Текст книги "Цветы со шрамами. Судьбы женщин в русской истории. Измена, дружба, насилие и любовь"

Покорная во всем

Шестнадцатилетняя турчаночка была чудо как хороша. Смуглая кожа, пронзительные карие глаза, изумительные изгибы, напоминающие барханы пустынь.

Барин, усмехаясь, смотрел на пленницу, нимало не заботясь о том, что находящейся рядом супруге его интерес был прекрасно виден и понятен. Турчанка стояла перед русским помещиком и его женой, скромно потупив взгляд. Она была настоящей дочерью своего народа, с молоком матери впитавшей простую тайну выживания: если ты попала в плен, сохраняй покорность и верно служи новым господам.

Барин что-то сказал по-русски, засмеялся, глядя на Сальху. Девушка, понимая, что сказанное относилось к ней, улыбнулась в ответ.

Она в плену; этот толстоватый, лысоватый мужчина – ее господин, и она будет покорна ему во всем.

В 1774 году в село Мишенское Белевского уезда, имение тульского помещика, секунд-майора Афанасия Ивановича Бунина привезли двух девочек-турчанок. Фатьму и Сальху захватили во время штурма турецкой крепости Бендеры русской армией. Отец турчанок погиб во время осады, других родственников в Бендерах у них не было. Фатьме исполнилось одиннадцать лет, Сальхе – шестнадцать.

Обстоятельства, предшествующие их появлению в имении русского помещика, описаны в дневнике Анны Петровны Зонтаг, внучки Афанасия Бунина:

«В царствование императрицы Екатерины II, когда были ведены Россией такие счастливые войны против Турции, мещане города Белева и многие крестьяне, казенные и помещичьи, повадились ездить за нашей армией маркитантами и торговали с большой выгодой. Один крестьянин села Мишенского, находящегося в трех верстах от Белева, принадлежавшего деду моему и где он преимущественно проживал со своим семейством, также собрался в маркитанты и, пришедши проститься со своим господином, спросил: „Батюшка, Афанасий Иванович, какой мне привезти тебе гостинец, если посчастливится торг мой?“ Дедушка отвечал ему шутя: „Привези мне, брат, хорошенькую турчаночку, видишь, жена моя совсем состарилась!“ Но крестьянин не за шутку принял эти слова».

После взятия Бендер крестьянин выменял двух турецких девочек у захвативших их в плен солдат. Вскоре Сальха и Фатьма оказались в усадьбе Бунина. Афанасий Иванович и его супруга, Мария Григорьевна Бунина (урожденная Безобразова), осмотрели турчанок. Помещик был в восторге от привлекательности юных пленниц, а вот Мария Григорьевна, хорошо знавшая легкомысленный нрав мужа, тяжело вздыхала, будто предчувствуя дальнейшее развитие событий.

Для одиннадцатилетней Фатьмы разлука с родиной оказалась невыносимой: она вскоре захворала и скончалась. А вот Сальха приспособилась к жизни в русском поместье. Ладная и ловкая турчаночка проявила покорность своей участи, полюбила младших дочерей Буниных – Варвару и Екатерину, стала им нянькою.

Всего у Афанасия Ивановича и Марии Григорьевны родилось одиннадцать детей, но выжило только пятеро. Дети Буниных приняли Сальху, относились к ней добросердечно, даже учили русскому языку.

Турчанка оказалась удивительно умелой хозяйкой: быстро выучилась готовить русские блюда, делать заготовки на зиму и разные домашние припасы. Афанасий Иванович, который обожал хорошо покушать, не мог нарадоваться на свой «гостинец».

Однако не только вкусные борщи да вареники влекли помещика во флигелек, выделенный Сальхе для жизни. На фоне постаревшей, несколько раз рожавшей Марии Григорьевны, свежая, отменно сложенная турчанка смотрелась особенно выигрышно.

