Текст книги "Белое дело в России. 1920–122 гг."

«Административная революция» на белом Юге: реорганизация и упразднение Особого Совещания (ноябрь – декабрь 1919 г.).

Результат «кубанского действа», как могло показаться внешне, подтверждал прочность созданной в 1918–1919 гг. на белом Юге системы управления. Как отмечал Филимонов в письме Деникину, «вызов войск, суд над Калабуховым и арест заправил Законодательной Рады ускорили развязку и создали атмосферу внешнего спокойствия». Но «проблемы тыла» были далеко не исчерпаны. Развитие повстанческого движения, рост повстанческого движения под руководством Н. И. Махно, с которым не могли справиться местные власти, демонстрировали необходимость перемен. Первоначально речь шла о реорганизации существовавших структур управления. Об этом встал вопрос в самом Особом Совещании. Инициатором (26 ноября 1919 г.) выступил глава «Малого присутствия» Совещания – Н. И. Астров (интересно, что осенью 1919 г. от имени управляющего Министерством иностранных дел Российского правительства Сукина Астрову был послан запрос о возможности его приезда в Омск с целью занятия должности Председателя Совета министров (на смену Вологодскому). В подготовленной им докладной записке «К вопросу о политическом курсе» (см. приложение № 6) подчеркивалось, что «в пору великой народной смуты неизбежно проявление и нарастание анархического настроения среди наиболее неуравновешенной и в то же время наиболее активной части населения. Отрицание власти, сопротивление, противодействие всякой власти, откуда бы она ни происходила… – составляет и характеризует особенность движения в тылу армии». Схожие оценки по «характеристике махновщины» содержались в специальном бюллетене Отдела пропаганды (№ 18 от 7 ноября 1919 г.). В «махновском движении» выделялись элементы «активно-политические», «активно-грабительские» и «пассивно-анархические», а главными причинами его роста в Новороссии признавались «не экономические (аграрные) стремления новороссийского крестьянства (достаточно богатого в сравнении с другими губерниями. – В.Ц.), а его «демократические» стремления к самоуправлению».

Но Астров делал более глубокие выводы, видя в повсеместном неуважении к закону проявление двух тенденций развития «Русской Смуты». «Анархическая программа и большевизм… охватили все слои населения и позорно проявляются в забвении долга и обязанности перед государством», при этом «наряду с ростом анархии растут крайне реакционные течения, руководители которых помышляют о восстановлении старого порядка в его полноте и об использовании сил, борющихся за восстановление государства, ради мести и возвращения утраченных привилегий» (имелась в виду возросшая осенью 1919 г. политическая активность правых структур).

Чтобы успешно противостоять этим «атакам слева и справа», требовалось, по мнению Астрова, провести целый комплекс мер. «Национальная диктатура» не должна была отказываться от того, чтобы «самыми решительными и беспощадными мерами бороться с анархией и стремлениями к реставрации как проявлениями разрушительных начал, противодействующих делу воссоздания государства». «Сила и устрашение, суровое возмездие должны быть ответом на насилия палачей и руководителей анархических движений». Но для устойчивости власти требовалась народная поддержка. Как и П. Б. Струве, Астров часто пользовался ссылками на формирование в России новых общественных групп, могущих стать опорой политического курса Белого движения, преодолеть «Смутное время» ХХ века. «Власть с большим вниманием и заботливостью должна относиться к тому населению, которое встречает армию как освободительницу, жаждет проявления действий, имеющих целью установление порядка и будет служить опорой для новой власти и новой государственности. Интересы этой части населения, как не сложны они и как бы ни были они противоречивы, должны быть поняты новой властью, должны быть приняты ею под защиту от посягательств, откуда бы таковые не возникали… Представители власти должны понять, что в процессе совершившейся революции уже создался новый социальный, по существу, буржуазный строй, который будет служить власти прочной опорой, если власть признает его появление, признает его интересы и решительно возьмет их под свою защиту… бессмысленно его восстанавливать против себя. Этот слой населения образовался в городах, среди недавно низших слоев населения, он составляет все обогатившееся крестьянство». По убеждению Астрова, «государственно ориентированная» часть общества (зажиточное крестьянство, городские «средние» слои, собственники, заинтересованные в сохранении стабильности) выступает не пассивным объектом, для которого власть обязана лишь установить «законность и порядок» и «защитить» его, но активным «сотрудником», «соработником» власти. В этом, по существу, выразилась суть гражданской войны как социального противостояния в понимании идеологов Белого дела. «Моральное основание политического курса» состояло в противопоставлении «интернациональной идеи – идея национальная», а «коммунистической идее – идея собственности (индивидуальной)». Когда «местности не будут отражать на себе колебаний фронта (то есть не будут прифронтовыми. – В.Ц.), в них должны быть образованы органы земского самоуправления, которые должны быть привлечены к участию в восстановлении хозяйственной жизни. Население должно быть привлечено к самообороне… к участию в установлении порядка на местах. Населению должны быть разъяснены его права и обязанности». Пройдет еще несколько месяцев, и тезис о привлечении «общества» к управлению, через посредство различных представительных структур, в том числе и земских, станет одним из главных в политической программе Белого движения. Но не менее важны предлагаемые изменения в системе управления, в принципах организации власти.

