Текст книги "Оранжевая смута"

31

В Верховной Раде, где господствовали зомбированные оранжевые, все ждали выступления их лидера Вопиющенко. Он появился под восторженные крики и тут же захватил трибуну.

– Мои депутаты, моя нация, мой народ! Слушайте своего президента, генералиссимуса Виктора Писоевича Вопиющенко, помазанника Божия на украинский престол, возведенного уже в первом туре голосования! В том, что я не набрал больше пятидесяти процентов голосов в первом туре, виноват Виктор Яндикович, бывший зэк, Кучумою возведенный в ранг председателя правительства моей нации, вопреки воле моего народа, вопреки моей воле и вопреки воле моих депутатов, которые здесь находятся. Позор Виктору Яндиковичу, позор всем депутатам, кто не состоит в моем блоке!

– Позор, позор! Ура! – хором скандировали оранжевые депутаты.

Депутаты продолжали вскакивать с мест, вскидывали руки над головой и скандировали: «Слава Вопиющенко! Слава! Слава! Слава!»

Виктор Писоевич кланялся, широко раскрывал заплывшие глаза, прижимал ладонь к сердцу…

Катрин сидела в первом ряду, понимала далеко не все, что говорил ее великий муж, но вопли окружающих ее людей, их громкие рукоплескания, царская посадка головы мужа, его поклоны в знак признательности соратникам не требовали перевода.

Однако она все время смотрела на Корчинского, сидевшего рядом с мужем, и думала, что давно пора переходить от митингов к действиям. Она моргала Корчинскому до тех пор, пока тот не уловил ее гримасу, не понял ее зов осадить мужа, и только потом стал пощипывать лидера нации за то место, на которое тот обычно садился. Виктор Писоевич не обращал внимания. Он продолжал выкрикивать лозунги зомбированной толпе. Катрин прекрасно поняла по поведению его соратников, что с таким народом можно перевернуть весь мир ногами кверху, не то что захватить власть в стране, в которой под эгидой демократии уже давно царит общественный хаос. Она долго думала, почему так ведут себя эти люди, действительно ли ее муж пользуется у них такой популярностью. Даже крупнейший политик мирового масштаба Уинстон Черчилль, когда поворачивал голову влево или вправо во время своей знаменитой речи в Фултоне, не вызывал столь дружных, столь восторженных аплодисментов. Неужели эти люди немного накачаны допингом? Допинг… о, это хорошая мысль. А что если толпу накачать? Тогда толпа сметет все на свете.

Катрин подошла и шепнула мужу на ухо, что ей надо возвращаться домой к малышам, к этому времени она уже родила ему троих.

На площади, перед зданием Верховной Рады, стоял роскошный «мерседес», подаренный Збигневом на свадьбу, который автоматически снялся с сигнализации, как только она приблизилась и протянула руку, чтобы ухватиться за ручку двери. Демонстрируя скромность или некий западный менталитет, она отказалась от персонального водителя, в отличие от мужа, у которого было три шофера, и крутила баранку сама. Сев на мягкое переднее сиденье, она сунула руку в карман и вместо ключей извлекла маленький, самый современный аппарат и всего дважды нажала на разные кнопки. В течение нескольких секунд сигнал через спутник прошел через океан и застрял в одном из окон огромного небоскреба. Пробжезинский только что встал и готовился принимать утренний душ. Набросив на худые старческие плечи длинный халат из дорогой материи и сунув босые ноги в мягкие тапочки, он направился по длинному коридору в душевую. В это время раздался звонок, протяжный, настойчивый, неумолимый. Он сунул руку в карман халата, извлек трубку, чтобы посмотреть, кто звонит, и тут же выключить, как в переднем окошке мелькнул милый лик Катрин, она ему очень и очень редко звонила после вторых родов. Кровь бросилась в старческое, все еще красивое лицо, тепло пошло по всему телу и застряло в неугомонной плоти.

– Катрин, милая, ты? Я тебя слушаю, рад, что все еще помнишь, и грущу оттого, что ты так далеко, в какой-то там Украине, будь она неладна. Казню себя за то, что отпустил тебя. Это все проклятая политика. Я так и прожил всю жизнь в борьбе за свои идеалы, политические амбиции, по сути, стал жертвой всевозможных политических интриг.

Он присел на мягкий пуфик, сгорбился, тесно прижав телефон к уху.

