Текст книги "Ultraгрин: Маленькие повести для мобильных телефонов"

Он пробовал писать поэмы и стансы, но понял, что является автором малых форм. Так он дошел до одной строки – минимализм приносил максимальные гонорары. Он уже мог позволить похлопать по плечу любого классика-шестидесятника и оплатить его ужин в ЦДЛ.

Там уже давно сидят совсем не писатели, место творцов теперь в буфете, который перенесли с глаз долой в подвал. Старые классики оскорбляют пейзаж своими затертыми пиджаками, а остальной пьяной швали место только в подвале, посчитали новые хозяева.

За столами в клубе писателей сидели уважаемые люди, которым в свое время некогда было читать – они заработали и теперь сидят по праву в доме графа Олсуфьева, и им там хорошо, все встало на свои места.

Поэт еще долго рокотал своим бархатным баритоном, все смеялись, особенно спонсоры, – им нравился поэт одной строки: ясно и коротко, можно запомнить и щегольнуть на юбилее нужных людей, да и девушке в бане можно сказать в перерыве между актами пару строк, чтоб понимала, кто есть кто.

Закончив под шквал аплодисментов, поэт стал подписывать свои книги VIP-персонам, чем даже вызвал раздражение юбиляра – нечего снимать пенки на чужом празднике.

Добавил яду и спонсор второго горячего: он подошел к юбиляру и выразил неодобрение своим местом – его жене Ларе не видно главного, она пропустила сальто, и ей не удалось снять на телефон этот трюк, теперь она не сможет послать это фото тете Доре в Америку.

– Какой-то жлоб впереди заслоняет своей башкой основной план сцены. Кстати, кто это? За какие заслуги он сидит с маститыми мастерами культуры? Мы очень недовольны, Шура, мы так не договаривались, Лара недовольна! Мы, наверное, уйдем, и пусть цесарка станет у вас в горле. Это совок! У нас на Западе рассадка – святое, ты обещал центровые места. Сидеть за спиной хер знает кого – это бардак!

Шура метнулся за свой стол, шуганул дядю жены на задний ряд и усадил спонсора второго горячего за свой стол. Тот остался доволен, теперь Лара увидит всё за свои деньги.

«Их надо ставить на место, они думают, что прокатит, так нет, не прокатит, другие времена», – с удовольствием подумал спонсор, причмокивая в ожидании цесарок.

Прицел гнева юбиляра опять загулял красной точкой на лбу младшего, тот даже вспотел.

Слово взял таможенник. Он давно жил как в раю, бабки текли сами собой, он честно не знал, сколько у него домов и квартир, ему за державу было не обидно – держава крепла вместе с ним, его заботило только бессмертие, он желал его, чтобы увидеть еще много закатов и рассветов.

На него работали два института, где создавалась формула его бессмертия, у него был личный склад доноров, включая три сердца, две печени и одну почку, и даже один тазобедренный сустав для тещи – его планировалось взять у женщины из Молдавии, работающей на его дальней даче.

Его ДНК изучили вдоль и поперек, и в замороженном виде лежали три его клона в разных возрастах. Он встречался с далай-ламой, с папой римским разговаривал только по телефону, мог и лично встретиться, но, как истинный православный, не хотел вредить своим иерархам, которые ему целовали руку при встрече – его таможня всегда давала «добро» на контрабанду под эгидой РПЦ.

Он сказал тост, написанный ему спичрайтером президента, что юбиляр – национальное достояние. Национальность юбиляра он, мягко говоря, не одобрял, но, узнав, что тот крестился в зрелом возрасте и даже устранил результаты обрезания у лучшего пластического хирурга, полюбил его с христианской неистовостью.

– Так вот, – сказал таможенник, – я вырос на ваших песнях…

С юбиляром он был примерно одного возраста. Потом он сравнил его с Маккартни и Уэббером и сказал в конце, что будет ходатайствовать, чтобы тому тоже дали звание «Заслуженный таможенник РФ», что соответствует званию «сэра», а может, и выше, если по понятиям.

Потом он хлопнул в ладоши, как Коперфильд, полез в карман к юбиляру и достал золотой значок таможенника в бриллиантах, с карающим мечом из платины. В дополнение к значку он подарил огромный нательный крест из золота, поднятого с «Титаника».

