Текст книги "Белое дело в России. 1920–122 гг."

Для эффективной работы диктатору нужен был бы не «представительный фундамент», а «Совет при Главнокомандующем» (показательно использование терминологии, аналогичной белому Югу в 1919–1920 гг.), в который войдут два его помощника (по военной и по гражданской части) и «местные представители главнейших ведомств, общественных учреждений и отдельных групп населения»: начальник губернии, по одному представителю от финансового и судебного ведомств, государственного контроля, городского и земского самоуправлений, профсоюзов, торгово-промышленников и «двух представителей местного населения города, наиболее авторитетных и пользующихся популярностью». Этот Совет (Совещание) сможет заниматься законотворческой деятельностью, но все его решения «предоставляются на утверждение Главнокомандующему и лишь по утверждении им вступают в силу и приводятся в исполнение»[227]227
  Там же. Лл. 73–75.


[Закрыть]. Подобным образом Миллеру предлагалось использовать уже апробированный в других регионах опыт создания совещательного органа при военачальнике, отрицая при этом возможность устройства областного парламента в какой бы ни было форме. «Когда фронт заколебался, то бросились на поиски каких-то новых средств к спасению и… применили стародавний способ воздействия на толпу – обновление личного состава носителей власти», – вспоминал о действиях правительства полковник Жилинский[228]228
  ГА РФ. Ф. 5867. Оп.1. Д. 4. Л. 21.


[Закрыть]. Такой была позиция правоцентристских кругов. Но с ней абсолютно не соглашались представители «демократической общественности». 3 февраля 1920 г. в Архангельске открылась 5-я сессия губернского земского собрания, на первом же заседании которого с призывом к поддержке фронта выступил генерал Миллер. В ответной речи председатель Президиума собрания, депутат Учредительного Собрания, соредактор газеты «Возрождение Севера» А. А. Иванов заверил Главкома, что земство «соединится с армией, неразрывно для общего блага»[229]229
  Северное утро. Архангельск, № 33, 5 февраля 1920 г.


[Закрыть].

Но уже на следующий день заседаний выявилась серьезная оппозиция правительственному кругу. Главным обвинителем стал председатель губернской земской управы П. П. Скоморохов. После своего выхода из состава Временного Правительства Северной области (октябрь 1919 г.) он считал своим долгом добиваться от правительства признания политической самостоятельности земства, привлечения земских структур к реальному управлению Областью. «Земство не в состоянии было преодолеть препятствия, чинимые правительственной властью, что в сильной степени сказалось на результатах работы», «политика и курс правительства в его финансовой деятельности может привести только к развитию надвигающегося кризиса, может привести население к голоду… губернской земской управе прежде всего приходится ставить вопрос, могут ли земские учреждения работать при нынешнем произволе и не представляется ли необходимым заменить его правом» – вот наиболее характерные фразы из доклада Скоморохова, прочитанного при открытии сессии[230]230
  ГА РФ. Ф. 5867. Оп.1. Д. 4. Л. 61, 62, 64.


[Закрыть]. Скоморохова поддержал представитель профсоюза Исакогорского (пригород Архангельска) профсоюза железнодорожников Лошманов. Заявив, что Губернское Земское Совещание – «единственный правомочный орган, призванный к разрешению не только вопросов в области хозяйственной, но и во всех областях». Он огласил «Декларацию железнодорожников», заканчивавшуюся призывом в духе «революционной демократии» 1918 года: «Мы требуем от Губернского Земского Собрания, единственного пока выразителя воли народной, чтобы оно положило конец этому безобразию свыше. Мы требуем, чтобы немедленно было образовано новое правительство на следующих основах: ответственность правительства перед представительным органом, восстановление всех свобод (слова, печати, собраний, союзов), амнистия всем политическим заключенным, уничтожение военно-полевых судов, отмена смертной казни, выяснение целей войны, восстановление экономического хозяйствования Области путем принятия крайних мер вплоть до национализации фабрик и заводов, немедленное проведение прожиточного минимума, урегулирование продовольственного кризиса и установление государственного контроля с участием представителей труда»[231]231
  Там же. Лл. 70об – 71.


