Текст книги "Точка окончательной коррекции. Уровень 1. История Ханова"

– В нарах, – не сдавался третий.

– Не фантазируй. Бывалый не оставил бы, а баклану мозгов бы не хватило. Тащите его назад.

– Да сам тащи, – огрызнулся третий.

– Будешь выпендриваться, сделаю бякой, – тихо проговорил голос и удалился.

– Не серчай, я ж шуткую. – быстро выкрикнул третий.

– Взяли и понесли, – сказал носильщикам третий.

Обратный путь ничем особо не отличался. Разве что трясли Ханова сильнее и пару раз об углы приложили.

После ухода черных Ханов долго не мог заснуть. Положили его неудобно, чувствительность потихоньку возвращалась, а вот подвижность – нет. Приняв, наконец-то, удобную позу Ханов долго не мог сосредоточиться и вспомнить: где он находится и что с ним происходит. Ответ на эти вопросы был где-то рядом, но постоянно ускользал от понимания. Так и не осознав, что происходит и когда невероятное закончится, Ханов соскользнул в сладкую дрему. Приснилась большая площадь, которая была уставлена ярко наряженными елками. Перед елками стоял помост, на которую выходили артисты в ярких цветных и абсолютно темных закрытых балахонах. Артистов имели уважаемые названия: диа Споры, де Путаны, бобер Цы, е-бро Пцы и экс Перцы. Все называли себя настоящими патриотами своей страны и в подтверждение своих слов завлекающее размахивали веерами из своих иностранных паспортов. Почему-то на всех были одинаковые черные шерстяные шапочки, поразительно похожие на шапочки недавно виденные у санитаров. По бокам сцены стояло два огромных экрана. На ближайшей трассе стояли и двигались большие грузовики. С задних авто елки сгружали, на передние скидывали палки и елки с усохшими ветками. Поток машин из фур медленно, но непрерывно двигался. Сгруженные елки ставили в тазики, в которые заливали какую-то жидкость. Затем елки наряжали, еще раз поливали и относили устанавливать на площадь. Там между елками ходили лесорубы (в таких же черных шапочках) и время от времени били обухом по ближайшей елке или залезали на нее. Со стороны казалось, что елки живые и в такт машут ветками. При каждом махе елок раздавался крик «Му-му в презик, дент ы-ыыы!» и радостный шум толпы. На большом экране сцены показывался довольный бульдог в полудреме, который загребал лапами колбасу. Происходило это так: незнакомые мужчины в пальто и котелках давали собаке палку колбасы и заходили за границу охраняемой будкой территории. Выходили назад через несколько минут, таща полные мешки каких-то разноцветных камней и слитков. С фасада строения неопределенного вида падало несколько кирпичей и плитка. Отчетливо в строении были видны лишь большой пролом и множество дырок. Довольный бульдог в это время отходил за бугор и тщательно закапывал колбасу. После чего с довольной рожей возвращался к будке на границе. Незнакомец в дорогом пальто и котелке куда-то далеко за бугор заносил очередной мешок, выкапывал колбасу и нес ее обратно бульдогу. Ярко горела надпись: «С каждым годом все больше колбаснемся и похерим сала у руине». На втором экране показывался тот же бульдог, но с другой сценой. К будке походил с колбасой симпатичный мужчина в дорогом пальто и котелке. Дорогу ему загораживал алкоголик в тельняшке и ушанке. Из будки выскакивал бульдог и лаял на алкоголика, тот пугался и прыжками убегал за руины строения. Далее бульдог давал себя погладить красавцу в пальто и лапой прижимал колбасу к земле. После экран приближался, показывая мудрорадостный взгляд пса за бугор. Ярко горела надпись: «Наша победа е бро ин те грация! Все в зону!». На дальнем фоне медленно падали кирпичи и что-то еще. Еще ему снились трое чудаков в светлых одеждах, которые советовали не задерживаться на четвертом этаже, а подниматься сразу на второй или первый. Как это возможно и зачем нужно, Ханов понял, но проснувшись, это важное выветрилось из головы. От сна остались мягкие голоса и непонятное воодушевление. Подумав, Ханов списал ночную чушь на последствия похмелья. В конце концов, ко многим зеленые человечки приходили или белочка. Чем черные или белые хуже? А так – привиделась вполне нормальная посталкогольная феерия. Помечтав после этого об огурчиках и рассоле, Ханов окончательно проснулся. В камере было сыро и холодно. Нырнув обратно под одеяло, Ханов с ностальгией вспомнил вчерашний вечер. Долго предаваться приятному не пришлось. За дверью протоптали тяжелые ботинки и заскрежетал замок. Вошедшие бро привычно рассекли взглядами камеру и, синхронно печально вздохнув, оба посмотрели на Ханова. Один из бро был поразительно похож на одного из ночных санитаров из сна или были.