На аплодисменты вышла жена тостующего и спела песню юбиляра, написанную по случаю праздника. Песня явно напоминала «Оду к радости» Бетховена на слова Фридриха Шиллера в переводе Карена Кавалерьяна, но так изящно и неуловимо, что даже коллеги, сидевшие, стиснув зубы от ненависти, восхитились наглостью автора, переложившего Бетховена на хип-хоп.

Жена таможенника пела хорошо – она так точно попадала в фонограмму, спетую Отиевой, что в зале стали оглядываться в поисках Ирины, но той не было.

Все аплодисменты достались второй исполнительнице. Подтвердилось старое правило: кто первый встал, того и тапки.

Услышав, что зять покрестился, тесть подавился тамбовским окороком и уронил в тарелку дяди свою челюсть. Он мычал что-то беззубым ртом, но его вынесли вместе с челюстью, завернутой в салфетку.

В возникшей паузе все услышали с места импровизацию поэта на случившееся, он выкрикнул:

 
Быть на кресте твоя планида,
Ты гений, бывший сын Давида!
 

Не всем понравилось, но хлопали все, подальше спрятав свои могендовиды.

Юбиляр слегка поморщился, однако потом вспомнил про подарки.

«Надо выживать, сколько еще нужно сделать! Маркс, Гейне и Ньютон были не дураки», – меланхолически подвел итог юбиляр – рьяный прихожанин церкви Козьмы и Дамиана на Покровке.

Юбиляр просиял. Такие слова от уважаемого человека! О подарках он даже не говорил. Младший надеялся, что теперь жажда подарков уже удовлетворена, но он ошибся, встретив взгляд юбиляра, – жало с ядом еще копилось в том.

В зале произошло шевеление, на сцену вывалили «десять голосов, которые потрясли мир».

Мир этих кудесников был ничтожно мал: на пяти континентах их видели только в синагогах, культурных центрах домов престарелых и в русских ресторанах на бармицвах и свадьбах уважаемых людей из Черновцов, Дербента и Могилева-Подольского.

Большой мир даже и не знал, что после трех теноров, которые потрясли мир, появилось сразу десять, и они тоже потрясли мир, о чем, впрочем, мир не знает.

Девять немолодых людей, в джинсах и фраках, некрасивых, лысых и с толстыми ляжками, несинхронно скакали по сцене и пели на три голоса песни от Паваротти до «Мурки».

Так в советское время в любом ДК любой хормейстер собирал к районному смотру вокальный ансамбль из мужиков на заводе или фабрике и за два месяца готовил такое «чудо» из песен разных лет.

После трех песен вышел сам – лучезарный, красивый, как бог, руководитель, на фоне своего шоу поющих уродов выглядящий титаном и героем.

Он еще считал себя охуенно остроумным и вел концерты, дирижируя спиной к поющим, – это надо было видеть, слышать было мало.

Он прочитал стихи собственного сочинения, где были такие слова:

 
Мы поем всему миру, несем всем свет! Аллилуйя!
Мы летаем на частных бортах! А какого члена!
(Иногда, для своих, он читал более точную рифму,
но только за отдельные деньги, эксклюзив.)
Коллектив моего имени передает тебе привет!
И весь мир нашими устами тоже!!!
 

А потом они запели «Мурку», после «Шумел камыш» и закончили «Хэппи бездей» на мотив музыки юбиляра, написанной им для ансамбля «Голубые гитары». Руководитель подарил юбиляру свой сотый альбом со своим портретом с тысячного концерта мирового тура по кабакам и синагогам.

Через секунду улыбка сползла с лица маэстро, и он поскакал на следующий корпоратив, в голове уже крутились новые стихи, которыми он собирался поздравить следующего юбиляра за нормальные деньги (здесь он работал со скидкой, так сказать, для своих).

Он так долго пел на шару, так долго шел к успеху, что решил: теперь все будет по-другому, бесплатно он петь не будет, он не птичка, ему бабки нужны на новые желания. Он помнил времена, когда его после выступлений выставляли на холод, а сами оставались в тепле и пили и ели необычные вещи, которые ему так хотелось. Он смотрел на их костюмы и машины и, топая ботинками на морозе в ожидании автобуса, говорил, говорил себе: «Вы еще увидите, как я ношу костюмы!» И они увидели. На первые деньги он купил «бентли», костюм «бриони» и чуть не умер, обожравшись устрицами и шампанским «Кристалл» на приеме у олигарха.

