Текст книги "Ultraгрин: Маленькие повести для мобильных телефонов"

ХФ вспомнил свое боевое прошлое и зарядил боссу прямо в лоб. Жирный квадрат превратился в неправильный круг и улетел ровно в плазму за двадцать тысяч долларов. Плазма выдержала, но ХФ нет. Он еще пару раз двинул хозяину и раздавил ногой пульт от «умного дома», которым босс гордился, взял со стола гонорар фигуристки, бросил ключи от машины и ушел навсегда.

Плечи его расправились, он почувствовал себя очень хорошо, выпил стакан виски, ему стало еще лучше, и он ушел, не оборачиваясь на скулящего хозяина.

ХФ пришел в раздевалку, отдал деньги фигуристке и сказал:

– Все! Шабаш! Праздник закончен!

Она поняла, что произошло несчастье и она виновата, причина в ней. Он остановил ее неловкие вопросы, снял с нее коньки, стащил ее глупый костюм из далекого кино и помог переодеться; потом снял с себя дорогой галстук и умело забинтовал ей стопу. Все он делал молча и четко, потом уверенно и твердо взял ее под руку и повел на выход. Она подчинилась его воле, ни на минуту не сомневаясь, что он все делает правильно. Она доверилась ему, она оперлась на него, и нога перестала ныть, и походка стала ровнее, и они пошли подальше от дома, где никогда не было счастья и не будет никогда.

Они шли по главной аллее, их провожали анархисты, восточные люди махали им вслед белыми колпаками, на соседней даче ударил салют, демонически хохотала Пугачева-Арлекин.

Когда они вышли в парк, их поглотили темные аллеи, они шли в никуда, что у них впереди, никто не знал, но было совершенно точно – прошлое позади, и его уже никогда не будет.

Последний залп нарисовал на небе сердечко, долго висевшее на невидимых нитях, которые кто-то всегда держит, как атланты небо для звезд, которые зажигаются снова и снова.

Начинался новый год новой жизни.

АКСЕССУАРЪ КАК СРЕДСТВО РАСПОЗНАВАНИЯ «СВОЙ – ЧУЖОЙ»

Человек в бане, без ничего, совсем другой.

В машине, с часами, трубкой и портмоне или с бабой, он значителен и недоступен – все дело в аксессуарах.

Голый человек тоже иногда прикрывается цепью на шее или наколкой, и тогда статус понятен – или ты в куполах, или со скрипичным ключом на предплечье. Можно даже голым себя так показать, что всем ясно станет, ху из ху – хуй здесь ни при чем, хотя многие стесняются. А чего стесняться – что выросло, то выросло…

Наш герой Коля делает вид, что ему все по хую, потому что он звезда, редактор респектабельного журнала, плейбой, жуир и пьяница.

Все в нем хорошо, но не настолько, чтобы всем казалось, что он опиздохуительный, и он доказывает с малых лет до седых яиц, что он «ващще».

Методы его постоянной презентации самого себя очень изобретательны.

Он хороший ремесленник, можно сказать, даже талантливый, но не Леонардо. Однако сам он считает себя да Винчи, но русского разлива.

Он и в кино снимался, и альбом записал с песнями лихими, две квартиры купил элитные, где девушек смущает своей непосредственностью и пьет много виски с горой льда – то ли пожар у него от желаний, то ли грызет его червь огнедышащий.

Особенно чем он удивляет – ему всегда хочется кого-то обосрать, разыграть и опарафинить.

Вот недавно он зажигалку завел, простенькую, но с секретом – вот ты берешь ее на столе, где вы вместе с ним выпиваете, но она не чиркает, а Коля сам возьмет ее и чиркнет тебе, и гадко так рассмеется с прищуром ленинским: «Ну что, сука, съел?» – и веселится, что гадость сделал.

Страшно подумать, что же у него в голове. Это ж какие силы надо потратить, придумать такую хуйню, чтобы людям неприятно было!

