Текст книги "Василевс"

Глава 22. Юстин II

Наступил 565 год. Прошло семнадцать лет, как умерла Феодора. Сейчас Юстиниану уже восемьдесят пять лет. И он стал временами забываться. Исчезла былая собранность, стала подводить память. И мир, казалось, такой стройный, упорядоченный, в котором было ясно, кто враг, кто друг или попутчик. Всё вроде бы было гармонично и понятно. Его он выстроил за свою жизнь, направлял в нужную сторону… И вот этот мир стал рассыпаться внутри него самого. И он понял, что его время уже на исходе…

Он стал забывать имена сенаторов, которые собирались в Хрисотриклине для обсуждения государственных дел. Глядя на них, он терялся, кому же из них поручить то или иное дело… Вот так же получилось и с преемником. Он колебался: кого же из двоих близких для него людей оставить своим преемником… Своего племянника Юстина, сына сестры Вигилянции, он назначил на должность куропалата, начальника дворцовой охраны… Давно это было, когда была ещё жива Феодора. Под её давлением он и назначил племянника на эту должность. И всё после того, как Феодора женила его на своей племяннице, Элии Софии.

Должность куропалата давала большую силу при дворе, очень большую, тому, кто занимал её.

Был у него ещё кандидат в преемники: тоже Юстин, но сын Германа, тоже племянника, уже давно покойного полководца Германа… И в последнее время он склонялся к тому, чтобы назначить его преемником… Тот Юстин, сын Германа, сейчас служит главнокомандующим в приграничных районах империи. Служил в Лазике, сейчас на Истре, показал себя с самой лучшей стороны. Способный в военном деле, как и его отец, хладнокровный, никогда не ввяжется в авантюрные военные операции, прежде всё обдумает, взвесит…

Эти мысли о преемнике не оставляли его в покое. Чем бы он ни занимался, они всегда были с ним, преследовали его даже во сне. И что-то часто стала во сне являться к нему Феодора, уговаривала не оставлять трон Юстину, сыну Германа…

«Ты забыл, что он, Юстин, и его отец, Герман, твой племянник, устроили заговор против тебя, когда я только что умерла… Было лето, стояла жара, обычная в такое время… Как только меня не стало, у тебя сразу же начала уходить власть из рук… Ты же сидишь по вечерам, до поздней ночи, со своими священниками, изощряетесь в мыслях о религии, вере… Они же, священники, люди романтического склада, фантазёры, мистики… Строят какие-то отвлечённые словесные ухищрения… А как доходит до дела, сразу же теряются, ни на что не годятся… Любой солдат, преторианец, знает, что надо делать, а они – нет!.. Пустозвоны, болтуны…»

* * *

Летом этого года магистра Юстина, сына Германа, вызвал с Истра в столицу его дядя, император Юстиниан.

Обеспокоенный этим непонятным и ни с чем не связанным вызовом, Юстин поспешил в столицу, волнуясь и предвидя самое худшее в тревожных мыслях.

В столице он сразу же явился во дворец.

В портике, при входе на территорию дворца, его встретил Юстин, его двоюродный брат, тоже племянник императора, сейчас куропалат.

Они поздоровались, обнялись, как добрые старые приятели.

– Ну как он?! – спросил Юстин своего двоюродного брата.

В его голосе явно прозвучало беспокойство из-за вот этого срочного вызова в столицу.

– Да ничего… Держится старик. Ещё нас с тобой переживёт! – усмехнулся куропалат со скрытой желчью.

Юстин несколько успокоился, подумал, что этот вызов связан с очередным посольством аваров от кагана Баяна. Тот запрашивал его, военного магистра на Истре, о возможности отправить к императору посольство.

Его двоюродный брат, вот этот куропалат, отличался двумя пороками – наглостью и малодушием.