Из дневника Анны Петровны Зонтаг:

«Сальха, как невольница, по своим магометанским понятиям, покорилась ему во всем, но все так же была предана душою Марье Григорьевне, которая, заметя связь мужа своего с турчанкою, не делала ему ни упреков, ни выговоров, а только удалила от Сальхи дочерей своих».

Сальхе отлучение от полюбившихся ей девочек было тягостно, однако визиты Афанасия Ивановича во флигелек не прекратились. Напротив, он стал задерживаться на все более продолжительное время.

После смерти старой ключницы Буниных все хозяйство поручили Сальхе. Кроме того, у нее появилась своя прислуга, состоящая из двух сенных девок.

Вскоре Афанасий Иванович окончательно перебрался к Сальхе во флигель. Турчанка три раза беременела от помещика, но все дети очень быстро умирали.

Несмотря на двусмысленность своего положения, девушка сохраняла добрые отношения с Марией Григорьевной. В соответствии с магометанскими понятиями она считала барыню первой женой и своей госпожой. Бунина, в свою очередь, прекрасно понимала, что девочка не выбирала свою судьбу, вина в происшедшем по большей части лежит на ее супруге.

Выучившись читать, Сальха начала изучать христианскую религию и вскоре изъявила желание принять православную веру. Окрестили турчанку как Елизавету. Отчество она приняла по имени своего крестного отца, управляющего имением Буниных, – Дементьевна, фамилию своей наложнице придумал Афанасий Иванович – Турчанинова.

Все больше погружаясь в русскую культуру, изучая церковные книги, Елизавета Дементьевна осознала преступность своего положения с точки зрения православия. Вот что об этом сказано в записях Зонтаг:

«Тут только увидела она истинное свое положение. Узнала о нем с неописуемым горем, но не имела силы разорвать преступной связи. Привязанность ее к Марии Григорьевне сделалась беспредельной: она обожала ее терпение и ангельскую кротость. Елизавета Дементьевна жила во флигеле, обедала в своей горнице и приходила к бабушке моей только за приказанием».

Марии Григорьевне стало известно об очередной беременности Турчаниновой, однако барыня не подала вида, все так же приглашала ее в дом, давала разнообразные поручения.

Мария Григорьевна любила проводить время в обществе Андрея Григорьевича Жуковского – бедного дворянина с Киевщины, волею судьбы оказавшегося в Тульской губернии и жившего у Буниных из милости. Отличный музыкант и художник, он аккомпанировал девицам Буниным на скрипке, рисовал узоры для кружевниц Марии Григорьевны. Афанасий Иванович тоже беседовал с Жуковским на разные темы, советовался по хозяйственным делам.

Елизавета Дементьевна Турчанинова 29 января 1783 года родила мальчика. Его необходимо было окрестить, но свою фамилию Афанасий Иванович незаконнорожденному сыну дать не мог. Барин приказал приживалу Жуковскому усыновить малыша и стать ему крестным отцом. Крестной матерью сына Афанасий Иванович «назначил» свою дочь Варвару. Мария Григорьевна, узнав об этом, поначалу выступила против, но затем смирилась.

Мальчика окрестили Василием Андреевичем Жуковским. Сразу после обряда Елизавета Дементьевна взяла сына и отправилась к барыне. Турчанинова положила спеленатого малютку на крыльцо, а сама бросилась Марии Григорьевне в ноги. Бунина была растрогана, а вид маленького ангелочка Васи умилил ее.

За два года до этого в Лейпциге умер единственный сын Буниных, блестящий студент Иван, гордость матери. Доброе сердце Марии Григорьевны сразу и навсегда приняло сына своего мужа от другой женщины. Из дневника Анны Петровны Зонтаг:

«Бабушка взяла его на руки, целовала, крестила и также плакала. С этих пор маленький Васинька сделался любимцем всей семьи. <…> У Васиньки была кормилица, мамушка, нянюшка, – одним словом, он пользовался всеми правами сына, и бабушка так любила его, что почти всегда хотела иметь его на глазах».

