Текст книги "Ответная операция"

– Послушайте… – Старик доверительно наклонился к Субботину. – Скажите мне, почему здесь у нас, в западной зоне, так ведут себя по отношению к русским, будто победили не они, а мы? Что, по-вашему, русские дураки и будут с этим мириться?

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Ах, не понимаете? – Старик проворно выхватил из кармана газету. Развернул ее. – Вот… Не хотите ли почитать?

– Нет. Я стараюсь газет не читать.

– Ага! А почему? Нет, вы обязаны читать, если вы действительно воевали! Вы же правду ногами узнали, пока до Германии добежали? Тут… – старик ткнул пальцем в газету, – тут про восточную зону пишут так, будто русские – папуасы. А у меня родной брат от русских землю там получил. Тут пишут, что русские только и знают, что расстреливают немцев. А брат пишет, что его дочка пошла учиться в институт в Берлине! Но даже не в этом дело. Брат пишет, что все было бы хорошо, да с Запада к ним все время засылают провокаторов, которые поджигают крестьянские дома, убивают активистов, лишают людей покоя. Кто это делает? Вы можете мне пояснить – кто?

Субботин пожал плечами:

– Не знаю…

– Ах, не знаете? Ну, хорошо. Тогда, может, вы, герр обер-лейтенант, объясните мне другое? Я имел ферму и клочок земли. Это принадлежало моему деду, отцу и принадлежало мне. А месяц назад пришли американцы. Они выгнали меня из дома во флигель. Они привезли рабочих и стали на моей земле строить аэродром. Вот этими руками я засеял свою землю. Все уничтожили. Сунули мне пачку оккупационных марок и приказали: сиди тихо, а то будет плохо. И вот я третий раз еду в Мюнхен. Езжу искать правду. А меня гонят в шею. Русские гонят? Нет! Гонят немцы. Новые наши правители и начальники. У кого же тогда просить защиты? Может быть, у русских? А? Ведь такого безобразия в нашей жизни никогда не было! Никогда! Почему русские не посылают сюда своих поджигателей? Я бы им сам показал, что жечь. Пожалуйста, ангар, построенный на моем лугу. – Старик махнул рукой. – Да мало ли что еще…

– Наверное, русские такими делами не занимаются, – задумчиво сказал Субботин.

– Ну да, они заняты другими делами. Брат пишет: «Продавай ферму и переезжай ко мне. Получишь землю, и будем вместе работать». Но, оказывается, что я уже не могу продать свою ферму!

Поезд подходил к Мюнхену. Субботин попрощался со стариком и направился к выходу. От этого случайного разговора ему стало легче: нет-нет, мистеры, никакие поджигатели не помогут вам создать дымовую завесу для прикрытия ваших грязных делишек в Германии! Простые люди прекрасно все видят и понимают…

Гарц ждал Субботина. Не ответив на его приветствие, он раздраженно спросил:

– Почему так долго?

– Я ехал поездом.

– А что с автомашиной?

– Господин Барышев уехал на ней еще вчера.

– Куда? – Гарц злился все больше.

– Он мне о своих делах не докладывает.

– Должен докладывать! – Гарц стукнул кулаком по столу. – Мне, кстати сказать, непонятно, господин Скворцов, почему вы не ставите меня в известность о том, что происходит в школе.

– Все, что касается дела, вы знаете.

– А я имею сведения, что Барышев вам все время мешает.

– Я просто не обращаю на это внимания. Главное для меня – дело.

Гарц сделал запись в блокноте.

– Хорошо. Я приведу в чувство этого господина.

– Когда начнем заброску агентов? – спросил Субботин.

– Что вас волнует? – насторожился Гарц.

– Меня волнует, что курсанты до сих пор не имеют практического представления о парашютных прыжках. Хотя бы за три-четыре дня до заброски их надо перевезти на аэродром и несколько раз сбросить с парашютом.

– Но их этому в школе учат?

– Мистер Гарц, не знаю, как вы, а я два раза прыгал с парашютом. Когда нужно было в первый раз шагнуть в бездну, все, чему меня учили, вылетело из головы. Как прыгнул, сам не знаю.

