Текст книги "Цветы со шрамами. Судьбы женщин в русской истории. Измена, дружба, насилие и любовь"

Генеральша поневоле

Когда Анна увидела жениха, приведенного в дом папенькой, то едва не лишилась чувств. Это был седой, морщинистый старик в генеральском мундире, с покрытым шрамами лицом и совершенно нестерпимой ухмылкой на губах.

«Ну-ну, аж покачнулась от счастья, – сказал папенька, подливая гостю вина. – Иди к себе, Анна».

Не чуя под собой ног, девушка направилась в свою комнатку, где, упав на постель вниз лицом, разрыдалась.

Ей предстояло стать генеральшей. Генеральшей поневоле.

Анна родилась 22 февраля 1800 года в Орле в семье состоятельного полтавского помещика, по совместительству надворного советника Петра Марковича Полторацкого. Мама – Екатерина Ивановна Полторацкая, в девичестве Вульф, – была женщина мягкая, добрая, но очень болезненная и робкая, особенно рядом с деспотичным мужем.

В усадьбе деда по материнской линии, орловского губернатора Ивана Петровича Вульфа, Анна прожила недолго. Ее родители перебрались в уездный город Лубны на Полтавщине. Именно там и прошло детство Анны.

Когда Анне исполнилось 16 лет, ее стали вывозить в свет. Красивая, стройная, свежая девушка наделала фурора среди полтавского дворянства. Однако отец Анны предпочел сам распорядиться ее судьбой. Папá пригласил в дом жениха – генерала, героя наполеоновских войн Ермолая Федоровича Керна, которому на тот момент было за 50.

Девушке генерал совершенно не понравился – старый, с многочисленными шрамами от ранений, до невозможности консервативный и, как позднее выразился Пушкин, «он чином от ума избавлен». Юной, живой, начитанной девушке было совершенно не о чем говорить с недалеким Ермолаем Федоровичем.

Но «цветок Полтавщины», как в шутку называли Анну подруги, был сорван отцом и отдан генералу Керну… Анна Полторацкая и генерал Ермолай Керн обвенчались 8 января 1817 года по всем правилам. Буквально на следующий день юная жена написала в своем «Дневнике для отдохновения»:

«Его невозможно любить – мне даже не дано утешения уважать его; скажу прямо – я почти ненавижу его».

Дальше – хуже. Муж опостылел Анне до невозможности, ей казалось, что он, словно вурдалак, высасывает из нее кровь, отнимает молодость и красоту. Кроме того, Ермолай Керн «назначил» своего племянника «присматривать» за Анной: фактически на протяжении нескольких лет девушка находилась под домашним арестом.

Отношение к мужу Анна перенесла и на совместных детей. Родившуюся в 1818 году дочь Екатерину молодая мать никогда не ласкала и при первой возможности отправила в Смольный институт. Когда в 1825 году умерла четырехлетняя дочь Анна, M-me Kern была почти равнодушна. Гораздо больше страданий ей принесла смерть младшей дочери Ольги, скончавшейся в 1833 году в возрасте семи лет.

Анна вела ту жизнь, которую больше всего не любила, даже презирала. Жизнь супруги армейского генерала-солдафона, жизнь по разнарядке, «согласно назначению». Ермолаю Федоровичу постоянно приходилось менять гарнизоны, семья следовала за ним. Керны жили в Елисаветграде (ныне – Кропивницкий), Дерпте, Пскове, Риге.

Отдушиной для Анны Петровны стало общение с молодыми людьми. К тому моменту «пригляд» со стороны мужа ослаб, племянник удалился восвояси, генеральша получила относительную свободу. Так в ее жизни появился офицер Егерского полка по прозвищу Шиповник, затем помещик Аркадий Родзянко, еще некие мужчины.

Особо памятной стала поездка в начале 1819 года в блестящий Санкт-Петербург, где в доме своей тетки Елизаветы Олениной она слушала басни Крылова в исполнении автора и впервые увидела 20-летнего поэта Александра Пушкина. «Чудное мгновение» было коротким: первое общение Пушкина и Керн длилось совсем недолго, Александр Сергеевич ей показался грубоватым. А вот Пушкина покорила красота Керн и та непосредственность, которую многие сочли бы не совсем приличной, но которая сильно отличала Анну от чопорных петербургских красавиц.

