Текст книги "Добрый вечер"

– Подбросить? По полтиннечку, четыре человека…

Иногда они оглядывались на машину с грозной надписью «Линейный контроль». Но опасения были напрасны. Пассажиры машины были заняты своими, никому не ведомыми делами. И таксисты с очередной четверкой шли к своим экипажам.

Можно постоять в очереди и, на совершенно законных основаниях сесть в маршрутку. Только микроавтобусы не слишком часто подходили к остановке. За десять минут Литвин подвинулся всего метров на пять. Сделав несложные арифметические расчеты, он понял, что с такой скоростью в магазин попадешь только к закрытию. И тогда он шагнул навстречу таксисту-искусителю…

У обоих входов в универмаг стояли очереди. Георгий представил, что нужно пробиваться сквозь них. Здесь, пожалуй, никакое удостоверение не поможет. Но выяснилось, что это в одежду и обувь. А Михайленок – в кожгалантерее.

Литвин прошел через свободные двери, за стеклянной перегородкой выяснил, где находится отдел кадров.

Заведующая, элегантная женщина лет тридцати, сдержанно спросила о цели его прихода и вызвала из секции продавщицу.

– Может, нам уже надо принять меры? – Визит Литвина очень обеспокоил заведующую.

– Что вы, что вы, – успокоил ее Литвин, – мне необходимо просто поговорить.

– Товарищ капитан, я вас очень прошу, если что – дайте мне сигнал. Мы поддерживаем у себя очень строгий порядок. Вы же понимаете, во что превращается торговля без контроля.

Это Литвин знал очень хорошо. Даже слишком.

– Где вы хотите поговорить?

– Если можно в вашем кабинете. Желательно, вдвоем…

– Конечно, конечно. Мне как раз надо пойти в торговый зал. Через несколько минут в дверях появилась девушка.

– Здравствуйте, – сказала она тихо, с настороженным любопытством взглянув на Литвина. – Можно?

Не дожидаясь ответа, она вошла и присела напротив.

– Лена Михайленок, если не ошибаюсь?

– Да.

– Елена, вы не знаете, куда здесь можно повесить плащ? Девушка удивилась такому началу разговора.

– Там, в шкафчике, – растерянно сказала она.

Литвин, не торопясь, взял пустую вешалку, повесил свой плащ, поправил волосы. Одновременно, незаметно он рассматривал свою собеседницу.

Эффектная девушка. Но когда приглядишься, так и кажется, что красот у нее с «чужого плеча».

Литвин сел, достал предусмотрительно купленную в буфете пачку сигарет. Предложил девушке. Та не отказалась. Он чиркнул зажигалкой. Лена затянулась.

– Много курите? – спросил Литвин.

– Когда как, – она пожала плечами.

Внешне – само спокойствие. Первое волнение прошло. Но преувеличенно много внимания уделяет встряхиванию пепла в «фирменную» пепельницу. И пальцы чуть подрагивают. Ждет, о чем будут спрашивать.

– Много вам неприятностей принес Вячеслав Ионович?

– Да уж… Вызывают, спрашивают. Вы, небось, тоже не в театр пришли приглашать?!

– Резонно. С этим подождем.

– Ладно. У меня у самой тут, – она кивнула в сторону торгового зала, – цирка хватает. Надоели все эти рожи. Ни культуры, ни воспитания. Все хапают, хапают…

Гражданка Михайленок хочет пожаловаться на жизнь? Не будем мешать. Так, пожалуй, она больше сможет рассказать.

– Как же вы работаете? С такой ненавистью?

– А что прикажете делать? Это я хоть знаю. Училище закончила. Перейти куда – так заново учиться? Нет уж, увольте. Мне жить нормально хочется.

– Замуж выходите!

– За кого? – с благородным гневом возмущения произнесла Лена. – Одни хорошие да бедные, другие богатые, да сесть с конфискацией могут. А где середина? И потом, знаете, как сейчас говорят, муж или жена – лишний рот в семье. Он кричит, что она ничего дома не делает. Она, естественно, его честит на чем свет… Сколько сейчас инженер получает? А? А цены? А одеты-то все как?! Вы послушайте, о чем наши замужние разговаривают. Кто попроще – о стирке, да о готовке. Остальные друг с другом любовников обсуждают. Кто на чем их возит, что дарят. Потом эти подарки от мужей прячут, до удобного повода. Чем все это дерьмо хлебать, лучше одной, пока «принца» подходящего не найдется.

