Текст книги "Оранжевая смута"

29

Особа в униформе американских ВВС незаметно подошла к будущему президенту и что-то шепнула ему на ухо на английском языке, а затем так же тихо, кошачьей походкой удалилась, ни на кого не глядя.

– Господа, – сказал Вопиющенко вставая, – к нам пришли великие люди, прошу встретить их достойно и быть максимально вежливыми не только с ними непосредственно, но и по отношению друг к другу. Это исторический момент не только в нашей жизни, но и в жизни всего государства. Благотворительная помощь на оранжевую революцию доставлена. Будем благодарны Богу и великой стране, расположенной за океаном, которая решила прийти нам на помощь. Пока посланцы поднимаются по ступеням нашего офиса, я предлагаю помолиться за Америку и ее президента. Во имя отца и сына…

Все повскакивали с мест и обратили свои взоры на живое изображение со сложенными ладошками, выпростанными пальцами у самого носа и стали повторять слова молитвы.

Входная дверь почему-то долго не открывалась, а потом резко отворилась и на пороге показалась Юлия Болтушенко.

– Ты никого не видела в коридоре? – спросил ее Пердушенко.

– Да какие-то два хорька сидят на мешках и курят сигары. Кто бы это мог быть?

– Они! – воскликнул Виктор Писоевич, прерывая молитву, и, ни на кого не глядя, бросился в коридор. Два хорька вскочили, кинулись на шею будущему президенту, целовались с ним по очереди, а потом один из них на ломаном русском языке произнес:

– Эта два мэшок полно доллар. Это на ваш победа на президент.

– На революшэн, – добавил другой хорек по имени Джордж.

– Тащите мешки в кабинет. Там у меня мои соратники по борьбе за счастье Украины, за правду, за независимость, за процветание и прогресс.

– Ти есть зять оф Америка?

– Да, да, конечно. Джордж Пеньбуш предложил мне в жены свою племянницу.

– Джордж Пеньбуш? Этот пьяница? Корошо, корошо. Ты тоже пьяница! Го-го-го! Это есть шутка. Русский шутка.

– Я не люблю русских, – сказал Вопиющенко.

– Ти не лубит рашэн? Пеньбуш тоже не лубит рашэн. Куда девать мешок?

– Отнесите в мой кабинет. Мои соратники все должны пересчитать.

Два сотрудника посольства США в Украине под гром аплодисментов втащили вначале один мешок, а затем и второй в кабинет, расплываясь в широкой американской улыбке. Оба они тут же сели на эти мешки.

– Ми тут принес деньга. Доллар, много доллар. Два миллиард доллар. А это, – он извлек из брюк довольно увесистый пакет, туго стянутый брючным ремнем, – это ти, Вопиющенко, оф пан Пробжезинский оф Америка. Передать жена Катрин. Ми сказать: гуд бай!

Американцы ушли, не закрыв за собой дверь.

– Дверь закрыть! – приказал Пердушенко. Он тут же извлек острый охотничий нож, разрезал мешки и высыпал пачки на пол.

– Давайте разделим это добро поровну! – предложила Юлия Болтушенко.

– Ты что, сдурела, коза? Ты и так уже обворовала Украину вместе с Лазаренко. Может, хватит, а? – сказал Пердушенко. – Эти деньги не для тебя и даже не для нас с тобой. Они предназначены для свершения бархатной оранжевой революции, которая приведет нас в НАТО и Евросоюз.

– И поставит Россию на колени, – добавил Вопиющенко.

Произнеся эти слова, он упал на горку долларов грудью, а носом старался понять, как они пахнут. Юлия Феликсовна тоже пристроилась сбоку и уткнулась носом в пачки.

– Новенькие, только что отпечатанные, – произнесла она в восторге. Бздюнченко упал на колени, раздумывая, где бы ему пристроиться. Поняв, что это бесполезно, он закричал:

– Вопиющенко – наш президент! Вопиющенко – наш президент.

