Текст книги "Оранжевая смута"

34

Лидер восточных украинцев Виктор Яндикович возглавлял правительство страны в разгар оранжевого путча. Это на нем и на слабовольном Кучуме, как здание на плохом фундаменте, держалась власть.

Виктор Федорович хороший хозяйственник и скромный, порядочный человек, но слабый оратор и политик, ко всему прочему общавшийся в то время только на русском языке, а это сразу означало: враг всех галичан. Он впервые столкнулся с грубой самоуверенностью и наглостью галичан во главе с Вопиющенко и Юлией. Шутка ли: Юля предлагает обнести всю восточную часть высоким забором из колючей проволоки, а депутатам повеситься на своих бело-голубых шарфах. Прямо ленинизм! А этот ужас уже был пройден. Не лучше ли сдаться без боя, может, пощадят.

А что думал Виктор Федорович, не знает никто, кроме него самого. И историки не узнают. Судя по его поведению, можно только предположить: он испугался. Как это так? Имея в своем подчинении внутренние войска и всех стражей порядка, позволить кучке оранжевых бандитов, финансируемых из-за океана, совершить государственный переворот, а бухгалтеру из Ивано-Франковска провозгласить себя лидером нации?

Да это же настоящий семнадцатый год! Поистине история часто посмеивается над славянами, поскольку подобного не происходило даже в Западной Африке.

Но… подождем, что скажет история. Она расставит все по своим местам. Хотя России, правда, это еще не коснулось: маленький, плюгавенький головорез все еще в мавзолее.

В один из выходных дней Виктор Федорович решил прогуляться по центральной площади Киева. Солнце закрывали тонкие белесые, во многих местах разорванные тучи, благодаря чему оно грело, но не пекло. Огромная площадь была полупустой – самое хорошее время для прогулки, гуляй себе и думай свою горькую думу. И ему было о чем думать. Ну, захватят власть, черт с ними, я особенно ничего не потеряю. Благодарности за свой труд не приходится ждать от своих граждан. Хоть день и ночь сиди в этом кресле, а голова пухнет от всевозможных проблем. Коррупция как паутина опутала страну. Национализм на западе поднимает хвост, вот и мой тезка отравился этим заболеванием, а оно тяжелое, иногда надо пустить кровь, чтоб искоренить его.

Эти и другие мысли будоражили крупную голову премьера, когда он почувствовал, что ноги просят отдыха. А вот и садовая скамейка почти по центру площади, и там сидит молодая девушка, должно быть, школьница.

– Можно присесть? – спросил крупный дядя высокого роста и могучего телосложения.

– Садитесь, садитесь, прошу вас. Только почему вы спрашиваете? Я тоже присела от усталости. Но, кажется, я вас знаю. Неужели вы тот самый дядя, что руководит страной? В нашем городе вас не любят. Говорят: вы – ставленник Москвы, хотите запродать матушку Украину москалям.

Виктор Федорович повернулся к девушке вполоборота, дружески улыбнулся и спросил:

– Откуда вы и как вас зовут?

– Наташа Нечипоренко. Учусь в девятом классе в пятой школе города Львова, или Лемберга, как говорит моя бабушка.

– А твоя бабушка полячка?

– Должно быть, полячка, но какое это имеет значение?

– Вам в школе говорят, что я такой плохой и хочу продать Украину москалям?

– И дома, и в школе, и на улице, и везде. Лемберг за вильну Украину, за то, чтоб и духу москальского не было. Они наши враги. Когда нас Гитлер оторвал от нашей родины Польши и передал москалям в тридцать девятом году, работники НКВД почти весь город арестовали в одну ночь и сослали в Сибирь. А большую часть в пути расстреляли. А потом назвали убитых братьями. Что это за братья, скажите, пожалуйста?

– Да, могло быть и такое, – с тяжелым вздохом произнес дядя, сидевший рядом. – Власть была такая. И тогда страной управлял кровавый Иосиф Джугашвили. Как и Ленин, он был головорез. Русский народ пострадал не меньше, чем наш.

– А голодомор?

Виктор Федорович пожал плечами. Практически он не знал, что ответить школьнице из Львова. Он понял одно: молодежь Львова, да и всего запада, воспитывается в духе ненависти к старшему брату. Поляки как бы оставили ненависть к русским на западе Украины, где они не так давно господствовали.

