Текст книги "Оранжевая смута"

37

Александр Морозов собрал своих единомышленников и доходчиво объяснил им всем, что он согласился на союз с Вопиющенко по нескольким причинам, одна из которых самая главная. Это согласие самозваного лидера нации на отказ от многих полномочий президента в пользу Верховной Рады. Пленум ЦК социалистической партии Украины, которым руководил авторитетный лидер с седой головой Александр Морозов уже многие годы, встретил это известие бурей оваций. Социалисты, в отличие от других социалистов, которыми руководил олигарх Мудьведчук, страстно мечтали о том, чтобы Украина стала парламентской республикой, как многие страны Западной Европы, куда социалисты так стремились. Россия это так, на всякий случай, а вот Западная Европа – это просто мечта, это счастье, это рай земной. Дайте нам хотя бы понюхать, как он пахнет, этот рай. Если Украина станет парламентской республикой, то Западная Европа не сможет не открыть своих дверей, она обязательно откроет их и скажет: добро пожаловать, неугомонные украинцы. Молодцы, что вы повернулись спиной к россиянам! Садитесь за наши столы, они ломятся от всяких яств, набивайте свои голодные желудки, а потом ложитесь на мягкие диваны, утопайте в роскоши, купайтесь в море изобилия.

Соратники Морозова долго аплодировали и даже не стали спрашивать, какие еще блага они получат, заключив союз с Вопиющенко. Только один социалист, кажется, Онищенко, спросил:

– А предложат ли вам пост главы правительства, Александр Иванович? Хочется, чтоб вы стали премьером. Вы ничуть не хуже этого шахтера Яндиковича.

– Будем надеяться, – философски ответил Александр Иванович на каверзный вопрос. Он был несказанно рад тому, что все так обошлось, что никто не заподозрил его в крупной взятке в пятьдесят миллионов долларов. Он еще раз поговорит с Пердушенко о том, чтобы тот, сохрани Боже, нигде не проболтался об этой политической сделке. А что касается коммунистов, то… откуда они могли узнать? Неужели в национальном банке, которым до недавнего времени руководил Типко-Гипко, неужели эта крыса проболталась, что он, Александр Морозов, получил пятьдесят миллионов долларов от Пердушенко? Ну и черт с ними. Это все ложь, все политические страсти. На любом перекрестке скажу: лгут и все тут. Главное, чтоб мои соратники мне поверили. Это главное… А остальное – трын-трава.

Он высоко задрал голову, разглядел одну-единственную муху на люстре, прикрепленной к потолку, озарил свое лицо философской, только ему свойственной улыбкой и мечтательно сказал:

– Дорогие друзья! Будущее за нами, я в этом нисколько не сомневаюсь. Только мы должны быть сплоченными, как коммунисты, ибо в сплочении наша сила. Так называемый лидер нации серьезно болен. Он недолго продержится в кресле президента: смерть уже обнажила свои когти перед ним, а она, проклятая, всемогуща. Даже президент не в силах справиться с ней. Не он ее одолеет, а она его. И тогда ваш покорный слуга запросто может претендовать на президентское кресло. И вы не останетесь в тени. Ни одного своего политического соратника и единомышленника я не забуду. Каждый из вас получит по заслугам. Парламентская республика – это путь на Запад. В России, к сожалению, набирает темпы авторитаризм, а это не для нас, не для нашего свободолюбивого народа. У меня последняя просьба: не верьте никаким басням, когда их услышите из уст наших политических оппонентов. Они будут обязательно. Уже говорят, что СПУ продалась Вопиющенко. И даже цифру называют: пятьдесят миллионов.

– Бред какой-то, – произнес депутат Обнищук, сидя в центре зала.

– Вот именно, бред. Но осознавать это – еще не все. На политическую провокацию необходимо уметь дать достойный отпор.

– Как это сделать? Как это сделать? – хором спрашивали соратники.

– Очень просто. Делайте вид, что это вас не касается.

– А если спросят напрямую, в лоб, так сказать?

– Говорите: ложь! Партию купить невозможно, партии не продаются.

– А как же «Наша Украина?» – не унимался тот же Обнищук.