– С Валерией вы на этой почве и сошлись?

– Гадина она, вот кто! Наобещала. А я ей, как человеку, помочь хотела. Плакала на несчастья. Ребенок умер, муж пьяница, бросил, то да се…

– У нее муж был? И кто, интересно?

– Вам-то виднее, был или нет. Мне говорила, что был. Врала, небось! – Елена увлеклась жалобами и больше не выбирала выражений и жестов, – Художник, говорила, получает много, все спускает.

– Фамилии не называла, или как мужа зовут?

– Не называла. Ни мужа, ни своей. Мне и не особенно интересно. Фамилия… Не с фамилией живешь, с человеком.

Неприятный сюрприз. Она, кажется, действительно ничего не знает.

– … Мы случайно познакомились, я рассказывала уже вашему человеку. Обедали вместе в кафе.

– Чем же ей хотели помочь?

Лена подобралась, насторожилась и голос у нее изменился.

– Так я говорила. Знакомый к ней приехал. Оттуда, – она неопределенно мотнула головой в ту сторону, где по ее мнению, находилась заграница. – Ну, вещи всякие привез. На сдачу. Вот и хотел проверить. А ей какой-то процент причитался.

– А вы совершенно бескорыстно решили помочь малознакомой, но несчастной женщине?

– А что, конечно. Хотела.

– Лена, мы с вами так прекрасно разговаривали и вот… К Силаеву вы тоже из-за сострадания к Валерии отправились?

– Ну почему же, не только из сострадания. – Лена кокетливо повела плечами, – Вячеслав Ионович еще мужчина в силе.

– Лена, вам не идет обманывать.

Она посмотрела на Литвина и, махнув рукой, сказала:

– Ладно. Слушайте. Она обещала, если помогу, джинсы и фирменный летний костюм бесплатно.

– И все? – искренне удивился Георгий.

– Все… – подтвердила Лена.

– Но вы же в магазине работаете. Зачем вам еще доставать где-то что-то.

– Будто не знаете. На что я буду покупать весь дефицит? На сто десять минус подоходный и профсоюз? В кабак сходить – и то приличного платья нету. Старые перекраиваю… А попробуй здесь купи вещь – мегера, – она кивнула на кресло заведующей, – поедом съест. Все думают: продавщица – денег навалом! В овощном каком или мясном – может, и навалом. А у меня? Что, подтяжки укороченные продавать? Или кошельки, которые никому и так даром не нужны, с переплатой загонять? Может, наше начальство и имеет. А мы, кроме ругани ничего.

Лена разволновалась и тяжело дышала…

– Я вам еще нужна? – наконец спросила она.

– На сегодня нет. Дальше – видно будет. Спасибо.

Михайленок ушла. Литвин еще немного посидел в кабинете. Информации за эти несколько дней он получил довольно много. Но девяносто девять процентов – шлак.

Глава III

1

Литвин пришел в свой кабинет в третьем часу, когда, уже отстояв очередь в столовой и быстро уничтожив все приобретенное, ребята впали в легкое послеобеденное мление. Дед Самарин (дед – потому, что он действительно был дед и самый старый сыщик в МУРе) курил сигарету, которую врачи ему строго запретили держать даже незажженной около себя, и изучал учебник английского языка. С сентября на удивление всем он вдруг начал заниматься на курсах. Как всегда элегантно одетый Астахов, удобно пристроившись на своем стуле, уставился в окно. Огромный Шура Бойцов с интересом листал журнал «Здоровье».

Приход Литвина всех немного оживил. Астахов, не отрываясь от окна, спросил:

– Надеюсь, теперь, надежда уголовного сыска, вам все известно?

В отделе было исписанное правило: не хочешь или не можешь отвечать – отшутись. Больше расспрашивать никто, не считая начальства, не будет. Литвин решил ответить.