– Наташа, у вас, должно быть, отличные оценки по истории?

– Да. Я еще заместитель руководителя кружка по истории. У нас преподаватель Вацлав Узилевский, бывший узник сталинских концлагерей. Наш кружок пользуется большой популярностью не только в нашей школе, но и в городе. Наш девиз – вон москалей.

– Ну, я думаю, когда ты повзрослеешь, ты изменишь свое мнение, – сказал знаменитый дядя, назвав Наташу на «ты».

В это время заклацали фотоаппараты, появились видеокамеры, кто-то произнес:

– Девушка, сядьте ближе, съемка для обложки журнала.

Наташа, не думая о последствиях, придвинулась ближе, приподняла голову и расплылась в щедрой молодой улыбке.

– Ну, Наташа, а у меня сын, он немного старше вас, глядишь, познакомитесь еще и подружитесь. Дело молодое.

– Не знаю, не знаю, все может быть, – сказала Наташа и раскраснелась.

Корреспонденты, сделав свое дело, собрались ретироваться, но Виктор Федорович остановил их.

– Возьмите адрес у девушки, она из другого горда, и в качестве награды вышлите ей один журнал, – сказал он журналистам.

– О, да, да, а то совсем забыли. Работы много, – произнес один, доставая записную книжечку и присаживаясь рядом с Наташей.

Наташа охотно дала свой домашний адрес, назвала номер и адрес школы. Журналист обещал выслать журнал на домашний адрес и в школу.

– Только подождите недельку, хорошо? Этот журнал нужно сверстать.

– Я буду ждать. А получив, еще приеду в Киев фотографироваться. Неплохо бы с президентом Кучумой.

– Мы его пригласим.

Виктор Федорович тоже остался доволен, хоть поведение школьницы не понравилось ему. Он как бы вдруг прозрел. «Да, оранжевые опираются на мощные националистические силы запада страны. Эти силы пестовал и поощрял бывший президент Кравчук. Значительная часть центральных областей поддалась мощной атаке галичанских националистов. Добром все это не кончится».

– Над чем вы задумались, Виктор Федорович? – спросила школьница.

– Есть над чем.

– Скажите, над чем.

– Да хоть над тем, почему ты так мыслишь.

35

Наташа вернулась к бабушке в приподнятом настроении. Бабушка удивилась, когда внучка похвасталась, что ее только что фотографировали со знаменитым человеком.

– А где ты его встретила, как так получилось, что вы оказались вместе на одной скамейке? У него, небось, супружница есть. Да и ты молодая, почти ребенок. Отец тебе нагоняй может дать за это. Такая шмокодявка, а уж самого премьера подцепила, ну ты даешь!

– Бабушка, вы глубоко заблуждаетесь. Я сидела на скамейке, грелась на солнышке, хоть оно и вовсе не грело, и вдруг подходит дядя, солидный такой и говорит: можно я присяду рядом и отдохну. Ну, вижу: солидный, лицо такое благородное, как у Пеньбуша, ну и говорю ему: «Садитесь, пожалуйста». Сел он, значит. Разговорились. Спросил, откуда я приехала. Я ответила: из Лемберга.

«Ругают меня в вашем городе? Говорят, что я хочу Украину продать москалям?» – спрашивал он. Тут я ему и ответила, да так, что он удивился, откуда я так много знаю. Я уже хотела было встать и уйти, как откуда ни возьмись нагрянули фотокорреспонденты и стали клацать фотоаппаратами и щелкать видеокамерами. Скоро на обложке журнала, кажись, «Отчизна», вы увидите себя, сказали мне. Вот теперь я и жду выхода этого журнала. Как только получу журнал, сразу же отправлюсь в свой задрипанный Лемберг, то бишь во Львов.

– Везет тебе, Наташка. Был бы этот Яндикович моложе лет этак на тридцать, наверное, влюбился бы в тебя и оставил тебя в Киеве.