[Закрыть]. 5 февраля земство утвердило резолюцию из двух пунктов: «1) Отныне Правительство Северной области в своих действиях является подотчетным перед народом в лице представительного органа, а до его созыва – перед Губернским Земским Собранием. 2) Настоящий состав Временного Правительства Северной области, в силу указанных выше причин, немедленно передает власть вновь образуемому Губернским Земским Собранием правительству»[232]232
  Северное утро, Архангельск, № 40, 13 февраля 1920 г.


[Закрыть].

Итак, признаки начинающегося политического кризиса были налицо. Как и в белой Сибири, в роли оппозиции выступило земское самоуправление, и так же, как и на Восточном фронте, выступления политической оппозиции в начале февраля совпали с начавшимся наступлением 6-й советской армии на Архангельск и с солдатскими бунтами в армии (несколько сот солдат 3-го Северного стрелкового полка, одного из наиболее боеспособных, сдались красным 8 февраля и открыли фронт от ст. Плесецкая). Подразделения Печорского фронта, связывавшего белый Север с Уралом и Сибирью, прекратили сопротивление. Части РККА заняли Усть-Сысольск, Березов и Чердынь. Контрразведка обнаружила подготовку бунтов среди флотских экипажей в Архангельске и Мурманске. И хотя защитники «диктаториальной власти» генерала Миллера заявляли о «неправомочности» земского собрания, называли его «ужасным», «революционным», «нелегитимным» (декларация Архангельской городской думы от 6 февраля 1920 г. отмечала, что в состав Собрания не вошли представители Архангельска и Мурманского края), становилось очевидным, что без уступок не обойтись. Возможно, кризис мог быть разрешен возвращением в область Чайковского, который своим авторитетом «патриарха демократии» успокоил бы противников власти, но формальный глава правительства в это время направлялся на белый Юг, для работы в составе Южнорусского правительства. Его заместитель Зубов сдал позиции и прервал деятельность правительства после критических заявлений губернского земства[233]233
  Соколов Б. Указ. соч., с. 56–57; Добровольский С. Указ. соч., с. 121.


[Закрыть].

Разрешение политического кризиса взял на себя генерал Миллер. Перед ним было два пути – либо, используя полномочия Главнокомандующего, попытаться «силовым путем» справиться с оппозицией и одновременно с этим попытаться использовать поддержку «правой общественности», либо идти на компромисс. «Силовой вариант» в условиях недостаточной сплоченности правых и очевидной непрочности армии и тыла представлялся менее перспективным, хотя Миллер не исключал возможность досрочного прекращения земской сессии при поддержке архангельского гарнизона и позднее, в переписке с Сазоновым, сравнивал земское совещание с Петроградским советом образца 1917 г.[234]234
  ГА РФ. Ф. 5805. Оп.1 Д. 513. Л. 4.


[Закрыть]. 6 февраля Главком выступил на собрании, назвав земскую резолюцию «незаконным, революционным актом», попыткой «переворота», который приведет к гибели области. Подчеркивая, что власть готова к сотрудничеству с обществом, он отметил важность дополнительного обсуждения структуры и порядка образования представительной власти, не соглашаясь, что «местное земство должно иметь единственное и исключительное право голоса»[235]235
  Северное утро. Архангельск, № 40, 13 февраля 1920 г.; № 41, 14 февраля 1920 г.


[Закрыть].

Но в итоге был избран второй путь. Компромисс, учитывая перспективу полной гибели фронта, предпочитало и земство. К тому же со стороны правительства, еще накануне открытия губернской сессии, были составлены обоснованные претензии к земским заготовительным структурам, виновным в поставке на фронт некачественных продуктов[236]236
  Добровольский С. Указ. соч., с. 88–89.


[Закрыть]. На заседании 7 февраля 1920 г. председатель собрания Иванов выступил с длинным докладом, в котором, хотя и критиковал правительственный курс за отсутствие должных контактов с «общественностью», признавал, что нужно «найти с властью общий язык». Отвергая тезис о создании власти на основе соглашения со всеми «группами населения и политическими организациями» (на чем настаивали правые и сам Миллер), Иванов утверждал, что земское собрание и есть та структура, которая «включает в себя представителей всех социальных, политических и общественных групп». «Нет ни одной деревни, нет ни одной группы, которая не была бы представлена в Губернском Земском Собрании». Говоря о своем «глубоком уважении» к Главкому, Иванов полагал, что власть может быть «составлена из Главнокомандующего и из лиц, назначенных Губернским Земским Собранием» («обновленного правительства»)[237]237
  ГА РФ. Ф. 5867. Оп.1. Д. 25. Лл. 84–87 об.