Вторая часть записки, озаглавленная «Основные начала политического курса», содержала целый ряд пунктов, осуществление которых могло бы «оздоровить» Белое дело. Астров предлагал провести «отделение власти законодательной от исполнительной» на уровне «управления», сохраняя высшую исполнительную и законодательную власти у Главкома ВСЮР, действовавшего «по уполномочию Верховного Правителя России». Также предлагалось образовать «непартийное, деловое, объединенное единым пониманием политического курса правительство», «сосредоточить всю внутреннюю политику в одном органе, ответственном за ее единообразное осуществление», «создать ответственное перед властью Министерство внутренних дел», организовать «при высших административных органах на местах… Советы, в состав которых кроме лиц из числа местного служилого элемента (чиновников в Совете при Главноначальствующем. – В.Ц) должны войти, по назначению, представители местного населения… местного самоуправления, торговли, промышленности, кооперативов, учебных обществ и учреждений, а также других общественных организаций, если таковые, стремясь к прекращению революции и к восстановлению государства, пользуются авторитетом и влиянием среди населения». По мнению Астрова, назревала необходимость в «преобразовании Центрального Органа Управления», «для чего должны быть пересмотрены все назначения на высшие административные посты, а новые кандидаты на эти должности должны быть проводимы через Особое Совещание». Предлагалось передать руководство Совещания от военного (генерал-лейтенанта А. С. Лукомского) к гражданскому лицу (на это место выдвигались К. Н. Соколов, В. Н. Челищев и А. В. Кривошеин).

Показательна и оценка Астровым возможного восстановления монархии: «Вопрос о монархии и республике должен быть снят с очереди. Внимание населения должно быть сосредоточено на хозяйственно-экономических вопросах. Идея монархии не должна быть скомпрометирована преждевременным ее провозглашением, ибо реализация этой идеи может еще стать жизненно необходимой для России». Войну следовало вести во имя «восстановления Единой, Неделимой, Великодержавной России», за «защиту поруганной Православной Веры». Выделялся и актуальный для осени 1919 г. внешнеполитический аспект: «Эту борьбу и воссоздание Государства Главнокомандующий ведет в единении с союзниками России в мировой войне и в надежде, что славянские народы не преминут принять участие в борьбе с большевиками как с общими врагами христианской культуры и человечества». В отношении местного управления, самоуправления и самообороны следовало изменить систему назначений на административные должности: «Органы власти в местах должны быть проводниками намерений Национальной Власти и должны быть соответствующим образом перестроены. Отступление от курса, своеволие, умышленное извращение его рассматривается как нарушение доверия, как измена… Внутренняя политика должна быть сосредоточена в одном органе, ответственном за единообразное осуществление ее… Действия представителей власти на местах должны быть строго согласованы между собой. Главноначальствующий и Губернатор должны объединять эту деятельность и приостанавливать действия органов других ведомств, если эти действия находятся в противоречии с принятым курсом». Следовало реорганизовать и судебную систему: «Формы судопроизводства должны быть упрощены и процесс судебного разбирательства и следствия должны быть ускорены. Должен быть установлен новый карательный порядок и установлена новая квалификация деяний по условиям времени, составляющих преступления». Административные суды, по законодательству Временного правительства в 1917 г., следовало дополнить созданием «подвижных инспекторских комиссий, наделенных исключительными полномочиями для обследования и направления деятельности как органов гражданских, так и военных учреждений тыла армии… Комиссии эти должны иметь право увольнять служащих от должностей… на правах Высших Политических Судов… Сенаторские ревизии и дознания должны ускорить свои действия, организовав свои приемы расследования с условиями военного времени».

