Текст книги "Люди и куклы (сборник)"

Кобулов. Когда он велел позвонить?

Зоя. Почему велел? Просил… в десять часов, сегодня. Богдыханчик, что с тобой?!. Да я не собираюсь никуда звонить, ведь ты мне, кажется, уже сделал предложение?

Кобулов (посмотрев мельком на часы, идет к столу и наливает полный стакан вина). Зоя, ты со мной была откровенна, и я с тобой должен быть откровенным.

Зоя. Я вся внимание.

Кобулов. Извини, Зоя, я тебя обманывал, как последний подлец. Я женат, давно… У меня трое детей в Баку.

Зоя (подходя). Ты ее любишь?

Кобулов. Кого?

Зоя. Жену?

Кобулов (очень грустно). Обожаю.

Зоя. Тогда вот она тебе просила передать.

Зоя влепляет Кобулову пощечину, сбрасывает мундир и, прихватив свои вещи, убегает. Хлопает дверь. С балкона входит Анита.

Анита. Куда это Зойка побежала?

Кобулов. За паспортом. Хочет за меня замуж выходить.

Анита устремляется вслед за Зойкой.

Кобулов. Куда?

Анита. Вернусь.

Кобулов снова смотрит на часы и выпивает стакан до дна.

Нестеров (входит). А где Анита?

Кобулов. Сиди, я сейчас догоню. (Быстро уходит.)

Нестеров один. Звонит телефон.

Нестеров (взяв трубку). Слушаю… Зою Серафимовну?.. Вы ошиблись номером, здесь таких нет. (Повесил трубку. Снова звонок) Да. Я же вам говорю… Ах, Зою! Есть, есть… то есть была, а теперь ушла. Вот только что. А кто спрашивает? Алло, алло!

Пожав плечами, кладет трубку. Проходит по комнате, выглядывает на балкон, возвращается, берет свой мундир, повисший на спинке стула. Уходит в другую комнату. Звонок в дверь. Нестеров проходит к двери, открывает. В дверях – Анита.

Анита. Я гитару забыла…

Смотрят друг на друга, потом Анита делает шаг вперед и, положив руки Нестерову на плечи, целует его в губы.

Конец второй картины.

ИНТЕРМЕДИЯ ВТОРАЯ

Навстречу друг другу идут Белобрысый в форме полковника МВД и Вера Викентьевна, аккуратная сухощавая старушка – архивная мышка.

Белобрысый (передает две папки). Информация 3 и 3-А. (Открывает и протягивает канцелярскую книгу.)

Вера Викентьевна со знанием дела расписывается в двух местах.

Ну, как успехи?

Вера Викентьевна. Докладываю: объект входит в тему. Начал проявлять интерес, задает вопросы, пока робкие.

Белобрысый. Ничего, после этого (стучит пальцем по папкам) осмелеет. Да, не разговаривайте с ним через стеллаж – портится качество записи.

Вера Викентьевна. Хорошо, товарищ Балдис.

Белобрысый. Вы не устаете? Может, вас подменить?

Вера Викентьевна. Как сочтете нужным, товарищ Балдис.

Балдис. Это шутка. Вы у нас, Вера Викентьевна, человек незаменимый.

Расходятся.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Угол комнаты в архиве. Стеллаж, стол, лампа. У стола Нестеров делает гимнастические упражнения. Входит В е р а В и к е н т ь е в н а, кладет на стол обе папки.

Нестеров. Ой-ой-ой, укатают Егорку крутые горки.

Вера Викентьевна (смеется). Ничего, Егор Иванович, вы мужчина крепкий, молодой. А в этих папках, может, и найдется что-нибудь любопытное. Чайку свеженького пора?

Нестеров. Спасибо, самое время.

Вера Викентьевна берет со стола чайник и уходит за стеллаж. Нестеров открывает папку, ворошит документы, задумывается.

Вера Викентьевна, наверное, я все-таки и в самом деле чего-то недопонимаю. Вот смотрите: оперативные сводки повышенной секретности…

Вера Викентьевна. Подождите, я вас отсюда плохо слышу. (Выходит.) Что вы сказали?

Нестеров. Сводка повышенной секретности. Приезд на фронт члена Государственного комитета обороны. Прослежены все мелочи: пункты и время передвижения, контакты, темы бесед, даже смены настроений… подробное описание, что на завтрак ел, что на обед… что и сколько выпил за ужином… Понимаю, член Государственного комитета обороны – фигура историческая, слава богу, враги его не отравили, жив-здоров до сих пор. Но читать, что он тогда ел и пил, по-моему, просто глупо.