– Я в это не могу поверить и вам не советую. Просто лидер «Нашей Украины» Вопиющенко женат на американке, она скоро получит украинское гражданство, и потому Америка оказывает не только моральную, но, возможно, и материальную помощь, провоцируя оранжевую революцию. А что, чем это плохо? Если сегодня я подпишу этот политический брачный контракт, то само собой разумеется: где «Наша Украина» со своим лидером, там мы, СПУ, с ее лидером Морозовым, не так ли? Поэтому, если Америка поддерживает «Нашу Украину» и ее лидера, то она поддерживает и СПУ и ее лидера. Мы – единое целое.

Раздались бурные, долго несмолкающие аплодисменты и выкрики: хай живе! А лидер все стоял и тоже аплодировал до тех пор, пока секретарь Морозова, солидная тетка Зина, не стала дергать его за полу пиджака.

– Звонит сам Вопиющенко и просит явиться на подписание акта о сотрудничестве. Будет телевидение, – шептала Зина за спиной генсека СПУ.

– Друзья мои, меня уже ждут на телевидении. Там будет происходить церемония подписания политического соглашения СПУ с «Нашей Украиной» с Вопиющенко во главе. Может быть, это будет исторический факт и сегодняшний день войдет в историю. Наше собрание считаю закрытым. Разрешаю каждому из вас приникнуть к экрану телевизора, включить пятый канал. Там все будет как на ладони.

– Перекусите, Александр Иванович, ну, пожалуйста, – уговаривали его депутаты от фракции СПУ.

– Благодарю за заботу, – расплываясь в улыбке, как американец, произнес Александр Иванович, – но когда речь идет о судьбах страны, не до пищи. Мы, политические деятели, всегда чем-то жертвуем. Такова наша доля, такова наша судьба.

– А сколько времени вы отводите для сна, Александр Иванович? – спросила Антонина Памперс, дама с моложавым лицом и отвисшим подбородком.

– Госпожа Памперс, когда как. Бывает, что и совсем не могу заснуть: все думаю о судьбе страны. Ведь если Евросоюз раскроет нам свои объятия… то… это будет заслуга не только Вопиющенко и его команды, но и наша с вами. Не так ли, госпожа Памперс?

– О'кей, о'кей, я сама об этом только что думала. И… и еще меня мучает один проклятый вопрос, он мне не дает покоя, этот проклятый вопрос. Вы уж извините, Александр Иванович, задержитесь ровно на минуту. Вас, как великого человека, подождут, никуда не денутся. Так вот вы, как великий теоретик марксизма, простите, социализма, скажите, вернее, удовлетворите мое любопытство: оно мне не дает покоя. Я ничего не могу делать. Даже мои избиратели от этого страдают. И они мне подобные вопросы задают и лично, и в письмах. Вон, в моей сумке тут целая кипа таких писем. Хотите, прочитаю. Я уже читала депутатам. Они тоже интересуются, так сказать, этим вопросом.

– Прошу конкретно: времени мало, – изрек вождь социалистов.

– Так вот, вопрос такой, Александр Иванович, только я не знаю, откуда начать: с конца или сначала? Сегодня и я плохо спала: этот вопрос мне все не давал заснуть, даже снотворное не помогло. И я теряюсь, вы уж простите меня, грешную…

– Начните сначала, госпожа Памперс!

– Ну, вот, это другое дело. Сначала так сначала. Скажите, Александр Иванович, как только Вопиющенко станет президентом, нам Евросоюз сразу же раскроет свои объятия, в этом нет никакого сомнения. Мы очутимся в Евросоюзе. Но… и это самое главное. Там надо будет зарабатывать на жизнь? Вообще, там надо будет трудиться или только наслаждаться жизнью? Мы… понимаете, уже устали трудиться. И не только это. Там, в Евросоюзе, так же воруют и так же издеваются друг над другом, как у нас?

– Госпожа Памперс! Я постараюсь ответить вам, как сумею, только после победы Вопиющенко на выборах и автоматического вхождения Украины в Евросоюз. Подождите немного. То, что вы так любопытны, похвально. Но потерпите немного, осталось всего несколько дней, неделя самое большое.

38

Александр Иванович шел пешком на очень важное мероприятие. Он мог бы приобрести новенький «мерседес» или шведскую машину «вольво», но пока не спешил: не хотел светиться. У него нет пятидесяти миллионов долларов в кармане, они только на его счету в национальном банке, откуда только что сбежал Типко-Гипко. Этот Типко-Гипко драпанул и от Яндиковича, как крыса с тонущего корабля.