Его же самого, Юстина, ещё его отец Герман таскал за собой в опасные места, чтобы он, юнец с первым пушком бороды, хватил там тягот походной жизни, возмужал, не боялся свиста стрел, злобных криков неприятелей, идущих в атаку, закалился характером. И из него не вырос бы придворный прожигатель жизни, льстец и подхалим. Да и жизнь в столице для несозревших юнцов опасна была с иной стороны: ипподром – вот зараза для неокрепшего сердца… И у Юстина, несмотря на молодость, был уже богатый военный опыт в том же войске Нарзеса в войне против Тотилы в Италии…

– Он примет меня сегодня? – спросил он куропалата.

– Не знаю… О тебе он не говорил ничего… Я спрошу у него, – нерешительно ответил куропалат.

Император Юстиниан принял его, сына Германа, уже на следующий день.

Когда Юстин вошёл со своим двоюродным братом, куропалатом, в Хрисотриклин, там уже был комит экскувитов Тиберий и ещё несколько патрициев, особо приближённых к императору.

Император выглядел неважно. Это сразу же бросилось в глаза Юстину, не видевшему его уже несколько лет, с того года, когда тот перевёл его из Лазики на службу на границе по Истру, с первым же появлением там аваров, неизвестного племени, прикочевавшего откуда-то из азиатских степных просторов, опасных своими огромными людскими потоками.

Император, его дядя, стал говорить о чём-то, но сумбурно, несвязно, как будто разучился говорить… Он, видимо, хотел что-то сообщить присутствующим, но это у него не получалось.

«Что-то он недоговаривает!» – мелькнуло у Юстина.

Он почувствовал это сразу же, как только тот заговорил… И это что-то было важное для всех присутствующих…

– Пускай присылают… новое посольство… – пробурчал старик в конце и замолчал, стал трясущимися руками перебирать какие-то бумаги на столе, искоса глянул на стоявшего рядом с ним племянника, куропалата.

Лёгкая дрожь тревожила его губы…

И Юстин понял, что одряхлевший император, его дядя, полностью находится во власти вот его, куропалата, его двоюродного брата, циничного придворного, забравшего всю власть во дворце в свои руки.

Тут же в зале находился и комит экскувитов Тиберий, высокий ростом, красивый, стройный, с волнистыми густыми волосами, падающими ему на тунику из тёмно-бордового бархата. Он зоркими глазами наблюдал за всеми присутствующими.

Юстину уже нашептали при дворе, что вот эти двое, куропалат и комит экскувитов, повязаны крепкой дружбой.

И он понял ещё, что вот эти двое вершат все дела империи при старом императоре… И ждут, ждут его смерти… Он же, император, уже боится открыть рот при посторонних… И не скажет чего-то, из-за чего вызвал его с Истра, найдя предлог, крохотный, но всё же… И сейчас не скажет… И он, Юстин, догадался, о чём хотел сказать ему его дядя…

Приём у императора закончился. Они, два Юстина, два брата, покинули кабинет императора, неторопливо, не спеша направились к выходу из дворца.

– Знаешь что, Юстин, – начал разговор куропалат. – Дядя недолго протянет… Да, да! Надо смотреть правде в глаза! – повысил он голос, заметив его отстраняющий жест. – Давай договоримся так!.. Поскольку он уже не в состоянии назначить себе преемника, мы договоримся на этот счёт сами!.. Идёт? – резко остановившись, посмотрел он холодными глазами на Юстина.

Юстин с минуту молчал, не зная, стоит ли идти на сговор вот с ним, куропалатом, как мысленно называл он двоюродного брата, уже давно сообразив, с каким типом имеет дело.

– И что ты предлагаешь? – спросил он его.

– Тот, кто окажется на троне, предоставит другому первое после себя место в государстве! – не задумываясь изложил куропалат своё решение между ними проблемы преемственности, уже, видимо, давно обдуманное.

Юстин глубоко вздохнул, не желая связывать себя таким договором с двоюродным братом. Его отец Герман, будучи неглупым человеком, таская с собой во все походы и сражения, привил ему с детства глубокое недоверие к людям с грязной душонкой, учил не связываться с такими типами никакими обязательствами…

– Ладно, я согласен! – протянул он руку куропалату.

Они скрепили крепким рукопожатием договор, только что прозвучавший из уст первого дворцового интригана.

Попрощавшись, они разошлись в разные стороны.