– Ты не объясняй, для чего тебе нужны деньги, я с превеликим удовольствием брошу еще один миллиард долларов ради блага твоей бедной страны, главным образом потому, что я ненавижу Россию. Долгие годы русский медведь оккупировал мою далекую родину Польшу, а потом, поработив многие страны, в том числе и Украину, угрожал всему миру коммунистическим порабощением. Мне уже осталось немного, с собой я ничего не возьму, – почему бы мне не сделать доброе дело для человека, которого я страстно любил и люблю сейчас, хотя надежды даже на обычную встречу у меня не осталось почти никакой. Что-что? Ты могла бы приехать? Я пришлю за тобой самолет. В четверг самолет будет в Киеве. Целую тебя миллион раз.

Катрин расплылась в улыбке. Этот старичок все еще такой галантный и стройный, несмотря на возраст, выглядит куда лучше мужа, особенно после того, как лицо, нос покрылись струпьями, которые невозможно убрать никаким кремом. Да и глаза у него углубились, почти не видны. Глупый он, вздумал омолодить лицо, соблазнился никому не нужной молодостью, а вышел геморрой по всему лицу.

– Збигнев, дорогой мой старичок, я тоже по тебе скучаю и ищу любой предлог, чтоб позвонить, услышать твой музыкальный голос. Я тут присутствовала на встрече мужа с его соратниками и пришла к выводу, что с такими людьми можно сделать многое. Это нечто похоже на рейх: мой муж – фюрер, а его единомышленники – генералы фюрера. За что они его так любят? Я не могу этого понять.

– Да не его они любят, не будь наивной, – послышалось в трубке, – они любят власть. Как только победит твой муж, они перегрызутся между собой, как голодные волки, потому что каждый из них уже сейчас претендует на первые роли в государстве. Это естественно. Вдолби это своему мужу и скажи, что ставку на него я сделал только потому, что он женился на тебе по нашему с тобой плану.

– Збигнев, ты гений… – воскликнула Катрин, и две крупные слезы скатились по ее все еще свежему лицу.

«Зачем я вышла замуж за этого ненормального человека? – думала Катрин. – Он и ночью, во сне бредит, произнося одни и те же слова: мой народ, моя нация. Зачем мне это? Что хорошего здесь, в нищей стране моих родителей?

32

По просьбе Катрин обсуждение инструкции проходило в узком кругу еще раз в ее присутствии. Был вызван самый важный советник Майкл Корчинский и, по настоянию Вопиющенко, Юлия Болтушенко. Катрин долго морщилась, не желая видеть наглую Юлю у себя дома, она считала ее виновницей всех семейных бед, но после того как Майкл высказал пожелание, что это было бы совсем неплохо, так как Юля тоже имеет огромный авторитет у народа, Катрин смирилась. Обрадованный Виктор Писоевич тут же взялся за телефон, стал нажимать на кнопки, но в прихожей разался звонок, и Юля показалась на пороге.

В ходе обсуждения инструкции Юле предложили заняться студентами, собрать их, провести с ними беседу, разбить всех на взводы, образовать роты, полки и даже дивизии, назначить командиров и отправить всех на учебу. Это могут быть пустующие сейчас пионерские лагеря, которые требуют незначительного ремонта. Занять эти лагеря и проводить там учебу. За каждый час, каждый день платить студентам, их командирам. Учеба должна быть приближенна к боевым действиям. Народ так просто власть не отдаст. Эту власть надо взять.

– Что скажете? – спросил Вопиющенко, когда Катрин остановилась, чтоб передохнуть.

– Нам и без инструкции все ясно, – заявила Юля. – Инструкция написана чужим человеком, плохо знающим наши условия. Прежде чем создавать отряды, мы должны ринуться в западные регионы и там создать соответствующую атмосферу. Пусть люди, те, что нас поддерживают, выясняют, кто голосовал за Яндиковича в первом туре, и не дают прохода предателям. Фамилии их должны быть вывешены на столбах, красоваться на общественном транспорте. Не давать им прохода, вытеснять их из очереди в магазинах, поджигать их дома, выбивать окна…

– А что делать с теми, кто живет на востоке? – спросил Майкл Корчинский. – Там же целые города поддерживают вашего противника Яндиковича?

– Опоясать их колючей проволокой и не выпускать, – воскликнула Юля, стукнув кулачком по крышке стола.

