Текст книги "Азалия"

Глава 27
В башне

Когда девушка очнулась, она принялась с удивлением вглядываться в сложенные из крупных камней стены, прикрытое металлической ставней окошко, высокий потолок, устланный камышом пол, огромный сундук в углу и горящий светильник на сундуке. Больше всего Азалию поразила ширина ее ложа.

– Господи Иисусе! – прошептала она. – Куда я попала?

– Хвала Господу, ты, наконец, пришла в себя! – воскликнула Санча, отворив дверь.

– Где я? – спросила у нее Азалия.

– В опочивальне своего бывшего жениха.

– И это его постель? – закричала девушка, соскакивая на пол.

Санча засмеялась:

– Ты чего прыгнула, будто тебя кипятком ошпарили. Ну, да ладно! Если тебя пугает даже место, на котором покойный хозяин спал, обувайся и пойдем отсюда.

Она отвела Азалию в трапезный зал, где царил настоящий хаос: грязные столы стояли криво, скамьи и вовсе были свалены в кучу. Камин топился, однако было довольно холодно.

– Почему здесь такой беспорядок? – спросила Азалия, зябко поведя плечами.

– Столы и скамьи занесли вчера после пира, а порядок должны были навести сегодня утром.

Азалии было очень неуютно среди этого разгрома.

– А почему меня не перенесли в лачугу Марион? – ворчливо спросила она.

– Тедуин распорядился отнести тебя сюда, – ответила Санча.

– Зачем ему это надо было?

– Чтобы Марион смогла, наконец, вернуться к себе домой.

– Какое дело Тедуину до Марион?

Санча хмыкнула:

– Он давно мечтает заманить ее в свою постель – вот и старается ей угодить.

– Он что, хочет на ней жениться?

– Это вряд ли, – опять ухмыльнулась Санча. – Тедуин теперь станет у нас главным, и Марион сгодится ему только в любовницы.

– И она согласится? Или у нее нет выбора?

– А зачем толстухе выбор? Ее такое положение вполне устроит: хорошо будет и ей самой, и ее сыну.

Азалия заметила на одном из столов прикрытую лепешкой миску с похлебкой, и, поскольку девушка с позавчерашнего вечера ничего не ела, у нее заурчало в животе от голода.

– Садись за стол, – предложила Санча, ставя скамью. – Еда еще не успела остыть.

Азалия с жадностью начала есть. Но внезапно она вспомнила события, предшествовавшие ее обмороку и подавилась куском лепешки.

– Выпей вина! – засуетилась Санча. – Глотни вина!

– Что с Вадимом? – спросила Азалия, откашлявшись.

– С ним все в порядке, – ответила Санча. – Я его только что видела – он разговаривает со своими соотечественниками.

– А с ним больше не хотят расправиться?

– Нет, не хотят

– И никто его не упрекает за Бертрана?

– Не упрекает. Честно говоря, смерть хозяина никого, кроме Химены, по-настоящему не огорчила: к Тедуину здесь всегда относились гораздо лучше, чем к мессиру Бертрану. Уж слишком покойный был строг.

– А Тедуин разве не строг?

– Еще как строг, да только он умеет быть и добрым, а мессир Бертран не умел.

– Тогда почему же ратники с таким остервенением нападали на Вадима? – удивилась Азалия.

– Вадим для многих здесь чужой: слишком уж он отличается от наших мужчин. Ратников возмущало не то, что хозяин убит, а то, что он погиб от рук чужака. Но после рассказа Ратье мнение большинства наших людей изменилось.

– Почему изменилось? – все еще недоумевала Азалия.

– Многие заговорили, что Господь наказал хозяина за убийство монаха. Иначе как объяснить победу Вадима? Ведь он владел мечом хуже, чем мессир Бертран. Химена, правда, называет Вадима колдуном, но ее никто не слушает.

– Значит, Вадима отпустят с Богом? – воскликнула Азалия.

Начало этой фразы у нее было радостное, а конец получился печальным.

– Как решит граф Гислаберт, – ответила Санча. – Тедуин уже отправил гонцов в Перпиньян, Рында тоже с ними поехал.