[Закрыть]. Как и в других белых регионах, компромиссы подобного рода завершались созданием коалиционных структур управления. На белом Севере подобные варианты уже использовались дважды (после «переворота» Чаплина, когда Верховное Управление Северной области сменилось ВПСО, а также после завершения работы ЗГС). Но теперь следовало не ограничиваться «сменой состава правительства», а изменить саму систему управления – предполагалось «создание правительства, ответственного перед народным представительством, замена нынешнего состава правительства новым, выбранным губернским земским собранием». Переговоры о реорганизации власти оказались недолгими. 9 февраля Миллер выпустил приказ № 59, в котором дословно воспроизводились решения земского собрания об отношении к армии и фронту: «Губернское Земское Собрание уверено, что в своем стремлении служить народу встретит со стороны народной армии Севера (новое наименование Северной армии. – В.Ц.) несокрушимое единодушие. Оно убеждено, что только сильный фронт и здоровый тыл обеспечивают успех борьбы за мирный труд и за право народа». Было также издано воззвание «К Северной Народной армии и ко всем гражданам», в котором перемены в тылу напрямую связывались с положением на фронте: «Как в сентябре 1919 года при уходе Союзников, населению Области надо дать фронту и живые силы и бодрость духа. Как в сентябре 1919 года Временное Правительство изменило свой состав в полном согласии с избранниками народа – Губернским Земским Собранием. Вновь образованное Правительство стоит на страже интересов и прав народа, теперь очередь за населением Области дать действительную поддержку Правительству в его стремлении укрепить фронт и не дать возможности большевикам разрушить один из уголков России, где демократия и ее права ставятся в основу всей работы». Воззвание завершалось оптимистично: «Несмотря на военные победы, положение большевиков тяжелое: их армия расстроена, а вконец ими же разоренная страна не дает им никакой поддержки. Пусть все то, что с таким трудом создано в Области, будет сохранено Вашими же руками»[238]238
  ГА РФ. Ф. 5867. Оп.1. Д. 16. Л. 50; Северное утро. Архангельск, № 38, 11 февраля 1920 г.


[Закрыть].

10 февраля на свое последнее заседание собралось правительство. После коротких прений было решено передать полномочия всех членов правительства и заместителя председателя Зубова Главкому. Миллеру предстояло утвердить новый состав ВПСО в соглашении с губернским земством[239]239
  Северное утро. Архангельск, 15 февраля 1920 г.


[Закрыть]. 14 февраля 1920 г. Иванов представил Миллеру новый список правительства (еще 9 февраля он был предложен земскому собранию Е. В. Едовиным), 15 февраля он без изменений был утвержден постановлением Главкома, а 16 февраля состоялось первое заседание нового правительства, образно названного «Правительством Спасения». Председателем по-прежнему считался отсутствующий Чайковский. Его заместителем и фактическим главой правительства становился Миллер. Генерал сохранял за собой также должности Главнокомандующего всеми вооруженными силами Северного фронта, управляющего ведомствами военно-морским и путей сообщения, а также отделом иностранных дел. Члены эсеровской партии Б. Ф. Соколов и барон Э. П. Тизенгаузен заняли должности управляющего отделом народного образования и управляющего отделом внутренних дел соответственно. Однако ввиду ареста Тизенгаузена на Карельском фронте его обязанности возложили на Соколова. Кадет А. Г. Попов возглавил отдел земледелия. На должность управляющего отделом труда выдвигался делегат от «общественности» – П. И. Максимов, а на должность управляющего отделом торговли, промышленности и финансов – А. А. Репман. «Без портфеля» в состав правительства вошел сам А. А. Иванов. Таким образом, новое правительство вполне соответствовало статусу коалиционного, а Главком (как и на Юге) объединил в своих руках важнейшие с точки зрения функционирования фронта и тыла полномочия (военные, морские дела, пути сообщения). Что касается самих кандидатов, то никто из них (за исключением Чайковского, Миллера и Иванова) не имел опыта работы в правительстве, однако кандидатуры Тизенгаузена, Соколова и Попова (не говоря уже о Главкоме и председателе правительства) вполне устраивали и «правую общественность» (в списке, предлагаемом архангельской думой, они фигурировали на тех же должностях)[240]240
  ГА РФ. Ф. 5867. Оп.1. Д. 25. Лл. 89, 145; Ф. 6396. Оп.1. Д.11. Л. 421.Северное утро. Архангельск, № 43, 17 февраля 1920 г.