Гарц задумался:

– Хорошо. Подумаем. А теперь – дело особое. Кто из ваших курсантов производит наиболее выгодное впечатление?

– Герасим Барков, – мгновенно ответил Субботин.

Гарц записал фамилию и сказал:

– Он пойдет в Россию особым путем – будет Колумбом этого пути. Человек он храбрый?

– Готов на все.

– Физически сильный?

– Атлет.

– Прекрасно. Специально им теперь и займитесь. Школу дней на десять придется оставить. Завтра привезите сюда вашего храбреца: будете готовить его к путешествию.

46

На другой день Субботин привез в Мюнхен Герасима Баркова.

Они прошли к Гарцу, и тот буквально вцепился в курсанта: вопрос следовал за вопросом. Барков выдержал этот натиск спокойно, отвечал коротко, точно и даже немного лениво. Субботин заметил, что Гарц не выдерживает ледяного взгляда курсанта.

Наконец Гарц прекратил расспросы и, помолчав, сказал:

– Предстоящая вам операция организационно и технически продумана идеально. Но риск есть риск. Можно и погибнуть. Готовы ли вы к этому?

Барков усмехнулся:

– Я уж давно готов… да что-то все не погибаю.

Гарцу ответ явно понравился, он посмотрел на курсанта с любопытством и уважением.

– Хорошо. Идите к себе. Ваш номер – рядом с моим.

Не успели они разложить вещи в своем двухкомнатном номере, как к ним явился Гарц в сопровождении высокого, небрежно одетого мужчины. Гарц показал своему спутнику на Баркова:

– Подходит?

Тот оглядел курсанта с ног до головы. К этому осмотру Барков отнесся совершенно спокойно: стоял в свободной позе, уставившись на незнакомца своими свинцовыми, немигающими глазами.

– Да, вполне, – произнес незнакомец.

Гарц подтолкнул Баркова к незнакомцу:

– Вот и прекрасно! Знакомьтесь, мистер Барков. Это – изобретатель. Так вы его и будете звать: «мистер изобретатель». Он построил удивительную машину, а вы первый эту машину используете в деле… – Затем Гарц представил изобретателю Субботина: – Это старший инструктор школы Иван Иванович. Он проследит за всем подготовительным периодом.

Никак на это не прореагировав, изобретатель продолжал рассматривать Баркова:

– Вы умеете плавать?

– Умею.

– Хорошо?

– Прилично.

– Ну что ж, тогда не будем терять времени.

Гарц ушел. Субботин, Барков и изобретатель прошли во вторую комнату, и здесь сразу же начались подготовительные занятия.

Изобретатель рассказал, что им создан аппарат, позволяющий одному человеку проплыть под водой довольно большое расстояние. Человек помещается внутри небольшой торпеды, которая выпускается с погруженной подводной лодки. Торпеда снабжена собственным электрическим двигателем, управляема и оборудована необходимыми приборами, для того чтобы выдерживать заданное направление. Аппарат уже испытан, показал прекрасные качества, он обеспечивает полную безопасность для человека, который им пользуется.

Барков слушал все это абсолютно равнодушно. В конце концов это стало раздражать изобретателя, и он спросил:

– Вас интересует это хоть в какой-нибудь степени?

Барков усмехнулся:

– Что значит интересует или не интересует? Мне прикажут, и я выполню приказ.

– Но должна быть хоть маленькая доля личного интереса к делу! – удивленно проговорил изобретатель и, помолчав, продолжил свои объяснения.

Из всего, что он говорил, для Субботина важно было только одно: изобретатель несколько раз подчеркнул, что на подготовку операции дано всего пять дней и что заниматься придется очень напряженно.

Занимались ежедневно с девяти часов утра до двух часов дня. Затем – обед, и с пяти часов занятия продолжались до самого позднего вечера.

Герасим Барков оказался учеником способным. Он хорошо освоил технику управления торпедой и уже на третьем занятии быстро отвечал на все вопросы изобретателя.

Гарц в эти дни не появлялся.

На четвертый день вместе с изобретателем пришли два офицера морской службы. Они разглядывали Баркова так, будто покупали его. После осмотра все отправились в номер Гарца.

