Текст книги "Василевс"

– Это ромейская земля! – возразил Приск.

– Но каган на это указывает, что оружие и законы войны отняли у ромеев право на неё!

– И это говорит ваш каган – беглец с Востока!.. Ха-ха! – рассмеялся стратег.

Посол ничего на это не сказал и сразу же уехал, оскорблённый последним заявлением стратега.

Через несколько дней у Приска снова появились послы от кагана.

– Каган захватил Сингидун, а его горожан увёл в свою землю, землю аваров! – сообщили они сразу же ему.

Приск выпроводил их бесцеремонно из своего лагеря и, не теряя времени, отправился на быстроходных судах по Истру к острову Синги[179]179
  Синги – остров поблизости села Винче под современным Белградом.


[Закрыть]. На острове Приск поставил лагерь, затем с отрядом легионеров отплыл к селению недалеко от Сингидуна.

И здесь, у этого селения, он увидел на берегу кагана. Тот сидел на коне в окружении своих ближних и охраны. Приск же не стал, из опасений, подплывать близко к берегу.

– Что вам тут нужно, ромеи?! – закричал с берега толмач по знаку кагана. – Почему выходите за пределы договора? Чужой стала для вас эта земля! Мы добыли её себе оружием!.. Прекрати, Приск, бессмысленные поступки! Не нарушай спокойствия, которого с трудом добились вы ценой больших даров! Почтительно отнесись к договорам и клятвам! Ты, стратег, начинаешь войну, как вор!..

Он замолчал, излив возмущение кагана.

– Ты, каган, совершаешь несправедливость против города Сингидуна! – обратился Приск к кагану также через своего толмача. – Зачем, разрушив его стены, ты требуешь, чтобы несчастные его жители переселились к тебе? Сам беззаконно захватывая, ты жалуешься, что тебя обижают! Насильничая, ты говоришь, что тебе угрожают ромеи! Пожалей много раз ограбленный тобой город!..

Каган в гневе резко прервал его, с угрозой заявил, что он разрушит ещё много городов, и покинул берег вместе со своими людьми.

Приск тоже вернулся к себе в лагерь, встретился с Гудуином.

– Пойдёшь со своим отрядом на помощь Сингидуну на судах по Истру! – приказал он ему. – Подходи к городу осмотрительно! Варвары наверняка приготовили ловушки!..

Гудуин уплыл на дело. Подплывая к Сингидуну, он увидел около города баррикаду из повозок, за которыми укрылись варвары… Его суда уткнулись в песчаный берег, легионеры попрыгали с них на песок и в стремительной атаке осыпали дротиками повозки варваров. И варвары всё бросили и побежали.

Ромеи же стали восстанавливать стены города.

Когда об этом сообщили кагану, он разозлился и отправил послов к Приску с заявлением о разрыве договора. Затем, собрав свои войска, он двинулся походом к Ионийскому заливу. Там он разрушил стенобитными орудиями город Бонни, захватил богатую добычу.

Приск направил туда сразу же Гудуина с его отрядом наблюдать за варварами.

И Гудуин повёл свой конный отряд окольными дорогами и тропами скрытно для варваров. Подобравшись незаметно поближе к ним, они спешились, оставили коней в укрытии, стали наблюдать за варварами. Выследив большую их группу, они устроили засаду, дождались ночи, напали на них, часть перебили, остальных же повязали. Гудуин допросил пленных, и те указали место, где хранится награбленная каганом добыча. И Гудуин воспользовался этим случаем, укрылся неподалёку от того места. Выбрав удобный момент, он с отрядом уничтожил охрану, а захваченную добычу отослал Приску.

Каган, когда ему донесли об этом, пришёл в ярость. Затем он построил укреплённый городок, засел в нём с войском и стал что-то ждать. В таком состоянии он провёл около года здесь, у берегов Истра, но бездействуя. Приск тоже не тревожил его.

* * *

Наконец каган с чего-то оживился, покинул укреплённый городок и направился в Нижнюю Мезию. И там он осадил город Томис на самом берегу Понта Эвксинского.