– Почти. Например, экспертами, дано заключение, что пуля выпущена из старого револьвера. Скорее всего, из нагана.

– Старый наган – это хорошо, – не отрываясь от учебника, заметил дед.

– По пулегильзотеке не проверить – слишком сильная деформация, – ответил Литвин.

– Как фоторобот? – поинтересовался Астахов.

– Михайленок, продавщица, узнала. Но она участвовала в составлении портрета.

– А твой пострадавший?

– Не признает. В жизни, говорит, она совсем другая.

– Жук он, этот пострадавший, – буркнул Шура. – Шерсть подпалили, а он все равно темнит. У самого рыльце в пушку.

– Похоже, – согласился Литвин. – С ним, конечно, еще тоже придется разбираться. Однако, этот жучок весьма наблюдателен. Так мне ее походку описал. Кое-какой круг возможных претендентов на роль Валерии наметился.

– Да? И кого же ты включил в него? – с интересом спросил Астахов.

– Манекенщиц и танцовщиц, – у Литвина был вид победителя. Секунду никто слова не ног вымолвить. Потом рассмеялись…

– Что за глупый смех, – рассердился Литвин. – Так действительно получается.

Объяснение только добавило веселья.

– Ты еще стюардесс забыл, – выдавил сквозь смех Астахов.

– Это еще зачем? – насторожился Литвин.

– Там тоже много красивых женщин.

– Идите к черту! Я серьезно.

– Я тоже, – переведя дух, сказал Астахов. – У стюардесс походка… – он мечтательно закатил глаза.

– Да, пожалуй, – погрустнел Георгий. – Круг расширяется. Тогда, по большому счету, и театры, и филармонии, и концертные организации, самодеятельность, балетные студии… и весь Аэрофлот. Немало.

– А ты за всех сразу не берись. Тех же стюардесс – не так уж и много. Рейсовые, из других городов, видимо, отпадают. Что они – прилетели, улетели и тю-тю. А здесь и время необходимо, и город надо знать.

– Про возраст не забудьте, – пробурчал дед Самарин. – Данные есть?

– Не моложе двадцати пяти и не старше сорока.

– И то хлеб.

– А может, твоя Валерия и с профессией рассталась? – задумчиво произнес Астахов. – Мне это кажется вероятным. Тот, кто работает, приключений подобного рода в зрелом возрасте ищет редко.

– Дообедай, а то такое количество красивых женщин натощак трудно будет вынести, – по-житейски мудро посоветовал Бойцов.

2

Версия. Красивое слово. Однако это всего лишь вариант. При этом все они, выдвинутые тобой версии, имеют равные шансы на успех. Чем больше версий, тем вероятнее успех? Но верная-то только одна!

Версии – это огромная поклажа, которую навьючивает на себя сыщик. И вот он, как Золушка, перебирает смешанные злыми людьми факты и фактики, отделяя зерна от плевел. Но золушкина мачеха и вздорные сестры – просто шаловливые дети по сравнению с клиентами уголовного розыска. Их фантазия простирается куда дальше, и ее капризы не в пример опаснее.

Однако, плох тот сыщик, который превращает себя в машину для сбора данных и отработки на их основе выдвинутых версий. Сыщик, как режиссер, которому недобрые дяди из худсовета подсунули «провальный» сценарий, должен и немного дорисовать в своем воображении целую картину. Только права на художественный вымысел у него нет.

Версия – это затаившийся в ручьях золотоносный песок. Среди множества ручьев, раскинувшихся как Волжская дельта, надо отыскать наиболее перспективные, перемыть горы породы и, наконец, найти золотые крупицы истины.

К тому же, работу уголовного розыска не зря называют оперативной. Оперативно – значит быстро. А попробуй быстро намыть эти редкие золотые песчинки! Тут нужно не только терпение, но и выносливость супермарафонца.

Но зрелому размышлению, Литвин пришел к выводу, что переходя со своим «лотком» от ручья к ручью, он упадет где-нибудь между ними, а по прошествии довольно значительного времени будет обнаружен обеспокоенным начальством. Но – без намытого золота. Это его не очень прельщало. Потому он решил взять пробы с каждого ручья, проверяя выдвинутые версии на перспективность. Это давало возможность сконцентрировать усилия на наиболее интересных гипотезах, тем более, щедрое руководство выделило ему двух практикантов из средней школы милиции. Им он отводил роль рудокопов.