Это совещание было, конечно, самым важным. Здесь Субботин узнал весь смысл задуманной операции. Герасима Баркова собирались выбросить с подводной лодки в зоне побережья Латвии, близ порта Н. Он должен был подплыть к берегу и затопить торпеду. Задание у него было одно: совершить диверсию в порту. После выполнения задания Барков должен был через Литву пробираться в Восточную Германию и явиться по условленному адресу. Оттуда он будет доставлен в Западную Германию.

Высадка диверсанта должна была произойти между десятым и пятнадцатым числом. Уточнение срока зависело от погоды. Дело в том, что во время шторма торпеду выпускать было нельзя. Субботин решил, что ему достаточно предупредить своих о районе заброски, и там будет установлено тщательное наблюдение за морем; что подводная лодка не проскочит, и охота пойдет уже не за торпедой, а за самой лодкой. Значит, его обязанность – немедленно передать сообщение о рейде подводной лодки.

После совещания Субботин пошел погулять по городу. Возвращаясь в отель, он выждал момент, когда у киоска не толпились покупатели, и подошел к нему.

В киоске была Амалия Штерн. Подавая Субботину газеты и журналы, принимая от него деньги, она с безразличным лицом прослушала несколько сказанных им фраз и чуть заметно кивнула головой. В ответ она тихо произнесла: «Анна Лорх уже дома».

В своем номере Субботин застал Гарца, изобретателя и морских офицеров. Барков укладывал вещи.

– Где вы болтались? – раздраженно спросил Гарц.

– Просто пошел прогуляться. Купил газеты. Ведь занятия кончились!

Гарц отвернулся и продолжал разговаривать с изобретателем. Офицеры нетерпеливо стояли у двери, посматривая на Баркова. Вскоре офицеры и Барков уехали.

Гарц все еще злился. Субботин настороженно присматривался к нему, пытаясь угадать, в чем дело. Вскоре все прояснилось. Гарц получил шифровку от высокого начальства, в которой сообщалось о провале двух агентов гамбургской школы, посланных на Украину. В шифровке высказывалось убеждение, что провалы являются следствием плохой подготовки агентуры, и лично на Гарца возлагалась ответственность за работу мюнхенской школы.

– Я и без этого отвечаю за школу! – раздраженно говорил Гарц. – Но я не могу отправляться в рейд вместо курсантов! …

Гарц был достаточно умен, он понимал: дело не только в том, что школа плохо готовит агентов. Он вообще всех перемещенных считал публикой малонадежной. Получив шифровку, он думал об этом с особой остротой; сейчас даже Субботин вызывал у него недоверие.

– Должен быть какой-то порядок! – сердито выговаривал Гарц. – Гулять вам, конечно, не запрещается, но я обязан знать, где находится мой сотрудник в любой час суток. Впредь прошу вас учесть это.

47

Во второй половине июля Субботин получил приказ подготовить шестерых курсантов к перевозке на аэродром. В эту группу он включил самых слабых по всем своим данным курсантов.

Когда за курсантами уже пришел автобус, «господин председатель» Барышев провел с ними прощальную отеческую беседу. Еле сдерживая улыбку, Субботин слушал его напыщенные разглагольствования о России, которую следует освободить от ига коммунистов.

– То, что днем и ночью мучает меня, как святая мечта, – ходя по кабинету, говорил Барышев, – скоро сделаете вы. Завидую вам! Вы ступите на русскую землю. Вы появитесь там, как первые вестники грядущего избавления России от коммунистического кошмара. Как бы я хотел быть на вашем месте! Но ничего, то, что вы будете делать там, мы делаем здесь. У нас с вами одна борьба и одна великая цель!

Курсанты слушали речь Барышева рассеянно. Субботин заметил, что на лице у несостоявшегося писателя Константина Ганецкого то и дело возникало выражение растерянности, если не испуга.

– Пусть же перед вами дрожат от страха господа комиссары! – выкрикнул Барышев. – С вашей помощью мы узнаем, где находятся их аэродромы, важные заводы. И придет час, когда по этим объектам будет нанесен такой удар, что от них останется одно мокрое место! А вы вернетесь на Запад, где вас будут ожидать именные текущие счета в солидном банке. Солидные будут и суммы! Герои сделали свое дело и могут жить, не отказывая себе ни в чем…

Закончив речь, Барышев нажал кнопку звонка, и в кабинет вошла женщина с подносом, уставленным рюмками с коньяком.