Приск встревожился при известии об этом и двинулся тоже к Томису. Ромеи подошли к городу, расположились лагерем… Уже наступила осень. Варвары же ничего не предпринимали, что-то выжидали. Так подошла зима, ударили морозы. Все сидели по лагерям.

Осада Томиса затянулась до весны 600 года, в войске Приска стало голодно.

В это время, в начале апреля, к ромеям приехали послы кагана.

– Каган предлагает вам продовольствие! – заявили они стратегу. – Мы знаем, что вы голодаете!..

Приск воззрился подозрительно на них. Он не доверял кагану…

– Что же мы должны будем за это?

– Заключить на неделю перемирие и не нарушать его!..

Приск согласился на это условие. Каган отправил его войску несколько повозок продовольствия. Затем к Приску снова пришли послы кагана.

– Каган просит у тебя восточных пряностей! – сообщили они ему.

– Хорошо! – согласился Приск. – Я пошлю кагану с вами перец, мускатный орех и коренья!..

Послы получили эти дары и уехали в свой лагерь. В этот же день к Приску явился гонец от кагана и сообщил, что каган даже повеселел от этих даров.

На этом закончилось перемирие. Снова у Приска появились послы кагана и сообщили, что каган уходит отсюда, из-под Томиса.

Утром следующего дня каган свернул свой лагерь и ушёл на левый берег Истра.

* * *

Наступила по-настоящему весна.

Дело, ради которого Приск созвал общее собрание войска, он изложил кратко в своей речи:

– Император приказал выступить против варваров!.. И мы идём на остров Виминакий, в устье Марги!..

С этого острова было удобно переправляться на левый берег Истра, в землю аваров.

Когда они подошли к острову, Приск остался на острове, на левый же берег Истра послал Гудуина с его отрядом антов. Гудуин разбил аваров, которых выставил против него каган, начал сразу же возводить укреплённый лагерь, но тут же авары окружили их лагерь.

Гудуин отправил гонца на остров к Приску.

– Гудуин со всех сторон окружён варварами, ситуация угрожающая! – сообщил гонец Приску.

– Передай ему, что я немедленно иду к нему на помощь!..

Гонец уплыл обратно на левый берег Истра.

Приск же погрузил свои войска на дромоны и перебрался с острова в лагерь к Гудуину. Начались жёсткие стычки с аварами, произошло несколько сражений. Ромеи взяли в них верх над аварами. Но те не унимались, снова и снова ввязывались в сражения.

Затем наступило на несколько дней затишье. Вскоре стратегу донесли дозорные, что варварское войско вновь пошло в наступление.

Приск тут же вышел против него, построил свою пехоту тремя фалангами, подскакал на коне к Гудуину.

– Гудуин, твоим антам тоже есть дело! Поставь их за тем холмом! – показал он на холм, на котором уже построил свою пехоту. – И когда варвары пойдут на моих гоплитов, ты ударишь по ним с тыла!.. Ясно?

– Ясно!.. Не подведём! – заверил его Гудуин.

И он ускакал со своим отрядом за тот холм.

Каган же напустил своих конников на пехоту Приска. И те с криками, визгом, злобно скалясь, ринулись в атаку.

Приск выждал момент, когда варвары стали подниматься на холм, затем, обнажив меч, повёл свою пехоту вниз, навстречу неприятелю. Копья сомкнутого строя тяжёлой пехоты остановили передние ряды конных варваров и опрокинули… Они повернули коней и пустили их галопом… Но тут в дело вступил отряд Гудуина, загнал варваров в озеро и довершил их разгром.

Но каган в этой битве ускользнул, бежал на реку Тиса. Прошло ещё недели три, и снова он собрал войско, приготовился к сражению.

Когда дозорные донесли Приску об этом, он двинулся к реке Тиса, в её устье расположился лагерем, стал дожидаться подхода кагана… Каган явился с войском и тоже устроил лагерь неподалёку. На следующий день оба войска построились друг против друга… Первыми в атаку по сигналу пошли конные варвары… Гоплиты выдержали их натиск, и сразу же в дело вступила конница Гудуина на левом крыле, заходя в тыл варварам. Одновременно конница Приска зашла в тыл варварам справа, сомкнулась с антами Гудуина… Избиение аваров, попавших в ловушку, было полным. После этого Гудуин переправился со своим отрядом через Тису, наткнулся на гепидов, напал на них: частью истребил, остальных же захватил в плен, перебрался обратно через реку и соединился с Приском.