Вроде все у человека есть: семья, дома, положение, но нет, точит что-то, а ведь в высоких кабинетах принимают, в Кремле бывал не раз, баб немерено, а что-то грызет, как в песне украинской: «Чаму ж я не сокил, чаму ж не летаю…»

За столом с ним сидеть хуже некуда – сначала зажигалкой своей всех подъебнет, а потом выпьет два виски и начнет байки травить, где он главный герой.

То он в армии китайцам планы военные продавал, то бабы у него были самые сисястые, и он их всегда по три берет, чтобы два раза не ходить. А зачем ему три, если он после второго стакана сам в сисю. Злится, когда народ его не слушает, обижается, пытается горлом брать, а люди не слушают – не может удержать аудиторию, харизмы нет, как говорят теперь.

Придет в ресторан большой, где люди отдыхают, по столам пройдет, всем говна отвесит, а потом в баре встанет в позе Байрона и до ночи пальцами своими лед скребет и пьет свое виски, а сам тайно шампусик любит сладенький. Но давится, пьет виски – напиток настоящих мужчин.

Ему бы впору с парашютом прыгать или на доске океанскую волну рассекать по образу своему вымученному, но не может, сцыт слегка, а в остальном чистый ковбой.

Друзей у него до хера, он всех знает, его еще больше, но настоящего друга он уже давно потерял, теперь он его зовет «говно» и в беседах частных, и в публичном пространстве.

Друг-говно его не осуждает, живет, как поэт Велемир Хлебников, скитается с котомкой пустой по свету, и нет у него ни кола ни двора. Веселый человек, радостный, стишки пишет.

А раньше все по-другому было…

Жили два юноши в разных домах, а потом встретились в одном вузе московском, и началась у них жизнь-праздник, все вместе делали – и плохое и хорошее, в газете модной вместе со второго курса работать начали, фонтан их дружбы бил сильнее, чем на ВДНХ.

Бывает такая дружба, когда люди понимают друг друга, как каталы в сочинском поезде.

Потом дороги их разошлись, оба преуспевали, но связи не теряли, и тогда все случилось.

Была у них подружка Валя, соратница, сопровождавшая их по искрометной жизни. Разные случались ситуации, но Валя была святыней, не трогали ее руками, как знамя полка, только целовали, чуть касаясь бархатной кожи, гордились даже своей порядочностью, как в романе «Три товарища».

В новогоднюю ночь троица вернулась на дачу в Снегири после вихревого проезда по кабакам столицы, и под утро, добавив еще, все легли спать.

Спали, как всегда, в разных комнатах, чисто и цивилизованно.

Около полудня Коля встал и пошел на первый этаж попить холодненького, в голове стучал бухенвальдский набат. То, что он увидел, его отрезвило – друг Валя лежала на шкуре возле камина, рядом лежал друг-говно, разрушивший гармонию.

После обеда пошутили на эту тему, но Коле было не до шуток – как он мог, как она могла? Эти вопросы не давали покоя.

Почему она выбрала не его, почему им пренебрегла – ведь он не хуже, все у них было похоже: рост, вес, серое вещество в равном количестве. Член у Коли был даже толще, они с другом не скрывали свои параметры, много раз вместе участвовали в играх и забавах па-де-де и па-де-труа.

С тех пор Коля запил серьезно, пил виски из маленьких стаканчиков, по своему рецепту: одна треть виски и горка льда, напоминающая грудь подружки, маленькую, как в песне «Жил капитан, и родина его Марсель», где в припеве такие слова: «У ней такая маленькая грудь и губы алые, как маки».

Вот уже много лет он скребет эту горку своими нервными пальцами, скребет свое прошлое и не может простить, что его предпочли другому.

