Текст книги "Азалия"

Глава 5
Новый визит Бертрана

Два дня Азалия не находила себе места: за что бы она не бралась, у нее все валилось из рук, прогулки не доставляли ей удовольствия, а молитвы не приносили успокоения. Порой девушку даже начинало лихорадить.

– Что с тобой, милая? – с тревогой спрашивала Жаветта.

– Ничего, – отвечала Азалия.

– Уж не захворала ли ты?

– Если только немного…

Девушка и сама не могла понять, что с ней творится.

«Уж не схожу ли я с ума?» – пугалась она.

Ночью накануне приезда Бертрана Азалии снились кошмары, а утром она поднялась с постели еще затемно и задумалась, в чем ей встретить гостя. Бабушка не наряжала внучку, и потому что на наряды не хватало денег, и потому что будущей монахине полагалось быть скромницей. До сих пор Азалия с этим мирилась, но сегодня ей захотелось быть хоть немного наряднее, чем обычно.

«Я в своих одеждах похожа на нищенку с паперти».

Едва забрезжил рассвет, она открыла сундук и принялась в нем рыться. За этим занятием ее застал дядя. Он подошел к смутившейся племяннице и, вынув из кучи тряпья темно-серое шерстяное платье, предложил:

– Надень это, моя девочка.

Азалия подавила вздох. Увы, это действительно было ее лучшее платье – далеко не новое, доставшееся ей от бабушки.

Покопавшись еще в сундуке, девушка нашла три шелковые ленты: две алые и одну нежно-бирюзового цвета.

«Вот чем я себя украшу», – решила она.

Алые ленты Азалия вплела себе в косы, а из бирюзовой сделала поясок. В таком виде она и встретила Бертрана, когда тот спустя пару часов прибыл в усадьбу. Судя по его взгляду, он оценил ее старания.

Азалия отметила про себя, что Бертран, как и в прошлый раз, прибыл к ним один, а он, будто подслушав ее мысли, сказал:

– Мои люди сейчас в Нарбонне.

Жаветта пригласила гостя к столу. Во время трапезы Азалию опять охватило волнение, отчего кусок не лез ей в горло. Тем временем бабушка потчевала гостя, дядя расспрашивал его о Русильоне, а сам Бертран охотно ел, пил и отвечал на задаваемые вопросы.

«Когда же он заговорит о своем предложении», – нетерпеливо подумала девушка.

Тут же, словно в ответ на ее призыв, гость обратился к Жаветте и брату Тибо:

– Я прошу вас отдать мне Азалию в жены.

Азалия вскрикнула и смахнула со стола глиняный горшок, разбившийся на мелкие кусочки, а Жаветта, всплеснув руками, замерла на месте. Лишь брат Тибо остался спокойным.

– Не сомневаюсь, что мессир Бертран хорошо обдумал свое предложение, – проговорил монах.

– Я всегда все обдумываю, – коротко и сухо ответил гость.

Жаветта обрела наконец дар речи:

– Но мессир Бертран едва знаком с моей внучкой…

Прервавшись, она жалобно посмотрела на гостя. На его лице не дрогнул ни один мускул.

– Мой жизненный опыт сразу подсказал мне, что Азалия – достойная во всех отношениях девица.

– Моя внучка готовится к постригу, – настаивала на своем Жаветта. – Если она откажется стать Христовой невестой, это обидит матушку Юдифь.

– А может и не обидит, – неожиданно возразил ей сын. – За нашей девочкой не такой богатый вклад, чтобы о нем, прости меня Господь, жалеть.

– Да, мы мало что можем дать за Азалией, – со вздохом согласилась Жаветта.

– Я возьму ее с любым приданым и даже ни с чем, – уверенно заявил Бертран.

Брат Тибо с сомнением покачал головой.

– В наше время, как это не прискорбно, алчность слишком часто порабощает людские души, а бескорыстие, да простит меня Бог, такая редкость, что вызывает недоверие. Мессир Бертран уже далеко не в том возрасте, когда теряют голову из-за одной только красоты девицы.

Мать посмотрела на него с укоризной, и он извиняющимся тоном добавил:

– Я просто беспокоюсь за племянницу.