Иметь дело с таким человеком тяжело: не знаешь, в каком месте он подставит тебе ножку. А предатель обычно подставляет ножку над пропастью. Жалко этого Яндиковича. Не приведи Бог очутиться в его шкуре.

Александр Иванович шагал медленно, мечтая о кресле премьера, и нескоро определил, что идет не в ту сторону. Он глянул на часы. Стрелка предательски показывала, что он задерживается на час сорок минут. А вдруг без него там начнется церемония. Ведь есть же, кроме него, и другие лидеры, которые тоже согласны вступить в союз с национальным лидером. Синоненко, к примеру, Кикинах, Ватренко, а может, еще кто?

Он спросил парня, одетого в оранжевую куртку, как пройти к Николиной слободе, но тот развел руками и сказал:

– Я не здешний. Я из Львова.

– А что ты тут делаешь?

– Как что? Оранжевая революция в Киеве начинается, батя. Вступай в наши ряды.

– Так вот я держу путь к Николиной слободе, там лидер нации Вопиющенко.

– Возьми меня с собой, батя. Я ему сапоги языком вылижу, блестеть будут, клянусь честью. Только он спасет нас от москалей, что спят и видят нашу неньку Украину в своем составе. Не бывать этому. Вся Галичина на ноги станет, только пикни Вопиющенко, лидер украинской нации. Он зять Америки. И я хочу в Америку, я женюсь на американке.

Александр Иванович внимательно слушал парня из Львова и улыбался: с такими людьми не пропадешь. Но все же он подошел к старушке с палочкой, он любил старушек: они всегда все знают, и спросил, как пройти в сторону Николиной слободы.

– В обратную сторону, мой дорогой, в обратную. Потом повернешь направо, потом налево, снова направо и снова налево, а там спросишь.

Александр Иванович вернулся назад, но не успел пройти и двух кварталов, как к нему подошли два парня в униформе, подхватили его под руки и увели через шоссе, потом впихнули в джип «нисан». На заднем сиденье он увидел сотрудницу и подругу Виктора Писоевича Лилю.

– Александр Иванович, где вы пропадаете, я уже весь Киев исколесила в поисках вашей персоны. Разве так можно?

– Я… я замечтался и потому, очевидно, пошел не туда, не той дорогой. И даже теперь я думаю, той ли дорогой мы идем. Но это так, в философском плане, вы не обращайте внимания. Вас Виктор Писоевич послал?

– Да, а кто же еще? Но там Юлия буянит. Она говорит, что вы нарочно, что вы замыслили недоброе, табачок забрали, а сами в кусты, – произнесла Лиля, пристально глядя на старика, у которого широкий лоб покрылся потом.

– Эта Юлия… портит имидж нашему лидеру, не так ли? Как вы думаете, Лиля?

– Не знаю, что Виктор Писоевич в ней нашел! У нее всего двадцать депутатов. Это уголовники, предатели и двуликие Янусы, – с возмущением отозвалась Лиля. – Вас ждут уже два часа. Нервничают. Виктор Писоевич опасается, что на вас совершено покушение. Но, слава Богу, все хорошо. Я так рада, что вас увидела. Это трудно – в толпе увидеть человека. Вы, правда, довольно заметная фигура.

– Мы уже приехали? Так быстро? Ну и дела…

Александр Иванович все думал о том, как бы отдалить этот позорный акт воссоединения с блоком Виктора Вопиющенко, который в случае поражения приведет к непредсказуемым последствиям. А если и будет победа, кто даст ему гарантию, что он станет премьером? Он уже получил свою долю. Пятьдесят миллионов долларов большие деньги, но премьер может получить в сотни раз больше. Эти миллионы получит Пердушенко, а может, и Юлия, только не он.

Лиля оставила его в гардеробе, а сама исчезла, видать, побежала докладывать о ценной находке. Но не успел он сдать пальто, как вышел Пердушенко в оранжевом галстуке со смеющимися глазами, как бы говорившими: что ж ты, падло, опаздываешь? Взял денежки, так будь добр, отработай их добросовестно.