Наконец, в области «национального вопроса» предполагалось пересмотреть «отношение к соседним государственным образованиям» в том направлении, чтобы «они оказались заинтересованными содействовать борьбе армии за воссоздание Русского Государства и чтобы внимание их было отвлечено от надежды на помощь и протекторат иностранных держав». Астров считал, что «опыт, пережитый каждым из новообразований, дает основание думать, что центробежные стремления начинают ослабевать. Центральная политика должна это учесть и начать привлекать к себе внимание частей Русского государства»[107]107
  ГА РФ. Ф. 5913. Оп.1. Д. 53. Лл. 12–17, 29–30; Ф. 440. Оп.1. Д. 52. Лл. 56–57; Деникин А. И. Указ. соч., с. 277–278; Гинс Г. К. Указ. соч., с. 265.


[Закрыть].

Содержание записки Астрова было схоже с планами, предлагаемыми при реорганизации Российского правительства в Сибири, проведении административных, в том числе кадровых, преобразований аппарата. Те же стремления к невмешательству военных в компетенцию гражданской власти, призывы к «демократическим преобразованиям», к «разделению властей», усилению самостоятельности Особого Совещания с целью наделения его функциями «полноценного» правительства, а не совещательного органа при Главкоме. В отличие от белого Востока, провозглашавшего в качестве главного способа «укрепления тыла» административные реформы, на белом Юге выдвигалась на первый план аграрная реформа.

Не менее показательным можно считать мнение Н. В. Савича, выражавшего взгляды «правого центра» в Особом Совещании. В переписке с Деникиным (1921–1922 гг.) он отмечал порочную практику совмещения «функций органов распорядительного и законодательного эмбрионов», неуместную после того, как «перед правительством Юга встали задачи, превышающие объем задания штаба корпуса, когда с занятием обширной территории политические задачи крайне усложнились». Создаваемые при Совещании подготовительные комиссии лишь вырабатывали законопроекты, обсуждение и принятие которых носило подчас характер «межпартийных дрязг». Савич допускал возможность «декларативного» характера «нашего законодательства», призванного «действовать на воображение массы», так как «страна привыкла к слову» (Савич ссылался на работу Совнаркома и съездов Советов). Политика Совещания в 1918–1919 гг. «была слишком похожа на политику разумного мирного времени», излишне «компромиссной» и «эволюционной», тогда как «надо было рубить с плеча направо или налево». Центристская, «непредрешенческая» основа политического курса Белого движения, бывшая предметом гордости многих военных и политических лидеров в 1918–1919 гг., оказалась вредной, так как «не удовлетворяла ни одно из течений, боровшихся с оружием в руках». В ней не оказалось «творческого авантюризма, влиятельности, задора и напора». Савич отмечал «классовый характер» гражданской войны, при котором белой власти необходимо было найти прочную социальную опору: «Военная диктатура, для того чтобы быть сильной и устойчивой, нуждается в поддержке могущественного класса…, активного, способного за себя постоять, побороться». При Петре I власть опиралась на поддержку «военного класса», «служилых людей», тогда как в 1917 г. «Временное правительство попыталось опереться на все классы, на всю массу населения. Такова же была политика Колчака». Однако «основная масса населения» оказалась «пассивной», «была еще апатична, не подготовлена, чтобы активно, с оружием в руках, встать на защиту своих идеалов». «Наша ставка на жажду законности и порядка была преждевременной, мало ей понятной». В то время как большевики выдвинули идею «диктатуры класса» (хотя и «преступного в своих верхах, но сильного сплоченностью, жаждой власти и способного за это умереть»), Особое Совещание выражало «коллекцию обсуждений, эволюций, компромиссов». Политика правительства «не была боевой», была «лишена революционного дерзания», «действия и грубой прямолинейности».