– За ваши славные дела! За нашу общую победу! – крикнул Барышев и наметанным броском осушил рюмку.

Когда все выпили, Барышев по очереди расцеловался с каждым курсантом, приговаривая:

– С богом, милый… С богом, милый…

Именно в этот момент в кабинет вошел Гарц. Он остановился у двери, обвел всех бешеным взглядом.

– Что здесь происходит? – спросил он сиплым от злости голосом.

– Отмечаем… выпуск первой группы курсантов, – неуверенно ответил Барышев. – Может, и вы, мистер Гарц, скажете им свое напутственное слово?

Гарц остановил взгляд на Субботине:

– Почему курсанты до сих пор не выехали?

Субботин встал:

– Господин председатель хотел поговорить с курсантами. Я думал…

– Мне не интересно, что вы думали! Банкеты устраивать рано! – Гарц оглянулся на Барышева. – Нет другого повода для пьянства?

«Господин председатель» молчал, переминаясь с ноги на ногу.

– Немедленно на аэродром! – приказал Гарц.

– Мне ехать? – робко спросил Барышев.

– Там банкета не будет. Будьте любезны, оставьте меня со старшим инструктором.

Кабинет быстро опустел. Гарц нацелился в Субботина злобно прищуренным взглядом.

– Это форменное безобразие, господин Скворцов! Подозрительное безобразие, если хотите знать! Скандал за скандалом, а вы по этому поводу устраиваете банкеты?

– По-моему, люди, которых я готовлю, еще не дали вам основания для разговора со мной в таком тоне, – строго и с достоинством проговорил Субботин.

– Да? Вы в этом уверены? Может, вы хотите знать, что случилось с вашим готовым на все храбрецом Барковым?

Субботин молчал: зачем ему знать подробности? Важно, что с Барковым случилось то, что должно было случиться.

– Молчите? – выкрикнул Гарц. И вдруг, точно воздух из него выпустили, он опустился в кресло и надолго замолчал…

– Вы проверяли радиоподготовку людей? – устало спросил он.

– Да.

– Хорошо проверяли?

– Несколько дней занимался только этим. Все работают с рацией уверенно.

– Такой идиотизм! Такой идиотизм! – Гарц всплеснул руками. – Я твердил этим самоуверенным господам: Баркову нужна собственная рация! Нельзя – габариты не позволяют! Сунули человека вслепую, а теперь подняли визг и крик!

– А что, собственно, случилось? – осторожно спросил Субботин.

– Что? И ваш храбрец, и подводная лодка канули в неизвестность! Вот что! Может, вам этого мало, господин Скворцов?

Субботин пожал плечами:

– Мало ли что могло случиться… Вы же сами учили меня спокойно относится к потерям.

– Потеря потере рознь! Ваш Барков – ерунда! А вы понимаете, что такое потеря подводной лодки?

Субботин кивнул головой.

– Но может оказаться, что Барков на месте? И действует?

– А как это узнать? – крикнул Гарц. – Как? Сидеть и ждать, пока сами русские сообщат об успехах вашего храбреца?

Субботин промолчал.

Гарц встал:

– Сейчас же перебирайтесь на аэродром. Лично проследите за парашютной тренировкой. Я тоже приеду туда.

Гарц быстро вышел из кабинета. Через минуту его автомобиль промчался по аллее парка.

48

Этот аэродром официально считался законсервированным, а действовал круглые сутки. Здесь не было сформированных воинских соединений, но в ангарах и на поле всегда находилось десятка два военных самолетов.

В баре штабного здания с утра до вечера галдели летчики. Они были и в военной и в штатской одежде. На втором этаже находилась командная группа, возглавляемая полковником, которого все летчики панибратски звали «толстый Бит». Это был флегматичный грузный человек и явно не авиационный офицер. Всеми летными делами руководил молоденький майор Лавенс.

Самолеты улетали отсюда в Берлин, в Афины, в Белград, в Стокгольм – словом, во все концы света. Днем и ночью здесь стоял рев турбин и моторов.