– Передаю тебе их как добычу! – показал он на пленных, засмеялся, довольный этим удачно завершившимся сражением.

Приск обнял его, похлопал по спине.

– Молодец, дружище!.. Сообщи своему отряду: идём обратно к устью Марги!..

Но они не успели дойти до Марги, как лазутчики донесли, что каган снова собрал свои силы у Тисы, грозился разорить провинции империи на правом берегу Истра.

– Поворачиваем назад! – раздражённый этим известием, приказал Приск на совете архонтов и таксиархов у себя в походной палатке. – Надо добить кагана основательно!.. Чтобы не повадно было поступать так дерзко!..

Теперь у Тисы произошло большое сражение. Варвары, разбитые наголову, в этот день утонули в волнах реки. Вместе с ними погиб и большой отряд славян. Много варваров было взято в плен. На пленных надели оковы, и Приск отослал их как добычу в город Томис.

В это время в столицу к императору прибыли от кагана послы. Маврикий принял их, выслушал. Они передали просьбу кагана вернуть взятых Приском в плен аваров. Маврикий обещал сделать это. Послы отбыли из Константинополя. Маврикий же послал Приску сообщение, чтобы он вернул кагану пленных аваров. И те были выданы из Томиса кагану.

На границе Истра наступило затишье на целый год.

Приск, пользуясь этим, отвёл часть своих войск от границы, распределил по крепостям на постой. Легионеры, гоплиты, анты Гудуина отдыхали, наслаждаясь тишиной и мирной жизнью.

Летом следующего года из Константинополя пригнал гонец, вручил Приску письмо императора.

Когда в палатку собрались архонты и таксиархи войска, секретарь Приска зачитал письмо. В нём император сообщал, что стратегом войск в Европе он снова назначает своего брата Петра.

Все затихли в палатке, взирая с сочувствием на своего начальника, только что отставленного от должности.

– Ты не отчаивайся, дружище! – подошёл Гудуин к Приску.

Ободряюще улыбнувшись, он крепко пожал ему руку.

У Приска же мелькнуло, что ему-то, Гудуину, легко говорить: «Не отчаивайся… Его-то Пётр первым делом выпросил у императора оставить в должности ипостратега в его войске…»

Тем временем стало известно, что Пётр с войском двинулся к Истру.

Приск собрал свои вещи и в сопровождении своих телохранителей уехал в Константинополь. И там он, несправедливо униженный, закрылся на своём дворе и какое-то время не встречался ни с кем.

* * *

Приск сидел на своём дворе и следил пристально за тем, как разворачиваются события на Истре, несмотря на то что был оторван от войска, военных действий там. Для этого он расспрашивал гонцов оттуда, которые гнали с письмами к императору. А то появлялся оттуда кто-нибудь из архонтов или таксиархов в Константинополе. И он знал, что Пётр провёл там всё лето в крепости Паластол, ничего не предпринимая…

Сам же он не дал бы легионерам ни минуты свободного времени. Гонял бы их, тренировал, бегали бы, вскакивали на лошадей, пели бы песни и плясали танцы пиррихи[180]180
  Пиррихи – военная мимическая пляска под звуки флейты, в которой движениями тела выражали способы и приёмы, употребляемые в сражении при нападении и обороне.


[Закрыть], издавая воинственные кличи…

Через год ему повезло: зачем-то приехал в Константинополь Гудуин. Тот изменился: похудел, от этого постарел, лицо подтянуло от частых недоеданий.

Встретились они у Лампового дома. Тот пришёл туда за какими-то покупками, а Приск проходил в это время мимо и увидел его там, о чём-то беседующего с таксиархом, своим старым приятелем.

Они поздоровались, перекинулись парой слов о каких-то мелких событиях здесь, в столице.

