Текст книги "Азалия"

Глава 17
Арланд Евнух

Азалия споткнулась и едва не упала. Чтобы удержаться на ногах, ей схватиться за угол оказавшегося рядом амбара. Прислонившись спиной к стене, девушка подумала:

«Святые угодники! Я несусь, как сумасшедшая, и совсем не думаю о том, что подумают люди, если меня увидят бегущей».

Она отдышалась, поправила волосы и двинулась было нормальным шагом в сторону лачуги Марион, но внезапно перед ней появился Арланд Евнух.

– Чего тебе от меня надо? – вырвалось у Азалии.

Он гаденько улыбнулся, отчего у нее упало сердце.

– Тебе чего надо? – испуганно повторила она.

– Ну, что, невеста? – загнусавил Евнух. – Замуж, значит, ты собралась за одного, а целуешься с другим? Ай, да скромница! Воображаю, ярость хозяина, когда он узнает о твоих шашнях с Вадимом! У нас будет жарче, чем в аду!

У Азалии подкосились ноги, а в глазах запрыгали черные точки. Чтобы не упасть, она вцепилась в стену амбара.

– Ух, какую ярость обрушит на вас мессир Бертран! – продолжал с довольным видом Арланд. – И пусть меня живым заберут черти, если он не выпустит твоему любовнику кишки!

– Что плохого тебе сделал Вадим? – шепотом спросила девушка. – Почему ты желаешь ему гибели?

– Мне на него наплевать! – проскрежетал Евнух. – Я с тобой мечтаю разделаться!

– А я-то чем тебе не угодила? – искренно удивилась Азалия.

Арланд затрясся, как от лихорадки, посерел и, оскалившись по-звериному, рявкнул:

– Ты – дочь своих родителей!

От ужаса девушка машинально зажмурила глаза. И сразу же перед ней предстала, словно воочию, площадь, на которой собрался народ – в основном мужчины и в большинстве ратники. Женщин, впрочем, тоже было не так уж и мало. Все чего-то ждали и возбужденно галдели.

Азалия пробралась сквозь эту толпу. Судя по тому, что ей пришлось протискиваться между чужими ногами, она была еще ребенком. До ее слуха доносились разговоры о том, что комендант крепости, «мессир Готье», отдал распоряжение оскопить некого Арланда. Люди спорили: все женщины поддерживали решение начальника, мужчины же разделились надвое – многие считали наказание слишком строгим, некоторые соглашались с женской частью публики.

– Почему наша дочь здесь? – услышала Азалия как бы издалека голос своей матери. – Уберите ребенка!..

– Ты такая же дрянь, как и они! – донеслось до девушки уже из реальности.

Очнувшись от внезапно нахлынувших воспоминаний, Азалия воскликнула:

– Тебя мой отец оскопил! И это случилось в Мелёне!

Евнух зарычал так, что на губах у него вздулась пена:

– Да, это твой отец лишил меня мужского достоинства! Ему советовали не наказывать меня слишком строго, и он наверняка поддался бы уговорам, если бы не твоя мать! Это она настояла на том, чтобы меня оскопили! Меня, воина, сделали всеобщим посмешищем из-за какой-то паршивой девчонки-нищенки! Пусть будут прокляты твои родители и ты вместе с ними!..

Он вдруг осекся, судорожно глотнул воздух и со страхом глянул на девушку. Но она не обратила внимание на перемену в его настроении, поскольку думала совсем о другом.

– А Бертран знает, кто тебя оскопил? – с замиранием сердца спросила Азалия.

Евнух молчал и только таращил глаза.

– Значит, знает, – заключила девушка.

Только теперь она заметила, как Арланд испуган. Он явно сболтнул в ярости лишнее и теперь боялся последствий своей несдержанности.

– Что же все-таки произошло в Мелёне? – осведомилась Азалия.

Когда же Евнух ей не ответил, она добавила:

– Ладно, я спрошу об этом у Бертрана.

– Не надо! – всхлипнул Арланд. – Хозяин убьет меня!..

– За что?

– Он запретил мне упоминать при тебе о Мелёне! Ты не должна была знать, что я там служил!

– Вот, значит, как? – процедила сквозь зубы Азалия.

