Текст книги "Азалия"

Глава 9
Крепость Обстакул

Возглавляемый Бертраном отряд двигался по узкой извилистой дороге. Воины болтали между собой, смешивая французскую речь с наречиями жителей Каталонии и Арагона. В этом не было ничего странного, учитывая расположение графства Русильон. Здесь состав местных жителей всегда отличался разнообразием.

Азалия не все понимала в речи своих спутников, да она особо и не прислушивалась к их разговорам, предпочитая обозревать окрестности. Девушка отмечала, что открывающиеся ей виды не особо отличаются от тех, к которым она с детства привыкла: вокруг были такие же скалистые холмы (разве что вереса на них растет побольше), болотистые низины, многочисленные ручьи.

Когда уже сгустились сумерки, Азалия все чаще стала замечать на склонах высокие и стройные деревья с не очень густыми кронами.

– Что это за деревья? – спросила она у жениха.

– Сосны, – ответил он.

Вскоре девушка почувствовала такую сильную усталость, что ко всему потеряла интерес, и желала только одного – поскорее, наконец, попасть в крепость.

Бертран заметил состояние невесты.

– Душа моя, тебе плохо? – забеспокоился он.

– Я просто немного утомилась – ответила Азалия и попыталась улыбнуться.

– Это с непривычки, – ласково заметил брат Тибо.

До крепости путники добрались затемно. Пребывающая в сонном состоянии Азалия не помнила, как они миновали ворота, и очнулась только на освещенном факелами дворе с башней-донжоном2222
  Башня-донжон – главная башня в средневековой крепости.


[Закрыть] в центре и часовней справа. Остальные постройки были сейчас не видны. На площадке перед башней собрались ратники и слуги, а на крыльце часовни стоял старенький седой священник с металлическим распятием в руке.

Бертран снял с лошади и подвел к священнику выбившуюся из сил невесту.

– Это наш отец Менар, – сказал он ей.

Пока святой отец благословлял Азалию, она еле держалась на ногах. Потом ее кто-то взял за руку и куда-то повел. Девушка двигалась, как лунатик, ничего перед собой не видя. Она даже немного вздремнула на ходу и ненадолго пришла в себя тогда, когда перед ней вдруг появилось широкое ложе. Азалия тут же рухнула на постель и уснула глубоким сном.

Разбудил ее странный шум, и, открыв глаза, девушка никак не могла понять, где она находится: что это за тесная коморка с маленьким оконцем, и кто спит на полу, похрапывая.

Азалия машинально потрясла головой, словно пытаясь сбросить наваждение. Храп тем временем прекратился, и с пола поднялась очень толстая женщина.

– Что там шумит? – хрипло спросила у нее Азалия.

– Как что? – удивилась толстуха. – Море.

Только теперь Азалия все вспомнила.

– А ты кто такая? – осведомилась она.

– Меня зовут Марион, – с готовностью ответила женщина. – Я родом из Пуатье, а сюда попала вместе со своим первым мужем, ратником Эмоном, упокой его, Господи. Мой второй муж, Фужар, тоже ратник, а мое дело – тебе прислуживать.

– Где я сейчас нахожусь?

– В нашей с Фужаром лачуге.

Постепенно глаза Азалии привыкали к сумраку, и ей удалось разглядеть, что Марион, хотя далеко и не юна, тем ни менее отнюдь не старуха. Как большинство полных женщин, служанка была добродушной болтушкой: она с великим удовольствием поведала своей новой госпоже о себе, о своем втором муже, о сыне от первого брака, о ратниках, о женах ратников, об отце Менаре и прочих обитателях крепости, но ни разу не упомянула в разговоре Бертрана. Азалия уже сама собиралась расспросить толстуху о своем женихе, но только открыла рот, как в лачугу неожиданно вошел худой, долговязый юноша.

– Это мой сын, Ламбер, – объявила Марион.

Потоптавшись у порога, Ламбер промямлил:

– Меня хозяин прислал… Завтрак уже готов…

– Я сейчас приду, – пообещала Азалия.

Ламбер продолжал мяться у порога.

– Ступай! – прикрикнула на него мать.

