Текст книги "Белое дело в России. 1920–122 гг."

По оценке полковника Штейфона, «наше пребывание на польском фронте является лучшим временем, проведенным отрядом в Польше». Польское командование проявляло максимум предупредительности и лояльности к отступившим частям ВСЮР. Многие офицеры ВСЮР и Войска Польского были связаны общей службой в Российской Императорской Армии. Сразу же после отправки в тыл больных и беженцев подразделения «Бредовского отряда» заняли участок советско-польского фронта и в течение почти двух месяцев (февраль – март 1920 г.) находились в «боевой линии». Было запланировано даже наступление «Бредовского отряда» на Украину, на соединение с основными силами ВСЮР. Сам Бредов ездил в Варшаву, встречался с Пилсудским 30 марта 1920 г. и получил от него «искренние заверения в содействии в вопросе о возвращении на Родину» его подразделений. Посильную помощь оказывала и российская военная миссия в Варшаве во главе с полковником Е. П. Долинским. Положение ухудшилось после того, как польская армия, взяв Киев и успешно продвигаясь в Белоруссии, стала относится к «бредовцам» не как к «союзникам», а как к «нежелательным русским». Части были размещены в специальных лагерях, комендатура которых постоянно нарушала их «статус». Росло количество заболевших от тифа, продовольственное и санитарное обеспечение становилось неудовлетворительным, оружие и лошади были отобраны. Так, например, в оценке одного из офицеров 2-го Таманского казачьего полка сотника Ташуры, в лагерях «начался форменный грабеж», а польские коменданты заявляли: «Мы воюем не с большевиками, а с русскими…, в лице каждого русского они видят врага».

Тем не менее нужно отдать должное официальным польским властям, которые совместно с российским командованием разработали специальную инструкцию для комендантов, в которой подчеркивалось, что «русские войска, находящиеся в Польше, отнюдь не могут быть рассматриваемы как военнопленные, и режим, установленный для последних, не может быть применяем к частям отряда; исполняя общие правила, издаваемые военным министерством, русские войска сохраняют свой внутренний порядок». В инструкции отдельным пунктом стояла недопустимость объединения чинов «Бредовского отряда» с военнопленными красноармейцами, «необходимость в целях общего порядка более изолировать наши войска от большевиков, совместная жизнь с которыми, по разности идеологии, недопустима». Летом 1920 г., в начале наступления РККА на Львов и Варшаву, отношение к «бредовцам» снова изменилось, и командование Войска Польского начало активно содействовать их отправке в Крым. По воспоминаниям Штейфона, «генералом Врангелем и действиями армии в Крыму интересовались, и мы были, что называется, «в моде». В результате в августе – сентябре 1920 г. части «Бредовского отряда» полностью, с оружием, эвакуировались из Польши в Крым, где вошли в состав Русской армии[362]362
  Штейфон Б. А. Бредовский поход // Белое дело. Летопись белой борьбы, кн. 3. Берлин, 1927, с. 110–111; 119–120, 122–123; Голеевский М. Материалы по истории Гвардейской пехоты и артиллерии в гражданскую войну. 1917–1922 гг. Ловеч – Топлдичин Венац, 1922, с. 79–80, 85–86; ГА РФ. Ф. 6396. Оп.1. Д. 11. Лл. 42–44.


[Закрыть].

Таким образом, к весне 1920 г. стало ясно, что перемен в российско-польских отношениях не избежать. Примечательна характеристика перспектив сотрудничества с Польшей, данная российским послом в Париже Маклаковым. По оценке Г. Н. Михайловского, Маклаков («не дипломат по профессии, но человек выдающегося ума») «поставил перед Деникиным дилемму: либо с поляками против Советов, либо с Советами против поляков. Эта дилемма произвела на ростовских политиков ошеломляющее впечатление, но впечатлением все и кончилось». Михайловский называл «ахиллесовой пятой» дипломатию белого Юга: «Именно в польских делах дипломатия Добровольческой армии потерпела катастрофу». Исправляя ошибки Деникина, следовало принять такую «польскую комбинацию»: «Если Польша доведет до разрыва с большевиками и пойдет их бить, заявляя, что этим не предрешает вопроса о границах, что хочет быть в дружбе с Россией, и размежуется с ней по воле населения, то по этой комбинации – нам не надо возражать, не призывать к войне с ней; а приняв к сведению ее заявление, идти вместе с ними»[363]363
  «Совершенно лично и доверительно!» Б. А. Бахметев – В.А. Маклаков, переписка 1919–1951, т. 1, М., 2001, с. 192.