Немного позднее Аркадий Родзянко познакомил Керн со стихами Пушкина, и отношение Анны к «тому смуглому юноше» кардинально изменилось. Она была совершенно очарована светом гения.

В июне 1825 года Пушкин находился в ссылке в своем имении Михайловское. Керн в то же время гостила по соседству у тетушки в Тригорском. Пушкин атаковал Анну письмами с просьбой навестить его, и та сдалась. Она проведала поэта «в глуши, во мраке заточенья», принесла ему «и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь».

Увы, такие поездки сильно отражались на репутации Анны Петровны как приличной женщины. Знакомые судачили все громче и громче, но M-me Kern не обращала на это внимания. Она хотела получить то, чего ее лишил старый скучный муж.

В том же самом 1825 году в Риге Анна закрутила роман со своим двоюродным братом, близким другом Пушкина Алексеем Вульфом.

Скрытная жизнь окончательно надоела Анне Петровне. Она переехала в Петербург, по сути, во всеуслышание заявив о том, что бросает мужа. По тем временам – неслыханный поступок, своего рода похороны репутации приличной женщины. Для света генеральша Керн стала «отверженной», однако Анне Петровне уже совершенно все равно. Она хотела одного – любить и быть любимой.

Вместо того чтобы вращаться в светском обществе, дама общалась с высшим цветом отечественной культуры. В ее друзьях числились Антон Дельвиг, Михаил Глинка, Дмитрий Веневитинов, Федор Тютчев, Александр Никитенко. У Анны было немало увлечений, но двух мужчин она выделяла всегда. К первому, Алексею Вульфу, возвращалась как жена (хотя женаты они не были), ко второму – Александру Пушкину – как муза, добрый друг, поклонница таланта.

В 1836 году Анна Петровна влюбилась в своего троюродного брата, шестнадцатилетнего кадета Первого петербургского кадетского корпуса Сашу Маркова-Виноградского. Анна полностью посвятила себя новому чувству, совершенно отказалась от светской жизни.

А что же Пушкин? Окончательно благосклонности Керн поэт смог добиться в 1828 году, о чем в грубой форме написал другу Сергею Соболевскому. Вообще, стеснение по отношению к Керн для Александра Сергеевича было нехарактерно. Какими только словами он ее не обзывал!

Поэту, как это ни прискорбно, было отчасти свойственно то самое мировоззрение в отношении женщин, которое и заклеймило Керн, лишило ее репутации. При этом близко общаться с ней Пушкин всегда был рад.

Из-за безденежья в 1830-е годы Анна решила перевести книгу Жорж Санд и не придумала ничего лучше, чем написать Пушкину с просьбой помочь пристроить перевод в издательство Смирдина. Наталья Николаевна переслала письмо Александру Сергеевичу. Тот ответил с явным раздражением:

«Ты мне переслала записку от M-me Kern; дура вздумала переводить Занда и просит, чтоб я сосводничал ее со Смирдиным. Черт побери их обоих! Я поручил Анне Николаевне отвечать ей за меня, что если перевод ее будет так же верен, как она сама верный список с M-me Sand, то успех ее несомнителен…»

Когда Пушкин женился на первой красавице Петербурга, он и слышать не хотел о своих старых романах, тем более связи с какой-то генеральшей. Но Керн продолжала хорошо относиться к семье Александра Сергеевича, боготворить его самого.

Смерть Пушкина подействовала на Керн не так сильно, как можно было ожидать: не сохранилось ни одной строчки Анны Петровны, посвященной этому событию. Скорее всего, такое «равнодушие» связано с проблемами, обрушившимися на Керн в конце 30-х годов.

За любовь к кадету пришлось дорого заплатить. Отец отказался от дочери, лишил ее наследства.