Наташа расхохоталась, а на следующий день снова пошла по площадям и центральным улицам столицы в поисках приключений. Но уже никаких приключений с ней не произошло, и домой пришлось возвращаться с пустыми руками, как говорится. Так прошло несколько дней. Дядя больше не появлялся, хотя Наташа искала его, словно слышала его голос, который звал к себе. Наступила неясная тоска, которую она старалась отогнать от себя, не думать о происшедшем, и потому раньше срока стала собираться в дорогу.

– Отчего так рано собираешься, неделя еще впереди, – спросила бабушка.

– Скучно мне стало, домой хоцца, – ответила Наташа.

– А журнал?

– Обойдусь без журнала. Возможно, это была просто утка. И потом, что мне этот журнал даст?

– Что ж! Будем собираться в дорогу. Сходи в магазин, купи колбаски, пирожков и всякую закусь в дорогу.

– Сперва билет надо приобрести. На вокзал поеду.

– Он недалеко, пешком пройдешься.

Наташа вышла на улицу и направилась к железнодорожному вокзалу. По пути задержалась у киоска и увидела журнал, на обложке которого красовался ее портрет вместе с премьер-министром Виктором Федоровичем.

– Ура! – воскликнула она громко. – То же я, вот, смотрите.

Продавщица посмотрела ей в лицо и не поверила.

– Не может быть. Вы на свое изображение в журнале не похожи. Вы что, племянница Виктора Федоровича?

– Какая разница, кто я. Главное, что это мой портрет. Неделю тому мы фотографировались с Виктором Федоровичем для обложки журнала. Вы присмотритесь лучше.

– Да, что-то есть. Уж извините, мне показалось… я потому и не поверила. Что ж, поздравляю вас. Теперь вы знаменитость.

Наташа вернулась домой показать портрет бабушке. Бабушка была рада и попросила внучку остаться до воскресенья, это всего четыре дня.

Наташа осталась.

Когда пришло время отправляться домой, она взяла журнал с собой, показать родителям.

Наташа прибыла в свой родной город во второй половине дня, села на трамвай на привокзальной площади и поехала в сторону центра, а затем направилась к дому. На столбах всегда много объявлений, но Наташа на одном задержала свой взор. Крупными буквами было написано: «Москалька Наташа Нечипоренко на службе москаля Яндиковича». А внизу любительская фотография из обложки журнала. Кровь бросилась ей в лицо.

– Боже, что я сделала? – воскликнула она и, размотав платок, который был вокруг шеи, повязала его так, чтоб лица не было видно.

«Откуда они могли узнать так быстро? И почему они это так восприняли? Я ничего с москалями не имею и с Виктором Федоровичем тоже. Если я сфотографировалась, то что в этом плохого?»

Мать встретила Наташу со слезами на глазах.

– Как ты могла так поступить, доченька? Ведь эти бандеры раздерут тебя на части. А что скажет на это твой братик Вацлав, я даже не знаю. Он сейчас на демонстрации. Плакат держит с надписью: долой москалей.

– Мама, я никого не боюсь. Завтра же пойду в школу и выступлю на собрании. Этот Виктор Федорович очень симпатичный и порядочный человек. Он ни одного плохого слова не сказал в адрес львовян. Он только спросил: ругают ли его в нашем городе? А встретились мы чисто случайно. Я отдыхала на скамейке, он подсел, да еще разрешения спросил, как настоящий рыцарь. Тут набежали корреспонденты и засняли нас. Что в этом преступного? Мы же не дикари, мама, чтоб враждовать друг с другом, как племена, не поделившие дохлого крокодила.

– Почему ты не убежала, дочка?

– Да я и подумать не могла, что наши придурки так отреагируют. Я, пожалуй, пересмотрю свои взгляды, мама. Видимо, наши бандеры не только нацисты, но и придурки, у них не все в порядке с головой…

– Дочка, не вздумай повторить эти крамольные слова. Тебя казнят на площади наши бандеры.

– Бандеры – головорезы, мама. Но я все равно скажу, что о них думаю. А пока, мама, я уйду. Буду ночевать у подруги, а завтра отправлюсь в школу.

Подружка Наташи ничего не знала о ее приключении, обрадовалась ей и, выслушав рассказ о поездке в Киев, предложила отправиться в город на площадь Степана Бандеры, где вечерами обычно проходят разного рода сборища.