– Вставай, пошли.

Ханов вышел из камеры и привычно имитировал лягушку. На его удивление артистизм эквивалентом пива не удостоили и, развоплотив, повели по коридору. В конце долгого коридора горел свет. Приблизившись, свет оказался дневным и в виде открытой нараспашку тройной двери. Проведя по дворику, Ханова завели в соседний корпус, где поставили перед окошком. Больше всего окошко напоминало старую кассу в кино. Такое же монументальное и пропахшее веками. Оно всем своим видом как бы говорило: и это пройдет, все новое – это всеми забытое старое. За окном раздалось шуршание, позвякивание и наружу выехал ящик со всякой всячиной.

– Бери свое и иди, – сказал один из бро.

В ящике лежали все положенные Хановым вещи. Он их взял и распихал все по карманам. Не забыл и карточку.

– Иди вперед, – сказал бро.

Они медленно шли длинными коридорами, которые сменялись один за другим. Время от времени однообразие нарушалось шуршанием ключей в замках, открытием и закрытием дверей в типичных металлических с симметричными просветами переборках секторов. В конце пути их ждала простая деревянная дверь без видимого замка. За дверью располагалась прямоугольная бетонированная площадка. За площадкой располагалась стена с огромными воротами. Ворота на вид были цельнометаллическими, хотя Ханов был твердо уверен, что это не так. Когда они подошли к воротам, то откуда-то сбоку подбежал бромак. Бро, который сопровождал Ханова, показал какие-то бумаги и их пропустили. Далее тихо заскрипела на сервоприводах калитка и отъехала вбок. Ханов вышел и его чуть не швырнуло на асфальт. Это был ветер свободы. Промозглый и пронизывающий насквозь. Ханов покрепече укутался в то, что было, и медленно побрел навстречу ветру. Свобода реально пьянила. Ханов шатался, мерз, но шел вперед. Сколько он шел, Ханов не заметил. Проверить это было нельзя потому, что звонилка сдохла. Можно было попросить дежурного зарядить аккумулятор до выхода. Но, во-первых ему могли просто отказать, а своей зарядки у него с собой нет. А во-вторых это бы отстрочило выход на свободу, причем удача бывает поворачивается не той стороной и сегодня могли бы вообще не выпустить. Вскоре начало сереть и стемнело. Ханов еще побрел и начал дремать на ходу. Надо было искать место для ночевки. Но в темноте уже сложно было что-то разглядеть. Ханов держался по обочине дороги, но сейчас под ногами была сырая земля. Ханов шел еще немного, пока не зашел в какой-то глубокий овраг. Там он нашел залежи сухой травы и заснул на ней.

Ханов ощутил себя в пещере в длинном плаще с капюшоном. Пещера была большой и большую ее часть скрывала темень. Поэтому не было понятно пещера ли это или же большой просторный заброшенный склеп. Перед ногами была тропа. По ней давно не ходили люди, но она была чистой от пыли и отчетливо видна. Материал дороги была скальная порода или очень качественный бетон. Ханов накинул капюшон, расставил руки и быстро двинулся вверх по спирали вдоль стенки. Вскоре запахло свежестью листвы. Сам выход на поверхность произошел незаметно. Мгновение – и Ханов оказался в ночной степи. О чем-то изредка говорили птицы, стрекотали цикады. Небо было звездным и ясным. Вокруг была ночь. Рядом с выходом из подземелья стоял мужчина в похожей на такую же как у Ханова одежде. Отличие составляло лишь то, что капюшон на плаще был откинут. Он пошел вперед и стоящие молчаливо растения оплели его по ногам и рукам.