– Не так уж я и бескорыстен, – ответил с усмешкой Бертран. – Только корысть корысти рознь. Мой первый брак был по расчету: родители девушки давали за ней хорошее приданое. Признаюсь, я тогда особенно не приглядывался к своей невесте Аве: она была довольно мила лицом, и мне этого вроде бы хватало. А в результате мне досталась жена с таким вздорным нравом, что, когда через пять лет она скончалась, ее смерть, прости, Господи, не вызвала у меня печали. После похорон Авы, царство ей небесное, я твердо решил жениться в следующий раз только, если найду девицу скромную и послушную; добро, если она будет еще и красивой, а богатства ей вовсе не обязательно, ибо не существует женщин со всеми возможными достоинствами.

– Это мудрое решение, мессир Бертран, – похвалил гостя монах.

– В этом я сам убедился, сочетавшись браком с Летгардой – дамой кроткой и благочестивой. Ее ничтожное приданое не помешало нам прожить в согласии три года; жаль только, что она не смогла родить мне детей. Теперь Летгарды нет в живых, пусть она покоится с миром, а я еще не столь стар, чтобы не помышлять о счастливой семейной жизни.

– Чем же достойного мессира Бертрана привлекла моя внучка? – спросила Жаветта.

Гость сделал долгую паузу, после которой заговорил медленно и с расстановкой:

– Еще в первую нашу встречу на рынке мне стало ясно, что Азалия не только красивая, а также и кроткая девица. Я захотел узнать о ней побольше и принялся расспрашивать людей о вашей семье.

– Вряд ли они нас славословили, – пробормотал брат Тибо.

Бертран кивнул.

– Да, в Нарбонне вас не любят. Но я не привык доверять словам, а всегда пытаюсь понять, что за ними может скрываться. Горожане называли Азалию полусумасшедшей дикаркой, но никто не посмел упрекнуть ее в нескромном поведении или отсутствия благочестия. Одна женщина, как свинья толстая и грязная, отзывалась о вас всех с особым недоброжелательством – не знаю, чем вы ей досадили…

– Аманда! – процедила сквозь зубы Жаветта. – Я всего лишь поставила на место эту сплетницу!

– Именно от нее я узнал о предстоящем постриге Азалии.

– А давно ли мессир Бертран в Русильоне? – задал монах неожиданный вопрос.

– Давно, – ответил гость. – Я понял, что имеется в виду. Да, мне следовало вас посетить еще лет семь назад, но у меня не хватало духу. Для воина не страшно сразиться с множеством врагов, но ему часто не хватает смелости признаться в своем бессилии.

– В каком бессилии? – не поняла Жаветта.

– Я был бессилен помочь Готье и Люции, когда они попали в беду, – пояснил Бертран.

Старуха печально развела руками.

– Увы, им никто их нас не мог помочь.

– Я это понимаю, но от вины не могу избавиться. К тому же я боялся лишний раз потревожить вас, напомнив о вашем горе.

– И все-таки мессир Бертран прибыл к нам, – заговорил опять брат Тибо. – Чему мы, по всей очевидности, обязаны его чувству к Азалии.

– Да, – подтвердил гость. – Мне понадобилось совсем немного времени, чтобы по-настоящему полюбить Азалию. Уверяю вас, что она будет под моей надежной защитой, и я никому не дам ее в обиду.

Азалия между тем удивленно прислушивалась к беседе: речь за столом шла о ней, а ее саму при этом словно бы и не замечали. Девушка попыталась понять, как она сама относится к предложению Бертрана, но в голове у нее царил хаос.

– Мессир Бертран знатен, а мы всего лишь бедные земледельцы, – сказала Жаветта.

– Это для меня не имеет значения, – ответил гость.

– Но у нашей семьи плохая репутация, – напомнил брат Тибо. – Всем ведомо, что родители Азалии казнены за измену.

– Клянусь Богом, я не сомневаюсь в том, что их оклеветали, – отрезал Бертран.

– Но люди думают иначе, – продолжал возражать монах.

– Пусть думают, что хотят.

– Однако же… – начала Жаветта.

Гость не дал ей договорить:

– Ваша беда не вызывает у меня ничего, кроме сочувствия. Что же касается всех обстоятельств гибели Готье и Люции, то в Нарбонне о них еще помнят по двум причинам – зависти к вам из-за вашего прошлого достатка и выходок Гарнье. А в Русильоне никому нет дела до событий, случившихся где-то на севере.

– Так уж и никому? – усомнился брат Тибо – Помнится, сын Гарнье, Фродель, тоже служит графу Гислаберту.