Юбиляр явно нервничал, он ждал Иосифа, но от него принесли огромный букет и подарок – тот оказался занят, пел на Дне танкиста.

Букет поставили на главный стол, и он в очередной раз заслонил обзор семье спонсора второго горячего. Спонсор уже пять минут нервно нашептывал юбиляру свои претензии, тот отвечал резко – цесарок уже съели, и он нехотя пересадил свою сестру в тень букета великого Иосифа, пообещав, что букет после праздника поедет к ней.

Все шло своим чередом, но вдруг в зал вбежали автоматчики и встали по кругу, как при захвате, в зале наступила тишина.

На середину зала вошел их командир и сказал громко и зычно:

– Работает спецназ!

Люди в масках стали ходить по столам, снимая драгоценности у женщин и часы у мужчин. Когда у всех сняли, раздались фанфары, ударил фонтан огневых фейерверков, и все увидели, как в зал вошел малый Иосиф, бритый наголо господин, живущий за счет жены-певицы.

Он подошел к юбиляру, довольный, как слон, своей шуткой, и расцеловался с ним, прошептав в ухо:

– Чувак! Как тебе розыгрыш?

– Гениально! – промямлил Шура. Он знал, что в этом сезоне модны шокирующие поздравления, типа подослать прокурорских на день рождения чиновнику с повесткой на допрос, подбросить пакет с кокаином в кроватку ребенка бизнесмена на день рождения. Много фантазеров было в креативных агентствах, молодые антиглобалисты с зарплатой в пять тысяч у.е. любили пошутить на деньги классовых врагов.

Шок прошел, только таможенник никак не мог прийти в себя: как же так, что за шутки?! У него прихватило сердце, он стерпел, но пьяный голос разума промямлил: «Ну их на хуй, этих артистов! Говорил мне отец Кирилл, настоятель домовой церкви: держитесь подальше, товарищ генерал, от лицедеев и пидоров, нелюди они, сатанинское семя, манят дьявольским огнем, а огонь холодный, таким душу не обогреешь. Прав батюшка! Пойду отсюда – и так уже посидел. Целый литр во мне, пора и сердце поберечь, и душу».

Начались танцы, мужья лениво сидели, ковыряясь в зубах после шашлыка, дамы, собравшись в круг, изображали горячую мексиканскую страсть в танце своей молодости «ламбада». Молодые жены второго призыва с жалостью смотрели на старых жен, цепляющихся за своих мужей, как утопающие с «Титаника» за корабельный мусор.

Потом подали торт и деджестивы, юбиляр обходил столы и благодарил за подарки и уважение. Он встал жопой к младшему, тем самым определив место, где его видит, и сказал старшему теплые слова. Старший ответил тем же. Младший говорить не хотел, чувствовал, что хорошего не скажет, а плохое неуместно.

Но сделать что-то было надо. Он потушил бычок о смокинг юбиляра и сразу залил огонь красным вином – такое он уже однажды сделал случайно на приеме у палестинского посла из мести террористам.

Вечер закончился, родственники юбиляра грузили недопитые бутылки, спонсор второго горячего стоял в гардеробе, никому не нужный и забытый, как Фирс в «Вишневом саде». А два товарища шли по проезжей части и говорили о Чехове. А о чем могут говорить в Москве двое пьяных, у которых нет машины, дачи и денег на проезд даже в общественном транспорте?

ОТГОВОРИТЬ НЕВЕСТУ

Два ведущих модного радио сидели в глубоком раздумье – уже два года их провокации имели успех, завтра им предстояло выйти в прямой эфир, а темы не было.

Сокол и Ястреб – под такими именами их знали на радио, а в жизни эти два мужичка с разной судьбой были совсем не пернатыми. Сокол по жизни шакалил по глянцевым журналам со своими заметками на тему, как приятно пить розовое шампанское с вяленой щукой и чем хорош лимфодренаж для девушки, живущей на пособие от чужого мужа – расхитителя недр.

Ястреб в обычной жизни писал книги о несильных мира сего и издавал их малыми тиражами, взывал к равенству стартовых возможностей всех людей и тайно сочувствовал нацболам и антиглобалистам.

К своим сорока оба были по два раза женаты и постоянно влюблялись для поддержания творческого огня.

