Текст книги "Белое дело в России. 1920–122 гг."

Савинков не считал себя обязанным соглашаться со столь категоричными требованиями Врангеля. Переезд в Крым и сосредоточение там всех антибольшевистских сил могли, по его мнению, привести к потере политической «свободы», что означало бы для него утрату тех перспектив военно-политической борьбы, которую он намеревался вести, опираясь на польскую поддержку. В «открытом письме генералу Врангелю», опубликованном в газете «Свобода», издававшейся в Варшаве, он, ссылаясь на обращение к нему со стороны «казаков-терцев из армии генерала Бредова», писал о необходимости перемены политического курса и учета произошедших в России перемен: «Мы верим, что Вы не пойдете по дороге генерала Деникина. Мы верим, что Вы учли ошибки прошлого и проникли в глубокую сущность событий, происходящих ныне не только в России, но и во всем мире. Старого не вернешь… Царя не восстановишь… Россия построится через Учредительное Собрание, или она не построится вовсе. Мы верим, что Вы пытаетесь воссоздать Россию не царскую, не помещичью, не чиновничью, а Россию – «третью», ту Россию, где все будут равны перед законом, где будет порядок, где каждый казак и каждый крестьянин будут иметь свою землю, будут мирно трудиться на ней и мирно обогащаться, ту Россию, которая не будет ни теснить, ни насиловать никого – ни эстонца, ни латыша, ни украинца, ни еврея, ту Россию, которая утвердит свободу и мир – мир всему миру… Не большевики одолели Деникина, не самоотверженные бойцы виновны в его поражении… Генерала Деникина погубили те безумцы, которые вместо прощения несли с собой беспощадную месть, ибо на мести не выстроишь ничего… Я верю, и явившиеся ко мне казаки верят так же, как я, что Вы, Генерал…, поняли, что такое свобода…, что Ваша Армия даст России и землю, и волю, и мир»[373]373
  Там же. Лл. 28, 373.


[Закрыть].

Спустя два дня в той же газете было опубликовано обращение генерал-майора С. М. Булак-Балаховича «К партизанам и зеленым отрядам». В нем уже напрямую говорилось о политических целях борьбы с советской властью: «Наш лозунг: «Смерть коммуне! Да здравствует Русская Демократическая Республика!» Мы хотим, чтобы казачьи области: Донская, Кубанская, Терская, Уральская, Оренбургская и Сибирская – управлялись исключительно своими выборными властями: 1) Областным кругом, 2) Войсковым Атаманом, 3) Областным правительством (министрами), чтобы сами казаки и иногородние раз навсегда, окончательно и бесповоротно, решили вопрос о земле и военной службе, без всякой указки из центра, без всякого давления с чьей бы то ни было стороны… Казаки, сражавшиеся раньше в армиях Деникина, Бредова и других белых армиях, вы должны твердо запомнить, что наше дело не имеет ничего общего с белыми движениями, организовавшимися черносотенцами и приспешниками старого режима. Мы несем народу не цепи, а свободу». В этом же номере газеты была опубликована статья Савинкова «О борьбе с большевиками», в которой отмечалась, что «никакое и ни при каких обстоятельствах соглашение с большевиками невозможно» и «большевистской идее интернациональной диктатуры пролетариата нужно противопоставить безоговорочно и до конца выявленную идею Отечества и не буржуазной, а крестьянской демократии», осуществить которую можно только благодаря созданию новой «народной» Армии. Эта армия должна быть «близкой к крестьянству, т. е. не гвардейской и золотопогонной, не генеральской…, однако спаянной военной дисциплиной и проникнутой единым воинским духом». Подчеркнутая демократичность лозунгов «крестьянского атамана», «батьки» Булак-Балаховича и самого Савинкова была весьма показательной, отражавшей специфику политических представлений антибольшевистского фронта, который пытались создать на Западе России. В то же время для генералитета и офицерства бывших Северо-Западной и Западной Добровольческой армий были характерны достаточно консервативные, даже монархические представления. Очевидно, что подобные различия в понимании политических целей противостояния Советской России могли быть преодолены лишь при едином, авторитетном, российском руководстве[374]374
  Свобода, Варшава, № 20, 8 августа 1920 г.