– Совершенно верно, Фродель сейчас в Перпиньяне1212
  Перпиньян – город на юге Франции, в Средние века был резиденцией графов Русильона.


[Закрыть], – подтвердил Бертран. – Но не беспокойтесь – он, в отличие от своего сумасбродного отца рассудителен и не любит скандалов. К тому же у него есть передо мной кое-какие обязательства.

– Сын Гарнье и в юности не был спесивым, – проворчала Жаветта. – Нрав у него уж точно не отцовский.

– Да он и не бывает в нашей крепости, – добавил гость.

Брат Тибо озабоченно наморщил лоб.

– Кстати, о вашей крепости. Часто ли на нее нападают мавры?

– Не реже одного раза в год, – не стал кривить душой Бертран. – Мы всегда настороже, и, пока я комендант Обстакула, крепость останется неприступной.

Он перевел дух и, окинув Жаветту и монаха пристальным взглядом, спросил:

– Так вы отдадите мне Азалию?

Как не старался Бертран держать себя в руках, ему не удалось скрыть своего волнения. Его руки слегка дрожали, а глаза потемнели до черноты.

– Нам надо подумать, – ответила Жаветта.

– Да, мессир, нам надо подумать! – поддержал ее сын. – Мы, конечно, благодарны за оказанную нам честь, но судьбу нашей девочки нельзя решить за несколько часов.

Гость прибодрился.

– Хорошо, я приеду к вам за окончательным ответом на Крещение.

– Но до Крещения всего девять дней, – отозвалась Жаветта

– Их должно хватить.

– Пожалуй, что должно, – решил монах.

Бертран вынул из-за пазухи, свернутый в свиток пергамент.

– Здесь записаны мои обязательства перед будущей женой. Они скреплены печатью графа Гислоберта.

– Похвальная предусмотрительность, – обрадовался брат Тибо.

Развернув пергамент, он восхищенно прищелкнул языком.

– Какой замечательный почерк! В нашей обители никто из братьев не умеет так красиво писать!

Сам Тибо выучился грамоте только тогда, когда стал монахом, и все еще испытывал трудности при чтении. Поэтому хороший почерк производил на него приятное впечатление.

– Это писал Вадим, – пояснил Бертран. – Он ценный слуга, и мне будет жаль с ним расставаться.

– Зачем же мессиру с ним расставаться? – удивилась Жаветта.

– Вадим – чужеземец. Он скоро покинет Русильон.

Последние слова гостя странным образом подействовали на Азалию: ей вдруг стало грустно.

– К сожалению, мне пора, – сказал Бертран, поднимаясь из-за стола.

Жаветта, брат Тибо и Азалия вышли его проводить. Девушка удивлялась тому, что гость по-прежнему словно не замечает ее.

«Бертран хочет взять меня в жены, но даже не попытается перемолвиться со мной хотя бы парой слов».

Уже взобравшись в седло, он наконец обратился к ней:

– Если Господу будет угодно нас соединить, обещаю стать тебе хорошим мужем.

Не найдя, что ему ответить, она опустила глаза.

Глава 6
Семейный совет

Как только Рубо закрыл ворота, Жаветта немедля отослала внучку кормить скотину и птицу. Обычно Азалия тратила на это занятие немало времени: она, любя домашнюю животину, кого-то гладила, кого-то ласково трепала, а с км-то даже и разговаривала. Четвероногие друзья девушки внимательно прислушивались к ней, и она не сомневалась в том, что они ее понимают. Но сегодня ей было не до них. Высыпав корм птицам, дав овса лошадям и бросив сено корове, Азалия почти бегом направилась в дом, но у крыльца ее остановила Клодина.

– Погоди! Тебе велено погулять, пока они беседуют.

Было легко догадаться, что Жаветта и брат Тибо обсуждают будущее Азалии. Ее сердце гулко забилось, ибо только теперь она по-настоящему осознала, что произошло. Ожидаемое ею чудо сбывалось: отважный, благородный воин хочет взять ее в жены. Правда, он далеко не юн, но ведь в сказках никогда не говорится о точном возрасте героя. А во всем остальном Бертран вполне соответствовал придуманному Азалией образу ее возлюбленного и мужа.

