Текст книги "Василевс"

* * *

Здесь они снова запаслись продовольствием и водой, купили лошадей, так как дальше предстоял путь верхом.

Они перевалили через горы Таврики, вышли в песчаные степи…

Запас воды иссяк быстро, и им пришлось искать колодцы, редко встречающиеся в засушливой безлюдной степи.

Проводника у них не было, в Херсонесе они не могли найти его тоже. Но там архонты предупредили их, чтобы они не зашли случайно в болотистые места, когда, пройдя песчаную степь, станут выходить с полуострова.

– Там есть опасные, гиблые топи! – предупредил их один из архонтов.

Это они поняли, но всё равно где-то сбились с пути, и пришлось идти местами, покрытыми вонючей гнилой водой.

С трудом выбравшись из болотистых мест, они покинули полуостров, поехали степью, придерживаясь на восход солнца. Вскоре, через два дня езды по безлюдной степи, они пришли в землю племени утигуров, к их вождю Анагею. Тот принял их, ромеев, радушно. Угощая их в своей юрте, он предостерегал их не угодить в землю, где правит сейчас над скифами женщина.

– Она верховодит племенем и страной Аккаги! И злая, очень злая!

Поблагодарив вождя утигуров за гостеприимство, посольские и тукю направились дальше на восток, на восход солнца, по степям, то засушливым, а то затопленным водой в низинных местах… И на пути их очень часто встречались степные озера с солёной водой…

И так прошёл месяц в пути… Но вот, наконец-то, они добрались до границы владений тукю.

– Вон и знаки Турксанфа! – показал один из тукю Валентину на встретившийся им на пути аул из нескольких юрт.

Над юртами развевались вымпелы Турксанфа…

– Теперь осталось недалеко! – перевёл толмач слова тукю.

– Слава богу! – проворчали посольские спутники Валентина.

Ещё через день пути они выехали к большому улусу из двух десятков юрт, окружённых со всех сторон высоким земляным валом и рвом.

В городок кагана можно было попасть только по подъёмному мосту, перекинутому через глубокий ров.

В руках у одного из сопровождающих Валентина тукю запел рожок, подавая сигнал своим.

Вслед за тем заскрипел подъёмный мост. Опускаясь, он перекрыл ров, и из городка выехали на конях с десяток всадников в доспехах.

Подъехав к прибывшим, они перекинулись парой слов с тукю Валентина, затем все вместе вошли в городок, а за ними тотчас же снова загремели цепи подъёмного моста.

Валентина с его спутниками устроили на ночь в обычной гостевой юрте, полной блох и других паразитов.

На другой день Валентина вызвал каган к себе в юрту.

Представляясь кагану, Валентин сразу же обратил внимание, что новый каган, сын Истеми-кагана, не похож на того. Да и юрта его беднее.

– Я прибыл сюда, чтобы сообщить тебе, кагану Турксанфу, что магистр Тиберий возведён в степень кесаря! И чтобы дружба между римлянами и тукю оставалась на прочном основании!.. Также оставался бы в силе и договор, заключённый между императором Юстином и каганом Истеми, когда для утверждения этого договора приезжал Зимарх к твоему отцу, кагану Истеми! И твой отец объявил в то время клятву, что кто друг римлянам, тот и его друг, неприятель их – и его неприятель! А поскольку сейчас римляне ведут войну с персами, то, в исполнение этой клятвы Истеми, надлежит твоему предводителю «стрелы»[153]153
  «Стрела» – военно-административная форма племенного союза тукю, выставлявшего 10 тыс. воинов.


[Закрыть] Арсиле идти войной на персов!..

Он замолчал, давая возможность толмачу перевести эту речь кагану.

Толмач перевёл и замолчал.

Молчал и Турксанф, глядя на римского посла, не ожидавший услышать такое от него. Он неопределённо качнул головой: то ли порицал такую резкую речь, то ли обдумывал её.