Когда он вышел, она заворчала:

– Сынок весь в своего покойного отца. Мой первый муж, да будет милостив Господь к его душе, был молчуном и тугодумом, и Ламбер такой же. Зато мой второй муж…

– Проводи меня, – оборвала ее Азалия, у которой от болтовни служанки начала уже болеть голова

Лачуга Марион располагалась в глубине крепостного двора – среди хозяйственных построек. Судя по запаху, где-то неподалеку находилась кузница, но ее не было видно за амбарами, погребами и конюшней.

Шагая за Марион, Азалия постоянно ловила на себе любопытные взгляды обитателей крепости. Невеста коменданта вызывала любопытство не только у людей, а даже у собак и кошек (по крайней мере ей так казалось). У Азалии складывалось двойственное впечатление: с одно стороны девушку радовало, что, наконец-то, на нее смотрят без откровенной неприязни, но с другой – она осознавала, как неуместна в этом зажатом со всех сторон толстыми стенами мирке ее любовь к уединению.

«Ничего, я поменяю привычки», – пообещала себе Азалия.

Она облегченно вздохнула, войдя вслед за Марион в башню. Возле окованной железом двери толстуха сообщила шепотом:

– Тебе сюда.

Предназначенный для трапез зал показался Азалии смутно знакомым, но как всегда она ничего не смогла вспомнить. Вдоль стен были расположены столы, за которыми, судя по всему, принимали обычно пищу, кроме коменданта крепости, еще и пользующиеся его особым доверием ратники. Но в это утро в зале находились всего пять человек: Бертран, брат Тибо, Вадим, отец Менар и незнакомый девушке седобородый мужчина плотного телосложения. Очевидно, жених Азалии, помня о прежней почти уединенной жизни своей невесты, решил дать ей возможность привыкнуть к порядкам в крепости.

– Как тебе, душа моя, спалось? – мягко спросил Бертран.

– Замечательно, – ответила девушка.

– Я рад этому. Прошу тебя, дорогая, за стол.

В это время плотный, седобородый мужчина кашлянул, как бы напоминая о себе.

– Мой помощник, Тедуин, – представил его Бертран.

Тедуин поднялся и произнес неуклюжий комплемент.

Азалия уже успела кое-что узнать о главном помощнике своего будущего мужа. По словам Марион, Тедуин отвечал за дисциплину в гарнизоне и, хотя был довольно строг, пользовался тем ни менее немалой любовью у ратников. Его простое, открытое лицо произвело на девушку самое приятное впечатление. Кто не понравился Азалии, так это прислуживающая за столом высокая, костлявая женщина средних лет. С виду она была образцовой служанкой: бесшумно двигалась и все успевала. Но когда ее ледяной взгляд падал на невесту коменданта, ту пробирал до костей мороз.

«Она смотрит на меня так, словно хочет уличить в чем-то постыдном», – с неприязнью подумала девушка.

Будучи голодной, она после молитвы она с жадностью принялась за еду. Когда Азалия проживала кусок жирной стерляди и отпила глоток вина, она внезапно встретилась глазами с Вадимом. Девушка едва не поперхнулась.

«Святые угодники! Что со мной происходит? Неужели бабушка ошиблась, и он – колдун?»

Марион, рассказывая об обитателях крепости, конечно же, не оставила без внимания и Вадима. По словам толстухи, этот человек попал в Обстакул два года назад и довольно быстро здесь прижился, поскольку обладал весьма полезными знаниями: знает грамоту, лечит людей и прекрасно владеет языком, на котором говорят мавры. Но Марион даже не намекала на то, что Вадима подозревают в колдовстве. Значит, болтливая женщина ничего об этом не знала, а вряд ли в столь тесном, как крепостной гарнизон, сообществе было возможно что-либо скрыть.

– Душа моя, ты почему не ешь, – услышала Азалия заботливый голос жениха.

Тряхнув головой, она вновь принялась за трапезу. Но аппетит у нее пропал совсем, и ей с большим трудом удалось проглотить еще один кусок рыбы.

Когда завтрак закончился Бертран сообщил невесте:

– После полудня, душа моя, нас обвенчает отец Менар.