Он произносил эти слова так громко, что будущему президенту пришлось затыкать уши сначала ладонями, а затем пальцами.

Первой поднялась Юлия, чтоб поддержать Бздюнченко, и заорала писклявым голосом так, что казалось, занавески зашевелились. Пердушенко тоже поднял голову и несколько раз крикнул: «Вопиющенко – наш президент». Депутат Пинзденик лежал рядом с Вопиющенко и кукарекал. Он делал это очень старательно до тех пор, пока и сам будущий президент не стал хлопать в ладоши. Пинзденик схватил за руку своего босса и попытался оттащить его, боясь, что тот задохнется. Поднялись и Юлия с Бздюнченко, и они вчетвером взялись за руки и начали отплясывать вокруг горки с долларами, на которых по-прежнему лежал Виктор Писоевич. Пляски продолжались не более десяти минут. Когда Вопиющенко встал, раскинув руки в стороны, кольцо танцующих разорвалось и раздались аплодисменты.

– Революция! Революция! Революция! Вопиющенко!

– Ребята, – сказал Виктор Писоевич, – нам нужно срочно убрать эти мешки. Дело в том, что сейчас, буквально через десять минут, в этот зал придут депутаты нашей фракции. Это почти сто человек. Мы не можем им показать эти мешки. Начнется паника, возможны драки: не все такие сознательные люди, как мы. На этом собрании депутатов нашей фракции мы зачитаем послание Пробжезинского, его переведет моя супруга, вот она уже здесь. Катрин, милая, подойди. Эти деньги, что ты видишь здесь, прислал твой друг Збигнев Пробжезинский, самый великий человек Америки, он ненавидит русских так же, как и мы с тобой.

Катрин взяла папку, разрезала ее крохотным ножичком, поднесла к глазам и ахнула. Инструкция, написанная мелким шрифтом, была на польском языке. Доллары в это время завернули в скатерть и унесли в другое помещение. Это сделал Пердушенко – самый крепкий из банды Вопиющенко.

– Ласточка, что ты так расстроилась, что-то не так? – с тревогой в голосе спросил Вопиющенко.

– Как же не расстроиться? Инструкция написана на польском языке. Збигнев хитрая бестия: он думает, что этот документ может стать достоянием общественности, и тогда наши враги могут обвинить мою родину Америку во вмешательстве в дела другого государства, в данном случае в дела Украины, – пролепетала Катрин. – Я это не смогу перевести: я польский язык никогда не изучала.

– Кто из наших депутатов владеет польским языком? – спросил Вопиющенко у своих ближайших сотрудников.

– Все львовяне владеют польским, они по существу и есть поляки, если не они, то их предки, – ответил Пердушенко. – Эти псы уже под окнами. Иди, Саша, открой им дверь.

Александр Бздюнченко бросился к дверям, вышел в коридор, но оказалось, что входная дверь на замке.

– Кто закрывал входную дверь? – спросил он, врываясь в зал заседаний великих людей.

– В том моя вина, – признался президент, шаря по карманам. – А, вот он, ключ от входной двери. Открой, пусть толпа соратников ворвется в зал заседаний.

Как только открылась входная дверь, депутаты «Нашей Украины», давя друг друга, насели на проем двери. Три депутата – Курвамазин, Дьяволивский и Заварич-Дубарич – хотели войти одновременно.

– Да не давите так, сволочи, – вскрикнул Курвамазин, – я заявляю протест.

– Спокойно, господа, спокойно, – произнес Бздюнченко, оглядывая ленты у каждого на груди, на которых было написано слово «Так». У Курвамазина ленточка перевернулась, и слово читалось как «кат», что значит «палач». – Подожди здесь, – обратился он к Курвамазину.

Курвамазин обрадовался. Впервые такой великий человек, один из ближайшего окружения будущего президента, обратил на него внимание. Слава Богу, наконец его, великого оратора, Цицерона двадцать первого века, заметили и, возможно, оценят теперь по достоинству.

