Текст книги "Я не слышу тишину"

Тушь

Щёлкает соседняя дверь – Рыба выходит из комнаты. Глухо журчит тонкая струя воды – Рыба умывается. Гремит кружкой, трёт шерстяные носки о паркет. Потом снова заходит в свою комнату на две минуты, а после звенит ключами в коридоре.

Встать раньше Рыбы не удалось. Я уснула без наушников и почти проспала школу. В наушниках ты почти не спишь, будто просто находишься в режиме ожидания, но полноценный, тихий сон – слишком скучно. Слишком тихо и таинственно.

На урок русского я опоздала. Вошла в гробовую тишину через три минуты после звонка. Викина куртка висела на своём обычном месте в гардеробе, недалеко от неё – Рыбьин пуховик.

Мирмиша успела сообщить о том, что сегодня будет диктант. Тетради для диктантов уже были розданы, даже на моей парте лежала зелёная обложка с двумя красными четвёрками в верхнем левом углу.

– Проходи, Аня, – разрешила Мирмиша. – Записываем число, название диктанта – «Гроза». – Она написала это незамысловатое слово на доске.

По традиции Мирмиша сначала прочитала весь текст, потом читала по предложениям, потом предложения разбивала на фразы, фразы – на слова. Слова рассыпались в моей голове на звуки, звуки проходили проверку на «надо проверять написание или пишем, как слышим?» и уже потом запечатлевались буквами между двумя голубыми линиями в тетради.

Не люблю диктанты. Во-первых, на них невозможно списать, во-вторых, из-за того, что нужно внимательно слушать Мирмишу, я не могу надевать наушник и от тишины начинает болеть голова.

Звуки в диктантной тишине были этим самым громом – внезапным и пугающим. А вот пронзительный звонок с урока оказался спасением.

– Ты грамматическое задание сделала? – спросила после урока Вика.

– Я вообще ничего не поняла. Голова болит, – быстро ответила я и полезла за наушниками.

На втором уроке историчка без умолку что-то рассказывала про Наполеона, музыка привычно играла в одиноком наушнике. Стало легче.

– Свобода… собственность… революционер… – её слова иногда слышались в паузах между песнями, – разгром импе…

В дверь постучались, историчка направилась к двери недоговорив.

Звук класса выкрутился на всю мощность, но Витя заорал громче всех:

– Вы как диктант написали?

В ответ получил неразборчивое гудение.

– Я вот плохо. Короче, вот что, – Витя полез в портфель и достал оттуда стопку зелёных тетрадей, – я нашёл в интернете этот диктант. Давайте ошибки быстренько исправим, а потом подложим Мирмише.

– Ты что, тетради украл? – чуть громче остальных возмутилась новоиспечённая староста.

– Они вообще-то наши, – заступилась за Витю Вика. – Мы же не можем воровать свои вещи.

– Исправим ошибки и незаметно подложим тетради. Сейчас я ссылку на диктант отправлю в нашу группу в ВК. – Витя передал стопку тетрадей соседу по парте.

Когда похудевшая стопка дошла до меня, дверь в класс открылась. Историчка зашла вместе с Мирмишей.

– Где тетради для диктантов? – Историчка сложила руки на груди.

– Может, кто-нибудь видел? Я оставила их на столе перед переменой, а когда вернулась, их уже не было, – тихо объяснила ситуацию Мирмиша.

– Где тетради? – Историчка явно подозревала в краже каждого из нас.

Я успела кинуть стопку в сумку.

– Молчат. Значит, это я их куда-то переложила, – сдалась Мирмиша.

– Сейчас будем проверять ваши сумки.

Ей бы в полиции работать.

– Нет! – занервничала Мирмиша. – Не надо, Инна Петровна! Это же подсудное дело. Неприкосновенность личных вещей, или как там… Потом от родителей не отобьёшься. Начнутся бумаги, проверки. Да и я месяц назад так стопку работ пятого класса дома потеряла. Рассеянная стала. Наверное, это я…

Мирмиша быстро вышла из класса.

В горле застряли слова: «Это мы! Это Витя. Всё у вас с головой в порядке. Вот, возьмите». Их теперь перехватывал не кто-то, а я сама их давила, как мерзких колорадских жуков на ботве картошки.

Но я ничего не сказала.