Они сидели в кафе и решили не расходиться до принятия решения.

К исходу третьего часа, одурев от кофе, они ничего не надумали. На столе появилась водка, и тема завтрашнего эфира плавно отъехала на время. После дозы Сокол стал рассказывать Ястребу, что его мучит личная драма.

У него был вялотекущий роман с женщиной из рекламы, которая никак не могла окольцевать его и увести из родного гнезда по месту жительства.

Сокол ее любил, но менять ничего не хотел, а она мечтала отложить его яйца в свое гнездо и высиживала его уже три года, но он не сдавался – все обещал, но не сдавался.

Ей это надоело, и она поддалась на уговоры нелюбимого, но свободного дизайнера и дала согласие пойти под венец с другой птичкой. Ну не сокол он – а что делать? Зато у него гнездо свое родовое на Ленинском и дача по Калужскому направлению.

Сокол все рассказал Ястребу, заказал еще двести для усмирения сердечной боли, выпили за то, что все они твари, один расчет в голове и никакой душевности.

Ястребу захотелось помочь партнеру. Он предложил позвонить жениху и сказать, чтобы не лез своим грязным клювом в чужие отношения, но, прикинув, что за день до свадьбы это не прокатит, задумался.

– А давай ее отговорим, объясним, что не надо делать ошибку, – горячо зашептал Ястреб.

– Не, – вяло ответил Сокол, – она уже в салоне прическу делает, назад дороги нет.

– А мы ей позвоним, попробуем, вдруг разум победит холодный расчет? – воодушевился Ястреб, считавший себя романтиком и сердцеедом, хотя это ему только казалось.

Они набрали на телефоне Ястреба номер невесты, и Ястреб начал.

– Здравствуйте, Лена! – задорно затараторил он. – Это «Крейзи-радио», говорит диджей Кабан. Мы в прямом эфире! Агентурные данные, которыми мы располагаем по линии СВР – ФСБ – ЦРУ, сообщают, что вы завтра выходите замуж! Вы можете с нами поговорить откровенно о наболевшем, в смысле о предстоящем. Позвольте нам попробовать проверить, как зрело ваше решение, тверда ли рука, которая поставит подпись на документе, который изменит вашу участь. Вы готовы говорить с нами? Подарок от радиостанции у вас уже в кармане, наш спонсор дарит вам уик-энд в отеле с любым мужчиной, в смысле с любимым!

На другом конце провода сначала стояла напряженная тишина, а потом алчность победила осторожность, да и в это время тысячи Лен готовились взойти на супружеское ложе, она согласилась.

Ястреб начал издалека:

– Вы знаете, Лена, что ваша клятва о вечной любви, произнесенная завтра, опровергается статистикой. Каждый второй брак распадается через год, четверть – через три года, ну о более грустном мы пока говорить не будем. Может, не будем делать ошибок, если вероятность развода высока? – выпалил он.

– У нас все будет хорошо, у нас случай особый, мы все преодолеем и умрем в один день, сжимая друг друга в объятиях! – с радостью сообщила невеста.

– Ваша уверенность радует, – с иронией произнес Ястреб. – Но уже завтра, когда уйдут гости и вы к утру посчитаете деньги и рассмотрите подарки, все станет иным. Он за ужином станет есть из вашей тарелки, окажется, что он любит смотреть не на вас, а программу «Голые и смешные», и сиськи на экране будут лучше, чем у вас, и вы заметите его горящий глаз и прикроетесь простыней, чтобы не проиграть этим жабам на экране. Дальше будет больше!

– Ну, во-первых, у меня четвертый номер, свой, не резиновый! Во-вторых, я лучше всех, он мне это говорит каждые десять минут. Вот и новая эсэмэска пришла с сердечком! Так что пока волноваться не стоит, – с жаром ответила невеста.

Ястреб посмотрел на Сокола с немым вопросом, тот сказал ему в рекламную паузу, что про четвертый номер она гонит:

– Крепкая двойка, зуб даю.

Решили пытать дальше.

После рекламы флюкостата со слоганом «Прощай молочница!» Ястреб начал второй раунд:

– Лена! Представьте себя через семь лет. Вы уже все узнали, муж уже не загадка, ясен, как собственное колено на ощупь, ест много, получает мало, трахается с ленцой, не старается удивить чем-нибудь эдаким, надоел, как старые сапоги, вышедшие из моды. Ваши действия? – резко повел подкоп Ястреб.