Наконец он заговорил:

– Вы, римляне, обманываете меня, обманываете и моих рабов вархонитов!.. Тукю не умеют лгать. Ваш же император ведёт со мной речи дружеские, а с вархонитами, бежавшими моими рабами, заключил договор! Но вархониты придут ко мне, как только увидят посланную к ним лошадиную плеть мою!.. Если же осмелятся взглянуть на нас, то не мечами будут убиты, а раздавлены копытами наших коней, как муравьи!.. Известна мне и сила ваша! Посмотрите на аланов и на утигуров! Они полагались на свои силы и осмелились встать против народа тукю! И обманулись в этом! За то и в подданстве теперь у нас: стали нашими рабами!..

Валентин, выслушав эту заносчивую речь Турксанфа, молча усмехнулся.

– Властитель тукю! – обратился он к нему. – Истеми, твой отец, по своей воле обратился к нашему императору и захотел быть другом римлян, но не персов. Наш император остаётся верным этой дружбе и доныне!.. Я уверен, что и с твоей стороны она останется неизменной, ибо честное расположение к друзьям не должно быть нарушено по какой-нибудь неизвестной перемене!..

Турксанф, заметив, что не испугал посланника, перевёл разговор на другую тему:

– Так как вы нашли меня в глубокой скорби, ибо недавно умер мой отец Истеми, то вы должны царапать себе лицо ножом: по нашему обычаю – оплакивать усопшего не слезами, а кровью…

Валентин подал знак своим спутникам, все достали ножи и стали царапать ими себе щеки.

Это понравилось Турксанфу, он смягчился и стал часто приглашать к себе в шатёр Валентина. В один из таких дней траура к нему были приведены четверо пленных гуннов.

– Я повелеваю вам! – обратился Турксанф к несчастным гуннам. – Перейдя сейчас в иной мир, сказать хану Истеми, моему отцу, что я скорблю о его смерти!..

И Валентин с ужасом стал наблюдать за тем, что разворачивалось перед ним.

По знаку кагана двое из его телохранителей, его фули, быстро отрубили мечами пленным головы, положили их на специальный столик и поставили его рядом с каганом. Тела же казнённых так же скоренько вытащили из юрты и бросили на съедение собакам и хищным птицам…

– Езжай теперь к другим каганам тукю, – отпуская Валентина, сказал Турксанф. – И первым делом езжай к моему старшему брату, Тарду!.. Он живёт у горы Эктаг! Передай ему, что я собираюсь на войну за Боспор!.. Хан утургуров Анагей уже стоит близ Боспора с великой силой тукю!..

Валентин со своим посольством, в сопровождении проводников, которых дал ему Турксанф, отправился в путь к горе Эктаг. И путь этот оказался не близким.

Им пришлось пройти многими долинами среди высоких горных хребтов, каких Валентин никогда не видел, пересечь много горных бурных рек, с кристально чистой, но и холодной водой. А то огибать высокогорные озёра, голубизна которых соперничала с голубизной высокого чистого неба.

Через месяц они вышли на каменистую равнину, которая, казалось, была бесконечной, лишь изредка прорезанная реками с высокими отвесными каменистыми берегами.

И здесь, на этой равнине, через неделю пути они увидели огромный город квадратной формы, окружённый защитными валами и широкими рвами. Город стоял недалеко от реки, глубоко врезавшейся в каменистую равнину. Быстрое течение реки катило мутные грязные воды, яростно лижущие каменистые берега.

– Река Тарим! – показал на эту реку проводник тукю, ехавший рядом с Валентином.

Затем он показал на гору, видневшуюся вдали:

– А то – гора Эктаг!.. Золотая гора!..

До той горы было не меньше дня езды на коне.

Валентин глубокомысленно покачал головой, словно соглашался с ним. Они подъезжали к городу, столице каганата тукю, самого могущественного, и ему сейчас было не до реки.

Из города навстречу им выехал большой отряд всадников в броне, с пиками и мечами. Они подскакали к посольству, переговорили о чём-то с проводниками тукю. Затем проводили их до города. При подходе к воротам города, на стенах и башнях его взревели оглушительно длинные трубы, перекликаясь между собой какими-то непонятными знаками…

Посольских отвели на постоялый двор и оставили там под присмотром отряда тукю, которые встречали их, и как будто забыли.