– Ты, наверное, хочешь знать, что произошло там, на Истре, в войске Петра, после твоего отъезда? – с чего-то спросил его Гудуин.

– Прошёл год! Что-то же изменилось! – вздёрнул Приск плечами так, что было ясно: его не интересует положение в войске стратега Петра, брата императора.

Гудуин всё же кратко рассказал, как он переправился через Истр на левый берег, захватил там большое количество пленных аваров.

– И каган напустил на моих антов своего шакала Апсиха! Велел ему истребить их, моих подчинённых… Но тот не справился с этим, поскольку анты в его войске отказались выполнять его приказ: убивать своих… И когда он пригрозил им, то многие из них перешли на мою сторону… Каган испугался этого, стал упрашивать их, чтобы вернулись!.. В общем, целая история: смех и грех! – рассмеялся он.

Он спросил Приска, как он живёт здесь, что делается во дворце у императора: назначил ли его император на какую-нибудь военную должность…

Приск отделался шутливым ответом, что, мол, всё в порядке.

– Служу при дворе! – криво ухмыльнулся он.

И Гудуин не стал приставать к нему с расспросами дальше. Они разошлись, пожелав друг другу удачи.

Вскоре Гудуин уехал обратно на границу, на Истр, к своим легионерам и антам.

Когда он туда добрался, уже наступило лето 602 года.

Сразу же по приезде он объявился у стратега Петра. Того он застал в подавленном состоянии. Пётр сообщил ему, что получил очередное письмо императора с требованием, чтобы он провёл с войском зиму на левом берегу Истра.

– Во владениях славян! – вырвалось у него с плохо скрываемой паникой. – Ты представляешь, что сейчас начнется в войске-то!..

Гудуин знал от своих доверенных, что многие легионеры до ужаса боятся бесчисленного множества варваров на той стороне Истра…

Приска же, когда он расстался с Гудуином, неожиданно вызвал к себе во дворец Маврикий. Даже прибежал посыльный из дворца и вручил ему записку императора: в ней тот просил его немедленно явиться к нему. Не зная, с чем была связана такая поспешность, он по дороге к дворцу гадал и не мог понять, для чего понадобился снова Маврикию.

Во входном портике дворца его уже ожидал силенциарий. Поздоровавшись, он проводил его до кабинета императора, открыл перед ним дверь и удалился.

Приск вошёл в кабинет, остановился у двери. В кабинете у Маврикия за столом сидели несколько его советников и патрициев. Маврикий, увидев его, пригласил за стол, показав место рядом с собой. Приск прошёл к столу, сел рядом с императором.

– Я назначаю тебя магистром Востока, – начал излагать суть дела Маврикий, из-за которого вызвал его к себе. – Езжай немедленно в Армению, набери там тридцать тысяч пехоты, затем переведи её во Фракию и расквартируй там… Документы и деньги для этого дела получишь вот у него! – показал он на логофета, чиновника по финансовой части, сидевшего тоже за столом. – Задание ясно?..

– Да, ваша милость!

– Тогда за дело!

Приск встал. Маврикий встал тоже, пожал ему руку, пожелал успеха, отпустил его.

* * *

Подошла осень. В это время легионеры под началом Гудуина, разбив в очередной стычке небольшой отряд варваров, переправились через Истр на свою сторону, на правый берег. Они были неимоверно злые, уже знали требование императора остаться на зиму на левом берегу Истра.

На другой день войска снялись с лагеря и, минуя Ансамум[181]181
  Ансамум – укрепление на правом берегу р. Осым, впадающей справа в Дунай.


[Закрыть], остановились в крепости Секуриска. Здесь Гудуин приказал им строить лодки, чтобы добраться до мест, где стояли таборами варвары.

Гудуин же видел, что легионеры смирились с требованием императора.

«Вот и хорошо!» – отметил он.

Но через несколько дней начались дожди.

– Вот только этого не хватало! – пробурчал он, выглянул из своей палатки, когда по ней забарабанил дождь.

Небо было затянуто тучами…

«Вот-вот начнутся холода, легионеры поднимут вой!» – мелькнуло у него.

