Текст книги "Оранжевая смута"

5

Виктор Писоевич, покидая посольство США, не знал, что Катрин находилась в соседнем помещении с кабинетом Майкла и в глазок наблюдала за своим будущим мужем. Высокий, стройный, улыбчивый, с большой густой шевелюрой и добродушным лицом, он покорно кивал головой и иногда выговаривал волшебное слово «йес», она от этого млела и сразу пришла в дикий восторг от его внешности. Она знала много мужчин до него, но никто не произвел на нее такого впечатления с первого раза. Как только он покинул кабинет Майкла и стал спускаться вниз по ступенькам, Катрин буквально влетела к Майклу, расцеловала его и все время произносила «о'кей».

– Я изнасилую его прямо на улице, – сказала она Майклу, порываясь убежать в посольскую гостиницу, дабы перед зеркалом во всю стену менять не только платья, но и прическу.

– Збигнев начнет ревновать, – заключил Майкл.

А Виктор Писоевич решил пройтись пешком, как простой смертный, и, когда увидел свободную скамейку в небольшом скверике, решил присесть, вдохнуть свежего воздуха полной грудью.

«Я, должно быть, божий избранник, – думал он, сидя на скамейке, закинув ногу на ногу. – Ни один человек в Украине не знал и не знает такого взлета, никому судьба так не благоприятствует, как мне, великому сыну нации. Моей будущей супруге Катрин, должно быть, здорово повезло, раз она будет иметь такого мужа, как я. И хорошо, и хорошо. Мне не стоит особенно выпендриваться, наряжаться, душиться, я могу и в майке появиться ей на глаза, потому что это я, а не какой-нибудь Гришка с шахты имени Артема. Если мы не понравимся друг другу, ничего страшного: это будет политический союз. Два миллиарда долларов на оранжевую революцию – таково приданое моей невесты. Это что-то да значит. И покровительство Америки, самой могущественной страны. А я, будучи президентом, в течение двадцати-тридцати лет заработаю гораздо больше двух миллиардов долларов. – Он посмотрел на свои ноги и увидел большое жирное пятно на брюках выше колена. – Брюки, пожалуй, придется сменить. И галстук по новой завязать. Что-то молния на брюках всегда расстегивается. Необходимо учесть сие обстоятельство. Катрин, должно быть, очень ревнива».

В этот раз Писоевич явился домой довольно рано. Жена не только обрадовалась, но и удивилась.

– Завтра я улетаю в Америку, – объявил он вдруг. – В Вашингтоне съезд руховцев, меня пригласили сделать доклад на этом форуме.

– А Борис Поросюк? Он же руководитель «Руха»? Он что, не поедет?

– Меня пригласили, а не его, – произнес недовольным голосом муж.

Супруга пожала плечами и молча стала собирать мужа в далекий путь.

Самое трудное, что пришлось пережить Вопиющенко в этот день, это звонок Майкла и его известие о том, что Катрин прилетела раньше на один день и что она уже ждет его в гостинице «Киев».

– Не может этого быть! – воскликнул он в порыве восторга. – Американская делегация во главе с великим сыном Америки Збигневом уже ждет меня в посольстве? Благодарю, благодарю, от всего сердца благодарю. Я скоро там буду.

Он лгал так правдиво и так искренне, что жена тут же принялась гладить новый галстук и даже достала оранжевую рубашку, но Вопиющенко уже ничего не видел, ничего не слышал, он какое-то время постоял перед большим зеркалом в прихожей, поправил галстук и схватился за ручку двери.

Людмила пыталась догнать его, но лифт закрылся перед ее носом, не дав ей сообразить, что увозит мужа от нее навсегда.

Путь до гостиницы «Киев» оказался на удивление длинным, казалось, количество светофоров увеличилось вдвое, а постовых милиционеров вчетверо. Он уже держал удостоверение депутата в раскрытом виде и, когда работник ГАИ подходил ближе, совал ему в нос и говорил: опаздываем.

– Не ездите на такой высокой скорости, это небезопасно. Счастливого пути, – козыряли работники дорожной службы.