Юстин направился, выйдя из императорского дворца, к дворцу своего отца, Германа. Тот дворец сейчас занимала его тетка Прейекта с мужем Иоанном и младший его брат Юстиниан, пока ещё холостой. Да ещё в этом же дворце доживала свой век вдова его отца остготская королева Матасунта, на которой женился его отец, как только она стала вдовой короля Витигиса, через два года после того, как Велисарий привёз их всех из Равенны в Константинополь.

На следующий день он уехал обратно на Истр в свою армию, которая стояла там, на границе, расквартированная по крепостям.

Сразу же по прибытии в свою ставку, в крепость Сирмий, он направил посыльного к кагану Баяну с сообщением, что император ждёт аварских послов у себя месяца через два.

Но с посольством Баян явно не спешил. Оно прибыло на Истр, к месту переправы, только в середине октября.

Когда на левый берег Истра стало выходить посольство, Юстин подумал было сначала, что это набег орды, идущей на грабежи…

– Ох ты, бог ты мой! – воскликнул стоявший рядом с ним архонт Павел. – Это же нашествие, а не посольство!..

Юстин успокоился. Надо было организовать переправу, затем накормить эту орду варваров, голодных и ленивых… Умеют только грабить!..

Переправа заняла целый день. Весь следующий день авары отдыхали, только ели сами да выпустили на выпас своих коней… Их же у них было в два раза больше, чем всадников. Каждый имел по запасной лошади: низкорослые, но выносливые, с большими мордами и отвислыми брюхами, как и у их хозяев, они были приучены несколько дней пастись, затем бежали мелкой рысцой целыми днями напролёт…

И вот вся эта орда наконец-то покинула приграничную полосу, ушла в направлении на юг, дорогой по берегу Марги, притока Истра, после того как он, Юстин, снабдил их ещё съестными припасами на дорогу.

Но это посольство аваров прибыло в Константинополь не ко времени.

* * *

Ещё не рассвело, когда к нему, куропалату Юстину, прибежал в его дворец, в квартале близ гавани Юлианы, посыльный от его брата Марцелла, комита экскувитов.

Юстин, поднявшись с постели, быстро оделся, вышел в приёмную палату к посыльному.

– Ваш брат Марцелл просил передать вам: только что, в эту ночь, скончался император Юстиниан! – сообщил посыльный.

Юстин, поблагодарив за сообщение, отпустил его.

Затем он прошёл к спальне Элии, велел её служанке разбудить госпожу.

Дожидаясь Элию, он подошёл к окну, выходившему к проливу Босфор. Там, за окном, за проливом, с востока вставало солнце нового дня, 14 ноября 565 года, первого дня его правления…

Вскоре из спальни вышла Элия, с заспанным лицом, встревоженными глазами.

– Что, что случилось, дорогой? – воскликнула она.

Он же попросил служанку выйти из комнаты.

Когда та вышла, он сообщил ей о кончине императора.

– Умер император Юстианиан Великий! – невольно громко вырвалось у него. – И нам надо срочно предпринять действия по передаче мне, как его преемнику, власти в империи!..

Он задохнулся, не то от восторга, не то от страха перед предстоящим захватом власти.

Трусоватый, не отличаясь храбростью, он многое по жизни делал втихую, скрытно. Не собирался он выносить решение о преемнике ни на Евдоме, ни на ипподроме. У него не было полной уверенности, что войско, солдаты, а также партии ипподрома поддержат его, а не какого-нибудь выскочку из неизвестности.

«Хорошо ещё, что здесь нет Юстина, моего двоюродного братца!» – мелькнуло у него с облегчением.

Были ещё претенденты: известные военачальники, полководцы… Но нет уже в живых самого опасного среди них, Велисария. Тот умер полгода назад… И эта смерть тогда обрадовала его…

– Ты иди к себе, приведи себя в порядок, – попросил он Элию. – Скоро сюда могут прийти из синклита с патрицием Каллиником!.. А с ним, должно быть, и сенаторы!.. Их сейчас собирают в императорском дворце Марцелл и Тиберий…

«Возможно, там уже и Бадуарий!» – мелькнуло у него ещё об одном надёжном человеке, о своём зяте, женатом на его дочери Аравии.