На площади было много народу. Последователи Степана Бандеры толкали речи. Один из них развернул большой портрет Наташи и произнес:

– Вот смотрите, эта девушка, ученица пятой школы, зовут ее Наташа Нечипоренко, продалась москалю Яндиковичу за тридцать сребреников. Она сфотографировалась чуть ли не в обнимку с бандитом, а внизу подпись: «За союз востока и запада». Позор продажной шкуре! Вон из Лемберга, священного города Галичины.

– Вон из Лемберга! – заревела обезумевшая толпа.

Когда Наташа оглянулась, ее подруги уже не было рядом. Наташа тут же нашлась: растрепала волосы, чтоб торчал только нос, и направилась к дому.

На следующий день в школе произошла ужасная сцена. Одноклассники дежурили у входа и не пускали ее в школу.

– Москалька, нет тебе места среди честных украинцев. Убирайся!

На шум вышел директор.

– Пропустите ее. Как раз собрался педсовет, на котором будет решаться вопрос об отчислении из школы промоскальски настроенной ученицы. А ее присутствие обязательно.

– Считайте, что вы меня уже исключили, – вынесла приговор Наташа и повернулась, чтобы уйти.

– А, она хочет избежать наказания, – произнес один долговязый одноклассник. – Бей москальку.

Наташа очутилась под ногами своих одноклассников. Она закрыла лицо руками и не просила пощады. А потом потеряла сознание… Директор поднялся к себе в кабинет и попытался связаться с губернатором Львовской области, чтобы доложить ему о происшествии и спросить, что же делать дальше.

– Пся крев, не звоните больше. Губернатор занят подготовкой боевых отрядов, которые в скором времени отправятся в Киев.

– Дзенкуе бардзо, – произнес директор и повесил трубку. Он стал у открытого окна и увидел неподвижную Наташу с раскинутыми ногами и руками. Возле нее никого не было.

– Собаке собачья смерть, – произнес он и отошел от окна.

36

Петр Николаевич Синоненко не только симпатичный, но и умный мужик. Сочетание ума и внешней привлекательности, прямо скажем, явление довольно редкое в жизни любого народа. Вопиющенко Бог наделил внешностью, но поскупился на ум и интеллект. Что касается остальных оранжевых вождей, то их по умственным способностям никак нельзя поставить выше кухарки, счетовода или молотобойца. А Петру Николаевичу нельзя отказать в порядочности и принципиальности. Жаль только, что он все еще верит в бредовые марксистские талмуды и поклоняется давно развенчанным коммунистическим вождям, профессорам всех наук без среднего образования. Трудно утверждать, что он свято верит в то, что проповедует, скорее лидерство в партии и заставляет его идти на сделку с совестью.

Если лидер Российской компартии Заюганов может вызвать только ироническую улыбку на лице любого гражданина, сидящего перед телевизором и слушающего демагогическую речь вождя седовласых ветеранов с партийными билетами в кармане, то Синоненко производит совершенно другое впечатление. Если бы он решился сделать хоть один шаг в сторону от марксистских догм, его партия была бы самой многочисленной в украинском парламенте.

Но партия, которую возглавляет Петр Николаевич, с каждым годом теряет своих сторонников. Однако не будем влезать в дебри тонкой и грязной политической борьбы. Признаем, что Петр Николаевич разбирается в этом куда лучше остальных руководителей фракций.

После своего очередного поражения на выборах президента 31 октября в первом туре голосования он собрал пленум, где было решено не поддерживать ни одного из кандидатов в президенты, вышедших во второй тур.

И Вопиющенко, и Пердушенко знакомились с решением пленума коммунистов, но и тот и другой были уверены на сто процентов в том, что доллары сильнее всяких решений, любых принципов, а Синоненко поторгуется, как положено, покривляется и, в конце концов, пойдет на сделку со своей политической совестью. Ведь политическая совесть все равно что проститутка, кто больше даст, тому и раскрывает свои объятия.

– Петя, – сказал Пердушенко своему тезке. – Мы с тобой оба Петра, хоть мы еще и не великие, как московский Петр, но мы с тобой не те Пети, которые пьют из банки и закусывают рукавом. Так ведь?

– Извините, Петр Пирамидонович, но мы не на пикнике и не на пляже. В своем офисе я – Петр Николаевич. У меня тут сидят люди. Перезвоните через час.