И действительно в этот день в лагерь к стратегу Петру заявились послы от войска.

Делегация была внушительной, во главе с центурионом Фокой.

Пётр принял их у себя в палатке, пригласив на эту встречу ещё таксиархов и тагматархов для выяснения требований войска.

Легионеры были настроены враждебно, отказывались переправляться через реку, требовали отвести войска домой и там провести зимнее время. Сразу же с начала встречи с их стороны начались крики, ругань, замелькали кулаки. Особенно выделялся грубым поведением Фока… О нём ходили в войске слухи как о пьянице и распутнике…

Пётр, приняв послов и выслушав их, заявил, что наутро сам явится к войску и разберётся во всех неприятностях. Туда, к войску, он приехал вместе с Гудуином, собрал таксиархов всего войска и предъявил им письмо императора.

Таксиархи и тагматархи на это привели свои доводы.

– Легионеры не готовы для такой зимовки: нет одежды, оружия и продовольствия!..

– Да и палаток нет для зимовки!.. Не хватает лошадей!..

Это были веские причины.

– Всё это легионеры добудут там, у варваров! – продолжал твердить Пётр то, что велел ему император…

Раздражённые его настойчивостью легионеры, ругаясь, ушли из лагеря, устроили свою сходку.

Таксиархи и тагматархи тоже оставили лагерь, явились к стратегу. Гудуин был вместе с ними. И там разгорелся жёсткий и нелицеприятный для Петра разговор. Они, начальники легионеров, покинув свои отряды, знали, что там сейчас развернётся и кто выйдет из той войсковой горячки победителем, кого войско поднимет на щит, опьянев от свободы, кого будет поносить и, страшась последствий своего разгула, кому будут рубить головы…

Вскоре из войскового лагеря пришла шокирующая новость: воины подняли на щит центуриона Фоку и провозгласили его императором.

Этой ночью из своего лагеря бежал в Константинополь стратег Пётр.

* * *

В Константинополе же стало известно из слухов при дворе, что император вызвал к себе сразу же во дворец Петра, наедине принял его, долго расспрашивал обо всём, что произошло на Истре, в войске.

Затем он срочно направил послание Приску в Армению, чтобы тот немедленно вернулся в столицу.

И Приск со всей поспешностью прискакал со своими телохранителями из Армении, загнав в дороге не одну лошадь. Столицу он застал в волнении. На её улицах бандами ходили венеды и прасины, повсюду чувствовалось напряжение и страх.

Маврикий принял его, что-то пробурчал, когда Приск доложил ему, что он успел сделать в Армении, и отпустил.

Приска же удивило то, как повёл себя Маврикий.

«Вместо того чтобы объявить о том, что произошло там, на границе, он зачем-то скрыл это от народа… Хм!.. Да к тому же стал устраивать конные гонки на ипподроме!..»

Это было непонятно для него, военного. Ещё больше удивило его, и он разочаровался в Маврикии, когда тот отправил послов к мятежному войску.

«Что?! Уговаривать мятежников сложить оружие?!»

Он вспомнил, что такая же история произошла с ним самим, когда Маврикий назначил его четырнадцать лет назад стратегом в Восточное войско, что стояло лагерем около города Монокарта. И как его спасла от расправы мятежников только его собственная расторопность: когда он прытко бежал на коне от них.

– Ха-ха! – рассмеялся он сейчас, подумав, что как повторяется ситуация с мятежными войсками, когда у легионеров прижимают их права на оклады или изымают добычу на войне.

Но он всё же пошёл на ипподром и, затерявшись в многотысячной толпе на трибунах, стал издали наблюдать за императором.

Маврикий с патрициями и придворными поднялся на Кафизму и сел в своё кресло. Под Кафизмой же выстроились схоларии, перекрывая все подходы к императорскому трону.

Но даже издали Приску показалось, что Маврикий выглядел бледнее обычного.

«Да он же не был седым!» – мелькнуло у него, как изменился Маврикий.