[Закрыть].

Практическая работа нового правительства оказалась еще короче, чем время его формирования. Уже 17 февраля ВПСО обратилось к населению с упреком в недостаточной помощи фронту: «На призыв Главнокомандующего о немедленной поддержке армии свежими силами населения, для поднятия настроения, откликнулись лишь единицы». Заявив о наличии достаточного объема «военных и продовольственных запасов», правительство вместе с тем предупреждало, что «нежелание населения Области продолжить столь удачно начатое дело борьбы с большевиками, ставит… вопрос о… необходимости увода из Северной Области войск, верных идее демократии и верящих в окончательную победу народоправства над большевизмом. В случае принятия окончательного решения увести войска граждане, желающие оставить область вместе с войсками, приглашаются вступить в их ряды. Только всеобщий, единодушный и немедленный подъем городского и сельского населения мог бы изменить это решение Временного Правительства»[241]241
  ГА РФ. Ф. 5867. Оп.1. Д. 62. Л. 5.


[Закрыть]. Но в тот же день правительство приняло постановление о невозможности дальнейшей обороны Области, «выводе с территории Области верных борьбе с большевиками войск» и о переводе на счета зарубежных представителей правительства 115 тысяч фунтов стерлингов[242]242
  ГА РФ. Ф. 5867. Оп.1. Д. 25. Лл. 146–147.


[Закрыть].

Еще накануне, 16 февраля, на экстренном заседании архангельской думы выступил Миллер, заверивший депутатов, что хотя положение на отдельных участках фронта достаточно стабильное, но срочно нужны пополнения. В качестве примера приводилась позиция губернского земства, отправившего делегацию на фронт «для поднятия духа войск». Аналогичное решение приняли и гласные городской думы[243]243
  Северное утро. Архангельск, № 45, 19 февраля 1920 г.


[Закрыть]. Но катастрофа Северного фронта произошла столь стремительно, что никаких серьезных мер ни для пополнения фронта, ни для организации тыла не было предпринято. 18 февраля состоялось последнее заседание «правительства спасения», фактически сложившего свои полномочия и передавшего всю власть в городе до прихода большевиков представителям архангельских профсоюзов[244]244
  ГА РФ. Ф. 5867. Оп.1. Д. 25. Л. 149.


[Закрыть]. В тот же день началась эвакуация Архангельска. Многим современникам и историкам эта эвакуация, проводившаяся внешне стихийно, казалась едва ли не худшим примером отступления белых фронтов за пределы России. В 1933 г., в связи с принятием генералом Миллером руководства в Русском Общевоинском Союзе, в газете «Единый фронт Новой России» появилась серия статей, разоблачавших «преступное бездействие» командующего фронтом во время эвакуации, оставление на произвол судьбы многочисленных и вполне боеспособных частей Железнодорожного и Двинского фронтов. Между тем еще в конце 1919 г. Миллер начал подготовку к сокращению фронта, переносу центра сопротивления на Кольский полуостров. Все исправные ледоколы были отправлены в Мурманск. Но бунт в 3-м полку, крушение Печорского фронта и наступление РККА предопределили катастрофу. Пароходы не могли продвигаться в ледяных торосах замерзшего устья Северной Двины и Белого моря. Гарнизону города, войскам Двинского и Железнодорожного фронтов предписывалось отступать на Онегу и далее, вдоль побережья, через Мурманскую железную дорогу, к ст. Сорока и г. Кемь, где они должны были соединиться с войсками, прикрывавшими направление на Мурманск[245]245
  Грехов Г. Почему я в Париже, а не в Архангельске // Единый фронт Новой России. Париж, № 10, 16–29 июля 1933 г.; № 11, 26 августа – 8 сентября 1933 г.; Зеленов Н. Предательское бегство генерала Миллера, а не эвакуация Северной области // Единый фронт Новой России. Париж, № 12, 4—17 октября 1933 г.; Соколов Б. Указ. соч., с. 65–67.


