помолчала.

– У меня нет его «Истории христианства»… Но у него это история, а не борьба за чистоту веры!.. Дорогой мой брат во Христе! Ты посмотри-ка лучше, что пишет епископ Феодорит Кипрский про еретиков, про борьбу с ними!.. Он относит к еретикам в первую очередь монофизитов, нас всех, и тебя тоже!.. Ты для него еретик, враг православия!.. На втором Эфесском соборе[95]95
  449 г. от Рождества Христова.


[Закрыть] он активно выступал за ортодоксальное Никейское учение! Был низложен на том же соборе!.. Восстановлен только после победы Халкидонского собора… Вот так же поступает сейчас император Юстиниан!.. Феодора-то!..

Тут она замолчала, опасаясь, видимо, что-то говорить об императрице.

Иоанн так и понял её. Чтобы рассеять все её подозрения, он кратко сообщил, что шесть лет назад его посвятил в сан диакона епископ Телльский Иоанн.

– Он путешествовал по Востоку. И тайно совершал хиротонию[96]96
  Хиротония – посвящение.


[Закрыть], поскольку император Юстиниан запретил монофизитам делать это… Тогда Амидские монастыри послали к нему для посвящения в дьяконы многих моих собратьев по вере, в том числе и меня…

Беседа пошла слишком пристрастная, можно было навлечь на себя обвинение еретиком, если кто-нибудь услышит то, о чём они говорили…

Иоанн простился с ней и отправился на поиски своих друзей, куда советовала Кесария.

Его путешествие вглубь Ливийской пустыни отняло у него много времени и сил. Но наконец-то он натолкнулся в области Мендис на неказистое строение из глины и камня и увидел подле него Фому и Завта.

– Братцы! – воскликнул он, с трудом узнав в загорелых до черноты своих друзей по монастырским скитаниям в прошлом.

Они обнялись.

– Что вас занесло-то сюда? – сыпал и сыпал вопросами он на Фому и Завта…

Те едва успевали отвечать ему…

– А что это? – спросил он Фому, показав на это строение из глины и камня.

– Монастырь Святого Мины!.. А наши-то, сирийские, поселились неподалёку от него!.. Вон глянь туда! – задорно стал показывать Фома достопримечательности голой пустыни, погружённой в глубокий сон.

Там, куда он показывал, возвышалось ещё такое же убогое строение.

Иоанн, мельком глянув туда, стал с интересом и в то же время с недоумением разглядывать своих друзей.

Те были одеты в какие-то балахоны.

– Вы похожи сейчас на ихидайэ[97]97
  Ихидайэ – по имени подвижника Симеона Ихидая, жившего близ Амиды.


[Закрыть]!.. Ха-ха!.. Что случилось, что вы так низко пали!..

Фома и Завт не дали ему злословить дальше, подхватили его под руки, кто-то из окружающих монахов схватил уздечку его ослика, и так все гурьбой потащились к монастырю.

Погостив две недели у друзей, он простился с ними и уехал в Александрию, а уже оттуда через два месяца в Сирию, в свой монастырь.

Но в Ортайском монастыре он не задержался, поехал в Константинополь. И там он нашёл своего старого знакомого Зоара из монастыря Файтар, расположенного на правом берегу реки Каллат, на границе с Персией. Туда его занесла всё та же тяга к скитаниям ещё в пору гонений императором Юстином на монофизитов, на их монастырь Марона.

– Зоар, ты ли это, мой брат во Христе! – воскликнул он, увидев знакомую физиономию своего друга, окружённого, как обычно, учениками.

Зоара тоже обрадовался ему, отпустил своих учеников, потащил его к себе в общину, где устроился с монахами из монастыря Файтар.

– Мы живём в большом имении императрицы в Сиках, на другом берегу Золотого Рога! – объяснял он ему по дороге на пристань в заливе.

Затем он с восторгом стал рассказывать ему о наплыве монофизитов из Сирии, из других азиатских провинций империи, казалось, заполонивших все уголки столицы.

– Особенно много наших во дворце Вуколеонт[98]98
  Дворец Вуколеонт – укреплённый замок, входит в состав Большого дворца, расположен на берегу Пропонтиды в миле от ипподрома.


