Текст книги "Судьбы людские. Воспоминания"

То, что надо усиленно работать, понимали и взрослые и дети. Сразу организовали сельский Совет, медпункт, в соседней деревне школу и другие учреждения. Родители и подростки лет по 12—13 ходили на работу в поле – сажали, сеяли, а младшие хозяйничали дома. Так наша мама с Капитолиной работали в совхозе, а мы с Толей заготовляли дрова, варили обед из ничего. Капитолину наравне со взрослыми посылали в другие районы за семенами, и она на себе таскала мешки с зерном. Однажды послали за курами, при пересадке с одного поезда на другой случилась беда. Развязалась корзинка с курами, и они все выпорхнули и разбежались. Поймать было невозможно. Ей страшно было возвращаться ни с чем – тогда было строго, и платить было нечем. Но все обошлось – не наказали. Ей часто приходилось ходить в другую деревню к партизанам, носить им молоко. Надо было идти через лес. На пути встречались и волки.

В наши с братишкой обязанности входило: сходить за дровами-сухостоем, напилить, расколоть и сварить еду, выполоть грядки в огороде, собрать с капусты улиток, нарвать щавеля и крапивы для щей, набрать на поле мёрзлой гнилой картошки и т. п. Гнилую картошку промывали, обрабатывали, смешивали с какой-нибудь травой и пекли лепёшки.

Сельский совет выделил нам корову, но эта корова совсем не давала молока, не более пол-литра. Если мама доставала откуда-нибудь муки, например, в обмен на вещи в других деревнях, то из этой муки варили густяху – это такая каша на воде, а наверх наливали несколько ложечек молока. Это был большой праздник для нас.

Однажды к какому-то празднику мама решила нас угостить. Напекла из ячменной муки нам пряников на свекольном рассоле, чтобы были сладенькие, сложила в корзиночку и завязала тряпочкой. Я обнаружила эти пряники и решила ими угостить девочек, понравились. Стали просить ещё, а за пряники мне пообещали принести тряпочек. Так я вытаскала все пряники ребятам, а нам ничего не досталось.

Дети всё время ходили и искали еду: щавель у речки жевали, пупыши на поле, иногда у речки разгребали песочную горку и находили там земляные орехи – вкусные были.

В те годы люди были очень добрые. Обменивались всем, у кого что было: семенами, животными и пр. Так жителям деревень удалось развести козочек, коров, в огородах различные овощи…

В соседней деревне Игаево открыли школу, и мы с 1 по 4 класс ходили в эту школу и повторяли, что ранее прошли. Все были в одном классе, и учительница одна занималась со всеми. Ей, наверное, трудно было, т.к. она часто плакала. Одеть было нечего. Мама надевала на мои ноги какие-то огромные тапки, и я по сугробам шла в них в школу за два километра. Так мы прожили ещё около двух лет.

Освободительная война ещё шагала по Европе.

март 2010 года

Вера и коза – борцы с фашизмом

На улице мерзкая осенняя погода: серое всё в тучах небо, воздух сырой и холодный, дороги все в грязи. Вера сидела у окна, тупо устремив свой взгляд на проходящего мимо окна грязного кота Сидора из соседнего дома. А вот по дороге пробежали деревенские женщины, одетые в какие-то неприглядные пальтухи. Иногда немецкие солдаты шагали то туда, то обратно, иногда навстречу друг другу, громко приветствуя сослуживцев: «Хайль Гитлер», выбрасывая вперёд правую руку. А вот мерным шагом идёт дяденька-власовец. Он ходит по домам и предлагает свои услуги – из медных копеек выделывает женщинам колечки и рассказывает про себя, что он директор какого-то подмосковного совхоза, что сейчас он у немцев, что их сдал в плен генерал Власов.

В дом вдруг торопливо вошёл дядя Коля – мамин брат с серьёзным озабоченным видом. Подошёл к Вериной маме и тихим, но твёрдым голосом произнёс:

– Вам, Таня с Верой надо срочно уйти из деревни. Немцы собрались отступать, скот отберут, дома сожгут, людей погонят чёрт знает куда. Уходите сейчас же. Только идите в сторону Струг Красных, чтобы немцы не заподозрили вас в побеге.