– Ви хотит гражданский война? – в упор спросил Майкл. – Установка на Пеньбуш, на Кондализа Сарайт, Пробжезинский другая. Ви должны мирным путем захватить власть. Если не полючится, то придется идти по пути Сукаашвили на Грузия, революция роз. Ми тоже для Сукаашвили разработали план прихода к власти. И эта план успешно осуществился.

Радикальные методы захвата власти, которые всякий раз предлагала Юля, обычно нравились Виктору Писоевичу. Вот почему он настоял, чтобы она присутствовала на семейном совете.

– А мне нравится план Юлии, – заявил он. – Только тюрем не хватает.

– Ти, Письоевич, есть демократ и не отступат от этот постулат. Америка на тебя сделала ставку как на демократа – революционера, а не головореза. Юля другое дело. Юля есть Жанна… ей надо дать копье в руки и с этот копье идти на сторонник Яндикович. Но это будет смех. Юля есть, как это по-русски? А, она есть баба, злой баба, и ти, Писоевич, от нее еще будешь страдать, страдать и плакать.

Майкл говорил бы еще очень долго и высказал бы неприятные слова в адрес Юлии, но она не позволила ему это сделать.

– Что вы такое говорите, Майкл? Это поклеп, а я поклепа не потерплю. Вся моя жизнь посвящена делу революции, и я делаю все, чтобы Виктор Писоевич стал президентом.

– Не ти делаешь, пигалица, а Америка делает, – пренебрежительно произнес Майкл. – Ти есть говно.

– Тогда мне тут делать нечего, я пошла.

Юля поднялась и направилась к двери. Но Вопиющенко остановил ее.

– Не ссорьтесь. Будем считать, что это каприз двух великих людей. Я согласен быть демократом, хоть чертом, лишь бы президентское кресло завоевать, – сказал он.

– Ну конечно, для этого ты и женился на этой дылде Катрин. Ты стал зятем Америки. Но я тоже не лыком шита. Я стану английской тещей.

– Каким образом? – спросил будущий президент.

– У меня дочь в Лондоне учится. На первом курсе. Она уже получила задание охмурить любого англичанина и выйти за него замуж.

Юля говорила слишком откровенно, то ли от злости, то ли в шутку, то ли из желания доказать, что она никого не стесняется, никого не боится и считает этих людей, один из которых только что оскорбил ее, обыкновкенными пешками.

– Ти слишком откровенный и прямолинейный, – сказал Майкл, весело поглядывая на Юлю.

– Зато я говорю правду-матку, а не так, как вы все, здесь сидящие: в глаза одно, а за глаза другое.

Близкие и великие люди в узком кругу часто говорили грубости друг другу, откровенничали, пытались побольнее ущипнуть друг друга словом и тут же прощали друг другу, хохотали, обнимались и даже способны были предоставить друг другу телесное утешение.

– Не президент я еще! – пытался блеснуть скромностью Виктор Писоевич в узком кругу. – Но моя нация, мой народ не оставит меня, я уверен в этом.

– Успокойся, милый, успокойся, – сказала Юлия, дотрагиваясь до его щеки.

– Я хочу обратиться к Майклу, – жалостливо произнес кандидат в президенты. – Можно ли считать наше сегодняшнее совещание в узком кругу законченным?

– Как скажет Юля, начальник штаба оранжевой революции, пусть так и будет, – ответил Майкл.

Все взоры обратились на Юлю.

– Ладно! Я дам поручение, а точнее, назначу ответственных за организацию обучения боевых отрядов, которые будут использованы для подавления сопротивления власти Кучумы и Яндиковича.

– Я очень рад, – сказал Вопиющенко и захлопал в ладоши. – А теперь, по случаю успешного завершения переговоров, приглашаю всех в ресторан, там нас ждут.

33

Преисполненные гордости за свою национальную независимость, часть украинцев с восторгом ждали второго тура выборов президента, разделяющего националистическую философию руховцев.