[Закрыть]!.. Там их содержит на свой счёт императрица Феодора!..

За разговором они не заметили, как вышли за крепостные стены столицы, спустились на берег залива как раз в том месте, где находился порт, а у причала стояли суда для переправы через залив в пригород Сики.

Они переправились через залив и вскоре уже были в общежитии монахов, которых привёл сюда Зоар специально, чтобы они рассказали Юстиниану и Феодоре о гонениях на монофизитов.

Переночевав у Зоара в общине, Иоанн на следующий день переправился через залив обратно в город и пошёл во дворец Вуколеонт. То, что он увидел там, удивило его и в то же время шокировало… Несколько сотен монахов оккупировали дворец и превратили его в пустыню отшельников: здесь всюду властвовала борьба аскетов с плотью, ненавидевших природу человека… Вон там кучками держатся привычные к монашескому общежитию, всю срамоту свою явно выставляют напоказ… А вон какие-то скрываются за занавесками и ширмами… То, видимо, аксенайэ[99]99
  Аксенайэ – первые тайные монахи, подолгу жили рядом с братией, скрывали иногда не только своё имя, но и монашеский чин под мирской одеждой.


[Закрыть]…

Но диакона Стефана во дворце Вуколеонт не оказалось. Потолкавшись среди этой странной толпы, он узнал, что Стефан живёт на иждивении Феодоры в отдельном доме, недалеко от дворца императора.

Вскоре он уже был у Стефана в его домике. Стефан не ожидал увидеть его и сначала даже немного растерялся. Его домик тоже оказался набит монофизитами из разных уголков империи, как сразу же понял Иоанн, когда увидел их, с горящими глазами, ищущих в жизни что-то сокровенное.

Они обнялись…

Иоанн не был намерен устраиваться во дворце Вуколеонт, уже зная, что за общество там собралось. И он попросил Стефана найти жильё, которое подходило бы ему.

Стефан тут же предложил ему жить у него в домике.

Иоанн согласился.

На следующий день он снова встретился со Стефаном. Тот коротко рассказал ему, какая ситуация сейчас здесь, в столице, с их движением монофизитов. В его рассказе тоже мелькнули, как и у Зоара, нотки торжества их, монофизитов.

Затем Стефан внимательно выслушал Иоанна о его путешествии в Египет, об их приятелях Фоме и Завте, как они там живут, о Кесарии, о сирийских епископах, бежавших туда.

При этом Иоанн невольно сравнил, как живёт Стефан и что он увидел там, в Египте, у Фомы и Завта.

– Я представлю немедля тебя императрице! – заторопился Стефан, выслушав его рассказ. – Тебе есть что сказать ей в связи с этой поездкой в Египет!..

Встреча же с императрицей, как обещал Стефан, сорвалась, пришлось ждать очередного приглашения во дворец, когда понадобится для чего-нибудь Стефан.

Но случилось непредвиденное: императрица сама явилась во дворец Вуколеонт принять благословение от ветхих днями старцев…

После этого, когда выдалась свободная минутка, Стефан представил его императрице, сказал несколько слов о его любознательности в вопросах веры.

– Он ездил в Египет… Встречался в Александрии с Кесарией-патрицией и сирийскими епископами, монофизитами, вынужденными спасаться там от гонений со стороны патриарха Мины!..

Многозначительно сделал он паузу, чтобы Иоанн сам разговорился с императрицей.

У Феодоры же, когда Стефан упомянул Александрию, на лице мелькнула тень замешательства и тревоги… Затем, справившись с волнением, она с интересом взглянула на Иоанна, нового для неё монаха, не похожего на отшельника, с ярким блеском в глазах, ещё жадного до новизны.

Сказав несколько незначащих слов ему, она торопливо простилась с монахами, монофизитами, плотной толпой обступившими её, и покинула дворец Вуколеонт, всё так же в сопровождении приближённых к ней дам и служанок.