– Я погиб! – продолжал скулить Евнух. – Умоляю, не выдавай меня! Тогда и хозяин ничего не узнает о твоих шашнях с Вадимом!

Девушка отрицательно покачала головой.

– Нет, это невозможно. Я должна выяснить у Бертрана, почему он скрыл от меня твое прошлое.

– И тебе не жаль Вадима? Хозяин его не пощадит.

– А я скажу, что ты из ненависти меня порочишь, – нашлась Азалия.

На губах Евнуха появилась хищная ухмылка.

– Конечно, хозяин влюблен по уши, но он не настолько ошалел от любви, чтобы поверить твоей выдумке. Уж, кто-кто, а мессир Бертран знает цену словам женщин. Нет, дорогуша! Если я обмолвлюсь о вашем поцелуе, твой дружок будет обречен на смерть.

Азалия осознала, что Арланд прав: вряд ли ей удастся обмануть своего жениха.

– Хорошо, Бертран не узнает от меня о нашем с тобой разговоре, – пообещала она.

– Тогда и я буду молчать, – откликнулся Евнух.

Он развернулся и зашагал прочь, оставив Азалию в полной растерянности. Она больше не думала о Вадиме, ибо теперь ему ничего не угрожало. Все мысли девушки были сосредоточены на том, что она узнала от Евнуха. Азалия была в смятении. Как же так? Бертран, так убедительно поведавший ей о своей дружбе с ее родителями, оказывается, держит возле себя их лютого врага. Почему?

Девушка вздохнула с сожалением. Увы, ради Вадима ей пришлось дать Евнуху обещание молчать, и теперь она не могла откровенно поговорить с женихом. Но как же ей быть? Выйти замуж за Бертрана, невзирая на то, что он пойман на лжи, за которой еще неизвестно какая правда спрятана?

Обратиться за помощью к дяде Азалия не решалась. Чтобы попросить у него совета, надо было рассказать ему все без утайки. Девушку бросило в жар от мысли об этом.

«Я умру со стыда, если признаюсь дядюшке в том, что позволила чужому мужчине себя поцеловать».

Она стояла и думала до тех пор, пока у нее от напряженной мыслительной работы не заболела голова. Отложив решение своей проблемы до лучших времен, Азалия сделала несколько шагов по направлению к лачуге Марион, но, осознав, что не хочет оставаться в одиночестве, свернула туда, где был народ. На площадке перед башней горел только один костер. Жмущиеся к огню люди выглядели очень утомленными. Почти все молчали, слышалось лишь хныканье маленького ребенка. Эта гнетущая обстановка странным образом подействовала на Азалию, разбудив в ней злость – чувство прежде ей совсем не свойственное. У нее появилось желание досадить чем-нибудь Бертрану, и она решительно поднялась на крепостную стену.

Ратники встретили девушку удивленными взглядами.

– Где мой жених? – спросила она.

– Мессир Бертран только что уснул, – ответил ей Тедуин.

Воины тут же расступились, и Азалия увидела прикорнувшего сидя Бертрана. Он, в отличие от Вадима, даже спящий не производит трогательного впечатления. Напротив, лицо Бертрана было сейчас даже жестче, чем тогда, когда он бодрствовал. Глядя на жениха, Азалия вдруг осознала, что она уже совсем не хочет быть его женой. Более того, даже монастырь теперь казался ей более привлекательным, чем брак с Бертраном.

«Как же быть? – задумалась девушка. – Если бы Бертран отпустил меня в Сенте-Мари! Нет, он, конечно же, не согласиться… Но я совсем не хочу выходить за него замуж! Господи, помоги мне!»

От размышлений Азалию отвлек возмущенный голос дяди:

– Что ты здесь делаешь, дорогая? Для тебя перестали существовать запреты?

– Я сейчас же уйду, – покорно пообещала Азалия, которая вовсе не желала сориться с дядей.

Она повернулась к лестнице и увидела, как на крепостной стене появился Вадим, успевший уже переодеться и привести себя в порядок. Его лицо было, пожалуй, чересчур бледным, но во всем остальном он ничем не отличался от остальных воинов. Азалия, зная, что ему пришлось пережить ночью, подивилась его выдержке.