В метрике Василия записали «незаконнорожденным сыном дворовой вдовы». Это унизительное «клеймо» ему пришлось нести очень долго, доказывая высокородным, законным сынам помещиков, что он ничем не хуже, а даже лучше их.

В Туле в 1791 году скончался Афанасий Иванович Бунин. Все свое состояние помещик поделил между четырьмя дочками. Елизавете Дементьевне Турчаниновой и ее сыну Василию Жуковскому не оставил ни копейки. Несправедливое решение супруга-самодура привело Марию Григорьевну в негодование. Поговорив с дочерьми, она «выбила» для Василия 10 тысяч рублей – сумму по тем временам весьма солидную.

После похорон все домочадцы вернулись в белевское поместье, а Василий остался в пансионе Роде, где учился до 1792 года.

Несмотря на прекрасные способности юного Жуковского, будущее его все еще было неясным. Марья Григорьевна и ее дети приложили колоссальные усилия, чтобы обеспечить Василия дворянским титулом. В нарушение процедуры подачи «посемейного формуляра» 1 июня 1795 года Бунина добилась для воспитанника грамоты на дворянство.

Студент Московского университетского пансиона Василий Жуковский в 1797 году приехал в родное имение Мишенское, где жили его родная мать Елизавета Дементьевна и «названая» мать Мария Григорьевна. Юноше выделили флигель, в котором раньше жил его приемный отец. Именно здесь Василий написал свое первое стихотворение – «Майское утро», которое прочел двум матерям.

В июне 1800 года Василий окончил пансион с серебряной медалью. Мария Григорьевна по этому случаю подарила ему 35 томов «Энциклопедии Дидро».

К сожалению, Мария Григорьевна и Елизавета Дементьевна не понимали увлечения Жуковского поэзией. Обе женщины считали, что молодой человек «должен взяться за ум» и начать строить карьеру по чиновничьей части. Жуковскому же «мундир, один мундир» был отвратителен.

В ноябре 1801 года Василий пережил романтическую драму. Он влюбился в свою племянницу Марию Вельяминову, просил ее руки у Марии Григорьевны, но получил отказ. Вскоре Вельяминову выдали замуж за человека, которого она не любила.

После конфликта с начальством в Соляной конторе Жуковский оставил службу и едва не угодил в тюрьму. Выручили друзья – Александр Иванович Тургенев, Антон Антонович Прокопович-Антонский.

«Расплевавшись с начальством», Жуковский написал письмо Марии Григорьевне с просьбой разрешить ему жить в Мишенском и заниматься литературными трудами. Мария Григорьевна была раздосадована, но отказать названому сыну не смогла:

«Теперь осталось тебе просить отставки хорошей и ко мне приехать… Всякая служба требует терпения, а ты его не имеешь. Теперь осталось тебе ехать ко мне и ранжировать свои дела с господами книжниками».

В усадьбе Жуковский стал гувернером многочисленных племянниц, а также занимался сочинением стихов, прозы, критических статей, много переводил. Жуковский писал в своем дневнике: «Можно ли быть влюбленным в ребенка?»

Ребенок – это его двенадцатилетняя племянница Мария Протасова. Василий Андреевич сильно влюбился в девочку: посвящал ей стихи, впадал в депрессию, когда родители увозили Машу из имения.

В ноябре Жуковский объяснился с сестрой Екатериной Афанасьевной Протасовой, открыто признавшись в чувствах к Марии. Все близкие, включая «матриарха семейства» Марию Григорьевну Бунину, осудили молодого человека, обвинили в злоупотреблении доверием и в страсти, которую недопустимо дяде иметь к племяннице. Жуковский продал дом, который строил неподалеку от бунинского имения, и уехал в Москву. Его родная мать, Елизавета Дементьевна, предпочла остаться в Мишенском и по-прежнему жить в качестве приживалки при Марии Григорьевне.

Мария Бунина скончалась в мае 1811 года. Для Турчаниновой это стало настоящим горем. Так получилось, что турчанка Сальха, захваченная когда-то в плен и привезенная в Россию, полюбила всем сердцем не хозяина, а свою госпожу, Марию Григорьевну. Верность и преданность барыне не знала границ, а та отвечала взаимностью.

Сразу после смерти Марии Григорьевны Елизавета Дементьевна тяжело заболела и через десять дней скончалась.

Прошли годы. Василий Жуковский стал одним из самых известных и влиятельных людей в стране. Знаменитый поэт, друг и учитель Пушкина, один из основоположников романтизма в русской поэзии, переводчик, литературный критик, педагог, наставник членов императорской фамилии, тайный советник, автор государственного гимна «Боже, царя храни». Значение творчества Василия Андреевича Жуковского для русской культуры невозможно переоценить. Наверняка без этого человека отечественная литература была бы другой. Вполне возможно, что без Жуковского не было бы и Пушкина.

Васинька, незаконнорожденный сын помещика Бунина и пленной турчанки, стал защитником гонимых перед лицом самого государя. Пользуясь своим влиянием на императора, Василий Андреевич неоднократно ходатайствовал за своих друзей, боролся с цензурой, защищал от нападок Пушкина и Гоголя.

Завершить эту главу хочется словами А. П. Зонтаг, племянницы и друга Жуковского:

«Василий Андреевич, наверху счастия, не забыл никого из прежних знакомых; родные, друзья, даже самые отдаленные знакомые, старинные слуги, все были им или обласканы, или облагодетельствованы; всем оказывал и не перестает оказывать услуги, вспомоществования, какие только от него зависят. Отечество гордится Жуковским, а друзья и родные думают о нем с сердечным умилением и с восторгом любви и благодарности».

Дочка на продажу

«Держи спинку прямо, он смотрит на тебя!» – прошипела маменька. Семнадцатилетняя Катя выпрямилась, как было угодно мамá, но даже не посмотрела в сторону мужчины, который пристально ее разглядывал.

Сколько их, этих господ, лорнирующих прекрасную и знатную бесприданницу, но так и не отважившихся сделать решительный шаг. Молодость, красота, свежесть – что сие значит перед всепобеждающим звоном монет?

Маменька, уж на что уверенная в себе женщина, и та в период отчаяния кричала Кате: «Да чтобы выдать тебя замуж, нужно три деревеньки дать впридачу!» Но у них не то что трех, не было и одной деревеньки. Поэтому Кате, конкурирующей с самыми богатыми барышнями Европы, приходилось с тройной упрямостью держать спинку прямо. До судорог, до боли… До результата.

Екатерина Федоровна Тизенгаузен родилась в 1803 году в Петербурге. Ее отцом был Федор Иванович (Фердинанд) Тизенгаузен, флигель-адъютант императора Александра I. Мать, Елизавета Михайловна Тизенгаузен (по второму мужу – Хитрово) – одна из самых известных светских дам империи, хозяйка литературного салона в Петербурге, друг Пушкина и дочь великого русского полководца Михаила Илларионовича Кутузова.

В 1805 году в ходе битвы за Аустерлиц был тяжело ранен 23-летний отец Кати и Дарьи. После этого Федор Иванович скончался в доме кузнеца из деревни Штрассендорф в Моравии, верный слуга похоронил его.

Тизенгаузен получил ранение в тот момент, когда, поднявшись из окопа со знаменем в руках, повел солдат в атаку. Героическая смерть молодого дворянина стала широко известна в России. Впоследствии этот эпизод использовал Толстой при создании сцены ранения князя Андрея Болконского в романе-эпопее «Война и мир».

Двухлетняя Катя и ее сестра, годовалая Дарья (Доротея), остались без отца. Их бабушка, Екатерина Ивановна Тизенгаузен, забрала внучек к себе в Ревель (ныне – Таллин). Здесь, на берегу Балтийского моря, и прошло детство девочек.

В 1811 году Елизавета Михайловна Тизенгаузен повторно вышла замуж – за 40-летнего генерал-майора Николая Федоровича Хитрово. Он относился к падчерицам с теплотой, правда, имел весьма существенный недостаток – неумение жить по средствам. Николай Федорович напропалую тратил деньги супруги, не заботясь о приданом для дочерей. В 1813 году мать смогла определить десятилетнюю Катю фрейлиной к императрице Елизавете Алексеевне. Девочка выполняла при дворе самые простые поручения. Практически ее задача сводилась к тому, чтобы умилять императрицу и других фрейлин. Будучи весьма хорошенькой, Катя с этой ролью прекрасно справлялась.

Николая Хитрово назначили российским поверенным при герцоге Тосканском в 1815 году. Забрав семью, Николай Федорович отправился во Флоренцию. В Италии страсть Хитрово к роскошной жизни достигла невиданных пределов. Он устраивал праздники даже по пустячным придворным событиям, тратил деньги на живопись, гравюры, предметы старины. Зачастую покупки делались в долг.

На должности поверенного Хитрово продержался недолго, в 1817 году царь отправил его в отставку. Вскоре супруга узнала о колоссальных долгах мужа. Елизавете Михайловне пришлось забрать дочерей и уехать в Петербург. Николай Федорович остался во Флоренции, где жил на нищенскую пенсию, распродавая свое имущество.

В России Елизавета Михайловна была вынуждена продать принадлежащую Николаю Федоровичу коллекцию антиквариата. В 1819 году из Флоренции пришло печальное известие – Н. Ф. Хитрово скончался, оставив жене и падчерицам огромный долг.

Несмотря на скудные финансы, мадам Хитрово старалась ни в чем себе не отказывать. Так, в 1820 году она совершила европейский вояж с дочерьми, несколько месяцев пожила в Неаполе, Баден-Бадене, Париже.

Основная цель всех перемещений Елизаветы Михайловны – как можно выгоднее выдать замуж девочек. Семнадцатилетняя Катя и шестнадцатилетняя Дарья превратились в очаровательных нимф, мужчины заглядывались на них. Впрочем, этим все и ограничивалось, так как многие знали о более чем скромном финансовом положении семьи.

Князь Дмитрий Иванович Долгоруков, увидав Елизавету Михайловну в одном из светских салонов, так описал эту встречу:

«Г-жа Хитрово имеет вид серого <…> торгаша, который ездит по всем ярмаркам, чтобы за хорошую цену продать свой товар, который заключается в двух прелестных дочерях».

Девушки действительно были своего рода товаром. Мать не сильно интересовалась их мыслями и чувствами, главное – найти мужей как можно более богатых и знатных.

В середине 1820 года старания Елизаветы Михайловны чуть было не увенчались не просто успехом, а настоящим триумфом. Екатерина привлекла внимание прусского короля Фридриха-Вильгельма III. Чешская графиня Здена Хотек писала в мемуарах, что мадам Хитрово «все время старалась сблизить свою дочь с королем». Но все усилия пошли прахом. На одном из балов Фридрих-Вильгельм увидел знатную австрийскую аристократку Августу фон Гаррах и влюбился с первого взгляда. Вскоре его величество заключил с Августой морганатический брак.

Над Хитрово и ее дочерьми в свете начали откровенно посмеиваться. Елизавета Михайловна стойко отбивалась. Так, на колкость со стороны княгини Кляри она, не растерявшись, ответила: «Поймите вы короля! Вы же, однако, видели, как он был влюблен в мою дочь; но это был бы неподходящий брак для внучки генерала Кутузова».

Потерпев неудачу с Екатериной, Елизавета Михайловна переключилась на младшую дочь, Дарью, которую все называли Долли. В 1821 году молодой посланник императора Австрии во Флоренции Карл Людвиг Фикельмон сделал Долли предложение, которое та с удовольствием приняла.