Вечером Стефан, когда они остались с Иоанном на минутку одни в его домике, сообщил ему о том, что с Александрией, Египтом, у Феодоры связаны неприятные воспоминания о прошлом… При этом он, понизив голос и оглянувшись, нет ли поблизости какого-нибудь монаха, шепнул Иоанну, какое это было прошлое: «Там, в Александрии, она вела распутную жизнь… У неё остался там сын… О нём она не хочет ничего знать. И даже Бог не спасёт того, кто хоть словом обмолвится о том…»

После этого визита Феодоры приходил и сам император Юстиниан несколько раз в Вуколеонт, также за благословением старцев. При этом он часто беседовал не только со Стефаном, но и с иными «восточными», среди которых были те же экзотические ихидайэ, тот же Зоар-столпник, отшельники. Он удивлялся их сонмищу и даже увлекался многими из них, оказывал им доверие и расположение.

Из столицы, попрощавшись со Стефаном, Иоанн уехал через год в свой Ортайский монастырь. И там его захватил новый поток гонений на монофизитов, который развязал патриарх Антиохийский Ефрем. От патриарха прибыли в монастырь на переговоры его доверенные, стали убеждать монахов принять положения Халкидонского собора. Выслушав посланцев патриарха, монахи дали им отрицательный ответ, затем, когда те уехали обратно к патриарху, монахи решили спасаться бегством: разбились на отряды по десять человек. Во главе одного такого отряда принял на себя руководство Иоанн. И он увёл свой отряд в горы Кархэ на Евфрате в монастырь «Орехов» близ селения Абдегир… Была зима, в горах было холодно и голодно, они питались подаянием, с трудом построили себе хижины… И так провели зиму…

Затем они перешли в монастырь «Тополей», там жили какое-то время. Но и там их не оставили в покое. Тогда они переселились в провинцию Клавдию, в монастырь «Келий»… После нескольких лет скитания по монастырям и жизни в горах Иоанн покинул Амидскую долину и уехал в Константинополь.

Он снова заглянул во дворец Вуколеонт, надеясь встретить там Стефана.

Самое же неожиданное ждало его там: он увидел своего духовного отца Абу, настоятеля из Ортайского монастыря. Он подошёл к нему, почтительно склонил голову, поздоровался… Тот, уловив вопрошающий взгляд его, ответил, что бежал сюда от гонений, сказал несколько слов о собравшихся здесь монахах, показав широким жестом на тех, не выделяя никого из них.

Иоанн спросил его о диаконе Стефане, но Аба только развел руками: «Я давно не видел его!»

Тогда Иоанн прямо пошёл к Стефану в домик, что стоял близ императорского дворца.

Стефан обрадовался его появлению, они обнялись.

– Теперь будешь жить в поместье патриция Проба! – сразу же огорошил Стефан его. – Ты знаешь такого?

– Только слышал о нём!..

– Проб – племянник императора Анастасия! Монофизит ещё старой закваски! В последние годы Анастасия руководил церковной политикой! При нём же выдвинулись Севир и Фелоксен! С его помощью!..

Он помолчал, отдавая знак уважения покойному императору, затем продолжил дальше говорить о патриции:

– Так вот, Проб уступит тебе домик в поместье. Но домик не пустует, там временно живёт сейчас епископ Бет-Аршамский Симеон!.. Занятный человек! – с восхищением воскликнул Стефан. – В Персии, откуда он родом, он получил прозвище Персидский Спорщик!.. Прославился своими диспутами с несторианами!.. Не советую тягаться с ним в этом!.. Проиграешь!.. Лучше слушай его, мотай на ус, что он говорит!.. Полезно будет!..

– А что он делает здесь? – спросил Иоанн.

– Он приехал к Феодоре, просить письмо к персидской царице с ходатайством: помочь там монофизитам!.. Их там, в Персии, сживают с белого света несториане!..

Пожелав ему хорошо устроиться у Проба, Стефан попрощался с ним и пошёл по своим делам. Отойдя от него с десяток шагов, он остановился и обернулся.

– Да, ещё, чуть не забыл! – крикнул он ему. – Он, как племянник Анастасия, под большим подозрением у Юстиниана, как бывший претендент на престол!.. Его братьев-то, Ипатия и Помпея, убили за это во время мятежа «Ника»! К этому руку приложил и Велисарий!.. Непонятно, почему Проб-то до сих пор жив!.. Так что ты будь там осторожнее!..