Как только все девяносто девять человек вошли в овальный зал и расселись в кресла, Бздюнченко взял Курвамазина за руку и потащил на сцену. Курвамазин тут же стал открывать свой портфель, дабы достать бумажки с речами, будучи уверен, что ему хотят предоставить слово. Но Бздюнченко, подняв руку вверх, как делали немецкие генералы, воскликнул:

– Господа депутаты! Посмотрите, что написано на груди у этого предателя! Прочитайте: вместо «так» у него написано «кат», то есть «палач». Депутат Курвамазин – предатель. Я предлагаю устроить ему суд Линча!

– Ура! – заревели депутаты. – Ату его! Он москаль, у него русская фамилия. Долой его!

Депутат Заварич-Дубарич и депутат Пинзденик бросились на сцену, чтоб схватить предателя-москаля и устроить ему тут же, к огромной радости ликующей толпы, суд Линча, но Курвамазин, не понимая, что происходит, на всякий случай встал на колени.

– Я предан, не губите, люди добрые. Никакой я не москаль, я их ненавижу, клянусь честью!

– Которой у тебя нет, – сказал Пинзденик.

– Я сменю фамилию. Я и паспорт переделаю. А что касается этой надписи, то я получил ленточку в нашем штабе, как и все остальные депутаты.

На выручку ему пришла Катрин, жена президента. Она подняла его с колен, взяла за подбородок и сказала:

– Господа депутаты, я заметила, что у многих из вас вместо слова «так» написано «кат». – В зале загудели. Все вдруг устремили глаза на свои ленточки оранжевого цвета. – Успокойтесь, господа: у вас на груди просто перевернуты ленточки и знаменитое слово «так» читается как «кат». Будьте просто внимательны. Ничего страшного в этом нет. Вы не «каты», вы не палачи, вы – революционеры, борцы за правду. Как видите, произошло досадное недоразумение. В этом есть и моя вина. Это я заказала в Америке куртки, обувь, палатки, сувениры, головные уборы, ленты, и на всем написано это волшебное слово «так». Я, признаться, не могла подумать, что это обычное слово может читаться нашими недругами справа налево и будет превращаться в понятие «палач». Это просто совпадение.

– А нельзя ли заказать новые палатки, новые ленты и все прочее? – спросил депутат Заварич-Дубарич, протирая очки.

– Это невозможно, наши друзья в Америке уже потратили на всю эту мелочь свыше ста миллионов долларов. Наши друзья считают каждый цент. И потом, когда мой дорогой муж пройдет инаугурацию и станет законным президентом страны, деньги придется возвращать. А это ни много ни мало около миллиарда долларов.

– Два миллиарда, – шепнул ей Вопиющенко.

Катрин только поморщилась: ей не хотелось выкладывать карты лицевой стороной в это трудное время.

Раздались аплодисменты. Курвамазин еще раз упал на пол, но теперь уже к башмакам жены президента Катрин.

– Матушка моя пресвятая, Америка моя богатая, позволь мне целовать твои следы, где бы они ни отпечатывались!

Вопиющенко долго смотрел на седую голову Курвамазина, и ему, как любому хозяину, стало жалко своего верного пса, который из кожи вон лезет, чтобы угодить своему хозяину; сердце его дрогнуло, и он сказал:

– Встань, я снимаю все подозрения с тебя. Будь и дальше верным и преданным делу оранжевой революции.

– Благодарю, благодарю, мой президент!

30

Катрин получила зашифрованную инструкцию, где подробно рассказывалось, как организовать народ на майдане, как кормить, поить, какие цели ставить, как войти в контакт с силовыми структурами, кому сколько денег платить, как избежать кровопролития на главной площади страны и в других городах. Катрин быстро расшифровала, но текст был составлен на польском языке, а Катрин владела только английским.

– Депутат Дьяволивский и Заварич-Дубарич в совершенстве владеют польским языком, – сказал Вопиющенко супруге. – Я им прикажу завтра, и один из них придет к нам и сделает перевод.

– А ты где будешь завтра? – спросила Катрин.