Вера Викентьевна. Пейте чай.

Нестеров. Чего же вы туда кладете?

Вера Викентьевна. Тут и жасмин, и липовый цвет… (Наливает Нестерову и себе.) Сама в отпуске собираю и сушу.

Нестеров. Очень вкусно. (Разворачивает сверток, раскладывает еду.) Угощайтесь.

Вера Викентьевна. О, у вас сегодня почти полный обед. (Пробует.) Рискну утверждать, что это не вы готовили.

Нестеров. Почему – не я?

Вера Викентьевна. Потому что я никогда в жизни не видела мужчину, у которого хватило бы терпения тушить мясо. Если он, конечно, не повар. И в ресторанах так не готовят, это (тщательно пробует) не наша привычная кухня… очень острая… не восточный, скорее, французский рецепт.

Нестеров (расплывается в довольной улыбке). Испанский.

Вера Викентьевна. Ваша жена готовила?

Нестеров. Нет, моя жена погибла в сорок третьем.

Вера Викентьевна. Простите, я не знала.

Нестеров. Ничего, ничего. Но вообще, вы знаете, такие странные в жизни происходят вещи… Со мной последнее время творится что-то невероятное. Знаете, вы угадали: это действительно готовила женщина. Но не это невероятно. А то, что эта женщина как две капли воды похожа на мою жену, только – испанка.

Вера Викентьевна. Действительно, невероятно. (Улыбаясь.) А как зовут вашу испанку – уж не Кармен ли?

Нестеров. Не верите? Я сам себе не верю. А зовут ее не Кармен – Анита.

Вера Викентьевна. Из республиканских детей?

Нестеров. В университете учится, филолог. Анита Санчес. Правда звучит красиво?

Вера Викентьевна. Конечно, очень красиво. И девушка красивая?

Нестеров. Очень.

Пауза. Едят.

Вера Викентьевна. Список продуктов члена ГКО и военного совета фронта читать, конечно, очень скучно. Но давайте попробуем преодолеть эту скуку вместе. (Убирает папки.) Если в дело группой наблюдения включены одновременно реестр продуктового рациона члена Государственного комитета и список того, что было у него на столе, – я бы сразу же сравнила эти два документа.

Нестеров. Давайте.

Оба склоняются над папкой, Вера Викентьевна водит рукой по списку.

Совпадает, совпадает… тоже совпадает… А это откуда?

Вера Викентьевна. Что вы имеете в виду?

Нестеров. Вот. Второй день за ужином – напиток «Виски» английского производства. А в реестре, кроме водки, ничего не указано. Проглядели?

Вера Викентьевна. Исключено. Может быть, трофейное?

Нестеров. Исключено. Наши части вышли на рубеж за пять дней до этого, и в соприкосновение с немцами не входили. Я и без документов прекрасно помню обстановку. И союзников в частях не было, мы их до открытия второго фронта в глаза не видели.

Вера Викентьевна. Кто не видел, а кто, может, и видел.

Нестеров. Ага… Значит, из-за этой мелочи нужно заново теперь отрабатывать все контакты?

Вера Викентьевна. А вы – способный! Лаврентий Павлович вас правильно выбрал.

Нестеров. Ну, вы мои способности не преувеличивайте. Просто я один из немногих живых свидетелей этих событий. Начальник дивизионной разведки как-никак!

Вера Викентьевна. Тогда – счастливого улова.

Нестеров. Вы меня, как рыбака, напутствуете.

Вера Викентьевна достает с полки брошюру, открывает заложенную страничку.

Вера Викентьевна (читает). «…Я позволю себе сравнить работу агентурно-оперативной сети с сетью рыболова. Десять раз закинет он сеть – на одиннадцатый поймает щуку. И чем больше сеть и мельче клетка, тем больше улов. Этот принцип как принцип никем, нигде и ничем не опорочен».

Нестеров. Сталин?

Вера Викентьевна. ЛПБ.

Нестеров. Тоже здорово.

Вновь склоняется над папкой.

Конец третьей картины.

ИНТЕРМЕДИЯ ТРЕТЬЯ

Момулов в белой черкеске и черном бешмете со знанием дела начищает маршальский штиблет. Появляется Кобулов.

Кобулов. Здравствуй, трудовая пчелка!