Но Пердушенко положил руку на плечо Морозову, нагнул голову – он был как раз на голову выше лидера СПУ, и шепнул ему на ухо:

– Молодец, что здесь, а не где-нибудь в канаве с пробитым черепом.

– Да вот, жив пока.

– Торопись, а то мой пятый канал давно нервничает. Да и народ ждет, вся Украина ждет этого союза. Две самые могущественные партии соединяются, совокупляются, а вдруг от этого брака родится уникальное дитя, которое поведет Украину в заоблачные дали. Тогда Россия сама будет искать случая, чтоб прилипнуть к нам и перенести свою столицу в Киев. Ведь именно Киев был столицей Древнерусского государства.

Не успел Пердушенко окончить свой монолог, как появился Вопиющенко, скупо улыбнулся, протянул руку и сказал:

– Как мы рады! Все рады: и я, и моя нация. Прошу в зал для подписания протокола.

– Прошу простить за опоздание. Должно быть, это нехорошо: я заставил ждать всех. Так получилось. Однако мне хотелось бы еще раз уточнить: дадите ли вы и ваша фракция согласие на политическую реформу? Это всего лишь незначительное умаление роли президента в государстве. Зато мы получим парламентскую республику, и тогда нам прямая дорога в Евросоюз. Кроме того, вы, Виктор Писоевич, получите право распускать Верховную Раду, следовательно, она будет вам подчиняться, ибо кому хочется быть распущенным?

– Я и моя нация… мы не возражаем. Вот только Юлия категорически против. Поговори с ней, Александр Иванович, а? Ты знаешь: все женщины упрямы.

Он вел Александра под руку. Десятки видеокамер были направлены на их лица, сильное освещение щипало глаза. Виктор Писоевич привычно улыбался, а Александр Морозов сохранял престижный, подчеркнуто величественный вид государственного деятеля, не позволяя даже скупой улыбке порадовать журналистов, а равно и миллионы телезрителей. Слишком важные исторические минуты отсчитывают время подписания брачного контракта двух лидеров, двух партий, которым обеспечена победа во втором туре голосования. Вопиющенко, как лидер нации, может улыбаться, ему это даже положено: если он улыбается, то и вся нация улыбается. А он, будущий премьер-министр, сугубо рабочий человек, пахарь, которому положено отдыхать не более четырех часов в сутки, поскольку именно он, премьер, отвечает за благосостояние народа, за сокращение налогового бремени, повышение пенсий, заработной платы рабочих и служащих, а президент…

Президент знай расхаживай по странам и континентам, улыбайся лидерам других государств да подписывай соглашения, наслаждайся совместной охотой, юными амазонками и другими прелестями жизни, которые и присниться не могут премьеру.

Александр Иванович поставил подпись первым, потом дрожащей рукой сделал это Кикинах и только потом Вопиющенко, лидер нации, под бурные аплодисменты. Кикинах первым кинулся и облобызал Вопиющенко, а Александр Иванович только потом. Он обнял его, прижал к себе, упираясь носом в шею лидера нации.

Вскоре явилась Катрин с сынишкой, держащим в ручке оранжевый шарик. Катрин скупо улыбалась. Потом взяла мужа за руку, куда-то увела. Надолго. Церемония подписания кончилась, началась церемония чаепития, где чаем и не пахло. Здесь были лучшие коньяки и вина. Кто-то прислал все это не то из Англии от Березовского, не то из Америки от Пробжезинского. Только икры не было. Россия не прислала, ну и Бог с ней: она пришлет после выборов господину Вопиющенко, президенту великой, независимой страны, которая будет уже стоять одной ногой в Евросоюзе.

Журналисты ушли, остался узкий немногочисленный круг четырех фракций. Кикинах, Морозов, Юлия Болтушенко сидели рядом за одним столом и по очереди произносили тосты в основном за благополучие нации и за здоровье лидера нации Вопиющенко, которого отравили российские спецслужбы, и потому он не мог остаться с ними разделить трапезу по поводу воссоединения.