Элия кивнула головой и поспешно скрылась у себя в спальной комнате. Туда ушли и её служанки.

Он же вернулся к себе, на свою половину дворца, чтобы переодеться в траур, привести себя тоже в порядок перед встречей знатных лиц, которые будут просить его занять трон императора.

Времени уже было достаточно много, судя по солнцу, но всё было пока тихо. И эта тишина насторожила его. Он нервно заходил по палате, чутко прислушиваясь к малейшим звукам во дворце.

«Ну что же они там медлят-то!» – не отпускала его эта тревожная мысль…

И он вздрогнул, когда услышал слабый стук в дверь палаты, остановился. Его взгляд впился в дверь, за которой кто-то стукнул пару раз – похоже, костяшками пальцев, но нерешительно… И снова стало тихо… Но нет, вот снова раздался слабый стук в дверь…

– Кто там?! – громко, с дрожью в голосе вскричал он, весь покрываясь потом от страха.

Ему показалось, что стучали чем-то твёрдым, похожим на стук рукояткой меча.

– Это я, господин, – послышался робкий голос его ночного слуги. – Разрешите войти…

– Входи! – пронзительным каркающим голосом отозвался Юстин.

Дверь скрипнула, приоткрылась… И в образовавшуюся щель сунул голову его слуга.

– Тут пришли к вашей милости… Каллиник, а с ним много других, – промямлил боязливо слуга.

Юстин понял, что тот ещё не знает о смерти императора, и этот визит патриция и сенаторов напугал его.

– Ты ещё будешь спрашивать! – вскричал он, раздражённый на самого себя за мелькнувшее было вот только что у него малодушие от этого стука в дверь. – Скажи служанкам Элии, чтобы она явилась сюда немедленно!..

Слуга, видя его в гневе, исчез за дверью…

Вскоре появилась Элия в сопровождении служанок, придворных дам.

И почти сразу же за ними широко распахнулась дверь, и в палату вступили большой группой первые вельможи государства во главе с патрицием Каллиником.

И от этой толпы в большой палате стало тесно.

И каждый из них, людей государевых, толкается, спешит пробиться в первый ряд, ближе к нему, Юстину, засвидетельствовать этим своё почтение новому императору, владыке…

Но вот топот ног, шум, пыхтение и возгласы затихли… И в этой тишине раздался звучный, громкий, с переливчатыми тембрами, наполненный эмоциями голос Каллиника.

– Юстин Флавий, мы просим тебя принять на себя тяготы верховной власти в осиротевшем государстве!..

Юстин наморщился, как будто то, о чём просят его вельможи, ему не нравится, сделал отстраняющий жест рукой… Мол, что вы, разве я подхожу на это великое место!..

Но вот уже все явившиеся преклоняют перед ним колени, склоняют головы в знак печали, если он откажется…

– Юстин Флавий, умоляем! – раздался вопль напуганных вельмож…

И тишина…

Он же потянул с ответом минуту, чтобы не смазать сцену быстрым согласием… Затем тяжело вздохнул, как будто уже легла на него эта безмерная тяжесть, поднял глаза на вельмож и дал согласие:

– Уступая многим просьбам, я принимаю на себя эту нелёгкую ношу погибающего без водителя государства…

Вельможи поднимаются с колен. В зале снова всплеснулся шум, говор и даже смех. Замелькали улыбки.

– Прошу всех присутствующих пройти для прощания и почтить память скончавшегося императора Юстиниана Великого! – объявил Каллиник. – Для этого скорбного часа прошу всех пройти в императорский дворец, в палату Хрисотриклин!..

Юстин и Элия София, накинув траурные плащи, вышли из своего дворца и направились в сопровождении вельмож к императорскому дворцу. Там они, всё так же с вельможами, прошли в Хрисотриклин, где уже стоял на возвышении гроб с телом Юстиниана. У гроба они склонили головы, прощаясь с императором…

Элия подошла со служанками к гробу, остановилась.