И только через две недели их принял каган у себя во дворце.

Представившись и объявив, от кого и с чем он явился, Валентин, подойдя к трону кагана на три шага, положил у его ног дары от кесаря Тиберия.

Затем он объяснил, что уже был у хана Турксанфа, младшего брата Тарду, сказал, что это посольство связано со сменой власти в Византии. Поскольку же между императором Юстином II и каганом Истеми был заключён союз, то стороны обязаны извещать друг друга с изменением власти…

Позже, беседуя с каганом Тарду, Валентин не раз слышал от него, что долина этой реки и города в ней славятся своими богатствами.

– Ханьцам не нравится, что у нас есть такие богатые земли! – стал объяснять каган посланнику ромеев. – И они ходили сюда грабить нашу землю!.. И мы, тукю, воевали с ними!.. Не то что жуань-жуань! Те-то бежали от нас на закат солнца. Бросили здесь всё! Скот, богатые травами и водой долины между гор Тянь-Шань!.. Далеко бежали! Не знаем даже, куда они бежали! От страха перед ханьцами, императорским домом Вэй!.. Несколько лет назад, когда между тукю и Северным китайским домом Ци установились мирные отношения, просили правителя дома Ци прислать сюда мастеров, умеющих строить каменные дворцы. Правитель дома Ци охотно отозвался на эту просьбу…

Слуги подали на низенький столик пряности и фрукты с юга, мясную закуску, наполнили фарфоровые китайские чашечки вином.

Три дня Тарду щедро угощал и расспрашивал Валентина о Византии и соседних государствах. Затем, снарядив с ним дары императору Тиберию и ответное посольство, он отпустил его, выделив ему для сопровождения сотню воинов.

Обратный путь показался Валентину таким же долгим, как и начальный. Только последний участок пути он проделал не через Херсонес, а через Кавказ, пройдя теми дорогами, какими шёл десять лет назад Зимарх, составивший обстоятельный отчёт о своём посольстве.

Он прибыл со своим посольством и послами тукю в Константинополь в ноябре 578 года. И первое известие, которое он узнал дома, ещё даже не появляясь в императорском дворце, что месяц назад скончался император Юстин II и саркофаг с его телом был установлен со всеми почестями в храме Святых Апостолов.

Его сразу же вызвал во дворец Тиберий, коронованный царским венцом самим Юстином II, уже лежавшим при смерти.

Валентин доложил ему результаты посольства.

Тиберий остался доволен проделанным поручением и отпустил его.

Вернувшись же домой, он увидел там своих сослуживцев. В гости пришёл квезитор Клеонид и протиктор Соземен[154]154
  Квезитор – чиновник, обязанный следить за прибывающими в Константинополь людьми. Протиктор – воин придворной гвардии, привилегированного подразделения, состоявшего из людей офицерского статуса.


[Закрыть].

Валентин, угостив друзей вином, рассказал кратко о поездке в страну тукю.

Было заметно, что его друзей мало заинтересовали какие-то варвары, страны и народы где-то на краю земли. А вот то, что творилось в их родной столице, не давало им покоя.

Элия София надумала выйти замуж за Тиберия, чтобы остаться императрицей. Тиберий отказал ей, сообщив, что женат на вдове одного из сенаторов и у него уже две дочери. Элия была в гневе, пыталась привлечь патриарха, чтобы он развёл Тиберия с его женой. Предлагала ему даже в жёны свою овдовевшую дочь. Но ничего у неё не вышло. Он же, Тиберий, тактично просил её, чтобы она разрешила ему привезти во дворец свою жену…

Когда же Тиберий появился на ипподроме на ристаниях и занял кресло императора на Кафизме, из толпы раздались возгласы: «Да увижу я августу римлян!»