Петр Николаевич повесил трубку, весело улыбнулся и произнес:

– Экий хам этот Пердушенко! Гребет под себя и остановиться не может. Но этого ему мало. К власти рвется. Впрочем, все они рвутся. Вопиющенко, Болтушенко, Пинзденик, перебежчик Бздюнченко и прочая братия. Не дай Бог, придут к власти! Что тогда будет? Американские танки начнут давить нашу землю, в Россию будем ездить только при наличии визы. Жирные бесплодные американцы будут увозить наших грудных детей за океан, обескровливая нацию, а возможно, и чернозем, как это делали гитлеровцы во время Второй мировой войны, когда оккупировали Украину. Яндикович хоть и представляет олигархический клан, но он все же более разумный и его планы более приемлемы, чем бредовые идеи Вопиющенко.

Депутаты Мироненко, Соломатин и другие кивали головами в знак согласия со своим лидером.

– Пердушенко, должно быть, ведет переговоры с лидерами фракций о поддержке кандидатуры Вопиющенко по итогам второго тура голосования, – сказал депутат Мироненко, хитро поглядывая на своего шефа.

– У Пердушенко много кондитерских фабрик, автомобильный рынок почти весь у него, скоро он станет миллиардером, как Юлия Болтушенко. Не исключено, что он предложит миллионов десять, чтоб мы голосовали за его шефа, – сказал депутат Соломатин. – Десять миллионов долларов нам не помешали бы. Как вы думаете, Петр Николаевич?

– Он отдаст все двадцать, – смеясь, произнес Мироненко.

– Я не продаюсь, – сказал Синоненко. – И партия не продается. Пусть Морозова покупают. Морозов продаст себя и свою социалистическую партию с потрохами.

– Мы согласны, – сказал Соломатин. – Но ради интереса позвоните этому дебилу Пердушенко и спросите, сколько он предложит. Если он скажет: двадцать, потребуйте восемьдесят.

– Нам бы не помешали восемьдесят миллионов долларов, но мы не можем выглядеть в глазах общества продажной партией.

Разговор продолжался еще довольно долго, а потом снова раздался звонок. Генсек снял трубку.

– Уважаемый Петр Николаевич, это снова я, Петр Пирамидонович, – произнес Пердушенко слащавым голосом. – Я просил бы вас, если это возможно, навестить меня. Есть конкретное деловое предложение. Я в своем офисе. Жду вас до обеда. После обеда у нас встреча с шефом Вопиющенко. Я могу надеяться?

– Я посоветуюсь с товарищами и подъеду в течение часа. Это устроит вас?

– Буду рад увидеться с вами. Дело не терпит отлагательства. Хотите, я вышлю за вами свой «мерседес»?

– Что ж, высылайте, – произнес генсек и повесил трубку. – Я не продамся. Ни за какие деньги. Об этом не может быть и речи.

Минут через сорок Петр Николаевич входил в железные ворота, открывшиеся перед ним автоматически. На ступеньках стояли два вооруженных охранника с большой собакой, которая сидела поодаль и философски смотрела на одного из охранников в ожидании команды. Стоило охраннику произнести одно волшебное слово, и собака, так похожая на откормленного волка, бросилась бы на посетителя, чтоб расчленить его как кусок свинины.

Петр Николаевич осторожно начал подниматься по ступенькам, овчарка поднялась на задние лапы, но охранник только произнес «Заюганов, на место!», как овчарка уселась и больше не реагировала на незнакомого человека.

«Ну, псы», – подумал Синоненко и кивнул головой охраннику. Входная дверь перед ним так же автоматически открылась, а на пороге уже стоял великий бизнесмен-аферист, один из самых влиятельных людей блока Вопиющенко Петр Пердушенко. Он сразу же протянул руку гостю, глядя на него сверху вниз, а когда тот подал, тряс так, что Синоненко стал морщиться.

– Очень рад, оч-чень рад, Петр Николаевич. Вы настоящий лидер, я вам в чем-то просто завидую, хоть и знаю: зависть – нехорошая черта политического деятеля. Но я и политический деятель, и бизнесмен. Если меня разрезать пополам, право не знаю, какая сторона перетянет. Пожалуй, и та, и другая будут одинаковы. Да вы проходите: гость должен проходить первым, а хозяин, как собака – хвостиком. Зоя, шампанское, коньяк, икру, крабы, пиво, кофе и прочую дребедень гостю. Пошевеливайся, отсыпаться будешь дома.