– Где мне прикажут интересы оранжевой революции, там и буду, – ответил муж. Он уже лежал в кровати в спальне.

– О'кей, – сказала Катрин.

Она набросила на плечи роскошный халат и вышла на балкон подышать свежим воздухом. Внизу перед входом остановилась машина черного цвета, и из нее вышел Пинзденик. Он вытащил крохотный мобильный телефон и стал нажимать на кнопки. Катрин заметила и поняла, что он названивает мужу.

– Поднимайся на второй этаж, – крикнула она с балкона.

Пинзденик поднялся по ступенькам в мгновение ока. Входная дверь уже была открыта. Катрин стояла в халате, улыбалась, как настоящая американка.

– Прошу, – произнесла она коротко, давая ему возможность пройти.

– А Виктор Писоевич где? – прошептал Пинзденик. – Он мне назначил встречу на десять вечера.

– Он спит. Проходи, я угощу тебя кофе, – сказала она, глядя на Пинзденика какими-то неестественно блестящими глазами. – Не бойся.

– Я… завтра, завтра, – испуганно затараторил Пинзденик. Он замахал руками, попятился назад и что-то говорил, но все шепотом. Катрин протянула руки, словно хотела его поймать, он запутался перед самой входной дверью и чуть не упал, но дверь оказалась незапертой, и это спасло его. Он выскочил на площадку, как воришка, и быстро спустился по ступенькам.

– How silly you are! (Какой же ты глупый), – произнесла Катрин на своем языке.

Она вернулась в спальню, посмотрела на сонного мужа и вспомнила известную истину: жены президентов и других политических деятелей не самые счастливые, они скорее достойны сожаления, чем восторга. Во всяком случае, им живется не так, как об этом думают другие.

К обеду следующего дня пришел Дьяволивский. Катрин сидела напротив, поедала глазами переводчика, но он был слишком недоступен, слишком сосредоточен, слишком погружен в бумаги и, если бы в помещении, где он сидел и переписывал текст, раздался выстрел, никак бы не среагировал.

Текст перевода поместился на десяти страницах мелким шрифтом. Здесь было и несколько нежных слов в адрес Катрин. Переводчик долго сопел, что-то бормотал себе под нос и, наконец, пришел к мнению, что лирические слова переводить не стоит. Катрин, возможно, сама догадалась.

– Все готово, пани Катрин, что делать дальше? Будем вызывать лидера нации?

Дьяволивский доложил Вопиющенко, что перевод присланного из Америки текста готов.

– Благодарю, – сказал Виктор Писоевич. – Сегодня мы в узком кругу обсудим инструкцию, а потом соберем расширенный кворум.

В этот раз Виктор Писоевич прямо с майдана отправился домой и после чая и жареных пончиков принялся за изучение инструкции. Он несколько раз перечитал текст, но не мог понять, как можно предлагать деньги своим врагам – Генеральному прокурору, министру МВД, судьям, ведь это же люди действующего президента Кучумы.

– Ты дурак, – вынесла приговор мужу Катрин. – Доллар есть доллар, а доллар всемогущ даже в Америке. Человек Кучумы продаст твоих врагов за один доллар, а тебе дали два миллиарда долларов. Ты можешь купить всю милицию, Генеральную прокуратуру, весь суд, да еще на бизнес останется. За доллары милиция не будет разгонять твою молодежь на майдане.

– А мне останется на разведение пчел? Я очень хотел бы иметь свою пасеку. Пчелы приносят много меду, я смогу кормить всех своих друзей-руховцев, членов моей партии, а потом и всю нацию, поскольку это моя нация, – произнес лидер с огоньком в глазах.

– Пчелы потом, сперва… революция, – поморщилась Катрин.

– Тогда есть необходимость познакомить Юлю с этой инструкцией. Все же мы соратники, – сказал муж. – Она в этом больше понимает, чем я.