Достигнув всяческих вершин, успокоив себя сотнями лучших актрис и телеведущих, он не успокоился, друг-говно давно повержен, самолично бросил и успех, и достаток, и все аксессуары благополучия, пьет, гуляет, пишет чудные стишки и совершенно не скучает по жизни в «бентлях» и квартирах на Патриарших. Его никто не перебивает за столом, он ничего никому не доказывает, а девушки до сих пор его любят – седого, небритого и пьяненького.

Валя давно уже в других руках, живет за кордоном с простым иностранцем и даже не представляет, что натворила, спустившись в новогоднюю ночь к камину.

В ее комнате было открыто окно, и морозный воздух выдул ее, она спустилась погреться без задних мыслей, ну а потом, уже разомлевшая от жары, разделась, и все случилось.

Когда друг-говно читает, что пишет о нем бывший друг Коля, то не комментирует, жалеет его, их тайну он охраняет, как мальчик-герой на посту из книжки Гайдара-дедушки.

Только Коля никак не успокоится – он все ходит по кругу в своих аксессуарах и набирает их все больше и больше. Уже давно не пробиться к нему через частокол лишних слов, поступков и атрибутов, а ларчик открывается просто.

Надо ложиться в нужное место. Он мог лечь у камина, и все бы повернулось, как надо, но не лег, подумал, что на кроватке удобней, мягче, бока не наломаешь, а вышло не по сценарию.

Так и ходит он, скребет лед, напоминающий чужую грудь, и не понимает, почему она так сделала.

Р.S. Мы ежедневно совершаем разные телодвижения вроде по своей воле, не придавая им значения. Перед большими поступками концентрируемся, готовимся к ним, примериваемся по много раз. А нет поступков больших и малых. Если когда-то почесалось в носу или жопе, то это не пустяк – это знак, маячок от навигатора жизни: подумай, не пренебрегай, каждое телодвижение взвесь, чтобы потом не каяться, как Коля или Вася.

А можно, как поэт, ничего не взвешивать и не соизмерять – просто жить, как ветер в поле, не думая о завтрашнем дне, потому что неизвестно, чем закончится сегодняшний.

Все равно все у всех закончится демократической процедурой: она придет с косой вся в черном и заберет всех, несмотря на аксессуары, и всех сровняет с землей.

ПИСЬМО БРОШЕННОЙ ЖЕНЫ

Он наконец ушел от своей жены. Долго собирался и отплыл к чужому берегу, отрубил концы и приплыл в бухту радости – так он называл место, где несколько лет отдыхал вдали от остывшего домашнего очага в квартирке своего гуру, которую купил втайне от семьи и на радость инструкторше, жившей в Москве без регистрации.

Все у него теперь было хорошо, янь и инь нашли себя, инструктор по йоге довела его до кондиции, и теперь они вместе стоят на голове и радуются.

Бывшая жена тоже стоит на голове, но по другой причине.

Ее жизнь разрушилась до основания: мужа нет, покоя нет, надо начинать все сначала, за десять лет она к нему привыкла, все про него знала, а оказалось не все. Безобидное увлечение духоподъемной практикой привело к катастрофе. Теперь она одна, а он стоит на голове и спит в других объятиях.

Он оставил квартиру и машину, но денег на жизнь не дал, извинился, сказал, что теперь ей надо самой кормить себя, у него нет работы, потерял он ее из-за йоги, духовный уровень «мокши» изменил его сознание, и теперь он в постоянной нирване и питается почти одним духом, ему работа не нужна.

Жена хотела подать на алименты, но по закону он ей не должен, а как ей жить – она не знала.

Подруга из жалости пристроила смотреть за девочкой в богатый дом, девочка хорошая, но пить чай с домработницей с Украины и водителями ее ломает, МГУ за плечами и жизнь сладкая в течение пятнадцати лет, когда на нее работали другие люди.

Постоянные мысли о потере мужа не давали покоя. Иногда ей казалось, что ему плохо.

Однажды она подстерегла его возле дома – долго стояла во дворе, а когда он вышел, то не узнала его.