Петр Николаевич был несколько подавлен роскошным видом кабинета и осторожно ступал по новому персидскому ковру, поглядывая на носки своих туфель. Он присел на край предложенного кресла и провалился так, что ему показалось, будто он сидит на полу. Такого кабинета не было даже у Вопиющенко, лидера нации, как тот сам себя именовал.

Зоя уже тащила огромный серебряный поднос, нагруженный персиками, яблоками, конфетами и прочей снедью, разложила все это добро на отдельный журнальный столик и побежала за следующим подносом.

– Уважаемый Петр Николаевич! Ваша фракция и лично вы, как ее секретарь, понесли значительное поражение на прошлых выборах. Мне вас всегда было жалко – чисто по-человечески. Я всем говорю так: Синоненко – хороший, ладный мужик. Ему бы руководить «Нашей Украиной», либо «Регионами Украины», либо социалистической партией, и тогда бы… Но, знаете, давайте перекусим. Зоя, ты где? А вот, ну молодец. Все, ты свободна, – сказал, наконец, Пердушенко. – Никого ко мне не пускай, ни с кем не соединяй, не отвлекай: мы заняты.

Зоя ушла, а хозяин стал сверлить гостя недобрыми глазами в надежде, что тот отведет взгляд, а потом громко расхохотался.

– Я буду только кофе, – сказал Синоненко. – И давайте приступим к делу.

– Гм, к делу… дело не волк – в лес не убежит. Но если уж так мало времени, что ж, приступим. В моих речах, хотя я выступаю редко и не столь успешно, как вы, Николай, простите, Петр Николаевич, и не столь логически последовательно, это мой большой минус. Курвамазин все старается меня перещеголять… так вот, в моих выступлениях есть такое выражение: в объединении – сила. Европа объединяется, все объединяются. А почему бы и нам не объединиться? Как вы думаете? Второй тур выборов на носу, зачем компартии быть в стороне от исторического процесса? Наш лидер Виктор Писоевич – это лидер нации. Он победил, в этом нет и не может быть сомнения.

– Тогда зачем вы начинаете собирать галицких националистов в Киеве? Для чего? Это же шабаш ведьм. Если вы уверены в победе, незачем демонстрировать силу.

– Если вы со своей партией к нам присоединитесь, тогда… тогда мы нашу общую победу разделим пропорционально количеству тех избирателей, кто нас поддерживает, – продолжал Пердушенко, как бы не слыша того, что только что сказал гость. – Поймите, это в ваших интересах. И, кроме того… я знаю, что компартия нуждается. Ваш коллега Заюганов, в отличие от вас, имеет неплохую собственность на Кипре, в Греции и других местах. А у вас, по моим сведениям, кроме жалкого дачного домика в ста километрах от Киева, ничего нет. Решительно ничего. Так я могу, по доброте душевной, предложить вам миллиончиков двадцать в качестве гонорара за поддержку на выборах… во втором туре. Чем это плохо? Или это не вписывается в устав КПУ?

– Вы довольно щедры. Только Морозову вы отстегнули шестьдесят миллионов долларов. И он продался вам. А мне предлагаете в два с половиной раза меньше – отчего так?

– Ну, хорошо. Удвоим ставки. Сорок миллионов долларов, и по рукам! Идет? Это вас устроит?

– А где вы берете эти деньги? Дядя Сэм ссужает? Сколько миллиардов США предлагает вам за матушку Украину? На какой цифре вы остановились? Христопродавцы вы, вот кто. Но ни я, ни моя партия не продаются. И даже у вашей Америки не найдется столько денег, чтоб нас купить.

– Ты, Петя, я вижу, не понимаешь шуток. Либо ты шутишь, а я не понимаю твоих… плоских… шуток. Нам есть смысл встретиться немного позже. Ну, скажем, дня через два-три. Я могу устроить встречу и с самим Виктором Писоевичем, лидером нации.

– О встрече я подумаю и сообщу, – сказал Синоненко, поднимаясь с кресла.