– Да помогут Вадиму Господь и Пресвятая Богородица! – прошептала Азалия и у нее выступили на глаза слезы.

– Эй, не плакать! – велела ей Санча и, понизив голос, добавила: – Да, не переживай ты! Ничего с твоим возлюбленным не случиться…

– Он не мой возлюбленный, – машинально возразила девушка.

Не обратив внимание на эти слова, Санча продолжила:

– Между прочим Тедуин послал в Перпиньян Ратье, а он ничего плохого о Вадиме не скажет. К тому же не забывай, что с ним Рында.

– Но граф Гислаберт ценил Бертрана.

– Но не настолько, чтобы отказаться от предложенных Рындой сокровищ. Пусть я опротивею всем мужчинам, если жизнь Вадима не удастся выкупить.

– Я буду молиться за него, – всхлипнула Азалия.

– Да, не реви ты! Погоди, я знаю, чем тебя развеселить!

Санча выбежала из зала. Спустя немного времени, она вернулась с охапкой ярких тряпок и блестящих украшений и, свалив все на стол, вновь убежала. Азалия принялась с недоумением разглядывать разноцветную кучу.

«Что это такое?»

Ее недоумение разрешила Санча, ворвавшаяся в зал с круглым медным зеркалом:

– Это свадебные подарки Рынды.

– Но свадьбы не будет, – напомнила девушка.

– Будет ли свадьба, ведомо лишь одному Богу, – затарахтела Санча. – Но в любом случае вряд ли Рында заберет назад свои подарки. Примерь эти вещи!

Азалия печально вздохнула.

«Я стану монахиней, и мне не нужны наряды».

Однако ее руки невольно потянулись к платью из яркого узорчатого шелка.

– Надень его, – предложила Санча.

Переодевшись, Азалия обнаружила, что у красивого платья довольно глубокий вырез, и это ее смутило.

– Такие одежды носят мавританки, – заметила Санча.

– Неужели? – удивилась девушка. – Они ходят на людях с открытой грудью?

– Скажешь тоже! На людях они закрывают не только тело, но и лицо. А таким образом они наряжаются для мужа.

– Я чувствую себя голой, – пробормотала Азалия

– Это можно исправить, – откликнулась Санча.

Порывшись в куче, она нашла шаль из плотного ярко-синего шелка с золотым орнаментом и повязала ее на шею девушки.

– Сейчас ты у меня станешь первой красавицей Русильона, – пообещала Санча, беря черепаховый гребень.

Она потрудилась над Азалией около получаса, после чего торжествующе воскликнула:

– А теперь погляди на себя!

Девушка ахнула, увидев на гладкой поверхности медного зеркала красавицу с косами, унизанными мелкими золотыми украшениями в виде листиков.

– Ох, и хороша! – восхищалась Санча.

Неожиданно в зал вошел Вадим и замер на месте, глядя во все глаза на Азалию. Она тоже смотрела на него, как завороженная.

– Кажется, вам надо потолковать, – с усмешкой произнесла Санча и направилась к двери.

– Погоди! – окликнула ее Азалия, которой вдруг стало страшно оставаться наедине с любимым мужчиной.

– Я буду рядом, – бросила Санча, выскальзывая за дверь.

– Какая ты красивая, Аза! – обрел наконец Вадим дар речи.

– Это из-за наряда, – тихо сказала девушка, чувствуя, как у нее начинают пылать щеки.

– Наряд здесь не причем, – возразил он.

– Конечно, из-за наряда, – настаивала она. – Я вот решила немного покрасоваться, хотя это и грешно. Ладно, попытаюсь в монахинях отмолить этот грех.

– Почему в монахинях? – нахмурился Вадим.

Азалия пожала плечами.

– Куда же мне теперь деваться, если не в святую обитель?

– Замуж.

Такое предложение показалось ей издевательством, и она обиженно проговорила:

– Не надо так шутить. Уж что-что, а замужество мне не грозит. Кому нужна жена с такой репутацией?

– Положим, для меня, Аза, ты чиста, как ангел.

– Причем здесь ты?

– Притом, что я хочу на тебе жениться, – огорошил девушку Вадим.

– Но почему? – прошептала она.