– А что мне делать до венчания? – растерянно спросила она.

– Отдохни или займись своим нарядом, – предложил он.

Азалия не решилась признаться ему в том, что у нее есть только один наряд – тот самый, который она получила от него в дар, и который сейчас на ней. Но, вернувшись вместе с Марион в лачугу, девушка обнаружила там два новых подарка жениха – расшитое узорами из золотых нитей темно-красное шелковое платье и головное покрывало из тонкой тафты белого цвета.

– Ах, какая красота! – затарахтела Марион. – Это роскошное платье принадлежало моей прежней хозяйке, мадам Летгарде, упокой ее Господи! Она ни разу его не надевала!

– Почему не надевала? – удивилась Азалия.

– Мадам Летгарда отказывалась наряжаться, потому что считала это грехом. Она была очень благочестивой.

– Откуда же тогда у нее взялось это платье?

– Его купил хозяин, когда он и мадам Летгарда были приглашены на крестины второго сына графа Гислаберта. Хозяйка пыталась отказаться от столь нескромного наряда, но мессир Бертран не желал, чтобы его супруга выглядела нищенкой рядом с женами вельмож графа. Если бы мадам Летгарда осталась дома, то хозяину пришлось бы сослаться на ее хворь: то есть солгать, а такая благочестивая особа не могла вводить мужа в грех. В общем, хозяйка согласилась нарядиться, однако твердила не переставая о Божьем наказании за нескромность.

– Ты сказала, что она так и не надела платье.

– Ну, да! За день до крестин сына графа стало известно о гибели отца мадам Летгарды, и она облачилась в траур.

– Значит, не зря покойная жена Бертрана боялась несчастья, – промолвила Азалия, разглядывая уже без прежнего восторга платье, принадлежавшее когда-то женщине, чье место ей предстояло занять.

– Несчастье обязательно случается, когда о нем много думаешь, – глубокомысленно изрекла толстуха.

– Должно быть, – согласилась Азалия.

Вздохнув, она взяла в руки белое покрывало.

– А это тоже осталось от твоей покойной госпожи?

– От нее, – ответила Марион с небольшой заминкой.

Отсутствие жизненного опыта не помешало Азалии догадаться, что толстуха пытается ее обмануть.

«Некоторые люди совсем не умеют лгать. Кажется, Марион именно такая бесхитростная. Пожалуй, мне повезло: хуже, если бы моя служанка была бы искусной лгуньей. Но вряд ли эта болтушка способна хранить секреты по собственной воле. Значит, ей велел молчать Бертран».

Азалия почувствовала обиду. Оказывается, у мужчины, за которого она сегодня выходит замуж есть от нее тайны.

– Ты примерь платье, – предложила Марион.

– Потом примерю, – отказалась девушка.

Отвернувшись от наряда, она поинтересовалась:

– А почему ты ничего мне не рассказывала о сыне моего жениха? Как я поняла, Бертран отправил мальчика в святую обитель совсем недавно. Какой он этот ребенок?

– Ренар вовсе не ребенок, – заворчала Марион, недовольно поморщившись. – Ему уже двенадцать лет, и он противный мальчишка с отвратительнейшим характером. Дай Бог, чтобы святые отцы его вразумили.

– Бертран говорил, что он хромой калека. Может быть, с мальчиком слишком жестоко обходились, вот у него и испортился характер?

– Жестоко с ним обходился только отец… – начала толстуха и осеклась, сообразив, что сболтнула лишнее: – Я не то сказала, – продолжила она. – Мессир Бертран был строг с сыном, а вовсе не жесток. Ренару этой строгости даже не хватало: уж больно был мальчишка злобным.

– Наверное, ему нужна была ласка, – предположила Азалия.

Марион фыркнула:

– Нет, в ласке Ренар явно не нуждался. Как не был с ним строг мессир Бертран, мальчишка обожал отца, зато за доброе к себе отношение платил исключительно гадостями. Уж как была ласкова с пасынком мадам Летгарда, а он ей несколько раз напакостил. И Вадиму досталось от противного мальчишки.

– Вадиму? – удивилась девушка.