Проверка документов при входе в гостиницу заняла много времени. Он уже искал глазами американку украинского происхождения, думал, что она спустится, чтоб встретить его, и сожалел, что не запомнил номер, в котором остановилась великая гостья. «Может, пошутили надо мной, – подумалось ему, и он грустно вздохнул. – Ничего, посмотрим».

И вот наконец номер тридцать три. Он постучал.

– Хэллоу! – раздалось за дверью, а потом показалась дородная девушка украинского телосложения. – Плиз!

– Моя прелесть! Настоящая украинка! Ты вернулась на родину, это очень хорошо, это великолепно.

Лицо Катрин сияло от радости. Она выглядела в глазах Виктора Писоевича немного задержавшейся зрелой девушкой, лет двадцати шести, двадцати восьми. Он невольно сравнивал ее со своей пока что законной супругой и приходил к выводу, что она ничуть не лучше Люды. Может быть, более живая, более массивная, более самоуверенная, и, вполне вероятно, что с такой нигде не пропадешь.

Катрин оказалась образованной, деловой и немного начитанной. Ее отец, сержант советской армии, в конце Второй мировой войны, воюя в Германии, перешел на сторону американцев и уехал в Америку, женился и стал довольно зажиточным человеком. Только в десятилетнем возрасте Катрин узнала, что ее корни на Украине и что она когда-то должна посетить эту страну во что бы то ни стало.

И вот такой случай, и жених просто красавец…

Три дня и три ночи хватило на то, чтобы насытиться друг другом, причем к концу третьего дня Вопиющенко выглядел усталым, каким-то сморщенным и вялым. Но не беда: обычное воссоединение сменилось политическим, экономическим и прочим единством, среди которых перспектива стать первой леди страны, пусть и такой бедной, как Украина, для Катрин было на первом плане. Именно это обстоятельство делало Катрин покорной, ласковой, преданной, и, когда она позже поняла, что эти три ночи и три дня не прошли даром, она была счастлива как никогда в жизни, – испытать радость материнства было давно пора.

И вот Америка, сказочная страна – страна, господствующая над всем миром. Остались две страны – Китай и Россия. Это нехорошие, непослушные страны, их надо опоясать ракетами, военными базами и, главное, враждебными режимами. Короче, их надо сломить, сделать послушными. Украину надо оторвать от России. Для этого есть хорошая почва… и есть кандидатура. Это счетовод, бухгалтер с Галичины Виктор Писоевич. Они с Катрин летят…

В первый же день приезда в Вашингтон, в одной из загородных резиденций их принял Збигнев Пробжезинский и имел с ними трехчасовую беседу. Катрин оказалась хорошим политиком и дипломатом. Вопиющенко она все больше и больше нравилась. После беседы, которая носила в основном нравоучительный и инструктивный характер, знаменитый американец польского происхождения выделил свою машину, и Катрин увезла жениха в свой загородный двухэтажный особняк с подземным гаражом, бассейном, сауной и другими постройками. И все это было обставлено с отменным вкусом, дорогой современной мебелью.

– Виктор, будь как у себя дома, – сказала она, ожидая поцелуя хотя бы в щеку.

Но Виктор не торопился с этим. Как дипломат и политик он проявил выдержку, был хладнокровным. Это еще больше раззадорило Катрин. После шикарного ужина она уложила его в роскошной спальне на водяном матрасе и сама улеглась рядом в чем мать родила. Теперь она была великолепной в постели, гораздо лучше, чем в Киеве, и Писоевич понял, что он сейчас влюбился по-настоящему: она его покорила, если не сказать поработила как женщина. Законная жена Людмила просто серая мышка по сравнению с Катрин.

Виктор уже на следующий день сделал Катрин предложение, попросив ее, если это возможно, пожить какое-то время, пока не кончится процесс развода, в гражданском браке. И Катрин с радостью согласилась.

– Я твоя судьба, – сказала она, – и нарожаю тебе шестерых детей, будущих политических деятелей. Все у нас будет хорошо, и мы объединим наши капиталы.

6

Виктор Писоевич привез свою гражданскую жену в Киев и месяца два жил с ней в полной духовной и телесной гармонии, отойдя на какое-то время от дел, имеющих, как он полагал, важное значение для будущего украинской нации. «Однако всему, что имеет начало, приходит конец», – изрек он про себя историческую фразу.