В самом начале 1841 года умер муж Анны Петровны, чего она ждала и вымаливала много лет. Керн стала свободной, а 25 июля 1842 года она венчалась в церкви со своим любимым и взяла его фамилию – Маркова-Виноградская. После этого лишилась еще одного финансового ручейка – генеральской пенсии. С этого момента в жизнь Анны Петровны окончательно и бесповоротно приходит бедность. Чтобы как-то свести концы с концами, супруги безвылазно жили в глубокой провинции – близ уездного города Сосницы Черниговской губернии, в стареньком доме деда Анны Петровны.

Лишь в 1855 году перед Марковыми-Виноградскими забрезжил свет надежды. Александр Васильевич получил место столоначальника в Петербургском департаменте уездов. В столице семье пришлось очень тяжко. Анна Петровна вынуждена была подрабатывать переводами.

Через 10 лет Александр Васильевич вышел в отставку в чине коллежского асессора. Крошечной пенсии не хватало, чтобы жить в Петербурге, Марковы-Виноградские снова отправились в провинцию. Анна Петровна продала единственное свое сокровище – письма Пушкина. За невеликую цену – 5 рублей за штуку.

Александр Васильевич Марков-Виноградский скончался 28 января 1879 года в деревне Премухино. Через несколько месяцев, 27 мая 1879 года Анна Петровна отправилась вслед за вторым мужем – человеком, которого бесконечно любила и которому была совершенно верна.

Так закончился земной путь женщины, генеральши поневоле, вдохновившей великого поэта на бессмертные строки. В реальности ее отношения с Пушкиным не всегда были безоблачными, но в истории поэзии имя Анны Керн навсегда выбито золотыми буквами.

«Не надо, дядюшка!»

Варенька горько плакала: дядюшка хотел большего. Слезы лились не только из-за назойливого внимания Григория Александровича, но и из-за того, что она не имела сил, а главное – желания сопротивляться.

Напротив, всею душой Варенька стремилась навстречу дорогому дядюшке, высокому Аполлону с могучими мускулами, с голубыми глазами, нежным румянцем и ослепительной белизны зубами. К тому же Григорий Александрович был одним из всесильных людей в империи!

Как можно указать на дверь такому мужчине, даже если он твой близкий родственник и Господь осудит тебя?

Варенька упала лицом в мягкую подушку и зарыдала. Она была уверена, что еще пожалеет о том, что не смогла сказать: «Не надо, дядюшка!»

Варвара Энгельгардт родилась 12 марта 1757 года в Белой Церкви под Киевом. Матерью новорожденной была Марфа Александровна Потемкина, родная сестра Григория Потемкина, тогда только начинавшего поразительное восхождение к вершинам российской власти. Отец Варвары, Василий Андреевич Энгельгардт, был небогатым смоленским дворянином.

В 1775 году Марфа Александровна скончалась от неизвестной болезни в возрасте 50 лет, оставив двух сыновей – Петра и Василия, а также пятерых дочерей – Александру, Варвару, Екатерину и Надежду, младшей дочкой была Татьяна, которую мать родила в 44 года. Девиц Энгельгардт забрала к себе в имение бабушка, Дарья Васильевна Потемкина, а немного позднее семейство в полном составе переехало в Москву.

К тому времени дядя девушек, 36-летний Григорий Александрович Потемкин, уже был самой влиятельной персоной в России, фаворитом императрицы Екатерины II и по некоторым данным ее тайным супругом.

Потемкин принял в судьбе племянниц живейшее участие. Он поселил девушек в своем дворце и сразу же представил их ко двору.

Разговоры об отнюдь не только родственном интересе Потемкина к девочкам начались еще в 1775 году. Особенно, как водится, старались иностранцы. Так, французский посланник Мари Даниель де Корберон писал брату в Париж: «Способ, каким князь Потемкин покровительствует своим племянницам, даст вам понятие о состоянии нравов в России». Казалось бы, оклеветал француз светлейшего князя, но слухи полностью подтверждаются перепиской Потемкина с Варварой.

Именно на «Вариньку» Григорий Александрович сразу обратил свое благосклонное внимание, а уже затем на старшую Александру и на младших Екатерину и Надежду. В 1777 году дядюшка писал Варе, на тот момент уже фрейлине императрицы:

«Матушка, Варинька, душа моя; жизнь моя. Ты заспалась, дурочка, и ничего не помнишь. Я, идучи от тебя, тебя укладывал и разцеловал, и одел шлафраком и одеялом, и перекрестил. Ангел мой, твоя ласка столько же мне приятна, как любезна. Друг безценный, сочти мою любовь к себе и увидишь, что ты моя жизнь и утеха, мой ангел; я тебя целую без счета, а думаю еще больше».