«Пусть мессир Бертран и не молод, зато он благородного происхождения, честен и хорош собой. Но самое главное – он верит в невиновность моих родителей. Только бы бабушка и дядя не отказались от дарованной мне Небесами милости».

Взволнованная девушка принялась ходить по двору, шепча под нос молитвы. С замиранием сердца она ждала окончания беседы родственников, желая только одного – чтобы они не отвергли предложение Бертрана.

Наконец на крыльце вновь появилась Клодина.

– Азалия! – позвала она.

Девушка опрометью бросилась к ней, крича на бегу:

– Ну, что! Меня зовут? Зовут?

– Да, зовут.

Азалия влетела в коридор и, запыхавшись остановилась у двери комнаты, чтобы перевести дух.

– Что же тебя, матушка, так смущает! – донесся до нее голос дяди. – Неужели возраст жениха?

– Его возраст меня как раз меньше всего беспокоит, – ответила Жаветта. – Хотя, конечно, хотелось бы знать, с чем останется моя внучка, если вдруг овдовеет.

– В единственной записи, которую я успел прочесть на пергаменте как раз и указано, какие пожалования получит Азалия от графа Гислаберта, если потеряет мужа. Поверь, ей не грозит нищенское существование.

– Это хорошо. Мессир Бертран достоин хвалы за свою предусмотрительность.

– Однако, матушка, он тебе чем-то не нравится. Объясни, почему ты не желаешь отдать за него Азалию.

– Даже и не знаю, – вздохнула Жаветта. – Мессир Бертран вроде бы замечательный человек, а что-то меня в нем настораживает. К кому у меня лежит сердце, так это к слуге Бертрана, Вадиму. За него я отдала бы внучку без колебаний.

Азалия вздрогнула, и у нее загорелись щеки.

«Бабушка как будто околдована Вадимом. Ей никто не нравился так, как он. Может, всему виной его снадобье? Все-таки неспроста лекарей считают магами».

Брат Тибо тоже удивился заявлению матери:

– За слугу Бертрана? Что за странный выбор?

Азалия почувствовала укол совести.

«Нехорошо подслушивать, прости меня, Господь».

Сделав поглубже вдох, она толкнула дверь. Скрип петель получился таким громким, что бабушка и дядя испуганно обернулись.

– Вы звали меня? – смущенно спросила девушка.

– Звали, – ответила Жаветта печальным голосом.

У Азалии упало сердце.

«Господи! Неужели бабушка хочет отказать мессиру Бертрану? Если это так, я умолю ее поменять решение!»

– Ответь, дорогая, – ласково обратился к племяннице брат Тибо, – ты хочешь выйти за Бертрана?

– Очень хочу! – призналась она, и ее щеки запылали еще пуще.

– Значит, такова Божья воля, – сухо заключила Жаветта.

Внучка бросилась ей на шею.

– Спасибо, бабушка! Бог возблагодарит тебя за твою доброту.

– Я счастлива, дорогая моя, что угодила тебе, – растрогалась Жаветта. – Да будут милостивы к тебе Небеса!

Брату Тибо было пора возвращаться в аббатство.

– Я провожу тебя, дядюшка, – предложила Азалия.

Когда они вышли за ворота, монах сказал:

– Я давно догадывался, моя девочка, что участь Христовой невесты тебя, увы, не прельщает. Но что было делать? Деваться тебе было некуда, кроме святой обители.

– Я просила у Господа мужа, – призналась Азалия.

– И твои молитвы услышаны. Ты станешь женой весьма достойного человека.

Девушка не смогла сдержать улыбки.

– Значит, мессир Бертран тебе нравится?

– Мне он показался рассудительным человеком. Я надеюсь, ты будешь с ним счастлива.

– А я в этом уверена! – воскликнула Азалия.

Брат Тибо нежно обнял племянницу за плечи.

– Бог тебя не оставит, девочка.

Эта ласка так тронула душу Азалии, что она решилась задать дяде давно мучавший ее вопрос:

– Признайся, дядюшка, ты ведь не одобрял моих родителей?

– Зачем об этом вспоминать? – проворчал Тибо, нахмурившись.

Азалии стало обидно. Почему с ней никогда не желают говорить о чем-то серьезном? В конце концов, она уже взрослая и даже собирается выйти замуж.

– И все же, дядюшка? – настаивала Азалия.

Немного помявшись, брат Тибо признался:

– Да, ты права: я их не одобрял.

– Почему?

