Автор книги: Василий Гавриленко
Жанр: Исторические приключения, Приключения
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
Дети от поцелуев
«Я буду беременной, если он меня поцелует!» – сказала 18-летняя Валя накануне своей свадьбы. Ее сестра Лиза открыла рот от изумления: «Как, ты не знаешь?!» 21-летняя Лиза решила, что сестра шутит.
«Разве дети рождаются не от поцелуев?» – спросила Валя. И добавила сердито: «Ты разыгрываешь меня, Лиза!»
Лиза, рано ушедшая из дома и немало пожившая в Петербурге, поняла, что ей придется объяснить младшей сестре, откуда берутся дети. Вздохнув, она начала.
В городе Нерехте Костромской губернии в 1877 году в семье купца Александра Дьяконова и его супруги Александры родилась девочка, назвали которую Валентиной. Она была второй дочкой Дьяконовых, первой была Лиза, будущая знаменитость. Лизе исполнилось три годика, появление в доме нового, непонятного, кричащего существа очень ее заинтересовало. Лиза, хоть сама еще совсем кроха, взяла своеобразное шефство над сестричкой. Так оно впоследствии и повелось.
Семья Дьяконовых считалась довольно богатой. Отец, потомственный почетный гражданин города, владел ткацкой фабрикой. Фабрика эта и сыграла с ним дурную шутку, а возможно, и с его старшей дочерью.
Еще до женитьбы в 1873 году на Александре Егоровне Горошковой, дочери ярославского купца средней руки, Александр Иванович сошелся с привлекательной фабричной работницей, от которой подцепил дурную болезнь. Наследственный сифилис, по всей видимости, передался и Лизе.
Валя родилась в тот момент, когда дело Дьяконова неумолимо рушилось. Фабрика приносила убытки, образовалось немало долгов. А тут еще с каждым годом ухудшающееся здоровье папеньки… Болезнь доконала купца в 1887 году. Пятеро детей – Лиза, Валя, Надя, Володя и Саша – остались без отца. Мать, Александра Егоровна, не отважилась взять на себя Нерехтинскую фабрику и продала ее, понеся значительные убытки.
Закончив все дела в Нерехте, Александра Егоровна забрала детей и переехала в Ярославль. Все же город покрупнее, там мадам Дьяконова надеялась пристроить своих отпрысков, особенно девочек, приближавшихся к возрасту невест.
В Ярославле с десятилетней Валей начал заниматься репетитор, студент Демидовского юридического лицея Валентин Катрановский. Тринадцатилетняя Лиза, которая к тому моменту уже два года вела дневник, поступила в женскую гимназию при сиротском доме.
Лиза мечтала поступить на Бестужевские курсы – одно из первых женских высших учебных заведений в России. Своей мечтой заразила и сестру Валю.
Вот только маменька была резко против. Александра Егоровна, как настоящая купеческая жена, считала, что девицам следует искать выгодную партию, выходить замуж, рожать детей и создавать семейное гнездышко.
Лиза, которая не считалась красавицей, а в дневнике называла себя «уродом», не видела для себя подобного будущего. Она желала стать первой женщиной-адвокатом в России, путешествовать по всему миру.
Валя росла настоящей красавицей. Одним ухом она слушала старшую сестрицу, рассказывавшую о невероятных перспективах, открывающихся после Бестужевских курсов, другим – прислушивалась к маменьке, рисующей картины счастливой семейной жизни. Картины, которые сама Александра Егоровна так и не увидела.
Годы шли. Девицы Дьяконовы взрослели. В 1891 году семнадцатилетняя Лиза окончила гимназию с серебряной медалью и собралась подавать документы для поступления. Мать разрешения не дала, но, проявив настойчивость, Елизавета все же стала слушательницей Бестужевских курсов, уехала жить в Петербург.
Вале сестра пообещала забрать ее к себе после того, как обустроится в столице. Перед отъездом Лиза умоляла четырнадцатилетнюю Валю не стать «жертвой мужчины», то есть не выйти замуж. Тем более, что претендент на ее сердце давно уже был.
Студент Валентин Катрановский, репетитор Вали, когда-то нравился и Лизе. В своем дневнике она писала о чувствах, обуревавших ее, когда молодой человек находился рядом. Но это была любовь односторонняя, невзаимная: Валентин сразу же отдал предпочтение очаровательной Вале.