[Закрыть].

18 августа Савинков от имени Русского Политического Комитета издал «Распоряжение № 1», кратко определявшее статус русских воинских частей на территории Польши. Отмечалось наличие двух отрядов – «действующего на фронте под начальством генерал-майора Булак-Балаховича» и «формируемого в лагере Скальмержицы под начальством генерал-лейтенанта Глазенапа». «Оба эти отряда в политическом отношении подчинены Русскому Политическому Комитету». Снабжение и вооружение данных отрядов осуществлялось польским командованием – в счет «долга Российского Государства Польской Республике». Объявлялось, что «отряды эти состоят на русской службе, лишь стратегически подчиняясь Польской Главной Квартире». Говоря о политической программе, Савинков выделял главное: «Задача этих отрядов – борьба с большевиками. Никаких других целей отряды преследовать не могут и не будут». Примечательно, что отправка в Крым не исключалась, а лишь предусматривалась «в случае заключения мира Польши с большевиками». В этом случае «отрядам предоставляется выбор между продолжением самостоятельно борьбы или эвакуацией из пределов Польши с оружием в руках, при содействии польских властей»[375]375
  Библиотека-фонд Русское Зарубежье. Ф. 7. Дело «3-я Русская армия». Л. 47; Врангелевщина // Красный архив, т. 2 (39), 1930. М.,-Л., с. 24.


[Закрыть].

В письме генералу Глазенапу (12 августа) Савинков обосновывал это, ссылаясь и на мнение польских политиков, и на позиции Булак-Балаховича и графа Палена. Перемены в русско-польских отношениях приветствовались, в частности, первым премьер-министром независимой Польши, знаменитым пианистом и композитором И. Я. Падеревским. Как писал Савинков, польские «весьма многочисленные правительственные и общественные круги если и допускают возможность Русско-Польского соглашения, то при непременном условии определенно демократического лица и определенно демократической программы Русского Правительства, и если не возражают открыто против Русских формирований в Польше, то потому, что маршал Пилсудский разрешил их, явился порукой демократического их направления». Вследствие этого, например, отряд Булак-Балаховича, как «предоставивший достаточные гарантии своей демократичности», получал приоритетное снабжение перед частями Глазенапа, считавшегося «реакционером» и «германофилом». Не отрицая важности подчинения всех частей единому командованию, Савинков отмечал, что, помимо сугубо «политических» причин, Булак-Балахович и Пален не намерены подчиняться Глазенапу.

В результате Глазенап, полагая, что в сложившихся условиях его деятельность в Польше теряет смысл, и сославшись на указание генерала Врангеля об отправке в состав Русской армии «вверенного ему отряда», выехал в Крым 23 августа. Отряд остался в Польше. Полковник Долинский временно взял на себя командование частями в Скальмержицах, а с 28 августа начальником отряда (приказ № 785 российского военного представителя в Польше) был назначен также бывший «северо-западник» генерал-майор Л. А. Бобошко. К этому времени было окончательно получено согласие на получение пополнений в состав отряда из числа «военнопленных и добровольно переходящих красноармейцев». Савинков считал необходимым сформировать уже «три регулярных отряда (трех родов оружия)». С точки зрения военной и политической целесообразности «присутствие русского отряда на польском фронте было бы очень велико… Спаянная кровью… в общей борьбе пролитой, боевая дружба русских частей и славной Польской армии могла развиться, расшириться и положить крепкое основание будущему Русско-Польскому сближению, столь необходимому для существования обоих народов»[376]376
  Библиотека-фонд Русское Зарубежье. Ф. 7. Дело «3-я Русская армия». Лл. 48, 53, 58.


[Закрыть].

Однако в условиях намечавшегося «раскола» между «отрядами» Бобошко и Булак-Балаховича единственным выходом, в целях сохранения «единства русского фронта в Польше», оставалось признание Верховной власти Врангеля – не только в военном, но и в политическом отношении. 27 августа 1920 г. Савинковым была отправлена телеграмма Врангелю, означавшая его «окончательное признание и подчинение» Правителю Юга России: «Как председатель Русского Политического Комитета в Польше, формирующего русские отряды на территории Польской республики, заявляю, что признаю Вашу власть и готов Вам подчиниться»[377]377
  Врангелевщина // Красный архив, т. 3 (40), 1930. М.,-Л., с. 4.