Тиберий ответил на это, что имя его жены то самое, что и церкви в банях Дагисфея… Народ стал кричать: «Анастасия августа, твоя победа! Спаси Господь тех, кому повелел царствовать!»…

Протиктор засмеялся:

– Тут уже Элия была бессильна идти против народа!.. Немедленно отправили за Анастасией сенаторов с префектом города в Дафнудий, на той стороне Босфора. Туда её выжила из дворца Элия, когда Тиберий привёз Анастасию ещё при жизни Юстина!.. Но Анастасия, смущённая такой церемонией, тайком от ожидавшей её свиты проехала морем в столицу. Во дворец явился приветствовать её патриарх, с ним высшие чины, весь синклит. Её облачили в царские одежды и провозгласили августой. Затем состоялся её выход в храм Святой Софии: её несли на царских носилках… После этого шествие направилось обратно во дворец…

Рассказчики замолчали.

Валентин налил всем вина. Выпили. Они засиделись, вспоминая старину и добрые нравы, пытались угадать судьбу новой императорской четы.

* * *

В 578 году, в четвёртый год правления Тиберия в звании василевса, славяне огромной массой вторглись во Фракию.

И Тиберий срочно организовал посольство к кагану Баяну.

– Езжай переговори с Иоанном, магистром армии Иллирики, – велел он Дамиану, начальнику отряда экскувитов. – Он поможет тебе связаться с Баяном!.. И ты предложи кагану сделать нападение на землю славян и этим заставить их вернуться назад, на защиту своих поселений!.. Чтоб этим славянам… было!..

Он выругался, зло, что было редко для него. Не потому что он сдерживал себя. Просто он был по натуре вежливым человеком.

Это новое неожиданное нашествие во Фракию и Иллирику славян свалилось на Византию неожиданно. Они, славяне, жили где-то севернее Понта Эвксинского. Но что-то подтолкнуло их сняться с насиженных мест и двинуться на запад и на юг, и теперь они осели в низовьях Истра, на его левом берегу.

– Государь, как доносят с Истра, с границы, они переправились через Истр в количестве ста тысяч человек… Это большая сила… И народ воинственный, опустошают Фракию…

Тиберий, выслушав Дамиана, пожелал ему в напутствие благополучно добраться до кагана и отпустил.

Дамиан прибыл на границу по Истру. Оттуда уже архонт Стефан, по поручению магистра Иоанна, переправил его с полусотней экскувитов на левый берег Истра, пожелал удачи. И Дамиан ускакал со своим небольшим отрядом в Пеонию[155]155
  Пеония – Паннония.


[Закрыть], к хрингу, главному поселению кагана Баяна.

По дороге их задержал большой конный разъезд аваров, рыскающих по всем дорогам вблизи границы Византийской империи, высматривая, нет ли каких-нибудь неизвестных военных отрядов или тех же скамаров, грабивших купцов и даже небольшие группы аварских конников.

Вскоре Дамиан со своими спутниками оказались в поселении кагана.

Каган принял Дамиана у себя в шатре сразу же, как только ему доложил старший конного разъезда, кто и зачем пришёл к нему.

Представившись кагану, Дамиан изложил ему предложение Тиберия.

– Поскольку сейчас между аварами и ромеями установился мир, то василевс предлагает тебе, каган Баян, выступить против славян, что разоряют сейчас Фракию и Иллирик! – начал он излагать послание василевса. – И та добыча, что возьмёшь на славянах, вся будет твоей!.. Василевс обещает также выплатить тебе награду в пятьдесят тысяч золотых…

Баян задумался. Недавно он отправлял посольство к славянам, живущим в низовьях Истра, в Скифской земле, к князю Даврите и к другим князьям славянских племён. Но его посольство славяне встретили враждебно и в стычке перебили.

И вот теперь у него, Баяна, с предложением василевса появилась возможность наказать славян, посчитаться с ними… И он согласился.

Для проведения этой операции в Паннонию прибыл магистр Иоанн. Тиберий вверил ему в управление острова на Истре и иллирийские города. И он перевёз через Истр на правый берег войско Баяна на длинных судах, дромонах.