– Потому что люблю тебя.

– Любишь?.. – совсем растерялась Азалия. – Я знаю, что у тебя были женщины, однако ни на одной из них ты не женился… Чем же я отличаюсь от всех них?

Вадим прошелся по залу, затем хотел сесть на ту же скамью, на которой сидела девушка, но передумал и заговорил стоя:

– Первой моей женщиной была моя хозяйка, мавританка Фадида – ты о ней знаешь. Любил ли я ее? Пожалуй, да, но эта любовь больше походила на сыновнюю. Фадида давала мне полную свободу, и даже позволяла ей изменять, но с тем условием, чтобы я никем не увлекался. Я с хозяйкой не спорил, поскольку был занят не столько поиском любовных утех, сколько удовлетворением своей жажды знаний.

– Ты учился врачеванию?

– И врачеванием тоже. Собственно лекарскую науку я стал изучать, когда узнал о болезни Фадиды. Очень хотелось ей помочь, но, увы, все мои усилия оказались тщетными.

– Она умерла? – спросила Азалия, почувствовав к мавританке жалость.

Вадим словно не расслышал вопроса девушки:

– Я многим обязан Фадиде. Даже то, что мне удалось не забыть родной язык – ее заслуга. Она расспрашивала меня о Руси, любила слушать русские песни, позволяла мне общаться с соотечественниками…

Азалии стало неприятно слушать, как Вадим хвалит женщину, с которой был близок, и она ворчливо его прервала:

– Но ты все-таки ее оставил? Как это случилось?

– Она сама стала склонять меня к побегу, когда совсем расхворалась.

– Почему? – удивилась девушка.

– Фадида знала, что, когда она умрет, ее сын поспешит выгодно меня сбыть.

– Он что, плохо к тебе относился?

– Он относился ко мне, как к человеку, скрасившему жизнь его матери. Умри она, я стал бы ему не нужен, и он меня продал бы. Не забывай, Муслим торговец, а торговцу полается искать себе выгоду.

– И ты бежал?

– Да. Я двинулся в Барселону, откуда есть возможность добраться морем до Царьграда или какого-нибудь иного места поближе к Руси. Вначале все складывалось удачно: граф Рамон принял меня на службу, я был на хорошем счету…

Он замолчал на полуслове.

– Что же потом случилось? – нетерпеливо спросила Азалия.

– Графу Рамону служил один весьма достойный человек, а у него была дочь – девица красивая и благонравная. Я ей пришелся по сердцу, да и она мне тоже нравилась. Ее отец намекал, что при определенных условиях он не будет возражать против нашего брака.

Азалию вновь почувствовала ревность.

– И что же ты?

– Я испугался, что предам свою мечту о родине, и покинул Барселону, – ответил, грустно усмехаясь, Вадим.

«Наверное, девица из Барселоны не особенно тронула его сердце, раз он легко с ней расстался», – с удовлетворением отметила Азалия.

– Попав сюда, я почти сразу оказался в одной постели с Санчей, – продолжил Вадим. – Меня вполне устраивали такие отношения – когда ублажалось тело, а душа оставалась спокойной. Я был доволен даже тем, что у нее есть другие мужчины, ибо это избавляло меня от любых обязательств.

– Ты осуждаешь Санчу?

– Боже избавь! Помнишь, как поступил Спаситель с блудницей.

Азалия растерянно развела руками. Как у большинства неграмотных людей, ее знание Святого Писания ограничивалось тем, что она слышала от священников и монахов. Ни дядя Азалии, ни кто-либо еще не рассказывали ей о том, как повел себя Спаситель с некой блудницей.

– Однажды фарисеи привели к Иисусу женщину, – начал Вадим. – Она была взята в блуде, и по иудейским законам ее должны были побить камнями до смерти.

– Ой! – воскликнула Азалия. – И что же Христос?

– Он предложил фарисеям: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень». И они, обличаемые совестью, тут же разошлись.

– Значит, у фарисеев все-таки была совесть, – заметила Азалия с горькой иронией. – А жители Нарбонны вели себя с нашей семьей так, как будто сами были святыми. Предложи любому из них бросить в нас камень, он бросил бы, не раздумывая. А ведь я даже теперь не могу им доказать, что мои родители были ни в чем не виновны. Мне никто не поверит.