Он махнул ему на прощание рукой и своей быстрой деловой походкой заспешил куда-то.

Иоанн нашёл поместье Проба в центре столицы, представился хозяину.

Тот оказался уже в годах, седой, с такой же седой бородкой, загорелый, мускулистый, подтянутый и серьёзный.

В этот же день вечером Иоанн увидел и епископа Симеона, тот вернулся из дворца Вуколеонт. Епископ оказался уже в преклонных годах, доброжелательный, тактичный, забавный, с юмором. Но, похоже, был чем-то болен, так как под глазами темнели большие мешки и его мучила одышка.

В этот вечер Иоанн разговорился с ним, не в силах пройти мимо человека, не побеседовать с ним, если тот понравился ему. Их беседа затянулась за полночь, также как с Кесарией.

Иоанн был в восторге от такого собеседника, глубоко разбирающегося в тонких богословских спорах.

На следующий день Стефан заскочил к Иоанну в гости в имение Проба.

– Я совсем забыл! – начал он восторженно в своей манере. – Здесь, вблизи столицы, уже два года как живёт твой земляк! Мара из соседнего села Бет-Марка!.. Он бежал из Египта от гонений на монофизитов! И туда докатились они!..

– Где же он?! – обрадовался Иоанн.

Стефан рассказал, что Мара приехал специально сюда, чтобы сурово обличать императора из-за гонений на монофизитов. Юстиниан и Феодора приняли его, были в восторге от его громадного роста и силы, грубых, но ярких и проникновенно справедливых речей… Одетый неприглядно, в тряпки, шкуры с шерстью, босой, он выглядел странно во дворце… Так что удивился даже Юстиниан, обещал, что он сделает для него всё, что он пожелает…

– Но Мара отказался от какой-либо помощи, предложения остаться во дворце для спасительных бесед с той же Феодорой… И куда-то исчез!..

– Да где же он? – вскричал Иоанн.

– Он отправился в предместье Сики, там жил сначала на горе среди гробниц! Затем поселился близ церкви Святого Маманта на вилле. Там он устроил пристанище для восточных монахов, «монастырь сирийцев»… Церковь стоит на самом берегу Босфора, а монастырь – выше её на горе…

Иоанн на следующий же день отправился на встречу с Марой, на другой берег Золотого Рога.

Мару он нашёл без труда в его монастыре.

Он не видел своего земляка, когда-то такого же «сына Завета», со дня смерти старца Марона, уже шесть лет.

И вот сейчас, увидев его, своего друга детства, Мара сграбастал его, прижал к груди, оторвав от земли, и чуть не задавил его, щуплого и маленького ростом, в своих медвежьих лапах.

– Ох, как же я соскучился-то по тебе! – загудел он трубой у самого уха Иоанна.

От такого объятия у Иоанна перехватило дыхание.

– Пусти, задавишь ведь! – вскричал он.

Мара опустил осторожно его на землю, всё ещё не веря, что это он, друг детства, тоже «сын завета».

Когда прошли первые минуты встречи, они рассказали друг другу, что произошло с ними за эти шесть лет, полных скитаний и опасностей.

Мара, как и Иоанн, покинул монастырь после смерти старца. Но его, в отличие от Иоанна, забрали из монастыря домой родители, собирались женить. Но он ушёл из дома, ушёл в горы Тавра, в верховья Тигра, в монастырь Сурту. Поблизости от того монастыря он нашёл отшельника Павла, тот жил в сталактитовой пещере, та завывала голосами демонов, наводя ужас на окрестных жителей. Но Мару это не испугало, он просил разрешения у старца поселиться рядом с ним, чтобы обучаться у него. Тот дал ему ряд наставлений монашества. И Мара остался с ним, подражая его методам, весь ушёл в труды: голодовки, молитвы, длительные богослужения, поклоны, коленопреклонения, воздержание, строгость во всём, только один час отдыха ночью… И даже святой старец, видя его труды, порицал его, убеждал остановиться в его трудах над своим телом…

И как-то однажды Иоанн и с ним ещё несколько монахов пришли к святому старцу за благословением, а также посетить Мару. И там он понял серьезность того, что делал Мара. Понял он также, что старец прав, порицая Мару за то, тот уже превысил границы умеренности в контакте со своим телом… Была зима, суровая, в горах лежал снег высотой с человека. Мара же выходил в горы без верхней одежды, не имел ничего на ногах, разгребал ногами снег, кровь текла по его ногам, но он даже не обращал на это внимания. Он набирал огромную связку дров, приносил в хижину, в которой жил вместе со старцем рядом со сталактитовой пещерой.