«Бедный Вадим! – подумала она с нежностью. – Он почти не отдыхал после своего возвращения!»

Едва не захлебнувшись охватившим ее чувством, Азалия поспешно отвернулась от человека, чье присутствие доставляло ей такое сильное волнение.

«Святые угодники! Что со мной творится? Еще немного и все поймут, что Вадим для меня значит!»

– Ты чего-то там увидела? – услышала она недоуменный вопрос дяди.

Девушка сообразила, что она устремила свой невидящий взор в сторону моря.

– Ой, там, кажется, что-то есть! – фальшивым голосом воскликнула Азалия, вглядываясь вдаль.

Внезапно она разглядела среди волн двухмачтовое парусное судно. Не поверив своим глазам, девушка громко ойкнула. А в следующее мгновение один из ратников закричал:

– Корабль! К нам приближается корабль!

Воины все дружно повернулись к морю.

– Это русские! – заволновался Вадим. – Рында возвращается из похода!

– Слава Богу! – обрадовался Тедуин. – Теперь мавры нам не страшны!

Поднявшаяся суматоха разбудила Бертрана. Открыв глаза, он удивленно воззрился на невесту.

– Там корабль! – сообщила она жениху, указывая на море

Он тряхнул головой, как бы сбрасывал с себя остатки сна, затем бросил ей:

– Ступай в часовню! И не смей из нее выходить, пока мы не покончим с маврами!

– Об этом уж я позабочусь, – пообещал Тибо, глянув угрожающе на племянницу.

Внезапно Бертран наклонился и поцеловал Азалию в губы, после чего зашагал по стене, отдавая на ходу приказания ратникам. Девушка растерянно посмотрела ему вслед. Поцелуй жениха, в отличие от двух поцелуев Вадима, совершенно не тронул ее душу. Более того, к чувству неловкости, которое она испытывала, оттого что Бертран поцеловал ее на людях, примешивалась некоторая доля брезгливости.

– Пойдем, моя девочка, – сказал брат Тибо. – Предупреждаю, что свяжу тебя, если ты опять явишь непослушание.

На лестнице Азалия услышала, как Тедуин спросил у Вадима:

– Ты знаешь, как подать твоим друзьям знак?

– Знаю, – ответил Вадим.

Глава 18
После боя

Под сводами гулко звучал голос отца Менара, читающего молитву «Pater noster»2929
  «Отче наш» (лат.).


[Закрыть]. Юный служка размахивал кадилом, от которого тянулась струйка синеватого дыма. Азалия ожидала, что часовня будет забита ищущими помощи у Бога обитателями крепости, однако здесь коленопреклоненно молились всего лишь три женщины, а к ним жались четверо маленьких ребятишек.

«Странный народ в Обстакуле, – удивилась девушка. – Где же сейчас находиться всем, не участвующим в сражении, если не в храме?»

Брат Тибо сменил священника и начал читать «Credo in unum Deum»3030
  «Верую в единого Господа» (лат.).


[Закрыть]. Монах произносил каждое слово с такими интонациями, словно возвещал о непоколебимости собственной веры.

А Азалия приблизилась к распятию. Женщины освободили для нее место, и она опустилась рядом с ними на колени.

«Спасибо Тебе, Господи, за наше избавление! – мысленно обратилась девушка к Богу. – Молю теперь только об одном – не забирай Вадима! Если он умрет, мое сердце разорвется от горя! Я, грешная, люблю его, но он в этом не виноват! Милостивый Боже! Не дай ему погибнуть!»

Брат Тибо тем временем перешел к «Gloria in excelsis Deo!»3131
  «Слава в вышних Богу!» (лат.).


[Закрыть]. Закончив эту молитву, он обратился к племяннице со словами:

– Ты очень бледна, дорогая. Возьми себя в руки и положись на Божью волю.

– Знать бы, что там происходит, – проговорила девушка, махнув рукой на дверь.

– Я схожу, узнаю, – откликнулся монах.

Он ушел и долго не возвращался. Азалия, изнывая от беспокойства, попыталась выглянуть в окно, но сквозь слюду ничего не разглядела. Она уже была готова отправиться на поиски дяди, когда он, наконец, появился.

– Идет бой – сообщил брат Тибо. – Наши воины теснят мавров с суши, а греки наседают с моря.