Катрин не стала перечить мужу и кивнула головой в знак согласия. Была приглашена Юля. Она быстро пробежала текст, поморщилась и произнесла:

– Я все это и так знаю. Какой дурак сочинял эту чушь?

– Джордж Пеньбуш, – покривил душой будущий президент.

– Да? А я не знала. Ну, если так… давайте, давайте я еще раз пробегу.

Теперь она потратила на чтение целых шесть минут и пришла в восторг.

– М-да, недурно, недурно. В этом что-то есть неуловимое на первый взгляд, но если вдуматься… А можно мне копию? На основании этой глубокомысленной инструкции я составлю план, и мы вместе с тобой, дорогой Виктор, будем им руководствоваться, идет?

– Я не возражаю, – сказал Вопиющенко. – Тем более что этот текст принадлежит другу моей супруги Пробжезинскому.

– Пробжезинскому, ты говоришь? Фу, какая мерзость! Да здесь ни одного толкового предложения нет. А где оригинал? Взглянуть бы на оригинал.

– Он у Катрин. Она не отдаст. Эта инструкция адресована ей лично. Это почти любовное письмо. Как может женщина пойти на такое, скажи?

– А ты не ревнуешь супругу к Пробжезинскому? Впрочем, она того не стоит. Да и ты не переживай. У тебя есть я. Ты понял?

Поскольку Юля говорила довольно громко, Катрин слышала обрывки фраз, но понимала не все, что говорила ее соперница.

– Поехали, нация ждет нас, – сказала Юля.

Вопиющенко покорно встал, чмокнул супругу в щеку, пряча переведенный текст во внутренний карман пиджака.

Соратники сели в отдельные машины, и уже через тридцать минут Виктор Писоевич вошел в зал, где собрались его единомышленники, и выступил с сумбурной речью. Он держал в руках текст инструкции и комментировал каждый пункт.

– Господа, – говорил будущий президент, – прошу всех рассаживаться по местам. Оранжевую символику поправите потом. Мы получили пакет, в котором инструкция о том, как нам взять власть в свои руки мирным путем, даже если количество голосов во втором туре президентских выборов будет не в нашу пользу. Наш соратник Дьяволивский пытался перевести текст, но перевод неточный, поэтому я еще не знаю его содержания, но чувствую, что это очень важный документ. В целях конспирации он написан на польском языке. Кто из вас владеет польским языком?

Около десяти депутатов, представляющих Галичину, тут же вскочили и одновременно произнесли «я»!

– О, это хорошо. Кому мы окажем честь выйти на трибуну и перевести нам руководство к действию?

Депутат Школь-Ноль, не дожидаясь, когда назовут его имя, уже бежал к трибуне.

– Пся крев, я здесь, – сказал он, тяжело дыша. Со своих кресел встали еще десять депутатов, но Школь-Ноль без запинки уже перевел первое предложение.

– Пусть переводит дальше, – дала команду Юля.

Однако после первого же переведенного предложения депутат Бенедикт Тянивяму встал во весь свой могучий рост и, в отличие от своих земляков галичан, не произнося никаких слов типа «пся крев», громко сказал:

– Ты неправильно перевел заголовок. Не обращение к украинскому народу, а инструкция, обращенная к украинскому народу, которая означает, как нам жить дальше, как выкурить москалей из наших территорий после бархатной революции, которую нам надлежит совершить в самое ближайшее время.

– Пся крев, – произнес Школь-Ноль про себя, – ради победы нашей бархатной революции в случае победы на выборах ставленника Москвы Яндиковича я готов уступить тебе место, поскольку ты настоящий поляк. Как вы, господа депутаты?

Все молчали до тех пор, пока лидер нации не кивнул головой в знак того, что он не возражает. Сразу же раздались дружные аплодисменты.

Бенедикт Тянивяму взял текст в руки, перекрестился, трижды поцеловал и только потом стал переводить по пунктам.