И вмиг удалился. Таня, будучи обладателем бойцовского характера, всё же растерялась, что делать? Но скоренько придя в нормальное состояние, одела потеплее дочку, подвела на верёвочке к дочке козу Катьку, сказала:

– Слышала, что дядя Коля мне говорил? Так вот, мы с тобой должны убежать от немцев. Мы сумеем их обмануть! Ты с Катькой пойдёшь вот по этой дороге впереди меня, а я сзади метров за 50, будто мы чужие. Вот тебе с собой еда, если понадобится – хлеб, огурчики и ещё кое-что. Если кто спросит, куда идешь, скажешь, что к бабушке в Струги. Не оборачивайся.

Подружки. Слева: Вера – героиня воспоминаний, справа: Вера – автор текста

Шли долго, не оборачивалась, но чувствовала, что мать где-то близко. Уже дорога стала покрываться чёрной пеленой. Вера услышала мамин голос:

– Доченька, видишь впереди сарайчик? Вот идите в него, и я туда приду.

Так и сделали. В сарае с левой стороны лежало сено.

– Верочка, ты с козой спрячься за сеном в углу, пролезь вдоль стены в самый угол и тащи туда Катьку. Уже темно, вы побудете здесь в сарайчике, а я пойду дальше в разведку, нет ли в бабушкиной деревни Рожник немцев. Узнаю и приду за тобой. Не бойся, здесь никого нет.

И ушла, закупорив проход к дочке и козе сеном, так, что входящему случайно не было их видно. Вера устроилась рядом с козой, она была тёпленькая. Стала из сена выбирать листочки и угощать Катьку. На закуске дала кусочек хлеба. Коза видно была довольна – всё съедала.

– Ну а теперь давай я тебе сказку расскажу, а то уже темно совсем стало. Что-то мамы долго нет. Страшно, но будем маму ждать здесь, со сказкой веселее. Вот плохо то, что мы с собой не захватили мою подружку Верочку, не было бы страшно. Многих девочек зовут в нашей деревни Верами. Вот к подружке приходил дядя и рассказывал ей сказки про её родителей – очень интересные. Давай и я расскажу сказку про моих родителей. Вот слушай.

Жили-были в одной деревне очень красивые девушка Таня и парень Ваня. Таня была не только красивая, но и весёлая, бойкая. Ваня жил недалеко, был тоже красивый, но поменьше красивый, зато очень добрый. Они полюбили друг друга и поженились. Всё время целовали друг друга. Вдвоём им стало скучновато, и они решили завести девочку, и завели девочку Верочку. Очень любили её и берегли. Жили-поживали, добра удачно наживали, всё было бы хорошо, да напали на них фашисты, злые вороги и разлучили Таню с Ваней. Пришлось Ване оставить Таню с дочкой дома, а сам пошёл воевать и бить фашистов.

И тут Вера услышала за стеной чьи-то шаги, да не одного человека, а нескольких. Кто-то подкрадывался к сараю. Понятно, это не мама. Вера испугалась очень, притаилась. Заскрипела дверь сарая и люди вошли в него. Кто-то из них произнёс:

– В сарае сено – это хорошо. Все ложитесь, немного подремлем, отдохнём.

И улеглись на сене внизу.

У Веры затекла ножка, и она решила аккуратно сменить положение. Катька крепко спала уже под сказку девочки. Поворачиваясь, Вера нечаянно наступила козе на что-то, то ли на вымя, то ли на ногу, но коза от боли и страха резко заблеяла испуганным и страшным голосом непохожим не на козлиный вопль, не на человечий, а на смешанный каких-то зверей. Ночлежники, не успевшие ещё уснуть, ошарашенные непонятным воплем, все разом вскочили и к двери. Кто– то из них убегая, прокричал:

– СКОРЕЕ, НЕЧИСТАЯ СИЛА ЗДЕСЬ ВОДИТСЯ!