– Ну, да! Он жалел и даже обучил владеть оружием Ренара…

– Оружием? – удивилась Азалия. – Зачем? Мальчик же не мог стать воином.

– Мог, если бы его отец захотел. Я повидала на своем веку много хромых ратников, коим хромота не мешала биться не хуже других. Просто хозяин решил, что из его сына не получиться настоящего воина, а если мессир Бертран что-то решит, то доказать обратное никто не в силах. Ренар вон хотел переубедить отца, а когда понял, что это невозможно, сорвал свое зло на Вадиме – на человеке, пытавшемуся ему помочь.

Азалии захотелось узнать подробности этой истории, однако толстуха жалобно попросила ее:

– Ты уж больше не расспрашивай меня о сыне хозяина. Ты лучше к самому мессиру обратись, если хочешь чего-то еще узнать.

Не дожидаясь от девушки ответа, Марион взялась растапливать очаг. Едва разгорелся огонь, как повалил дым, отчего Азалия закашлялась.

– Очаг надо починить, – виновато сказала толстуха. – Обычно он хорошо топится, но временами ни с того ни с сего начинает дымить.

– Я подышу воздухом, – бросила девушка, шагнув к двери.

– Мне проводить тебя? – услужливо предложила Марион.

– Не надо.

Покинув лачугу, Азалия побрела между хозяйственными постройками. Вскоре она оказалась возле кузницы, где встретила того, кого совсем не хотела бы видеть – Вадима. Он молча поклонился ей. А у нее вдруг возникло непреодолимое желание сказать ему что-то обидное, чтобы он лишился своего обычного спокойствия.

– Ловко ты вчера всех обманул, – произнесла она с ядовитой усмешкой.

Он сразу понял, что она имеет в виду и не стал отпираться:

– Выходит, не всех. Отдаю должное твоей наблюдательности.

– Значит, ты признаешься, что не боролся с язычником?

– Признаюсь.

– А Бертран хвалил тебя графу. Ты, правда, голыми руками одолел рысь?

– Не совсем голыми руками: у меня была веревка с петлей, – уточнил Вадим. – Я накинул петлю на зверя и задушил его.

– Вот как? – удивилась девушка. – Для этого надо обладать невероятной ловкостью и немалой силой. Но почему ты не попытался справиться с рабом графа?

– Я не шут и не желаю никого развлекать, – отрезал Вадим, гордо вскинув голову.

Невольно Азалия его зауважала.

– Мне было страшно от одного вида дикаря, – заговорила она уже без малейшей иронии. – А ты обрадовался ему, как близкому человеку. Он же язычник.

– Печенег напомнил мне о моей родине.

– Неужели твой народ дружит с его племенем?

Вадим отрицательно покачал головой.

– Нет, не дружит. Более того, печенеги разоряют наши города и селения, убивают и уводят в рабство наших людей. Это из-за них я лишился отца и потерял родину.

Азалия недоуменно развела руками.

– Тогда я совсем ничего не понимаю. Он же твой враг.

– Этот человек был бы моим врагом, если бы я оставался на Руси, а он по-прежнему кочевал бы по степям возле Днепра. Но здесь мы товарищи по несчастью, и у нас нет поводов для вражды…

Внезапно Азалия услышала сердитый голос Бертрана:

– О чем это вы толкуете?

Она пришла в замешательство, а Вадим, ни сказав ни слова, развернулся и ушел.

– Гром и молния! – возмутился Бертран. – Он ведет себя, как титулованная особа! Я совсем его распустил!

– Не сердись на Вадима, – попросила Азалия.

Эта просьба еще больше разгневала ее жениха.

– Что с тобой? – саркастически осведомился он. – Ты вдруг полюбила светловолосых и светлоглазых мужчин?

Азалии поняла, что Бертран ее ревнует ее, ибо о мужской ревности ей поведала бабушка, когда посвящала внучку в тайны семейной жизни. Девушка почувствовала себя виноватой.

«Я, наверное, неправильно себя вела. Бабушка говорила, что достойная женщина никогда не даст повода жениху или мужу подозревать ее в неверности».

– Мы всего лишь побеседовали, – замямлила она. – Если бы я знала, что тебе это не понравиться, то не заговорила с Вадимом.