Он сам лично наблюдал за погрузкой на суда аварских конников, покрытых латами… Когда операция с перевозкой через Истр закончилась, то Дамиан доложил ему, что на судах было перевезено около шестидесяти тысяч всадников.

Магистр Иоанн приказал своим легионерам сопровождать конницу Баяна через Мезию и Дакию, следить за тем, чтобы авары не грабили население Фракии. Эта дополнительная мера была нелишней, хотя Баян отдал распоряжение по своему войску, что будет карать беспощадно на месте тех, кого заметят в грабеже.

В Скифской области, в низовьях Истра, у крепости Доростол, магистр Иоанн опять переправил на судах аварскую конницу на левый берег Истра, в район поселения славян.

Переправа конницы завершилась, и авары сразу же устремились на поселения славян.

Магистр же ещё долго наблюдал с правого берега Истра, с его высокой береговой кручи, как заполыхали поселения славян, потянулись там и тут к небу клубы дыма, послышались вопли и стоны в их стороне, опустошались поля и деревни… Славяне, не сопротивляясь, бежали в глухие леса…

В земле славян, в брошенных деревнях и поселениях, авары нашли огромное количество золотых монет, награбленных славянами за долгие годы набегов на византийские провинции.

* * *

Прошло два года. В середине мая 580 года Тиберий получил от начальника крепости Сингидун сообщение. Когда его зачитал секретарь Лангин, Тиберий забеспокоился: положение на границе по Истру было тревожное. Дослушав до конца сообщение, он велел секретарю собрать советников.

– Уведомить патрициев, казначея, силенциария и магистра оффиций! Я жду их у себя на экстренный совет! – велел он. – И немедленно!..

– Слушаюсь, ваше величество! – поклонился секретарь.

Положив письмо на стол перед Тиберием, он повернулся и быстрым шагом вышел из его кабинета.

Вскоре все государственные чиновники, приближённые императорского двора, собрались у Тиберия. Помимо названных лиц, явились квестор Иоанн и патриций Пётр, родственник императора Анастасия.

Тиберий велел секретарю зачитать письмо начальника крепости Сингидун.

Сиф, начальник крепости Сингидун, сообщал, что каган пришёл к реке Сава и расположился там с войском вблизи крепости Сирмий. Затем подошли военные суда кагана по Истру и встали неподалёку от Сингидуна.

«Что прикажите делать мне?» – спрашивал он императора в конце письма.

В кабинете на минуту установилась тишина. Все смотрели на императора, ждали, что скажет он.

Тиберий же переадресовал вопрос Сифа собравшимся, чтобы и они активно предлагали свои решения.

– Чем поможем мы ему? – спросил он их, не особенно надеясь, что они подскажут что-то стоящее.

То, что он ожидал, так и получилось. Выступил с предложением только квестор Иоанн.

– Каган намеревается захватить крепость Сирмий!.. Пусть Сиф укажет ему на то, что с ним заключён мир!.. И жёстко укажет!..

Другие предложения Тиберий сразу же отмёл, выслушав их авторов. На этом он распустил советников.

Он собирал их ещё несколько раз, всё с тем же результатом. Пока он делал это, пришло ещё письмо из Сингидуна. Сиф сообщал, что посылал он к кагану своих людей, не дожидаясь ответа от императора, действовал самостоятельно. Посланники Сифа, прибыв к кагану, предъявили ему то, что велел им Сиф. Каган стал изворачиваться, божился, что ему нужен мост на Саве, чтобы идти на славян, как было в прошлом, когда его переправили ромеи через Истр в том месте, где живут славяне. И тогда, мол, он освободил у славян много ромеев. Славяне оскорбили и его: убили его посланников…

«Мои люди вернулись в Сирмий, передали мне всё, что сказал каган!.. Но этот пёс обманывает!.. Хитрит по-варварски!» – ругался Сиф в письме.

– Ну вот, теперь каган будет строить мост на Саве и блокирует Сирмий!.. Хм! – усмехнулся квестор Иоанн, удовлетворённый своей догадкой.

Тиберий же понимал, насколько сложно положение у того же Сифа.