Субботина вместе с курсантами поселили в стандартном домике, стоявшем на краю аэродрома. Только он осмотрелся, явился разбитной американский сержант, доложивший Субботину, что он шофер машины, прикрепленной к его группе.

– Полковник Бит просит вас немедленно явиться, – сказал сержант. – А меня зовут Поль. Если хотите, зовите меня маршал Поль. Я ужасно люблю высокие звания…

– Ну что ж, вези меня, маршал Поль! – рассмеялся Субботин.

В кабинете полковника находился Гарц. Когда Субботин вошел, Гарц сказал:

– Это руководитель группы.

Полковник Бит кивком показал Субботину на стул и, провожая его сонным взглядом, сказал:

– Мне все ясно. Каждому вашему человеку мы дадим по два тренировочных прыжка. Один – днем, один – ночью. Не больше. У меня здесь не школа парашютистов. Кормить ваших людей будем.

– Их нельзя кормить в общей столовой, – вставил Гарц.

Полковник раздраженно повел плечом:

– Да знаю я! Они будут получать еду в термосах прямо дома. Срок главных полетов прошу согласовать со штабом «Зет». Мы возим не только по вашим адресам и перегружены чертовски.

Полковник повернул свое оплывшее лицо к Субботину:

– Практически летными операциями занимается майор Лавенс и его люди. С ними и держите связь.

На другой день курсанты совершили по первому тренировочному прыжку с парашютами. Их поднимали в воздух по два человека. Субботин летал вместе с ними и наблюдал за прыжками. Все курсанты порядком трусили. Субботин видел это и радовался. Пожалуй, меньше других выказал трусость Константин Ганецкий. Он прыгал в первой паре. Когда они покинули самолет, инструктор по прыжкам прокричал Субботину:

– Лапша, а не парни! Второй чуть получше!

Это относилось к Ганецкому.

Во время ночной тренировки дело дошло до того, что один курсант не захотел прыгать. Упершись руками в края открытой в темень двери, он не трогался с места. Инструктор что-то кричал ему в ухо, но тот только мотал головой. Тогда инструктор согнутым локтем ударил курсанта в спину. Его тело обмякло, прогнулось. Точным движением инструктор сбил его руки с двери и пинком в спину сбросил с самолета. Просто непонятно, как после этого курсант сообразил открыть парашют. Но инструктор был уверен, что откроет.

– Такой трус непременно откроет – можете не сомневаться! – сказал он Субботину, брезгливо вытирая платком руки.

Одного курсанта пришлось довольно долго искать в окрестностях. Несмотря на то, что аэродром подавал специальные световые сигналы, курсант, снижаясь, потерял ориентировку и пошел в сторону Мюнхена. Только выбравшись на шоссе, он сообразил, где находится, и на попутной машине приехал на аэродром.

Субботин в это время на машине продолжал поиски курсанта. Почему-то обычно оживленный и болтливый шофер угрюмо молчал.

– Что так мрачен сегодня маршал Поль? – весело спросил Субботин.

Поль ответил не сразу. Попетляв по проселочным дорогам, они снова выехали на шоссе и остановились. Поль выключил фары, и их окутала теплая летняя ночь во всей своей тихой красе. Поль вздохнул:

– Смотрю я, шеф, на вашу работу и ничего не понимаю.

– Что ж тут непонятного, маршал? Люди прыгают с парашютом и теряют ориентировку. Их надо искать. Вот вся премудрость.

– Благодарю вас, шеф, за объяснение, – церемонно произнес Поль. – Но мне непонятно другое. Я на этом аэродроме скоро год. Кого только не возил на своем «виллисе»! Болгар, греков, албанцев, поляков, венгров – и не упомнишь. Насколько я понимаю, всех их мы зашвыриваем домой. И все они, как и ваши парни, почему-то прыгать домой боятся. Эх, если бы русские затеяли швырять домой американцев, да я бы первый с песней полетел к своей девочке, по имени Сесиль!

Субботин молчал – нужно быть предельно осторожным. Особенно сейчас.

– Ну что ж, видимо, маршал Поль далеко не все знает, потому и не понимает. Расскажи лучше про свою девочку. Кто она? Ждет ли тебя?