Дверь захлопнулась, Вера по крошке отщипывала хлеб и совала Катьке в рот, чтобы она снова не заблеяла. Коза снова задремала. Мама пришла под самое утро, так показалось Вере.

– Ну как вы тут, мои храбрецы?

Девочка рассказала о пришельцах и о том, как они с Катькой стойко исполнили свой долг перед мамой – никого не бояться, тихо дождались её, остались целы и невредимы. А самое главное – не выдали себя.

– Вылезайте из-под сена. Немцев у бабушки нет. Бабушка отсюда далеко живёт, ещё долго идти.

Вера с козой выползли из-под сена, было ещё темно, и пошли дальше, повернув налево в сторону бабушкиной деревни. Девятилетняя девочка с козой Катькой сумели обмануть фашистов и благополучно добрались до бабушки. Начинало уже рассветать. Освободили Катькино вымечко от молока, выпили молоко тёпленьким, уставшие сразу же уснули с мамой Таней. А бабушка осталась на посту на случай появления немцев.

25 апреля 2017 года

Шурка

Белянка благополучно разродилась, принеся в дар своим хозяевам хорошую крепкую тёлочку красного окраса. Она будто собрала от матери все красные пятна, разбросанные по телу без особого порядка на белой основе. Тёлочка быстро окрепла, хорошо пила молоко и росла не по дням, а по часам. Назвали её Шуркой, и на это имя она с удовольствием отзывалась. Шурку отдали семье сына. За тёлочкой в основном ухаживала хозяйка дома Агафья Петровна. За два года Шурка превратилась в красивую породистую корову, принося радость хозяйке своей внешностью и продуктами. Она очень выделялась из всего большого стада коров, выгнанных в поле. Была она просто красавица – крупная, статная, ровно окрашенная, небольшие рожки и огромные глаза на её мордочке. Ходила она степенно, будто пава на высоких ногах и никогда не убегала куда-нибудь напакостить, как некоторые из стада. Её за эту порядочность любили не только хозяева, но и пастухи. Если пастух подавал сигнал стаду идти домой, громко крикнув или сыграв на дудочке, Шурка понимала, что надо подчиняться и идти домой. Медленно вышагивая, она бережно несла накопленное молоко в своем большом вымечке домой. Молока она давала по 10 литров три раза в день, всего за день 30 литров. При этом молоко было жирное и очень вкусное. Интересно ещё то, что Шурка доилась без перерыва – без промолочья от рождения одного телёнка до рождения другого. Агафья искусственно делала корове промолочье, постепенно уменьшая надои, чтобы хотя бы немного отдохнула она. Хозяйка и с лаской подходила к своей корове, и с гостинцами. При возвращении с поля Шурка всегда получала кусок вкусного хлеба, в хлеву встреча тоже начиналась с ласки и гостинца. Поэтому Шурка с радостью отдавала хозяйке всё молоко и доилась очень легко и свободно. Какой породы была Шурка? Трудно сказать. Но в ней было всё отличное от других коров. Она даже детей не обижала, которые умудрялись залезть на её широкую спину, пытаясь на ней прокатиться. Она аккуратно стряхивала их с себя, но именно аккуратно.

Но вот наступили страшные годы Великой Отечественной войны. Содержать Шурку одной Агафье Петровне было трудно, для неё надо было заготовить сено, другие корма, наносить воды для питья с Люты и прочее. Пришлось корову делить на два дома. Одни сутки корова была в привычном для неё хлеву у Агафьи, другие – у соседки. Для коровки такое непостоянство было не очень хорошо. Наступил момент, что Шурка потребовала «кавалера». Но при немецкой оккупации, «кавалера» невозможно было найти. И оставили Шурку яловой на весь оккупационный период. Хорошо было лишь то, что она продолжала доиться, правда, надои уменьшались. Но детям хватало. И один молодой немец приходил, просил молочка. Агафья кружечку ему наливала. Он выпивал и произносил: «зер гут», а потом повторял по-русски: «очень вкусно, спасибо!»