Он непременно приведет страну в Евросоюз, где давно уже существует не на бумаге, а на деле коммунистический принцип: от каждого по способностям, каждому по потребностям. Это был бы своего рода национальный праздник, если бы кандидат, зять Америки, стал президентом. Уж он-то мог бы насытить голодных украинцев всеми земными благами, которыми пользуются жители западного мира. Вот что значит независимость! Это раньше, при коммунистах, назначали вождя, и не в Киеве, а в Москве, и вождь не обязательно был украинцем, а часто это так и происходило: вождь оказывался москалем. И вот теперь…

А то, что младшая сестра России с подозрением смотрит на восток, это естественно. Мало ли в истории примеров, начиная с Библии, когда брат шел с мечом на брата, когда сестра с сестрой не могли найти общего языка и оставались заклятыми врагами до конца дней своих. И это были те, кто вышел из утробы одной матери, произошел от одного семени и вырос в одной семье. И потому нет ничего удивительного в том, что в разных частях Украины по-своему ненавидят русский язык, косо поглядывают на восток и во всех своих бедах обвиняют русских.

А что касается Галицкого княжества, то тут история распорядилась весьма нетрадиционно. Галицкое княжество столетиями находилось под оккупацией Речи Посполитой, и, естественно, произошло кровосмешение украинцев с поляками, и, возможно, потому город Львов, который вовсе не Львов, а Лемберг, спит и видит себя польским городом.

Неудивительно, что вся Галичина с таким восхищением встретила известие о том, что зять Америки Виктор Вопиющенко выставил свою кандидатуру в президенты. Ведь современное Галицкое «княжество» сумело кое-чего добиться: галицкие депутаты играют не последнюю скрипку в Верховной Раде, галицкие писатели небезуспешно исподволь поучают столичную интеллигенцию, какие ценности следует брать на вооружение, а от каких отказываться.

И вот 31 октября позади, первые результаты первого тура налицо: лидер нации, зять Америки Вопиющенко, впереди остальных кандидатов, но не опередил, к сожалению, своего соперника. А откуда у этого шахтера Яндиковича больше голосов, процент выше? Нет ли тут аферы?

И в Верховной Раде кипят страсти. Миллионы галичан не отходят от экранов телевизоров.

Парламент Украины, где всегда идут кулачные бои, шатается из стороны в сторону и никак не может определиться, кому же отдать предпочтение. Ведь каждый депутат парламента – это микрогосударство со своим дурным характером и умопомрачительными амбициями. Депутат Верховной Рады поистине королевская должность. Депутат – это неприкосновенная личность. Он совершенно непроизвольно может совершить любое преступление, и никакая правоохранительная структура не посмеет привлечь его к ответственности, поскольку депутат – творец закона, он сам – закон.

То, что каждый депутат может соблазниться взяткой, то, что он совмещает депутатские обязанности с крупным бизнесом и денежки в иностранной валюте гребет лопатой, никого не интересует. У одного Пердушенко бесчисленное количество фабрик и заводов, заправочных станций – и сосчитать трудно. Да и в Верховной Раде он руководит одним из важных комитетов по развитию и процветанию экономики государства. Вот почему Пердушенко процветает, а государство хиреет.

Но депутат Пердушенко и остальные, вместе с лидером нации, не довольствуются грабежом, они уже насытились. Теперь им нужна власть. И потому они рвутся к власти.

После первого тура выборов сто человек (депутаты «Нашей Украины») и двадцать блока Юлии Болтушенко, набросив на себя оранжевые шарфы, дружно заняли свои мягкие кресла в здании Верховной Рады.

Но сторонники Яндиковича тоже не ударили лицом в грязь. Они надели бело-голубые шарфы и были так же веселы, хоть и не так агрессивны, как оранжевые. Это был день второго ноября. Все до единого депутаты были в зале. Не было только самого Вопиющенко.

Спикер парламента огласил повестку дня, заставив предварительно всех зарегистрироваться, и на трибуну вышел заместитель Кивалова Ярослав Дунькодович, маленький, щупленький, с бегающими глазками человек. Он развернул папку с кипами всяких бумажек и от имени ЦИК гундосил целых тридцать минут.

Правда, его никто не слушал, всем все и так было ясно. Юлия все куда-то названивала, потом, дозвонившись, стала докладывать лидеру нации о ходе обсуждения важного вопроса: кто же все-таки победил на выборах. Депутат Школь-Ноль рассказывал сальные анекдоты, собрав возле себя человек двадцать. Сюда пролез и депутат Пинзденик и тоже попытался рассказать несколько анекдотов, но у него не так хорошо получилось, как у Школь-Ноля.