Он наголо побрился, совсем похудел на овощах и фруктах, взгляд его был мутным, он был будто не здесь.

Он шел и никого не замечал, обращенный в себя. Она окликнула его, он не услышал – из нирваны в лихие нулевые возвращаться не захотел, и тогда она решила его спасать.

Она пришла домой и села писать письмо женщине-инструктору.

Писать на айфоне она умела и стала набирать текст.

Я не буду выяснять отношения с Вами – что случилось, то случилось. Но я видела его случайно на улице, он в ужасном состоянии. Он был в каких-то тряпках, как нищий, с голой головой при десяти градусах.

У него плохое здоровье, ему нельзя простужаться, у него бронхи, он должен принимать гомеопатические препараты (тел. аптеки и рецепты в приложении). Он должен пройти диспансеризацию и сдать анализы – мы всегда это делали весной и осенью.

Покупайте ему трусы с широкой резинкой и длинные «боксеры», никаких плавок и синтетики, только хлопок. Носочки надо брать с мягкой резинкой, от обычной у него остаются следы, а у него давление и сосуды. Следите, чтобы он аккуратно принимал препараты, каждое утро перед едой. Его нельзя нагружать, у него слабые руки, сумки из магазина он переть не может, Вы уж учтите это.

Теперь сон. Он храпит, не надо ему закрывать лицо подушкой, его надо слегка повернуть на бок, секс утром для него мука, только днем в воскресенье или в субботу. Он не любит насилие, не заставляйте его заниматься своими тантрическими извращениями, он был чистым человеком, что сейчас – не знаю.

Теперь питание. Ему обязательно нужно есть мясо, он любит борщ на постной говядине и не любит крупно нарезанных салатов – ему надо крошить меленько. Он всегда пересаливает и ест много восточных приправ, а ему категорически этого нельзя, суставы у него хрупкие, у него плоскостопие, обувь ему надо покупать итальянскую в магазине «Фаби», там ему все подходит.

Не возите его на Юг, он не любит, загорать ему нельзя, его бабушка умерла от рака в Ялте на восемьдесят пятом году жизни, а в Москве была здорова, как лошадь.

Не будите его ночью, не разговаривайте с ним с утра, он не любит. Попьет чайку с блинчиками, покурит, а потом можно и спрашивать, но аккуратно, он не любит плохих новостей.

Никогда не говорите, что у вас что-то болит, не говорите о болезнях, неприятностях у родственников, не просите у него поздравить Вас с днем рождения, он не любит.

Да, вот еще. Следите за ним, когда он в ванне, он может заснуть и утонуть, такое было пара раз.

Осенью у него бывают депрессии, добавляйте ему в еду капельки, рецепт в приложении. Капельки невредные, но ему помогает. Шампунь ему подходит детский, дезодорант только без крышки – он нетерпелив. Если поранится, не дай Б-г, никакой зеленки и йода, только гель болеутоляющий и дуть на ранку, как маленькому.

Ну вроде все, берегите его…

P.S. ЧТОБ ТЫ СДОХЛА, СУКА, В СВОЕЙ НИРВАНЕ И ВО ВСЕХ СВОИХ РЕИНКАРНАЦИЯХ!!!

ПРАЗДНИК СО СЛЕЗАМИ НА ГЛАЗАХ

Обманывать грех, ребенка и старика, грех вдвойне. Двойной грех имел место на улице Отто Куусинена майским днем 2009 года.

Из милицейского протокола…

Гражданка Хуснятдинова, 56-го года рождения, и гражданка Паламарчук, 80-го года рождения, мошенническим путем завладели имуществом супругов Антонюк в размере трех миллионов рублей под предлогом обмена денег для ветеранов ВОВ.

Преступная группа Хуснятдинова – Паламарчук, используя доверие ветеранов о заботе государства, вошли в квартиру, где проживала семья Антонюк, и забрала у них все денежные средства.