[Закрыть].

Заявление о признании общности целей с Врангелем вполне вписывалось в контекст программы создания единого антибольшевистского фронта, проводимой Врангелем в 1920 г. «Мы, русские патриоты, без различия партий – монархисты, республиканцы и социалисты – видим в Вас носителя Русского Национального флага. Мы желаем Вам и Вашей доблестной армии много успеха в доблестном деле освобождения Родины от большевиков. Мы с напряженным вниманием следим за Вашими продвижениями вперед, радуемся Вашим победам и гордимся славой Вашего оружия. Каждый из нас готов всемерно содействовать Вам и положить свои силы на служение родной земле!» 11 сентября 1920 г. Савинков вторично подтвердил факт объединения «всех русских частей» в Польше под «общим руководством генерал-лейтенанта барона Врангеля», заявив об этом генералам Бобошко и Махрову. В ответ на «признания» Савинкова (телеграмма от 8 сентября 1920 г.) Врангель отвечал, что «приветствует объединение всех русских антибольшевистских сил, борющихся против общего врага», но в то же самое время, «считая раздробление сил вредным и руководствуясь соображениями стратегического свойства», Главком считал «необходимым сосредоточить на здешнем (советско-польском. – В.Ц.) фронте все боевые элементы, желающие и могущие быть направленными в Крым». 21 сентября 1920 г. Врангель ответил, что тексты телеграмм им получены и он «приветствует деятельность Б. В. Савинкова на пользу Русского дела и высказывает уверенность, что он с прежней энергией будет привлекать новых бойцов за Русскую Государственность»[378]378
  ГА РФ. Ф. 5881. Оп.1. Д. 577. Лл. 6–7; Врангелевщина // Красный архив, т. 3 (40), 1930. М.,-Л., с. 9.


[Закрыть].

В середине августа, в ходе успешного для Войска польского «Варшавского сражения», от Пилсудского поступила директива о незамедлительной отправке на советско-польский фронт всего отряда из Скальмержиц. 7 сентября 1920 г. польское военное министерство подтвердило важность «легализации русской политической и военной деятельности на территории Польской Республики». В письме министру Соснковскому Савинков заявил, что, несмотря на «недостаток снабжения», отряд во главе с генералом Бобошко «стремится выйти на фронт» для того, чтобы «сражаться против большевиков совместно с польскими войсками»: «В тот день, когда Польская Главная Квартира прикажет, Отряд беспрекословно выйдет на фронт». Польские инициативы способствовали планам Врангеля, нацеленным на развитие наступательных операций против РККА в Северной Таврии. По признанию Главкома, он «принимал все меры, чтобы убедить французское и польское правительства в необходимости продолжения поляками борьбы или хотя бы затягивания намечавшихся мирных переговоров с тем, чтобы, воспользовавшись оттяжкой части красных войск на польском фронте, пополнить и снабдить мои войска за счет огромной, захваченной поляками добычи, использовав как боеспособные части перешедших на сторону поляков и интернированных в Германии большевистских полков, так и захваченную победителями материальную часть. Из задержавшихся в Польше остатков отряда генерала Бредова, отрядов Булак-Балаховича и полковника Пермикина и русского населения вновь занятых поляками областей я предлагал сформировать в пределах Польши 3-ю Русскую армию. Я предлагал объединить командование польскими и русскими войсками в лице французского генерала с тем, чтобы при нем состояли представители наших и польских армий».