Мать девочек всячески привечала Катрановского и высказывала надежду, что по достижении Валей восемнадцатилетия пара сыграет свадьбу. Лиза выступала категорически против: она настаивала, что сестра должна поступить на Бестужевские курсы.
Приехав домой в Ярославль в 1895 году, Лиза обнаружила, что здесь вовсю шли приготовления к торжеству. Валя была счастлива, летала по дому, как на крыльях. Валентин Катрановский практически все время проводил у Дьяконовых, он явно был влюблен до умопомрачения. Лиза поняла, что сестра, единственная подружка с раннего детства, ускользает от нее, выбирая не карьеру женщины-юриста, а путь жены и матери.
Состоялся разговор, в ходе которого Лиза узнала ошеломившую ее вещь:
«Вдруг случайно, почти накануне свадьбы, я узнаю от нее, что она еще невинный младенец, что она… не понимает и не знает ничего. „Валя, послушай, ну вот мы с тобой читали, иногда говорили об этом… Как же ты понимаешь?“ – „Конечно, так, что они целуются… от этого родятся дети – точно ты не знаешь?“ – даже с досадой отвечала сестра. Я улыбнулась. „Что же ты смеешься? Разве есть еще что-нибудь? Разве не все? Мне одна мысль о поцелуях противна, а ты смеешься!“»
Совершеннолетняя Валя была уверена, что дети родятся от поцелуев! Лизу это потрясло. А между тем удивляться было нечему. Это она, Лиза, отрезанный ломоть в семье, маменька давно махнула на нее рукой. В 13 лет Лиза прочла «Крейцерову сонату» Льва Толстого, читала Золя и Мопассана, а в 17 лет уехала в Петербург.
Валя же оставалась дома, в Ярославле, воспитывалась строгой и религиозной маменькой, для которой совершенно немыслимо говорить с дочерью о том, как появляются дети.
Да что там Валя, купеческая дочка! Дочки дворян, даже таких прогрессивных, как упомянутый выше граф Толстой, зачастую находились в неведении. Вот что писала в своем дневнике пятнадцатилетняя Татьяна Львовна Толстая:
«Я помню, например, раз мне мама сказала, когда мне было уже 15 лет, что иногда, когда мужчина с девушкой или женщиной живут в одном доме, то у них могут родиться дети. И я помню, как я мучилась и сколько ночей не спала, боясь, что вдруг у меня будет ребенок, потому что у нас в доме жил учитель».
Узнав о полной неопытности и чистоте сестры, Лиза испугалась за нее:
«Таким образом, выходя замуж, сестра была похожа на овцу, которая не знает, что ее через несколько времени заколют. Я слыхала и раньше, что ужаснее этого ничего нет».
Елизавета решила взять на себя обязанность матери и, как сказано в дневнике, «усадила Валю подле себя и тихо-тихо объяснила ей все». Валя была шокирована тайной стороной любви.
Тем не менее она не отказалась ни от свадьбы, ни от жениха. Лиза ужасно переживала:
«Теперь я начинала жалеть сестру; взвешивая все обстоятельства, я находила, что сестра жертвовала слишком многим: ведь до свободы оставалось всего полтора года. В. брал на себя слишком много, едва ли сознавая это. Сравнивая их, я находила даже, что он ее не стоит, что она слишком хороша для него: красивая, с небольшим, но независимым состоянием, очень неглупая от природы и с сильным стремлением к умственному развитию, с хорошим характером – моя сестра представляла собою очень интересную девушку. В. выбрал именно ее, лучшую из нас. Глухое озлобление поднималось во мне против него, и я чувствовала, что как-то враждебно отношусь к нему. И в то же время я не могла и не смела ничем выражать своего горя: я расстроила бы сестру, только разбередила бы больное место».
Свобода, о которой упомянула Лиза, – это прописанное в отцовском завещании условие, что по достижении 20 лет каждая его дочь получала свою долю наследства, то есть становилась финансово независима от матери. Лиза уже свою долю получила, Валя готовилась получить.
Валя стала супругой Валентина Катрановского 30 апреля 1896 года, на следующий день чета отправилась из Ярославля в Киев. Лиза горько плакала: она понимала, что теряет Валю. Если не физически, то духовно:
«Она стояла под венцом, прелестная в своем белом атласном платье, длинной белой вуали и венце из флердоранжа, тоненькая и стройная; рядом с ней стоял В., такой высокий и эффектный при ярком свете свечей; оба они так похожи друг на друга и составляли красивую пару. Вечером проводили их на вокзал. Поезд тронулся; молодые вышли на площадку; Валя махнула платком раз-другой… и поезд медленно исчез в темной дали».