– Господа! Во имя родины, во имя процветания государства подлежит…

– Неверно! Не подлежит, а надлежит, – сказал профессор, доктор юридических наук без среднего образования Заварич-Дубарич. Он тут же вытащил еще три диплома, среди которых был диплом академика академии наук, полученный в Варшаве из рук президента Польши Косневского, потряс ими и добавил: – Только я могу перевести инструкцию с польского.

Лидер нации снова кивнул головой в знак согласия. Заварич-Дубарич подбежал, выхватил инструкцию и стал читать:

«Инструкция номер два. Вам надлежит:

– организовать молодежь из числа студентов и школьников старших классов и организованно вывести их на Майдан Независимости на следующий же день после объявления Центральной избирательной комиссией результатов голосования, если эти результаты не в пользу великого сына Украины, зятя и друга Америки Вопиющенко Виктора Писоевича;

– удержать пятый канал телевидения в своих руках и передавать в эфир все, что будет происходить на Майдане. Ваше телевидение будет транслироваться на всю Европу и Америку;

– форму и символику оранжевого цвета вы получите в ближайшее время в количестве трех миллионов экземпляров;

– для поддержания боевого духа и управления толпой в апельсины, упакованные в ящиках, необходимо загонять небольшое количество наркотических средств при помощи шприцов. Наркотические средства впрыскивать при консультации врачей, так как передозировка может сказаться на поведении толпы и обратиться против своих хозяев;

– оплата каждого участника митинга не должна превышать пятидесяти долларов за двенадцать часов;

– участники протеста из других городов оплачиваются в двойном размере;

– питание, спиртное, соки, кофе, одежда обеспечиваются в достаточном количестве за счет средств гуманитарной помощи из фонда «Катрин – Пробжезинский»;

– своих агентов следует направлять в другие города с полными карманами долларов для подкупа молодежи и организации митингов и собраний;

– захват власти должен произойти мирным путем, без применения оружия, без кровопролития, если это возможно;

– мирно надо окружить правительственные здания, в том числе и судебные органы, управления милиции и прокуратуры, резиденцию президента и Верховного Совета, Центральную избирательную комиссию и кабинет министров;

– мирно войти в здания, мирно поднять чиновников со своих кресел, мирно выкинуть их на улицу в открытые окна и посадить туда своих людей;

– в случае оказания сопротивления со стороны работников прошлого, враждебного народу режима допустимо применить силу, в которую внедрить гнев всего народа, дабы выбросить их на свалку истории. Спрятавшихся в подворотнях дрожащих хлюпиков, кто с бутылкой и стаканом в руках произносит тост за Яндиковича, отвести и посадить на скамью подсудимых;

– фонд помощи в осуществлении бархатной революции в Украине может быть увеличен до двух миллиардов долларов. С вами Бог!»

Заварич-Дубарич трижды перекрестился и трижды поцеловал инструкцию в конце текста.

Депутаты продолжали сидеть в застывшем виде еще несколько минут, глядя в потолок и даже не замечая лидера нации: инструкция произвела на всех и каждого ошеломляющее впечатление. Наконец-то все они, до единого, будут героями не только Майдана Независимости, но и многочисленных телекамер. Наконец-то настало время великой миссии Пинзденика, Юлии Болтушенко, Петра Пердушенко, Бенедикта Тянивяму, Дьяволивского, Школь-Ноля, Заварича-Дубарича, Пустоменко и прочего ученого люда без среднего образования, у которых от природы луженая глотка.

Немая сцена продолжалась недолго. Ее нарушил президент, хоть еще не избранный, но уже давно утвердившийся в сердцах и душах своих сообщников в деле захвата власти без применения оружия. Он вытянул руки и захлопал. Его тут же поддержали последователи.

– Слава Украине! – произнес он.

– Слава Вопиющенко! – закричал Пинзденик.

– Слава Вопиющенко! – поддержал хор.

– Слава жене президента Катрин! – закричал Курвамазин.

– Слава Збигневу! – выкрикнул депутат Школь-Ноль.

– Спасибо, господа слуги народа! – сжав ладони и делая поклоны, произнес президент. – Какие будут вопросы в связи с этой инструкцией?