И когда Иоанн указал ему на это, как и старец Павел, Мара чуть не с плачем стал изливать ему свою душу:

– Прости меня!.. Тело не получило то, чего заслуживает неповиновение его высокомерного поведения против души! И я ещё не сделал к этому что-нибудь равное моим грехам и недостаткам в моей душе, которые провоцирует тело!.. Но я ищу новые средства привести моё тело в подчинение…

Иоанн и с ним монахи из его десятка ушли от старца и Мары.

Мара же через пять лет закончил обучение у отшельника Павла. Но к нему всё ещё приставали его родители, его семейные. Из-за этого он решил полностью удалиться от них, от всех знакомых, попросил молитву и отпуск у блаженного Павла и уехал в Египет… И там он занялся прежними трудами: ходил по пустыне, по святым, находил прибежище у отшельников, просил у них молитвы, наблюдал их методы, подражал их трудам настолько, что после отдался жизни отшельника в одной из пустынь, удовлетворяя свои нужды работой только своих рук, как и при жизни у старца… Новые гонения на монофизитов прервали его жизнь отшельника: он пошёл, как всегда пешком, в столицу, в Константинополь, чтобы высказать наболевшее императорской чете…

– Феодора стала упрашивать меня остаться во дворце, – продолжил свой рассказ Мара.

Но когда она поняла, что он не будет выполнять её пожелания, она приказала казначею принести полтора кентинария[100]100
  Кентинарий – 32,4 кг.


[Закрыть] золота, думая, что этим она смягчит его и заставит уступить её просьбам.

Золото принесли, она предложила его ему:

– Можете разделить между бедными!..

Мара пристально взглянул на неё, затем схватил сумку с золотом и отшвырнул её одной рукой так далеко от себя, как будто сумка была с яблоками.

Придворные ахнули, поняв, как он силён.

– Ваши деньги – это погибель! Вы хотите ими соблазнить меня!..

Он повернулся и ушёл из дворца.

Феодора осталась в растерянности и страхе… Придворные же шушукались, тоже напуганные оттого, что увидели. Эта история быстро распространилась по всему городу.

Мара же вышел за стены города в районе Влахернской стены, обогнул Золотой Рог по суше, прошёл до пригорода Сика. В трёх милях за ним, на берегу Босфора, где стоял монастырь Святого Маманта, он поднялся на гору, там было кладбище, и он устроил там себе временное жилье, хижину.

Феодора стала искать его. Когда же ей доложили, что он живёт в горах, на другой стороне Золотого Рога, она послала придворных, чтобы передали ему, что она просит прощения за историю с золотом, но если у него есть потребность в чём-то, то он получит всё, чего бы ни пожелал.

Придворные с трудом нашли его, потому что Мара постоянно передвигался с места на место… Они передали ему запрос императрицы.

Он же послал ей сообщение через них: «Не думайте, что вы обладаете чем-нибудь, в чём крепостные Бога нуждаются, кроме религии».

Придворные вернулись, передали императрице слова отшельника, но она послала их снова. И Мара был вынужден удалиться в другое место. Но они снова обнаружили его, поскольку много людей приставали к нему, чтобы получить молитву, а через них становилось известно, где он находится.

На зиму он устроил себе хижину на одной из горных вершин, чтобы провести мирно зиму.

Однажды ночью десяток грабителей окружили его хижину, напали на него, схватили, чтобы связать. Но он, будучи сильнее их, отбросил их, как будто больных и замученных.

– Нет, мои сыновья, не теряйте вашу душу! – стал он говорить им. – Что вы ищете у бедного человека?..

– Если ты не дашь нам золото, которое императрица посылает тебе, то мы убьём тебя сразу! – услышал он от них.

– Подумайте, мои сыновья, ко мне никакое золото не посылала ни императрица, ни кто другой! Если бы я хотел золото, то я не жил бы здесь!..