Её служанки возложили на тело императора бархатный фиолетовый покров.

Элия же приложила платочек к сухим глазам, стараясь выжать из себя хотя бы слезинку… Затем она поправила покров… На фиолетовом покрове яркими зелёными буквами светилось в полумраке зала имя императора и его славные по жизни дела.

Стоявший рядом с Юстином его брат Марцелл тихонько зашептал ему:

– В городе уже начались волнения… Стала известна кончина императора. Люди собираются на ипподроме.

– Ещё рано показываться народу, – так же тихо прошептал ему Юстин…

После этой церемонии они, Юстин и Элия, разделились. Он направился в сопровождении вельмож в храм Архангела Михаила, Элия же с их дочерью Аравией и придворными дамами пошли в церковь Пресвятой Девы Марии, чтобы помолиться там.

Вскоре они вернулись в императорский дворец, в камеру перед храмом Святого Феодора, где хранилось императорское одеяние.

Там Юстина облачили придворные в фиолетового цвета императорские одежды. После этого солдат возложил на него свою золотую шейную цепь. Юстин же возвёл его в чин трибуна. Затем он встал на щит, и четыре воина подняли его на этом щите…

Этот день с самого утра был насыщен событиями и делами у новой императорской четы.

Первая половина дня ушла на церемонию венчания Юстина на царство, благословение патриарха Евтихия, возложившего на него царский венец… Поздравления, крики в честь него…

Он же, взойдя на трон, держал речь, обещая править по разуму и правде.

Теперь он был уже уверен, что никакая сила и никакие соперники не угрожают ему, поэтому решился выйти на ипподром.

Впереди всех вступил на ипподром отряд экскувитов Тиберия со знаменем и занял террасу под Кафизмой. Кафизму, царскую ложу, отделяла от арены и зрителей эта терраса, которую обычно, при выходе императоров на ипподром, занимал отряд гвардейцев на случай нападения со стороны арены… Затем на Кафизму вошли кубикуларии[127]127
  Кубикуларии – царские спальники, евнухи в белых одеждах.


[Закрыть], вооружённые мечами, в руках они держали опахала…

Вот только после них взошли на Кафизму Юстин и Элия в сопровождении Марцелла и Бадуария… Юстин, в короне и длинной пурпурно-фиолетовой хламиде[128]128
  Хламида – у древних греков и римлян одежда в виде плаща.


[Закрыть], выглядел эффектно… Он знал это, и это придавало ему уверенность… Один из евнухов, подобрав полу императорской мантии, подал её в правую руку ему… И Юстин троекратным крестным знамением осенил свой народ, собравшийся на ипподроме.

И ипподром вздрогнул от мощного вскрика многотысячной толпы, собравшейся посмотреть на коронацию нового императора и выразить криками ему свою признательность и восхищение… И ещё долго волнами катился из конца в конец по ипподрому гул толпы и крики: «Юстин – твоя победа!..»

На этом закончилось его выступление перед народом, и он во главе своих ближних прошёл в императорский дворец.

В этот же день, после полудня, состоялось погребение императора Юстиниана.

На храме Святых Апостолов зазвонил торжественно и в то же время печально большой колокол. Шестеро экскувитов сняли гроб с телом императора с постамента, подняли его на плечи и, мерно вышагивая под удары колокола, вынесли его из дворца на площадь перед Лавзиаком. Там они поставили гроб на повозку с запряжённой в неё лошадью чёрной масти и, всё так же мерно вышагивая, пошли по обеим сторонам повозки, покатившей к храму Святых Апостолов. Позади повозки пошли Юстин и Элия, их дочь Аравия с мужем Бадуарием, вельможи, а далее простые горожане… У храма Святых Апостолов экскувиты сняли гроб с повозки, внесли в храм и положили тело императора в саркофаг, стоявший рядом с саркофагом Феодоры. Затем они накрыли саркофаг тяжёлой каменной крышкой с барельефом императора, его именем и победами, высеченными на ней.

И так закончился очередной день.

«Что новый день готовит мне?» – мелькнуло у нового императора.