Никто из класса ничего не сказал. Интересно, а Рыба бы сказала?

Я посмотрела на неё, а она в ответ, как обычно, уставилась на меня. Смотрела так, будто это я украла тетради, а не Витя. Ну да, тетради были у меня, но я-то не виновата. Это Витина идея.

«Виновата», – говорил Рыбьин взгляд.

Да, наверное, Рыба бы сдала Витю, даже если бы получила двойку за диктант. Вот только говорить-то она не умеет, и это спасение для всего класса.

К концу учебного дня Витя ловко подсунул тетради Мирмише. Он уловил момент, когда она стояла в коридоре, и спокойно прошёл в класс с исправленными работами.

Пока мы с Викой одевались в гардеробе, я вспомнила вчерашний день: неудавшуюся репетицию, обморок, Игоря. Интересно, почему Вика ничего об этом не говорит, будто вчера этого и не было.

– Я вчера, когда домой возвращалась, в магазин зашла. Ну, там всякая мелочёвка у нас возле дома продаётся. Типа магазин мелких вещей. Ручки всякие, карандаши, браслеты. Там такой медиатор был… Блестящий! Кстати, Игорь сегодня писал – спрашивал, будем ли репетировать. Может, завтра? Только давай без обмороков.

– Давай! – уместила я радость в пять звуков.

И тут же расстроилась – тушь и помада почти закончились. А как к Игорю идти ненакрашенной?..

– Слушай, а ты мне тушь не одолжишь? – скромно спросила я.

Куртка уже застёгнута, шапка на месте. Только Вика ещё не одета.

– А тебе карманные не дают, что ли?

– Да я… – развивать эту тему не очень хотелось.

– Ан-на, – заговорщицки произнесла Вика, почти не открывая рта.

Вообще, она никогда просто так меня Анной не называет, только если грядёт какая-то шутка.

Прозвенел звонок на урок. Гардероб полностью опустел. Вика показательно обвела взглядом висевшие вокруг куртки.

– Не-е-ет, – поняла я намёк.

– Тебе тушь будет, мне – медиатор. Смотри, как всё удачно складывается.

– Мы же договаривались, что больше никогда…

– Тушь… – пыталась подкупить Вика. – Ты караулишь. Давай. Охранник всё равно возле двери сейчас трётся либо курит на улице.

Я посмотрела на ряд вешалок для нашего класса – все пустые. Значит, никто из наших не узнает. Даже Рыба ушла. Ну ладно. В последний раз.

Я встала на входе в гардероб и напряжённо смотрела по сторонам. Вика шелестела куртками. Я слышала, как её рука почти бесшумно ныряла в чужие карманы, а выныривала уже со звуком – звоном или мелким шуршанием. Мы и раньше с Викой этим занимались. В седьмом и шестом классах, нечасто – два-три раза в год. И перед началом этого учебного года договорились больше так не делать. Но Вике тоже редко перепадают карманные деньги из-за новорождённого брата, а мне теперь – из-за сводной сестры и отчима.

– Что стоишь? Пойдём! – уже громко произнесла Вика.

Значит, дело сделано. Всего-то минуты две.

– Улов в полторы тысячи. Поделим по дороге, – сообщила она с интонацией из разряда «Ан-на».

Я выдохнула – всё позади. Повернулась к Вике и в огромном окне, вид из которого пытался застелить ряд курток, увидела её. Она смотрела через маленький, доступный для просмотра помещения угол, образованный рукавом чьей-то чёрной куртки. Вот если бы хозяин этой куртки по-нормальному повесил её, то разглядеть гардероб с улицы не получилось бы.

Она смотрела прямо в глаза, не хмурилась, не злилась. Смотрела и молчала. А как ещё могут смотреть рыбы? Только молча и пусто.

– Молчи, это у тебя лучше всего получается! – пропыхтела я Рыбе.

Я успела её догнать до того, как она зашла в подъезд. На развилке наших дорог Вика вручила мне семьсот рублей в виде трёх шелестящих бумажек. Дальше я бежала до Рыбы с почти купленной тушью в кармане. Чтобы купить ещё и помаду, этих денег не хватит.

Рыба остановилась, посмотрела на меня.

– Молчи! – повторила я, будто бы Рыба могла не молчать. – Ты меня поняла. Я про гардероб. Никто не должен знать. Молчи, и всё. Ясно?