– Будут ли нам присваивать воинские звания? – спросила депутат Юля Феликсовна. – Я, например, хочу быть генералом. А почему бы нет? Первая женщина в свободной Украине – генерал. Чем это плохо, господа?

– Сперва надо нашему президенту присвоить воинское звание, – произнес Пинзденик, – а потом уж о себе думать.

– Я поддерживаю это предложение. Считайте это моим депутатским запросом. Я прошу этот вопрос рассмотреть немедленно, – настаивал Юрий Курвамазин.

– Прошу открыть окна, – заявил Пердушенко, хотя это требование звучало как приказ.

– Чем вы мотивируете свое требование, или это тоже депутатский запрос? – допытывался Вопиющенко.

– Некоторые депутаты слишком плотно позавтракали и от эмоциональной перегрузки выпускают пар из штанов. Я уже по запаху определяю, от кого несет, – бодро ответил Пердушенко.

Дьяволивский и Бенедикт Тянивяму опустили головы: они оба наиболее часто выпускали пар из штанов, и он у них был наиболее ядовитый.

– Хорошо, – сказал Вопиющенко, – мне все понятно. Итак, в целях создания хорошей атмосферы разрешаю депутатам Дьяволивскому и Бенедикту прогуляться на свежем воздухе.

– А нас не лишат воинского звания?

– Не переживайте. Вы уже капитаны, один и другой.

– Мало, – посетовал Дьяволивский.

– Скромно, – с грустью произнес Бенедикт, открывая дверь.

– Господа депутаты, дорогие мои соратники, – обратился к ним президент. – Я сам себе не могу присвоить воинское звание, это ваша обязанность и ваш долг. Сначала вы мне присвоите, а потом я буду издавать указы о присвоении вам: кому майора, кому полковника, кому генерала.

– У вашего оппонента Яндиковича, хоть он и не служил в армии, воинское звание – майор. И у нас должно быть не ниже майора, а наоборот, выше. У меня уже, к примеру, есть воинское звание ефрейтор. Так вот, у Гитлера тоже было такое звание, однако он, кажись, стал маршалом. Но я человек скромный, мне достаточно генерала, – заявил Бздюнченко.

– Сперва президенту звание, – сказал Курвамазин. – Я предлагаю присвоить ему звание генералиссимуса. Был же Сталин генералиссимусом, хоть и не служил в армии и даже ни разу не вышел к солдатам, воевавшим с гитлеровскими войсками.

– Ура!!! – закричали соратники и захлопали в ладоши.

– Кто за то, чтоб присвоить нашему президенту звание генералиссимуса, прошу голосовать, – объявил Пинзденик.

Все подняли руки единогласно, и только Катрин воздержалась. Генералиссимус наклонил голову в знак благодарности, а потом стал обнимать всех по очереди и целовать в щеку и лишь Пинзденика поцеловал в губы затяжным поцелуем. Катрин нахмурилась, закусила нижнюю губу, затем порылась в сумке, извлекла пачку сигарет «Мальборо» и закурила.

– Внимание, господа депутаты! Вношу предложение присвоить воинское звание и жене президента, – объявил Пинзденик. – Она заслуживает звание генерала.

– Ура! Ура! Ура! – поддержали депутаты.

Катрин повеселела.

– Можно мне внести предложение? – спросила она у депутатов. – Я, правда, не депутат, но я знаю, что вы с любовью относитесь к моему мужу и ко мне в особенности. Так вот, я прошу вас присвоить воинское звание и моим друзьям: Збигневу Пробжезинскому, президенту Польши Косневскому, председателю Евросоюза по правам человека Хавьеру Солане. Эти люди внесли большой вклад в победу не только на выборах моего мужа, но и всей команды, независимо от итогов голосования.

– Я, как будущий президент, издам указ о присвоении воинских званий нашим друзьям, – заверил своих коллег Вопиющенко.

– И разжалуйте Яндиковича, – заревели все до единого.

– Ну, это уж разумеется.