[Закрыть].

Первоначально, однако, Врангель не стремился к заключению каких-либо специальных соглашений с польскими военными и дипломатами. Правда, еще в апреле Врангель предполагал отправить в Варшаву «специальную миссию для переговоров относительно отряда Бредова». Согласно сообщению Маклакова главе временной дипломатической миссии в Варшаве Г. Н. Кутепову от 24 апреля 1920 г., «Врангель высказывает пожелание упрочения дружбы между Россией и Польшей и сотрудничества их вооруженных сил. Первым шагом к этому, по его мнению, могло бы быть передвижение отряда Бредова в район правого фланга польских войск для введения его в дело против большевиков наряду с поляками». Но в целом позиция нового Главкома сводилась к принципу, точно отмеченному Михайловским: «Это была идея «параллельных» военных действий Польши и врангелевской армии, без каких-либо соглашений с поляками». Весьма оригинально, с точки зрения Михайловского, выражал специфику «крымских» настроений Струве, который «нашел вышеуказанный выход «параллельности» действий поляков и врангелевцев, обосновав его идеологически так: польско-советская война есть на самом деле национальный спор русских с поляками, нельзя выигрывать «национальное дело» спасения России от большевиков путем союза с историческими врагами России. Поэтому «Национальная Россия» в лице Врангеля не может в советско-польской войне занять иное положение, чем положение «нейтралитета»[364]364
  Михайловский Г. Н. Указ. соч., Кн. 2, с. 218–220; Из архива организаторов гражданской войны и интервенции в Советской России // Исторический архив, № 6, 1961, с. 104.


[Закрыть].

Возможно, что таковы были лишь собственные оценки Струве, но несомненным фактом является отсутствие официального соглашения между польским и врангелевским правительствами. Очевидно, тактика «врозь идти – вместе бить» применялась и летом – осенью 1920 г. Фактически отношения с Польшей поддерживались через посредство Франции, признавшей Правительство Юга России «де-факто».

Важное значение для Белого дела в Крыму имела деятельность антибольшевистских структур на территории Польши (Русского Политического Комитета Б. В. Савинкова и 3-й Русской армии). В течение 1919 г. Савинков, после отъезда из Сибири в Париж, работал в составе Русского Политического Комитета и имел официально подтвержденный статус со стороны Верховного Правителя. В одном из интервью французской прессе он, в частности, заявлял, что «подавление большевизма… должно быть совершено одними лишь славянами. Для всего славянства чрезвычайно важно, чтобы Россия не погибла. Беря на себя задачу освобождения ее от большевистского бича, славяне будут бороться за собственное дело, работая в то же время на спасение всего мира». Примечательна при этом и такая фраза Савинкова: «В соединении с армиями адмирала Колчака и генерала Деникина, армия в 300 тысяч человек, составленная из славян, была бы достаточна для борьбы с большевистскими силами»[365]365
  Русская жизнь. Гельсингфорс, № 45, 28 апреля 1919 г.


[Закрыть].