И зачем я спросила? Она ведь всё равно не отвечает.

Рыба уплыла вглубь подъезда под писк домофона. Я осталась на улице, чтобы немного отдышаться.

Гудели машины, слова прохожих сливались в тучу неразборчивых звуков, даже ветер мог звучать.

«А Рыба не может», – успокоила я себя и пошла в магазин косметики за домом.

Мама жарила блинчики, пахло праздником. Телевизор в маминой спальне вещал какую-то музыкальную передачу, на кухне от печки было жарко. Снова всё работает, всё живёт. Я даже представила, что мы живём как прежде, без Мити и Рыбы. Дома шумно, тепло, весело. Нет ни единой щели для дополнительных звуков. Вот-вот и выбьет пробки, мягкие мамины тапочки прошуршат в подъезде, послышится победный «щёлк!». Но в третьей комнате жила холодная и молчаливая Рыба. Не помнить об этом было сложно.

– Новая? – спросила мама, увидев, как я крашу ресницы.

– Да, – коротко ответила я.

«Откуда деньги?» – прозвучал вопрос.

– Что? – Я вынула наушник.

– Ничего, я ничего не говорила, – громко объяснила мама. Она уже стояла на кухне, переворачивала очередной блин.

Эти несказанные слова лежали мёртвыми звуками между ором популярных певцов из телевизора и шипением сливочного масла на сковородке. Сколько ещё таких же мёртвых, не сказанных, важных слов в нашей квартире?

Я вспомнила про наушники, надела. Хорошо, что у меня теперь есть тушь. А помада… её можно подождать и до маминой зарплаты.

Если бы Рыба могла говорить, она бы рассказала всё обо мне маме, одноклассникам, учителям.

Если бы Рыба могла говорить, я бы объяснила ей, что я ни в чём не виновата.

Если бы Рыба могла говорить, она бы не смогла ничего доказать.

Если бы Рыба могла говорить, от неё было бы меньше проблем, правда.

Но Рыба не говорит, поэтому я мучаюсь.

Рыбный день

– Бессонова – пять-пять, Гришин – пять-пять…

Оценки за диктант падают крупными каплями в предгрозовую тишину класса.

– Денисова – пять-пять, Жуков – пять-пять…

Кап-пять, кап-пять, кап-пять.

– Свиридова – четыре-пять.

А это уже молния сверкнула.

– Нина, у тебя четыре из-за того, что три исправления. Два исправления считаются за ошибку, – дрожащим голосом объяснила Мирмиша.

Какая же эта Рыба всё-таки глупая! Не умеет исправлять незаметно: не карандашом перечёркивать, а из «о» делать «а» с помощью хвостика и остальные неправильные буквы превращать в правильные. Это вроде как намекнуть учителю: «Вам показалось, здесь ошибки нет». Или Рыба вообще ничего не исправляла?

Мирмиша села за учительский стол, закрыла лицо ладонями. Предгрозовая тишина никак не уходила из класса. Никто не смеялся, не радовался своей пятёрке. Все молчали.

Громом открылась дверь в класс. Конечно, это была историчка, не могла же она оставить без внимания вчерашнюю пропажу тетрадей.

– Восьмой «Б», а я как раз к вам. Нашли их тетради, Мира Михайловна?

Мирмиша открыла лицо. На её щеках блестели настоящие слёзы.

– Да, они в классе были.

– Понятно! – громко заявила историчка и под цокот каблуков подошла к учительскому столу.

Напряжение росло, никто не знал, в кого может ударить молния. Но лучше сидеть неподвижно, как учили нас на уроках ОБЖ.

Историчка вихрем листала наши тетради с диктантами и на каждой странице подтверждала кивком, что мы виноваты.

– Так! – снова раздался гром. – На вас докладную написать?

– Не надо… – ответила за нас Мирмиша.

– Тетради всё-таки стырили? Отвечайте! У всех пятёрки! Умные какие!

Никто не шелохнулся.

– Тогда либо кивните, либо покачайте головой. Стырили вчера тетради? Раз, два, три!

Снова тишина. Я смотрела прямо, но краем глаза видела, что никто не сделал ни единого движения головой. Она не сможет доказать, что мы виноваты.