Наступило время немцам отступать. Весь скот они у населения отобрали, Шурку в том числе, и угнали в Струги Красные. Пригнав скот в Струги, ежедневно немцы забивали одну или две коровы и варили из них еду для пригнанных людей и своих солдат. Беда нависла и над Шуркой, тем более что она выделялась из всего стада своим окрасом и размером. Агафья помнила свою кормилицу и думала о ней.

…Война кончилась, наступило мирное время. Хозяева Шурки всей семьёй переехали жить из деревни в Струги.

1946 год, лето. Вдруг открывается дверь и в дом с широкой улыбкой влетает девушка и торжественно произносит:

– Тётя Ганя! Я нашла вашу Шурку! Да, да. Я только что сейчас видела её, трогала, гладила, и она отзывается на имя Шурка. Пойдёмте, я вам её покажу.

Агафья, застывшая в недоумении, с широко открытыми вопросительными глазами стояла не шевелясь. И они пошли. Действительно. Шурка гуляла на привязи, на лужайке возле озера. Поблизости без привязи щипал травку молодой бычок. Агафья ласково, как прежде, произнесла её имя. Шурка опустила голову и мелкими шажками засеменила на родной далёкий призыв к своей хозяйке.

– Тётя Ганя, сразу же подавайте в суд. Я пойду в свидетели. Мне поверят. Я же была пастушкой у Шурки, помню все её особенности, всё расскажу.

– Надо дождаться хозяина и поговорить с ним, может, без суда обойдёмся, – сказала Агафья. Они подождали. Под вечер явился мужик. Агафья Петровна подошла к нему, объяснила, что это её корова, может, мирным путём решим вопрос по передаче коровки.

Мужик не согласился. Пришлось её возвращать через суд. На суде мужик объяснил, как Шурка оказалась у него. Немцы поставили его главным хранителем пригнанного стада. Он сразу же приметил эту красавицу и в удобный момент отвёл её к себе домой. В гневе произнёс:

– Ну и забирайте! Всё равно от неё нет никакой пользы. Не доится, не телится, не огуливается.

И вот Шурка у своей родной хозяйки. В доме стали советоваться, что с ней делать. Яловая уже пять лет. Придётся сдавать на убой. Поохали, погрустили и повели на бойню. Говорят, что коровы чувствуют, когда их жизнь кончается – они плачут. Это правда. Из глаз Шурки ручьём текли слёзы. Оформив все документы на сдачу коровы, Шурку запустили в загон. Последний раз она промычала своё прощальное и протяжное «му-у-у-у-у», вызвавшее слёзы у хозяйки. Плача Агафья говорила:

– Что думала о нас? Немцам не удалось уничтожить, а родные хозяева добровольно сдали на смерть.

Через несколько дней с бойни позвонили и пригласили забрать отходы и деньги. Придя туда, их потрясла новость.

– А ваша коровка-то была стельной. Зародыш с котёнка был.

Наверное от того молодого бычка, с которым гуляла на лужайке.

Больше такую коровку не найдёшь.

Совесть

Вот живёшь почти двадцать лет и в ус не дуешь за родительским плечом, и вдруг вручают тебе повестку – идти на службу в армию. Так случилось и с Аркашей. У него была красивая девушка, которую он очень любил, и расставаться с нею не хотелось, вдруг она выйдет замуж за какого-нибудь хлыща. Он серьёзно задумался и решил ей сделать сразу же серьёзное предложение.

– Оля, сейчас я сделаю тебе сказочное предложение, прими его серьёзно. Мне вручили повестку в армию, завтра же уезжать. Я серьёзно подумал и решил предложить тебе начать семейную жизнь сегодня же. Мы будем знать, что принадлежим друг другу и больше никому. Я буду служить в армии, а у тебя здесь будет расти наш ребёночек – девочка или мальчик всё равно. Сегодня же и будет начало нашей семейной жизни. А когда я вернусь, наш ребёнок уже будет бегать. Как здорово!