В разгар весеннего наступления Восточного фронта адмирала Колчака к Волге, в апреле 1919 г., Савинков составлял прокламации «К красноармейцам» с выразительным обращением: «Русские офицеры и солдаты большевистской Красной армии». В них перечислялись лозунги Белого движения в той «форме», которая, как считал Савинков, была наиболее близка и понятна красноармейцам: «Мы дадим вам мир, хлеб и свободу. Мы дадим вам новую светлую жизнь… Мы не боремся за помещиков. Мы боремся против большевиков за Родину, за свободу, за землю народу… Мы боремся… против самодержавия Ленина – Троцкого. Мы боремся против большевиков, потому что мы за крестьян, потому что мы хотим, чтобы каждый крестьянин мог мирно работать и в мире жить, чтобы Россия построилась на крестьянском, демократическом, свободном и мирном братстве… Долой большевиков! Да здравствует Россия! Да здравствует Учредительное Собрание! Красноармейцы, если вы хотите хлеба, мира и свободы для всех, оставляйте красную армию и переходите к нам. Мы вас встретим как братьев». Так в этих документах выражался призыв к расширению антибольшевистского сопротивления, который, по мысли Савинкова, должен был привлечь пополнение и белых армий и белого тыла. Позднее, в декабре 1919 г., эта надежда выражалась также в его письмах генералу Деникину. В одно время с предложениями Астрова о реорганизации Особого Совещания, в условиях поражений фронта ВСЮР, Савинков призывал Главкома не к частичным реорганизациям в составе правительства, а к существенным переменам политического курса. Говоря о причинах военных неудач, Савинков отмечал, наряду с ошибками во внутренней политике, недостаточное внимание к сотрудничеству с потенциальными союзниками Белого дела в зарубежье. «Демократическим флагом и демократической программой Вы выиграли бы сочувствие народных масс всей России», «нужно более умело вести «национальную политику», поскольку «неудачи» белых армий «способствовали началу переговоров о мире между Латвией, Литвой, Эстонией и большевиками. Если мир состоится, Союзные правительства, под натиском своих социалистов, также будут вынуждены примириться с большевиками, и дальнейшая борьба с ними станет для нас невозможной». Именно поэтому следовало добиваться «соглашения с инородцами», которое не предполагало бы отделения от них, а, напротив, способствовало бы сотрудничеству с Белым движением. Соглашение должно было быть «определенным и окончательным, при условии, однако, ратификации его Учредительным Собранием». Оно могло бы «дать России гарантию спокойного развития» и «соответствовать идее единства России». А «инородцам оно должно дать участие в общегосударственной жизни и свободу экономического и культурного развития». Принцип автономного устройства, по мнению Савинкова, давал бы «возможность приспособить его к условиям десяти совершенно различных народностей».