Принимая во внимание невозможность скорого «окончания междоусобной войны» и соглашаясь со многими предложениями своего политического окружения, Главком ВСЮР в принципе допускал «преобразования», направленные на «усиление ответственности» Совещания. Учитывая также «предстоящее раздельное пребывание Ставки и правительства» (после отступления за Дон большая часть управлений выехала в Новороссийск, а Ставка разместилась на ст. Тихорецкая недалеко от Екатеринодара), 12 декабря 1919 г. был подписан приказ № 175, сделавший серьезный шаг в сторону преобразования Особого Совещания из «совещательной» структуры в «правительство при Главнокомандующем» (хотя принятые меры и объявлялись «временными»). Председатель Совещания мог теперь (в случае отсутствия Главкома) «утверждать собственной властью постановления, имеющие характер текущего законодательства», подписываться за Деникина и поддерживать право законодательной инициативы начальников управлений. Равно и руководители ведомств могли «действовать всеми законными способами… без предварительного обсуждения предполагаемых мероприятий в Особом Совещании» и без санкции Главкома. Штатные расписания и бюджеты также могли устанавливаться самими начальниками управлений «без предварительного обсуждения в Совещании»[108]108
  ГА РФ. Ф. 5827. Оп.1. Д. 188. Лл. 1—16; Ф. 6532. Оп.1. Д.1. Лл. 28–29.


[Закрыть].

Вслед за приказом № 175 14 декабря был утвержден «Наказ Особому Совещанию», представлявший, по оценке Деникина, «более подробную сводку моих словесных и письменных заявлений и указаний»[109]109
  Деникин А. И. Указ. соч., с. 280.


[Закрыть]. Но «Наказ» свидетельствовал скорее о подтверждении существующего курса, чем о его перемене. Относительно организации власти повторялось, что «вопрос о форме правления – дело будущего». На текущий период сохранялся и даже подчеркивался принцип диктатуры. Если весной – летом 1919 г. в него вкладывалось понятие объединения различных социальных групп, политических и общественных структур в борьбе с Советами, то по мере продвижения к «первопрестольной», и особенно после неудач ВСЮР на фронте к концу осени, все отчетливее выдвигалось положение о диктатуре как о надпартийной, надклассовой силе, призванной осуществлять «единство возрождающейся России» без непосредственного участия в этом каких-либо политических группировок (эту тенденцию критиковал позднее Савич). Вместо «национальной диктатуры» без оговорок говорилось о «военной диктатуре». Именно этот принцип теперь озвучивал и «Наказ»: «Военная диктатура. Всякое давление политических партий отметать. Всякое противодействие власти – справа и слева – карать». Правительственный курс должен был стать более жестким («суровые кары», «карать беспощадно», «уничтожать» – наиболее распространенные слова в «Наказе»). Одновременно с этим говорилось об усилении государственного контроля и регулирования, организации помощи военнослужащим («все силы, средства – для армии, борьбы и победы», «облегчить положение служилого элемента»). «Наказ» отражал характерные для военной составляющей Белого движения позиции по отношению к «язвам тыла» и во многом повторял аналогичные позиции, выраженные в «Грамотах», «указах» Верховного Правителя, подписанных им в конце ноября 1919 г., в т. н. «эшелонный период» управления. Что же касается «общественности», то на белом Юге не торопились к «сближению» с ней. Скорее наоборот. «Наказ» довольно резко обозначил пределы взаимодействия «власти и общества»: «Общественным организациям, направленным к развитию народного хозяйства и улучшению экономических условий (кооперативы, профессиональные союзы и проч.), содействовать. Противогосударственную деятельность некоторых из них пресекать, не останавливаясь перед крайними мерами. Прессе содействующей – помогать, несогласную – терпеть, разрушающую – уничтожать». В «Наказе» подтверждалась правильность курса на формирование «южнорусской власти» на основах «скорейшего соединения с казачеством…, отнюдь не растрачивая при этом прав общегосударственной власти». Примечательно, что даже в 1920 г. в приказе ВСЮР от 23 января № 2757 Деникин причины неудач «похода на Москву» определял исключительно как «насилия и грабежи» «в освобожденных от насильников областях»[110]110
  Там же, с. 280–281; Организация власти на Юге России в период гражданской войны (1918–1920 гг.) // Архив русской революции, т. 4. Берлин, 1922, с. 247–249; БФРЗ. Ф. 7. Делопроизводство Всероссийского Национального Центра. Д. 25. Л. 1.


[Закрыть].