Вадим покачал головой.

– А зачем тебе, Аза, оправдываться перед теми, кому, по сути, нет до тебя никакого дела? Правду знает Бог, чего по-моему довольно. Скоро в Нарбонне вообще забудут о вашей семье, а там, куда ты со мной уедешь, никто ничего плохого не скажет о твоих родных.

До Азалии, наконец, дошло, что она может быть вместе с любимым человеком только в том случае, если уедет очень далеко от своей родины. Ей стало страшно.

– Значит, ты любишь меня? – растерянно спросила девушка.

– Люблю так, как никого еще не любил, – с твердой уверенностью ответил Вадим. – Я пытался побороть в себе эту любовь, но не сумел. А теперь уже и нужды нет бороться.

Глянув ему в глаза, Азалия мгновенно избавилась от своего страха. Ей захотелось быть рядом с ним, куда бы он не отправился – хоть на краю земли, где запросто можно свалиться в преисподнюю.

– А ты любишь ли меня? – спросил Вадим.

Девушка оторопела. Неужели он сомневается в том, что уже, кажется, ни для кого не тайна.

– Я люблю тебя! – воскликнула она, вскочив со скамьи. – Ты все, что у меня осталось!

Он обнял и с нежностью поцеловал ее. На Азалию нахлынула волна сладкой неги. Девушка желала только одного – всегда принадлежать этому человеку.

Но внезапно Вадим ослабил объятия. Перед глазами Азалии несколько мгновений был только густой туман, а когда он начал рассеиваться, появились три лица: озабоченное – отца Менара, ухмыляющееся – Тедуина и обескураженное – Ламбера.

Смущенная Азалия спряталась за спину своего возлюбленного.

«Почему Санча не предупредила нас, что сюда идут люди?»

– Мы хотим немедленно обвенчаться! – громко объявил Вадим.

Тедуин хмыкнул:

– Что же, свадьба так свадьба! Должна же эта девица дойти, наконец, до алтаря.

– Но ты же, сын мой, собираешься нас скоро покинуть, – заметил священник.

– Ну, и что?

– А что будет с ней? – спросил отец Менар, кивнув на девушку.

– Как что? Жену я, конечно же, возьму с собой. Не оставлять же ее здесь.

Священник с сомнением покачал головой.

– Вообще-то судьбу девицы должны решать ее родственники.

– Неужели тебе, святой отец, неведомо, что у моей невесты никого из близких не осталось? – удивился Вадим.

– Насколько мне известно, у нее есть родственники по матери.

– Но они не желают меня знать! – воскликнула Азалия.

– Теперь я буду о ней заботиться, – отрезал Вадим.

Отец Менар опять покачал головой, думая, очевидно, о том, что положение Вадима отнюдь не таково, чтобы брать на себя ответственность за кого бы то ни было

– Да обвенчай ты их, святой отец, и дело с концом! – вмешался Тедуин. – Для женщины лучше быть вдовой, чем невестой, так и не добравшейся до алтаря.

От его последних слов Азалия побледнела, как полотно.

– Зачем ты ее пугаешь? – произнес с упреком Ламбер.

– Хорошо, я обвенчаю вас, – сдался отец Менар. – Должно быть, такова Божья воля. Пойду готовить обряд.

Он вышел, а в зал впорхнула Санча.

– Я подготовлю невесту к венчанию, – сказала она.

– А чего ее готовить? – удивился Ламбер. – Она и так нарядная.

Санча пренебрежительно махнула рукой.

– Что бы ты понимал! Для женщин нет предела совершенства.

Тедуин направился из зала, увлекая за собой Ламбера. Вадим ушел вслед за ними.

– Ох, и интересная у вас была беседа! – протянула Санча, оставшись вдвоем с Азалией.

– Ты подслушивала? – возмутилась та.

Санча виновато развела руками.

– Грешна! Что поделать? Я всего лишь женщина.

Она внимательно оглядела девушку.