В пункте, касающемся «отношений с Польшей», Савинков выражал схожие с позицией Маклакова идеи, считая, что «с ней у нас следующие общие цели: борьба с большевизмом, защита от захвата ее Германией. И следующие предметы разногласий: Восточная Галиция, Литва, Белоруссия, отношения с Румынией… Вопросы первой группы («общие цели». – В.Ц.) жизненны и для нас, и для поляков, компромиссу не поддаются и много легче могут быть разрешены общими силами, чем каждому порознь. Вопросы второй группы («разногласия». – В.Ц.) не имеют такого значения и могут быть разрешены взаимными уступками; сложнее других вопросов – о Литве и Белоруссии, здесь нам лучше уступить за счет первой (плебисцит), так как в Белоруссии сепаратизма почти нет, и сохранение ее необходимо в силу принципа единства России. К весне будущего (1920 г. – В.Ц.) года нам придется воевать либо против Польши, либо в союзе с ней. Это потому, что Польша имеет сейчас под ружьем 800 тысяч человек, стоящих ей миллиард польских марок ежемесячно. Долго выдерживать такого напряжения она не в состоянии, но не может и демобилизоваться из-за большевиков и угрозы Германии. Если мы будем с Польшей воевать, то она поддержит литовских и украинских сепаратистов (последних – ценою уступок в Восточной Галиции) и получит помощь от нашего естественного врага – Румынии». Не менее важной считал Савинков необходимость сближения с Финляндией, которая требует признания независимости и территориальных гарантий: «Независимость надо признать теперь же, т. к. все равно никакое Учредительное Собрание не сможет завоевать Финляндию, поддерживаемую одинаково и Союзниками, и Германией». Что касается территориальных споров («по существу незначительных», как полагал Савинков), то здесь следовало бы «найти компромисс и необходимые нам стратегические гарантии». В том случае, если бы удалось сближение с Польшей и с Финляндией, по мнению Савинкова, это дало бы нам «армию в 300 тысяч (план маршала Фоша, представленный им на Мирной конференции в марте сего года и ею не принятый) и сделает невозможным осуществление или дальнейшее существование Балтийского Блока, т. е. отторжение от нас Латвии, Эстонии, без которых мы не можем существовать». Применительно к Балтийскому Блоку Савинков считал уже утраченной возможность добиться соглашения с прибалтийскими государствами на основе «широкой автономии» (из-за отсутствия контактов с представителями прибалтийских партий – «автономистов»). «Теперь вряд ли возможно разрешение вопроса вне признания независимости… Если бы Латвия и Литва могли рассчитывать на широкую автономию в свободной, демократической России, то несомненно бы на нее согласились, хотя бы из-за экономических соображений. Что касается Эстонии, то последняя в вопросе о независимости непримирима». В Закавказье требовалось прежде всего установить контакты с Арменией, через которую добиться сближения и с другими закавказскими республиками, учитывая при этом их стремления к независимости. «У нас на Кавказе еще имеются верные друзья среди армян, каковыми, однако, мы воспользоваться не сумели… Следует войти с Арменией (которую поддерживает Америка) в переговоры и войти с ней в соглашение, обещая широкую автономию; соглашение с Арменией поведет к соглашению с Азербайджаном (чрезмерные надежды. – В.Ц.). Грузия же, играющая ту же роль, что и Эстония на Севере, не сможет, как и последняя, противиться нам одна». В отношениях с Украиной Савинков также признавал «незначительными» разногласия «между нами и малороссами так мало, в сущности, разницы, что украинская автономия окажется, в конце концов, не чем иным, как широким местным самоуправлением».

Предстояло поэтому вести сложную, но вполне перспективную, по мнению Савинкова, работу, создавая новый антибольшевистский фронт на основе «третьего пути» в «борьбе с большевизмом». Предстояло «использовать зимние месяцы (1919–1920 гг.) для того, чтобы обеспечить себе поддержку новых национально-государственных образований в решительной борьбе 1920 года и в воссоздании Единой и Великой России. Не теряя времени, следует вступить с ними в переговоры и вести их одновременно, как на местах, так и в Париже. Переговоры надо расчленить: 1) на местах – переговоры о пределах и особенностях каждой отдельной автономии; 2) в Париже – дипломатическое использование достигнутых на месте результатов и переговоры с Союзниками. Российским представителям (имелись в виду члены Русского Политического Совещания и Русской Политической делегации. – В.Ц.) должна быть предоставлена в этом направлении широкая инициатива».

Схема «дипломатических действий» представлялась Савинкову такой: «1) вступить в переговоры с Польшей о союзе, что облегчается назначением на пост Польского министра иностранных дел известного русофила г. Патек, и признать независимость Финляндии. То и другое облегчит переговоры с балтийскими народами и Украиной; 2) признать принцип автономии народностей, заявив о том, что мы согласны его вводить, не дожидаясь Учредительного Собрания. Принятие этих мер даст нам немедленно… крупную военную помощь, оно вернет нам симпатии и доверие Союзников. Без их же снабжения мы не можем победить большевиков, а без их финансового содействия – помочь России оправиться от перенесенных потрясений»[366]366
  ГА РФ. Ф. 5831. Оп.1. Д. 572. Л. 1; Ф. 5827. Оп.1. Д. 160.


[Закрыть].