Свою «золотодобычу» или, как мрачновато пошутил Астахов, «золотарный промысел», Литвин начал с Аэрофлота, хореографических училищ и студий бального танцев.

Уже на второй день беготни он проклял все выдвинутые им предположения, легкомысленность Силаева и, заодно, бесчестную Валерию (или как там ее, на самом деле), напустившую такого тумана на свою преступную личность.

Перед глазами проходила вереница личных дел, листков по учету кадров, стандартно-безликих кабинетов кадровиков, делово-вежливых улыбок, настороженных взглядов, безразличных жестов.

Когда на третий вечер один из практикантов пошутил, что эта Валерия, может, совсем и не Валерия, а Валерий, и не женщина, а может, и совсем наоборот, мужчина, только переодетый, Литвину стало не смешно. Он только покивал и подумал, что это тоже со временем может стать одной из версий. Теперь Георгий уже с уверенностью мог сказать, где в Москве больше всего красивых девушек. Не мог он по-прежнему одного – сообщать руководству что-либо нового по делу.

3

После нескольких дней мелькания перед глазами фотографий разных девушек (формат – четыре на шесть, как полагается) и некоторых личных встреч, Литвин решил пойти в ЗАГС. Во Дворец бракосочетания. То есть, не в сам Дворец, а в подвал, где расположился архив отделов записи актов гражданского состояния.

До архива добирался пешком, по Бульварному кольцу. Просто необходимо было пройтись, подумать.

Он шел вдоль пруда с темнеющим посередине утиным домиком.

Птиц видно не было. Им, давно уже не летающим на зимовку в теплые края, эти дни были не по нраву. Снег сошел, но еще ничего не зазеленело. Природа словно раздумывала, не укрыться ли снова под пузом свежего, хрустящего, как простыня после маминой стирки, снегом? Или раздвинуть плотные шторы тяжелых туч для озорного весеннего солнца? А пока серый ветер лениво путался среди ежившихся со сна деревьев. В лужах, еще сохранивших зимнюю стылость, плавал прошлогодний потемневший мусор. Темные скамейки, темный асфальт. Только в конце аллеи холодно, словно нерастаявший сугроб, белел модный ресторан.

Валерия говорила Лене Михайленок, о том, что разошлась с мужем-художником. Но разойтись – еще не означает развестись. С другой стороны – они могли быть и вовсе не расписавшиеся. И, наконец, может, и не было в помине не только художника, но и мужа… Хотя, последнее – вряд ли. Чем человек опытнее, тем достовернее его ложь. А достоверность появляется от близости к правде. Просто так вообще не соврешь. Знакомого из-за границы: придумать просто. Тем более, об этом расспрашивать как-то не принято. Дела семейные – дела личные. Раз в деловом разговоре речь об этом зашла, да еще с жалобами и очень правдоподобными, значит, что-то было. Могло быть. Точнее, возможно, могло быть. Значит, стоит принять, что одна женщина пожаловалась другой на разлад в личной жизни.

Литвин прибавил шагу. Не хватало еще схватить «любимую» ангину. И так после поездки на пустырь горло по утрам першит.

У Дворца – череда разукрашенных машин, нарядные люди… Улица праздников. Георгий с легким умилением, присущим всем, кто еще ни разу не проходил эту процедуру, посмотрел на счастливые пары, посочувствовал про себя, что ребятам не повезло с погодой, и направился к двери. Вошел вместе с компанией, радостно поднимавшейся по ступеням в залу.

Но ему надо было не туда, а как раз наоборот, вниз, в подвал в архив. Символика…

Его встретила аккуратная старушка в старомодных круглых очках в тонкой золотое оправе. Поджимая сухие губы, она вежливо выспросила, что именно он хочет найти. Когда Литвин закончил свои не слишком четкие объяснения, она тихо сказала:

– Я думаю, вы не там хотите искать. Архивы судов, вот что вам необходимо. У женщины был ребенок? Кажется, так вы оказали?