– Знаете что? – Историчка фирменно скрестила руки на груди и стала ходить по классу. – В вашем классе имеет право молчать только один человек. А вы молчите все. Нет, вы не молчите – вы не говорите. А это разные вещи, знаете? Вы прячетесь, укрываетесь, извиваетесь, врёте себе и всем вокруг.

Она проходила мимо парт и ударяла током своих слов каждого. Мирмиша сидела за своим столом и исполняла функцию дождя в этом театре.

«Кап-кап», – слёзы падали на учительский стол.

«Пять-пять», – долбило у меня в висках.

Молчали все, кроме Рыбы. Ведь для неё молчание – нормальное состояние. Молчание для неё – ответ на все вопросы. А для остальных – нет.

Историчка громко хлопнула дверью.

Интересно, чем обычно заканчивается гроза – громом или молнией?

На перемене Вика напомнила про репетицию, потом рассказывала что-то про своего маленького брата. Витя тоже делал вид, что ничего не произошло: всё так же ржал с пацанами на переменах. Больше никто ничего не сказал про этот диктант.

На алгебре была контрольная. Математичка даже не предупредила нас о ней. Может, историчка уже всем учителям рассказала о происшествии с диктантом и нас так решили проучить? Как она вообще может быть уверена, что мы взяли эти тетради? Неужели мы не можем сами его на пятёрки написать, без списываний?

Если бы я знала, что будет контрольная, то дома хотя бы попыталась понять, как решать эти уравнения. Мы бы с Викой посмотрели и распечатали решённые контрольные из интернета.

– Пс! – позвала меня на уроке Вика. – Всё пучком! Держи! Я уже всё решила. Подписать не забудь!

Я смотрела на математичку – сидит и смотрит на нас. Ещё не время. Я уткнулась в свои математические каракули, сделала вид, что решаю. Математичка встала из-за стола, стала ходить между партами. Такого ещё не было. Точно историчка её на это подговорила!

Следила математичка за нами не очень умело: на первых партах безнаказанно списывали с телефонов – я видела.

– Аня, соберись. Ты всё это прекрасно решала всю четверть. – Она похлопала меня по плечу.

Знали бы вы, что это не я решала, а Вика, так бы не сказали.

Пельмень улетел на свою гадально-математическую планету: исписывал десяток черновиков, путался в них, всё перечёркивал и пытался найти верные решения. Нет, он точно получает от этого удовольствие. Не может человек заниматься такой ерундой без удовольствия.

Немного прогулявшись, математичка вернулась за свой стол, открыла журнал. Пора! Не поворачиваясь, я протянула Вике руку.

– Апчхи! – раздалось на весь класс.

Все оторвались от своих работ, математичка тоже подняла голову. Это чихнула Рыба.

– Так, Бессонова. Что там у тебя?

Она быстрым шагом подошла ко мне и взяла листок.

– Ясно, – холодно произнесла она. – Вика за тебя решает, да? Прошлые контрольные тоже она за тебя решала?

Тише, пожалуйста. Не кричите на весь класс.

– Отвечай! С этого дня ты сидишь на третьем ряду за второй партой. Одна.

Я молчала. Или не говорила.

– Ваня! – Она посмотрела на Пельменя. – Ты видел, что Аня у Вики готовые работы берёт?

Пельмень зарылся в своих черновиках, стал судорожно чертить круги и квадраты. Он тоже ничего не говорил.

В тишине стало душно, и я побоялась, что упаду в обморок, как у Игоря в гостях. Звонок облегчил мои страдания.

Я побежала в туалет и долго умывалась, пытаясь прийти в себя. Ну узнала об этом математичка, что дальше? Не выгонят ведь за это из школы! Даже двойку в четверти не получу. Она сама виновата, что у неё на уроках списывают. Следила бы лучше – не списывали бы.

И Рыба – нашла время чихать! Единственный звук, который она смогла издать, не смогла в нужный момент уместить. Жаль, что для того чтобы чихать, не нужны голосовые связки.

В дверь туалета кто-то постучался. Я продолжала умываться и пить воду из крана. Постучались во второй раз. Я завинтила кран, открыла щеколду. За дверью стояла Рыба.

– Ты ведь специально это сделала? – спросила я с ходу.

Рыба зашла в туалет. Я тут же закрыла дверь обратно на щеколду. Мы остались с Рыбой вдвоём. В её в глазах виднелось недоумение, но не страх.