[Закрыть]. Сам Главком со штабом планировал доплыть в Мурманск по Белому морю, чтобы все-таки «восстановить фронт» на Кольском полуострове и «сохранить руководство» (об этом Миллер писал в письме Сазонову 4 марта 1920 г.). В результате от причала Архангельска отплыло лишь два корабля (ледокол «Минин» и яхта «Ярославна»), на которых погрузилось всего около 650 человек. Но во время переезда Миллера по Белому морю, 21 февраля, вспыхнуло восстание в Мурманске, начальник края Ермолов был расстрелян, и планы «продолжения борьбы» оказались бессмысленными. Главком со штабом, минуя Кольский полуостров, отправился в Тромзе (Норвегия). Большинство же правительственных чиновников были извещены о погрузке в 5 часов утра 19 февраля, а уже в 11 утра корабли вышли в море[246]246
  Зеленов Н. П. Трагедия Северной области. Париж, 1922, с. 49–53; ГА РФ. Ф. 6396. Оп.1. Д.11. Лл. 422.


[Закрыть]. Очевидно, что на падение Области повлияло и объявленное командованием 6-й советской армии (8 февраля 1920 г.) обращение к солдатам и офицерам Северного фронта, гарантировавшее «неприкосновенность жизни» и право отъезда за границу при условии полной капитуляции, сдачи оружия, снаряжения и выдачи преступников, виновных в «бессудных» расправах над мирным населением. Фактически эти условия не были выполнены. Тысячи офицеров, чиновников и солдат подверглись репрессиям. Был создан концентрационный лагерь на Соловках (будущий СЛОН – Соловецкий лагерь особого назначения). Брошенными на «милость победителям» – большевикам – оказались и многие члены правительства, и деятели земско-городского самоуправления (среди них Соколов, Иванов, Мефодиев, Попов, Скоморохов, Едовин, Федоров, Цапенко, бывший глава Мурманского краевого совета Юрьев, первый начавший антибольшевистское сопротивление в Крае в 1918 г.). Все они были репрессированы или в 1920 году, или в последующем[247]247
  См. биографический справочник в кн.: Белый Север. 1918–1920 гг. Мемуары и документы. Составлены В. И. Голдиным. Архангельск, 1993.


[Закрыть]. Вместе с правительственным и земско-городским аппаратом в окружение попали почти все части Северного фронта, и лишь около тысячи солдат и офицеров по собственной инициативе в конце февраля отступили в Финляндию и Норвегию. Несмотря на частичную готовность к эвакуации, Миллер считал «трагедию Северной области» своей непростительной виной[248]248
  ГА РФ. Ф. 5805. Оп.1. Д. 513. Лл. 5–6.


[Закрыть].

Пример «архангельской катастрофы» подтвердил опасность политических перестановок и административной чехарды в условиях военных неудач и поражений. Отсутствие ответственности исполнительной власти, едва преодолевшей политический кризис, неспособность «правительства спасения» разобраться даже в текущей ситуации (не говоря уже о «смене курса»), все это не только не способствовало укреплению фронта и тыла, а лишь неизбежно ускоряло их гибель. Тем не менее, подводя итог военно-политической истории белого Севера, правомерно, вслед за генералом Миллером, назвать ее «историей неиспользованных возможностей». Правда, Главком Северного фронта подразумевал здесь прежде всего военный фактор: «Когда в августе 1918 года можно было при помощи 20 000 десанта без сопротивления дойти до Ярославля, а может быть и до Москвы – этих обещанных 20 тысяч не оказалось. Когда можно было подать руку помощи армии адмирала Колчака (весна 1919 г. – В.Ц.) и дать ей все то, чего ей так болезненно недоставало для успешных боевых действий… – не хватало сердца, настойчивости, желания, упорства в достижении этой цели… Наконец, когда успешным концентрическим наступлением трех фронтов, казалось, предопределялась судьба Красной армии (имеется в виду наиболее опасное для Советской России осеннее 1919 года, одновременное наступление ВСЮР – на Москву, Северо-Западной армии – на Петроград, Северной армии – на Петрозаводск. – В.Ц.), какая-то внутренняя пружина сдала, и Северная область, потеряв смысл своего существования для единоборства с советской властью, умерла»[249]249
  Миллер Е. К. Указ. соч., с. 11.