– Я считал их поступки безрассудными.

– Почему? – опять спросила Азалия.

– Господь не хотел, чтобы Готье и Люция были вместе. Нельзя поступать вопреки Божьей воле.

– Откуда ты знаешь, чего хотел Господь? – удивилась девушка.

– Слишком много было у твоих родителей препятствий для воссоединения, чтобы не узреть в них волю Божью.

– Но батюшка и матушка любили друг друга! По-твоему любящие люди не должны стремиться быть вместе? Зачем же тогда Господь дает любовь?

Тибо пожал плечами.

– Этого не можем знать мы, черви земные. Как говорит наш благоверный аббат Реми: нам неведом Божий промысел до тех пор, пока не сбывается небесная воля. А у любви твоих родителей, увы, конец самый горестный.

– А ты сам, дядюшка, любил когда-нибудь? – полюбопытствовала Азалия.

– Любил, – признался монах. – У меня была невеста, и назначили уже день нашей свадьбы, но после известных событий мы расстались, о чем я нисколько не жалею.

– Неужели не жалеешь? – засомневалась девушка.

– Поверь, я счастлив тем, что имею, и мой отец, упокой его Господи, тоже довольствовался малым. А вот Готье нравом пошел в матушку – у нее иной раз возникают в голове весьма странные идеи.

– Что ты имеешь в виду?

– Хотя бы ее желание выдать тебя замуж за слугу мессира Бертрана. Как его зовут? Вадимом, кажется?

– Почему ты говоришь о нем с таким пренебрежением? – неожиданно для себя вступилась девушка за Вадима. – Ты же его совсем не знаешь.

– Довольно того, что я успел узнать о нем, чтобы не желать тебе такого мужа.

Азалия недовольно фыркнула:

– Вадим и не собирается брать меня в жены, да я и сама за него не пошла бы!

Увлекшись беседой, они не заметили, как приблизились к склону холма, почти на самой вершине которого располагалось аббатство Сент-Ирией. Уже надвигался вечер, окрашивая плывущие по небу облака в алый цвет. В расположенной слева от тропы низине появилась легкая белая дымка.

Послышался протяжный звук колокола.

– Я должен был уже вернуться в обитель, – сказал монах, досадливо поморщившись.

– Аббат Реми к тебе добр, – успокаивающе промолвила девушка.

– Однако мне грешно злоупотреблять его добротой, – проворчал в ответ брат Тибо.

Он благословил и поцеловал племянницу в лоб.

– Поднимается туман. Поспеши домой, моя девочка.

Почти бегом Азалия направилась к усадьбе.

«Пресвятая Дева! – радостно думала она. – Неужели это не сон? Неужели я скоро выйду замуж за благородного мессира Бертрана? И у нас с ним будут дети!.. Спасибо, Господи, за великую ко мне милость!»

Глава 7
В преддверии перемен

Брат Тибо оказался прав: настоятельницу Сенте-Мари, матушку Юдифь, не расстроило известие о предстоящем замужестве Азалии. Аббатиса, правда, немного поворчала по поводу того, как легко девицы отказываются от служения Богу, и посетовала на нынешние нравы, но, в конце концов, благословила несостоявшуюся Христову невесту на брак, сказав ей на прощание:

– Если Господь вразумит тебя, и ты прежде, чем предстать перед алтарем, решишь не выходить замуж, наши сестры тебя примут к себе.

– Оказывается, матушка Юдифь не такая уж и суровая, – удивлялась Азалия по пути домой. – А я ее побаивалась.

На самом деле она не побаивалась, а до замирания сердца боялась строгую аббатису, но никогда, никому в этом не признавалась.

А на следующий день Азалия случайно услышала часть беседы бабушки и дяди.

– Вот уж не думала, что аббатиса Сенте-Мари такая покладистая, – удивилась Жаветта.

Брат Тибо хмыкнул:

– Вряд ли она была бы столь же покладистой, давай мы за нашей девочкой не малое количество серебра, а виноградник.

Азалия тут же выбросила из головы этот разговор. Ей было не до раздумий о матушке Юдифь, потому что предстоящее событие занимало все ее мысли. Она ждала и вместе с тем боялась нового появления Бертрана.