– На голову тебе надо что-нибудь. В лачуге Марион я видела белое покрывало…

– Это подарок Бертрана! – испуганно воскликнула девушка. – Ни за что его не надену!

– Да, ты права, – согласилась Санча. – Нельзя на свадьбу надевать подарок бывшего жениха. Тем паче, если он умер – да еще такой смертью…

– Не надо об этом, – попросила ее Азалия.

Порывшись в подаренных Рындой вещах, Санча нашла кусок шелка с желто-красными узорами на черном фоне.

– Пожалуй, это отлично тебе подойдет.

Она накинула шелк Азалии на голову и скрепила его золотой застежкой в виде птицы. Все свои действия Санча сопровождала болтовней о том, как Вадим хорош в постели.

– Твой будущий муж очень нежен: из всех моих любовников он единственный умеет не только получить, но и доставить удовольствие. Тебе необычайно повезло.

Слушать такие откровения Азалии было стыдно, но вместе с тем и приятно.

«Оказывается, я порочная! – ужаснулась она. – Прости меня Господи!»

Санча оглядела ее в последний раз.

– Плащ тебе надевать не стоит. Не замерзнешь и без него: сегодня не холодно.

Когда нарядная Азалия вышла из башни, она поймала на себе осуждающие взгляды. Люди явно порицали девушку, решившуюся отправиться к алтарю после того, как у нее умерли два близких родственника и погиб при весьма щекотливых обстоятельствах прежний жених.

– Меня все осуждают, – прошептала Азалия.

– Наплюй на них, – посоветовала ей Санча.

В часовне было уже все готово к обряду. Отец Менар стоял у покрытого алым полотном алтаря, а юный служка махал кадилом. Вадим, Тедуин и Ламбер находились возле распятия.

Как только невеста переступила порог часовни, жених приблизился к ней, осторожно взял ее за руку, подвел к алтарю, и они вмести опустились на колени. Началось венчание, во время которого Азалия вдруг перестала понимать происходящее. Она машинально отвечала на вопросы священника, слушала клятву верности своего жениха, а когда подошел черед ей клясться, несколько мгновений растерянно молчала и лишь, поймав удивленный взгляд Вадима, не очень уверенно произнесла то, что от нее все ждали. В себя Азалия пришла только, когда отец Менар соединил руки новобрачных и объявил:

– Ergo coniogo vos in matrimonium in nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti! Amen!3737
  Я сочетаю вас в браке во имя Отца, Сына и Святого Духа! Аминь! (лат.).


[Закрыть]

– Amen! – эхом отозвались все кто был в часовне, включая Азалию.

Вадим склонился к молодой жене и осторожно поцеловал ее, а она не смогла срыть от присутствующих своего удовольствия и вся засветилась. Азалия впервые с тех пор, как помнила себя, почувствовала себя по-настоящему счастливой. Ее давняя мечта о замужестве исполнилась. И неважно, что их с Вадимом будущее неясно: главное, они вместе, и он всегда сумеет защитить любимую супругу от бед и невзгод.

Глядя на сияющее лицо Азалии, Вадим тоже улыбнулся. Их счастье было обоюдным.

Глава 28
Свадьба

Когда новобрачные вышли рука об руку из часовни, обитатели крепости принялись их от души поздравлять. Никто, казалось, уже и не помнил, что еще недавно почти все смотрели с осуждением на невесту. Теперь вокруг молодоженов были сплошь добрые лица.

К Азалии бросилась толстуха Марион.

– Счастья тебе дорогая! Хорошего ты себе мужа нашла!

Послышался скрипучий голос Химены:

– Марион толк в мужьях знает. Двоих схоронила и еще десятерых переживет.

Вид верной служанки Бертрана диссонировал с радостной обстановкой. Химена пыталась скрыть свое мрачное настроение, но ей это плохо удавалось: ее глаза сверкали злобой, а губы кривились.

– Переживу! – пообещала толстуха. – Без мужского внимания я не останусь – хоть ты лопни от зависти!

Недавние трагические события не позволяли устраивать веселый свадебный пир. Решено был обойтись простым застольем. Из башни вновь вытащили столы, и возле них поднялась суета. Разожгли костер. Из погребов вытаскивали вино, причем, по приказу Тедуина, самое лучшее. Женщины что-то готовили на кухне.