[Закрыть].

Но с полным основанием можно считать «неиспользованным» и политический потенциал Северной области. Как постоянно подчеркивал это в своей переписке с Деникиным и Миллером Чайковский, именно на Севере сложилось реальное взаимодействие «власти» и «общественности», на основе которого можно было создавать основу для «борьбы с большевизмом». Опыт Севера показателен и с точки зрения хорошей концептуальной разработки (большей, чем даже в Сибири) модели представительного учреждения, сочетавшего как уже действовавшие органы земско-городского самоуправления, так сформировавшиеся в годы войны и революции общественно-политические, кооперативные, профессиональные структуры. И хотя данная модель власти только начала формироваться, у нее были определенные перспективы.

История белого Севера фактически завершилась в феврале 1920 г., но формальное прекращение полномочий ВПСО произошло позднее. После того как 27 февраля ледокол «Козьма Минин» прибыл в норвежский порт Тромзе, выяснилось, что правительственные полномочия могли осуществлять только глава ведомства торговли, промышленности и финансов Репман и сам Миллер в качестве заместителя председателя правительства. 18 мая 1920 г. им было составлено и утверждено постановление, в котором констатировалось, что «прочие члены правительства по непреодолимым для них и другим от правительства независящим причинам на Норвежскую территорию не прибыли». 30 марта Тромзе покинул и Репман. В итоге Миллер заявил, что «для дальнейшего осуществления необходимых действий, относящихся к власти Временного Правительства в области международных сношений, финансовых и других распоряжений, мною… власть Временного Правительства преемственно принята на себя в качестве Заместителя Председателя Временного Правительства Северной области». Генерал принял на себя полномочия всего правительства. Единоличная власть Миллера уже не нуждалась в представительных учреждениях, равно как и в обширном аппарате, все внимание сосредотачивалось на судьбе беженцев. Этим же постановлением подтверждались полномочия созданной еще 26 февраля Комиссии при Главнокомандующем «из представителей военного, морского и гражданского ведомств», а также говорилось об учреждении Временного Комитета по делам беженцев Северной области в Норвегии и Финляндии. Комитет возглавлял С. Н. Городецкий, а членами были В. Ф. Бидо и капитан В.Б. фон Гейне. Помимо выдачи денежных пособий русским семьям и содействия беженцам в получении виз для «дальнейшего продвижения в избранные ими страны» 20 марта российским генеральным консулом в Норвегии всем офицерам были выданы заграничные паспорта. Комитет ведал отправкой офицеров Северного фронта в состав Русской армии, сражавшейся в Таврии, и намеревался отправить «в ряды единственной в то время противобольшевицкой армии» всех желающих. Отправкой занимался также генерал Клюев. Но результаты оказались скромные. К 12 ноября 1920 г. (дата прекращения отправок) удалось перевезти из Норвегии и Финляндии на Юг России 609 человек. «По рассказам немногих вернувшихся из Крыма офицеров, все прибывшие в Южную армию военнослужащие из состава Северной армии являли собой пример дисциплинированности и истинного воинского духа, и многие из этих доблестных людей погибли геройской смертью во имя того великого дела, которому они честно служили и в рядах Северной армии». Кроме белого Юга, отправки проводились по «беженской линии» в Швецию, Данию, Англию, Польшу, Латвию. Сам генерал Миллер получил должность Уполномоченного Главнокомандующего Русской армией генерал-лейтенанта П. Н. Врангеля в Париже. Таким образом, реальное взаимодействие различных регионов Белого движения сохранялось и после гибели Верховного Правителя России[250]250
  ГА РФ. Ф. 5867. Оп.1. Д. 26. Лл. 179–179 об., 182, 221, 231–232; Ф. 6396. Оп.1. Д.11. Лл. 422–422 об.


[Закрыть].