– Проход закрыт! – тихо и мерно сообщил неизвестный голос. – Это закрытая зона усыпальницы мудрецов.

– Мы тоже мудрецы! – в отчаянии проговорил мужчина, который безуспешно пытался избавиться от хватки растений.

– Прошу прощения, – неожиданно извинился голос. – Я здесь уже долго лежу и отвык от культурного общения. Ходят в основном всякие вандалы.

– А родственники, почему не приходят? – поинтересовался Ханов.

– Здравствуйте, что-то я вас не ощущаю. Вы кто, новый сосед?

– Нет, я просто стою на скале возле пещеры, а вы видно только тех, кто с землей контактирует, чувствуете. Вам тоже здравствуйте, милейший.

– Как приятно встретить еще живых коллег. Расскажите, что интересного в мире и вашей работе.

– Суета, рутина и много плохих новостей.

– Как я вас понимаю. Но все же произошла ли экспедиция на Марс, колонизирована ли Луна.

– Луна скорее всего давно была до нас колонизирована или с другой стороны нами деколонизирована на Зе-млю. А вот с Марсом большой облом – никто не летал, сейчас все новым переделом мира заняты.

– Печально, печально. А я вот перешел на вегетативную форму жизни – клубни отрастил, веточки, листики… но все это наверно вам неинтересно.

– Почему же, многих интересует возможности посмертного существования.

– Нас тут много. Правда, надоело говорить об одном и том же, поэтому в основном молчим и только листвой шуршим, если лето.

– Ты лучше спроси, что им надо от нас. И пускай проваливают. Надоела ваша пустая болтовня, – проговорил другой голос.

– О, это наш товарищ из старейших взял слово. Замечательный старикан я вам скажу. Он из средневековых отшельников – магистр алхимии. Кроме этого он успешный звездочет и непревзойденный риторик. Это я вам с полной уверенностью говорю.

– Вы бы отпустили меня и чей-то полезное дали, – подал голос мужчина без капюшона.

– А что у вас есть?

– У меня мешочек есть чудный. Все, что вложишь в него, уменьшается в размере и весе.

– Пространственный или пространственный репликатор. Замечательная вещь я вам скажу. Он как мануфактура может работать, если рядом есть все подходящие ингредиенты, – сказал магистр алхимии.

– Это как? – поинтересовался мужчина.

– Это просто. Вещи, которые сложишь в мешок, видны или нет?

– Видны только их уменьшенные копии.

– Значит пространственный репликатор. При подпространственном все вещи не видны, их можно только на ощупь брать. Не рекомендую ложить живых существ или просто мясо.

– Почему?

– Живые существа умрут. А мясо при обратной репликации может позаимствовать часть живого организма.

– Это как?

– Кусок мяса для обратной репликации может оторвать руку или ногу. В лучшем случае только мясо сорвать, в худшем – целиком.

– Понятно.

– Дам я вам две вещи. Умнику, который на скале, дам подпространственный стилет. Сожмешь руку, представишь его в руке и он всегда там. Раскроешь ладонь – стилет исчезнет. А любознательному обладателю мешочка я подарю колокольчик покоя.

– Мне, колокольчик покоя?

– Не перебивай. При приближении к опасному месту колокольчик будет звенеть, чем ближе опасность – тем чаще звенит колокольчик. Он не видим, не ощущаем, но всегда будет с тобой. Понятно?

– Динь-динь…

Пробуждение было рывками. Впрочем, как и сам сон. Ханов время от времени просыпался, кутался, тер руки и снова засыпал. Тихо ныл ветер, но в овраг не залетал. О чем-то пели ночные птицы. И так, до самого утра. Утром Ханов понял, что он всю ночь был не один. За оврагом простиралось огромное поле, систематично утыканное громоотводами разного типа. Неоспоримое преимущество имели сооружения крестообразного и купольного типа. Неспящие стражи крепко держали периметр. Видно поэтому Ханову так спокойно спалось среди тех, кого мирские заботы уже практически не волнуют. Ханов встал и пошел вперед. Вскоре он увидел город. Он был далеко, но манил к себе словно сказка. Ханов шел, шел и шел.