– В письмах они все ждут, – тихо засмеялся Поль.

– Она работает?

– Когда уезжал, работала на швейной фабрике. Но последнее время в наших газетах что-то очень часто пишут о том, как необычайно высок уровень нашей жизни – наверняка пахнет безработицей.

– А кем ты был дома?

– Кем я мог быть? Шофером! Гонял по Бостону фургон торговой фирмы «Эйлис». – Он опять вздохнул: – Жить можно было.

– Служить еще долго? – спросил Субботин.

– Долго… Когда в дивизии был, служилось легче. Товарищи… Понятное, ясное дело. А тут… – Он махнул рукой. – Если бы не «Подснежник», удавиться можно. Может, поедем, шеф?

– Поехали, маршал.

«Подснежник»… Так назывался придорожный ресторанчик вблизи аэродрома. Посматривая сбоку на шофера, Субботин думал, случайно, ли упомянул Поль о «Подснежнике». Дело в том, что со вчерашнего дня этот ресторанчик стал для Субботина местом явки для связи со своими. Все же, скорей всего, Поль болтал по простоте душевной. Но все равно нужно быть начеку…

Курсантов Субботин застал всех дома. Они не расходились после ужина. Настроение у всех было неважное. Заметив это, Субботин сделал вид, что вечерние прыжки прошли нормально, и, ничего о них не говоря, стал смешно рассказывать, как он сам прыгал в первый раз. Так как он действительно прыгал, его рассказ был полон деталей, только что пережитых курсантами. На их лицах затеплились улыбки…

Курсанты разошлись по комнатам и легли спать. Субботин зашел к дежурному по штабу и посмотрел сводку погоды на завтра. Из аэродромного бара доносился гомон голосов, музыка. Субботин через штабную проходную вышел с аэродрома и направился в «Подснежник».

Маршал Поль был там и уже успел выпить. Самое смешное (а может, тревожное?), что он сидел за одним столиком со связным Субботина. Это был пожилой, плохо побритый человек с оплывшим лицом пьяницы. Хозяин дремал, прислонившись к буфету. Кроме них, в ресторанчике никого не было. Посетители из местных жителей уже разошлись по домам. На столе стояла начатая бутылка виски. Наверное, ее принес с собой Поль.

– Шеф! Сюда! Сюда! – закричал Поль.

Хозяин ресторана встрепенулся. Субботин сделал жест, чтобы он не беспокоился.

– Садитесь, шеф. Знакомьтесь. Зовите его Францем… Хотя он говорит, что он Ганс… – Поль пьяно рассмеялся. – Хотите, шеф, послушать идиота? – Поль показал на своего собутыльника. – Он только что убеждал меня, что их Гитлер – гений, которого не поняли. От этого, он говорит, и пьяницей стал. С горя, так сказать… Господин Фриц, а ты, может, ненормальный?

Ганс обиженно отвернулся.

– Не надо смеяться над ним, – по-английски тихо сказал Субботин. – Лучше налей мне немного.

Поль встал, неуверенной походкой сходил к стойке за стаканом и вернулся. Пока он ходил, за столом прозвучали две фразы шепотом.

– Он не пытался что-нибудь узнать? – спросил Субботин.

– Успокойтесь. Тоскующий щенок, не больше… У вас что-нибудь есть?

Субботин отрицательно покачал головой.

Поль налил Субботину виски, чокнулся с его стаканом и выпил. Субботин сделал глоток и поставил стакан.

– Нельзя, – улыбнулся он шоферу. – Ты хочешь, чтобы твое начальство выгнало меня?

Последовало неожиданное. Поль ударил кулаком по столу и крикнул:

– Хочу! Да, хочу, чтоб вас выгнали! Вы, шеф, – хороший человек. Поля не обманешь, у меня на людей нос шоферский. Так слушайте, шеф… Вы хороший человек, а занимаетесь дерьмом.

– Что ты болтаешь? – обиделся Субботин. – Выпей сельтерской – промой мозги.