* * *

Прошла всего неделя со дня похорон Юстиниана, возведения на трон Юстина и Элии. А Юстин уже заметил, что супруга начала не то уставать от суеты, дел императрицы, которые она обязана была исполнять теперь, скорее же стала скучать от них. Первые дни борьбы за трон возбуждали. Теперь же возбуждение ушло, и стала наползать серость будничной жизни во дворце.

Он заглянул к ней, на её половину дворцовых палат, чтобы договориться о делах текущих, когда они должны были появляться вместе.

– Элия, ты ещё не устала от этих торжественных приёмов?.. Предстоит приём послов, варварских к тому же!.. Они ждут нашей аудиенции! Ты не забыла, что мой двоюродный братец пропустил через границу на Истре аварских послов перед кончиной нашего дядюшки?..

– Я помню об этом! – ответила Элия. – И когда же мы примем их?

– Ну, давай не тянуть, не откладывать надолго!..

– Если ты, дорогой, не против, то назначай на завтра!..

Он согласился с этим.

– Хорошо, я прикажу логофету[129]129
  Логофет – начальник финансового управления.


[Закрыть] и силенциарию подготовить всё для приёма посланников кагана Баяна!..

После полудня на следующий день он прошёл с логофетом и придворными в камеру перед храмом Феодора, где хранилось императорское одеяние. Там слуги облачили его в плащ, обшитый золотой каймой, возложили на него, для большей торжественности, корону. Элию же облачили служанки тоже в императорские одежды в её палате. И она вышла к нему навстречу, чтобы идти с ним и придворными в палату Хрисотриклин.

Пройдя туда, они воссели в кресла на троне. Чины, патриции и сенаторы, пройдя вслед за ними в палату, встали рядом с троном.

Юстин подал знак логофету, и тот, стоявший наготове у двери, махнул рукой преторианцам, те же распахнули дверь настежь.

В палату вошли аварские послы вслед за сопровождавшими их преторианцами.

Логофет, пройдя к трону, встал впереди послов и объявил их:

– К тебе, великому императору, пожаловали послы от кагана Баяна!

Он сделал знак послам, и те опустились на колени перед троном императора.

– Встаньте! – велел им Юстин. – И скажите, с чем явились к нам!

Толмач перевёл его слова послам.

Всё те же длинные волосы, заплетённые в косы и затянутые накосниками в пучки. Обветренные скуластые лица желтоватого цвета, чёрные глаза блестели в узких щёлочках, тая в себе что-то подозрительно знакомое…

Старший из послов, шагнув вперёд, ближе к трону, остановился. Плотный и округлый, он ударил себя в грудь кулаком.

– Таргитий! – представился он так своеобразно. – Дозволь говорить, великий император!..

– Говори! – эхом откликнулся Юстин.

– Государь! Мы пришли за подарками. Их выдавал нам твой покойный отец! И ожидаем от тебя, что ты не переменил того, что постановил и давал он! За это мы обещаем не нападать на ромейские владения!.. Хотя и имели на то возможность! – прозвучало из уст посла с явной угрозой. – Но мы сделали ещё и более того: мы истребили те соседние племена, постоянно разоряющие Фракию! И теперь они страшатся силы аваров, друзей римлян! За это ты будешь давать нам больше, чем твой отец!.. И невозможно нашему кагану Баяну быть в дружбе с тобой, пока не будут выданы ему те подарки!..

Речь посла удивила и в то же время разозлила Юстина. Такой наглости он не ожидал от варваров. Они одновременно клянчили, затем угрожали разрывом дружбы при неисполнении их просьбы.

Сжав зубы, сдерживая себя, чтобы не сорваться, он заговорил, намереваясь поставить этих степных попрошаек и грабителей на место.

– Вы предъявляете высокомерные требования и вместе с тем просите!.. Я дам вам более, чем отец мой: заставлю вас прийти в себя!.. Удалитесь отсюда немедленно! – вскинув руку, показал он послам на дверь. – И будьте благодарны за то, что остались в живых!.. Я никогда не буду нуждаться в вашем союзе! Вы ничего не получите от нас, кроме того, что мы дадим вам в награду за службу!..