Наступило утро. Нежные лучи солнца издалека легкой дымкой обнимали Зе-млю. С каждой секундой неуловимо менялась игра теней и мир приобретал все новые краски. Запахло свежестью – это Зе-мля была умыта росой. На уже светлом небе все еще ярко горели отдельные звезды и контрастно выделялся контур луны. Тихо стрекотали кузнечики. Радостно приветствовали утро птицы, пролетая вдалеке и над головой Ханова, но не гадя.

Если ты грустишь – ты живешь прошлым,

Если ты волнуешься – ты живешь будущим,

Если ты спокоен – ты живешь настоящим.

Дао.

Всему свое время, время лечит. Мы плывем по реке времени туда, где ему дано начало и суть.

Неизвестный источник.

Кто с панамками не дружит, тот солнечный удар получит.

 
Народная мудрость.
 

Воскресенье

Ханов шел по полю, давно миновав старое кладбище, которое дало ему приют гораздо ранее обычного времени. Кладбище было старое и напоминало разреженный лиственный лес или большую рощу. Внутри него ухали совы, пищали комары и деловито шныряли какие-то животные или птицы, ведущие ночной образ жизни. Ханов проснулся от мороза. Он медленно сел и начал растирать тело. Первым помассировал руки, затем ноги и торс. Затем Ханов встал и пошел на далеко манящие своим искусственным светом огни. Судя по их количеству – это были огни большого города. Ханов шел достаточно долго и смог насладиться всеми прелестями расцвета. Сначала подул свежий ветер. Ханов весь покрылся мурашками, которые очень плохо отгонялись растиранием. Но Ханов не сдавался: тер руки, тело и упрямо шел вперед на огни. Затем зашуршала трава. Это мыши полевки возвращались с ночной вахты на заранее подготовленные позиции для временной или длительной дневки. Мимо пролетел первый жук. Его полет послужил сигналом для первых лучей еще невидимого солнца, которого заждались дневные жители Зе-мли. К этим жителям относился и Ханов. Он несколько сотен раз клацнул зубами, приветствуя восходящее светило. Оно ответило хлопаньем невидимых птиц, которые тоже приветствовали солнце радостными криками. Вдалеке прозвучал первый гудок. Это означало, что где-то до этого зажглась первая искра. Ее обычно никто не видит, но именно с нее начинается новый день в большом городе.

Город открылся внезапно. За очередной лесополосой было большое поле, за которым была большая дорога и монументальные стены промышленных кварталов. Город уже ожил. С каждой минутой его наполняли все новые дневные звуки и запахи. Рычали моторы, дымили трубы, сверкали огни.

Ханов быстро преодолевал поле. Оно сияло золотом в лучах раннего солнца. Ханов уже согрелся и справил первую нужду. Второй нуждой был слабый голод и сильная жажда. Подарком судьбы был малый ручей, из которого удалось в какой мере на время утолить вторую нужду. Вода в ручье отдавала не очень приятными запахами, о происхождении которых Ханов не хотелось задумываться. Но вода была относительно чистой и приятной на вкус. Вскоре после ручья была дорога, через которую изредка проносился транспорт. Ханов преодолел дорогу без особых трудностей. После нее открылась пешеходная дорожка вдоль высокого забора промышленной зоны. Эта дорожка неторопливо вела Ханова вдоль громадных сооружений и вскоре привела его на типичный круг городского транспорта.

Подъехал троллейбус. Это был уже не первый транспорт в это раннее время. Троллейбус с шипением остановился невдалеке от Ханова и выпустил из себя своих ранних пассажиров, которые веселой неторопливой толпой направились в сторону проходной. На остановке стало пусто. Только Ханов и одинокий троллейбус. Троллейбус подождал и с шипением подъехал ближе. Он выглядел сказочно – сияющий, аккуратный, словно из детства. Ханов подощел ближе и зашел в открытую дверь.