В Париже Маклаков, убежденный сторонник сотрудничества с Польшей, предпринимал усилия по налаживанию взаимодействия с военными и политическими кругами Франции. Препятствиями для «политического соглашения» были как «желание многих поляков заключить мир, так и вопросы материальной помощи для продолжения войны». Тем не менее переговоры, в том числе и с маршалом Фошем, проводились. В телеграмме в Крым 30 августа 1920 г. Маклаков признавал, что «соглашение с поляками возможно, отложив вопрос об окончательных границах, но сейчас же согласившись на определенный способ мирного разрешения этого спора уже по восстановлении России, т. е. на арбитраж или плебисцит». 14 сентября 1920 г. Главноуполномоченный Главнокомандующего Русской армией в Париже генерал-лейтенант Е. К. Миллер доносил в Крым, уже более конкретно, ссылаясь на письмо Фоша премьер-министру и министру иностранных дел А. Мильерану, о том, что предложения Врангеля принципиально поддерживались и говорилось о готовности провести в Париже «под председательством французов военное совещание представителей Польши и России о плане совместных военных действий» и заключить русско-польское соглашение при посредничестве Франции (эту же информацию подтверждал в телеграмме Нератову Маклаков 15 сентября 1920 г.). Имели значение и личные контакты. М. Палеолог, будучи послом Франции в России, был хорошо знаком с Кривошеиным. Струве был знаком с Э. Пети, начальником канцелярии Мильерана, женатым на русской эмигрантке – С. Г. Балаховской[379]379
  Кривошеин К. А. А. В. Кривошеин (1857–1921 гг.). Его значение в истории России начала ХХ века., Париж, 1973, с. 312–313.


[Закрыть].

В конце сентября в Париж была отправлена делегация в составе Струве и генерала Юзефовича, получившего также полномочия на формирование русских частей в Польше. В официальном письме от имени А. В. Кривошеина правительству Франции говорилось о «назревшем вопросе объединения действий Русской армии с поляками», при котором возможно создание «общего фронта». Говорилось также о намечавшемся «военном соглашении с украинской армией» и об объединенном французском командовании русских и польских войск во время предполагаемого наступления. Предполагалось «соединить фланги» наступающих фронтов (левого фланга Русской армии в ходе предполагаемой Заднепровской операции и правого фланга советско-польского фронта, на котором должны были сосредотачиваться русские и украинские силы). Даже в случае успеха советско-польских переговоров о перемирии (их следовало бы всячески затягивать) Врангель говорил о возможности продолжения боевых действий, но при условии концентрации всех русских сил в Крыму (отправки сюда чинов Северного и Северо-Западного фронтов).

Надежды на продолжение боевых операций действительно оставались. Во время приема в Севастополе делегации Украинского Национального Комитета глава польской военной миссии поручик Михальский заверил, что «обещание внешних границ», послужившее началом переговоров Польши с РСФСР и УССР, «не остановит борьбу»: «Правительство не оставит борьбы и уверено в победе». Об этом же говорил и член польской миссии князь В. С. Любомирский: «Руководящие польские круги относятся очень сочувственно к заключению русско-польского союза». Отмечалось также создание в Варшаве «Русско-польского общества», в руководство которого вошли глава русской дипломатической миссии в Варшаве В. М. Горлов, известный в России профессор государственного права Л. И. Петражицкий, присяжный поверенный Т. Михальский, граф В. Тышкевич, Д. В. Философов[380]380
  Военный голос. Севастополь, № 145, 1 октября 1920 г.


[Закрыть].

Наконец, 20 сентября 1920 г. был издан уже официальный приказ (№ 3667) о формировании в Польше 3-й Русской армии (1-я и 2-я армии действовали в Северной Таврии). В нем декларировался статус новой армии, определялся ее состав и четко ставилась цель: «С моего согласия на территории Польши моим представителем при польском правительстве генералом Махровым формируется 3-я Русская армия». Задачей этой армии Приказ предписывал: «Всем русским офицерам, солдатам и казакам, как бывшим на территории Польши раньше, так и перешедшим в последнее время к полякам из красной армии (примечательное указание на бывших красноармейцев, считавшихся уже не военнопленными в Польше, а равноправными чинами Русской армии. – В.Ц.) вступить в ряды 3-й Русской армии и честно, бок о бок с польскими и украинскими войсками, бороться против общего нашего врага, идя на соединение с войсками Крыма»[381]381
  Врангель П. Н. Указ. соч., ч. 2, с. 179–183, 193, 201.