Лизины мечты о совместной учебе на Бестужевских курсах, о работе первыми в империи женщинами-юристами, о путешествиях разбились. Валя уехала. В 1899 году Лиза Дьяконова окончила обучение. Пыталась устроиться в министерство юстиции, но получила отказ: женщин не держим-с. В 1900 году девушка устроилась в библиотечную комиссию Общества распространения начального юридического образования.
Здоровье Лизы к этому моменту было основательно подорвано болезнью, доставшейся ей по наследству от отца. Несчастная регулярно испытывала сильные головные боли, возникли и проблемы психиатрического свойства.
«Да знаем мы эти „отраженные заболевания“! Мне известно, что мой отец до женитьбы вел далеко не нравственную жизнь, имея связь с одной красивой работницей на фабрике, мне говорили о безнравственности моего отца в таких выражениях… Ведь со стороны смотреть это прямо ужасно – видеть молодую девушку, страдающую за грехи своего отца».
Просидев несколько месяцев в библиотечной комиссии, Лиза решила в очередной раз круто изменить жизнь. Она собралась ехать в Париж. В Париж!
Однако перед тем, как отправиться во Францию, просто не могла не попрощаться с любимой сестричкой. В августе она поехала на Украину, на хутор Замостье, где Валя проводила лето с мужем и рожденной в 1897 году дочкой.
Семейная идиллия Вали не тронула Лизу; напротив, она поняла, что в духовном смысле сестра для нее потеряна навсегда:
«Замужество приносит свои плоды: она не развивается так, как надо бы, и душа ее, не направляемая никем в лучшую сторону, грубеет. Больно видеть все это! Больно видеть и ее равнодушное отношение к себе и ко мне, к моему желанию быть с ней возможно ближе».
Валю интересовали в первую очередь муж и дочь, именно с ними она желала быть «возможно ближе». Сестру Валентина приняла радушно, тепло, но прежнего доверия, искренности в отношениях уже не было. Лиза вскоре покинула хутор Замостье. Сестры не знали, что виделись в последний раз.
В Париже Елизавета Дьяконова поступила на юридический факультет Сорбонны. Пришлось довольствоваться плохими жилищными условиями, скудным питанием. В момент обострения психической болезни девушка обратилась к психиатру по фамилии Ленселе. Знакомство с доктором стало большей трагедией, чем ужасная квартира и недоедание.
Она влюбилась в Ленселе безответно. Страдала, писала доктору, тот отвечал сухими, «профессиональными» письмами. Лиза опустилась даже до того, что стала шпионить за французом. Поняв, что Ленселе никогда не станет для нее кем-то большим, чем просто врач, Лиза отправилась в Лондон, где надеялась найти успокоение. Но в этом мрачном, жутком городе ей стало еще хуже. Доктора рекомендовали Дьяконовой как можно скорее вернуться на родину.
По дороге в Россию Лиза остановилась в горном отеле «Зеехоф», а 29 июля 1902 года бесследно пропала. Лишь в августе 1902 года неподалеку от отеля обнаружили тело 27-летней русской путешественницы Лизы Дьяконовой. Полиция посчитала ее смерть несчастным случаем. Версию о самоубийстве сыщики отвергли.
Через три года ее брат Александр Дьяконов издал дневник этой странной, ищущей, тревожной девушки. Дневник наделал много шума, стал невероятно популярен, трижды переиздавался до революции.
Конечно же, его прочла и Валентина Катрановская, урожденная Дьяконова, к тому времени почтенная мать семейства из Киева. Что подумала Валя, что она почувствовала, читая искренние, эмоциональные строки погибшей сестры, неизвестно. Неизвестно потому, что Валя не вела своих записей, не оставила мемуаров.
Она жила так скромно и незаметно, что единственным источником сведений о ней стал дневник сестры. Да, мы ничего не знаем о Вале, кроме того, что написала Лиза. Даже дата смерти затерялась в круговерти истории.