– У нас так не будет, мы вместе будем духовно совершенствоваться, ходить на семинары личностного роста, будем обновлять чувства новыми технологиями, – с вызовом сказала Лена. – Не рисуйте наше будущее черными красками, люди талантливые всегда найдут, как раскрасить быт и отношения, нужно только захотеть! – добавила она.

– Извините, Лена! А нельзя ли поподробнее про новые технологии? Нашим слушателям будет полезно, да и нам не помешает узнать, как освежить чувство, – с интересом спросил Ястреб.

– Я недавно читала в журнале «Дура» (в хорошем смысле), что если вы почувствовали, что ваш муж остывает, не желает выполнять супруждолг, следует изменить мизансцену, переставить кровать по фэн-шуй, переодеться проводницей «Красной стрелы» и зайти в купе-спальню с чаем и печеньем «Юбилейное», предварительно зашторив окна, поставить на подоконник мерцающий ночничок, скачать заранее песню «Вагончик тронется» – и всё, всё вернется, нет такого командированного, который откажет проводнице! Там таких сценариев сотня, не надо лениться, нельзя ждать милости от мужа, взять у него всё – вот наша задача.

– Во как?! – искренне удивился Ястреб. – А вы пробовали ходить с женихом на спонтанные встречи с другими парами втемную? Говорят, что это освежает отношения, мне мой друг об этом рассказывал…

– Нет, – ответила Лена, – но я подкладывала ему свою пьяную подругу, и он выдержал испытание, специально перепил водки, чтобы не впасть в соблазн.

Наступила очередная рекламная пауза, которую изобразил Сокол. Он прочел следующий рекламный слоган:

– Длянос. Возьми в рот и успокойся! – С этими словами он запустил джингл со своего телефона.

Пока запускали песню «Свадьба», Ястреб с Соколом провели совещание, решили тему углубить и ударить по больному.

Сокол рассказал партнеру, что у них были недоразумения по поводу орального секса, девушка категорически отказывалась от него, не принимал ее организм этого удовольствия. Все могла перетерпеть, а это на дух не переносила. И так он ей объяснял, и эдак, спаивал специально, шантажировал, что бросит. Она плакала, пробовала, но рвало ее, не могла.

– Ты попробуй ее на эту тему, может, она расколется, – предложил пьяный Сокол протрезвевшему от напряжения Ястребу.

– Леночка! – разлился соловьем Ястреб. – А можно, я задам вам нескромный вопрос?

– А до этого, вы считаете, были целомудренные? – с хохотком ответила Лена.

– Итак, Лена! Допустим, ваш жених после свадьбы начнет требовать от вас нечто экстремальное, ну, например, оральный секс, как вы к этому отнесетесь? Будете ломать себя через колено, потребуете уважать свои принципы или предложите что-то третье? – пробормотал на одном дыхании Ястреб.

В трубке все замерло, потом пошли гудки – она положила трубку.

Ведущие переглянулись.

– Набирай еще, – сказал Сокол. – Надо добить тему.

Трубку долго не брали, но потом она ответила.

– Нас разъединили на самом интересном месте… – ласково начал Ястреб.

– А скажите, как вас там, Кабан, нет ли рядом с вами свиньи по кличке Сокол? Я слышала его хрюканье рядом, я узнаю из тысячи его одышку, когда он выпивает пятьсот. Это он вам суфлирует из-под стола? Это он подкинул такую креативную идею?

Я знаю эту суку три года, три года он тянул кота за яйца, три года он ел меня и даже не сплевывал, а теперь его проняло! Передайте этому животному, что его номера больше не пройдут, мне насрать на его пьяные слезы в три часа ночи, я его слушать не собираюсь.

Пусть возьмет ваш приз себе и едет с кем хочет, хоть с кабаном или с вами, умником сраным! – Гневная тирада закончилась, ее позвали на макияж.

Услышав это, ведущие зааплодировали: есть! Тема ебли раскрыта, как пишут в каментах на модном портале. Завтра они выйдут в эфир и взорвут его новым креативом, но в три ночи Сокол опять будет звонить Лене и плакать. И она будет плакать тоже.