– За проезд, – с улыбкой спросил его водитель троллейбуса.

– Я из лесу вышел, был сильный мороз!

– И всяких рассказов везешь с собой воз, – пропел водитель и строго добавил: – Ладно, проезжай, только если что – я тебя не видел.

Ханов прошел в конец салона и нашел там счастливый билет. Он лежал на последнем сиденье чистый и немятый. Троллейбус ехал по утренней трассе. Ханов смотрел в окно и хотел плакать, но слезы все не появлялись на глаза. Напротив Ханова села молодая семья с ребенком. Маленький мальчик посмотрел на Ханова и поднял большой палец руки вверх. Затем помотал головой. После этого показал раскрытую руку и опустил палец вниз и опять помотал головой.

Заметив приближение станции метро, Ханов задумался.

– Вы едете? – спросила его мама мальчика.

Ханов неопределенно мотнул головой.

– Тогда выходите! – продолжила она с улыбкой.

Ханов вышел из троллейбуса и направился ко входу в подземный транспорт. Это был район, где конторы снимали свои помещения. Были здесь не только частные, но и государственные учреждения. Радостно светило солнце. Небо было чистое и манило своей глубиной. Вокруг царили чистота и порядок. Улицы были заасфальтированы. По ним проезжала водометная машина и мощной струей воды смывала всю пыль в канализацию. Частных машин было немного. В основном по дороге проезжали гремящие грузовики и тихий ухоженный городской транспорт. По улицам ходили люди в чистой и добротной одежде. Нигде не видно чего-то битого, грязного. Все люди идут радостные, многие с сосредоточенными лицами. Но никого не видно с печалью или печатью нищеты. В воздухе отчетливый запах свежего хлеба. Это уже потрудились пекари. Сегодня у города тружеников будет обычный рабочий и счастливый день. Рядом с остановкой троллейбуса стоял монументальный 14 этажный комплекс из нескольких зданий, которые были объединены переходами. Возле середины комплекса висел большой щит, на котором был изображен параметрический гиперболоид. На крыше одного из зданий комплекса (примерно семь – десять этажей) стояла скульптура высотой с само здание. Неизвестный герой мудрым взглядом обозревал весь город. Этот страж был спокоен за своих создателей и пассажиров.

Возле метро город напоминал муравьиный улей. Туда и обратно сновали люди. Ханов присоединился к общему потоку. В метро ему удалось пройти контроль вместе с толпой, которая просто впихнула Ханова в турникет, который еще не закрылся. Ханов спустился вниз и сел в четвертый вагон. Мерно качающийся вагон нагонял дрему и Ханов заснул.

Человек неопределенного возраста перебирал свой улов. В этот раз это были различные посудины в целом и другом состоянии. Надо было все разобрать: по цветам, по прозрачности, по целостности. Самыми ценными были целые вещи из прозрачного материала. По возможности их надо было укрепить. Далее ценной была целая посуда из гармоничного переплетения цветов и просто однотонная. Посуда с непонятной окраской стояла в сторонке. Потом шли стеклышки прозрачные. Сначала бесцветные, а за ними стеклышки прозрачные цветные. Затем непрозрачные осколки, а напоследок осталась пыль. Все пригодится.

Мерно стучат колеса. Едет подземный состав. Везет своих пассажиров до нужных им станций. Все могут спокойно спать, пока машинист не спит. На остановках люди заходят все новые люди. Чем дальше, тем люди все веселее и голосистые. Самые веселые почему-то одеты примерно одинаково – в полуспортивную одежду трех наиболее ярких цветов. Вагон тронулся, Ханов повернулся и опять заснул.