Но Поля остановить было уже нельзя. Он схватил Ганса за руку:

– Ты послушай, Фриц, я скажу тебе, чем он занимается…

– Молчать! – тихо, но властно приказал Субботин. – Забыл, что ты на военной службе? Забыл, что для болтунов есть военный суд?

Поль смотрел на Субботина глазами, полными ненависти, но тут же ненависть в его глазах погасла, руки безвольно упали, точно он хотел встать по стойке «смирно». И вдруг он заплакал, молча, с окаменевшим лицом, по которому стекали слезы.

Ганс наклонился к нему через стол:

– Слушай, друг, как тебе не стыдно? Ты же мужчина.

– Мне надоело… – по-детски всхлипнул Поль. – В аэродромный бар мне войти нельзя – там для офицеров. Здесь я тоже не человек… – Он резко повернулся к Субботину. – Идите, шеф! Сообщите все начальству! Пусть меня судят! – В глазах его снова появилась ненависть. – Но будет суд и вам за ваши дерьмовые дела! Будет!

Поль встал и, не оглядываясь, пошел к двери.

– Интересно? – тихо спросил Субботин.

– Весьма, – отозвался Ганс.

– Спокойной ночи. Я догоню его. Как бы он там не нарвался на скандал…

На шоссе Субботин нагнал Поля и взял его под руку. Тот не сопротивлялся. Не разговаривая, они дошли до аэродрома. Субботин подтолкнул Поля вперед, и он благополучно миновал задумавшегося часового.

49

Вылет курсантов был назначен в ночь под воскресенье. Субботин узнал об этом только в пятницу вечером и очень встревожился. Пока он знал только то, что агенты будут сброшены парами, одновременно с трех самолетов. Но он до сих пор не смог узнать места выброски. По некоторым данным он мог только догадываться, что районом действий всех шести агентов должна быть Белоруссия.

Субботин отправился к майору Лавенсу, но тот точного адреса выброски, по-видимому, тоже не знал.

– Да и зачем вам это? – насмешливо спросил он. – Насколько я понимаю, вы же сами не летите.

– Но мои-то люди должны знать?

– Когда будет нужно, им скажут, – ответил майор и, улыбаясь, добавил: – По мнению инструктора по парашютам, ваши парни храбрые, как львы. Им, наверно, наплевать, куда прыгать, хоть в ад.

– Храбрость, майор Лавенс, не учебный предмет. Она или есть в крови, или ее нет! – зло сказал Субботин.

– О-о, наука о храбрости не моя специальность, я – пас! – Майор, смеясь, поднял руки.

В это время вошел приземистый офицер со знаками различия капитана. Увидев майора с поднятыми руками, он спросил:

– Разучиваете, майор, любимый жест немецких генералов?

– Мне предложена научная дискуссия о храбрости, но я – аллес капут.

Капитан удивленно посмотрел на Субботина, который сидел с непроницаемым лицом.

– Это руководитель группы русских храбрецов, – пояснил Лавенс.

– А-а! – капитан засмеялся. – О ваших героях по аэродрому легенды ходят. Вы их кальсоны проверяли – в порядке?

– До этого не дошло! – Субботин тоже засмеялся. Он решил поддержать смешливое настроение американцев. Вдруг это что-нибудь даст? И он не ошибся.

– А помните, майор, того рыжего поляка? – Капитан еле сдерживал смех. – Этот поляк, – продолжал он, обращаясь уже к Субботину, – во время ночного прыжка успел сделать все, что делают дети, сидя на горшке. На земле его ищут и не могут найти. Кричат, зовут – пропал поляк! Целый час искали, пока нашли. Сидит наш поляк голый у речки и белье стирает… – Капитан зашелся от смеха.

Вовсю смеялись и Лавенс с Субботиным.

Теперь Субботин решил сам посмешить американцев.

– Это что! – сказал он. – А вот я слышал про случай похлеще. Забросили одного на Украину. Он приземлился… возможно, тоже бельишко постирал и явился в назначенный город. Живет там день, другой. От страха чуть не умирает. И решил: самое лучшее – сдаться. И вот на улице останавливает он прохожего и говорит ему: «Слушайте, я шпион, сведите меня куда надо». Прохожий от него бегом. Он к другому: «Слушайте, я шпион…» Короче говоря, его забрали и посадили в сумасшедший дом.