Снова заговорили об усилении исполнительной власти в Особом Совещании. Влияние идей Астрова было очевидным. В очередной «Записке», переданной Главкому 16 декабря начальником Управления торговли и промышленности А. И. Фениным (сменил в данной должности инженера В. А. Лебедева 10 ноября 1919 г.) и подписанной т. н. «левым сектором» Совещания (Астров, Челищев, Бернацкий, Степанов, Федоров, управляющий ведомством путей сообщения инженер В. П. Юрченко), отмечалась «необходимость преобразования Особого Совещания». В записке поддерживалось создание Высшего Совета и Совета Начальников Управлений (по планам Южнорусской конференции). Однако, не ожидая скорого завершения работы конференции, предлагалось незамедлительно распустить Особое Совещание и «на его месте образовать Правительство в составе семи лиц, с привлечением в него трех представителей от казачьих войск». Данное Правительство, получив наименование «Совет при Главнокомандующем», «должно быть объединено общим пониманием поставленных ему задач и способно к энергичным и решительным действиям». «Этот орган, представляя собой Походное Управление», должен был возглавляться доверенным лицом Главкома и состоять из министров: военного, финансов, внутренних дел, торговли и промышленности, юстиции, путей сообщения, снабжения (новая должность, призванная сконцентрировать весь аппарат снабжения армии и тыла). Министры наделялись широкими полномочиями и могли принимать решения, не согласуя их предварительно с Главкомом (по нормам приказа № 175). Главком оставлял за собой право непосредственного руководства внешней политикой и осуществления государственного контроля.

При создаваемом «деловом правительстве», работа которого строилась бы на основе тандема «Главком – семь министров» (схема, принципиально схожая с Российским правительством в духе Конституции 18 ноября 1918 г.), предполагалось и создание «законосовещательного органа»: «Подготовительная работа по законодательству временно, до образования Высшего Совета, могла бы производиться в Совещании по законодательным предположениям, члены коего назначаются Главнокомандующим». «Громоздкое и неспособное действовать Особое Совещание, – обращались к Деникину авторы «Записки», – исполнило свое назначение и пережило себя… Создавая новое Правительство в минуты опасности и тревоги, Вы снова поднимете бодрость в Армии и населении, снова окрылите надежды, ибо вместо непопулярного Особого Совещания около Вас будет орган, которому будут поставлены новые задачи»[111]111
  ГА РФ. Ф. 5827. Оп.1. Д. 151. Лл. 1–5; Деникин А. И. Указ. соч., с. 282–284.


[Закрыть].

Таким образом, проект реорганизации власти позволял осуществить назревшую потребность разделения законодательных, исполнительно-распорядительных и контрольных функций. Его, по аналогии с Сибирью, также можно назвать «административной революцией», не менявшей основ политического курса, а направленной лишь на создание более эффективной системы «оперативного руководства». Примечательно, что подобная схема управления, со схожими полномочиями и таким же названием (Совет при Главнокомандующем), была создана в марте 1920 г. в белом Крыму преемником Деникина, новым Главкомом ВСЮР генералом Врангелем. Деникин согласился с принципами проекта, и 17 декабря 1919 г. им был подписан приказ № 176, повторявший предложенные меры. Особое Совещание упразднялось. Вместо него создавалось «Правительство при Главнокомандующем» в составе председателя и начальников семи управлений: военного и морского (объединенного из двух структур), внутренних дел, финансов, сообщений, снабжения, торговли и промышленности, юстиции. При правительстве образовалось «Совещание по законодательным предположениям». При этом упразднялись Отдел законов (его функции передавались в Управление делами) и Управление продовольствия (его функции переходили к Главному начальнику снабжений). Управления земледелия и землеустройства, народного просвещения и Исповеданий выводились «за рамки» Правительства и могли действовать самостоятельно в пределах их компетенции и полномочий. Управление иностранных дел и Государственный контроль подчинялись Главкому (приказом № 178 от 26 декабря Государственный Контролер мог присутствовать на заседаниях Правительства с правом совещательного голоса). Главкому подчинялось и Управление делами Правительства[112]112
  ГА РФ. Ф. 6532. Оп.1. Д.1. Лл. 30–31; Организация власти на Юге России. Указ. соч., с. 250; Деникин А. И. Указ. соч., с. 285–286.


[Закрыть].