– Ты ведь видела, что Вика мне помогает? Можешь не отвечать, я скажу всё за тебя. Ты видела, и ты специально чихнула в этот момент.

Рыба отошла от меня к окну. Я сделала до неё два резких шага и схватила за чёрные волосы. Со всей силы дёрнула. Она захрипела.

– Ты ведь Рыба, даже кричать не умеешь. Так что ты лезешь не в свою жизнь? Сиди спокойно, пиши свои честные диктанты. И не мешай мне, понятно?

Рыба смотрела сквозь меня, как испуганная кошка.

– Кивни, если поняла.

Не кивает.

– Кивни!

Рыба продолжала смотреть вдаль, а мои пальцы всё крепче сжимали её жёсткие волосы.

– Ну ладно!

Я стиснула зубы и через Рыбье сопротивление ударила её головой о раковину.

В коридоре уже было пусто. Наверное, прозвенел звонок на урок, а я его не слышала.

Вика ждала меня на улице.

– Я тебе сто раз звонила, ты где пропала?

– Не слышала. – Я полезла в сумку за телефоном.

До развилки мы шли с Викой молча. Такое было впервые. Мы могли говорить о диктанте, о математичке, о Рыбьином чихе. Но мы не говорили. Наконец, на развилке мы остановились.

– Странный сегодня день, – выдохнула я в холодный воздух.

– Да… – согласилась Вика. – Рыбный!

Мы засмеялись на весь квартал. Смеялись минут пять, даже в снег упали. Звуки смеха заполняли всю ту тишину, которую мы пережили за весь учебный день. Мне было хорошо от Викиного смеха, Вике – от моего. Наконец-то что-то звучит.

– Завтра репетиция – не забудь, – сказала напоследок Вика, и мы разошлись.

Тишина в словах

– Представляешь, лещ в двадцать килограммов! – разводил руками над столом Митя.

Мы ужинали всей семьёй.

– Это Рыбников поймал? – удивлялась мама.

– Ну да.

Я засмеялась и чуть не подавилась картофельным пюре.

– Ой, а у меня пальто порвалось в маршрутке, – жалобно призналась мама.

– Ничего, мы это скоро исправим, – утешал Митя. – Получу премию, и…

– Неужели!.. – Мама расплылась в улыбке. – Никогда её у меня не было. Не верится даже.

– Водить – это неженское дело! – по-герой– ски сказал Митя. – Я буду шофёром. Больше никаких маршруток и порванных пальто. Или шуб! – Кажется, это был намёк на ещё одну крупную покупку.

– Вы машину хотите купить? – втиснулась я.

– Да, – коротко сказала мама.

Она вроде ответила, но ответ этот был пустой, звучал он как «отстань».

Рыба нехотя ела пюре с кусочками стейка. Над бровью у неё виднелась шишка, окружённая синим пятном.

– А когда вы будете машину покупать? – решила расспросить я.

– Летом на юг можно. Вроде не далеко, – продолжала говорить с Митей мама.

– Полторы тысячи километров. Но это же выучиться надо сначала. Хотя я в деревне ездил на «девятке».

– Мам, – я коснулась маминой руки.

– Анка, ты поела? Посуду сегодня Митя помоет, можешь идти.

Митя продолжал говорить о машине, смотрел то на маму, то на Рыбу с синяком. И почему он не спросил ничего про этот синяк? Может, не видит?

Ладно, Рыба ведь всё равно будет молчать. А если расскажет? Напишет на листочке о том, что я её ударила, что я взяла деньги из чужих курток в гардеробе, что контрольные по алгебре за меня решает Вика?

Я надела наушники, легла на кровать. Стало легче. Музыка уносила в свой мир, мир гармоничных звуков, где нет никаких проблем и молчаливых рыб.

Завтра репетиция, и я снова увижусь с Игорем. Я встала напротив зеркала и стала двигаться в такт музыке, потом провела рукой по плечу, ключице, волосам. Да, нужно срочно помыть голову. Я достала из шкафа полотенце и направилась в ванную. Мама с Митей всё так же разговаривали на кухне. В ванне я обрывками слышала их фразы и слова.

– Девяносто второй бензин… тысяч двести… кредит… серьги (или деньги?)…

Смех. Хорошо, что разговаривают, а то я наушники забыла взять.