Идеологические позиции «смены курса» Белого движения разъяснялись Савинковым в сборнике статей с характерным названием «На пути к «третьей» России. За Родину и Свободу». Уже в предисловии давалась четкая установка: «Чтобы добиться полного успеха, борьба с большевизмом должна всецело опираться на широкие народные массы, на многочисленное крестьянство, которое составляет подлинную Россию. Старого не воротишь. Земля должна быть закреплена за крестьянством. Народу должны быть даны свободы, завоеванные Февральской революцией. Спасение России – в демократии, в создании новых форм, соответствующих новым условиям жизни. Царская Россия погибла безвозвратно, она не может воскреснуть. Погибнет и большевистская Россия; ее не должно быть. Будет новая «Третья Россия», Россия демократическая, крестьянская, свободная, никого не насилующая и живущая в дружбе с народами». В статье «Чего мы хотим» отмечалось: «Огромное большинство России – крестьяне, будущая Россия – крестьянская демократия… Социальный смысл Русской революции заключается прежде всего в переходе всей земли к народу. Крестьянин в революционном порядке завладел землей… Политический смысл Русской революции заключается не только в том, что пало самодержавие. Он заключается в утверждении принципа самоопределения народов во всей его полноте… Только тем же принципом самоопределения народов может быть разрешен «спор славян между собой» – споры России и Польши. Пока Россия и Польша не откажутся от того, что они завоевали мечом, от границ 1914 г. и границ 1772 г., и пока все спорные области не будут подвергнуты честному плебисциту, до тех пор не будет обеспечен европейский мир, до тех пор не будет достигнуто славянское единение». Сближение России и Польши это и противостояние Германии. «Союз России и Польши не позволит ослабленной ныне Германии угрожать ни той, ни другой стороне, не позволит немцам ни оружием, ни мирно завоевать Россию и обеспечит свободный рост и свободное развитие двух славянских орлов».

«Крестьянская демократия», по мнению Савинкова, должна была не только противостоять «большевистской идее интернациональной диктатуры пролетариата», но и составить основу «организованной вооруженной силы, т. е. армии». «Мелкая крестьянская собственность» должна была составить социальную опору «третьей России». «Самоопределение народов», в оценке Савинкова, «подразумевает их безоговорочное право на самостоятельное и независимое бытие. Право это одинаково для больших и малых, для слабых и сильных… Третьего не дано. Либо с оружием в руках собирать Россию, либо надо примириться с независимостью отделившихся от Москвы народов. Автономией не удовлетворить никого – ни Деникина, ни Петлюру». В статье «Брусиловские патриоты» говорилось о неправомерности отождествления российских интересов с советскими, поэтому «патриотический» лозунг противостояния Польше в советско-польской войне следует понимать как «поддержку Интернационала», а не «национальной России»[367]367
  Савинков Б. В. На пути к «третьей» России. За Родину и Свободу. Варшава, 1920, с. 9—11, 21, 27, 30–31, 41–43.


[Закрыть].

Однако реальное воплощение т. н. «третьего пути» (в представлении Савинкова) произошло только в 1920 г. в Польше, в условиях советско-польской войны. Савинков во многом более других понимал особенности русско-польских отношений еще и потому, что лично знал Й. Пилсудского по «революционному прошлому», имея общие контакты среди социалистических организаций. В январе 1920 г. из Парижа Савинков вместе с Чайковским (отправившимся затем на Юг России) приехал в Варшаву по личному приглашению Пилсудского. По воспоминаниям генерал-майора М. В. Ярославцева, начальника 3-й дивизии Северо-Западной армии, Савинков не производил впечатления «доктринера-социалиста»: «Он еще в 1917 г. разошелся с партией социалистов-революционеров, не считая для себя возможным оставаться в партийных шорах после уроков русской революции, скоро ушел из партии и теперь, в Польше, был деятелем вполне фашистского типа. Его работе весьма помогали старая дружба с Пилсудским и доверие со стороны самоопределившихся окраин; последним он обещал поддержку в их требованиях, а Польше – небольшое территориальное приращение за счет России, справедливо полагая, что это незначительная цена по воссозданию последней; в случае нашей неудачи – все отпадало»[368]368
  ГА РФ. Ф. 5881. Оп.1. Д. 577.