Он прибыл, как и обещал, на Крещение, остался на весь праздничный день в аббатстве Сент-Ирией, переночевал там, а утром пришел вместе с братом Тибо пешком в усадьбу, где Жаветта его приняла с родственной теплотой. Бертран выглядел радостным и часто бросал пытливые взгляды на невесту, отчего та краснела.

– Аббат Реми доволен, что мы дали согласие на брак, – сообщил брат Тибо родным, когда гость ненадолго вышел.

Азалия счастливо улыбнулась.

– Значит, мой жених понравился святому отцу?

– Да, понравился, – подтвердил монах. – Как оказалось, мессир Бертран очень благочестив.

Жаветта тяжело вздохнула. Она, конечно же, желала внучке счастья, однако не могла при этом не думать и о своем грядущем одиночестве. Видя страдания бабушки, Азалия начинала испытывать перед ней вину, и пыталась себя оправдать.

«Нам бы все равно пришлось расстаться. В замужестве я хоть изредка смогу ее навещать, а из Сенте-Мари сестер совсем не выпускают».

Бертран готов был жениться хоть завтра, но родные невесты этому воспротивились.

– К чему такая спешка? – возразил Тибо.

– Люди потом решат, что мы торопились сбыть Азалию с рук, – поддержала его мать.

По их мнению, свадьба должна была состояться не раньше, чем через месяц, однако Бертран, проявив настойчивость, сумел снизить срок до двадцати дней. Жаветте скрепя сердце с этим согласилось, хотя, конечно же, хотела, чтобы ее расставание с внучкой произошло как можно позже.

После окончания переговоров гость сказал:

– Я не прочь посмотреть на ваш виноградник, если вы, конечно, не возражаете.

Монах пожал плечами.

– А почему мы должны возражать? Мессир Бертран, очевидно, желает совершить прогулку на виноградник вдвоем со своей невестой?

– О, да, мне хочется побыть в обществе Азалии.

– Проводи, милая, своего жениха – обратилась Жаветта к внучке.

Во дворе Бертран попытался взять невесту за руку, но она вздрогнула и испуганно отдернулась. Азалия сама не понимала, почему ее так испугало прикосновение жениха, но на мгновение ее охватила настоящая паника, но тут же ей стало за себя очень стыдно, и она залилась краской.

Он вовсе не рассердился, а ласково сказал:

– Со временем ты ко мне привыкнешь, душа моя.

– Обязательно привыкну, мессир Бертран.

– Для тебя я теперь просто Бертран.

– Хорошо, – послушно согласилась она.

– Назови меня по имени! Скажи: «Я скоро к тебе привыкну, Бертран».

– Я привыкну к тебе, Бертран, – повторила за женихом Азалия.

Она чувствовала себя неловко рядом с ним и была благодарна ему, за то, что он не пытался после первого раза к ней прикоснуться. Они добрели до виноградника, где погуляли около часа между голыми лозами. Бертран задавал вопросы о винограде и вине: то есть, о том, в чем его невеста хорошо разбиралась. Он сумел разговорить девушку, и она поведала ему о премудростях выращивания винограда и изготовления хорошего вина. К концу прогулки Азалия уже не чувствовала неловкости рядом со своим будущем мужем. Если бы Бертран вновь попытался бы взять ее за руку, она не возражала бы, но он, очевидно, решил не торопить события.

К концу прогулки у девушки разыгралось воображение. Она представляла себе, что сейчас вдруг ей станет угрожать какая-то опасность, и жених храбро ее защитит. Но ничего не случилось, они благополучно покинули виноградник и вернулись домой.

После обеденной трапезы Бертран уехал, а для его невесты потянулись напряженные дни. С утра до вечера она и бабушка занимались тем, что шили, вышивали и пряли, готовя приданое. За работой Жаветта открывала внучке тайны семейной жизни. Подробности интимных отношений мужа и жены так испугали неискушенную девушку, что она едва не пожалела о своем отказе от монашества.

– Это надо обязательно? – жалобно спросила Азалия, узнав, что будет делать с ней муж в постели.

– Надо, – ответила бабушка. – Иначе у вас не будет детей.

Азалия очень хотела детей, поэтому и вынуждена была смириться с неизбежным.

– Должно быть, все женщины страдают от этого? – смущенно пробормотала она.

– Женщины к этому привыкают, а мужчинам это очень нравится. Если жены слишком целомудренны, то мужья заводят любовниц или идут к продажным девкам.

– К каким таким продажным девкам? – не поняла Азалия.