Момулов будто не слышит приветствия.

(Подходя.) Слушай, Джафар, я тебе деньги должен был сегодня вернуть. Извини, не получается… Но мамой клянусь, через неделю получишь все до копейки вместе с процентами. Договорились?

Протягивает Момулову руку. Момулов жмет ее медленно, с такой силой, что Кобулов складывается пополам.

Отпусти, ты с ума сошел! Больно!

Момулов убирает второй штиблет и уходит.

(Глядя вслед и поглаживая пальцы, тихо.) Говночист!.. (Уходит.)

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Гостиная в доме Берии. Ковры и оружие на стенах, кальян, китайские фонарики и черная лаковая ширма с драконами. У зеркала в шелковом халате Берия. В руках у него пачка скрепленных листков. В глубине сцены – безмолвный Кобулов.

Берия (глядя в зеркало, гневно, сначала вполголоса). Как ты посмел… Как ты смог… Как тебе позволила твоя черная совесть… (Поворачивается к Кобулову, громко.) Как ты посмел предположить, неблагодарная свинья!.. Нет, что-то не то… (Задумывается, шепчет про себя.)

Кобулов. Может быть, так: как ты посмел обмануть мое доверие!

Берия. Доверие – это годится. (Громко.) Как ты посмел обмануть мое доверие, мерзавец, шпана, сопляк, – нет, слабо, слабо. Кобулов. Может быть: мудак? Нет, это не из моего лексикона. Собачий сын… Щенок… Щенок! Это классика. (Кричит.) Как ты посмел обмануть мое доверие, щенок!

Кобулов. Папа лучше, чем у Тарзана! (Хохочет.)

Берия. Папа, папа… Между прочим, по части папы. Что ты там за историю наплел своему новому закадычному дружку про нашу с тобой педагогическую поэму? Э? Момулов! (Входит Момулов.) Ты знаешь, как судьба свела нас с Богданом Захаровичем?

Момулов кивает.

Нет, ты не знаешь, Момулов, последнюю версию. Оказывается, маленький мальчик Богдаша Кобулов был беспризорником в Кутаиси и жил в паровозном котле.

Кобулов. Я не говорил, что в паровозном!

Берия. Не мешай. Когда этот чумазый цветок жизни сидел однажды в котле, совсем несчастный, мимо, на его счастье, проходил молодой добрый чекист Лаврентий Берия. Он увидел мальчика, заплакал…

Кобулов. Я не говорил, что заплакал!

Берия. Тебе пленку прокрутить? Или лучше я сам расскажу, как уголовник Богдан Кобулов был приговорен в Махачкале к высшей мере наказания и так рыдал и клялся родной любимой мамой, которую сам свел в могилу…

Кобулов. Папа, прости!.. Что я такого плохого сказал?

Берия. Про себя можешь плести все, что хочешь, – сам ответишь. А из меня не надо Деда Мороза делать, я не Никита Хрущев, меня сам Сталин уважал и, если хочешь знать, боялся!

Кобулов (виновато). Я знаю, папа.

Момулов уходит.

Берия (Кобулову). Огорчился, птенчик? И напрасно. Радоваться надо. (Ворошит пачки листов.) Я еще раз прочитал докладную нашего героя и скажу тебе честно: сам не ожидал от него такой прыти. Он не просто идет нам навстречу, он опережает наши желания. Со временем это можно будет издать как квалифицированную военно-историческую экспертизу. (Трижды плюет через плечо.) Ты помнишь его разработку на основе бутылки виски?

Кобулов. Я это место три раза прочитал.

Берия. В нашем скромном полковнике умирает военный сыщик-любитель. Шерлок Холмс, Нат Пинкертон.

Кобулов. Поп Гапон.

Берия. Типун тебе на язык, Кобулов. При чем тут Гапон? Он был провокатор.

Кобулов. Прости, папа.

Входит Момулов с венгеркой на плечиках и со штиблетами.

Берия. Уже привезли? (Кобулову.) Ты что, за ним посылал реактивный истребитель?

Кобулов. Нет, Гогулию.

Берия, переодетый, жестом удаляет Кобулова. Тот уходит.

Берия, посмотревшись в зеркало, подходит к столу, кладет перед собой скрепленные листы, склоняется над ними и бросает через плечо Момулову:

Берия. Давай.

Момулов выходит. Берия неподвижно стоит, склонившись к столу, спиной ко входу. Нестеров входит и замирает у двери, не решаясь нарушить занятий маршала.