В результате титанических усилий милиции мошенницы были захвачены силами спецназа у салона «Связной», их выследил по описанию потерпевших на районном канале «Север» гр. Китаев, пока они приценивались к мобильному телефону б/у.

Он вычислил их, забежал домой, вернулся и удерживал мошенниц под дулом своего именного пистолета, подаренного маршалом Рокоссовским в День Победы 45-го года.

Китаев, бывший ординарец маршала, сдал воровок спецназу и пошел за белорусским молоком на ярмарку выходного дня у немецкой школы.

Сухой протокол не расскажет, что произошло на самом деле.

Надо отступить на 65 лет назад, и началом будет буфет на станции города Минска, где поезда с фронтовиками переформировывались по разным направлениям – кто-то ехал домой, а кто-то в Прибалтику, бить лесных братьев, не желающих жить под красным флагом.

В буфете за одним столом оказались два майора, Антонюк из особого отдела фронта и командир роты разведки того же фронта Хуснятдинов.

Оба сидели, выпивали и смотрели на официантку, симпатичную девушку, счастливую от Победы и своей работы, которая позволяла подкормиться самой и принести кое-что своей семье.

Два фронтовика вспоминали Германию, хвалили немецкий быт и показывали друг другу часы и аккордеоны, на которых не играл ни один, ни другой.

Потом оба стали ухаживать за официанткой и поспорили, кто пойдет к ней на ночь за любовью в обмен на тушенку.

Официантке было все равно, но Хуснятдинов ей нравился больше – ярче он был, видимо, кровь его степная играла сильнее, чем у равнинного Антонюка, уставшего на ночных допросах врагов народа.

Спорили они недолго. Антонюк отлучился по нужде и после того, как отлил в развалинах, зашел в комендатуру, представился и заодно доложил о мародере Хуснятдинове и его разговорах, как хорошо жили немцы при Гитлере. Доложил устно и письменно и вернулся за стол.

Через пять минут пришел патруль, и Хуснятдинов исчез на 25 лет как враг народа и конкурент за обладание пряным телом будущей жены Антонюка.

Антонюк увез официантку после жаркой ночи в Вильнюс, где боролся с врагами литовского рабочего класса и жил в доме убитого в гетто врача-еврея. Жена его носила платья и горжетки убитой жены доктора, старая полька, оставшаяся от прежних хозяев, вела дом, и все было чудесно.

Антонюк тогда много работал, ночей не спал, искоренял негодяев, мешающих строить советскую власть, многих переселил в Сибирь, чтобы знали, что попали в большую семью народов СССР, а в семье, как говорится, не без уродов. Вот таких уродов и отправляли на перевоспитание – кого на 10 классов, а кого и на 25. Есть люди, которые плохо усваивали, и их воспитывали трудом и лишениями эффективные менеджеры из органов внутренних и других дел.

Хуснятдинов, лишенный наград и звания, попал на лагпункт № 13, где валил лес и радовался, что не расстреляли, а Антонюк, завершив дела в Литве, переехал во Львов, где еще трудился до 56-го года.

Много бандеровцев доехали до лагпункта № 13 и вместе с литовцами, крестниками Антонюка, под руководством Хуснятдинова валили лес для восстановления сгоревших городов и сел. Страна в какой раз вставала с колен. Те, кто не успевал встать, получали от конвоя пулю в голову, чтобы не задерживать колонну возвращавшихся в зону после работы.

Антонюк с группой товарищей по закрытому указу получил звезду Героя Советского Союза за свои подвиги в Литве и на Западной Украине и в звании полковника переехал в Балашиху, в ближнее Подмосковье, на повышение. А Хуснятдинов упал на делянке, сраженный сосной, случайно упавшей на его голову.

Шли глухие разговоры об амнистии, но сосна уже упала. Только один человек плакал по бедному Хуснятдинову – вольнонаемная Паламарчук, фельдшер лагпункта № 13. Она носила под сердцем ребенка, отец которого так об этом и не узнал.