Затем пришло новое известие от Сифа. И его тоже зачитали на совете.

Сиф писал, что от кагана в крепость пришёл посланник и передал ультиматум кагана, что если ромеи помешают строить мост, то он будет считать это объявлением войны… Это прозвучало угрозой. И Сиф, не зная, как поступить в этой обстановке, снова направил гонца к императору, просил совета. Но прежде он послал своего человека к кагану, чтобы тот клялся, что мост на Саве возводится не против ромеев. Когда посланник Сифа явился к кагану, тот вышел с ним на высокий берег Савы, его приближённые привели туда белую лошадь, подали ему красный меч и чашу с вином, развели костёр. Каган окунул конец меча в чашу, затем пригубил вино, передал чашу по кругу своим приближённым. Когда чаша, обойдя круг, вернулась к нему, он вылил остатки вина в костёр, сунул в огонь конец меча. Когда тот раскалился, он выдернул его из костра и заколол им лошадь… Затем он призвал священный красный меч истребить так же и аваров, если ложно то, что он говорит… И всё это с пафосом и варварски эмоционально…

В конце письма Сиф сообщал, что он выжал из кагана всё что мог, поэтому вынужден был отправить его посланников в Константинополь. Но этот мошенник, добавлял он, как только его посланники отбыли в Константинополь, сразу стал ускоренно достраивать мост.

* * *

Посланники кагана, приехав в Константинополь, сразу же были приняты Тиберием в Хрисотриклине, в зале для приёма послов, с обычной церемонией представлены императору.

– Государь, два года назад ромеи переправляли аваров через Истр на землю славян! – обратился старший из посланников к императору. – И каган просит снова галеры для такой же переправы!.. Он уже наводит мост на Саве, чтобы идти на наших общих врагов – славян!..

Теперь у Тиберия уже не осталось сомнения, что каган решил захватить Сирмий.

Заметил он, что это же намерение кагана поняли и приближённые двора.

Он корил себя, что просчитался, надеясь на договор о мире с каганом.

– Хорошее дело задумал каган! – заговорил он, глядя в глаза посланнику, надеясь обмануть его. – Но отложить его надо бы, поскольку тукю уже стоят табором у Херсонеса! И если авары перейдут Истр, то об этом сразу узнают тукю!.. Когда мне донесут замыслы тукю, то я передам о том кагану…

Но посланник догадался, что император хитрит.

Когда каган узнал об этом, он отправил другого посланника в Константинополь.

Того представил императору магистр оффиций: «Ваше величество, посланник Багадур от кагана Баяна до вашей милости!»

– Ромеи уже не в силах защитить Сирмий, поскольку на Саве наведён мост! – прямо и откровенно заявил Багадур, когда его спросили, с чем пожаловал. – Теперь им будет владеть каган! Он принадлежал гепидам! Но авары покорили гепидов, и их земля перешла кагану!..

Раздражение и скорбь отразились на лице Тиберия.

– Каган клялся соблюдать мир и обманул, клялся Богом и тоже обманул!..

Он сдержал свой гнев, взял себя в руки, выпроводил из дворца варваров.

– А теперь идите и передайте это своему кагану!..

Авары ушли.

– Самое скверное то, что мы потакаем варварам! – высказался Тиберий своим людям, патрициям, присутствующим на встрече с аварами. – И они от этого только наглеют!

Он справился с волнением и, продолжая совещание, обратился к эпарху[156]156
  Эпарх – в Византии градоначальник Константинополя. Осуществлял судебно-полицейские функции.


[Закрыть] претория Калистерию, приглашённому специально на совещание:

– Тебе придётся ехать туда, на границу, на Истр!.. Назначаю тебя уполномоченным решать там все срочные дела!.. Не откладывай, выезжай немедленно!

– Слушаюсь, ваше величество! – кивнул головой Калистерий, откланялся и покинул кабинет.

* * *

Прибыв на Истр, Калистерий принял сделанное ему каганом предложение о встрече для заключения мира. На месте встречи, на острове на Саве, он встал со своими людьми в отдалении от места, где устроился Баян в золотом кресле, в окружении своих воинов.