– Это не греки – машинально поправила его Азалия – а наемники греческого императора. Вадим называет их русскими.

– Да, благословит их Господь, кем бы они не были!

Брат Тибо еще два раза покидал часовню. Вернувшись после второго своего ухода, он громко возвестил:

– Мавры, хвала Господу, побеждены!

Обрадованная Азалия выбежала из часовни, и ей сразу бросилось в глаза положение на небе солнца.

«Пресвятая Дева! Неужели еще только два часа по полудню? А мне казалось, что прошла целая вечность».

Крепостной двор шумел так, что закладывало уши. Члены семей ратников, перекрикиваясь, выгоняли в распахнутые ворота измученную скотину и выносили нехитрые пожитки. Люди торопились вернуться в оставленные ими жилища. На месте костров теперь были только кучи тлеющей золы, возле которых стояла улыбающаяся Санча.

Азалия машинально сделала несколько шагов к воротам.

– Погоди! – окликнула ее Санча. – Они вот-вот будут здесь!

– Откуда ты знаешь?

– Я только что смотрела сверху…

– И что ты видела?

– Хозяин жив и Вадим тоже…

Не успела Санча договорить, как в ворота ввалились толпой воины. Впереди всех легкой, бодрой поступью шагал Бертран; у него блестели глаза, раскраснелось лицо, а из-под шлема выбивались пряди мокрых волос. За ним двигался пышнобородый мужчина средних лет, очень высокого роста и могучего телосложения.

«Это, наверное, Рында, – догадалась Азалия. – Какой же он огромный! Прямо великан из сказки!»

Остальные чужеземцы тоже были, как на подбор, рослыми и широкоплечими. Неудивительно, что рядом с ними ратники Бертрана выглядели довольно-таки субтильно.

– Они должно быть очень сильные, – вырвалось у Азалии.

– Ты про соотечественников Вадима? – подала голос Санча. – Да, они славятся своей силой. Не зря мавры ценят их, как самых лучших телохранителей.

Азалия принялась лихорадочно искать взглядом Вадима и нашла его среди русских ратников. Он оживленно с ними беседовал, при этом его глаза радостно блестели, а губы растягивались в улыбке Девушке стало не по себе.

«Вадим выглядит счастливым. Он, конечно же, доволен встречей со своими соотечественниками, и его, кажется, нисколько не печалит грядущее расставание со мной».

Бертран, заметив ее, подвел к ней предводителя русских.

– Это моя невеста, Азалия.

– Красивая у тебя невеста, – изрек Рында низким, густым и звучным голосом.

Говорил он, как уроженец севера Франции, но с таким забавным акцентом, что Азалия невольно улыбнулась.

– Что, смешной у меня говор? – хмыкнул гигант. – Я вашему языку недавно обучился – от оказавшихся под моим началом франков. В общем-то, ваша речь похожа на речь лангобардов3232
  Лангобарды – изначально это было древнегерманское племя, завоевавшее в середине первого тысячелетия новой эры северную часть Апеннинского полуострова. Как и все остальные германцы, лангобарды ассимилировались среди потомков древних римлян, переняв у последних их язык. Позднее в Византии и других европейских государствах лангобардами стали называть всех жителей севера Италии.


[Закрыть], так что она мне далась легко, но все ж, видать, не совсем хорошо.

Девушка принялась его разубеждать:

– Мессир Рында говорит на нашем языке совсем не плохо, а для человека, никогда не жившего среди франков – даже прекрасно.

– Главное, что ты, дочка, меня понимаешь, – промолвил Рында с добродушной улыбкой.

Азалия только теперь осознала, что он, действительно, по возрасту годится ей в отцы и лишь немного не дотягивает до деда.

«Рында, пожалуй, старше всех и своих, и наших воинов, но стариком его нельзя назвать. Какой же он старик, если крепче и сильнее любого из молодых ратников Бертрана?»

– Когда у вас свадьба? – осведомился Рында у Бертрана.

– Завтра, – ответил тот. – Если бы не мавры, мы поженились бы уже. Ладно, жалеть не о чем. Зато теперь на нашей свадьбе будут дорогие гости. Ведь вы же не сразу нас покинете?