Депутат Курвамазин рвался на трибуну, но Дунькодович дошел только до середины своего выдающегося, но скучного доклада. Покончив с анекдотами, Школь-Ноль перешел к рассказу о боевой подготовке руководимой им дивизии «Галичина». Тут он приглушил голос, но докладчик на трибуне уже стал ему мешать. Депутат Пердушенко давал накачку по телефону руководителю автомобильной корпорации, громко посылая его на три буквы. В зале стоял гул, который смешивался с голосом докладчика, нудно перечислявшего цифры по регионам. Депутат Курвамазин расхаживал по залу, кого-то подзывал, а когда набиралось несколько соратников, уводил их к трибуне, что-то доказывал Литвинову и грозил ему пальцем.

Представители социалистической партии окружили своего лидера Морозова, тоже бывшего кандидата в президенты, позорно проигравшего битву за теплое волшебное кресло, и обсуждали вопрос о присоединении к лидеру нации Вопиющенко.

Таким образом, заседание Верховной Рады превратилось в обыкновенный базар. Председатель Верховной Рады уже никому не делал замечания, зная, что это совершенно бесполезно.

Наконец предварительная информация о выборах президента 31 октября закончилась, и представитель ЦИК Дунькодович перестал гундосить, депутаты стали наперебой поднимать руки и задавать вопросы.

– Как вы сами расцениваете бандитское нападение в ночь с 23-го на 24-е октября на работников охраны ЦИК и их зверское избиение? Каковы были их действия, когда они ворвались в зал заседания? Почему сотни тысяч украинцев, проживающих в России, были лишены права голоса? Сколько окон разбил лично лидер нации Вопиющенко?

Эти и подобные вопросы задавали депутаты Кановалюк, Шифрич и другие. Но Дунькодович мямлил о том, что разбой у здания ЦИК – это не его дело, это, дескать, прокуратура и милиция дадут свою правовую оценку, а что касается эмоций великих людей, лидера нации конкретно, то это естественно, так всегда было и так будет. Драчки во время выборов надо принять как должное.

На этом ответы на вопросы депутатов были закончены, и старичок Дунькодович, уставший и потный, сел на место, а депутаты приступили к обсуждению предварительных итогов голосования и жульничества избирательных комиссий по всей стране. Оказалось, что в Галичине проголосовали за Вопиющенко сотни тысяч граждан, которые находились в день голосования на заработках в России. Были и такие случаи, когда в деревне, где всего двести человек с правом голоса, проголосовало шестьсот. В голосовании приняли участие и те, кто умер два года тому назад.

Однако депутаты-вопиющенковцы стали высказывать аналогичные обвинения в адрес избирателей Яндиковича.

Юлия продолжала названивать знакомым и вдруг стала наливаться злостью. Она отключила все мобильные телефоны и направилась к трибуне. Никто не заметил, откуда у нее оказалась бумажка, может, она извлекла ее из-за пазухи. Но она прилипла к бумажке, будто ее заостренный носик приклеили скотчем. Только изредка Юля поднимала маленькие вороньи глазки, налитые кровью, и куриными пальчиками, собранными в кулачок, стучала по микрофону, придавая внушительность своему писклявому голосочку.

– Я, Юлия Феликсовна… Болтушенко (она стеснялась своей фамилии, происходившей от слова «болтать»), заявляю следующее: нация Вопиющенко не знает правды, нация Вопиющенко должна знать правду. Так вот, правда состоит в том, что лидер нации уже стал президентом, он победил. За лидера нации проголосовало больше пятидесяти процентов, а за Яндиковича всего лишь двадцать семь. Фальсификация выборов не прошла. Я поздравляю народ Украины с победой лидера нации Вопиющенко. Украинский народ никогда не изберет своим президентом бандита Яндиковича! – Тут Юлия трижды стукнула кулаком по трибуне. Депутаты даже вздрогнули. Вдруг маленькая писклявая козочка превратилась в грозную силу, способную привести в ужас весь зал. Этому способствовал и кожаный пиджак на худеньких плечах Юлии, так похожий на кожаную тужурку работника НКВД в юбке. – Я хочу сказать, – она вторично посмотрела на табло, отсчитывающее время ее выступления, – я хочу сказать, что депутаты, поддерживающие бандита Яндиковича, явились сюда в бело-голубых шарфах на шее, не зная, что это веревки, на которых они должны повеситься после того, как лидер всех украинцев примет присягу. И еще я хочу сказать: с сегодняшнего дня мы начинаем всеукраинскую акцию гражданского неповиновения, и я призываю всех выйти на улицы и стоять там до тех пор, пока не будет признана победа лидера нации Вопиющенко. Вопиющенко слава! Вопиющенко слава!