[Закрыть].

На следующий день (21 сентября) Струве телеграфировал Нератову (для передачи в Варшаву) стратегические указания Врангеля Савинкову. В отличие от предыдущих указаний о переезде в Крым, Главком писал, что считает «вполне целесообразным» «выступление на польском фронте русских частей, не могущих быть использованными здесь (в Крыму. – В.Ц.)». «Все русские регулярные части на польском фронте должны находится на правом фланге поляков, дабы в момент выхода на русскую территорию или в иные окраины…, они могли немедленно соединиться с главными русскими силами, ибо за участь войск, действующих оторванно, я на себя принять ответственность не могу». По мнению Врангеля, возглавить операцию на польском фронте должен был бы «особо опытный, знающий и энергичный военачальник», которым мог стать, «если к тому не встретится препятствий со стороны маршала Пилсудского, бывший Главнокомандующий Северной армией генерал Миллер». Савинкову передавалось пожелание «привлекать новых бойцов за русскую государственность», «работать над улучшением и укреплением русско-польских отношений» в согласии с Правителем Юга России[382]382
  Врангелевщина // Красный архив, т. 3 (40), 1930. М.,-Л., с. 15–16.


[Закрыть].

Однако в организационном отношении все было не так просто. Отряды Булак-Балаховича и Бобошко не стремились к взаимному объединению. Савинков со своей стороны запрашивал Врангеля и Пилсудского о возможности перевода отряда Балаховича в подчинение Бобошко. Отряды, переименованные теперь в 3-ю Русскую армию, в сентябре так и не выступили на фронт[383]383
  Библиотека-фонд Русское Зарубежье. Ф. 7. Дело «3-я Русская армия». Л. 249.


[Закрыть]. Лишь окончание военных действий на советско-польском фронте (12 октября 1920 г.) и предполагавшееся – согласно договоренностей – разоружение всех воинских частей, не входивших в состав Войска польского, способствовало выдвижению 3-й Русской армии на линию новой восточной границы Польши. С этого места предстояло начинать наступление, с перспективой «соединения с Врангелем». В противном случае русские и украинские войска должны были либо разоружиться, либо покинуть пределы Польши. Многими солдатами и офицерами Русской армии польская позиция оценивалась как «предательская». И хотя после заключения перемирия снова, как и в апреле 1920 г., Белое движение на Юге России осталось без союзников, появились надежды на восстановление общего фронта, но на этот раз уже не русско-польского, а южнорусского, с участием армии Украинской Народной Республики, оставленной, в результате перемирия, с собственными силами. Эти настроения хорошо отразил приказ Врангеля № 3697 от 6 октября 1920 г. Его, как обычно, пафосное содержание не могло скрыть сожаления об утрате союзника и предчувствия тяжелой, неравной борьбы: «Русские воины! Польская армия, сражавшаяся рядом с нами против общего врага свободы и порядка, ныне прекратила борьбу, заключив предварительный мир с насильниками и предателями, именующими себя правительством Советской России. Мы остались одни в тяжелой борьбе, где решается судьба не только нашей Родины, но и всего человечества. Мы защищаем Родную землю от ига красной нечисти, не признающей Бога и Родины, несущей с собой смуты и позор… Еще полгода назад мы были на краю гибели, и безбожники готовились уже править тризну на нашей крови. Дружным усилием всех честных сынов Родины мы вырвали еще раз победу из рук врага и вот уже шесть месяцев бьем его неизменно… Не первый раз выдерживать нам неравный бой. Не в силе Бог, а в правде». После окончания боевых действий в Северной Таврии и отступления за Перекоп Врангель еще более категорично высказывался в приказе № 188 от 22 октября 1920 г.: «Торгуя Русской землей оптом и в розницу (имелось в виду установление восточной границы Польши. – В.Ц.), московские комиссары заключили с соседями (показательное наименование «польских союзников». – В.Ц.) мир. Страхом, обманом и краденым золотом они сманили в свои ряды малодушных или бесчестных и бросили их на нас». Крым снова становился «осажденной крепостью»: «После пятимесячной борьбы на полях Северной Таврии мы вновь отошли в Крым… Крым объявлен мною на осадном положении. В осажденной крепости нам временно предстоят тяжелые лишения. Эти лишения наравне с Русской Армией должно делить население… Тем, кто не чувствует себя в силах делить с Армией ее испытания, предоставляется право свободного выезда из пределов Крыма. Те, кто не пожелает этим правом воспользоваться и, укрывшись под защитой Армии, будет затруднять ей выполнение ее долга, рассчитывать на снисхождение не должны: они будут препровождаться по ту сторону наших войск (высылка в РСФСР. – В.Ц.)». В интервью крымским газетам Главком упоминал слова пленных красноармейцев, говоривших, что «внутреннее положение Совдепии отчаянное, всюду беспрерывно вспыхивают восстания, экономическое положение ужасно, в то же время Украинская армия и русские части, объединившиеся после борьбы на польском фронте в 3-ю Русскую армию, продолжают продвигаться на Восток… Запад, которому большевизм грозит в той же мере, как и нам, должен учесть ту роль, которую наша Армия сыграла в победе Польши»[384]384
  Военный голос. Севастополь, № 149, 7 октября 1920 г.; № 163, 28 октября 1920 г.; Время. Симферополь, № 75, 8 октября 1920 г.