– Нет, я хотел бы задержаться здесь дня на три, – ответил Рында. – Моим воинам нужен отдых.

– Конечно же, оставайтесь, – с нарочитым радушием предложил Бертран. – Можете гостить у нас, сколько хотите.

– А для жениха и невесты у нас есть подарки, – добавил гигант. – Мы с богатой добычей возвращаемся.

Они обменялись еще парой фраз, после чего Рында направился к Вадиму.

– Плохо, душа моя, что они пробудут у нас целых три дня, – пробормотал Бертран.

– О чем ты? – удивилась Азалия. – Ведь эти люди спасли нас от мавров.

– Честь и хвала им за это, – с досадой проворчал ее жених. – Однако у меня нет желания терпеть их больше одного дня. Они же дикари, от которых можно ждать чего угодно.

Девушка была возмущена. Ей лично ни сам Рында, ни его воины не казались дикарями. Но даже, если она и ошибается, это вовсе не дает право Бертрану отзываться с таким презрением о людях, избавивших обитателей крепости от бедствия.

– Нельзя быть таким неблагодарным! – вспылила Азалия.

Бертран нахмурился. Он открыл рот, чтобы ответить невесте, но тут и его, и ее внимание привлекла появившаяся в воротах пара: Марион, которую бережно поддерживал ее сын. Толстуха выглядела весьма плачевно: в изодранной одежде, с синяками и кровоподтеками. Она еле передвигала ноги, а Ламбер осторожно ее вел.

– Хвала Господу, Марион жива! – обрадовалась Азалия, мгновенно забыв о своей размолвке с женихом.

– Она жива и будет наказана, – процедил Бертран сквозь зубы.

– За что? – удивилась его невеста.

– Я велел ей не отходить от тебя не на шаг, а она ослушалась моего повеления. Пусть теперь катится из Обстакула ко всем чертям!

– Прошу тебя, не будь таким жестоким! – взмолилась Азалия. – Со мной же не случилось ничего плохого!

– В Обстакуле, душа моя, никому не дозволено неповиновение! – твердо настаивал на своем Бертран.

Но и девушка не сдавалась:

– Умоляю тебя, пощади Марион! Она уже и так достаточно наказана! Вспомни о ее сыне – он ведь ни в чем перед тобой не провинился. Не откажи мне в моей просьбе, если ты меня любишь! Нельзя омрачать такой радостный день!

– Ладно, будь по-твоему, душа моя! – нехотя согласился Бертран – По случаю нашей свадьбы, я в первый и последний раз прощаю непослушание.

– Благодарю тебя! – обрадовалась Азалия.

Марион и Ламбер приближались к ним с обреченным видом – у обоих в глазах была безнадежная мольба. Они, по всей очевидности мало надеялись на милость, и поэтому, когда Бертран объявил им о прощении, на них как будто напал столбняк.

– Тебя прощают, – сказала Азалия замершей с открытым ртом толстухе.

Марион, бухнувшись на колени, забормотала слова благодарности.

– Молчать! – рявкнул Бертран и, как только женщина испуганно замолчала, обратился к Ламберу: – Найди для своей матери временное пристанище. Она в таком состоянии не может прислуживать моей невесте, так что пусть у кого-нибудь поживет до нашей свадьбы.

Юноша растерялся. Сам он обитал в казарме вместе с другими холостыми ратниками, и взять к себе мать не мог. Ламбер стоял в замешательстве, пока к нему на помощь не пришла Санча, предложившая:

– Пусть Марион поживет у меня.

Толстуха и ее сын посмотрели на молодую женщину с благодарностью.

– Ступайте отсюда! – грубо велел им Бертран.

Санча направилась к своему жилищу, а Ламбер и Марион последовали за ней. Путь их лежал мимо беседующих Вадима и Рынды. Азалия напряглась, когда Санча пристально посмотрела на своего любовника. Однако Вадим как будто не замечал женщины, явно пытающейся привлечь к себе его внимание. Тогда Санча зазывно улыбнулась Рынде, у которого сразу загорелись глаза и надулись ноздри.

– Вот шлюха! – ругнулся Бертран, который, оказывается, смотрел туда же, куда и его невеста. – Совсем эта дрянь потеряла стыд.