Депутат Кановалюк, сняв бело-голубой шарф, подошел к трибуне, где все еще торчала сухопарая Жанна д'Арк, и предложил ей самой повеситься.

– Я жертвую этот бело-голубой шарф, покажите пример, мадам. Может, и я за вами последую, а за мной мои товарищи.

– Еще чего! Все ваши жизни не стоят моего мизинца, – торжественно произнесла Юля улыбаясь.

Тут Школь-Ноль бросился к трибуне вместе с Курвамазиным, дабы защитить бесстрашную агрессивную птичку от разгневанной толпы и депутата Кановалюка с протянутым шарфом. Они взяли ее под руки и отвели на место.

– Кричите: слава Вопиющенко! Вопиющенко – наш президент! Ну что же вы? Охрипли, что ли? – вопила Юля.

Предложение Юлии немедленно повеситься депутатскому корпусу на добровольных началах, дабы их не вешал лидер нации Вопиющенко после вступления в должность президента, повергло в оцепенение многих депутатов. Оранжевые депутаты походили на большевиков в семнадцатом году в Петрограде. Только те действовали штыками, а эти пока языками, они использовали психологическое давление на своих оппонентов. Вопиющенко, правда, никак не походил на маньяка Ленина, но его недостаток восполняла Юля, украинская Жанна д'Арк. И в этот раз не все депутаты обратили внимание на фразу о том, что Юлия провозгласила нечто новое, небывалое в Украине, а именно: призвала к гражданскому неповиновению. Это стало основным кредо оранжевой революции, на проведение которой Америка выделила два миллиарда долларов, дабы возвести на престол своего зятя, независимо от итогов голосования.

И только депутат Кановалюк разгадал коварный замысел Юлии. Он сказал:

– Уважаемая Юлия Феликсовна! Только психически неуравновешенный человек может призывать к восстанию, к организации беспорядков, дабы запугать тех избирателей, которые подали свои голоса за Яндиковича. Мне вас жаль. Я искренне желаю вам поправиться и прийти в нормальное состояние, избавиться от нарушения психики. Наша фракция решила купить вам два билета, один в Москву, чтобы вы немного отдохнули и поправили свое здоровье. Заодно вы сможете навестить тех людей, кто уже сидит за решеткой благодаря вашим махинациям. И если вы там не задержитесь лет на десять, то поезжайте в Сан-Франциско к своему дружку Павлу Лазаренко, с которым вы обворовали народ Украины на миллиард долларов.

Депутат Кановалюк был не только молодым, но чрезвычайно симпатичным мужчиной, если не сказать красавцем, и то, что он ополчился на Юлю, доказывало, что не всеми мужчинами в Верховной Раде она может командовать, околдовывая их своими чарами. Слушая его выступление, она морщилась и напряженно думала, как бы отомстить ему.

Депутаты шумели. Кто возмущался, кто восторгался. Одни размахивали бело-голубыми, другие оранжевыми платками, но так как оранжевые были более сплоченные и более агрессивные, то они, похоже, и одерживали победу над остальными. Что творилось в зале, видели молодые ребята с оранжевыми ленточками на груди под зданием Верховной Рады. Это был некий пролог будущего спектакля, транслировавшегося некоторое время спустя на весь мир.

Самодовольство, самоуверенность меньшинства в оранжевых галстуках, в оранжевых ленточках приводила в замешательство тех, кто не забыл, что такое честь, совесть, порядочность. Одни нападали, другие слабо защищались. И все сидели в шикарных креслах в современном зале, сытые, самодовольные, четко осознавая, что закон в их руках, что материальные блага сыплются на них как из рога изобилия.

Наглость оранжевых базировалась на сплоченной поддержке галичанских нацистов, которые не просто толкали речи с высоких трибун, но и действовали. В таких городах, как Ивано-Франковск и особенно Лемберг, то есть Львов, вы могли поплатиться жизнью, если случайно назвали гривну рублем либо произнесли слово «один» вместо «одын».