[Закрыть].

Первые попытки организации антибольшевистских структур на территории Польши были предприняты в конце весны 1920 г. 16 июня Савинков сообщал Врангелю и Струве о возможности русско-польского «военного соглашения» («но отнюдь не политического»). «Военное соглашение» было обусловлено «необходимостью, как для поляков, так и для нас, иметь русский национальный флаг и русские части на польском антибольшевистском фронте. Основой его должно быть решение формировать отдельные русские отряды под русским командованием на польской территории». Тогда же, в июне 1920 г., в Варшаве с санкции Пилсудского и «с ведома Бернацкого и Струве» Савинковым был образован Русский Политический Комитет, «верховным носителем политической власти» которого стал он сам. Своим заместителем Савинков назначил А. А. Дикгофа-Деренталя, ближайшего сотрудника в Союзе защиты Родины и свободы, бывшего заведующего отделом печати Ставки Главковерха в 1917 г. «Для руководства отдельными отраслями управления» Комитетом учреждались отделы. Заведующим отделом пропаганды и литературы был Д. В. Философов (бывший сотрудник журнала «Мир искусства», газеты «Речь»), заведующим отделом финансов – Н. Г. Буланов (бывший московский финансист), заведующим военным отделом – генерал-лейтенант П. В. Силанский (бывший профессор Академии Генерального штаба). Управляющим делами Комитета был А. М. Смолдовский (бывший земский начальник). В работе Комитета принимали участие также член ЦК кадетской партии, сторонник «славянского единства» Ф. И. Родичев, историк, профессор истории русского права, член Русской школьной комиссии в Варшаве Д. М. Одинец, приват-доцент международного права В. А. Ульяницкий, известный писатель Д. С. Мережковский, его супруга поэтесса З. Н. Гиппиус. Коллегия, состоявшая из председателя и членов Комитета, признавалась «высшим органом». Своей целью Комитет ставил «борьбу с большевистской властью, незаконно захватившей большую часть Российской территории». Важно также отметить, что до 28 августа 1920 г. Русский Политический Комитет действовал параллельно с Русским Эвакуационным Комитетом, содействовавшим отправке бывших военнослужащих белых армий из Польши в Крым и в другие государства. Упразднение Эвакуационного Комитета в конце августа (распоряжением № 3 по Русскому Политическому Комитету) было связано с окончательным переходом от статуса гражданских беженцев к статусу военнослужащих. 23 августа Савинков благодарил Пилсудского «за возможность переименования Русского Эвакуационного Комитета в Русский Комитет по формированию Русских отрядов на территории Польши, чем предоставляется возможность гласной по формированию русских отрядов работы, а также за разрешение немедленно приступить к вербовке сдающихся в плен красноармейцев».

Временное Положение о Русском Политическом Комитете в Польше определяло его широкие военно-политические полномочия – от образования «подлежащих органов управления» до «формирования вооруженных сил» и установления «соответствующих сношений с иностранными гражданами и различными общественными организациями». Комитет можно было бы считать «протоправительством», создаваемым при польской поддержке, с перспективой осуществления управления занимаемых польскими войсками российских территорий. Комитет получал право формирования русских отрядов на территории Польши. Согласно Временному положению, «при вступлении вооруженных сил, сформированных Р.П.К., так равно присоединившихся к ним позже, пользуясь правами временных оккупационных властей», Комитет «занимается водворением в занятых областях законного порядка и законной власти». В отношении к «национальному вопросу» провозглашалось «признание независимости отделившихся и стремящихся к отделению от бывшей Российской Империи государств», а в «польском вопросе – дружеское и достойное обеих сторон соглашение»[369]369
  ГА РФ. Ф. 5866. Оп.1. Д. 188. Лл. 1–2; Ф. 5872. Оп.1. Д. 275. Л. 2; Библиотека-фонд Русское Зарубежье. Ф. 7. Дело «3-я Русская армия». Лл. 66–68.