(Бормочет, перелистывая страницы.) Как он посмел обмануть мое доверие… Как совесть позволила… мерзавец неблагодарный, щенок…

Нестеров. Здравия желаю, товарищ маршал.

Берия (медленно и тяжело обернувшись, тихо). Добрый вечер, Егор Иванович… Извините, но я по-домашнему. Немножко нездоровится. Что делать – годы, сердце пошаливает. Вот вы, наверное, даже не знаете, с какой стороны у вас сердце… проходите, присаживайтесь.

Нестеров проходит и садится на край кресла.

Может, вы слышали, есть такая старая народная сказка: один юноша, тоже такой молодой, здоровый, как вы, захотел быть первым человеком у своего царя. Царь сказал ему: «Я тебе дам самую высокую награду, но ты за это принесешь мне сердце родной матери». Юноша пошел, убил мать, вырвал сердце и понес царю. Но по дороге споткнулся об камень и упал. И вдруг слышит, сердце спрашивает его голосом матери: «Ты не ушибся, сынок?» (Последние слова Берия произносит сквозь слезы.) Я почему-то вспомнил эту сказку вчера вечером, когда читал вашу докладную.

Нестеров. Я не совсем понимаю, товарищ маршал…

Берия. И я не понимаю, вот что самое страшное. Зачем вам это понадобилось?

Нестеров. Виноват, что именно?

Берия. Именно? Безжалостно заронить в мое сердце такие подозрения, от которых я не спал всю ночь, не могу нормально работать, нормально жить, дышать…

Нестеров. Товарищ маршал, выслушайте меня, пожалуйста. Для меня – это просто личная катастрофа. Ведь если то, что обнаружилось, – правда, то… Ведь я там был, я участник событий, я столько раз читал документы, зашифрованные личным кодом командующего, и ничего не видел, не замечал… Вообще очень странно, что никто до сих пор не обращал внимания на факты, которые лежали на поверхности. Я не прибавил от себя ни слова, только сопоставил документальные данные… Я только немножко копнул…

Берия. Кого вы копнули? Вы соображаете, на каких людей вы замахнулись, кого взяли под подозрение?

Нестеров. Товарищ маршал, это мой долг – доложить вам… Как бы вы поступили на моем месте?

Берия. Вы требуете, чтобы и я перед вами отчитывался?

Нестеров. Я – никак нет, этого я не требую. Но если после смерти товарища Сталина я случайно в архивах военного времени обнаруживаю нити давнего заговора против него, я обязан доложить об этом министру внутренних дел. Даже если сам я в душе не могу поверить в участие командующего в этом страшном деле

Берия. Сердце болит, сердце…

Нестеров. Я позову кого-нибудь?

Берия. Не надо. Вы понимаете, что речь идет о моих старых товарищах по партии – да при чем здесь мои чувства? – речь идет о членах Президиума ЦК, о выдающемся военачальнике… Спасшем Родину, Европу, мир… спасшем вас, тогда юного лейтенанта, из трудной ситуации…

Нестеров. Я понимаю, на что пошел. Но от моей личной воли уже ничего не зависело. Факты сильнее меня.

Берия. Если вы действительно понимаете, к чему вы прикоснулись, вы должны отдать себе отчет в том, что вам грозит в случае ошибки. Еще вчера я назначил компетентную комиссию экспертов для детальной проверки ваших выводов. Если комиссия выводов не подтвердит – трибунал и расстрел. И даже я не смогу и не захочу вас спасти. Сейчас единственное, что я могу для вас сделать, – это заменить одиночную камеру домашним арестом. В знак уважения к вашим боевым заслугам. И еще потому, что я чисто по-человечески виноват, что засадил вас в архивы, может быть, на вашу беду. Сдайте оружие.

Нестеров снимает пояс с пистолетом и отдает Берии.

Молча стоит перед ним.

Вас проводят до машины, Егор Иванович. Там вас ждут и отведут домой. Ваше новое положение вам подробно объяснит Гагулия.

Нестеров. Разрешите идти?

Берия машет рукой. Нестеров уходит. Берия берет скрепленные листы, тщательно рвет их на мелкие кусочки и бросает в корзинку для бумаг.

Берия. Момулов!

Входит Момулов.

Мне сегодня принесли сводку новых анекдотов. Есть смешные. Например: Берия обходит Лубянку. Охранник сидит и читает книжку. Берия ему говорит: «Ах, Момулов, Момулов, все аварские сказки читаешь, а академик Белобородов третий день голодный сидит». Ты думаешь, моя фамилия Белобородов?