Послы в страхе покинули дворец. И вскоре они уехали из Византии.

* * *

– Послушай, дорогой, что мы будем делать с твоим двоюродным братом Юстином, сыном Германа? – завела как-то об этом речь Элия, когда он пришёл к ней в её палаты, чтобы справиться о здоровье.

Она заметила, что её муж, весь поглощённый торжествами восшествия на престол, делами с персами, с тем же Хосровом, послами кагана Баяна и ещё многими мелкими обязанностями как император, совсем забыл о том, что двоюродный брат навис над всем этим, как подвешенный меч, который рано или поздно сорвётся, упадёт им на голову.

– А что Юстин?.. Что Юстин? – повторил он, глядя на супругу. – Он далеко отсюда, нам не мешает и ничем не грозит!..

– Вот и давай пошлём его куда-нибудь в дальние края! В тот же Египет на пост префекта августала!..

Юстин некоторое время смотрел молча на Элию, раздумывая, почему бы это она завела разговор о его двоюродном брате.

– Хорошо! – согласился он с ней. – Я отдам распоряжение о вызове его сюда, в столицу!..

И Юстин, сын Германа, прибыл в столицу по вызову нового императора.

Тот встретил его во дворце с распростёртыми объятиями. Он обнял его, зашагал вместе с ним в обнимку по громадной палате Хрисотриклина, стал расспрашивать о положении на Истре, об аварах, других варварских племенах, о славянах. Их набегах на приграничные районы Фракии, которые охранял Юстин, хвалил за сообразительность и мужество, образцовую организацию защиты границы, за командование легионами и фемами[130]130
  Фемы – военно-административные округа в Византии VII–XII вв., во главе которых стояли стратеги (имели судебную, фискальную, военную власть). Фемы выставляли государству ополчение стратиотов.


[Закрыть].

– Элия тоже хочет видеть тебя!.. Сегодня же будешь у нас на обеде! Приглашены все патриции! Они тоже будут рады приветствовать тебя, их сотоварища!.. Обязательно приходи!..

Договорившись с ним о встрече, он отпустил его домой.

Юстин, вернувшись к себе домой, встретил там большую группу подчинённых ему офицеров, приехавших с ним вместе с Истра. Это были молодые офицеры, преданные ему, вместе с ним побывавшие во многих сражениях и опасных местах на неспокойной границе, тревожной, частых набегах варваров.

Они собрались у него, в одной из его палат Большого дворца ещё его отца Германа. Сейчас же наполненного разными жильцами.

Его товарищи принесли вино. И они загуляли так, что он забыл про обещание явиться на ужин к императору. Вспомнил об этом только тогда, когда было уже поздно куда-либо спешить.

Когда он появился на следующий день снова во дворце, император слегка пожурил его за то, что не явился на обед во дворец, куда были приглашены многие знатные персоны Византийской империи.

Они, император и Юстин, сын Германа, снова поговорили о делах, политиках и военных империи и окружающих её государств, народов и варварских кочевниках.

В конце концов они о чём-то сильно заспорили и разошлись недовольные друг на друга.

На следующий день состоялось примирение. И Юстин даже обедал у императора, своего двоюродного брата, который пригласил на обед и Элию.

Казалось, что между ними установились снова дружеские отношения.

Но через несколько дней с императором что-то случилось. В присутствии Юстина он обругал за что-то свою супругу Элию. И та, в слезах, ушла к себе на женскую половину дворца.

Вскоре состоялось примирение между супругами. И снова они пригласили Юстина на очередной обед. Он прошёл в изысканной благородной обстановке. Провожая после обеда Юстина, император обнял его, извинился за прошлые обиды.

– Они же никчёмные! – с пафосом вырвалось у него. – Не принимай близко к сердцу!..

Он проводил его до выхода из дворца, похлопал дружески по плечу, отвернулся и пошёл к себе во дворец.

* * *

Прошёл месяц, два, три… Юстин, сын Германа, успокоился насчёт того, что его предупреждали его боевые товарищи: быть осторожным при общении с новым императором.

Спокойнее стал вести себя и император.