Текут две реки. Ханов знает, что обе реки могут дать жизнь или смерть. Имя одной реке – знание, имя второй – любовь. Знание имеет цвета крови. Часть крови имеет оттенки насыщенной кислородом. Другая часть реки знания имеет цвет полностью опустошенной от кислорода крови. Похожая комбинация и у реки любви: прозрачная и чистая как хрусталь вода переплетена с мутной и практически непрозрачной субстанцией. Обе реки имеют один источник и ведут к одному и тому же океану, который все поглощает и дает всему жизнь. По рекам плывет разная живность. Попадая в плохие воды им становится плохо и все происходит наоборот в местах с хорошей кровью и водой. Но хуже всех становится тем, кто потерял реку. Они подобно рыбам плавятся на солнце и те, кто не смог вернуться в реку – погибают. Их спасает ветер. Он гонит волны вправо, влево и собирает всех лишенцев по бокам рек. Погибают только те, кто прыгает подальше от рек сам, специально. В реке главная цель – доплыть до океана. Одни стремятся к нему, другие от него. Но всех их ждет океан, который еще до появления живности распростер для них свои объятия. Ханов чувствовал, что и он плывет. То в одной реке, то причудливо оказываясь в другой, но плывет.

Очередная станция прервала сон.

– Вам плохо? – раздался голос пожилого мужчины.

– Нет, мне хорошо, – ответил Ханов приняв трезвый вид.

Судя по реакции окружающих, трезвый вид у Ханова не удался. Зато рядом стало посвободнее и Ханов снова заснул.

Большой серый кит загнул свой хвост. Можно подумать, что он чувствовал себя виноватым, но по-настоящему он просто хотел сделать большую волну. В этом была его функция. Все остальные были для него просто параметрами, а вокруг мерно стучало пространство.

– Мы – плюсы, мы даем энергию! Без нас нет жизни! – кричали одни с красными от напряжения лицами. – Мы идем путем любви! Все поглощает любовь!

– Мы – минусы, мы потребляем энергию и не даем плюсам взорваться! – шипели другие, лица которых были синими. – Мы движемся дорогой знаний! Все познается путем проб и ошибок!

– Мы – хранители баланса универсалы! – пели третьи с белыми и почти белыми лицами отшельников. – Мы хранители границ дорог и путей!

– Мы – нули и пустоты всех вас вмещаем! – глухо басили четвертые, цветом лиц похожие на свежие осины. – Мы ваша дорога и путь!

Ханова стало раскручивать. Это дало знать о себе пространство.

– Только размер и сущность имеют значение, – громыхало оно. – В нас все: плюсы, минусы, нули и универсалы!

– Еще значение имеет форма! – отвечали пространству тихо, а некоторые пискляво.

– Я могу принять любую форму!

– Идеальная форма только одна!

– Какая?

– Это знает сознание!

– Я мыслю, осознаю себя, принимаю удобную форму, – отвечало пространство.

– Ты выбираешь форму для себя, а для нас не всякая твоя форма удобна.

– Приспосабливайтесь!

– Высшее сознание не знает границ, а ты ограничено!

– Я безразмерно!

– Нет, есть в тебе размеры, если не умеешь приспосабливаться ко всем, кто в тебе. вообще безграничное сознание есть только у одного!

– Кто он! Я всех знаю.

– Он высший! Он тебя знает и всех, а ты его не поймешь.

– Я вмещаю вас всех, почему это мне недоступно?

– Ты пространство, а не функция. У тебя другая роль.

– Я есть все!

– Ты – чаша и каша!

– Я есть все!

Все есть – ССР! Все есть – ССР! Все есть – ССР! Он закручивает, раскручивает и делает с пространством все, что хочет!

Очередная станция не прервала сон Ханова, но он сменился другим.

Идут года. Парады по праздникам сменяют друг друга. Сначала идут парады с трофейной техникой. Это парады военных побед. Они сменяются парадами техники своего производства. Показываются достижения национального и народного хозяйства – это парады трудовых побед.

Затем все идет по-разному. Одни показывают с каждым годом все новую свою отечественную технику – парад трудовых побед продолжается. Другие страны показывают сначала старую свою технику – это парад былых побед и упадка хозяйства страны. Третьи страны показывают иностранную технику, которая куплена в долг – это парад позора, рабства и колонизации иностранцами. В третьих странах иностранцы всеми силами стараются уничтожить все воспоминания былых побед захваченной ими страны и настоящей ее свободы. Все это заменяется постоянством праздника независимости от памяти предков и совести современников.