Момулов, склонившись, выходит. Берия подходит к дивану и ставит любимую пластинку. Момулов и Кобулов вкатывают сервировочный столик. Берия, стоя, начинает закусывать.

Когда дорога жизни выводит тебя на перевал, где на каждом шагу подстерегают пропасти и обвалы, приятно сознавать, что за тобой идут друзья. Это не каждому дано. У тебя, например, Кобулов, каждый встречный – друг, пока ты его к стенке не поставишь.

Кобулов. Работа такая.

Берия. При чем тут работа? Мои друзья со мной всю жизнь работают, а с ними хоть сейчас можно луну с неба достать, Москву с землей сровнять и заново построить, реки вспять повернуть… Сева Меркулов, Володя Деканозов, Левушка Израельсон… Знаете, дети мои, я сегодня решил, мне не нужна эта неуклюжая беспокойная империя, шестая часть планеты, наследие проклятого прошлого, тюрьма народов. Я не царь, Берии хватит одной России… На Украине пусть хозяйничают Пашка Мешик и Мильштейн. Пусть кушают свои вишни. Прибалтику подарю Янису Балдису – он аккуратный мальчик. Кобулов!

Кобулов. А?

Берия. Возьмешь Грузию?

Кобулов (после паузы). А как же Гоглидзе?

Берия. Поделите по-братски. (Смотрит на Кобулова.)

Момулов, смотри, какое у него лицо глупое стало.

Кобулов. Что вы ко мне целый день цепляетесь, Лаврентий Павлович? То молодец Кобулов, то дурак Кобулов. Что вы со мной, как кошка с мышкой, играете? Что я вам – Зойка? Я вам не Зойка…

Берия. О, ревнуешь? Мне это очень приятно.

Кобулов. Правда, папа… Ну что, в Москве блондинок мало? Как мне только какая-нибудь девушка понравится, вы сразу подъезжаете. Обидно просто.

Берия. Потому что ты девушкам головы морочишь. Я, по крайней мере, жениться не обещаю.

Кобулов. Потому что вы женаты.

Берия. А ты не женат? Я твоей жене пожалуюсь.

Кобулов. А я вашей пожалуюсь.

Берия. Посмотри, как ты Момулова насмешил. Просто умрет сейчас от смеха. Эх, птенчик мой, ничему тебя жизнь не учит. И жить торопишься, и чувствовать спешишь. Кто это сказал?

Кобулов. К сожалению, не я.

Берия. Сердишься, когда не нужно. Ты знаешь, какой ты занудой станешь в моем возрасте? Посмотри на меня, я почти в два раза старше тебя. А девушки предпочитают меня. Почему? Ты видел, чтобы я когда-нибудь напивался пьяным? Врал, что я прыгал с парашютом в тыл врага? Да, я не умею готовить хинкали, зато я читаю книжки. А ты, работая у нас столько лет, имеешь возможность читать прекрасных поэтов – Мандельштама, Гумилева, Цветаеву, да мало ли? А ты даже Лермонтова не знаешь.

Кобулов. Знаю я вашего Лермонтова. Зачем он грузин обидел?

Берия. Что значит – обидел?

Кобулов. Зачем он написал: «Бежали робкие грузины»?

Пауза.

Берия. Вот видишь, Кобулов, незнание рождает незрелые выводы. Ты столько лет говоришь на великом русском языке и не улавливаешь интонаций. А чекисту это необходимо – интонация выражает смысл. Лермонтов действительно написал такую фразу. Но как? Ты думаешь: «Бежали робкие грузины»? Нет! «Бежали робкие грузины»! А смелые, конечно, не бежали. Это был великий поэт. Разве ты сможешь объяснить это девушке?

Кобулов. А малолетке, которую к вам Момулов заманил, вы про какого поэта объясняли? Про Чуковского?

Берия (переглянувшись с Момуловым). Знаешь, как ты кончишь свою жизнь, Кобулов? Однажды все девушки и женщины, которых ты обманул, соберутся со всех концов страны и устроят грандиозный процесс над тобой. И блондинка Зоя выступит на этом процессе прокурором и спросит: «Как случилось, что ты, подсудимый Кобулов, не выполнил своих клятв и не женился на всех нас хотя бы по очереди?» Что ты скажешь тогда в свое оправдание, преступник Кобулов?