Как-то раз он пригласил Юстина во дворец, но не на обед, а к себе в рабочий кабинет.

– Тебе придётся ехать в Александрию, в Египет! – начал император. – Там освободился пост префекта августала!.. Умер патриций Феоктист! Заменить его некому, кроме тебя! Ты уже знаешь Египет! Твой отец управлял в Африке. Тогда с ним был и ты… Я уверен, что ты справишься!.. Это место намного спокойнее, чем на Истре!.. С Богом! Удачи!..

Юстин хотел было возразить ему против такого назначения, но император не стал даже слушать его.

Они простились. Вскоре Юстин отбыл в Египет. С собой он взял только одного особо преданного ему офицера Леона, с которым был в дружеских отношениях.

В Александрии он занял апартаменты прежнего префекта августала в центре города, но в довольно тихом и зелёном его уголке. Сразу же он включился в новую для себя деятельность, чтобы быстрее освоиться со своими обязанностями.

Леон помогал ему как мог. Они ещё сильнее сдружились, несмотря на разницу в возрасте и положении при дворе императора.

Чтобы не утратить навыки фехтования мечами в ближнем бою и не одряхлеть на дворцовой службе, они частенько тренировались на мечах. И он стал доверять ему, поставил его во главе своих телохранителей. Леон спал всегда в соседней комнате, положив рядом с собой меч, тот всегда был у него под рукой. Юстин же свой меч вешал на стенку так, чтобы можно было дотянуться до него рукой… И так, защитив себя на всякий случай, он спокойно засыпал до утра.

В одну из таких обычных ночей он проснулся от сильного грохота и громких криков… Не понимая, что происходит, он вскочил с постели, сдернул со стены меч, выскочил за дверь комнаты.

Там же шла жестокая драка… Леон отбивался от двоих громадных бойцов, ловко владевших мечами… Вот один из них достал мечом Леона… Рука у Леона бессильно опустилась, он выронил меч… И тут же другой грабитель вонзил ему меч в грудь… Леон упал… Те же налётчики кинулись к Юстину.

Тот встретил их с мечом в дверях… Удар, ещё удар… Меч вылетел из его руки, выбитый неимоверной силой одного из громил… Другой же громила довершил своё кровавое дело…

Налётчики отрубили его голову, сунули в мешок, выбежали из дворца префекта августала и скрылись в темноте жаркой южной ночи.

Через две недели странного вида человек, старый и седой, в длинной и грязной хламиде и колпаке, подошёл к входному портику дворца императора в Константинополе, к схолариям, стоявшим на охране. Он положил на ступеньки портика завязанный небольшой мешок, с чем-то круглым в нём.

– Передайте это лично императору Юстину, – сказал странник, поклонился и ушёл.

Мешок принесли императору. А тот велел одному из придворных служителей развязать его.

Когда тот развязал мешок, из него выкатилась отрубленная голова Юстина, сына Германа… Уже почерневшая… Закрытые глаза, крепко сжатые губы, спокойное выражение всех черт лица подчёркивали, что он встретил свой конец жизни, не осознавая его…

Император попросил всех удалиться из кабинета.

Все вышли. Тогда он пригласил Элию. Та явилась сразу же, не понимая, зачем такая спешка. Когда она вошла в его кабинет, то увидела на его столе голову Юстина, сына Германа.

Какое-то время она равнодушно взирала на отрубленную голову, затем её лицо озарила слабая улыбка, улыбка радости, удовлетворения и мстительности… Теперь ей и ему ничего не угрожало наслаждаться жизнью и страхом людей, с трепетом взиравших на них, на императора и императрицу.

* * *

С кончиной императора Юстиниана произошли важные события и в церковной среде, помимо государственных и военных.

Когда немного схлынули дела после воцарения, Юстин официально принял во дворце патриарха Александрийского Феодосия.

Новый император побеседовал с патриархом, высказался о церковном мире. Он приказал обеим сторонам, православным и монофизитам, собраться на Патриаршем дворе.

– Исследовать истину, из-за которой спор между ними длится уже полвека! – обозначил он тему собора.