Ольга напугалась, но поразмыслив, решила согласиться. После определённых размышлений они сделали то, что задумали. Любовь сделала своё дело. Время шло быстро, подвигалась служба к концу. В раздумьях Аркадий стоял под берёзой, когда ему вручили очередное письмо от Ольги. До сего дня она ничего не сообщала нового в её жизни. Письмо было плотное, чувствовалось внутри что-то интересное. Распечатав конверт, он вытащил письмо, а из письма фотокарточку, из которой на него смотрели глазки маленькой девочки. Девочка была – копия его Ольги, только в несколько раз уменьшенная. Ольга писала, что выполнила его просьбу – у него семья. Девочку назвала Ольгой, как звали маму. Все говорят, что родилась её копия.

Аркаша был счастлив. Щёки разрумянились и выдавали его счастье перед всеми друзьями. Они подбрасывали его кверху несколько раз и поздравляли с наследницей. Наконец все ребята разъехались по домам, Аркадий тоже. Они с Ольгой быстренько узаконили семейную жизнь. Счастье сопутствовало им. Они родили ещё трёх сыновей – все были красивые, умные, порядочные. Аркадий с Ольгой всегда были вместе и никогда не расставались.

Только в церковь она ходила одна за десять километров, да в поле корову доить. Она знала, что он её любит, специально уродовала себя, юбку оденет задом наперёд, платок подвяжет коротким концом наверх… Он всегда проверял, как она оделась, поправлял все недочёты и испытывал от этого удовольствие. Провожал немного, затем возвращался домой и начинал готовить праздничный стол, чтобы порадовать свою любимую. Успевал всё сделать, шёл её встречать из церкви. Вернувшись, Ольга всегда выражала какое-нибудь неудовольствие – это был ритуал. Вот и в этот раз она пробурчала:

– Ничего интересного не видела, да и не увижу.

Аркаша, услышав это, постарался развеселить её, с юмором произнёс:

– Оля, ты неправа. Выйди из нашего дома, сверни направо и иди к Пашкиному дому. За её домом стоит огромный хлев. Обрати внимание на его архитектуру, запомни, что тебе понравится, и мы такой построим. Затем зайди в хлев – там с левой стороны стоит огромный вол – бык породистый. Ты останешься довольна, посмотрев на это животное, и не будешь жаловаться, что не на что посмотреть.

Их жизнь текла как красивая музыка. Даже когда началась Великая Отечественная война, они остались вместе. Аркадия то ли не успели призвать, то ли возраст не подходил. Война пронеслась для всех страшной бурей, но их не разлучила. Наконец война кончилась, но наступил голод. Фашисты всё уничтожили, а нового люди ещё не успели сделать. Зерно сеяли вручную. Для посева зерно на себе приносили из других районов. Аркадий видел, что многие потихоньку крадут зерно на кашку, наверное, детям. После долгих раздумий и он решился стащить зерна на кашку хоть Ольге. Уходя домой с поля, незаметно высыпал пясточку зерна в сапоги. Так с килограммчик и накопилось. Высыпав в банку весь сбор, отнёс в сарай под стог сена.

Его стала мучить совесть – многие дети голодают, а у него под стогом лежит целый килограмм зерна, даже ещё жена не знает. А если кто узнает, увидит, что тогда будет? Стыд, позор – ведь посадят в тюрьму! И он решил перепрятать надёжнее. Залез под стог и зарыл баночку в землю под стогом. Когда стал вылезать, вытащил сначала голову из под стога, и вдруг увидел у порога сарая Агафью, которая жила с детьми в его доме, дожидаясь с войны мужа. Только голова деда Аркаша торчала из под стога, а сам он был полностью прикрыт сеном. На Агафью можно было надеяться – это была очень порядочная женщина – не выдаст, раздумывал он, не шевелясь. Но Агафья, вскочив в сарай за граблями и увидев эту загадочную картину, ничего не поняла. Кто это и что это? Дед Аркаш за последнее время оброс седой красивой бородой, волосы поседели. Она в трудах и не замечала изменений обличия деда, поэтому сразу не сообразила кто это. А тут она остановилась, размышляя откуда взялся Карл Маркс (ну просто копия). Что он здесь прячется, неужели с Германии примчался? Так ведь он уже умер. Или это его портрет (дед Аркаш не шевелился).