– Она вовсе не дрянь! – вырвалось у Азалии.

Она сама не знала, зачем ей вдруг вздумалось заступаться за любовницу Вадима. Хотя после разговора прошлой ночью девушка относилась к Санче значительно лучше, чем прежде, однако некоторая неприязнь у нее в душе все же осталась. Поэтому Азалия и поразилась собственным словам.

Бертран был тоже удивлен.

– Что за странные у тебя симпатии. Мне сообщили, что ты сблизилась с этой распутницей, но я не поверил, и теперь понимаю, что зря. Что у вас общего?

«Это Химена ему доложила о том, что я общалась с Санчей», – догадалась Азалия.

– Мы просто один раз поговорили, – сказала она.

– О чем? – спросил Бертран, буровя ее взглядом.

– О маврах, об осаде… Да я сейчас все и не вспомню…

Девушка понимала, что ее ответ звучит не очень правдиво. Судя по тому, как затуманился взгляд Бертрана, он ей не поверил, и она ждала новых неприятных вопросов. Но в это время Тедуину понадобилось доложить коменданту о посланном в Перпиньян гонце, а потом подошли слуги с вопросами о пире в честь победы над маврами.

– Я, пожалуй, немного отдохну, – обратилась Азалия к жениху.

– Ступай, душа моя! – разрешил он. – Тебя проводят.

– Но я и сама… – начала девушка.

Бертран не стал ее слушать.

– Эй, Ив! – окликнул он угрюмого ратника с перебитым носом, и когда тот подошел, велел ему: – Проводи мою невесту.

– Слушаюсь! – мрачно ответил Ив.

«Что-то мне этот воин не очень нравится», – с досадой подумала Азалия, однако возражать жениху не стала.

– Я жду тебя через два часа, – сказал ей Бертран.

– Хорошо, – ответила она.

– Мне доставит удовольствие, – добавил он, – если ты будешь на пиру в подаренном мною платье.

– Как тебе будет угодно, – покорно согласилась девушка.

В душе у нее росла неприязнь к жениху. Ей очень хотелось затеять с ним спор и даже устроить ему скандал, но присутствие множества посторонних людей сдерживало Азалию.

«Господи! – мысленно взмолилась она. – Помешай совершиться нашей свадьбе!»

Глава 19
Пир

Крепостной двор был заполнен почти одними воинами: в основном чужеземцами и молодыми ратниками Бертрана. Они весело смеялись, показывали друг другу оружие, хвастались свежими трофеями. Отец Менар и брат Тибо радостно благословляли всех подряд.

Радужная картина была нарушена появлением двух мужчин, несущих на носилках раненого. Бедняга был весь залит кровью и громко стонал. Азалия бросила на него полный сострадания взгляд и ахнула.

«Боже милосердный! Святые угодники! Это же Евнух! Похоже, что ему совсем худо!»

Она почувствовала, как в ее душе жалость сменяется удовлетворением. Азалии стало стыдно, и она принялась себя упрекать. Ведь каким не был Евнух неприятным человеком, радоваться чужим страданиям не по-христиански, если даже мучается твой лютый враг.

«Христос сказал: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас, молитесь за обижающих вас и гонящих вас».

– Евнух очень плох? – спросила Азалия у сопровождающего ее ратника.

– Очень, – буркнул Ив, глядя на девушку так, словно перед ним было пустое место.

«Нарочно, что ли, Бертран приставил ко мне этого грубияна», – подосадовала она и обратилась к проходящему мимо курчавому малому:

– Ты, кажется, Ратье?

– Да, мадам, – учтиво ответил молодой ратник.

– Скажи, каково состояние Евнуха?

– Вряд ли он протянет до ночи, – сообщил Ратье без малейшего сожаления.

– А кто-нибудь еще пострадал?

– Нет, мадам! Одному Арланду не повезло, а у остальных только легкие ранения.

– Помоги Арланду Евнуху, Господь и Пресвятая Дева! – произнесла Азалия, осознавая, что на самом деле вовсе не желает Евнуху выздоровления.

Она печально вздохнула. Увы, человеку не всегда удается соблюдать Божьи заповеди. Такова уж его грешная сущность.