Вольнонаемная Паламарчук родила девочку, в паспорте которой на всю жизнь осталось место рождения – лагпункт № 13, – и многие годы ее спрашивали, где этот город. Этого места давно нет, но люди с таким адресом еще живы, а объяснить такую причудливую географию уже некому, да и не для кого.

Вольнонаемная Паламарчук уехала в другие края, вырастила дочь от Хуснятдинова и умерла после рождения внучки в деревне под городом Александровым, на границе 101-го километра, куда селились те, кто сидел и выжил, – это была черта оседлости для тех, кто сидел.

Те, кто охранял, жили в Москве. Так и Антонюк попал на улицу Отто Куусинена, в сталинский дом ветеранов НКВД, в теплую, удобную квартиру в доме с двумя лифтами и закрытым двором, зеленым и тихим.

Мама Паламарчук успела до смерти рассказать, что ее папа, майор Хуснятдинов, тоже герой и сел по доносу какого-то Антонюка – он за взятку посмотрел свое дело у особиста, который после смерти Сталина стал тише и, нарушив закон, показал авторитетному зеку его дело.

Бабушка назвала Антонюка и ушла с миром.

А вот дочь Паламарчук мира не желала. Ее жизнь из-за похотливых исканий Антонюка не сложилась, да так не сложилась, что в свои пятьдесят три года, в юбилей Победы и полного поражения Хуснятдинова из-за доноса Антонюка, она решила пересмотреть результаты минувшей войны для отдельно взятой семьи ветерана Антонюка.

Она работала в сельской библиотеке по месту жительства, и с ней жила дочь 80-го года рождения.

За свои 29 лет ее дочь не поимела ни хера. Карьерный успех – работа на почте.

Из ярких событий – только изнасилование в неполные 14 лет группой молодежи из соседнего поселка и в тот же год поездка во Владимир в группе победителей олимпиады по биологии.

Они жили в квартирке, пристроенной к библиотеке, мирно и бедно, тепло и свет шли за счет библиотеки, маленькие зарплаты и огород давали доход, с которого даже власть не брала налоги – стеснялась.

Дочь Паламарчук за взятку в сельсовете вернула себе фамилию отца – успела, когда в 45 меняла фотографию, взять фамилию своего бедного папы и тем самым вернуть его имя и жизнь, поваленную сосной судьбы.

Потом она начала свое расследование – обратилась в архив Министерства обороны с письмом от своей сельской библиотеки, сообщила, что молодежный клуб пионеров-патриотов ищет Героя Советского Союза Антонюка для встречи с ветераном.

Там быстро ответили, что ветеран жив и проживает в Москве, но адреса не дали по инструкции, запрещающей выдавать личные данные.

Дочь Хуснятдинова обратилась к местному угонщику Пенькову, своему бывшему читателю, попросила пробить по базам Антонюка, и вечером Пенек принес распечатку на Антонюка: регистрационный номер авто марки «Форд», адрес и паспортные данные, номер сберкнижки и ячейки в сберкассе № 58 по улице Зорге, дом 19.

Две женщины проводили свой досуг у телевизора, особенно им нравились расследования, ужасы и скандалы.

В один из дней показывали мошенниц, которые под видом социальных работников обманывали стариков, используя их доверчивость и любовь к заботе государства.

Мать решила навестить Антонюка и посмотреть в его глаза, спросить, а помнит ли он бравого фронтовика Хуснятдинова, не хочет ли он покаяться, снять грех с души в канун юбилея.

Седьмого мая они собрались и поехали в Москву. Ехали долго, но через три часа сидели на лавочке у дома на улице Отто Куусинена и дождались.

Из подъезда вышел двухзвездный генерал Антонюк с супругой, солнце сияло на его орденах, сияли глаза супруги, верно прослужившей рядом с ним 64 года супружеской жизни.