В целом же, несмотря на упразднение, аппарат Особого Совещания сохранялся. Председателем Правительства стал бывший глава Особого Совещания генерал Лукомский, начальники управлений сохранили свои посты, получив дополнительные полномочия. Практически неизменным остался аппарат, хотя при эвакуации Ростова многие документы (в частности – Управлений внутренних дел, земледелия и землеустройства, юстиции) были утрачены или уничтожены. По образному выражению Соколова, Особое Совещание многие «сравнивали с машиной, работающей без приводных ремней»[113]113
  Соколов К. Н. Указ. соч., с. 75, 83.


[Закрыть]. Но и проведенные изменения не наладили работу в нужном режиме. С начала 1920 г. правительственный аппарат белого Юга попадает в ситуацию, схожую с белым Востоком в том плане, что Ставка Главкома ВСЮР, Правительство при Главнокомандующем Вооруженными Силами Юга России действовали в разных городах и во многом автономно друг от друга. По оценке другого участника событий, начальника штаба ВСЮР генерал-лейтенанта П. С. Махрова (преемника генерала Романовского с марта 1920 г.), «единственным аппаратом, который был еще способен служить, оставалась Ставка Главнокомандующего, но и ее деятельность, вследствие разрухи правительственных учреждений в тылу и прорыва связи на фронте, часто была тем, что в механике называется «свободный ход колеса». А известный на белом Юге журналист Г. Н. Раковский еще более «сгущал краски»: «Все, что создавалось с затратой таких колоссальных усилий, совершенно неожиданно расползалось во все стороны. Это был позорный провал системы, недостатки которой вдруг выявились с ужасающей рельефностью»[114]114
  Махров П.С. В Белой армии генерала Деникина. СПб., 1994, с. 153; Раковский Г. Н. В стане белых. От Орла до Новороссийска. Константинополь, 1920, с. 51.


[Закрыть].

Проблема полномочий еще более усилилась после назначения генерала Лукомского Главноначальствующим Новоросийской области. Приказом № 34 от 8 января 1920 г. Деникин возложил на Лукомского «высшую военную, гражданскую и морскую власть на правах Командующего армией и Главноначальствующего в пределах Новороссийского плацдарма и Черноморской губернии». Помощником Лукомского по гражданской части и губернатором Черноморья стал бывший воронежский губернатор статский советник С. Д. Тверской – будущий министр внутренних дел во врангелевском правительстве (весна – лето 1920 г.). Так снова вводилась модель, основанная на Положении о полевом управлении, что позволяло бывшему председателю Особого Совещания (аналогично с атаманом Семеновым в Прибайкалье) вообще игнорировать какие-либо правительственные структуры на оставшейся под контролем Главного Командования территории[115]115
  Черноморские губернские ведомости, Новороссийск, № 138, 16 января 1920 г.; Савич Н. В. Воспоминания. СПб., 1993, с. 325.


[Закрыть]. Просуществовав в таком «переходном» состоянии до февраля 1920 г., Правительство при Главнокомандующем Вооруженными Силами Юга России уступило место совершенно иной структуре. Только возникла она не в результате работы Южнорусской конференции и совсем в иных, нежели предполагавшихся в проектах конференции формах.

Помимо внутриправительственной оппозиции критика «деникинской политики» проводилась осенью 1919 г. и со стороны «общественности». Показательна в этом отношении позиция южнорусской кооперации. Еще 4 июля по соглашению Совета Юго-восточных Кооперативных съездов и Харьковского Областного Совета кооперативных съездов был создан Временный Комитет Кооперации Юга России во главе с А. И. Никитиным. По его инициативе планировалось созвать Съезд всех кооперативных Советов районов, занимаемых ВСЮР, и рассмотреть, в частности, «отношение местных и центральных властей к кооперативным организациям», «стеснение свободы передвижения, товарообмена, отсутствие правопорядка». Одновременно с этим Совет Харьковских кооперативных съездов направил управляющему отделом торговли и промышленности Особого Совещания А. Лебедеву докладную записку, в которой отмечал необходимость правительственной поддержки крестьянских хозяйств. Выдвигались предложения о «должном регулировании продовольственного рынка в общегосударственном масштабе» и «равномерном распределении продуктов по территории всей страны». Южнорусские кооперативы болезненно переживали обусловленные военными действиями реквизиции имущества. Об этом, а также о необходимости укрепления связи Белой власти с кооперацией шла речь во время встречи Деникина с делегацией «Временного Комитета» (23 октября 1919 г.). В поданной записке на имя ГК ВСЮР говорилось, что «закрытие ряда кооперативов в Харькове, Киеве, Симферополе, Одессе является результатом неправильного метода ликвидации той связи, которая поневоле возникла между кооперацией и большевистской властью за почти двухлетний промежуток времени». Отмечалось, что закрытие кооперативных союзов местными властями вызывало паралич системы кооперации – от местных сельских кооперативов до губернских, краевых союзов.