Сначала журчание воды, плеск, потом – чуть слышные разговоры на кухне. Я зажала нос, закрыла глаза, опустилась под воду. Тишина. Слышно только, как стучит сердце. Воздух заканчивается – надо всплывать. Снова звуки: смех на кухне, даже тарахтение холодильника слышно. Я снова набрала полные лёгкие воздуха, закрыла глаза, ушла под воду с головой. Никаких звуков. Чьи-то руки коснулись моей шеи, я попыталась высвободиться, но руки толкали меня ко дну ванны. Вода попадала в нос и лёгкие. Сквозь водную рябь виднелись тёмные волосы и узкие глаза Рыбы.

– Анка! – кричал кто-то вдали. – Нет, не добудишься!

Я сделала жадный вдох. Проснулась.

– Ты почему в школу опаздываешь? – спросила мама. – Нина ушла час назад.

Она стояла в моей комнате уже в прошлогодней куртке вместо нового пальто, готовая идти на работу.

– Проспала, – выдохнула я, радуясь, что это был сон.

– В наушниках спишь, поэтому будильник и не слышишь! – крикнула мама из коридора. – Твоя классная звонила, сказала, чтобы ты быстро шла в школу.

Щёлк – входная дверь закрыта.

Сердце стучит громче, чем во сне под водой.

Щёлк – я сглотнула слюну после чистки зубов, и какие-то там три косточки в ухе ударились друг о друга. Спасибо урокам биологии.

Ко второму уроку ещё успею. Наушники надевать некогда. Вместо музыки в голове вопросы: почему классная позвонила мне? Мирмиша уже всё рассказала про диктанты или историчка? Ещё же вчера математичка узнала про нас с Викой. А может, классная узнала про наш гардеробный секрет? Нет, в наушниках всё-таки спокойнее.

Вика ждала меня в коридоре, хоть я ей и не звонила, чтобы сказать, что скоро приду в школу.

– Нам в расписании классный час поставили вторым уроком. – Вика даже не поздоровалась. – Всё продумано, слушай. С Витей мы уже все договорились, что его сдавать не будем. А если спросят, кто тетради стащил, молчим, как на русском. Все получили пятёрки, такое бывает. Не докажут. Если про алгебру начнёт возникать, скажем, что это первый раз я тебе помогала. Про прошлые проверочные тоже не докажет: она нам их обратно всегда отдаёт. Почерк не сверит.

Я кивала. Кивала и кивала, как заклинившая игрушка-собачка в кабине у водителя маршрутки.

Классная уже до звонка сидела в кабинете и ждала, когда все соберутся. Урок начался с тишины.

– Дорогой восьмой «Б»… – начала классная непривычно тихим голосом. – Нам с вами предстоит очень сложный период. Никто этого не ожидал. Поэтому я настоятельно требую. Да, требую, а не рекомендую, отнестись к моим словам предельно. Предельно! – внезапно заорала она. – Серьёзно. Вчера к нам приехала аттестационная комиссия. Люди из администрации будут ходить по классам и смотреть, как вы учитесь. С этого дня никаких опозданий, прогулов, несделанных домашних заданий. На уроках сидеть тихо. Не подводите учителей. Ясно?

И это всё? Ничего про алгебру, диктант и гардероб?

– И ещё! – вспомнила классная. – Ходить в школу только в форме. Нине пока можно без формы: она недавно перешла, ей ещё не успели сшить. Понятно?

Мы кивнули.

В класс без стука забежала историчка.

– Там совещание, – оповестила она классную.

– Сидите тихо.

И что, историчка тоже не будет возмущаться по поводу диктанта? Так это праздник какой-то!

Как только кабинет стал свободным от учителей, команда «Тихо» была отменена. Витя что-то кричал о победе над Мирмишей, Пельмень встал возле парты и смешно вытанцовывал.

Я повернулась к Вике, набрала в лёгкие воздух, чтобы что-то сказать. Неважно что именно – слова вылетят сами, я над ними даже не задумываюсь. Но вместо Викиного лица увидела её затылок. Она повернулась в другую сторону и что-то обсуждала с новой старостой Дашей. Воздух в лёгких держался, но слова никак не выходили наружу. А воздух всё заканчивался и заканчивался. Я выдохнула и повернулась на своё место. Оглянулась – все вокруг орут, разговаривают, а я сижу и молчу, как Рыба. Хорошо, что хоть наушники не забыла.