Генерал выглядел как ветеран вермахта – холеный старик, ухоженный в санаториях и поликлиниках МО, с такой же пенсией, как в Баварии.

Глаз его, немигающий и твердый, пронзил двух бедных женщин, но не остановился – он торопился в школу на встречу памяти поколений…

Он давно ходил на такие встречи, рассказывал о подвигах своих, как брал языков, ходил в штыковую атаку. Все это он запомнил из рассказов фронтового разведчика Хуснятдинова во время долгой пьянки в разбомбленном Минске.

Рассказывал хорошо, с деталями, с ударением и паузами на слезы и аплодисменты.

Дети слушали хорошо, хлопали и дарили цветы.

Супруги Антонюк шли в который раз на свой бенефис, сзади плелись две женщины, которым ничего не досталось – ни славы, ни репараций от поверженного врага. Даже фамилию своего отца пришлось покупать у паспортистки, доброй коррупционерки, пожалевшей их.

На генерала оглядывались граждане, старушки крестили спасителя по ходу движения, охранник школы отдал честь, как ветеран горячих точек, и сказал: «Спасибо, отец!»

Встреча была хороша – все как всегда, волнующий рассказ, где все было вранье, и аплодисменты детей, которым есть кому сказать спасибо за счастливое детство.

Генерал пошел домой, а жена решила кое-что купить к обеду.

Гражданка Хуснятдинова и гражданка Паламарчук пристроились в очереди за супругой Антонюк и стали, чтобы скоротать время, рассказывать шепотом о будущей денежной реформе. Супруга Антонюк превратилась в летучую мышь и максимально впилась в губы говорящих.

Когда-то супруг учил ее понимать по губам, хотел использовать на оперативной работе в Африке, но командировка не состоялась, а навык пригодился.

Забыв о яблоках, она отозвала этих женщин в сторону и умолила рассказать секрет.

Хуснятдинова, многолетний руководитель сельского театрального кружка, убедительно пересказала это фуфло, то есть про денежную реформу, решение первым обменять героям, но под большим секретом. Вместе с деньгами отдельно меняют золотые звезды на платиновые, но это только за деньги и по очереди.

Антонюк потащила их к себе домой, но они не пошли в квартиру, ошарашенные ее решительностью. События стали развиваться по другому сценарию.

Через десять минут супруга Антонюк передала пакет с деньгами. Он выглядел небольшим: шестьдесят бумажек по пять тысяч – вот вам и три миллиона рублей. Орден героя она передала отдельно.

Хуснятдинова и Паламарчук и не ожидали, что так случится. Они даже не посмотрели в пакет, пошли в соседний двор и сели. Ноги онемели от таких событий, они не знали, что делать.

Генерал Антонюк проснулся после легкого обеденного сна, заметил волнение супруги и в два счета провел дознание. Через пять минут жена потеряла сознание, и через десять вся сила ГУВД обрушила свою мощь на головы горе-мошенниц.

План «Перехват» с элементами плана «Захват» дал плоды, ординарец Китаев не растерялся, совместными усилиями органов и народа мошенницы были схвачены.

В отделении мошенницы дали чистосердечные признания, деньги ветерану вернули, вернули и звезду.

Когда он подписывал свои показания, его взгляд наткнулся на фамилию Хуснятдинова. Где-то кольнуло в тот момент, но он достал упаковку реланиума, принял полтаблеточки и забыл – ему еще долго нужно было прожить, кто-то должен стоять на вахте памяти, это его долг хранить память ушедших.

А гр. Хуснятдинова и гр. Паламарчук поедут – одна в Красноярский край, поближе к могилке папеньки, а другая в Можайскую колонию, лучшее женское заведение для преступивших закон.

Суров закон, но закон есть закон.

Антонюк второй раз недрогнувшей рукой отправил второе и третье поколение Хуснятдиновых на перевоспитание, и так будет всегда: кто-то должен сидеть, а кто-то – охранять.