В это утро он проснулся рано и впервые почувствовал себя зятем Америки. Катрин рядом уже не было, она ушла на кухню готовить мужу сандвич.

Заложив руки за голову и обняв ладонями затылок, он устремил глаза в потолок, куда едва доходил свет ночника, улыбнулся довольный. В эту ночь сон был крепкий, даже снов не помнил.

Теперь хорошо думалось. Мысли роем лезли в голову и требовали систематизации. Все складывалось как нельзя лучше, за исключением того, что законная жена Людмила забила тревогу во все инстанции. Президент Кучума успокаивал ее: муж жив. Он, правда, очарован другой особой, да так крепко, что он сам ничего не может с собой поделать. Кто-то из друзей Америки настаивает на том, чтобы он, Виктор Писоевич, стал зятем великой страны, и это так соблазнительно, что ни один мужчина не мог бы отказаться от такой чести.

– Придется, голубушка, согласиться на развод, – убеждал Людмилу Кучума. – Ты еще молода, красива, найдешь себе друга и заживешь с ним припеваючи.

– А куда я дену двоих детей? Нет, нет, о разводе я и слышать не хочу. Я обращусь во все газеты, на телеканалы, выступлю в прессе и расскажу, что он из себя представляет.

Этот разговор каким-то образом дошел до Виктора Писоевича, и сейчас он вспомнил о нем и его лицо, еще гладкое, румяное, как у его духовных наставников на Галичине, сморщилось.

«Придется лишить ее жизни, – пришла в голову страшная мысль, которая, однако же, взбодрила его и заставила приподнять голову. В спальне никого не было. И хорошо, потому что ему показалось, что он произнес это вслух. – Как-нибудь так, не своими руками, конечно. Есть люди, которые за небольшую плату сделают все так, что комар носа не подточит».

Как у всякого мудрого человека, мысль повернула в другую сторону.

Вчера лидер «Руха» Борис Поросюк доложил, что на западе страны его люди, руководители одной из самых популярных партий, уехали в Англию к Борису Березовско-Гнильскому, а затем отправятся в США, дабы договориться о финансировании президентской избирательной кампании. Фамилии не назывались, но Виктор Писоевич сам догадался, кто из его окружения давно напрашивался на свидание с опальным российским олигархом.

«Молодцы, побольше бы таких людей в моей вильной Украине. Хотя более надежного посредника между мной и западным миром, чем моя супруга, не найти. Значит, дела идут как нельзя лучше. Можно продолжить обучение галичанских юношей, составляющих боевые отряды – костяк оранжевой революции. Зря Кучума с Яндиковичем выпустили плакат под названием «Бывшие идут». Ну и что, что бывшие? Бывшие придут, а бывшими станут те, кто пришел раньше нас. Моя нация это прекрасно понимает, и она требует от меня великих свершений. И я готов к этим свершениям. Никуда от этого не денешься. И я иду к тебе, моя нация, мой народ. Я твой сын, а ты – мой народ. При этом я буду руководствоваться коммунистическим лозунгом: для достижения цели все средства хороши. Мою связь с руховцами не одобрят на востоке страны. Там основная часть населения симпатизирует русским, да и сами они русские. Зато запад на моей стороне. Я пригрел руховцев. И не зря. Они меня переубедили. И внушили, что я должен стать отцом украинской нации, которая никогда больше не воссоединится с москалями. А это будет по достоинству оценено населением западной части Украины. Мне лишь бы победить на выборах. Какая разница, как я буду это делать. Деньги тут играют немаловажную роль. Помогайте, раскошеливайтесь, мои западные друзья, взамен я отдам вам Украину всю, с потрохами. Вводите сюда свои танки, стройте аэродромы, придвигайте свои войска к русским границам. У вас есть хорошее название, хорошая организация – НАТО. Вот в это НАТО мы и вступим, немедленно, как только я окажусь в кресле президента».