Мысленно бичуя себя, девушка направилась к лачуге. Ив шагал за ней, громко сопя, чем еще больше увеличил к себе ее неприязненное отношение.

«Что со мной происходит? – ужаснулась себе Азалия. – Ведь я раньше не желал зла никому – даже людям травившим нашу семью».

Еще не дойдя до лачуги, она раздраженно сказала Иву:

– Ступай! Ты меня проводил.

Но он довел ее почти до самого порога.

Оставшись одна, Азалия порядком изголодавшихся курей, растопила очаг, немного передохнула и занялась собой. Она надела темно-красное с золотой вышивкой платье, расчесала волосы, заплела косы и украсила голову золотой диадемой.

«А Вадиму я понравлюсь в таком наряде?» – вдруг подумала девушка, и ее охватила тоска. Через три дна они расстанутся и больше уже никогда не увидятся.

«Что поделать, если такова Божья воля?»

Азалия поправила диадему, накинула на плечи плащ и вышла из лачуги. День уже клонился к вечеру. Солнце медленно сползало вниз, посылая людям свои последние лучи. Немного похолодало, и усилился ветер. Азалия поежилась, однако плащ не стала запахивать.

Неожиданно из-за ближайшего строения вышел Ив.

– Мне хозяин велел сопроводить тебя на пир, – пробурчал он в ответ на вопросительный взгляд девушки.

Она сердито подумала:

«Не мог Бертран прислать кого-нибудь другого, если ему так уж надо, чтобы меня сопровождали».

К пиру готовились на крепостном дворе. Часть столов взяли из башни, остальные наскоро сколотили из досок. На кострах дожаривались туши быка и двух свиней. Суетились слуги: женщины носили из кладовых и кухни всякую снедь, мужчины разливали по кувшинам вино. Столпившиеся в сторонке ратники ожидали с вожделением начала застолья. Все были очень голодны. Даже во взглядах отца Менара и брата Тибо проскальзывали признаки нетерпения, а брат Тибо, хотя оба они и пытались скрыть свое желание приступить поскорее к трапезе.

При появлении Азалии ратники разом замолчали и с восхищением воззрились на нее, отчего она смутилась, поскольку ей все еще было непривычно восторженное внимание мужчин.

– Ты прекрасна, душа моя! – воскликнул Бертран, приближаясь к невесте.

Рында пробормотал на своем языке что-то явно очень лестное для девушки.

«А где Вадим?» – подумала она.

Азалия чувствовала, что он где-то рядом, однако не видела его, пока к нему не обратился Рында. Гигант, разговаривая по-русски, что-то пытался доказать Вадиму, а тот явно был с ним не согласен. После нескольких фраз они продолжили свой спор уже на французском языке.

– Ты здесь важный гость, а я всего лишь слуга, – произнес Вадим. – Потому и место у тебя более почетное.

Рында отрицательно помотал головой.

– Я служил твоему покойному отцу, и не мне занимать более почетное, чем у тебя, место…

– Довольно! – с досадой прервал его Вадим. – Именем моего покойного отца я повелеваю прекратить этот спор. Помнится, у нас, русских, не полагается, находясь в гостях, обижать хозяина.

Бертран недовольно поморщился, однако все-таки разрешил эту щекотливую ситуацию:

– А у нас, франков, важно не обидеть дорогого гостя. Пусть будет так, как желает мессир Рында.

Как только Вадим сел рядом с гигантом, тот сразу повеселел и, подняв услужливо наполненный Хименой кубок, пожелал долгих лет жизни в благополучии коменданту крепости и его красавице-невесте. Бертран в ответ осушил кубок во славу храбрых русских воинов, Затем все мужчины с жадностью набросились на еду и вино – ратники, громко чавкая, жевали, пили, при этом умудрялись еще и гомонить. Шум стоял такой, что Азалия не расслышала обращенных к ней слов жениха и недоуменно посмотрела на него.

– А ты почему ничего не ешь? – спросил Бертран громче.

– Мне немного не по себе, – ответила девушка. – Обстановка для меня непривычная.

Она кривила душой. Ей наверняка не потребовалось бы слишком большого усилия привыкнуть к этой обстановке, если бы не Вадим, который находился слишком близко к ней, чтобы она могла забыть о нем хоть на мгновение. Мысль о том, что он скоро покинет навсегда крепость, занозой сидела в голове Азалии, и девушке, понятно, было не до еды.