– Да-да, – под ее строгим взглядом непроизвольно заспешил ответить Георгий. Наверное, такими были классные дамы в гимназиях, о которых когда-то рассказывала бабушка.

– Видите ли, – она сняла очки, и оказалось, что толстые стекла скрывали светлые и очень добрые глаза, – если у женщины ребенок, то расторгнуть брак можно только через суд.

– В том случае если ребенок общий. А предположим, от предыдущего брака или вообще не это… – с брачной терминологией у Литвина было плохо. – Ну, без брака. А муж – не усыновил, не удочерил.

– Все равно, – грустно улыбаясь, ответила женщина. – Подадут в суд заявление. Теперь даже разойтись не могут по-человечески, как приличные люди. Теперь все стремятся разделить. Начиная с детей и кончая вилками. Причем, заметьте, как правило, наиболее потерпевшей стороной оказывается мужчина.

– Вот как? – удивился Георгий.

– Вы видели мужчину, которому удалось выгодно развестись? Я имею в виду настоящие браки, а не фиктивные, для прописки.

– Пожалуй, нет, – подумав, ответил Литвин.

– Вот именно, а женщин таких – хоть пруд пруди, странно, наверное, слышать, но здесь в большинстве случаев я на стороне мужчин, если тот не пьяница и не садист. Вот и медики говорят, что сильная половина тяжелее переносит подобные потрясения. Хотя и тут хватает… Сами увидите. И «нормальные» разводящиеся помнят о всяких пустых мелочах. Имущество, деньги. Забываем, что развод – это еще и крушение светлого чувства, мечты. А вашу организацию вряд ли будет интересовать возвышенная особа. Мой вам совет – не теряйте времена даром, отправляйтесь в судебные архивы.

И все же Литвин, хотя и согласился с заведующей, целый день просматривал документы.

Господи, кто только не разводился? Георгий и не подозревал, сколько несостоявшихся семей в городе! Расторгали брак художники и художницы, гимнастки, манекенщицы, стюардессы…. А впереди еще были суды…

Вечером, выходя из дверей Дворца, он увидел запоздалую пару, прежнего чувства умиления почему-то не возникало.

…На третий день работы в судебном архиве Литвин почувствовал, что больше не может. В ЗАГСе была просто констатация, а здесь – все подробно: показания сторон, свидетелей, выступления адвокатов. Еще как-то можно понять, когда люди просто не подходят друг другу. Чего в жизни не случается.

Но временами некоторые картонные папочки казались Георгию контейнерами с продуктами распада отравляющих веществ.

Пожилой и полный заведующий архивом, выслушав Литвина, вздохнул:

– Это еще что. А вот этот стеллажик! – он не вставая, похлопал по папкам рукой с вросшим в палец обручальным кольцом. – Здесь дела по взысканию алиментов с детей в пользу родителей. Другими глазами на мир посмотришь.

4

Вахтер – это не профессия, а образ мышления. В этом Георгий убедился еще раз, видя, как на сурового ВОХРовца не произвело ни малейшего впечатления его МУРовское удостоверение.

– Не положено, – бубнил тот, уставившись на Литвина пустыми глазами. При этом он с вежливыми поклонами пропускал разных личностей, не предъявлявших никаких документов.

– А кому положено?

Олег потащил его в сторону.

– Ну что ты споришь? Не видишь – он при исполнении! Пойдем, через другой вход.

Рощин оказался прав. В другой будке сидела бабуся, мельком глянувшая за удостоверение Литвина и пропустившая его на выставку без единого вопроса.

Времени оставалось в обрез. Они едва успели дойти до демонстрационного зала и занять места.

Решив сегодня заняться манекенщицами, Литвин отправился первым делом в редакцию молодежной газеты. Олег Рощин, сотрудник отдела информации и приятель Георгия, писал самые интересные материалы о том, что происходит в городе, выдавливая, из текшего в лету потока каждодневной информации, золотых рыбок репортерской удачи. Уж кто-кто, а он должен был знать о манекенщицах если не все, то почти все!

Они столкнулись нос к носу в дверях редакции.