У нее на глаза выступили слезы, заметив которые Бертран несколько умерил свой ревнивый пыл.

– О чем вы говорили? – спросил он уже мягче.

Азалия коротко передала ему содержание своей беседы с Вадимом.

– Значит, он не пожелал уподобиться шуту? – проворчал Бертран.

– Да, не пожелал, – с досадой подтвердила Азалия.

Она была недовольна прежде всего собой, однако ее жених воспринял по-своему недовольство невесты и опять помрачнел.

– Вадим слишком много себе позволяет, – проворчал он.

– Бог с ним, Вадимом! – воскликнула Азалия, махнув рукой.

– Он слишком дерзок, – настаивал Бертран.

– Вовсе нет! – вопреки своей воле возразила девушка жениху.

Возможно ее нечаянный порыв вызвал бы новую вспышку ревности у Бертрана, если бы в это время к ним не приблизился тот самый ратник, у которого на шее был шрам причудливой формы.

– Чего тебе, Арланд? – грубо спросил Бертран.

– Гонсал и Мишо спорят, сколько надо вина на свадьбу, – проблеял ратник тоненьким женским голосом.

Азалия вздрогнула. До сих пор этот человек при ней молчал, и вот теперь, когда она, наконец, его услышала, ей почему-то стало страшно.

– Пусть их спор решит Тедуин, – распорядился Бертран. – Ступай!

«Почему я боюсь этого человека?» – подумала удивленная девушка.

– Что с тобой, душа моя? – обратился к ней Бертран. – У тебя такое лицо, словно явился сам Люцифер.

– Какой омерзительный у него голос! – воскликнула Азалия.

– Голос у Арланда Евнуха, действительно, противный – согласился с ней Бертран.

Азалия вновь вздрогнула, вспомнив рассказ бабушки о предсмертных словах кормилицы Матюрины.

«Кормилица, упокой ее Господи, бормотала о каком-то „евнухе“. Нет, это, должно быть, просто совпадение».

Хотя она и сумела убедить себя в том, что бред Матюрины не может иметь отношения к неприятному ратнику из Обстакула, настроение у нее тем ни менее порядком испортилось. Девушка погрустнела, что не ускользнуло от внимания Бертрана. Он осторожно взял ее за руку.

– Пойдем, душа моя! Посмотрим, как готовится наша свадьба.

Она покорно последовала с ним на площадку перед башней, где творилась предсвадебная суматоха. Слуги метались между кухней и погребами. Одни катили перед собой бочонки с вином, другие волокли продукты. Все были чем-нибудь заняты. Глядя на эти хлопоты девушка почему-то испытывала не радость, а печаль.

Из часовни появился брат Тибо, выглядевший очень довольным. Заметив племянницу и ее жениха, он приблизился к ним со словами:

– Ваше венчание состоится через три часа.

Азалия призадумалась. Времени до венчания оставалось еще немало и надо было чем-то себя занять. Возвращаться в лачугу девушке не хотелось, но и торчать три часа во дворе, наблюдая за подготовкой к свадьбе, у нее тоже не было желания.

– Можно я схожу к морю? – спросила Азалия.

Бертрану эта просьба не понравилась.

– Но я не могу тебя проводить.

Краем глаза Азалия заметила Марион, беседующую с длинноносым ратником.

«Это, наверное, и есть ее муж, Фужар».

– Пусть они меня проводят? – предложила девушка, указывая на семейную пару.

– Что за капризы, девочка? – заворчал Тибо. – Прежде за тобой подобных сумасбродств не водилось.

Не умеющая перечить Азалия уже готова была отказаться от прогулки, но неожиданно Бертран сказал:

– Ладно, ступай! Только ненадолго.

Подозвав Марион и Фужара, он дал им указание проводить Азалию и при этом не отходить от нее ни на шаг.

– Не опоздай на венчание, – сказал он невесте напоследок.

Она кивнула и благодарно ему улыбнулась.

Глава 10
На берегу

За крепостными воротами Азалия увидела разбросанные по склону горы, сложенные из разной величины камней хижины, числом примерно около полусотни. Из лепящихся к ним хозяйственных построек слышалось овечье блеянье, и где-то мычала корова. По узеньким тропинкам бродили собаки и куры, в большой куче мусора рылась свинья, однако нигде не было видно ни одного человека.