Первым говорил Баян, говорил он спокойно, хорошо зная обстановку вокруг Сирмия, доказывал, что ромеи должны уступить Сирмий без сопротивления:

– Этому городу не устоять!.. Я намерен осаждать его, пока не возьму!..

На его речь Калистерий ответил, что он будет действовать силой, если авары не отступятся от Сирмия.

– И ты не надейся на сдачу крепости!..

Он отказался от заключения договора о мире и сказал кагану, чтобы он готовился к войне.

– Завтра же будет дано сражение!..

Сражение продолжалось три дня. Жители в городе терпели ужасный голод, были в отчаянии, упрекали во всех бедах ромейских военачальников.

Обо всём этом Калистерий отписал Тиберию. И Тиберий приказал ему заключить мир с каганом на условиях, что тот выпустит горожан из крепости живыми, но без имущества.

Ромеи согласились уступить город аварам… Когда авары вступили в город, они увидели измождённых голодом людей, которые съели всех собак и кошек. Измученным голодом людям авары дали хлеб, воду, вино… Те жадно набросились на еду и сразу же умирали… Повезло только немногим, которые осторожно принимали пищу. И это спасло их, они оправились и покинули город.

Каган же потребовал золото за прошедшие три года, которое он не получил.

«То золото вы платили мне, чтобы я не воевал против вас! – нахально напомнил он в письме к Тиберию. – За каждый год вы должны мне восемьдесят тысяч!..»

Тиберию пришлось признать сложившуюся ситуацию.

К этим бедам и осложнениям внутри империи добавил своё и патриарх Евтихий. Освоившись на патриаршем месте, он начал гонение на монофизитов, захватывая монастыри, имущество, алтари, одежду, ковры, книги и подушки… Бросая монофизитских священников в тюрьму, держали их там, пока они не откупались вещами или звонкой монетой…

Как и Схоластик, Евтихий являлся во дворец к Тиберию и подстрекал его против монофизитов.

И снова, как и прежде, Тиберий не выдержал, стал объяснять ему.

– Иди и устраивай церковные дела на свой страх, как хочешь! – сказал он ему. – Ты знаешь это, и я остаюсь свободен от греха!..

Он красноречиво потёр руками, как будто смывал с них грязь.

Он помолчал, затем сердито добавил:

– Не трогайте только Иоанна Эфесского! Оставьте семидесятипятилетнего старца в покое! Он больной и неимущий, с него нечего взять!.. Монастырь сирийцев ваши нищелюбивые епископы уже давно отобрали у него! Ты же послал, чтобы отобрали у него даже мягкое кресло, на котором он обычно сидел из-за подагры в ногах! – иронически посмотрел он на патриарха. – Он живёт в ксенодохии, в келье, больной!.. Вы довели его до этого!..

Он не стал прощаться с ним, велел секретарю проводить его, что было признаком недовольства посетителем.

Патриарх ушёл от него.

Все эти события и переживания за последние два года подорвали здоровье Тиберия.

* * *

С самого раннего утра 13 августа 582 года в императорском загородном дворце в Евдоме царило необычное беспокойство. Слуги торопливо заканчивали последние приготовления к церемонии, которую собирался провести Тиберий во внутреннем дворике императорского дворца.

Они едва успели положить ковры на дорожку, ведущую из дворца в дворик, Триклин, как дворик стал заполняться: патриции, синклит, патриарх, священники…

Тиберий в последнее время тяжело дышал, в помещении ему не хватало воздуха. Поэтому он чаще проводил время под открытым небом в этом дворике. Он хотел в последние дни своей жизни насладиться свежим воздухом. Он заболел чахоткой. Застудился же он ещё ранней весной, когда однажды попал в ветреную непогоду, да ещё и под дождик. А затем поел рыжих шелковичных ягод, которыми любил лакомиться ещё с детства.