– Ты ко мне? – Олег на ходу влезал в рукава модной куртки. – Пошли, старик, некогда, в машине расскажешь… Рву в Сокольники, на выставку легкой промышленности. Через полчаса показ коллекции.

Это было, кстати, и Литвин сел в новенькие «Жигули».

– Как на фронте борьбы с преступностью, – поинтересовался Олег, лавируя в потоке машин.

– Теряю дни, – пожаловался Литвин. – Обидно. Добро бы чего стоящее искал. Редкий химический элемент, например. А то мразь всякую. Потому и тороплюсь.

– Ничего, развеешься: музыка, манекенщицы, новые модели. Георгий только хмыкнул.

…Выставка проводилась для специалистов. Но в области одежды, украшений и парфюмерии каждый считает себя знатоком. Поэтому очередь за билетами тянулась к метро, рядом с которой Олег с трудом припарковал машину, до входа в старый парк, в глубине которого спрятались выставочные павильоны.

Публика в демонстрационном зале собралась преимущественно профессиональная. Литвин получал со всех сторон информацию о том, какие модели просто гениальны, а какие – так себе.

Выходили манекенщицы. Красивые и не совсем. Модели, которые они демонстрировали, были, по мнению Георгия, удивительными и необыкновенными. Но представить себя в этом на улице или на службе, он не мог.

Олег, сидевший рядом, что-то помечал в блокноте, одновременно задавая вопросы кому-то из отечественных светил моделирования одежды. Светило оценивал демонстрируемого буйство фантазии, но, как отметил про себя Георгий, сам был одет в достаточно скромный костюм классического покроя, явно сшитый в тех краях, где садится солнце…

Через час с небольшим показ закончился. Олег предложил заглянуть в пресс-бар.

Народу было немного. Рощин с кем-то поздоровался, на ходу, отказался от приглашения присоединиться к знакомой кампании кивнул бармену и прошел в дальний угол, где стояли маленькие столики на двоих.

Литвин коротко рассказал о своих трудностях с манекенщицами – Олег человек проверенный, лишнего болтать не будет, – показал фоторобот.

– Нет, не видел, – внимательно присмотревшись, сказал Олег. – Да я и не многих лично знаю. Только с кем материал готовил. Помнишь, тот репортаж-интервью? Ничего получилось, а? В Болгарии перепечатали. Вот…

Он снова посмотрел на составленное из кусочков изображение.

– Если эта штука не очень далека от оригинала, она вполне могла быть манекенщицей. Жаль, что на фигурки робот не составляют.

– Было бы еще больше путаницы.

– Ну не скажи… В общем, не в том дело была или не была. Я тут такой же специалист, как и ты. Еще кофейку будешь? Ладно, покурим. Как найти? Мне кажется, надо начинать с другого. Зачем она пошла в манекенщицы? Профессионалов у нас здесь, к сожалению, практически нет. Как Лида Ковалева. Такая беленькая, помнишь? Вот это мастер! Когда Дом моделей в Англии был, у нее как у кинозвезды журналисты интервью просили. Говорят, все модельеры Большинство рассматривает эту профессию с прикладной точки зрения. Приходят, например, неудавшиеся актрисы или танцовщицы… Эти долго не задерживаются. На сцене ты себя показываешь, а здесь-то, что на тебе. Другая категория состоятельных мужиков отлавливает. Кто для супружества, кто для материального обеспечения жизни. Меркантилистки. В этом отряде тоже большой отсев, но и оседает достаточно. Вот тебе основная классификация. Рукоплещите – автор перед вами. Прошу только отметить, что я дал «чистые» группы. В жизни возможны смешения и перехода из одной категории в другую и наоборот. Понятно?

– Это понятно. Только какая же польза от вашего блестящего блиц-анализа, сэр журналист? – поинтересовался Георгий.