В ответ один из разбойников подскочил к нему и нанёс удар деревянной дубиной… Остальные окружили его, стали вытягивать мечи из ножен…

Мара понял, что они хотят на самом деле убить его. И он не стал дальше уговаривать их, выдернул деревянную дубину из рук того, который ударил его, захватил его волосы одной рукой и бросил лицом вниз… Подбежал другой, с мечом, но он остановил его ударом… Затем он схватил его и бросил на его компаньона, затем третьего, четвёртого… Остальные стали разбегаться… Он побежал за ними, настиг ещё троих, и каждого, которого он поражал ударом, он связывал. Справившись с семью из них, он возвратился с ними к хижине, поставил их в ряд, собрал их мечи и деревянные дубины, положил в стороне.

– Я же просил вас, моих сыновей, говорил: оставьте меня в покое! – стал он иронизировать над ними. – Почему вы ищете у бедного человека? И я был обеспокоен, что вы не выполняли мое требование… А теперь, мои сыновья, отдыхайте и ведите себя тихо до утра!..

Налётчики, связанные и опозоренные, начали умолять его, чтобы освободил их и был милосердным.

Но Мара стал наставлять их: «Учитесь никогда не доверять вашей храбрости, не презирать и смотреть свысока на бедного человека»…

И так, наставляя их, он продержал их до утра. Утром к нему приехали придворные от Феодоры. Увидев, что здесь произошло, они решили доставить налётчиков префекту столицы.

Но Мара не согласился с этим. Он освободил бы их и, после поучений и наставлений, велел бы удалиться… Под этот шумок трое из разбойников сбежали…

Мару после этого случая никто больше не беспокоил. Он ходил по этим горам, собирал дикие травы, удовлетворяя свои потребности. Однажды он увидел виллу, которая подходила для жизни отшельника. Он поговорил с одним из придворных Феодоры, и тот купил эту виллу у другого придворного за 670 драхм и подарил Маре. И теперь Мара стал сеять и пожинать на этой вилле хлеб и другие растения для своих нужд. Вскоре его вилла превратилась в пристанище для восточных монахов, «монастырь сирийцев».

Иоанн же рассказал другу о своих странствиях в другие монастыри в Амидской долине, затем в тот же Египет.

* * *

Азиатские провинции Византийской империи охватила горячка христологических споров, они вылились в ожесточённые схватки.

Весной 541 года Иоанн из Калеша снова покинул Константинополь и пустился в путешествие всё туда же, в Александрию, чтобы увидеть ещё раз Фому и Завта.

И в первую очередь он встретился там с Кесарией.

– Они оба уже умерли, Фома и Завт! – сразу же сообщила ему Кесария.

Она, в общем-то, не изменилась за пять лет с последней их встречи.

Сообщила она ему ещё, что Севир умер четыре года назад.

– Фелоксен Маббогский был рукоположен в епископы вперёд Севира, – стала рассказывать она более подробно ему о знаменитом вожаке монофизитов. – Затем Фелоксен присутствовал на соборе, где его сторонник Севир был рукоположен в патриархи Антиохийские… Когда стал императором Юстин, сменивший Анастасия, то он высказался за изгнание епископов, которые отказались признать положения Халкидонского собора. Среди тех епископов были Севир, Фелоксен, Пётр Анамейский… Севир бежал сюда, в Александрию! Пока здесь на монофизитов не было гонений, они были в безопасности. Но теперь всё изменилось и здесь!..

Она замолчала на минуту, к чему-то прислушиваясь. Затем продолжила рассказывать:

– Фелоксена же сослали в Филиппополь во Фракии!.. Это родина Юстина!.. Затем в Гангру в Пафлагонии!.. Через три года там его удушили!.. С его-то характером, он всегда имел врагов!.. Он был пылкий, энергичный, не терпел, когда ему указывали или притесняли!.. Вот они-то, халкидонские православные, и расправились с ним!..

Она снова замолчала, переживая за своих друзей, единоверцев.

Иоанн воспользовался этой паузой, чтобы отвлечь Кесарию от мрачных мыслей, попросил разрешения снова посмотреть её книги. Она разрешила.