В это время Катрин просунула голову в приоткрытую дверь, но Виктор Писоевич плотно сжал веки, притворился спящим. Ему надо было еще обдумать некоторые вопросы. Катя ушла, неслышно придавив дверное полотно.

«Она молодец. Настоящая американка, не то что эта клуша, моя жена. После развода я ей всучу пять тысяч долларов. Разве этого мало?» – Его мысли тут же перескочили на Катрин. В памяти возникли гостиница «Киев», где они познакомились…

Дверь снова открылась, теперь уже полностью, Катрин вошла решительно и схватилась за край одеяла, дабы разбудить мужа, великого человека, который волею судьбы не принадлежит себе.

– Дорогой, иди, перекусишь, – попросила она.

Виктор Писоевич спустил ноги на ковер, медленно повернул голову и, увидев стрелку на часах на цифре девять, тут же вскочил как ужаленный.

– О, Боже! – воскликнул он. – Я уже опаздываю. Почему ты не разбудила меня раньше? Через десять минут за мной приедут.

– Как я могла? Я была бесконечно рада, что ты, наконец, лежишь в кровати, не ворочаясь, и даже похрапываешь. Тебе нужен отдых как никому. А сон, глубокий сон – бальзам для организма. Ты можешь полностью разрушить нервную систему – как же ты, больной, будешь управлять великой страной? Я бы на твоем месте весь воскресный день отдала полному отдыху. Я даже не претендую на совместную прогулку, не хнычу, что ты, после двух месяцев, пролетевших, как сонное видение, оставляешь меня одну в своем дворце. Я тут никого не знаю и даже языка не знаю и могу только мычать в присутствии твоих служанок. Другая бы на моем месте подумала, подумала и завела себе любовника, а я… верна, несмотря ни на что. Жаль, что жен президентов не коронуют, а это было бы пусть небольшой, но все же наградой за те неудобства, если не сказать страдания, которые мы испытываем со знаменитыми мужьями.

– Я не уверен, буду ли я президентом, но если стану им, издам указ о коронации жен президентов, как только приму присягу, – произнес Вопиющенко, открывая входную дверь и ступая на площадку. – А преподавателей украинского языка я тебе пришлю сегодня же. Изучай язык своего мужа, он ничуть не хуже английского.

– Дай я тебя хоть поцелую, – сказала жена. Но он хлопнул дверью и стал быстро спускаться по боковой лестнице, не дожидаясь, когда придет лифт.

«Если бы я знала, что меня ждет такая участь, ни за что не согласилась бы поехать в эту страну. И вообще, у жен знаменитых мужей незавидная судьба. Лучше проще, да лучше. Простой парень всегда бы держался моей юбки, он принадлежал бы только мне, а этот принадлежит всем, кроме меня. Вон Клинтон изменял своей супруге с Моникой, а потом она его еще и опозорила на весь мир, пустая, ничтожная натура: честь и совесть продала за деньги, сочинила трактат о своих взаимоотношениях с президентом. Не исключено, что такая же Моника найдется и на Украине, и не одна. Что я тогда буду делать? Как появлюсь на глаза родителям?»

Ахнув, она бросилась на балкон и увидела у подъезда несколько иномарок, в том числе и машину мужа, а также целую толпу молодых людей, членов штаба избирательной кампании, среди которых была и одна довольно симпатичная девица, гораздо моложе, чем она, супруга. Эта дама стояла рядом с ее мужем, явно строила ему глазки. И этим дело не кончилось. Она взяла его под руку, отвела в сторону, что-то шептала ему на ухо, а потом, когда он стал кивать головой в знак согласия, обвила его ручками вокруг шеи и дважды поцеловала в щеку.

Виктор Писоевич был настолько поглощен этой встречей, что даже не поднял голову, дабы увидеть свою супругу, пусть и не ответил на поцелуй дамы, стеснялся членов штаба избирательной кампании, а повернулся к своей машине, открыл заднюю дверь и пропустил даму вперед.

Точно, это его любовница, подумала жена, чувствуя, как у нее поднимаются волосы на голове. Все машины, кажись, их было пять, рванули одновременно, столбы пыли слились в единый столб, а этот столб достиг балкона и стал накрывать ее пышные, аккуратно уложенные волосы.