Мало-помалу Агафья стала приходить в себя и поняла, что это дед Аркаш. А у деда только глаза становились всё больше и больше, а сам не шевелился. Картина была просто для выставки – красивая седовласая голова Карла Маркса, окружённая зелёным сеном, которое возвышалось над ним порядочным стогом. Наконец дед пришёл в себя и произнёс:

– Агафья Петровна, надеюсь, что ты ничего не видела и никому не расскажешь.

– Господи! Зачем Вы под стог забрались? Вам помочь вылезти?

И сразу догадалась, в чём дело. Быстро повернулась в сторону двери и побежала, произнося: «Будьте спокойны». После этого деду было очень неспокойно. Ходил и размышлял: «Если другие узнают, если и не узнают, так одна уже знает. Какой позор!»

Было ему не перенести этого стыда даже самому перед собой: «А если в тюрьму посадят? Нет, я старый дурак не вынесу». Он не переставал себя обвинять и мучить за свой поступок. И решил. Пришёл домой. Ольга собралась в поле корову доить. Подойдя к ней, поцеловал её крепко, прижав к себе. Она в недоумении от этой ласки на старости лет улыбнулась и произнесла:

– Тьфу ты, чёрт старый, что придумал днём целоваться! Кругом люди.

И ушла в поле. Возвратившись домой, открыла дверь и увидела своего Аркадия повесившимся рядом со столом на верёвке. Совесть задавила его. Он покончил с собой, другого выхода он не нашёл, дальше жить с этим грузом позора уже не мог. Совесть, присущая Аркадию всю жизнь, объединяла их в начале жизни и в конце жизни разлучила.

26 апреля 2017 года

Шапка

Антонина Фёдоровна глубоко вздохнула и сама для себя произнесла: «Ну что же, Тонечка, с мужем развелась, теперь начинай новую жизнь. Немножко хотя бы собой займись. Придётся приобрести что-нибудь». В первую очередь она приобрела меховую хорошую шапку из чернобурки. Примерила, посмотрелась в зеркало – очень даже ничего. И решила сходить погулять по питерским проспектам и улицам. Надела зимнее пальто с меховым воротником и как раз пригодилась новая шапка. Шапку на всякий случай приколола сзади большой булавкой к воротнику пальто. Участились случаи – крали дорогие шапки, прямо содрав её с головы владельца, и убегали. Вот булавка-то и удержит шапку, если кому вздумается содрать её с головы Антонины. Ещё раз взглянула на себя в зеркало – понравилась. И пошла.

Дело было к вечеру, народу на улицах было много. Кто с работы возвращался, кто в магазины за продуктами бежал. Антонине казалось, что все мимо проходящие смотрят на её шапку, и она сама всем нравится. На душе было приятно и легко. Два мужика пытались с ней познакомиться, но ей сегодня было не до кавалеров. Хотелось просто на людей посмотреть и себя показать – ведь ещё молодая.

Вскоре она поняла, что пора возвращаться домой – уже пора поторопиться на остановку автобуса, а то можно и опоздать. Пошла быстрым шагом и вдруг почувствовала, что за ней тоже быстро шагает мужчина. Антонину пробрал страх: «Ну всё! Охотник за шапкой».

Она побежала, он тоже ускорил шаги. Антонина за что-то зацепила ногой и брякнулась на тротуар. Рядом растянулся мужчина. Она только успела почувствовать, что мимо носа пролетела шапка. Она схватила её, натянула мигом на голову и бегом к автобусу. Мужчина бежал сзади, да ещё с матюгами и криком: «Отдай шапку, сука!» