Текст книги "Право Рима. Марк Флавий"

– Твой отец тебя ищет.

– Скажи ему, что я приду через три дня.

– А что ты тут делаешь?

– Колдую, – решила подшутить над парнем девушка. Скора заметила, что каждое утро по противоположному берегу реки проходит лиса. Видимо у неё где-то поблизости была нора с лисятами, и лиса после ночной охоты возвращалась к ним.

– Это как? – спросил парень.

– Я дружка твоего Таруську в лису превратила, – сказала Скора, всматриваясь внимательно в противоположный берег.

– Да ну, а за что?

– А он слишком любопытный был, – сказала юная «колдунья», увидев, что среди кустов замелькала лиса.

– Врёшь?

– Тогда смотри, – зашептала Скора, входя в роль, – Таруська появись на том берегу! – сказала она и протянула туда свою руку.

Лиса вышла на берег и шла по своим делам ни на кого, не обращая внимания.

– Привет Таруська, – громко сказала Скора. Лиса услышала посторонние звуки, остановилась и посмотрела на неё.

– Ладно, иди уже домой, – громко сказала, «колдунья», и потом прошипела, – я тебя прощаю. Лиса опустила свою мордочку и побежала дальше.

У Бусы, от всего увиденного, глаза полезли из орбит.

– Хочешь, я тебя в жабу превращу, – сощурив глаза, прошипела Скора.

– Нет, не надо, я не хочу, – бросился наутёк парень, – колдунья, – крикнул он и тут же споткнувшись, упал. Скора подняла руки вверх и опять зашипела. Буса увидел это и припустил ещё быстрее. Девушка громко и заливисто рассмеялась.

«Теперь никто не сунется» – подумала Скора и, улыбаясь, пошла в пещеру. Подойдя к своему красавчику, она заметила приличный холмик внизу его живота.

«О, да тут у нас всё хорошо» – сказала девушка, заглядывая под плащ, – «Я бы сказала даже отлично» – хихикнула она. Потом засомневавшись, взяла его за руку, но рука упала, как плеть «Как же тебя привести в чувство?» – громко спросила она, но ей опять никто не ответил. «Ладно, ты тут без меня полежи, я к бабушке сбегаю, мазь заканчивается, только никуда не уходи, – улыбнулась она, – Я быстро!».

Скора шла к колдунье, но у неё было такое ощущение, что она не идёт, а летит. Девушка мурлыкала себе под нос какую-то песенку и сбивала прутиком с листьев росу и пританцовывала. Было тепло, в лесу щебетали птицы, солнце играло бликами на каждой полянке. Скора несколько раз останавливалась, чтобы пособирать земляники и черники. Она вдоволь наелась ягод. В дом к колдунье Скора зашла с чёрными губами и блестящими глазами.

Митуса понимающе улыбнулась.

– Бабушка у меня мазь закончилась! – прямо с порога выпалила Скора.

– Ну как там, твой? – спросила колдунья.

– Ничего он не мой, – густо покраснела девушка.

– Ладно дочка, что я слепая, как на крыльях летаешь, – ухмыльнулась Митуса.

Скоро села на скамейку и опустив голову, тихо спросила:

– Бабушка, а что такое счастье?

Колдунья бросив на неё короткий взгляд, тоже присела возле печки.

– Оно у каждого своё, всем людям на земле Боги посылают счастье, – произнесла задумчиво Митуса, – но не каждый способен его разглядеть и поэтому, иногда, счастье проплывает мимо, твой тоже мог мимо тебя проплыть, если бы ты на него второй раз не посмотрела.

После этих слов у Скоры похолодело в груди. Она уже не представляла свою жизнь без красавчика. Но потом она вспомнила, что когда она подошла к нему, его рука лежала между камней и держалась за них.

– Нет, он сам от меня не хотел уплывать, – сразу повеселев, заявила девушка.

– Ну и хорошо, как он там? – спросила Митуса.

– Всё так же без сознания, – ответила Скора и покраснев добавила, – хотя кое что у него зашевелилось.

Колдунья, улыбнувшись, спросила:

– И сильно зашевелилось?

– Как камень, – ещё гуще покраснела девушка.

– Это хорошо, – сказала Митуса, вставая, – на тебе ещё мази, протянула она Скоре туесок.

– Бабушка, а когда он придёт в себя?

– Одним Богам это известно, но ты и сама сможешь привести его в чувство.

– Это как? – удивилась Скора.

– Отдай ему часть своих сил.

– А как я могу ему отдать свои силы?

– Ты уже взрослая девушка, соображай.

Скора всё поняла, и от этого стала просто пунцовая. Она вспомнила, как у неё дрожали руки и пересыхало в горле, когда втирала мазь в его сильное, мускулистое мужское тело. Сердце девушки тревожно и сладко забилось в груди.

Вернувшись от Митусы, Скора присела возле него, долго и пристально смотрела на своего красавчика и поняла, что уже никогда не сможет без него. Её счастье приплыло к ней, и она его увидела, не пропустила. Всё произошло, как и говорила колдунья. Стало темнеть. Девушка развела костёр, напоила красавчика отваром, поужинала и вышла из пещеры. Всё небо было в звёздах. Они весело ей подмигивали. Небо прочертила яркая полоска. Скора улыбнулась и загадала желание. Она вернулась в пещеру, разделась и легла рядом со своим возлюбленным. Сердце её трепетало. Не в силах больше себя сдерживать она приподнялась и стала целовать его губы, щёки, глаза, нос, шею. «Я тебя люблю, просыпайся же» – горячо шептала она ему. Она провела рукой по его телу, «камень» был на месте.

Скора знала, что ей надо было делать. Она случайно увидела это года три назад в лесу во время праздника Купалы. Девушка села на красавчика, рукой направила его камень и осторожно стала садиться на него. Вначале было немного больно, но она продолжила. Природа сама подсказывала ей, что нужно делать. Скора начала потихоньку двигаться и боль постепенно ушла. Девушка начала двигаться быстрее. Иногда она останавливалась, целовала в губы своего красавчика и приговаривала: «Просыпайся, ну просыпайся скорее, я люблю тебя, ты хочешь ещё» – и опять начинала двигаться. Скоре было очень хорошо, дыхание стало прерывистым, сердце стучало в её груди, голова немного кружилась и вдруг она почувствовала, что сейчас потеряет сознание. Она остановилась и легла рядом. Отдышавшись, Скора поцеловала его и положив ему свою голову на грудь, быстро уснула.

Утром девушка сбегала на речку искупалась и вернулась с котелком воды в пещеру. Холмика на красавчике не было. «Тебе вчера всё понравилось?» – начала Скора разговаривать со своим возлюбленным. Она стала готовить завтрак и всё время что-то говорила. К её удивлению через некоторое время холмик снова появился. «Значит, он уже слышит меня» – подумала Скора, – «И ему хорошо со мной». Она довольно улыбнулась и решила всё это проверить. Взяв острогу, девушка громко сказала: «Я пойду за рыбой, скоро вернусь, отдыхай пока» и улыбнувшись вышла. Вернулась она часа через два. Холмика не было. Скора опять стала разговаривать с красавчиком и через некоторое время холмик опять появился. Девушка бросилась к возлюбленному со словами: «Значит тебе со мной тоже хорошо!».

Глава II

Вечер Скора, ждала уже с нетерпением. Дрожа всем телом, она всё повторила, но красавчик откликался на неё одним и тем же способом. Весь следующий день девушка очень много разговаривала со своим возлюбленным. Скора говорила ему о том, что когда он очнётся, она согласна стать его женой, что у них будет очень много детей. Несколько раз Скора уходила из пещеры, когда она возвращалась, холмика не было, но она начинала разговаривать с красавчиком и холмик вновь появлялся.

Вечером девушка обнажённая легла в постель к своему любимому мужчине. Долго и горячо целовала его, но он по-прежнему не приходил в сознание. Скоре теперь уже самой нравились всё, что она делала с его «камнем». Она начала свои ритмичные движения, прерывая их недолгими поцелуями. У неё опять начала кружиться голова, но Скоре так не хотелось останавливаться. Вот-вот она должна была потерять сознание, когда он внезапно открыл глаза. Даже в отблеске костра на Скору обрушилась безумная синь его глаз. Это было так неожиданно, что она лишилась чувств, положив свою голову ему на грудь.

Постепенно сознание стало к ней возвращаться, но всё было в каком-то тумане. Скора чувствовала, что сильные мужские руки гладят ей спину и ниже её, всё это было так приятно. Внизу её животика происходило что-то непонятное, как будто рой бабочек то садился, то взлетал. В этом сладком дурмане она открыла глаза и опять утонула в сини его глаз.

– Как тебя зовут? – спросили глаза на её родном языке.

– Скора, а тебя? – спросила она тоже, всё ещё пребывая в дурмане.

– Марк, – ответили глаза.

Внезапно к Скоре полностью вернулась сознание, она вспомнила, где она находится, и чем сейчас занимается.

– Ой, мамочки! – воскликнула она и вскочила, прикрывшись плащом. Перед ней лежал обнажённый мужчина, с которым она уже несколько раз занималась любовью, и они только что познакомились.

В это же время, в Риме, триарий преторской когорты Тит Маний подходил к термам Каракаллы. У него было поручение доставить письмо сенатору Тиберию Гаю Луциусу. Триарий был христианином уже несколько лет, и посещение терм с такими поручениями стало для него делом неприятным и греховным. Чего он только там не видел, и совокупляющихся мужчин, и лесбиянок, которые совокуплялись в присутствии других мужчин, и свальный грех. Вспоминая это, триарий даже украдкой перекрестился. Конечно, обо всём увиденном он всегда молчал, видимо поэтому и оставался до сих пор на службе. Скорей бы дослужить оставшийся год и уйти на пенсию. Тогда он получит свой, положенный ему после двадцати лет службы надел земли в какой-нибудь провинции, и уедет туда вместе с женой и детьми, подальше от этих безбожников.

С этими мыслями он подошёл к термам Каракаллы. Это было высокое и величественное здание. Солдаты, которые побывали в Египте, говорили, что эти термы были не меньше, чем пирамиды. Тит Маний прошёл по дорожке обсаженной кипарисами к центральному входу. Двери были отделаны бронзой и окружены мраморной выкладкой. Входящий через центральную арку сразу попадал в холл, здесь рабы принимали у посетителей одежду. Триарий спросил у одного из них, где находится сенатор Тиберий Гай Луциус, раб показал ему. Седой ветеран пошёл мимо большого бассейна с холодной водой – фригидария, в котором играли лучи солнца, и плескалось несколько десятков человек, затем поднялся по широкой лестнице в главный зал со статуями, изображавшими подвиги Геракла. Далее по коридорам изогнутой формы триарий попал в горячие бани – кальдиарии. Здесь тоже был большой бассейн, а по краям множество небольших горячих ванн. Тут же было большое количество мраморных лежаков, на которых лежали разомлевшие римляне и рабы втирали в их кожу благовония, было очень жарко. На лице у триария проступил пот. Наконец он достиг своей цели. Рядом с кальдиариями были маленькие прохладные комнатки, в которых римляне отдыхали.

Из этих комнат можно было выйти во внутренние дворики, где были построены специальные беседки, там обычно собирались уставшие после парильни римляне, чтобы пофилософствовать. Рядом располагалась библиотека, где хранились книги на латыни и на греческом языке. Позади терм были построены стадионы, где тренировались гимнасты. На специальных трибунах можно было наблюдать за состязаниями атлетов, а при желании поучаствовать самим.

Входы в эти комнатки были завешаны шторами. К одной из них подошёл триарий, за шторой были слышны приглушённые стоны. Римлян никогда не интересовало, что происходило в этих помещениях, хотя за полупрозрачными шторами было видно, что там совокуплялось два человека. Триарий громко сказал:

– Сенатор Тиберий Гай Луциус, вам необходимо срочно прибыть в Сенат. Стоны прекратились и через некоторое время, откинув шторку, перед триарием стоял седой коренастый мужчина в белом халате. В разрезе штор старый солдат увидел юношу сидящего на лежаке.

– В чём дело солдат, – спросил сенатор.

– Вот письмо, – подал свиток триарий, – там всё написано.

– Хорошо.

– Вас сопроводить, – спросил он сенатора.

– Нет, меня сопроводят мои рабы.

Триарий повернулся и пошёл к выходу. Сенатор вернулся в помещение. На лежаке сидел его новый молодой любовник, его звали Плиний.

– Мальчик мой, меня срочно вызывают в Сенат, так что продолжим вечером.

– Сладкий мой, я не знаю, как мне дожить до вечера, – сказал юноша с женоподобным лицом.

– Всё, до вечера, – сказал, улыбаясь сенатор и игриво шлёпнул своего любовника по ягодицам.

Через полчаса сенатор Тиберий Гай Луциус в белой тоге с продольными пурпурными полосами и золотыми сенаторскими кольцами на пальцах, гордо с непроницаемым лицом патриция спустился в холл термы, где его ждал раб. Сенатор кивнул рабу и тот побежал на улицу. Патриций вышел за двери, шестеро рабов поставили перед ним носилки. Тиберий откинул шторку и сел внутрь, крикнув рабам: «Курия Юлия».

Курия Юлия, величественное здание высотой более двадцати метров для проведения заседаний Сената, воздвигнутое по приказанию Юлия Цезаря на месте сгоревшей курии Корнелия. Курия была построена из кирпича, стены и пол украшала мозаика из мрамора, на которую были посажены чёрные и белые бриллианты. Зал заседаний был рассчитан на триста сенаторов и обладал мощной акустикой. Места сенаторов были справа и слева от входа. Их кресла располагались на трёх ступенях, и чем выше сидел сенатор, тем выше было его положение в Сенате. На небольшом возвышении, напротив входа в зал, стояло бюро для председательствующего и ростр для выступающих, но они могли свободно перемещаться между секторами для сенаторов. Заседания Сената вёл либо сам император – первый из сенаторов или сенатор, которому он это поручил. На заседаниях Сената обсуждались важнейшие вопросы управления громадной Римской империей. Все решения Сената имели силу закона, после утверждения их императором.

Шло заседание Сената. Сенатор Тиберий Гай Луциус слушал выступление сенатора Нумерия Тулиуса, тот говорил:

– Легат Первого Иллирийского легиона сообщает, что в результате экспедиции за пределы нашей провинции в Нижней Паннонии наши войска понесли существенные потери. Он делает вывод о том, что нам следует опасаться набегов варваров с этого направления. Поэтому легат Сервий Публий просит начать работы по возведению на границе фортификационных сооружений. И в этой связи я спрашиваю у вас «Patres conscripti» *, зачем нам нужен такой легат, который при первой же стычке с врагом выкидывает белый флаг?

Тиберий Луциус смотрел на этого добродушного толстяка и не понимал, как же ему удалось увести у него предыдущего любовника, красивого, молодого, атлета. Да этот Нумерий Тулиус конечно очень богат, но ведь он тоже заботился об этом юноше. Оплачивал его учёбу у лучших риториков и ораторов. Сенатор Тиберий Луциус не понимал в чём дело и поэтому с недавнего времени во всех прениях подвергал всё, что говорил Нумерий, самой жестокой критике, вот и сейчас, он поднял руку, прося слова. Председательствующий сенатор Марий Гай Аврелий кивнул ему. Тиберий встал и произнёс:

– «Patres conscripti», – он обвёл взглядом всех присутствующих и продолжил, – никто не сомневается в личной храбрости сенатора Нумерия, и в том, что на месте легата он сумел бы дать достойный отпор врагу, – Тиберий Луциус прервался, дав сенаторам вволю посмеяться над Нумерием, который никогда не служил в армии и должность свою купил, затем он продолжил:

– Но обстоятельства сложились иначе, враги стоят у границ империи, и мы не можем смотреть на это спокойно. Если легат Иллирийского легиона, а в его храбрости здесь никто не сомневается, предлагает начать работы по возведению защитных фортификационных сооружений, значит так и надо делать. Попрошу не забывать, что в стычке с варварами погиб центурион Марк Флавий.

– Тело центуриона не было найдено, поэтому думаю, что о его смерти говорить преждевременно, – добавил с места Нумерий.

– Это ничего не меняет в вопросе о начале работ, – Тиберий Луциус посмотрел своего оппонента, – и потом вдруг с издёвкой добавил, – а может наш смельчак Нумерий сам, лично проинспектирует положение дел в Первом Иллирийском легионе?

Нумерий едва заметно улыбнулся и ответил:

– Я не против, но тогда прошу направить вместе со мной и сенатора Тиберия Луциуса, что бы мне не так страшно было, – произнёс он под дружный хохот сенаторов.

Тиберия Луциус был просто в бешенстве, опять этот хитрый, как лис Нумерий обошёл его.

Предложение тут же было принято простым голосованием. Сенаторы приступили к обсуждению других вопросов.

Нумерий смотрел на своего визави с нескрываемой насмешкой. Он знал причину их противостояния в Сенате, и его это забавляло. Этот знатный патриций так кичился своим происхождением и прозябал в праздности. Нумерий нисколько не страдал от того, что купил свою белую с широкой пурпурной полосой сенаторскую тогу за два миллиона сестерциев, потому что он много работал, и миллионов у него было тоже много. У Нумерия были свои дела во многих провинциях империи. Он занимался поставками оружия римским легионам, строительством акведуков. В его собственности был целый флот торговых судов, снабжавших Рим пшеницей из Египта и Африки. Нумерий получил письмо от Сервия Публия и потому он специально построил своё выступление так, что бы Сенат сам направил его в Нижнюю Паннонию.

Тиберий Луциус посмотрел на сенаторов, обсуждающих на своих местах выступления ораторов. Благообразные седые мужи, лучшие из достойных, представителей древнейших родов Рима. Этот город являлся центром мира, и управлял им с помощью Сената. И он, сенатор Тиберий Луциус, представитель одного из самых древних патрицианских родов имел полное право участвовать в этом управлении. Теперь сенатор пристально смотрел на Нумерия Тулиуса. Откуда они берутся эти богатенькие провинциалы, покупающие за бешеные деньги сенаторские тоги и право выступать в святая святых римском Сенате.

*«Patres conscripti» – отцы, внесённые в список Сената. (с сайта Википедии)

– Кто я, где я, что со мной? – спросил Скору её любимый мужчина, которого, оказывается, зовут Марк. Скора находилась в совершенно непонятном для себя состоянии, и, поэтому за неё ответило её женское естество:

– Ты мой муж, – произнесли губы, и Скора, даже не успела испугаться этой своей лжи, как губы опять стали врать, – ты был на охоте, поскользнулся и упал в реку, ударился головой и потерял сознание, – девушка прижала свои губы рукой.

– Долго я был без сознания?

– Почти две недели.

– Почему ты испугалась?

– Ты очнулся внезапно.

– Мне холодно, иди ко мне, – попросил Марк.

Скора опять утонула в синеве его глаз и пошла к «мужу». Его действительно опять начинало трясти. Она легла рядом, накрыв его и себя одеялом, и осторожно положила свою голову ему на грудь.

– Я ничего не помню, – сказал Марк, продолжая трястись.

– Придёт время, всё, вспомнишь, – прошептала Скора. Марк, почувствовав её тепло, стал к ней прижиматься, его руки заскользили по её телу. Девушка ответила ему поцелуем, их уста слились. Теперь всё было по-другому, его требовательные губы, нежные руки и Скора вновь оказалась в сладком дурмане. Она снова, почти теряла сознание, его горячие губы приводили её в чувство, и она продолжала эти сладкие движения и поцелуи. Наконец утомившись и хорошо согревшись, они уснули.

Скора проснулась ещё до рассвета. Рядом посапывал Марк, именно посапывал, просто спал. Скора улыбнулась и тут же вспомнила о своей вчерашней лжи. От одной мысли, что Марка может не быть в её жизни у Скоры тревожно забилось сердце. Для того, чтобы быть с ним она готова теперь на всё: работать от зари до зари, врать и даже убивать. Она потом сама ему расскажет, кто он на самом деле, а пока Марк только её мужчина. Скора повернулась, чмокнула его, встала, оделась, взяла лук и стрелы и пошла на охоту. Мужчины ведь в основном питаются мясом.

Марк открыл глаза. Глаза постепенно привыкли к полумраку. Он сразу вспомнил, что было вчера. Скора, его жена, они вчера занимались любовью. Он был на охоте, упал, ударился головой и пролежал без сознания две недели, больше он ничего не помнил. Хотя, Марк помнил, как к нему возвращалось сознание. Сначала он стал иногда понемногу слышать, как Скора с ним разговаривала. Это чередовалось с провалами в какой-то мрак. Затем эти провалы становились всё меньше. Потом он стал чувствовать её руки на своём теле, и наконец, его тело ответило, на прикосновения Скоры. Марк улыбнулся, вспоминая вчерашний вечер, ему было хорошо, как…

И тут он понял, что сравнивать свои ощущения ему было не с чем. Того, что было, до вчерашнего вечера Марк не помнил. Он стал осторожно двигать всеми конечностями, поднял вверх руки, развёл их. Пошевелил ступнями ног, затем согнул ноги в коленях, всё работало. Ну, а эта часть его тела, судя по всему, очнулась даже раньше него. Марк опять улыбнулся и попробовал встать. Он упёрся локтями и стал поднимать верхнюю часть туловища. Это давалось ему с трудом, но Марк продолжал подниматься. От напряжения его лоб покрылся капельками пота. В это время послышались шаги и в пещеру зашла Скора.

Марк в тусклом дневном свете, падавшем из расщелины, увидел светловолосую с голубыми глазами стройную девушку, одетую в тёмно-зелёные штаны и рубаху, подпоясанную коричневым широким кожаным поясом. В руках она держала лук и двух зайцев. Увидев, что Марк пытается встать Скора бросилась к нему:

– Не вставай, ты ещё очень слаб, – говорила она, укладывая Марка, обратно, – сейчас я сварю бульон, приготовлю мясо.

– Слушай, а где моя одежда, почему я голый?

– Ложись, ложись всё у тебя будет.

Марк послушно лёг, он и сам почувствовал, что пока в нём ещё не так много сил. Скора развела костёр и засуетилась с готовкой еды. Марк закрыл глаза и провалился в лёгкий сон. Ему снились какие-то большие каменные дома, люди, много людей…

Кто-то потряс его за плечо. Марк открыл глаза, это была Скора. Она улыбнулась и сказала:

– Давай я тебя покормлю, тебе надо набираться сил, – и подложила ему под голову какой-то предмет, затем на удивление сильными руками помогла принять положение полусидя.

– Скора у меня, когда я поднимаюсь, начинает кружиться голова.

– Ну, вот и не подымайся пока, давай я тебя покормлю.

– Я сам.

– Хорошо давай сам, – она дала ему деревянную ложку и держала перед ним глиняную тарелку с бульоном. Марк начал, было, есть, но голова закружилась, и он не мог попасть ложкой в тарелку.

– Давай милый я тебе помогу. Она взяла ложку и стала кормить своего мужчину. У Марка проснулся аппетит, поэтому Скора скормила ему всю тарелку и ещё небольшой кусочек зайчатины. Потом уложила его в постель и укутала одеялом. Марк положил свою руку ей на колено и спросил:

– Скора, а где все остальные люди?

– Они живут в деревне.

– А мы, почему там не живём?

– Вот ты выздоровеешь, и мы туда вернёмся.

– Ты знаешь, всё, что я видел перед собой вчера и сегодня мне знакомо, но я совершенно не могу вспомнить, что было до этого.

– Ничего милый, придёт время, ты всё вспомнишь, а сейчас поспи немного.

– Хорошо, – согласился Марк, закрывая глаза и почти сразу уснул.

Скора сидела подле него и с грустью думала: «Что если, когда к нему вернётся память, он бросит меня и вернётся к своим. Может сходить к колдунье и взять у неё той горечи, вчера ведь всё случилось и не один раз. Ладно, надо сначала к отцу сходить и вообще не надо бояться, всё будет хорошо». Она встала, сладко потянулась и вышла из пещеры.

Скора шла домой. На душе у неё было светло, хотелось петь. Солнышко стояло высоко, была середина лета, людей в деревне было мало, все занимались своими делами. Она поздоровалась с двумя женщинами, проходящими мимо, и повернула к своему дому. Отец Скоры был вождём племени южных свевов. На севере вождём был его родной брат Дидил. Отца звали Деян, он был одновременно и старейшиной рода Деянов. Всего в их племя входило восемь родов. На севере жило ещё десять родов свевов. С братом у отца отношения были не очень из-за постоянных земельных споров. Отец всё время предпринимал попытки их наладить, но видимо опять безрезультатно. Скора это поняла, когда зашла в дом. Отец сидел за столом и хмуро смотрел в окно. Крупный, сильный мужчина с седыми волосами и бородой. Он сжал свои здоровые кулачищи, лежащие на столе:

– Здравствуй тата, – поздоровалась она. Отец отвлёкся от своих тяжёлых мыслей и, улыбнувшись, позвал её:

– Здравствуй моя красавица, ну иди же ко мне, я так давно тебя не видел.

Скора прильнула к нему, он её обнял. Ничего не изменилась с тех пор, когда она была маленькой, и отец брал её к себе на колени и прижимал к своей широкой груди. Вот и сейчас она опять чувствовала себя маленькой девочкой в объятиях своего отца, и Скоре было от этого очень хорошо и спокойно.

Наконец он её отпустил и Скора села на лавку напротив него. Отец внимательно смотрел на неё и, улыбнувшись, спросил:

– Как у тебя дела дочка?

– Всё хорошо тата, – слегка зардевшись, ответила девушка.

– А у тебя?

– А, Дидил опять мутит воду.

– Что никак не удаётся договориться с ним о тех пастбищах?

– Я предлагаю ему использовать их по очереди, а он даже слушать меня не хочет, сказал, чтобы в следующем году нас там не было. Видно придётся новые пастбища искать.

Отец замолчал и ещё раз внимательно посмотрел на Скору:

– Ну а ты, чем тут занималась?

– Я тата сейчас на берегу живу, зайцев, куропаток бью, рыбу острожу.

– А чего пришла?

– Ты же меня сам позвал.

– Я просто увидеть тебя хотел.

– Тогда я побегу? – спросила дочка.

Отец хотел ещё, что-то её спросить, но не стал и, улыбнувшись, отпустил её. Скора подскочила к нему, чмокнула и упорхнула. Деян облегчённо вздохнул, увидев в глазах дочери искорки, которые бывают у всех женщин, только когда они влюблены. Эти искорки скрыть невозможно.

О том, что произошло с его дочерью год назад, ему рассказала Митуса и попросила не донимать девушку. Она сама уже с ней поговорила, успокоила и сделала всё, что было необходимо. Никаких последствий у Скоры быть не должно, она просто должна всё это пережить и успокоиться. Деян был в бешенстве. На таких праздниках допускаются различные вольности, но только по обоюдному согласию. Тогда он отправил одного парня послушать разговоры среди мужчин о том, как они провели праздник Купалы. Кто, где, кого и как. Многие мужчины любят об этом похвастаться друг перед другом. В тот же день парень уже рассказывал вождю о «подвигах» мужчин его племени, но про Скору никто ничего не рассказывал. Поскольку Деян знал, где это всё произошло, он без труда вычислил насильника, видимо тот сам не понял, кем он овладел возле двух берёз. Через несколько дней самые верные дружинники Деяна выследили этого бородатого мужика из соседнего рода. Они схватили его в укромном месте, связали, надели мешок на голову и сообщили вождю. Мужик весь затрясся, когда с него сняли мешок, и он увидел перед собой Деяна с ножом в руке.

– Ты в праздник Купалы овладел женщиной, которая стояла на четвереньках у двух берёз? – строго спросил вождь.

– Да было дело, – уныло отвечал тот.

– А ты знаешь о том, что подобное можно делать только по обоюдному согласию?

– Знаю, но я хмельной был, вот нечистый и попутал.

– А ты понимаешь, почему именно я сейчас стою перед тобой?

– Да, – мужик опустил голову и ждал самого худшего, ведь вождь племени никогда не простит ему свою единственную дочь.

– Ты останешься жить, но никогда и никому ничего не расскажешь.

Мужик поднял голову и с надеждой посмотрел на Деяна. Тот пристально посмотрел на него, в глазах вождя не было пощады. Деян кивнул своим ратникам. Ударом в челюсть мужика лишили сознания. Затем, разжали ему челюсти, небольшим крючком вытащили язык и Деян своими руками отрезал его. Язык он взял себе, завернув в тряпочку. Мужику сунули в рот тряпку, усадили на лошадь и отвезли в Дакию, где и продали в рабство. Конечно, Скоре обо всём этом никто ничего не сказал.

Всё это время отец внимательно наблюдал за своей дочерью. Он боялся, что с дочкой может случится худшее, но с головой у неё было всё в порядке. Лишь в одном её поведение изменилось, она стала носить только штаны, отказавшись от платьев и юбок. И вот, наконец, сегодня Деян увидел, что его дочь влюблена и счастлива в этой своей любви.

Скора взяла в доме комплект мужской одежды, обувь и теперь спешила к своему возлюбленному. Когда она вошла, Марк сидел возле костра на деревяшке, приспособленной под сидение, закутавшись в одеяло, и жарил кусок мяса на углях, проткнув его толстой веткой.

От увиденного у Скоры тревожно забилось сердце:

– Зачем ты встал, тебе ещё нельзя?

– Очень кушать захотелось, – немного виновато проговорил Марк.

– У тебя же голова кружится, здесь твоя одежда, – и Скора положила на лежанку узелок.

– Хорошо, тогда дожарь мясо, – Марк передал ей ветку с куском мяса, и не вставая на четвереньках пополз к лежанке. У Скоры ёкнуло сердце от этой беспомощности её любимого мужчины. Она помогла ему и, уложив на лежанку, закутала в одеяло. У Марка от слабости опять выступили капельки пота на лбу. Скора вытерла ему пот, чмокнула в губы и стала дожаривать мясо.

Марк лежал, голова постепенно перестала кружиться, и он спросил у Скоры:

– Расскажи мне, как мы жили до моего падения. Я ничего не могу вспомнить, когда я пытаюсь это сделать, у меня начинает сильно болеть голова.

Марк говорил с трудом и медленно.

– Ну, вот видишь милый, тебе ещё рано вспоминать, давай подождём ещё пару дней, – произнесла Скора, снимая с углей поджаренное мясо, – тебе сейчас надо много кушать.

– Ты права, надо поесть, произнёс Марк, самостоятельно садясь на лежанке.

– Давай милый, – подала она своему «мужу» тарелку с мясом и куском хлеба, – кушай.

Марк с аппетитом набросился на еду. Скора смотрела него, как смотрели и смотрят все женщины в мире на своих любимых мужчин, когда они их кормят, подперев рукой свой подбородок. В её глазах играли искорки, сердце трепетало, а душа парила где-то под самыми облаками. Марк увидел её взгляд, прервался и спросил:

– А у нас дети есть?

– Пока нет, но уже скоро будут, – задумчиво и всё так же излучая искорки из своих глаз, ответила она.

– Не понял, что значит скоро, – переспросил Марк, дожёвывая кусок мяса.

– Давай ты отдохнёшь, а вечером поговорим.

Марк насытился и его стал морить сон, и он согласился. Уложив «мужа», девушка, сказала ему:

– Милый, ты поспи, а я к бабушке за мазью сбегаю, хорошо?

– Хорошо, – ответил Марк, уже засыпая. Скора чмокнула его и уже на выходе, оглянулась и подумала: «Только бы он не вышел из пещеры, надо что-то решать».

С этими мыслями Скора быстро добежала до домика Митусы. Войдя внутрь, она увидела, что её дома не было, но небольшая печка топилась и на ней что-то варилось. Девушка присела возле стола и задумалась. Марк, так быстро и сильно вошёл в её жизнь, что теперь она даже не представляла себе своё дальнейшее существование без него. Но он римлянин, чужак для всех её соплеменников, включая отца, и даже возможно враг. И что будет, когда Марк вспомнит о том, кто он. За этими тяжёлыми мыслями Скору застала колдунья Митуса. Она так тихо вошла в избушку, что девушка вздрогнула, когда увидела её на пороге с пучками каких-то трав в руках.