И наверное, в чем-то это правильно. Валентина выбрала спокойную семейную жизнь. Лиза мечтала о приключениях, о славе. И все это получила. Другой вопрос, какой ценой…
Так сложились судьбы сестер Дьяконовых. Они получились непохожими настолько, насколько непохожими были Лиза и Валя. Но они продолжают жить вместе на страницах «Дневника Лизы Дьяконовой», который знаменитый писатель и философ Василий Розанов назвал «явлением глубоко национальным, русским, одной из самых свежих русских книг конца XIX века».
Послушная девка
«Спишь, Аленка?» – прокряхтел старик. У лежащей на печке крестьянской девочки сердце в пятки ушло, она села, обхватив колени руками, вжалась спиной в угол, точно надеясь, что муж не заметит ее, не найдет. Заметил, нашел.
«Вот ты где? – спросил елейно. – А я уж ищу-ищу. Ну идь сюды, ты у меня девка послушная».
Родилась Аленка в Поволжье, в казачьем селении Выездная слобода на берегу речки Теши. На другом ее берегу – город Арзамас. Предков девочки поселил в Выездной слободе сам Иван Грозный, им надлежало охранять Арзамас и весь Арзамасский край от марийцев, чувашей, татар и мордвы.
После победы России в Черемисской войне необходимость в военной службе местных казаков отпала, а в 1635 году царь Михаил Романов даровал слободу верному боярину Борису Салтыкову. Так выездновские из казаков враз превратились в крепостных, к вящему своему неудовольствию.
Отец Алены, хоть и гордился казацкой кровью, был уже обычным крестьянином, да к тому же из самых бедных. Многодетная семья ютилась в убогом домишке. Отец нанимался батраком к зажиточным людям, рыбачил, охотился с рогатиной на медведя, зимой плел рыболовные сети.
Аленка росла быстро. К пятнадцати годкам превратилась в само совершенство. Щеки румяные, глаза изумрудные, две толстые русые косы. Сильная девка, настоящая казачка. При этом послушная и скромная, родителям слова поперек не скажет.
Отец и мать задумали «хорошенькое дельце» – выдать Аленку замуж за соседа, богатого крестьянина. У жениха огромная пасека, амбары ломятся от зерна, а подполы от снеди. Одного оброку барину платит по сто рублей в год. Сосед, конечно, старик, шестой десяток давно разменял, но еще крепок и жилист. Родители требовали, чтобы Алена шла за нелюбимого, барин Салтыков тоже дал свое соизволение на брак. Аленка и пошла – девка-то послушная.
Плохо ей с мужем жилось. Шагу не даст ступить, понукает, куском хлеба попрекает. Но самыми тяжелыми для бедняжки были ночные часы. Супруг, хоть и седая борода да руки трясутся, на печку к юной жене лазать повадился.
Аленка плакала, умоляла, все без толку. Законный муж, не отвертишься.
Но отвертелась. Через год постылого брака забрал Господь старика. Аленка стала вдовой, да только богатство ей не досталось. Все барин Салтыков к рукам прибрал: домину, амбары, снедь в подполах. Да и на саму молоденькую вдовушку глаз положил. Хотел было забрать к себе в гарем, но та уже взрослой была, ученой и не такой послушной, как раньше.
Приняла женщина постриг в Арзамасском Николаевском монастыре – стала инокиней. Барин, даром что девок красивых любил, был человек богобоязненный – отступился.
И началась у Алены совсем другая жизнь! В монастыре она овладела грамотой, полюбила читать жития святых. Одна из монахинь принялась обучать ее народному врачеванию. Юная казачка училась с легкостью, вскоре превзошла свою наставницу, приготовив великолепное снадобье от гнойных ран.
Многим спасла жизни инокиня Алена. Слава о монастырской целительнице распространилась далеко за пределы Арзамасского края, со всей Руси-матушки приходили хворые да болящие за излечением, за добрым словом. И Алена всем помогала по мере сил, всех привечала. В народе ее прозвали Алена Арзамасская.
В 1669 году возмутилась Русь, поднялась волна против притеснений простого народа – восстание Стеньки Разина. Алена, много зла испытавшая из-за крепостного права, выступила на стороне Стеньки против бояр, дворян, воевод, дьяков, церковников.
Тайно сняв облачение монахини, Алена состригла длинные волосы, надела мужское платье и навсегда покинула обитель. К тому моменту она была настолько известна, что ей не составило труда собрать около 400 человек. Этот отряд направился к городу Темников на реке Мокше. Отсюда второе прозвание инокини-воительницы – Темниковская.