[Закрыть].

Организационные коллизии окончательно завершились, когда приказом генерала Махрова (с санкции Врангеля) командование 3-й Русской армии было передано командиру Талабского полка Северо-Западной армии генерал-майору Б. С. Пермикину. Приказом по новой армии (№ 1 от 11 октября 1920 г.) Махров объявил, что в ее состав входят, наряду с группой войск генерала Пермикина, также «все казачьи части, сформированные на территории Польской Республики», их следовало «свести в казачьи дивизии». Казачья бригада есаула Яковлева (по воспоминаниям Савинкова, «ее командир не хотел признавать никого») должна была сменить командира и перейти в непосредственное подчинение Пермикина, однако вместо «русской армии» она вошла в состав армии Украинской Республики. Специальным приказом № 2 от 12 октября 1920 г. Пермикин обращался к «сынам вольного казачества» с верой, что «вместе с вами, станичники, наши силы преодолеют все препятствия и победным маршем соединятся с силами генерала Врангеля».

Необходимо отметить, что осуществлять контроль за казачьими формированиями на польской территории стремились также представители особой Кубанской миссии, состоявшей из членов Краевой Рады И. А. Билого, И. В. Ивасюка и П. А. Сулятицкого. Билый, как глава делегации, инспектировал казачьи части как в составе 3-й Русской армии, так и в рядах украинской армии и добился согласия командующего армией генерала Омельяновича-Павленко на организацию в ее составе отдельного Кубанского отряда[385]385
  Трагедия казачества // Вольное казачество, ч. V, № 258. Париж, 25 февраля 1939 г., с. 10–11.


[Закрыть].

В первом приказе Пермикин также особо выражал «искреннюю благодарность Б. В. Савинкову и Русскому Политическому Комитету, положившим основание Русскому делу в Польше и много потрудившимся по сформированию ныне командуемой мною Армией… Я твердо надеюсь, – заявлял генерал, – что Б. В. Савинков и Русский Политический Комитет и впредь не оставят Армию своими заботами и трудами и рука об руку с нами пойдут вперед к созданию нашей Родины»[386]386
  Библиотека-фонд Русское Зарубежье. Ф. 7. Дело «3-я Русская армия». Приказы из россыпи.


[Закрыть].