И вот эти ягодки-то усугубили его болезнь. Так объяснил ему дворцовый лекарь Панфил, египтянин, которому он доверял ещё с тех пор, когда лечился у того в молодости, будучи ещё магистром, командовал армией на Истре ещё при Юстине II…

И сейчас, чувствуя, что ему на этот раз не выкарабкаться, он позаботился в первую очередь о своих дочерях. Их у него было две: Константина и Харита.

Он вызвал в столицу Маврикия, магистра войск Востока, самой опасной границы империи, с беспокойной и постоянно угрожающей Персидской державой. Вызвал он в столицу и Германа, сына Юстина, того Юстина, сына полководца Германа, убитого в Александрии. Того и другого, Маврикия и Германа, он возвёл в звание кесарей.

И неделю назад, всё тут же, на Евдоме, он вручил Маврикию старшую дочь Константину, а патриарх Иоанн благословил молодых на долгую и в согласии жизнь. Вторая его дочь Харита была только помолвлена с Германом.

И в этот день с Маврикием на эту церемонию явилась Константина, уже как его супруга.

Говорить Тиберий уже не мог. Вместо него речь произнёс квестор Иоанн, которому он доверял обычно важные выступления.

– Ромейские граждане! – обратился квестор к собравшимся. – Последние заботы держат меня ещё здесь, на земле!.. И больше всего заботит меня вопрос о государстве! И не о том, на чьи плечи возложить поскорей эту тяжесть! Но кто лучше всего может справиться с этой обязанностью… Ведь необходимо, чтобы последующие владыки были лучше своих предшественников! Могли бы внести исправление в то, что совершено неправильного теми, кто руководил государством раньше их!.. И мудрая создательница всего, прозорливость, облегчила мои мучения и указала в качестве будущего императора, который после меня станет управлять империей, вот на этого Маврикия! – показал он рукой, слабым жестом…

Квестор на мгновение остановился, посмотрел на Тиберия… Тот же кивнул ему головой, мол, всё правильно говоришь… «Говори, говори!..»

– Ты же, Маврикий, – обратился квестор к нему, – своё правление сделай прекраснейшей для меня эпитафией… Будучи любителем мудрости, считай, что порфира – дешёвая тряпка, которой ты обёрнут, а драгоценные камни твоего венца ничем не отличаются от камешков, лежащих на берегу моря… Ведь императорский скипетр говорит не о праве на полную свободу действий, но о праве жить в блестящем рабстве…

Квестор замолчал, опустил руки, давая этим знать, что речь императора закончилась.

И люди в дворике замерли, взволнованные услышанным, боясь нарушить необыкновенную тишину.

И в этой тишине раздались равномерные шаги магистра оффиций, как метроном, отсчитывающий последние мгновения жизни великой личности.

Магистр подошёл к императору с серебряным подносом, на котором лежал золотой венец.

Тиберий с трудом приподнялся, сел на своём ложе, взял венец и возложил его на голову Маврикия, склонившегося перед ним. Проделав это с усилием, он в изнеможении опустился обратно на своё ложе.

Вслед за этим в дворик вошли два экскувита, торжественно внесли длинную мантию из бархата пурпурного цвета.

Они подошли к Маврикию, и патриарх облачил нового императора в эту мантию.

Раздались крики приветствий: «Да здравствует император Маврикий!..»

Тиберий уже не обращал на это внимания: по его знаку его вынесли из дворика… В ушах у него всё ещё стояли восторженные крики, предназначенные его преемнику…

Этой же ночью он скончался. Саркофаг с его телом перенесли из дворца на Евдоме в императорский дворец и установили в Золотой палате, в Хрисотриклине, для прощания с ним народа. И толпы простых горожан устремились к императорскому дворцу.

На следующий день саркофаг с телом императора торжественно проводили в последний путь, в храм Святых Апостолов.

Вскоре после этих событий пришло сообщение из Сингидуна, от Сифа, начальника крепости. Тот сообщал, что город Сирмий внезапно охватило пламя, он весь сгорел до основания. И авары, поселившиеся там, бежали, спасаясь от огня. И больше они там не появлялись.