В этой суматошной обстановке новобрачные явно были лишними. Они вдвоем поднялись на крепостную стену (Тедуин им это разрешил) и остановились подальше от часовых. Вадим обнял жену за плечи, а она доверчиво к нему прижалась. Говорить не хотелось, обоим доставляло удовольствие просто стоять рядом друг с другом, чувствуя тепло любимого человека.

Азалия посмотрела на море, затем машинально перевела взгляд на дорогу и вздрогнула, заметив, что к крепости приближается отряд, возглавляемый всадником в красном плаще.

– Святые угодники! – воскликнула она. – Кто это там?

– Это граф Гислаберт, – отозвался Вадим.

Азалия сжала его руку.

– Ничего плохого не случится, – прошептал он, целуя ее.

Они поспешно спустились вниз, где уже от часовых знали о скором прибытии графа. Вместо недавнего праздничного возбуждения теперь царило беспокойство. Тедуин озабоченно отдавал приказания, остальные обитатели крепости испуганно переглядывались. Более ли менее спокойными выглядели русские: ни слово не говоря, они сгрудились возле молодоженов. Возле башни с торжествующим видом застыла Химена.

Когда граф въехал со свитой в ворота, наступила тишина. Гислаберт, оставаясь в седле, окинул толпу суровым, ничего, казалось бы, хорошего не предвещающим взглядом.

Азалия в панике посмотрела на свиту графа. Первым, кто попался ей на глаза, был Рында – спокойный, как скала. Рядом с ним был Ратье, лицо которого тоже не выражала особого волнения.

Девушке стало немного легче.

«Может быть, с Божьей помощью все обойдется?»

Она обратила внимание еще на двоих сопровождающих Гислаберта людей: печенега Ферана и своего родственника Фредоля. Первый с секирой в руках выглядел довольно грозно, второй казался воплощением миролюбия.

«Кого из них мне, следует бояться?» – почему-то подумала Азалия.

Тем временем граф, покосившись на расставленные во дворе столы, спросил:

– Что у вас за пир?

– Свадьба, – ответил Тедуин, указав на Вадима и Азалию. – Они нынче обвенчались, вот мы и…

– Обвенчались? – сердито перебил его граф. – Слишком уж подозрительное это венчание, учитывая участь прежнего жениха вашей невесты.

Вспыхнув, Вадим выступил вперед.

– Не хочет ли граф сказать, что я убил Бертрана, чтобы жениться на его невесте?

Гислаберт в ответ только хмыкнул и наморщил лоб. Азалия решилась вмешаться в разговор:

– Не угодно ли графу меня выслушать?

– А у этой девицы, оказывается, есть голос? – притворно удивился граф, окинув девушку уже знакомым ей липким взглядом. – в прежнюю нашу встречу я было решил, что она немая

Азалия смутилась, однако нашла в себе силы повторить:

– Я прошу графа выслушать меня.

– Хорошо, говори! – разрешил Гислаберт.

– Вадим ни в чем не виноват, – залепетала девушка. – Он всего лишь вступился за меня, когда я попросила у него помощи.

– А потом женился на тебе, – грозно усмехнулся граф.

Азалия испугалась за мужа, и этот страх сразу избавил ее от смущения.

– Ну, и что! – запальчиво воскликнула она. – Он не искал никакой выгоды! Скорее меня можно заподозрить в корысти!

– Какая же может быть корысть в браке с безродным бродягой? – насмешливо осведомился Гислаберт.

– Вадим не безродный бродяга, – вмешался Рында. – Его отец, славный Росволод, был первым советчиком правителя русских земель Владимира Святославича. Я об этом знаю, потому как верно служил Росволоду, пока он не погиб в бою, прости его Господь за все грехи.

Пока старый воин говорил, граф, слушая его, продолжал хмуриться, но затем вдруг заговорил уже миролюбиво:

– Я и не подозревал, что Вадим столь знатен. Ладно, так и быть, я отпускаю его с миром, ибо, по утверждению свидетелей, он убил Бертрана в честном поединке. К тому же покойный совершил тяжкое преступление – убийство монаха.