3-я армия выдвигалась в «нейтральную» зону между советскими и польскими войсками, в район г. Ровно. Здесь отряды были развернуты в две дивизии и под русскими «национальными флагами» начали наступление. Примечательно, что все пополнения армии производились исключительно за счет добровольцев и военнопленных красноармейцев. Всего армия накануне своего выступления насчитывала около 10 тысяч бойцов, из которых около 4 тысяч были казаки. Как отмечалось в оперативном плане, предложенном начальником штаба Врангеля генералом Шатиловым 30 сентября 1920 г., «ввиду возможности прекращения военных действий на Польском фронте, вопрос о скорейшем сформировании 3-й Русской армии в Польше приобретает исключительное значение. Армия эта, перейдя на русскую территорию, могла бы начать самостоятельную операцию из Проскуровского района, имея конечной целью выйти на Днепр на линию Черкассы – Киев. При таком продвижении соединение с другими русскими армиями, базирующимися на Крым, обеспечено. Для осуществления намеченной здесь операции 3-й армии необходимо добиться от поляков: 1) разрешения немедленно же приступить к формированию; 2) возвращения казакам конного состава и седел; 3) предоставления материальной части, технических средств, обмундирования, лошадей и прочего; 4) временно принять армию на полное довольствие… Кроме того, необходимо, чтобы Польская армия, перед приостановлением военных действий, заняла бы такое положение, чтобы обеспечить левый фланг 3-й армии при ее операции на Днепр… Это единственный выход из того тяжелого положения, в которое будет поставлена Русская армия в случае прекращения военных действий на польском фронте. Немедленное формирование казачьих дивизий из сдавшихся казаков приобретает при этом первостепенное значение… В случае если бы формирование 3-й армии оказалось бы неосуществимым… то Главнокомандующий приказал принять меры к быстрейшей эвакуации всего боеспособного элемента из Польши в Крым»[387]387
  Трагедия казачества // Вольное казачество, ч. V, № 258. Париж, 25 февраля 1939 г., с. 12.


[Закрыть].

4 ноября 1920 г. части 3-й армии вошли в непосредственное соприкосновение с войсками Украинской Народной Республики, также вынужденных начать наступление из нейтральной зоны советско-польского фронта (после прекращения здесь военных действий и также продвигавшихся в общем оперативном направлении на Киев). В приказе № 9 от 3 ноября Пермикин подчеркивал союзнический характер взаимоотношений украинской и русской армий: «Напоминаю всем чинам Армии, что Украинская Республика дружественна нам и что ее Армия будет сражаться бок о бок с нами против нашего общего врага – большевиков». В боях совместно с частями командующего действующей украинской армией генерал-поручика М. В. Омельяновича-Павленко дивизии генерала Бобошко и казачьи полки генерал-майора В. А. Трусова 13–20 ноября отражали атаки превосходящих сил РККА в районе г. Проскурова и на р. Збруч. Омельянович-Павленко особым приказом отметил, что «достигнутая в короткий срок тесная боевая спайка и яркие отношения воинского братства, скрепленные совместно пролитой кровью на полях Подолии, дают верную надежду предполагать, что в ближайшем будущем обе союзные Армии – Армия У. Н.Р. и 3-я Русская – вновь будут бок о бок биться с общим врагом – большевиками-коммунистами – за освобождение родных земель от неприятельского владычества над демократическими Украиной и Россией». «Свобода» опубликовала ряд статей, в которых отмечала важность «согласованности действий Русской Армии генерала Пермикина и… Армии Павленко». «Только в единении народов, которым грозит большевизм гибелью, – спасение. И в первую очередь русские, украинцы и поляки должны узнать властную необходимость такого единения».