По дороге в отряд вливались все новые и новые крестьяне. В деревнях Алену встречали с неменьшим ликованием, чем Стеньку: настрадался народ и жаждал освобождения.
Отряд Алены совершил несколько удачных нападений на царские войска, после чего официальные власти стали распускать слух, что атаманша – ведьма, использующая «заговорные письма и коренья». В 1670 году произошло объединение команды Алены с силами атамана Федора Сидорова. В результате образовалась грозная рать почти в 1000 человек. Этого оказалось достаточно, чтобы нанести чувствительное поражение арзамасскому воеводе Леонтию Шайсукову. Пустив воинов Шайсукова в бегство, Алена добралась до Темникова, взяла город штурмом и стала править им как градоначальница.
Жила она в тереме бывшего темниковского воеводы. Правление продолжалось более двух месяцев. За это время в городе устроили «лекарни» как для раненых повстанцев, так и для горожан. Все вопросы управления решались на вече.
В конце осени 1670 года, узнав, что приближаются крупные отряды воевод Василия Ивановича Волжинского и Юрия Алексеевича Долгорукова, Алена и атаман Федор Сидоров решили вывести свои войска за город, чтобы не угодить в ловушку. Повстанцы успели отойти примерно на пятнадцать верст от Темникова, когда их атаковали солдаты Волжинского. Через несколько дней все было кончено: войско Алены разгромили почти наголову. Но атаманши-инокини среди погибших не было.
Пока Волжинский громил бунтовщиков в степи, Долгоруков вошел в Темников и обнаружил, что Алена не покинула город, спрятавшись в церкви с верными сторонниками. Современник, немец Иоганн Фриш, писал в своем труде о восстании Разина:
«Она продолжала там так упорно сопротивляться, что сперва расстреляла все свои стрелы, убив при этом еще семерых или восьмерых, а после того, как увидела, что дальнейшее сопротивление невозможно, отвязала саблю, отшвырнула ее и с распростертыми руками бросилась навзничь к алтарю. В этой позе она и была найдена и пленена».
В декабре 1670 года по приказу воеводы Долгорукова Алену пытали на дыбе, требуя сознаться в колдовстве. Арзамасская сказала лишь, что лечила людей травами да кореньями. Храбрую женщину присудили к сожжению в срубе. О казни сохранилась следующая запись Иоганна Фриша:
«Ее мужество проявилось также во время казни, когда она спокойно взошла на край хижины, сооруженной по московскому обычаю из дерева, соломы и других горючих вещей, и, перекрестившись и свершив другие обряды, смело прыгнула в нее, захлопнула за собой крышку и, когда все было охвачено пламенем, не издала ни звука».
Много позднее, уже в XX веке, Алену назовут легендарной воительницей, сражавшейся за идеалы добра и справедливости, русской Жанной д’Арк.
Утеха хана
Узнав о выдающейся красоте русской княгини, хан облизнулся, точно меда испил, и переспросил: «Неужто и вправду телом прекраснее всех?» «Прекраснее, повелитель! – затарахтел перебежчик-предатель. – Не сыщешь больше таких изгибов на Руси-матушке!»
Хан смежил веки, представив княгиню Евпраксию. За время похода немало знатных дев приволокли верные нукеры (дружинники) в шатер повелителя, но той, что по-настоящему тронула бы его сердце, среди них не было. К тому же про Евпраксию говорили, что она весьма набожна и мужу верна, что дополнительно распаляло хана.
Открыв глаза, Батый сказал стоящим по правую руку нукерам: «Добудьте мне ее! Изведать желаю красоту княгини».
В начале зимы 1237 года хан Батый с несметным полчищем подошел к границам Рязанского княжества и разбил лагерь на реке Воронеж.
Великий князь Рязанский Юрий Ингваревич задолго до этого отправил гонцов во Владимир с просьбой о помощи. Но Владимирский великий князь Юрий Всеволодович не прислал свою дружину на подмогу соседу, опасаясь, что потом свои земли защищать будет некому. Только братья Юрия Ингваревича да несколько мелких князей откликнулись на зов.
Пока войска из Мурома, Коломны и Пронска шли к Рязани, Юрий Ингваревич решил выиграть время, отправив к Батыю посольство с богатыми дарами. Главою посольства после мучительных сомнений князь назначил своего сына Федора.