Рында переглянулся со своими ратниками, и по выражениям их лиц Азалия догадалась, что милость Гислаберта вызвана не столько справедливостью поединка и преступлением Бертрана, сколько обещанным за жизнь и свободу Вадима выкупом.

«Помоги, Господи этим людям за их доброту!»

Поскольку столы был уже накрыты, то и застолье более не откладывали. После того, как граф, сойдя со своего коня, поздравил молодоженов, все стали рассаживаться. Гислаберт выбрал для себя место рядом с невестой, чем, конечно же, не обрадовал последнюю, но на сей раз он вел себя по отношению к ней более ли менее сдержанно.

Когда было выпито некоторое количество вина, граф захотел музыки. Отец Менар напомнил ему, что у невесты траур, по случаю смерти двух близких родственников.

– Пусть сыграют что-нибудь не очень веселое, – предложил Гислаберт.

Русские ратники исполнили его желание, сыграв на свирели и рожках мелодию отнюдь не самую веселую, но достаточно приятную. За столом все остались довольны.

Азалию тем временем охватывало все большее возбуждение. Время от времени она переставала верить в происходящее, а иногда ей вдруг становилось страшно – особенно тогда, когда ей на глаза попадался Фредоль. Он единственный не произнес в честь молодоженов ни одной здравицы и вообще сидел с таким кислым выражением на лице, словно находился не на свадьбе, а на поминках.

Когда стемнело, Рында громогласно произнес:

– Пора молодым в опочивальню.

Азалия покраснела и зарыла лицо руками.

– И где же будет их опочивальня? – спросил граф, ухмыляясь.

– В хорошем месте, – ответил ему Рында.

– Да ну? – удивился Гислаберт. – Неужели в этом муравейнике найдется укромный уголок для новобрачных. А я уже было собрался делить с ними одни покои.

Он захохотал, а следом за ним засмеялись и многие ратники. Азалия не знала куда себя деть от этого веселья.

– А мы вспомнили наш русский обычай – сказал Рында. – У нас мужу и жене полагается провести вместе первую ночь там, где сено хранится. По-русски это называется сенник, а как по-вашему не знаю. Примета есть, что зачатое в таком месте дитя будет здоровым и крепким. Вот я и поручил женщинам, пока мы пируем, устроить молодым опочивальню по-нашему – по-русски.

Граф опять расхохотался и похлопал Вадима по спине.

– Значит, дитя будет здоровым и крепким? Ну, давай, старайся!

Ратники тоже принялись отпускать соленые шуточки, чем едва не довели Азалию до обморока. Она жаждала поскорее остаться вдвоем с Вадимом. Однако, когда молодожены проследовали на сеновал и за ними затворилась дверь, новобрачной стало еще неуютнее, ибо она испугалось того, что должно вот-вот произойти. Азалия со страхом смотрела на постель, сооруженную из кучи соломы, грубой простыни, двух подушек и толстого шерстяного одеяла.

Неожиданно Вадим погасил светильник.

– С огнем надо быть осторожными, – сказал он, – а то недолго все спалить и самим сгореть.

В следующее мгновение Азалия забыла весь свой страх, потому что оказалась в объятиях мужа. Вадим целовал жене волосы и одновременно расплетал ей косы, роняя на пол золотые украшения. Затем он начал ласкать ее тело, отчего она испытала небывалое блаженство. В неге Азалия даже не заметила, как лишилась платья. Муж поднял ее на руки и положил на постель. Пока он сам раздевался она изнемогала от ожидания, показавшегося ей необычайно долгим. Наконец Вадим лег рядом с женой и возобновил свои ласки.

Жаветта, готовя внучку к семейной жизни, предупреждала ее о боли в первую брачную ночь, но сейчас Азалия совершенно забыла бабушкины наставления, а когда ей все-таки стало больно она не успела испугаться, ибо любимый человек обрушил на нее такой поток новых ласк, в котором мигом утонуло неприятное ощущение.

Они наслаждались друг другом, пока их силы совсем не иссякли. Прижавшись к телу мужа, Азалия мгновенно забылась глубоким сном.