– Месье сыщик, вы суетитесь. Все услышанное – преамбула. Анализ последует далее. Термины, может, и не совсем верные, но, надеюсь, вы меня простите. – Олег шутливо поклонялся и перешел на серьезный тон. – Не думаю, что твоя дама относилась к «профессионалам» по убеждению. Их хорошо знают, а потом манекенщица высокого класса и без этих штук заработает достаточно. Вряд ли она была и бабочкой-однодневкой. Если твои свидетели говорили о походке, значит, она успела выработать определенные навыки. А это сразу не появляется. Правильно? Значит, идеальный вариант – она из второго подотряда. Меркантилиус-вульгариус, то есть, обыкновенных массажисток тугих кошельков. А у таких особ вырабатывается тонкое чутье на наживу. Я так думаю. Если ошибаюсь – извини.

– Ошибаешься или нет – там видно будет. Не стоит сейчас гадать на кофейной гуще.

– Еще кофейку?

– Нет, спасибо, а то потом спать не буду.

– Как знаешь, дело хозяйское, – пожал плечами Олег.

– Ты лучше, как человек знающий все тонкости душ манекенщиц, – продолжал выпытывать Литвин, – подскажи, где мне её вернее поискать?

– Начни с Центрального дома моделей и далее – по спирали, вниз. Полагаю, далеко спускаться не придется…

5

Кадровик оказался невзрачным мужчиной преклонных лет, с тщательно уложенными на голове серенькими волосами, сквозь которую просвечивала деликатная лысенка. Такую прическу в народе метко окрестили «внутренним заемом».

«Странно, – подумал Литвин, – работает в доме моделей, а сам, как незаметный серый воробушек. Волосы серенькие, костюмчик – тоже серенький, галстук серого цвета – в тон рубашке. И смотрит как-то жалостно. И все это посреди великолепия нарядов и женских прелестей?»

Кадровик, в свою очередь. Рассматривал Георгия без особого интереса, хотя и с профессионально вежливым выражением лица, говорящим о готовности ответить на любой вопрос. Ему этот молодой человек не понравился. Одет стандартно, взгляд уверенный, что для кадровика равнозначно наглому. Сюда много приезжает. Интересно, что этот хочет? Будет просить, что из вещей или о ком из девочек выспрашивать? Если второе – быстро спровадим. А с первым – это не к нему, не к нему…

Литвин, выдержав положенную паузу, заговори первым.

– Здравствуйте. Разрешите? – не дожидаясь приглашения, он присел у стола в полужесткое деловое кресло и показал стареющему воробышку удостоверение.

– Э-э… Позвольте взглянуть, – кадровик протянул худую руку. Надел очки, внимательно прочел все, вплоть до надписей на печатях и последней строчки, сообщавшей о том, что владелец удостоверения имеет право на хранение и ношение огнестрельного оружия. На всякий случай посмотрел, что там, на задней корочке, и, убедившись, что там ничего нет, поднялся, снял очки и подавая левой рукой удостоверение, правую протянул для рукопожатия. Он был растерян.

– Очень рад… Кобзарь Эдуард Иванович. Очень рад. Э-э-э… хотя, какая тут радость. Извините, конечно, чем могу… – Пока не знаю, – убирая удостоверение, честно признался Литвин.

– Как это? – Эдуард Иванович удивленно поднял бровки. – Мне казалось, что сотрудники органов внутренних дел не приходят бесцельно.

– Почему бесцельно? Просто не знаю пока, сможете ли вы мне помочь.

– А-а-а, – протянул Кобзарь, – ну это другое дело. Так что же?

– Не знакома ли вам эта женщина? – Литвин подал ему через стол фоторобот Валерии.

Кобзарь снова надел очки, отчего его сходство с востроносым воробышком только усилилось, и долго разглядывая, приглаживая свободной рукой свой зачес.

– Нет, простите, ничем не смогу, – сказал он, возвращая фотографию. – Не знаком… Что-нибудь еще?

– Может, постараетесь вспомнить? Она могла работать у вас несколько лет назад.

– При мне такой у нас не было. Я всех своих сотрудников прекрасно знаю. Как положено. Если бы принимал или увольнял, то смею вас заверить, вспомнил бы.

– И давно вы здесь работаете?