Кобулов. Я знаю, что скажу! (Падает на колени, вдохновенно, со злостью.) Уважаемые граждане судьи! Воспользовавшись моим доверием, Лаврентий Павлович Берия обвел меня, как щенка, вокруг пальца… Я хотел счастья для всех и вовремя не раскусил…

Берия (кричит). Хватит! Пошел вон! Вон!

Кобулов (испуганно). Папа, мы шутим, я пошутил… (Пытается обнять колени Берии. Тот отталкивает Кобулова ногой.)

Берия (хрипит). Вон отсюда!

Кобулов убегает.

(Момулову.) Ты слышал, ты слышал? Ведь если провал, он так и скажет… Именно так и скажет… Ему поверят, а мне нет! (Хохочет в истерике.) Это смешно! Я единственный человек в стране, нет, в мире, для кого смерть Сталина – это трагедия, страшная трагедия… Зачем он оставил мне жизнь? Почему я один должен за всех расплачиваться? Разве это справедливо? Я хочу жить… хочу… У меня нет выхода: они думают, что я за все отвечу, я, Лаврентий Берия! Вот – им! (Делает похабный жест.) Я их заставлю песок кушать! Я хочу жить… жить… Ты ведь не оставишь меня, Джафар?

Берия припадает головой к плечу Момулова и рыдает.

Момулов гладит его по голове.

Конец первого акта.

АКТ ВТОРОЙ

КАРТИНА ПЯТАЯ

Рабочий кабинет Берии, тот же, что и в первой картине. Берия в элегантном штатском костюме, при галстуке, разговаривает по телефону.

Берия. Нет, Климент Ефремович, Хрущев и компания настаивает на пересмотре. Но вы же… Да, это другое дело. Это нормальный акт гуманности, люди поймут и будут признательны, да. Да, при Сталине это было бы невозможно. Но нужно отделять эмоции от существа вопроса. Мы, конечно, и дальше будем работать в этом направлении, но ведь меня не посадили, вас не посадили, Хрущева не посадили… Значит, было не за что. Согласен, при таком большом объеме работы неизбежны недоразумения, но здесь не надо торопиться, чтобы не наделать новых ошибок, вернее, не сделать больше ни одной ошибки… Ну вот видите, а я вам что говорю: в народе укрепилось мнение – мы зря не сажаем.

Да, Абакумов горяч, не спорю, но преданный сотрудник… Я думаю, прежде всего – партии, а потом уж мне лично. Мне докладывают, что по Москве пустили шутку, что Берия – новый советский миллионер – уже освободил миллион человек. Вот когда так шутят – сердце радуется. Есть готовить документацию на следующий этап амнистии! Нет, нет, Климент Ефремович, я только исполнитель – ворошиловской амнистии. Будьте здоровы, до встречи. (Кладет трубку.) Старый дурак! (Нажимает кнопку селектора.) Кобулова ко мне.

Через небольшую паузу входит Кобулов.

(Кобулову.) Ворошилова я успокоил. Нужно ускорить освобождение амнистированных уголовников и строжайший учет каждого на местах – пошевеливайтесь, бюрократы. Собирайте в кучу лагерную пыль. Когда начнется гражданская заварушка – мой миллион нас отблагодарит. Срочно готовьте новые списки.

Кобулов кивает.

Ты почему ничего не записываешь?

Кобулов. У меня все в сейфе. (Тычет себя в лоб.)

Берия (хмыкнув). Сейчас меня беспокоит отсутствие контроля над прессой.

Кобулов. Центральной?

Берия. За центральную прессу я всегда спокоен. Подозрительно оживлены иностранцы. Правда, Лева поговорил с Лазарем, тот берет это на себя, но я ему не слишком доверяю. Проследи. Что докладывает Мешик?

Кобулов. Ваше приказание выполнено. Агент от Жукова отозван.

Берия. А документ с моим шифром?

Кобулов. Документация, которая вас тревожила, уничтожена Мешиком лично. Да, и Строков командирован по области.

Берия. Какой еще Строков?

Кобулов. К Никите бегал.

Берия. А! (Отмахивается.) Обеспечена глухая блокировка связи Кремля с московским гарнизоном?

Кобулов. Все в состоянии боевой готовности.

Берия. В новом «сейфе» есть еще место?

Кобулов. Немножко есть.