В других письмах Потемкин еще более откровенен и называет племянницу «сладкими губками», «божественной Варюшкой», «сокровищем». Иногда он напрямую говорит о Варваре как о своей метрессе. В 1778 году при дворе начали шептаться, что огромная кровать во дворце светлейшего князя порой выступает «местом семейственного единения» Григория Александровича не только с Варварой, но также с Александрой и Екатериной, причем в одно и то же время. Правда, это никак не было подтверждено.

Вскоре между Варварой и Григорием Александровичем стали возникать конфликты и ссоры, связанные с ревностью девушки. Она писала дяде:

«Напрасно вы меня так ласкаете. Я уже не есть та, которая была. Послушайте, я теперь вам серьезно говорю, если вы помните Бога, если вы когда-нибудь меня любили, то, прошу вас, забудьте меня навеки, а я уж решилась, чтобы оставить вас. Желаю, чтобы вы были любимы тою, которую иметь будете; но, верно знаю, что никто вас столь же любить не может, сколько я».

Ревновать было к кому: в 1778 году Екатерине Энгельгардт исполнилось 17 лет, и она превратилась в изумительной красоты барышню.

Потемкин немедленно переключился с Варвары и «вечно запасной» Александры на новую фаворитку. Вот как писал об этом князь Иван Михайлович Долгоруков:

«Она всех сестер была пригожее, и дядюшка в нее влюбился; влюбиться на языке Потемкина означало наслаждаться плотию. Любовные его интриги оплачивались от казны милостью и разными наградами, кои потом обольщали богатых женихов и доставляли каждой племяннице, сошедшей с ложа сатрапа, прочную фортуну».

Варвара, по всей видимости, устраивала нешуточные истерики. В конце концов Потемкин понял, что несколько заигрался с чувствами девушки, и решил выдать ее замуж. Вскоре и жених нашелся – 26-летний князь Волконский, дед будущего великого русского писателя Льва Николаевича Толстого и прототип старого князя Болконского из романа «Война и мир».

Варвара была не против брака, но Николай Сергеевич внезапно отказал племяннице всесильного Потемкина, да еще и обозвал ее дурным словом. Карьерный рост генерал-майора Волконского после этого резко замедлился, он растерял свое положение при дворе, уволился с военной службы и возвратился лишь с воцарением Павла I.

Князь Потемкин отправился на юг строить Черноморский флот. Отношения с Варварой зашли в тупик: Григорий Александрович в гораздо большей степени увлекся другой своей племянницей, Екатериной, которая уже была беременна.

Варвара не стала сильно горевать. Она по уши влюбилась в генерала от инфантерии князя Сергея Федоровича Голицына. Потемкин эти отношения полностью одобрил, Варвара и Сергей сыграли свадьбу в Москве. Светлейший князь продолжил всячески помогать родственнице: снабжал ее деньгами, дарил драгоценности, содействовал супругу с решением вопросов по службе. А позже завещал Варваре село Казацкое и несколько иных имений в Новороссии.

Летом 1779 года Варвара вместе с мужем сопровождали в Европу находившуюся на последних месяцах беременности восемнадцатилетнюю Екатерину Энгельгардт. За границей состоялись роды, которые, к сожалению, оказались неудачными: ребенок родился мертвым.

Вернувшись в Россию, Голицыны жили зимой в Москве или в Петербурге, лето же проводили в саратовском имении Зубриловка (ныне – Пензенская область).

В конце 1779 года Варвара родила сына, которого окрестили Григорием в честь дяди. В свете были уверены, что Потемкин и был настоящим отцом мальчика.

Варвара Васильевна подарила супругу еще десять детей с 1781 по 1794 год – девять сыновей и дочку Ольгу. До взрослого возраста из отпрысков четы дожили восемь сыновей, многие из которых стали известными и уважаемыми людьми. Ольга умерла в детском возрасте, что повергло родителей в глубокий траур. Князь и княгиня возвели в честь девочки в Зубриловке декоративную башню-руину.