Воины тем временем захмелели и захотели веселиться.

– Эй, Жиль! – крикнул Тедуин. – Где твоя музыка?

Немолодой, одноглазый ратник заиграл на свирели, а его товарищ застучал в бубен. Немного погодя, трое юношей вскочили из-за стола и пустились в пляс.

Рында обратился к Бертрану и Азалии:

– А мы вас, хозяева, можем по-нашему развлечь. Хотите поглядеть на русское веселье.

– Мне это очень любопытно, – откликнулась Азалия.

Ей, на самом деле, было интересно, как веселятся соотечественники Вадима. К тому же по выражению на лице Бертрана она видела, что он не в восторге от предложения гостя, а ее в последнее время подмывало делать все наперекор жениху.

Бертран нехотя кивнул, соглашаясь.

Рында что-то зычно крикнул своим воинам. Четверо русских ратников тут же вышли из-за стола: двое из них вынул из-за пазухи рожки, третий достал откуда-то свирель, а четвертый вытащил из-за пояса, как ни странно, две деревянные ложки.

– Эх, жалко, что гусли и гудок3333
  Здесь – смычковый трехструнный музыкальный инструмент.


[Закрыть] на ладье остались! – воскликнул Рында.

– Что-что? – не поняла Азалия.

Вадим объяснил:

– Ладьей русские называют корабль, а на гуслях и гудках у нас музыканты играют.

Рында махнул рукой, и его ратники заиграли жизнерадостную мелодию. Ничего похожего Азалия никогда не слышала. Особенно ее поразил мужчина ловко стучащий в такт ложками, придавая таким образом музыке необычайное своеобразие.

Внезапно вскочил еще один русский воин и, выхватив у оторопевшего товарища одноглазого Жиля бубен, принялся бить по нему пальцами, кулаком, ладонями, локтями, коленями, плечами, задом, лбом, высоко его подбрасывать, вращать вокруг себя. Публика, наблюдающая за этими действиями, взревела от восторга.

Но еще большее восхищение вызвал у обитателей Обстакула, златокудрый красавец, который, выбежав на свободное пространство, пустился в пляс. Он совершал головокружительные прыжки, танцевал вприсядку и пару раз сделал сальто через голову. От такого зрелища зрители неистовствали.

Азалия, забыв обо всем на свете, наблюдала за происходящим. К действительности ее вернула внезапно появившаяся рядом Химена.

– Арланд Евнух хочет исповедаться монаху из Нарбонны, – тихо сообщила служанка Бертрану.

Сидящий справа от племянницы брат Тибо поднялся.

– Исповедь у Евнуха примет отец Менар, – сказал Бертран, нахмурившись.

– Но умирающий воин зовет меня, – возразил монах.

– К нему пойдет наш священник, – поговорил Бертран таким голосом, что у Азалии пробежал по спине холодок.

Пожав плечами, брат Тибо не стал больше спорить, и к умирающему Евнуху отправился отец Менар.

Веселье, устроенное русскими ратниками подняло Азалии настроение, заставив ее ненадолго забыть о своих горестях. Но поведение жениха напомнило ей утренний разговор с Евнухом, и она догадалась, что Бертран не пустил к умирающему ее дядю, чтобы тому не стала известна какая-то тайна, которая касалась давних событий в Мелёне. Значит, действительно, человек, желающий взять Азалию в жены, был не до конца с ней откровенен и скрыл от нее нечто важное.

Девушка погрустнела и уткнулась взглядом в стол, не обращая внимание на продолжающееся празднество. А Бертран сделал вид, что не замечает изменившегося настроения невесты.

Вскоре вернулся священник.

– Арланд желает исповедаться только брату Тибо, – сказал он, разведя руками.

– Я должен принять у христианина его предсмертную исповедь, – твердо заявил монах и поднялся из-за стола.

Как только брат Тибо удалился, Бертран сказал Азалии:

– Я вижу, душа моя, что ты устала. Ступай, отдохни!

Она послушалась его, хотя ей хотелось дождаться дядю. Но спорить с женихом при посторонних людях девушка не решилась.