Вскоре раздался звонок в дверь. Это был знакомый двойной звонок старшего сына Виктора Писоевича от первого брака Андрея. Он стоял перед глазком в ожидании, что откроют дверь, но мачеха не торопилась: ей не хотелось предстать перед ним в озабоченном виде. Он точно спросит, что произошло и почему папы нет дома, а она, что она скажет?

Сказать, расплываясь в улыбке, что он уехал на важную встречу сегодня, в воскресенье, будет неправдоподобно, а сказать то, что она думает о поведении мужа, она не решалась. Надо было проверить самое себя.

Но звонок повторился. Он был более длинный и настойчивый.

– Андрюша, входи, – произнесла она, снимая защелку и поворачивая ключ в двери.

Андрей вошел мрачный, молчаливый, скупо поздоровался, снял верхнюю одежду и только потом зашел на кухню, где уже дымился кофейник и красовался торт, приобретенный в магазине еще вчера.

– Папа что, не ночевал дома? – спросил он таким тоном, будто мачеха во всем виновата.

– Ночевал, а где он должен ночевать? Сейчас самый разгар выборной кампании, будь она неладна, как говорят у вас на Украине.

– Терпите. Этого требуют интересы государства. Моя мать была согласна терпеть все, да она и терпела, как могла. И если бы не появились вы, мы, его дети, не были бы наполовину сиротами, – сказал Андрей, глядя на мачеху осуждающим взглядом.

– В этом не я виновата. Ты лучше поговори на эту тему со своей мамой и отцом, когда его встретишь.

– Отец только улыбается или морщится, а мать пожимает плечами да умывается слезами. Но чаще она винит вас: вы знали, что у него семья, и, тем не менее, заманили его в свои сети… легли с ним в постель. Вы показались ему лучше мамы, не так ли?

– Когда вырастешь и женишься, с тобой может произойти то же самое. Тогда и сможешь найти ответ на свой сегодняшний вопрос. А пока потерпи. Попей кофе, а я пойду выпишу тебе чек на тысячу долларов.

– Спасибо, не надо. Я переживаю за маму. Если с ней что-то произойдет, вы будете в этом виноваты.

– А что может произойти?

– Как что? Ее могут прикокошить, она сама может наложить на себя руки. Ее могут отравить, затем как будто лечить в какой-нибудь больнице до тех пор, пока она там не отдаст концы.

Катрин вздохнула и ушла в другую комнату. Она выписала чек на пять тысяч долларов, вернулась на кухню, где Андрей уплетал бутерброд с икрой, и положила чек на стол.

– Негусто, – промолвил Андрей, пряча чек в карман.

7

Эскорт машин, в одной из которых сидел Вопиющенко вместе с молодой дамой, разведенной три месяца назад не по собственной инициативе, Лилей, направлялся в сторону Житомирской области. Встреча с сельскими тружениками была запланирована давно, но все откладывалась по не зависящим от кандидата в президенты причинам. И вот, наконец, в одно из воскресений слуги народа, не желающие расстаться с этим простым, но заманчивым званием, двинулись в глубь страны покорять народные массы.

Близкий Виктору Писоевичу человек Лиля Замусоленко уселась на заднее сиденье рядом с кандидатом в президенты и, так как на глубоких дорожных воронках машину подбрасывало, придвинулась вплотную, а голову уронила на плечо патрону. Вопиющенко положил левую руку на плечи Лиле, прижал к себе крепче, за что она была ему бесконечно благодарна. Внимание водителя было приковано к дорожному полотну, поэтому Лиля, в знак благодарности, впилась в губы шефа и пощекотала горячим как угли язычком. Это привело великого человека в состояние возбуждения. К этому времени супруга Катрин была на сносях, и тоска по женскому телу с каждым днем усиливалась.

– Перекуси, дорогой, подкрепись немного. Эти жены-американки никогда не заботятся о своих мужьях: я это хорошо знаю. Пока доедем до Марьяновки, пройдет немало времени, а ты, должно быть, плохо позавтракал, – произнесла Лиля.