– Здесь живут наши ратники с женами и детьми, – пояснила толстуха.

– А куда они все подевались? – спросила Азалия.

– Где же им быть? – подал голос Фужар. – Все они в крепости: одни готовят свадьбу, а другие просто глазеют.

За селением он и Марион увлекли девушку на очень крутую и извилистую тропу. Пока они втроем спускались по склону, служанка трещала без умолку, но Азалия пропускала ее болтовню мимо ушей, сосредоточив все свое внимание на том, чтобы не оступиться и не упасть. Только, когда опасный спуск остался позади, до слуха девушки донеслось:

– Вот хозяин с той самой поры и дозволил нам поселиться в крепости. Честь, конечно, большая оказана, и мы довольны; одна беда – раньше я с любой соседкой могла вечерком поболтать, а нынче, как ворота запирают, мне порой и словом не с кем перемолвиться. Кухарка Муния со мной не особо знается, служанка мессира Бертрана, старая ведьма Химена, и вовсе меня на дух не переносит, а чертовку Санчу я сама терпеть не могу.

– Не угодила тебе Санча, – хмыкнул Фужар.

– Зато она вам, мужчинам, слишком угождает! – воскликнула Марион, окинув мужа сердитым взглядом.

– Кто такая Санча? – полюбопытствовала Азалия.

– Любовница Вадима, – ответила, фыркнув, толстуха. – Они давно вместе.

– А почему тогда он на ней женится? – спросила девушка предательски дрогнувшим голосом.

Марион посмотрела на нее, как на сумасшедшую.

– Кто же женится на шлюхе? Санча переспала уже со всеми нашими мужчинами!

– Ну, не со всеми… – попытался возразить жене Фужар.

Она раздраженно его оборвала:

– Скажешь, ты с ней не спал?

– Спал, – не стал отпираться он. – Но тогда ты еще не была моей женой.

– Еще бы я потерпела, чтобы Санча уложила на себя моего мужа! Хватит того, что я недавно застукала ее с моим сыном! Рыжая дрянь!

– Рыжая? – удивилась Азалия. – Но я не видела в крепости ни одной рыжеволосой женщины.

Марион хмыкнула:

– Санчу хозяин отправил на кухню – помогать кухарке. Нечего ей сегодня отвлекать от дел мужчин.

Девушка смущенно поинтересовалась:

– А Вадим как относится к такому поведению своей любовницы?

– Он будто этого не замечает. Вадим вообще странный.

Азалия насторожилась. Что Марион имеет в виду? Может быть, Вадим все-таки занимается магией?

– И что в нем странного? – с замиранием сердца спросила девушка.

– Много чего, – ответила толстуха. – Он поет песни на каком-то чудном языке…

– Красиво поет, между прочим, – заметил Фужар.

– Да, красиво, – согласилась с ним жена.

– А что еще в Вадиме странного? – допытывалась Азалия.

– Он купается даже в холод, и вообще моется каждый день, – осуждающе сообщила Марион.

Фужар опять заступился за молодого человека:

– Вадим долго жил среди магометан, а у них принято совершать омовения каждый день.

– Он же христианин! – возмутилась Марион. – А отец Менар говорит, что нам не подобает брать пример с нечестивцев!..

Она еще что-то говорила, но Азалия потеряла всякий интерес к ее словам, потому что, оказавшись на берегу бухты испытала настоящее потрясение от увиденной красоты. Прожив восемь лет вблизи морского побережья, девушка видела само море всего несколько раз, и всегда оно приводило ее в восторг. Вот и сейчас она не могла оторвать взор, от открывшегося ей восхитительного вида. Волны меняли бирюзовый цвет на изумрудный, обрамлялись кружевной пеной и вспыхивали от солнечных бликов. Из воды торчали скалы, похожие на животных и мифических существ. Берег с поросшими стройными соснами склонами тоже выглядел очень живописно. Над этим чудным великолепием плавно парили в небе чайки.