– Вот скажи: спекулянт – это предприниматель или предприниматель – это спекулянт? – спрщивал у Ханова какой-то мутный тип в большей некондиции, чем сам Ханов.

– Не знаю.

– Все просто. Все зависит от страны и его правил. Стабильности нет – все спекулянты – это чистые предпринимали. Стабильность есть и сразу появляются правила: где предприниматель, а где – спекулянт. Самых крупных спекулянтов называют ласково – моно-пол– ист.

– Возможно.

– А еще там где все называются предпринимателями есть бомжи.

– А что, в странах со стабильностью их разве нет?

– При настоящей стабильности – да, бомжей нет. О всех убогих заботится государство. Есть бомжи – есть нестабильность.

– И где этот рай, где нет бомжей?

– У нас – в далеком прошлом. У наших детей надеюсь хотя бы в далеком будущем. Мы до этого не доживем.

– Почему.

– Много почему в ответе.

– Например?

– Например – платная медицина и отсутствие пенсии. В самом государстве заложена система для появления бомжей. При чем в самом мерзком виде – для инвалидов и стариков.

– Так они пенсию получают.

– Это в стабильной стране прошлого. А сейчас при платной медицине не все инвалиды могут доказать свою нетрудоспособность. А те, кто работал без оформления не могут доказать свой рабочий стаж. Пенсию то по возрасту убрали.

– И как жить.

– Как хочешь – свобода!

– А чем питаться?

– Как в войну – травой и помоями от оккупантов. Впрочем мы и сейчас эти питаемся.

– Как?

– Вот так – псевдоедой из травы, брака и других товаров низкого качества.

– Ну и зачем ты мне настроение портишь?

– Коллективная психотерапия. Только она поможет при депрессии. К сведению: коллективная психотерапия произошла от застолья алкашей в пивной, на которой был иностранец и излил свою душу. Ему это так помогло, что он приехал на родину и рассказал знакомому, который был психотерапевтом. Тот внедрил этот метод и после он уже вернулся в СНГ, но без алкоголя. Обращайся, поможем.

– Спасибо, до свидания.

Ханов проснулся и понял, что он общался со старичком, который сидел рядом с ним.

Вскоре поезд остановился на очередной станции метро. Ханов вышел из вагона и остановился. Он просто не знал куда идти. Напротив него остановилась пара, которая была одета во все новое.

– Ваш девиз-ключ и символ-ключ приемлемы для нашей системы, не хотите ли вы у нас остаться? – внезапно спросила женщина.

– Что для этого надо?

– Соблюдайте протокол, – сказал мужчина и пара удалилась.

Ханов смотрел ей вслед и слышал тройной стук, тройной дважды топ, тройной хлоп. Слезы самопроизвольно потекли по щекам рекой.

Омега IV – 546427659 моргнул глазом. В одной его руке была авторучка, вторая привычно лежала в кармане над красной кнопкой. Массивные очки с элегантным внешним видом ощутимо давили на переносицу. Сзади на ветровке висел новенький рюкзак с компасом на карабине. Агент недавно перестал быть третьим и его остро волновал один вопрос: «не стать шестым». Он уже менял цвет с клетчатого на серый и ему это очень не понравилось. Мерно тикали наручные часы – первый трофей, снятый с руки пенсионера грозного КГБ, когда он корчился от наведенного инсульта. Химия по-прежнему занимала важное место в пищевой цепочке. Палец нежно гладил глянец на металлокерамике, красная кнопка приобретала новые оттенки. Где-то вдалеке веселился народ, играла музыка и была слышна песня:

 
А ну-ка дядя расскажи, а ну-ка дай нам совет.
Как нам вернуться в ту страну, какой на карте больше нет.
Куда пропал народа дружбы мирный оплот.
Который год прошел, но справку нам никто не дает.
 

Слон, Дизельная плотина, Плазма. Закат империи ХХ века.

Продолжение следует.