– Ты права, я не успел позавтракать, проспал, – сказал Вопиющенко, будто речь шла о важном моменте в его жизни. – А коль проспал – завтракать не пришлось.

– И часто это с тобой происходит?

– Почти ежедневно. Моя супруга Катрин в положении и потому спит как убитая, а я страдаю, – покривил душой кандидат в президенты.

– Бедный ты мой, великий ты мой. Если бы я была на месте твоей супруги, я бы тебя не выпускала из дому, пока бы не накормила завтраком. Это долг супруги. Эти американки – пустота. Кроме постели ни на что не способны. Но там другие нравы. Наши отцы только говорили о равенстве между мужчиной и женщиной, но на деле никакого равенства не было, а вот в загнивающих странах женщина давно пользуется такими же правами, как и мужчина. И сделано это без лишней болтовни. Ну, в общем, ты не хуже меня это знаешь. Вот бутерброды готовы, прошу любить и жаловать. Сначала закусим, а потом тяпнем по рюмочке. Для поднятия настроения. Ты… не успел побриться, бедный ты мой. Если в Марьяновке есть парикмахерская, мы ее навестим. Я настаиваю на этом. В этой Марьяновке один чудак построил финскую баньку. Я заказала ее на десять вечера. Хочу, чтоб кожа на твоем цезарском лице была гладкой, потому что будет покрыта моими поцелуями.

– Благодарю, – сказал Вопиющенко. – Я постараюсь сегодня сэкономить силы, чтоб не произошло осечки, как прошлый раз. Мы, мужчины, всегда хотим, но не всегда можем.

Виктор Писоевич достал две рюмки из портфеля, вытер их салфеткой и обе наполнил коньяком.

– За наше общее дело, – произнес он и пропустил в себя горячительную жидкость.

Эскорт машин свернул на проселочную дорогу, уменьшив скорость. Машину тряхнуло, Лилю подбросило и кинуло на колени Виктора Писоевича. Лбом она стукнулась о его нижнюю губу, а он схватил ее обеими руками ниже груди и прижал к себе. Лиля автоматически повернула голову и раскрыла губы. Он откинулся было назад, но не настолько, чтобы их губы разъединились, но потом, когда она отпрянула, шепнул: будем осторожны, водитель наверняка зафиксирует.

– Ну и что же? – махнула она рукой. – Если даже и зафиксирует, я не буду на него в обиде.

Показались первые дома деревни Марьяновка, днище машины стали цеплять бугорки чернозема на колдобинах, и теперь кандидат в президенты падал на колени Лиле к ее необычайному удовольствию. Показались первые школьники со знаменами руховцев.

– Мне придется пересесть к водителю на переднее сиденье, чтоб меня все видели. Гена, останови машину.

– И я хочу, – жалобно произнесла Лиля.

Машина остановилась. Кандидат в президенты пересел на переднее сиденье, и дежурная улыбка озарила его лицо. Опустив боковое стекло, он высунул руку и стал приветствовать встречающих. Большинство встречающих были руховцы, съехавшиеся со всех окрестных деревень, затем следовали члены фракции «Наша Украина», и замыкали толпу просто любопытные. Фюрер руховцев Поросюк ехал впереди и тоже с дамой своего сердца Бэлой Анисимовной, черноглазой толстушкой. Его водитель тоже остановил машину, и Поросюк вышел, поднял руку и воскликнул «Хай!»

– Хай, хай! – заревела немногочисленная толпа молодых людей, которые только что выпили по бутылке пива и по сто грамм водки.

– Выходи и ты, – сказала Лиля, – а то получится, что этот поросенок главный, что он кандидат в президенты, а не ты.

– Пожалуй, ты права, – произнес кандидат и схватился за ручку боковой двери. Но Поросюк подбежал первый, открыл дверь машины и воскликнул:

– Прошу приветствовать будущего президента Виктора Писоевича Вопиющенко!

Толпа молодчиков заревела.

Вопиющенко, в окружении единомышленников, направился к трибуне для того, чтобы произнести речь. Ради краткой сумбурной речи и собрались эти люди.