Придя немного в себя, Азалия осознала, что ей здесь нравится даже больше, чем в привычных с детства местах.

«Может быть, со временем Бертран позволит мне гулять по берегу в одиночестве?»

– Погожий сегодня денек, – услышала девушка голос Фужара. – Солнечно.

– А ветер все же холодный, – заметила Марион, стуча зубами. – Я уже продрогла до костей.

Только теперь Азалия почувствовала, что и ее тело дрожит от холода. Она поплотнее закуталась в плащ. Марион тут же предложила вернуться в крепость, но девушка отказалась:

– Нет, я хочу погулять. До полудня еще есть время.

Азалия решила пройтись по берегу, чем отнюдь не обрадовала Марион и Фужара, не сумевшим скрыть своего недовольства. Девушка было смутилась, но сразу же одернула себя:

«Эти люди – мои слуги, а я – их госпожа. Значит, они должны мне угождать, а не я им».

Она вздохнула. Не так-то ей было легко привыкнуть к своему новому положению: ведь совсем недавно даже их с бабушкой слуги, Клодина и Рубо, помыкали ею.

Азалия пошла по берегу, а Марион и Фужар потащились за ней. Толстуха опять заговорила, Фужар пытался пару раз прервать жену, но та не обращала на него внимание. Азалия не пыталась заставить замолчать чересчур болтливую женщину, хотя и устала от ее трескотни. Но Жаветта, напутствуя внучку, советовала той не портить отношения со своим окружением.

«Расположение служанки мне вовсе не лишние: тем более, что Марион, хоть и болтушка, зато добрая».

Первые яркие впечатления вызвали у Азалии желание полюбоваться здешними красотами сверху, но, когда она предложила подняться на прибрежный скалистый холм, это отнюдь не вызвало восторга у Марион и Фужара. Толстуха устало запыхтела, а ее муж посмотрел на свою левую ногу, на которую он во время прогулки прихрамывал.

– Вы подождите меня внизу, – предложила Азалия, радуясь тому, что у нее, наконец, появилась возможность отдохнуть от своей служанки.

– Но хозяин велел нам не отходить от тебя ни на шаг, – возразил девушке Фужар.

– А он не узнает о том, что вы его ослушались, – пообещала она.

– Не узнает? – засомневался ратник. – Разве вы, женщины, умеете хранить секреты?

– Умеем, когда пожелаем, – уверенно заявила Марион и протяжно вздохнула, давая мужу понять, что для нее восхождение на холм – непосильный труд.

– А у меня рана на ноге еще не совсем зажила, – пробормотал Фужар.

– Оставайтесь! – настаивала Азалия. – Я не заставлю вас долго ждать: погляжу сверху на море и спущусь.

– Ладно, ступай, а мы здесь побудем, – сдался ратник.

Девушка по тропе к вершине холма, мимо разной величины камней и растущих на каменистой почве сосен.

«Какие удивительные деревья – эти сосны! – поражалась Азалия. – Откуда они берут себе жизненные соки?»

Вскоре она устала и начала тяжело дышать, однако назад не поворачивала: словно какая-то сила заставляла ее стремиться вверх. Она нисколько не пожалела о своем упрямстве, кода преодолела путь до конца. С вершины холма открывалась такая панорама, от которой Азалия пришла в небывалое восхищение. Оглядывая бухту, морской простор и скалы она вспомнила сказки про летуниц – девушек, которые надев оперение, превращались в птиц и взмывали в небо.

«Ах, ну, почему я не летуница? Почему я не могу парить над этой необычайно красотой?»

Но, увы, она Азалия была обычным человеком, и у нее, как у многих обычных людей, закружилась от высоты голова. Девушка схватилась за ствол одной из двух растущих на вершине сосен и машинально посмотрела в противоположную от берега сторону. Там была крепость Обстакул, выглядящая отсюда особенно грозной и непреступной.

«Зря дядюшка за меня волновался, – размышляла Азалия. – Никогда нечестивцы не смогут взять эту твердыню. С нами Бог!»

Внезапно ей захотелось спать. Ноги у нее подогнулись, и она начала медленно оседать.

«Мне же пора возвращаться», – подумала девушка и тут же провалилась в забытье…