В октябре 1791 года Варвара Васильевна узнала страшную новость: по дороге из румынского города Яссы в Николаев прямо в карете скончался ее дядя Григорий Александрович Потемкин, отличавшийся богатырским здоровьем. Ему было 52 года. В карете с ним находилась старшая из племянниц, Александра Энгельгардт, к тому времени вышедшая замуж за коронного гетмана Польши графа Ксаверия Браницкого. Горевала не только Варвара Васильевна, но и ее сестры, особенно Екатерина Энгельгардт-Скавронская, для которой Потемкин был сродни божеству.

После смерти Григория Александровича княгиня Голицына с семейством большую часть времени проводила в Москве, в огромном доме на углу Воздвиженки и Никитского бульвара.

В Белокаменной у Варвары Васильевны организовался своего рода литературный салон, постоянным гостем которого был знаменитый поэт. Державин. С Гавриилом Романовичем княгиня познакомились еще в бытность его тамбовским губернатором – Зубриловка расположена примерно в 150 верстах от Тамбова. Раньше княгиня Голицына не раз просила светлейшего князя оказать Державину ту или иную помощь. Не оставила своего друга и впоследствии, за что Гавриил Романович был ей безмерно благодарен.

Другой знаменитый русский писатель, 28-летний баснописец Иван Крылов, в 1797 году трудился на должности секретаря, обучал детей Сергея Федоровича и Варвары Васильевны.

В доме Голицыных воспитывался будущий известный мемуарист Филипп Вигель, который не был в восторге от характера княгини и называл ее «властолюбивой, вспыльчивой и взбалмошной».

В Тернополе 7 января 1810 года скоропостижно скончался 60-летний князь Голицын. Княгиня организовала доставку тела в Зубриловку, где Сергея Федоровича похоронили.

В последние годы жизни Варвара Васильевна много говорила о грехе и покаянии, высказывала желание уйти в монастырь, строила церкви в своих имениях. Смерть застигла 58-летнюю княгиню внезапно. 2 мая 1815 года она гуляла по цветущему саду в любимой Зубриловке и вдруг упала замертво – остановилось сердце.

Так сложилась судьба женщины, которая не смогла (а может, не захотела) сказать «нет» всесильному дяде, за что в конце дней раскаялась и просила у Господа прощения. Простили ли ее? Кто знает…

«Погубил, окаянный!»

«Дашутка, чего у тебя сарафан-то измятый? И чего плачешь, обидел кто?» Тревожный голос брата вывел тринадцатилетнюю крестьянскую девочку из оцепенения. Дашутка метнулась к Федору, повисла у него на шее, рыдая.

«Братик мой, сил моих нет, моченьки нет! Погубил, погубил, окаянный!»

Только после этих слов Федор понял, что произошло. Оттолкнув Дашутку, мальчик крикнул срывающимся голосом: «Кто? Говори! Я ж его порешу!»

Дашутка побледнела, как полотно: «Тише, тише, Федя! Услышат! Барин не велел никому говорить!»

Михаил Федотович Каменский родился 8 мая 1738 года в Петербурге. Выходец из небогатого дворянского рода, сын гоф-юнкера, начинавшего карьеру мундшенком (виночерпием) при Петре I, и ставший графом. Он был одним из немногих русских военачальников, служивших на Западе – во Франции, в Пруссии.

Каменский одержал немало славных побед над турками и поляками, и долгое время считался главным соперником Александра Васильевича Суворова в борьбе за статус величайшего русского полководца. Однако несносный характер Михаила Федотовича помешал ему в этом «соревновании».

Солдаты не любили Каменского за жестокость, офицеры считали его безрассудным, а императрица Екатерина II называла «скучнейшим человеком в мире». После ссоры со светлейшим князем Потемкиным Каменского уволили с военной службы в звании генерал-аншефа и отправили генерал-губернатором в Рязань, где он также отметился скандальным поведением, о чем сказано у мемуариста Филиппа Филипповича Вигеля:

«Рассказывают, что, когда он был генерал-губернатором в Рязани, однажды впустили к нему с просьбою какую-то барыню в ту минуту, как он хлопотал около любимой суки и щенков ее клал в полу своего сюртука, и будто, взбешенный за нарушение такого занятия, в бедную просительницу стал он кидать щенят».