Маврикий встал с трона, подошёл к краю Кафизмы, поднял над головой белый платок, затем бросил его вниз, на трибуны, заполненные под Кафизмой венедами, «синими», которым он покровительствовал… Там платок подхватили десятки рук под восторженный рёв толпы…

Выкатились на старт колесницы… И гонки начались…

Приск же не стал смотреть сами гонки и ушёл с ипподрома.

Вечером, уже дома, его всё не оставляли мысли о происходящем на Истре, о войске, которое, казалось, ещё вчера было послушно ему и которое Пётр, да и сам император довели до мятежа.

«Это же надо! Так обращаться с вооружёнными людьми!» – не находил он сейчас ответ на то, что же будет дальше-то.

А дальше события разворачивались стремительно.

И он, живя в столице, стал свидетелем разгула народной стихии и здесь, как будто та мятежная стихия докатилась с границы и сюда.

В столице, как пошли слухи, появились послы от войска с Истра… И они, как говорили в народе, предложили от имени войска корону императора Феодосию, сыну Маврикия.

Эту новость Приску сообщил Гудуин, снова появившийся в столице.

– Или чтобы Герман, его тесть, был опоясан императорским поясом!..

Приск спросил его, как он оказался-то здесь.

– Бежал оттуда! – честно признался Гудуин. – Когда Пётр бежал, то я тоже бежал сразу же!.. Бежали оттуда все таксиархи и тагматархи!..

Он не смущался оттого, что прямо и откровенно признался в этом.

– Войско больше не хотело выносить, чтобы императором был Маврикий!.. Но, знаешь, Приск, Маврикий-то поручил Коментиолу стать во главе тех, кто охраняет стены города!.. Хм-хм!.. Это ему-то, Коментиолу, трусу!.. Он же предаст его!..

И Приск понял, что Маврикий заметался, стал искать, на кого бы опереться.

«Все предадут, спасая собственную шкуру!.. Уж больно многих он оттолкнул от себя своей скаредностью, щепетильностью…»

– Он обвинил Германа, что тот хочет стать императором! – сообщил он Гудуину. – И тот сразу же бежал и укрылся в храме Богородицы!.. Говорят, что там он держится за выступы жертвенного престола!.. Ха-ха!.. Да разве это остановит мятежников!.. Наивный! У них нет ничего святого!..

Обсудив эти последние новости, они распрощались, пожелав друг другу остаться живыми в это смутное время.

А до Приска доходили слухи, что войско во главе с Фокой продвигалось всё ближе и ближе, продолжало шествие к Константинополю.

Вскоре стало известно, что Маврикий бежал из столицы. Ночью, переодевшись в платье простого человека, он погрузил на галеру деньги, посадил с собой жену и детей и отплыл из порта Вуколента, рассчитывая добраться до Халкидона. Однако ночью разразилась сильная буря, корабль снесло в Пропонтиду, они пристали к берегу на азиатском берегу, недалеко от Никомедии и там укрылись в церкви Мученика Автонома.

Тем временем мятежное войско подошло к столице. Димы открыли ворота узурпатору. И мятежники расположились на Марсовом поле Евдома. Отсюда Фока послал своего доверенного в храм Святой Софии с приказом, чтобы димы вместе с патриархом и сенатом явились к нему во дворец в Евдоме.

Приск тоже пришёл туда, не осознавая ещё ясно, что происходит и как ему быть в этой ситуации. Он, зная Фоку, не верил, что тот долго усидит на императорском троне. Слишком тот был груб, невежествен и труслив…

Все указанные лица явились на поклон к узурпатору. Среди них затерялся и Приск, наблюдавший со стороны за происходящим.

На следующий день Фока въехал в столицу на царской колеснице, запряжённой в четверку белых коней. Его слуги и телохранители щедро разбрасывали в толпу деньги, накопленные Маврикием в императорских сокровищницах. Когда кортеж повозок скрылся во дворце, люди бросились на ипподром, чтобы насладиться вином, которым Фока угощал толпу, и конскими гонками.