[Закрыть].

Первоначально Комитет рассчитывал на объединение оказавшихся на польской территории бывших военнослужащих Северо-Западного фронта и Западной Добровольческой армии, переезжавших сюда частным порядком из Эстонии и Латвии. Фактическое руководство ими осуществлял бывший Ставропольский военный губернатор, преемник генерала Юденича в должности командующего Северо-Западной армией генерал-лейтенант Глазенап. Не имея формальной должности, он, по воспоминаниям генерала Ярославцева, именовал себя «Командующим Вооруженными Силами на Западе России» (по аналогии со ВСЮР) и приступил к формированию первых боевых подразделений с 1 июля 1920 г. 7 июля в Варшаве, с санкции польского военного министра генерала К. Соснковского, было заключено соглашение, подписанное Савинковым, Философовым и Глазенапом, согласно которому действия по «формированию русского военного отряда на территории Польской Республики» начинали координироваться Русским Комитетом. Глазенап, как командующий отрядом, признавался «в действиях своих, как военачальник, совершенно самостоятельным». На своих бланках генерал стал указывать уже должность «Командующего Русскими вооруженными силами на территории Польши». Также объявлялось, что отряд «действует в тесной моральной связи с генералом Врангелем. Однако временно он действует совершенно автономно». Что касается политического руководства, то, «ввиду сложности обстановки и по соображениям международной политики, во всех делах политических и дипломатических… последнее слово принадлежит Савинкову». Центром формирования «отдельного отряда» стало м. Скальмержице.

Другим местом формирования стал смежный район Псковской, Витебской и бывшей Лифляндской губерний. 28 июля 1920 г. между уполномоченным Савинкова Дикгоф-Деренталем и представителями «русских формирований», бывшими чинами Северо-Западной армии – полковником А. С. Гершельманом и генерал-лейтенантом графом А.П. фон дер Паленом – было подписано соглашение, аналогичное заключенному в Варшаве 7 июля. Все русские части на данной территории объединялись в «Отряды графа Палена». Была отмечена общность их политических лозунгов с лозунгами других русских воинских частей в Польше («Учредительное Собрание», «земля – народу», «демократия», «федерация»). Надо сказать, что для консервативно настроенных офицеров согласие с провозглашенной Савинковым позицией было «дорогой ценой». «В политическом отношении» – провозглашалось подчинение савинковскому Комитету, а «в стратегическом отношении» отряды Палена действовали «независимо, сохраняя, по возможности, необходимую стратегическую связь с действиями русских формирований на Польской территории». Отдельным пунктом оговаривалось создание органов местного самоуправления в качестве основы гражданского устройства «в случае продвижения в глубь Российской территории».

Подписанию вышеназванных соглашений, несомненно, способствовали приказ Начальника Государства и Верховного Вождя маршала Пилсудского от 5 июля 1920 г. и Воззвание Совета Государственной Обороны (см. приложение № 19). Приказ гласил: «Сражаясь за свободу свою и чужую, мы сражаемся не с русским народом, а с тем порядком, который, признав законом террор, уничтожил все свободы и довел страну до голода и разорения». Воззвание определяло, что «не русский народ тот враг, который бросает все новые силы в бой: этот враг – большевизм, наложивший на русский народ ярмо новой и страшной тирании. Он хочет и нашей земле навязать свою власть – власть крови и мрака». Опираясь на эти заявления и надеясь с их помощью обосновать важность военного взаимодействия, Русский Политический Комитет незамедлительно выпустил воззвание «К русским людям», в котором говорилось, что «доныне смысл великой борьбы польского народа на Востоке был не для всех ясен. Часть польского общества, увлекаемая оправданной печальным прошлым враждой к России, утверждала, что война ведется именно с Россией, а не с большевиками… Этой неясностью воспользовались русские насильники-большевики для нового, самого грубого и наглого обмана. Изменники и предатели России, в основу учения своего положившие отрицание Отечества, стали внушать русскому народу, что война с Польшей есть подвиг патриотический, война за Россию». Комитет утверждал, что после официальных заявлений польского руководства «борьба с большевизмом» приобретает «не только национальный, но и всемирный смысл. Польша борется за себя и за все человечество, за две его вечные святыни: за свободу и отчизну». Поэтому, обращаясь к «русским солдатам» (а не к «красноармейцам»), руководство Комитета заявляло: «Каждый пушечный выстрел с Запада – это удар в железную дверь русской тюрьмы… Польское и русское войска должны быть спаяны духом единым, чтобы вместе идти против тех, кто так долго убивал Россию и теперь хочет убить Польшу. Святая кровь польская и русская, пролитая за свободу, соединит оба народа, некогда разделенные кровавой враждой, в вечный союз на благо всему человечеству»[370]370
  Библиотека-фонд Русское Зарубежье. Ф. 7. Дело «3-я Русская армия». Лл. 46, 257, 289; Варшавское Слово. Варшава, № 148, 6 июля 1920 г.