Берия. Подготовь шифровку для всех наших друзей вне Москвы; сигналом о том, что операция прошла удачно, будет передача по радио моей любимой песни по заявке… ну, скажем… одного инженера-нефтяника из Баку.

Кобулов. Папа, ты все знаешь! Спасибо за доверие.

Берия. А теперь займемся нашим исполнителем.

Кобулов. Исполнитель здесь.

Берия. Зови.

Кобулов (нажимает кнопку селектора). Введите арестованного.

Входит, держа руки за спиной, Нестеров. Останавливается, глядя на Берию и Кобулова, деловито просматривающих какие-то бумаги у стола.

Нестеров. З… з… Здравствуйте.

Берия. Здравствуйте, Егор Иванович. Проходите, садитесь. Товарищ Кобулов, верните гвардии полковнику его личное оружие.

Нестеров. Товарищ маршал…

Берия. С этой минуты вы можете обращаться ко мне по имени-отчеству: Лаврентий Павлович.

Нестеров (взяв оружие из рук Кобулова). Лаврентий Павлович…

Берия. У нас нет времени на сантименты…

Нестеров. Товарищи, я…

Берия. Товарищи все понимают, Егор Иванович. Подтвердилось не только то, что открыли вы, но и то, что давно-давно…

Кобулов. С тридцать девятого года!

Берия. И даже раньше подозревали мы, чекисты, но ваше открытие явилось последней соломинкой, которая переломила спину верблюда. Страшно сознавать, но мы не смогли вовремя раскрыть и предотвратить самое ужасное преступление в истории человечества.

Нестеров. Какое преступление?

Берия. Подлое убийство великого вождя.

Нестеров. Сталин был убит?

Берия кивает трагически.

Кем?

Берия. Это мы обязаны выяснить и доказать. Здесь мало одних подозрений. За последние годы заговор безмерно разросся. Нам стали известны конечные цели заговорщиков: представить строительство социализма в СССР как неудавшийся опыт, возложив вину за историческую неудачу на Сталина и ближайших его соратников, поставить партию над народом в целях ликвидации рабоче-крестьянского строя, восстановления капитализма и господства буржуазии. Разрушить традиционную дружбу народов нашей страны, вызвав распад нашего многонационального государства. Сложность контрреволюционной ситуации заключается в том, что в качестве заговорщиков выступают некоторые члены Президиума ЦК и Правительства в сговоре с отдельными военачальниками. Некоторых нам удалось выявить и взять под контроль, но мы уверены, что это не главные заговорщики. Перерожденцы, составляющие ядро заговора, до сих пор скрыты под масками. У нас, призванных охранять безопасность народа, государства и Революции, нет иного выхода, как одновременный арест всей партийно-государственной и военной верхушки. Только изолировав людей друг от друга, мы сможем безошибочно отделить злаки от плевел, честных коммунистов от продажной сволочи, друзей от врагов. И это надо делать немедленно. Как говорил Ленин: промедление смерти подобно.

Нестеров. Лаврентий Павлович, товарищ маршал, приказывайте!

Берия (останавливает его жестом). Мы не сомневаемся, что вы готовы выполнить любое наше приказание. Вы уже нам очень помогли, и миссия, которую мы вам определили, может считаться с успехом законченной.

Нестеров. Товарищ маршал, разрешите доказать, что я способен на большее.

Берия. Да, в жизни всегда есть место подвигу… А вы ведь и начали свою жизнь, повторив подвиг Павлика Морозова. (Задумывается.)

Кобулов. Разрешите обратиться, товарищ маршал.

Берия. Слушаю вас.

Кобулов. Я три месяца провел бок о бок с полковником Нестеровым и думаю, что лучшего кандидата нам не следует искать.

Берия. Я тоже об этом думаю. Скажите, Егор Иванович, вы сильно переволновались во время домашнего ареста? Мне очень важен ваш искренний ответ.

Нестеров. Честно говоря, да.

Берия. А что вас больше всего беспокоило: трибунал, страх расстрела?

Нестеров. Лаврентий Павлович, смерти я не боюсь. У меня были возможности в этом убедиться за четыре года войны.

Берия. Но все-таки, что же вас беспокоило?

Нестеров. После того, что я узнал сейчас, как-то стыдно и не ко времени признаваться…

Берия. В чем?

Нестеров. Это очень личное, Лаврентий Павлович.

Берия молчит.

Но от вас и Богдана у меня секретов быть не должно.

Кобулов. Неужели все-таки влюбился?