Американцы хохотали до слез.

– Как же вы узнали об этой героической истории? – спросил Лавенс.

– Говорят, русские в своих газетах фельетон об этом напечатали.

– Да, что ни говори, тяжелая у вас работа! – смеясь, сказал Лавенс.

– Дорогой майор, я все-таки иду в бар. – Капитан встал. – Не составите ли вы мне компанию на часок?

– Увы! – Майор показал на телефон. – Должно звонить начальство.

Субботин вышел вместе с капитаном. У входа в бар они остановились.

– Может, зайдете? – спросил капитан.

– С удовольствием…

Они сели рядом у стойки и заказали коньяк.

Спустя час Субботин уже знал, кому на аэродроме раньше всех известен точный адрес выброски. Капитан рассказал, что летчики узнают этот адрес очень просто – в метеобюро. Синоптики получают адреса раньше всех.

Уже глубокой ночью Субботин зашел в метеобюро. Дежурный спал, положив голову на сцепленные руки. Субботин разбудил его и строго спросил:

– Как с погодой на моем завтрашнем ночном маршруте?

– Это на Кипр, что ли? – зевая, спросил дежурный.

– Какой там Кипр? В Советский Союз!

– Советский Союз… Советский Союз… – бормотал дежурный, отыскивая какую-то бумагу. – Вот. На ноль часов завтрашняя перспектива выглядит так: район Барановичи – облачность, дождь… в общем, то, что надо. Район Бреста то же, а вот в районе Витебска хуже: там будет ясно. Но нам сказано: полеты не отменяются. Более свежие данные будут завтра на пятнадцать ноль-ноль.

– Спасибо, дежурный. Спокойной ночи.

50

В субботу утром на аэродром приехал Гарц. В это время курсанты под руководством парашютного инструктора занимались подгонкой снаряжения. Занятие происходило на лужайке возле домика, где жили курсанты. Субботин сам проверял точность подгонки и в это время незаметно делал микроснимки каждого курсанта. Заметив мчавшуюся к домику машину Гарца, Субботин приказал курсантам построиться в шеренгу. Сделан еще один снимок – групповой.

Получилось нечто вроде парадного смотра. К вылезшему из машины Гарцу подошел Субботин:

– Проводится последнее занятие. Подгонка снаряжения.

Гарц подошел к шеренге:

– Здравствуйте, господа…

– Здравствуйте, мистер! – вразнобой ответили курсанты.

Субботин сделал еще один снимок: Гарц перед строем курсантов. Этот снимок очень пригодится, когда Гарц и другие начнут уверять мир, будто посылка диверсантов в Советский Союз – чисто внутреннее дело русских…

– Я приехал, чтобы проводить вас в путь, – продолжал Гарц. – Вы должны знать, что с момента старта самолетов у меня будет только одна обязанность: держать связь с вами, а после выполнения вами задания обеспечить ваше возвращение сюда. Для нас незыблем простой принцип: каждое сделанное дело заслуживает благодарности. Я не могу сказать, что вам предстоит дело легкое. Но я не могу и сказать, что оно невыполнимое. Особенно когда я знаю, какая колоссальная техническая мощь мобилизована, чтобы помочь вам и в деле и благополучно вернуться на Запад. И все же… все мы понимаем, что лично ваша заслуга в выполнении заданий будет весьма значительна. Достойной будет и благодарность. Дело, на которое вы идете, может вам стоить жизни, если вы совершите промах, ошибку. Но оно и обеспечит вам всю вашу дальнейшую жизнь после возвращения. Я хочу, чтобы вы это знали и всегда помнили. Вот на днях возвращается ваш товарищ по школе мистер Барков, блестяще выполнивший очень трудное задание. В отношении его я получил очень простой приказ: предложить Баркову обеспеченную жизнь в любой стране по его выбору. Будут в свое время получены такие же приказы и о вас… Последнее. Всегда помните: вы не просто солдаты, вы солдаты политики. Великой освободительной политики, от грядущей победы которой зависит судьба и вашей великой родины. Желаю вам успеха…

Гарц спросил, нет ли к нему вопросов. Отозвался один Константин Ганецкий.