– Дорогие друзья! Я, Вопиющенко Виктор Писоевич, лидер фракции «Наша Украина» – самовыдвиженец, то есть сам себя выдвинул в президенты на радость моим единомышленникам и тем, кто меня поддерживает, проявил самостийнисть в самостийний Украине. Мне пятьдесят лет. Сам Бог велел в этом возрасте стать президентом. Голосуйте за меня, и я организую пять миллионов рабочих мест, а землю отдам вам, крестьянам.

– Не нужна нам земля, на ней работать надо, – крикнул кто-то из толпы. – Лучше колхозы возроди: работать не надо, а украсть – сколько хошь. Из пяти трахторов всегда работал один. Урожай собирали горожане – студенты, рабочие, даже чиновники пузом своим трясли, обливаясь потом, а мы в холодке, бывалоча самогоночку потягивали…

– Я вам дам качественное образование не по двенадцати, а по пятибалльной системе.

– Не нужно нам образование!

– Мои доходы за прошлый год составляют тридцать пять тысяч, – дул дальше кандидат, как бы не слыша, что говорил тракторист из толпы, – доходы жены четыреста восемьдесят тысяч. Три квартиры у супруги общей площадью четыреста квадратных метров, земли семь гектаров. На счету в банке шестьдесят тысяч, а у жены три миллиона.

– Буржуй, видали мы таких, – сказал тракторист Васька Слюнявый.

– Я все сказал, какие у вас ко мне вопросы?

– Почему мы плетемся в хвосте остальных стран?

– Я этот хвост обрежу, как только вы меня изберете президентом, – ответил кандидат.

– Вы – руховец?

– Нет, я только сочувствующий, вернее, покровительствующий. Их философия мне очень близка.

– Вон москалей! – крикнули два руховца.

Кандидату ничего не оставалось делать, как поддержать тех, кто его поддерживает, и он, поднатужившись, тоже воскликнул: хай! Толпа еще больше заревела, и в кандидата полетели цветы и даже гнилая картошка. Лиля, стоявшая почти рядом, обрадовалась, что не камни. Она стояла, иронически улыбаясь, благо ее возлюбленный не замечал ее иронической улыбки. Он целиком погрузился в любовь народа, его приветствовала и желала видеть президентом толпа. Неважно, что это была кучка руховцев, желающих хоть как-то пробраться в управленческие сферы, чтобы формировать политику с восточным соседом при полной ориентации на Запад.

– Ты видишь, как меня поддерживает народ? Я просто счастлив! С таким народом можно горы свернуть, а не то что поставить страну на ноги. Как только я стану президентом, сразу же издам декрет о запрете русского языка на всей территории Украины. А если в Кремле начнут издавать нехорошие запахи, вообще границу закрою. Пусть будет визовый режим, – сказал он своей спутнице на небольшой прогулке перед ужином, который тщательно готовился в столовой.

– Ах, меня это мало интересует, – произнесла Лиля грустно. – Мне жаль, что политика у тебя отнимает так много времени. Надо жить земной жизнью, радоваться… цветку, щебету птиц, ласкам женщин, они так милы, так нежны… Посмотри, какой закат! Это же чудо. Я благодарю тех, кто дал мне жизнь, чтоб ощущать это, наслаждаться им. Ну, Витюша, отвлекись. Ты меня будто не слышишь? Я начинаю тебя ревновать.

Вопиющенко величественно приподнял голову, выше заката, выше головы своей спутницы, и, застопорив шаг, сказал:

– Я сам себе не принадлежу, я принадлежу народу, поэтому ты не обижайся на меня. Люби меня таким, каков я есть. А я есть великий человек; я докажу это не только тебе, но всей нации. Только терпение и еще раз терпение.

– Нас уже ждут. О, вон Поросюк направляется в нашу сторону.

– Ты иди на некотором расстоянии, мы не должны давать повод для сплетен.

– Мне кажется, все всё знают. У Поросюка, говорят, три любовницы: одна здесь, в Киеве, вторая во Львове, третья в Ивано-Франковске.

– От имени своих единомышленников приглашаю вас на ужин вместе с супругой, простите, со спутницей, э… не то, вместе с секретарем нашего избирательного штаба Лилей Замусоленко, – воскликнул Поросюк.