Граф Каменский (титул получен Михаилом Федотовичем в 1797 году от Павла I) 27 августа 1802 года был назначен санкт-петербургским военным губернатором. На этой должности граф продержался до 16 ноября, после чего его сняли по личному распоряжению государя «за дерзкие проявления своего дерзкого, жестокого и необузданного характера».

Еще раз военачальник понадобился государю в 1806 году, когда передовые части Наполеона заняли Варшаву. Александр Васильевич Суворов на тот момент уже шесть лет как скончался, а общественность потребовала у царя призвать, как выразился в своей оде Г. Р. Державин, «оставший меч Екатерины, булат, обдержанный в боях» – фельдмаршала М. Ф. Каменского.

Каменскому на тот момент было 68 лет, многое из военной науки екатерининского времени он позабыл, а с современными стратегиями был совершенно незнаком. Михаил Федотович и сам ощущал свою непригодность для столь ответственной миссии, но не нашел в себе мужества отказаться от назначения.

В штаб армии он прибыл 7 декабря. Совершенно растерявшись, старик отдал приказ об отступлении и, передав бразды правления генералу Беннигсену, фактически сбежал из ставки.

Согласно законам империи, престарелого фельдмаршала следовало судить за дезертирство, однако Александр I учел лета и чин Михаила Федотовича. Полководцу приказали удалиться в орловское поместье Сабурово-Каменское и «сидеть там безвыездно».

Родине фельдмаршал уже ничем помочь не мог. По меткому выражению мемуариста Вигеля: «Последний меч Екатерины, видно, слишком долго лежал в ножнах и оттого позаржавел».

Узнав, что барин едет в Сабурово доживать, крестьяне взвыли. И было отчего – Михаил Федотович слыл ярым крепостником. В своей усадьбе он вел себя как государь: кого хотел – казнил, кого хотел – миловал. Даже внешне Сабурово напоминало княжеское владение: в центральной части усадьбы по приказу Каменского построили 14-метровую башню с крепостной стеной.

Граф обожал сценическое искусство и, как многие помещики того времени, завел свой крепостной театр. В актрисы отбирались только самые красивые девочки-крестьянки.

Михаил Федотович что в армии, что в поместье являлся убежденным сторонником телесных наказаний. Не проходило и месяца, чтобы в Сабурово с кого-нибудь не «спускали шкуру». Секли за любую провинность, даже за самую мелкую. Мужики, девки, дети – гнев хозяина мог обрушиться на любого. Особенно часто в центре усадьбы, где установили подобие эшафота, секли красивых молодых девушек. Для графа и его сподручных мужиков, выполнявших роль своего рода опричников, это было излюбленное зрелище.

Жена Михаила Федотовича, графиня Анна Павловна Каменская (урожденная княжна Щербатова), сильно страдала от самоуправства мужа. Пока тот был моложе, старался смирять дурной характер хотя бы в отношениях с супругой, но в старости совершенно распоясался. В 1807 году граф стал открыто жить с крестьянкой. Для Анны Павловны это переполнило чашу терпения, она уехала в Москву, где жили ее дети – Сергей, Николай и Мария.

После отъезда семьи Михаил Федотович полностью посвятил себя «заботе» о крепостных. Помогал ему здоровенный детина-управляющий, которого крестьяне ненавидели лютой ненавистью. Регулярно в имениях Каменского случались бунты, о которых орловская власть непременно докладывала в столицу.

Михаил Федотович в 1808 году взял к себе в дом тринадцатилетнюю Дашутку, дочку дворовой девки Феклуши. Мужчина и раньше не отказывал себе в запретных удовольствиях, в том числе, по некоторым сведениям, в «праве господина». Однако на этот раз поступок графа не остался безнаказанным. Отставной 71-летний фельдмаршал 12 августа 1809 года в сопровождении двух дюжих молодцев и нескольких девок вышел погулять вдоль крепостной стены своей усадьбы. Он брел по тропинке, наслаждаясь солнцем и пением птиц. Его «свита» шла поодаль, не решаясь тревожить барина.