Со звонком Вика выкрикнула:

– Пельмена!

Я засмеялась, Пельмень покраснел. Всё стало как прежде – мы с Викой вдвоём ходили по коридорам, говорили о всяких мелочах, смеялись.

Третьим уроком стояла алгебра.

– Ты хоть успела решения в интернете посмотреть? – беспокоилась за меня Вика.

Я помотала головой и только сейчас вспомнила, что на алгебре мы больше не сидим рядом. На алгебре я теперь должна сидеть перед Рыбой, а она уж точно не даст списать.

Математичка нервно стирала с доски, поправляла свой брючный костюм с пиджаком, тёрла ладони.

Со звонком мы уже были на своих местах.

– Ребята, у нас сегодня гость, – натянуто-приветливо произнесла математичка и указала на последнюю парту.

Там сидела высокая женщина в строгом платье с блокнотом и ручкой в руках.

– Записываем тему… – Мел противно скрипел по доске. – Кто хочет выйти решить уравнение?

Математичка испуганно посмотрела в мою сторону.

– Есть желающие? – повторила она.

Я повернулась и увидела, что Рыба тянет руку. Одна-единственная из класса.

– Иди, Нина.

Пока Рыба решала уравнение, математичка продолжала чудить:

– Аня, а ты что не на своё место села? Вы с Викой поссорились, что ли? Пересаживайся, – она указала место рядом с Пельменем, – в конце урока у нас, как всегда, будет проверочная работа, так что будьте внимательны.

Рыба со своей обычной скоростью решила уравнение и села на своё место. Пока я шла к своей парте с Пельменем, заметила, что наша «гостья» что-то записала в блокноте.

– Итак… – Математичка стала тараторить что-то про переменные, степени, скобки, формулы.

Такое ощущение, что она этот текст всю ночь учила, а сейчас рассказывает нам как приёмной комиссии на экзамене.

За десять минут до звонка двойные листочки лежали у каждого на столе, а на доске было написано три задания. Как решать первое – я уже знала, второе и третье – нет.

За весь урок математичка ни разу не села за учительский стол, только бегала около доски, а на проверочной всё так же ходила между партами и неумело следила за тем, чтобы мы не списывали. К ней присоединилась и наша «гостья» – она просто прохаживалась по классу и заглядывала в наши листки.

Вика тыкнула меня в спину – спасение пришло. Я посмотрела на математичку, она – на меня. Она кивнула. Вот этого я уж точно не ожидала.

Клац! – чей-то учебник приземлился на пол с громким звуком.

Конечно, это была Рыба. Она быстро подняла учебник и посмотрела на нас троих – меня, Вику и математичку. Это длилось секунды две. Я успела взять у Вики решённую работу и подменить ею свой полупустой листок.

– Она меня в спину тыкнула, когда проверочная началась! – делилась со мной на перемене Вика. – Специально хотела, чтобы я тебе готовую работу дала. Это всё из-за той тётки.

На уроки русского и географии никакие люди из администрации не пришли, и мы учились, как обычно – без нервных учителей.

– Думаешь, Рыба специально учебник уронила? Она ведь видела, как ты мне лист передаёшь? – спросила я Вику шёпотом после уроков.

– Хорошо, что она говорить не умеет. Представляешь, она бы уже всё рассказала – и про диктант, и про алгебру.

«И про гардероб, и про нашу встречу в туалете», – договорила я про себя.

Мы шли по дороге домой, и среди всех наших разговоров я слышала тишину. Ту самую тишину, о которой сказала нам историчка, – когда человек специально о чём-то не говорит. Вика смеялась, несла глупости, вспоминала шутки (иногда даже неприличные), но тишина в её словах всё-таки была.

На развилке она спросила прямо:

– Тебе нравится Игорь?

Странно, сначала разговоры ни о чём, и тут раз – в самое сердце.

– Ну да, – замялась я.

– Я так и поняла. Не парься, я для себя нашла кандидата получше. Но репетиция в силе. Сегодня в половине пятого – здесь!

Она уходила всё дальше и дальше. Я стояла и смотрела ей вслед. Тишина плелась за ней вместе с хрустом снега. Эту тишину я слышала.