ЖЕНЩИНА-МАГНИТ

Тина мужа не любила никогда – мудачок он был и липкий какой-то. Вышла за него по нужде в двадцать девять лет, когда поняла, что не видать ей хорошей жизни по совести на маленькой зарплате.

Она секретарем была в конторе, торгующей памперсами по всему СНГ. Этот муж пришел к начальнику по делу и застрял в ее приемной.

Он долго плел что-то про судьбу и любовь с третьего взгляда – когда первый на грудь, второй на ноги, а третий в глаза, само собой. Потом в ресторан позвал и руку дорогой жал, говорил, что обует и оденет.

Она по знаку Дева была, он Скорпион. Первый раз все совпало – она чистая дева, а он, точно паук, так заплел паутину, что не вырваться, и в уголок уволок потом в свой, по Горьковской дороге.

Сетовал, что одинок, что нет второй половинки (жена разбилась в самолете по дороге на курорт), а детей не заводили, пока миллиона не набралось, потом набралось, а жены нет, вот такие дела…

Месяц цветы слал, звонил вечерами и склонял к сожительству по расчету.

Лет ему под сорок было, лысый и толстый, а глаза всегда прикрыты, будто спит, голос металлический и походка – жопа как бы отдельно, а тело впереди с ножками и ручками не по размеру.

Совсем неинтересный, но деньги есть, полная гармония.

У Тины были одни минусы: минус квартира, минус старые родители в Вологде, возраст, близкий к критическому, и выбора никакого. Если не брать в расчет завхоза, который пристает на работе, то кавалеров – раз и даже два сказать некому, нет второго.

Кто-то был в розовой юности, но серьезно никто не звал, не хотел никто ради нее «без устали рубить дрова силой своей играючи» (цитата из советского поэта).

А что в плюсе? По большому счету ничего особенного – женщина с неисполненными желаниями, но не зверь, не стерва, одна из многих стоящих в очереди ну если не за счастьем, то хотя бы за тем, чтобы выбиться из нищеты приличным способом.

Прикинула, взвесила все плюсы и минусы и решила – хер с ней, с любовью. Где она? Кому любовь, а кому расчет холодный с бонусом материальным. «Ладно, – сказала она черту лысому и уволилась. – Отдохну, десять лет без отпуска».

Свадьбы не было. Какая свадьба, если люди сошлись, как два корабля в доке на капитальный ремонт.

Поначалу неплохо было – вставать не надо рано, в доме тепло, баба какая-то по дому шуршит, готовит, моет, стирает.

Целый день по дому бродишь, шоколад с орехами трескаешь, мастер из салона приезжает красоту наводить, можно и погулять выйти по поселку, но никто ни с кем не здоровается, берегут свою частную жизнь, как честь девушки на Востоке.

Тина понимала: когда страна столько лет жила жопа к жопе в армии, и в школе, и в тюрьме, и в коммунальной квартире, будешь ценить обретенную свободу.

Тина сама видела в своей квартире, как мама с папой братика делали у нее на глазах в коммуналке под храп бабушки, спящей на сундуке. И было это не в послевоенную разруху, а в год Олимпиады. Когда брат родился, обещали, что будет коммунизм в отдельной квартире, но не вышло, помешало капиталистическое окружение, а из окружения нужно пробиваться с боями. Не все пробились, кое-кто остался в старых окопах, то есть в обшарпанных коммуналках.

Мишка (олимпийский) улетел, горько заплакав. Вместе с ним заплакала вся страна, не дождавшись светлого будущего. Он улетел, но обещал вернуться и вернулся в 85-м в образе Михалсергеича, который тоже пообещал всем отдельную квартиру к 2000 году.

Опять помешали внешние силы и враги внутренние, опять не вышло. Все это Тина вспоминала, гуляя по дому, который ей подарил маленький толстый мужичок-паучок – беспартийный расхититель народного добра на ниве просвещения, строивший школы и параллельно с этим свое благосостояние.

Лучше сонной мухой в сетях паучьих, чем с бабушкой в одной комнате до смерти ее и старости своей – так подвела итог Тина прогулке по дому мудака-паука.

Через три месяца стало ей скучно, надоело сидеть дома под подпиской о невыезде, мудачок вечером приезжал, быстро ужинал и уходил в кабинет деньги считать, прилипшие в процессе строительства. Посчитает и ухнет в кровать, удовлетворенный.