Поступить иначе было нельзя: Батый не принял бы особу неблагородных кровей и, скорее всего, сразу приказал бы казнить посланника. С князем Федором был небольшой шанс на успех. Вернее, он был бы, когда б не один подлый предатель:
«И некто из вельмож рязанских по зависти донес безбожному царю Батыю, что имеет князь Федор Юрьевич рязанский княгиню из царского рода и что всех прекраснее она телом своим».
Княгиня из царского рода – это «греческая царевна» Евпраксия, ставшая женой Федора Юрьевича в 1230 году и в 1231-м родившая сына Ивана Постника.
После того как отец сообщил Федору о необходимости отправиться к Батыю, князь пришел попрощаться с женой. Молодая княгиня горько заплакала, но благословила мужа на отчаянный поступок. Бедная Евпраксия еще не знала, что Федор Юрьевич обречен, а виной тому – она, его прекрасная супруга.
Батый, узнав о неотразимости Евпраксии, как сказано в «Повести о разорении Рязани Батыем», «распалился в похоти своей». Когда Федор Юрьевич прибыл в лагерь хана, тот сказал: «Дай мне, княже, изведать красоту жены твоей».
Федор, молодой и горячий, засмеялся недобро: «Не годится нам, христианам, водить к тебе, нечестивому царю, жен своих на блуд. Когда нас одолеешь, тогда и женами нашими владеть будешь».
Так посольство полностью провалилось, но не отдавать же в самом деле «нечестивому царю» княгиню Евпраксию.
Слова князя стали для него смертным приговором: Батый немедленно приказал казнить Федора и всю его свиту, а тела мучеников «велел бросить на растерзание зверям и птицам».
Расправившись с рязанскими послами, хан приказал готовиться к битве. Ранним утром 16 декабря 1237 года татаро-монгольские полчища двинулись на Рязань. На границе княжества их во всеоружии встретило войско Юрия Ингваревича с подоспевшими дружинами. Отец сполна поквитался с Батыем за гибель сына: «Была сеча зла и ужасна. Много сильных полков Батыевых пало. <…> И едва одолели их сильные полки татарские». Наверное, впервые татары получили такую трепку, потеряли такое количество великолепных воинов.
Однако силы были слишком неравны. Юрию Ингваревичу с остатками дружины пришлось отступить за городские стены.
Пять дней продолжалась героическая оборона Рязани. Снова захватчики несли тяжкие потери: их разили стрелами, выливали на них кипящую смолу, бросали тяжелые камни. В ночь на 21 декабря татары проломили крепостную стену и ворвались в город. Все было кончено. Осатаневшие от крови, от своих огромных потерь, кочевники крушили все на пути.
Великий князь Юрий Ингваревич с несколькими воинами оборонял княжеский терем, в котором укрылась Евпраксия с шестилетним сыном Иваном, а также другие рязанские женщины. Русские бились героически, но ничего не могли поделать с черным потоком всадников, сеющих смерть. Юрий Ингваревич пал в жестокой схватке одновременно с несколькими противниками.
Перед битвой Батый приказал своим нукерам по возможности живою взять Евпраксию: у хана были свои планы на нее. Когда монголы ворвались в светлицу, перебив немногочисленных защитников, Евпраксия с сыном на руках вышла из окошка на крышу деревянного здания.
Княгиня слышала за спиной крики женщин, оказавшихся в руках захватчиков. Один из сподручных Батыя, заметив Евпраксию, кинулся было к ней, но та, крепко сжимая Ивана в руках, шагнула с крыши.
Самоотверженная гибель Евпраксии и ее маленького сына стала символом одного из самых драматических событий мировой истории – разорения Рязани Батыем.
Хан, узнав, что Евпраксия упорхнула от него, пришел в ярость. Мы точно не знаем, как он наказал нукеров, но обыкновенно в таких случаях монгольский правитель приказывал ломать нерадивому слуге позвоночник.
Вопреки православной традиции, согласно которой самоубийство – смертный грех, русская церковь стала почитать Евпраксию как святую мученицу. Святыми признаны также ее сын, Иван Постник, и героический супруг Федор Юрьевич.
Так сложилась жизнь женщины, перед которой судьба поставила страшный выбор: стать утехой хана или погибнуть. Евпраксия выбрала второе и шагнула в вечность.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.