– Есть грешницы, удовлетворяющие похоть мужчин за плату.

– Ой! Неужели! – ужаснулась девушка.

Заметив, что она слишком разволновалась, Жаветта перевела беседу в другое русло, а позже, если и возвращалась к теме интимных супружеских отношений, то крайне осторожно.

Старуха не хотела, чтобы в Нарбонне не узнали о предстоящем замужестве ее внучки. В этом с Жаветтой были солидарны и ее сын, и аббат Реми.

Брат Тибо сказал по этому поводу:

– Как не прискорбно, но никто, кроме нас, не желает нашей девочке счастья.

– Ей многие зла желают, Господь им судья, – уточнила его мать.

Чтобы лишний раз не сталкиваться с любопытством горожан, Жаветта ни сама не появлялась на нарбоннском рынке, ни посылала туда Клодину, предпочитая готовить внучке приданое из того, что было под рукой.

Незаметно приблизился день, когда за Азалией должны были прибыть посланцы ее жениха. Жаветта, неважно себя чувствуя, не решилась на путешествие в соседнее графство. Внучка попыталась ее уговорить все же отправиться в путь.

– А вдруг меня хворь сразит в дороге или, того хуже, на твоей свадьбе? – возразила бабушка. – Не хочу я портить тебе праздник.

Сопровождать Азалию должен был ее дядя. Он вел себя весьма деятельно: осматривал приданое, давал советы, следил, чтобы ничего не забыли. В отличие от своей матери, брат Тибо был совершенно спокоен: казалось, что его совершенно не печалит грядущее расставание с племянницей.

И вот, наконец, в усадьбу прибыл от Бертрана уже знакомый Азалии и Жаветте Вадим. Когда он верхом на гнедом жеребце въехал во двор, девушка почувствовала учащенное сердцебиение, что было воспринято ею, как волнение перед свадьбой.

Гость спрыгнул с коня и поклонился вышедшим встречать его хозяевам.

– Ты один? – спросила удивленная Жаветта.

– Остальные люди отправились в аббатство – ответил Вадим. – Утром они прибудут сюда.

– И много вас? – осведомился брат Тибо.

– Я и десять ратников.

– Большой эскорт у моей внучки, – обрадовалась Жаветта. – это хорошо: дорога на Русильон не безопасная.

– Мы последуем в крепость? – поинтересовался монах.

Вадим отрицательно покачал головой.

– Нет, вначале мы посетим Перпиньян. Мессир Бертран будет нас там ждать – он хочет представить свою невесту графу Гислаберту и графине Белиарде.

Это известие привело Азалию в смятение.

«Ой! Как же быть? Если я появлюсь перед столь знатными особами в своей нищенской одежде, то опозорю своего жениха!»

Тем временем Вадим отвязал от седла небольшой мешок и с учтивым поклоном отдал Азалии.

– Это подарки мессира Бертрана его невесте.

Девушке не терпелось узнать, что прислал ей жених. Улучив момент, когда бабушка и дядя повели гостя в дом, Азалия юркнула в опочивальню, где высыпала все из мешка на постель. Она едва не взвизгнула от восторга: перед ней лежали синее платье из тонкой шерстяной ткани, серебристый плащ с золотой застежкой, добротные красные башмаки и золотая диадема в виде тонкого обруча. В таком наряде уже не стыдно было появиться перед графом и графиней.

Послышался недовольный голос Жаветты:

– Азалия! Куда ты пропала?

Девушка поспешила в большую комнату.

Отъезд намечался на завтрашнее утро, и Жаветте хотелось оставшиеся часы побыть рядом с внучкой. Ловя на себе горестный взгляд бабушки, Азалия с трудом сдерживала слезы.

Что касается Вадима, то он недолго задержался в усадьбе и даже отказался от обеда, как его не уговаривала Жаветта. Посланник Бертрана уехал в аббатство, пообещав вернуться рано утром.

– Хорошо, что Бертран прислал Вадима, – сказала Жаветта внучке. – Теперь я буду твердо уверена, что в дороге с тобой ничего плохого не случится.

Азалия в очередной раз подивилась тому, как безоглядно доверяет ее бабушка Вадиму.

Остаток дня Жаветта и ее внучка не отходили друг от друга ни на шаг, а ночью Азалия тихо плакала, прижимаясь к бабушке, пока не уснула.