В один из выходных Тина разговор завела, что надо что-то делать, решила освоить компьютер поглубже и в автошколу поступить для повышения мобильности.

Мудачок-паучок (далее МП) репу почесал и согласился, но внес коррективы – заниматься с инструктором-индивидуалом и айтишником на дому.

Инструктор по вождению оказался бывшим летчиком, прервавшим свой полет из-за проблем с горючим и плохим денежным довольствием в армии.

Он был хорош собой, руль держал крепко и совсем был не прочь подержать и ее в своих твердых руках, но верность тогда еще никто не отменял, и она устояла на ногах. От его куртки вкусно пахло, заоблачно кружилась голова, сделать петлю и упасть в штопор к ногам очень хотелось, но, скованная обязательствами, она наступила на свое желание, как всегда в своей прежней жизни, когда ей многое было не по карману.

Курсы закончились, летчик улетел к новым целям, но оставил в Тине непривычное легкое ощущение, что она кому-то нравится. Сытая безмятежная жизнь сняла с нее венец безбрачия, так ей когда-то сказала старуха, жующая пирожок с капустой в поезде Москва – Вологда.

Она потом выяснила, что это такое, но потом забыла, не до того было.

Часто потом она представляла себя с инструктором в полете на больших высотах, но ни разу не позвонила – стыдно было предлагать себя, хотя очень хотелось.

Получив права, она стала рассекать на своей «мазде» сначала возле дома, а потом и в Москве перестала бояться летать по разным делам, которые появились с ростом благосостояния.

Пришло время компьютера. Приехал мальчик двадцати лет, смешной такой, с длинными волосами и ресницами мохнатыми, как в рекламе, где звезда красит наклеенные ресницы и хлопает ими, как енотовидная собака в мультике.

Мальчик стал учить Тину: стоял сзади, и от его ресниц становилось жарко, как в полдень в пустыне.

В перерывах она пила с ним кофе, смеялась и смущала его словами и короткими юбками.

Он не робел – видимо, ему приходилось уже спать со своими ученицами – и поддавался на игры, но грань не переходил. Она ему тоже нравилась, но он помнил, что сказал ее муж, нанимая его на работу: «Отрежу яйца, если что узнаю».

Но что может остановить женщину, дождавшуюся любви, и молодой организм мальчика с бурлящей кровью. Все, что должно было, случилось после освоения программы Internet Explorer.

Они вышли из Сети вместе на мансарде дома, где занимались тем, что важнее всех программ и сетевых адаптеров.

Совпадение кодов произошло, программа «свой – чужой» обнаружила точки соприкосновения. Все случилось и поехало по налаженной колее, где никаких ухабов и ям.

Все недоданное компенсировалось, за юность пустую, за зрелость, чуть не засушившую ее молодое тело.

Муж не замечал перемены в ней или относил на свой счет, себе в актив, отмечая про себя, что может сделать женщину счастливой, и даже гордился собой как самцом.

Обучение шло наступательными темпами. Она научила мальчика пить, курить, говорить слова о том, что он раньше делал только перед монитором на сомнительных сайтах. Обмен опытом обогатил каждого в этой паре, и нагрянула любовь.

Мальчик сильно взял в голову и стал часто говорить про любовь, про то, что так жить нельзя.

Звал к себе в коммуналку начать с чистого листа, но она уже не хотела в коммуналку, не хотела умирать на сундуке, как бабушка.

Сказать, что она не верила своему мальчику, зовущему в светлые дали, было бы неправильно – верила, но ждать не хотела и решила сразу убить трех зайцев: родить от него, то есть использовать его как донора, и заодно получить навсегда копию своей первой любви, а также сохранить базовое благосостояние с МП, продолжая жить без хлопот и забот.

Так оно и случилось. Компьютер был освоен, мальчик больше не приходил. Он не узнает никогда, что его ребенок зовет папой другого мужика.

Женщина-магнит все чудно устроила, как в старой сказке, где получилось и рыбку съесть, и ножки свесить, и много раз козлу своему на лоб навесить.

Но иногда щемит сердце, когда она заходит в спальню к сыну и видит в нем, разметавшемся на кроватке, другого мальчика, большого, сильного и бесконечно дорогого.

Но она берет себя в руки и идет в объятия своего паука и терпит.