Нестеров. Влюбился. По уши. Вы не поверите, я с ума сходил, что, может быть, больше никогда ее не увижу. Ведь она ни пройти ко мне не могла, ни позвонить. Что она обо мне думает? Куда я пропал? Сбежал, обманул?.. Мучился, что не признался ей, не сказал прямо, что люблю ее… да я сам этого не понимал, пока снова смерти в глаза не заглянул. Ведь я думал, что в жизни больше полюбить не смогу… Моя жена погибла в сорок третьем году, и так нелепо: умерла от родов… Вот судьба-индейка! На фронте столько раненых из-под огня вытащила – ни царапинки, а здесь… дочка осталась, Люська… с моей матерью живут в деревне.

Кобулов. Слушай, Гоша, а правда Аня на твою жену похожа – или так тебе сначала померещилось?

Нестеров. Померещилось и до сих пор мерещится. Она с Катей как две родные сестры… У меня вся жалость, вся боль за жену и любовь к Аните слились в одно… словно Катя ко мне вернулась, и такой прекрасной, какой я ее никогда не знал. (Замолкает, закрыв лицо ладонями.) Извините, товарищ маршал.

Берия (после паузы). Вам можно доверить судьбу страны. Вы убедили меня, и, как ни странно, не своими геройскими подвигами, не тем, как защищали свое достоинство во время испытаний здесь, у нас, а тем, с какой силой вы способны любить! Да! Ибо только человек, способный сильно любить, может сильно ненавидеть. Так думал великий Сталин. Слушайте меня внимательно: двадцать седьмого июня, то есть послезавтра, в девятнадцать тридцать, в Большом театре состоится премьера новой оперы «Декабристы», на которой предполагается присутствие всех членов правительства и главных военачальников. Лучшего случая нельзя представить. Я не могу лично руководить арестом заговорщиков – враги нашей страны за рубежом моментально преподнесут это как дворцовый переворот. Арест должен осуществлять человек из народа, воспитанный народом, проливший кровь за народ, известный в народе, любимый народом. От имени народа и партии, именем революции это сделает Герой Советского Союза, гвардии полковник Егор Иванович Нестеров!

Нестеров (встает). Служу Советскому Союзу!

Берия. В ваше единоличное распоряжение выделяется специально подготовленная группа автоматчиков. Вы отчитываетесь только передо мной.

Нестеров. Слушаюсь, товарищ маршал.

Берия (Кобулову). Товарищ Кобулов, познакомьте спецгруппу с их командиром и лично проводите полковника домой. Внешнюю охрану не снимать. (Нестерову.) Но теперь они не стерегут вас, а охраняют. Конечно, не от вашей любимой. Для нее вход и выход всегда свободен. С деталями операции вас познакомит Богдан Захарович.

Нестеров. Разрешите идти?

Берия. Идите.

Кобулов и Нестеров идут к выходу. Берия смотрит им вслед и окликает.

Егор Иванович, когда победим, на свадьбу пригласите?

Нестеров (очень взволнованно). Лаврентий Павлович, у меня отца… вы знаете, нет. Вы мне теперь как отец.

Берия. Удачи тебе, сын мой.

Берия и Нестеров уходят.

(Набрав номер телефона.) Балдис, отмотай пленку на последнюю фразу Кобулова. Да, включусь сам.

Кладет трубку. Звонок другого телефона.

(Долго слушает.) Нет, я категорически против. Не разрешаю. Да, отменяю все ранее намеченные мероприятия. Правительство тоже имеет право на отдых. Хорошее самочувствие членов правительства – это тоже дело государственной безопасности. Да, можете действовать от моего имени. Извините, я занят. (Вешает трубку. Нажимает кнопку селектора.) Сотрудник из девятого отдела в приемной?

Голос из селектора. Так точно, товарищ маршал.

Берия. Жду.

Входит Анита. На ней форма лейтенанта МВД.

Анита. Товарищ маршал, лейтенант Санчес по вашему приказанию явилась.

Берия (долго рассматривает стоящую по стойке смирно Аниту). Вот вы какая, агент Кармен… Вольно, прошу! (Предлагает сесть в кресло. Сам садится напротив.) И скажите мне ваше настоящее имя, потому что мне предстоит разговор не только с хорошим агентом, но и с очень красивой женщиной.

Анита. Анита.

Берия. Анита… Богдан Захарович говорил мне, что ваша мечта хоть одним глазком взглянуть на родной дом. Вы где родились?