– В занимаемой должности два года четыре месяца. А до этого я в главке работал. Но вот попросили, как на укрепление…. Раньше я, если интересуетесь, был заведующим ателье «Люкс». Да. А в молодости и сам был неплохим закройщиком. И на Большой театр шил, и на Госцирк. За все годы работы – ни одной жалобы. Так вот. И всех своих коллег с самого начала хорошо помню. Сейчас же по долгу службы обязан. А архивов у нас нет. М-да… Нет, не помню, чтобы такая… не помню… – Может, еще кто подсказать сумеет?

– Из старых? Из старых, из старых… – задумчиво протянул Эдуард Иванович. – Старых-то, тех, кто вам полезен может быть, не так много и осталось. Кто получше работу нашел, хотя, кто знает, где лучше, где хуже? А я вам вот что скажу, хотите – казните, хотите – милуйте… Ну как же быть злоупотреблениям? Я ведь замом директора считаюсь. Да. Вот сидишь тут, и звонят, и звонят, директора не застают – так ко мне… И как отказать уважаемым людям? Одному – платье для жены, другому – костюм такой же, как в новой коллекции, позарез срочно к выпускному вечеру для дочери нужно. Убейся, а выложи. Я-то их официальным путем стараюсь, объясняю про запись, очередь. Обижаются. Как тут слабому человеку не дрогнуть? В Москве вообще тяжело работать. Не замечали?

– Замечал, – осторожно ответил Литвин, не понимая к чему клонит разговорчивый собеседник, который от возможности изложить наболевшее, даже преобразился, стал как-то солиднее, больше, значимее. – Город большой, – продолжал Георгий. Из конца в конец даже на метро – часа полтора, a то и два будет.

– Город, – фыркнул кадровик, – что город? Начальства-то сколько, начальства… Ой-ёй-ёй! И союзного масштаба, и республиканского, и городского. Про районное я уж и не говорю, – он пренебрежительно махнул рукой, – И у всех жены, дочери, племянницы, внучки. А модно одеваться теперь и восьмидесятилетние дамы хотят, Я вот, грешным делом, предположил, что ж вы…

– Я нет, – успокоил его Литвин. – Коллекционные образцы мне не по карману. Давайте лучше вернемся к тем, кто может помочь нам в поисках.

Литвин специально сказал «нам». Это как-то их объединяло, и, как заметил Георгий, польстило кадровику.

– Есть одна работница, – задумчиво произнес Эдуард Иванович.

– Пенсионерка уже правда, но помогает по разным вопросам – к показам там, подготовиться, или разрезать чего. Она должна быть в курсе. Только, знаете, она человек простой. Она сказать может так… ну, просто… Да… Я вызову?

– Нет, нет, – остановила его Литвин. – Лучше самим подойти, если не возражаете…

Анна Михайловна, на счастье, была на месте. Эдуард Иванович представил Литвина и убежал, сославшись на дела.

Георгий присел на потертый стул, судя по виду проживший бурную жизнь и теперь заброшенный в эту тихую гавань.

Познакомившись, поговорили о том, о сем. Наконец, когда, как показалось Литвину, контакт был налажен и закреплен, он показал фоторобот.

Анна Михайловна внимательно посмотрела.

– Вроде, на Верку похожа, – сказала она раздумывая. – Похожа. В жизни только поинтереснее будет.

– Верка? – с необъяснимым трепетно-радостным чувством повторил Литвин. Это была первая зацепка с самого начала поиска. – Кто эта Верка?

– Догулялась, значится… Кто, говоришь? Да была тут одна девка. Красивая. Бабьим мясом-то не очень богата, – Анна Михайловна провела руками по груди. – Но теперь такие мужикам нравятся. Да и она сама хвостом покрутить не прочь была. Вроде, разведенная. Точно не скажу. Но вот что ребеночек у ней был, точно. Помню, еще со мной советовалась, когда заболел. Только вот не припомню, девочка у неё, мальчик?

– Вы говорите, мужчины ее замечали. А может, кто-то чаще других?

– Ой, спросил! Упомнишь, вас всех, кобелей. Девчонок-то у нас много. После каждого показа столько всяких женихов появляется. А она уволилась года три как.

– И больше не заходила?

– Ко мне нет. Она… – Анна Михайловна задумалась о чем-то и, вспомнив, ударила одной рукой по коленке. – Она нет. К ней тут приходил мужичонка.