– Я со всем согласна, – сказала Юлия, стоя с бокалом шампанского в руке, – только одно мне не нравится. Зачем нам эта так называемая парламентская республика? Что это нам даст? Для того чтоб навести порядок в стране, нужна сильная рука, сильная вертикаль власти. Вы посмотрите, что творится в России. Этот кагэбэшник Путин наводит порядок в стране. Шаймиев раньше поднимал голову, а теперь опустил ее. Гусинский и Березовский вынуждены были драпать из страны. А мы чем хуже? Да мы этот Донбасс обнесем колючей проволокой, но искореним русский язык. А тот, кто будет сопротивляться, тому пальцы, а то и язык будем отрезать. И это может сделать только президент, если у него будет вся полнота власти. И этим президентом будет Виктор Писоевич. Вы не знаете Виктора Писоевича. Виктор Писоевич внешне кажется либералом, добрым, мягким человеком, а на деле он куда сильнее русского президента. Давайте не будем лишать его полномочий. Только так можно привести страну к процветанию. Что-то и от коммунистов надо взять. Не все было так плохо при социализме. Правду я говорю, Александр Иванович? – Тут Болтушенко чокнулась с ним бокалом и залпом выпила шампанское. – Но, Александр Иванович, дорогой, кажется, именно вы, а не кто-то другой требуете разрушить конституцию страны и ввести так называемую парламентскую республику? Да или нет? Похоже, вы не любите Украину. А может, вы того, русский шпион? Признавайтесь, разоружайтесь, мы великодушны, простим вас.

– Да… что вы такое говорите, Юлия Феликсовна, Христос с вами, – произнес Морозов, заикаясь и моргая глазами.

– Юлия Феликсовна, вас вызывают, я провожу вас, – сказал Пердушенко и протянул ей руку. Она тут же встала, красная как помидор, и ушла под руку с мужчиной, которому никогда не могла ни в чем отказать.

– Зачем ты меня увел, подождать не можешь?

– Пусть Кикинах с Морозовым мусолят друг друга, они нам не нужны. Нам нужны голоса их единомышленников, тех, кто за них голосовал в первом туре. Пусть голосуют за нашу фракцию.

– Не за фракцию, а за лидера.

– Пусть за лидера, куда теперь денешься. А как ты думаешь, долго он протянет?

– Он будет жить вечно, – ответила Юлия.

Морозов облегченно вздохнул, когда Юлия вышла из-за стола. Он выпил с Кикинахом рюмку коньяка на брудершафт и принялся уплетать заграничную ветчину со всякими приправами. Они так пахли, что в носу щекотало. Школь-Ноль поднялся с рюмкой коньяка и начал произносить тост. Говорил он всегда путано и нудно. Расписывая выдающиеся качества лидера нации Вопиющенко, он, наконец, дошел до дивизии «Галичина».

– Мы можем показать, где раки зимуют, не только москалям, но и их приспешникам, поселившимся в самом благодатном крае, на востоке Украины. Откуда появились эти так называемые украинцы? Что это за украинцы, которые своего родного украинского языка не знают? Долой таких украинцев! Вот на западе, во Львове, вернее, в Лемберге – настоящие украинцы. Даже если в их жилах течет немного польской крови! Если разобраться, то это положительное явление. Поляки не любят москалей, и мы не любим москалей. И это нас объединяет. Писатели Галичины сказали свое слово относительно русского языка. Русский язык – это язык блатных, это язык мата и зэков. Я провозглашаю этот тост за Галичину, за дивизию, за галичанских писателей и за Юлию Болтушенко. Ура!

Выслушав этот тост, Морозов отлучился по малой нужде, а потом присел на диван в прихожей перед открытой форточкой и набрал полные легкие воздуха.

– Эх, как хорошо, – сказал он себе, – пойду на улицу, вспомню детство. Я всегда любил гулять на свежем воздухе. Будьте вы прокляты со своими Лембергами… Влип я, одним словом. Хотя… пятьдесят миллионов долларов на дороге не валяются. Я не продался, наоборот, я обманул вас, оранжевые чурки, продавшиеся Березовскому и Пробжезинскому. Это вы продались, а не я продался. Это вы иуды, но не я, Александр Морозов.

39

Петр Пирамидонович, облачившись в новый костюм и повязав галстук на бычьей шее, вышел во двор, сел в машину и дал команду водителю взять с налету Верховную Раду, где, должно быть, уже кипели страсти. Но на подъезде к зданию Верховной Рады раздался звонок по мобильному телефону. Он приложил крохотный аппарат к уху.