Аналогичная критика звучала и во время проходившего 23–26 ноября 1919 г. кооперативного съезда в Ростове-на-Дону. Съезд был широким по своей представительности (на нем присутствовали делегаты от всех губернских кооперативных Союзов Юга России, многих уездных и окружных Советов, ряда кооперативных комитетов и банков). В работе съезда приняли участие такие видные деятели отечественной кооперации и агрономии, как профессор А. Н. Анцыферов, глава Временного Комитета А. М. Никитин, профессор А. И. Челинцев, позднее введенный в состав Временного Комитета. На съезде шла речь о том, что «работа кооперативных организаций на местах проходит в… неблагоприятных условиях. Разного рода товары, имеющиеся на складах, конфискуются как большевистские». Местная власть обвинялась в действиях, которые «нередко вызывают к себе враждебное отношение, как со стороны интеллигенции, так и со стороны простого народа». Для обеспечения стабильности в работе кооперации признавалось необходимым активнее участвовать в политической жизни. Позиция невмешательства в политику, в которой заверяли Главкома кооператоры, постепенно сменялась позицией интенсивного давления на политический курс правительства. Съездом были приняты резолюции об «отношении к еврейскому вопросу» с требованием прекратить распространение антисемитизма в Белом движении. Поскольку будущее в русской государственной жизни, по убеждению участников съезда, «будет принадлежать не правым и не левым партиям, а крестьянству», то необходимым признавалось «создание специального Министерства по кооперации», и именно «при такой государственной структуре кооперация, объединяющая и возглавляющая миллионы крестьян, сможет ставить во главе министерства… людей из своей среды». В докладе представителя Центрального Украинского кооперативного комитета И. М. Подольского отмечалось, что обвинения в сотрудничестве Украинобанка, Днепросоюза в финансировании петлюровской армии безосновательны: «Украинская кооперация не отвечает за те или иные убеждения отдельных кооператоров», а «по отношению к Добровольческой армии украинская кооперация вполне лояльна». Показательна позиция кооперации по земельному вопросу. Именно здесь обвинения в реакционности всей аграрно-крестьянской политики Особого Совещания и законопроектов В. Г. Колокольцева и В. Н. Челищева – А. Д. Билимовича, в частности, были особенно сильны. В докладе проф. А. И. Челинцева, в прениях по этому докладу отмечалось, что «нынешняя власть не левого направления и при разрешении земельного вопроса она будет руководствоваться, во всяком случае, не интересами крестьянства. Если считать, что земельный вопрос должен быть разрешен Учредительным Собранием, то уверены ли кооператоры, что Учредительное Собрание, созванное нынешней властью, будет таким, каким хотелось бы его видеть кооператорам». Делался вывод, что «перед кооперацией в настоящий момент только одна задача: способствовать отчуждению в пользу народа максимального количества помещичьих земель». Предлагалось сократить сроки подготовки к отчуждению имение и при разрешении земельного вопроса исходить из потребности поднять производительность массового крестьянского хозяйства, имея при этом в виду содействие развитию сельскохозяйственной кооперации. В разрешении аграрного вопроса кооперация тесно примыкала к левым кругам, представителям земств и городов Юга России, а также Союза возрождения России. Аполитичность кооперации уже не соответствовала действительности осенью 1919 г.[116]116
  Кубанский кооператор. Екатеринодар, № 31, 7 (20) сентября 1919 г.; № 35, 22 сентября 1919 г., с. 12–14; Бюллетень кооперации Юга России. Ростов-на-Дону. № 2, 10 ноября 1919 г., с. 1–3, 15; № 3, 15 декабря 1919 г., с. 3, 6–8, 10.


[Закрыть].