Приск же пошёл домой к себе, уныло повесив голову в разномыслии. Только что он расстался с доверенным Фоки, который передал ему, что Фока хочет видеть его в ближайшие дни во дворце. И сейчас он гадал: то ли это подошёл его роковой час, его конец и Фока хочет посчитаться с ним за прошлое, то ли тот хочет привлечь его к себе на службу и будет что-то предлагать…

«Фока не оставит Маврикия живым там, в Халкидоне!» – ещё мелькнуло у него, знавшего подлую натуру центуриона.

И он явился во дворец к новому императору в назначенный им день.

– Подожди, – сказал ему Фока. – Сейчас придёт Лилий с подарком!..

Он злорадно ухмыльнулся.

Приск знал этого малого, Лилия, дружка Фоки, тоже отъявленного негодяя, который был его подчинённым, слепо следовал во всех его проделках и преступлениях. В отличие от Фоки, тот был «красавчиком», но глуп, как барабан.

– А вот и он сам! Не опоздал! – воскликнул Фока, его глаза блеснули, как у пьяного.

За дверью послышался шум, тяжёлые шаги самоуверенного человека, размеренно вышагивающего с осознанием своей силы.

Двери распахнулись, вошли сначала два центуриона, личная охрана Фоки. За ними вошли трое. Один, Лилий, впереди, за ним два легионера внесли большой ящик, закрытый сверху крышкой, окрашенной в чёрный цвет.

Они прошли вперёд, к большому длинному столу, за которым обычно проводил совещания с патрициями и стратегами Маврикий, обсуждая военные дела империи.

Поставив ящик на стол, они взглянули на Фоку. Тот же молча кивнул головой, давая знать, чтобы открыли ящик. И легионеры сняли с ящика крышку и стали выкладывать на стол какие-то круглые предметы…

«Зачем, что это!» – мелькнуло у Приска.

Но тут же он догадался, что это были головы казнённого семейства Маврикия…

На столе, выложенные в ряд, лежали голова Маврикия и головы его сыновей… Среди них последней, самой маленькой, лежала голова самого младшего, ещё грудного сына императора… Даже его!..

«Но нет же головы Феодосия, самого старшего из сыновей!.. Почему?!» – молнией мелькнуло у Приска, и он чуть было не крикнул это, но сразу прикусил язык.

Фока же, окинув равнодушным взглядом бывшее семейство императора, распорядился отвезти эти головы на Евдом и там выставить на Марсовом поле для обозрения всему мятежному войску.

И Приск догадался, что так, разыграв эту сцену, Фока давал понять и ему, Приску, что будет с ним, что ждёт его, если он посмеет ввязаться в борьбу против него за царскую власть, власть его, центуриона Фоки…

Выходя из дворца через портик у Халки, Приск встретил Гудуина, который как раз подходил к портику, видимо, пришёл зачем-то во дворец.

Они поздоровались, задержались у портика.

– Ты сплавал бы к Халкидону, посмотрел на то, что сотворили с императорским семейством! – сказал Гудуин Приску.

– А зачем? – спросил его Приск.

Он только что получил от нового императора назначение: ближайший к его особе военный пост комита экскувитов. И был этим вполне доволен.

«И не посчитал ниже своего достоинства занять этот пост при Фоке! – мелькнуло у Гудуина, уже знавшего про это назначение. – Тот же ходил под ним в звании центуриона!.. Хм! Как люди меняются!»…

– Ну, ты же был его другом, любимчиком!

– Что-о?! – от удивления широко раскрыл глаза Приск…

И всё же он, Приск, переправился на другой берег Босфора, к городу Халкидону.

Найти место, где до сих пор плавали на поверхности моря останки семейства Маврикия, было несложно. Там, на береговых скалах, ежедневно толпился народ.

Приска же интересовало не то, что плавает под скалами в море – обезображенные, без голов, раздетые, голые, вздувшиеся, все одинаково омерзительные, – а то, как глядят на это люди. Переживают ли, каются ли в содеянном… Он ходил среди них, заглядывал в лица, старался заглянуть в глаза, но не мог их уловить. Они словно прятались, не специально, но их глаз он так и не увидел… И он понял, что это помрачение народа, солдат, жителей столицы, как малых, так и старых, было заключительным аккордом какой-то ужасной трагедии.