– Пердушенко слушает, – сказал он негромко.

– Говорит Борис Березовско-Гнильский из Лондона. Здорово, сука! Как дела? Скоро возьмете власть в свои руки? Я только что говорил с этим дебилом Вонющенко. Он и переадресовал меня к тебе. Я знаю, что ты не бедный человек, но все же мой долг внести хоть малую лепту в развитие вашей оранжевой революции. И я решил пожертвовать двадцать миллионов долларов. Я понимаю, что это капля в море, но на них вы недельку продержитесь на Майдане Независимости. И надо, чтоб было полмиллиона человек. Кормите их и поите вдоволь да еще транквилизаторы подмешивайте, поите водой с энергетическими добавками. Это дорого, но ничего не поделаешь. Главное, чтобы эта революция победила, а затем перекинулась в Россию, я в этом особенно заинтересован.

– Это жест доброй воли или двадцать… миллионов надо будет возвращать после прихода к власти? – спросил Пердушенко.

– Потом разберемся. Главное… главное, вы должны оторваться от России, которую я ненавижу всеми фибрами своей души. И всегда ненавидел. Всегда, даже тогда, когда грабил ее. Ну, да ладно. Это все потом, потом. А пока мне нужен счет, банк, куда бы я мог перевести деньги. Ты называй, у меня тут устройство все записывает, слово в слово. Инкогнито гарантирую. Даже английская разведка не имеет доступа к моему записывающему устройству. Говори, не стесняйся. Если этих денег не хватит, я пришлю еще. Но я знаю, что шестьсот пять миллионов выделяют США. Мало – еще выделим. Этот скупердяй Сорос пусть раскошеливается, Збигнев… да мало ли щедрых людей?

– Подожди, останови машину, – приказал Пердушенко водителю. – Послушай, Борис Абрамович, я сейчас же доложу президенту, и мы пошлем к тебе своих людей. Там все на месте обговорите. Может, прибавишь еще хоть сотню, что такое двадцать миллионов? Сущий пустяк. Ты не бедный человек. Подарим тебе один завод – окупится всё.

Известие о готовности предоставить двадцать миллионов долларов на оранжевую революцию нисколько не удивило и не обрадовало международного экономиста Пердушенко, поскольку он и сам мог с величайшей легкостью и даже удовольствием выложить эти двадцать миллионов на великое и благородное дело государственного переворота. А что такое переворот? Это смена власти одних другими, и если этот переворот происходит с малой потерей крови, а то и вовсе бескровно, то это просто смена отсталого антинародного режима более прогрессивным антинародным режимом. Тем более что сказочно богатый Запад поддерживает и поощряет. Жаль, что США сделали ставку на больного человека, а не на него, здорового, крепкого, самоуверенного. Он и только он, Пердушенко, смог бы навести порядок в стране и привести ее к процветанию.

А тут к власти рвется Болтушенко. Хитрая, сучка. Надо помешать ей в этом, во что бы то ни стало. Может, аварию ей подстроить? А вдруг она лишь рисуется, цену себе набивает, а в ответственный момент скажет: «Петя, я передумала, не женское это дело, иди ты, становись премьером, ты же мужчина все-таки. А баба есть баба: ее дело кухня, пеленки, подгузники и нескончаемая радость в постели. Женись на мне и баста».

Эти мысли сверлили его мозг даже тогда, когда он вошел в полупустой зал Верховной Рады, где выступал Курвамазин, страстно доказывая, что лошади как гужевой транспорт имеют право на жизнь, поскольку надвигается энергетический кризис и Россия снова может увеличить квоты на нефть и газ. Голос Курвамазина надоел всем хуже горькой редьки, и всякий раз, когда он выступал, а выступал он по тридцать-сорок раз в день, все демонстративно закрывали глаза, а кто-то даже не стесняясь похрапывал.

Ни Вопиющенко, ни Болтушенко в зале не было. Что это могло значить? Никто не обратил внимания на депутата и магната Пердушенко, и потому он спокойно прошел к своему креслу, дважды ущипнув певичку Белозирко за плечико, она негромко хихикнула и даже сказала: да ну тебя! Он сел напротив, но в следующем ряду, и уставился на ее покатые плечики.