Вдруг навстречу показался крепостной мальчик-казачок лет пятнадцати. Михаил Федотович всегда носил с собой кортик, но на этот раз даже не подумал хвататься за оружие, подумаешь, сопляк какой-то идет. Занятый своими мыслями, он не заметил, что это Федор, брат Дашутки. Не заметил и того, что правую руку мальчишка почему-то держал за спиной.

Поравнявшись с барином, Федор выхватил из-за спины топор и нанес несколько ударов прямо ему по голове. Старик упал в траву. Заголосили девки, «опричники» барина принялись вязать парнишку, но Каменскому все уже было безразлично.

Убийство крепостным графа, фельдмаршала, героя нескольких войн и одного из богатейших помещиков империи вызвало небывалый шум. Большинство аристократов требовало жестко наказать убийцу и скорбело по покойному. Даже поэт Василий Жуковский, который был незаконнорожденным сыном помещика и сам не раз сталкивался с ужасами крепостничества, откликнулся пронзительными стихами:

 
Куда ж твой тайный путь Каменского привел?
Куда, могущих вождь, тобой руководимый,
Он быстро посреди победных кликов шел?
Увы!.. предел неотразимый!
В сей таинственный лес, где страж твой обитал,
Где рыскал в тишине убийца сокровенный,
Где, избранный тобой, добычи грозно ждал
Топор разбойника презренный…
 

Для Жуковского, как и для многих дворян, мальчик Федор был «разбойником презренным», вероломно напавшим на героя.

Но нашлись у Федора и заступники. Орловское дворянское собрание, прекрасно знавшее о ситуации в Сабурово, высказалось категорически против осуждения подростка по всей строгости закона. Орловцы даже пригрозили, что прекратят принимать в своем обществе сыновей фельдмаршала.

Прибывшие на место следователи выявили значительные злоупотребления, допущенные Каменским по отношению к крепостным людям, поэтому делу не дали ход. Мальчика Федора с матерью и сестрой Дашуткой выслали в Сибирь на поселение. Это наказание, безусловно, являлось невероятно мягким.

Сыновья Каменского, возвратившись в родную усадьбу, установили на месте гибели отца валун весом в 300 пудов.

Николай Каменский, младший сын покойного графа, блестящий генерал от инфантерии, очень порядочный и благородный человек, скончался в возрасте 34 лет в 1811 году. Все состояние Каменских унаследовал 40-летний старший сын, Сергей Михайлович, оказавшийся еще худшим крепостником, чем отец. Жители многострадального имения опять взвыли, да пуще прежнего. Сергей Каменский тратил колоссальные суммы на крепостной театр, который также служил для него гаремом.

Уже в 1828 году поистратившийся граф был вынужден просить у государства пенсию: «Мне, калеке, инвалиду, без ног почти, драбанту (военнослужащему) на ратном поле». Однако ему отказали. Сергей Михайлович скончался в возрасте 63 лет 8 декабря 1834 года, оставив множество незаконнорожденных детей от дворовых девок.

Рядом с усадьбой Сабурово рос великий русский писатель Николай Семенович Лесков – тогда просто Николаша, сынок орловского следователя. Гораздо позднее в знаменитом рассказе «Тупейный художник» Лесков оставил весьма атмосферное описание этого мрачного места:

«Ребенком, в сороковых годах, я помню еще огромное серое деревянное здание с фальшивыми окнами, намалеванными сажей и охрой, и огороженное чрезвычайно длинным полуразвалившимся забором. Это и была проклятая усадьба графа Каменского; тут же был и театр».

Вот в этот серый дом и попала однажды робкая крестьянская девочка Дашутка. Но как же сложилась в Сибири ее судьба, судьба Федора и их матери Феклуши? Ах, если бы знать! Увы, история об этом умалчивает.

Одно можно сказать наверняка: бесчинства младшего графа Каменского, переплюнувшего своего отца, эта несчастная семья уже не застала. И на том, как говорится, спасибо.