Действия 3-й русской армии привлекали внимание и представителей Франции. Уже после «крымской эвакуации» в расположение частей генерала Пермикина прибыла французская военная миссия во главе с генералом Троньо, с целью (как об этом говорилось в приказе № 14 от 9 ноября 1920 г.), «подробно ознакомившись с положением Армии, всячески помочь ей встать на ноги и быть сильной и грозной врагу». Миссия имела официальный статус и была отправлена от имени французского военного агента в Варшаве генерала Нисселя. Что касается позиции польских военно-политических кругов после заключения перемирия, то их позицию можно определить как позицию формального «невмешательства» в наступательные действия русских и украинских сил, хотя фактическая поддержка оказывалась. Активным сторонником «союза с Врангелем», несмотря на прекращение военных действий, был бывший министр иностранных дел С. Патек, считавший, что «Польше нужен не временный мир с большевиками, а союз с Врангелем». Применительно к заключенному польско-украинскому соглашению Патек разъяснял, что «восточная граница, установленная в договоре с Петлюрой, не является, конечно, окончательной; когда установится русское правительство, вопрос о границе будет пересмотрен… у поляков нет никаких оккупационных намерений, так как они знают, что население Украины к ним враждебно». Немаловажную поддержку оказывал российским силам бывший комиссар 8-й армии в 1917 г., сподвижник Корнилова и Савинкова и член Донского Гражданского Совета В. К. Вендзягольский (был отправлен генералом Алексеевым в Киев в 1918 г. – для налаживания контактов с антибольшевистскими структурами). Он стал личным адъютантом Пилсудского и поддерживал идеи сближения с Врангелем. Сам Пермикин дважды встречался с Пилсудским, уже после заключения перемирия, а также с начальником польского Генерального штаба генералом Т. Розвадовским. Последний заверил командующего Русской армией, что в случае заключения соглашения с Врангелем можно рассчитывать на отправку в ряды русских войск польских добровольцев. Но и без формального договора в составе 3-й армии действовала польская добровольческая артиллерийская бригада[388]388
  Пермикин Б. С. Записки. // Рукопись. Подготовлена к изданию С. Г. Зириным, с. 58–59; Библиотека-фонд Русское Зарубежье. Ф. 7. Дело «3-я Русская армия». Лл. 65, 77–78; Маргулиес М. С. Указ. соч., с. 172.


[Закрыть].

Принципиальных возражений в отношении поддержки антибольшевистских формирований не высказывалось. В передовице газеты «Свобода» отмечалось, что перемирие с РСФСР и УССР «не означает, что война с большевиками закончится». «Опыт войны с большевиками раскрыл глаза всей Польше… в особенности польский пролетариат понял, что такое большевики…, понял, что большевики не хотят мира, а хотят передышки, чтобы снова напасть на Варшаву, посадить там советское правительство и, соединившись с Германией, угрожать Европе». С другой стороны – продолжение Польшей войны за пределами «этнографических границ» сразу же вызывало справедливые обвинения в «империализме». Поэтому и нужно было заключение официального договора с «носителями» российской власти. «Польша со своей стороны сделала все, что могла. Теперь… дело за Россией. За Врангелем – этой признанной Францией русской антибольшевистской военной силой. Для того чтобы в случае надобности Польша могла успешно продолжать войну с большевиками, не стесняясь границами, для того чтобы европейское общественное мнение и европейский пролетариат не могли обвинять Польшу в империализме, в «нападении на Россию», должно быть налицо соглашение с антибольшевистской Россией. Почва для такого соглашения существует. Это – принцип самоопределения народов. Если обе стороны признают этот принцип до конца – соглашение состоится легко и просто»[389]389
  Свобода, Варшава, № 63, 29 сентября 1920 г.


[Закрыть].

Но, несмотря на определенные «внешнеполитические перспективы», боевые операции 3-й армии оказались безуспешными. Вскоре после перехода в наступление (войска Омельяновича-Павленко продвигались в общем направлении на Житомир, с возможной перспективой движения к Киеву, а армия Пермикина на Черкассы) русские и украинские войска были остановлены, а затем отброшены назад, в Польшу, где, по условиям перемирия, были незамедлительно разоружены польским командованием. Многократное численное превосходство РККА, усиливавшееся переброской войск из Крыма, где были завершены операции против Врангеля, отсутствие фактического объединения всех антибольшевистских сил в Польше и на Украине привели к поражению так и не начавшейся фактически боевой операции[390]390
  Петров Н. Указ. соч. С.46. См. также: Ковалев Е. Из Польши на Украину с 3-й Русской Армией генерала Врангеля // «Военная быль», 1958, № 27. С. 14–17; № 28, с. 9—12.


[Закрыть]. По точному замечанию советского военного историка Н. Е. Какурина, «вспышка боевых действий на этих фронтах вызвана была необходимостью покончить с эмигрантскими вооруженными формированиями, которые, вытолкнутые силою вещей в нейтральную зону, оказались одни противопоставленными всем силам Красной армии»[391]391
  Какурин Н., Меликов В. Гражданская война в России: война с белополяками. М., 2002. С. 584.


[Закрыть].