[Закрыть].

Действительно, в такой оценке советско-польской войны явно просматривалась тенденция к признанию в качестве одного из важнейших программных тезисов Белого движения – тезиса об общееропейском (и даже мировом) значении вооруженной «борьбы с большевизмом». Данный аспект позволял Врангелю рассчитывать на поддержку со стороны не только Польши, но и Франции, а в перспективе – и других ведущих мировых держав в подготовке и проведении военной интервенции. При этом речь могла идти не о противостоянии межнациональном и межгосударственном (Советской России, как единственной выразительницы «национальных интересов», и Польши), а о противостоянии социальном, советско-польская война могла расцениваться как часть гражданской войны в России. Эта позиция польского руководства усиливала политическую программу Врангеля, поскольку позволяла, как казалось многим, опровергать тезисы советской пропаганды (например, известного обращения генерала А. А. Брусилова к солдатам и офицерам армии Врангеля, опубликованного в газете «Правда» 30 мая 1920 г.).

Военно-стратегические расчеты лидеров Белого движения и раньше, в 1919 г., предполагали возможность создания «славянского фронта» против РСФСР, в котором Польша, безусловно, должна была занять ведущие позиции. Врангель полагал, что использование «польского фактора» в стратегических целях южнорусского Белого движения вполне оправданно. Как уже отмечалось, еще в конце 1919 г. он предлагал Деникину создать фронт на западных границах бывшей Российской Империи. 14 июня 1920 г. Врангель телеграфировал в российское дипломатическое представительство в Варшаве, что для него «польские войска не только не являются вражескими, но рассматриваются как союзные, поскольку Польша борется не с русским народом, а с советским режимом». При этом разрешение политических и территориальных вопросов может последовать лишь по окончании общей борьбы… Внутреннее строительство России мыслится на широких демократических началах и волеизъявлении самого народа»[371]371
  Врангелевщина // Красный архив, т. 2 (39), 1930. М.,-Л., с. 21.


[Закрыть].

Однако по получении известий о формировании в Польше «отдельного русского отряда» 20 июля 1920 г. Врангель (через Нератова в Константинополе) потребовал, что «все боеспособные элементы из Польши должны без промедления направляться в Крым». Начиналась эвакуация частей Бредовского отряда, и каждый воин, по мнению Врангеля, должен был отправляться на фронт Русской армии, а не Войска Польского. Лишь в отношении «элементов, не могущих или не желающих эвакуироваться», Врангель «не возражал против формирования из них русских частей на фронте». В телеграмме российскому военному агенту в Варшаве полковнику Долинскому (еще 7 июля 1920 г.) Врангель заявлял, что «единственно полезным для русского дела» считается сосредоточение всех сил на фронте в Таврии[372]372
  Свобода. Варшава, № 18, 6 августа 1920 г.; Савинков Б. В. За Родину и Свободу. Варшава, 1920, с. 53–54.


[Закрыть].