Годы шли, Екатерина Тизенгаузен становилась старше, а женихов все не было. В свете стали говорить, что Екатерина, не в силах ждать суженого, родила внебрачного ребенка от графа Сумарокова-Эльстона.

Елизавета Михайловна всячески пыталась бороться с компрометирующими слухами, обелить дочь. Впрочем, живое доказательство «падения Екатерины» – мальчика по имени Феликс – всегда видели рядом с мадам Хитрово.

Самой обидной для Екатерины Тизенгаузен стала ситуация с поведением барона Карла Хюгеля. Он предложил барышне руку и сердце, но в 1824 году влюбился в австрийскую графиню Мелани Зичи-Феррарис. Однако эта свадьба так и не состоялась: Мелани вышла замуж за всемогущего канцлера Австрийской империи, известного ловеласа Клеменса фон Меттерниха. Разумеется, конкурировать с Меттернихом у барона не было ни малейшей возможности. Узнав об этом, Елизавета Михайловна начала буквально преследовать Хюгеля. Всюду, где он находился, появлялась и мадам Хитрово с Екатериной.

Чтобы получить дополнительный рычаг давления на Хюгеля, Елизавета Михайловна, к изумлению высшего общества Вены, усыновила незаконнорожденного сына барона. Канцлер Меттерних в письме к австрийскому посланнику в России Лебцельтерну так описывал происходящее:

«Цель этой прогулки – выставлять напоказ Екатерину и встретить ее с Карлом Хюгелем, внебрачного сына которого возит с собой, не будучи его матерью. При этом она всем говорит: „Думают, что это мой мальчик, но – увы! – я не имею счастья быть его матерью!“»

Мадам Хитрово с дочерью вернулась из Европы в Петербург в 1826 году. Екатерина Тизенгаузен возобновила карьеру фрейлины. Молодой женщине удалось стать подругой императрицы Александры Федоровны, супруги императора Николая I.

Елизавета Михайловна не оставляла попыток выдать дочь замуж, хотя получившая придворную должность Екатерина все чаще просила мать «поумерить пыл».

В Петербурге Катя пережила одну из самых тяжелых любовных драм. Она влюбилась в своего троюродного брата Василия Бобринского. Тот отвечал взаимностью, и Екатерина, по словам ее сестры Долли, «привыкла считать его человеком, с которым она проведет жизнь». И вдруг в 1830 году Бобринский женился на Софье Соковниной. Узнав об этом, Екатерина захворала и несколько дней не могла подняться с постели.

В мае 1833 года 30-летнюю Екатерину назначили камер-фрейлиной ее величества. Ей выделили повышенное содержание и апартаменты в Зимнем дворце. В 1835 году состоялась последняя попытка барышни Тизенгаузен устроить личную жизнь. Но и брат знаменитого поэта Ираклий Баратынский после непродолжительного романа с Екатериной, к сожалению, предпочел другую – богатую красавицу-княжну Анну Абамелек.

Как бы в отместку за нанесенную сестре обиду Долли Фикельмон в своем дневнике раскритиковала Анну:

«Она была бы прелестна в ориентальском костюме, но наша европейская одежда подчеркивает отсутствие в ней какой-либо грации и осанки».

Потерпев болезненную неудачу с Баратынским, Екатерина Тизенгаузен махнула на себя рукой и до конца дней осталась одна.

Супружеской жизни Екатерина Федоровна предпочла деятельность на благо других людей. Пользуясь своим влиянием на императрицу, помогла гонимому философу Герцену, обратившись к известному «тюрьмоведу» графу Владимиру Соллогубу. Много сил отдавала своему литературному салону. В квартире графини Тизенгаузен в Зимнем дворце можно было встретить знаменитых полководцев, литераторов, художников. С каждым гостем хозяйка была чрезвычайно приветлива, всех принимала с добросердечной улыбкой.

Бог подарил Екатерине Федоровне долгую жизнь: она скончалась в Петербурге 26 апреля 1888 года в возрасте 85 лет, намного пережив и сестру, и всех своих несостоявшихся женихов.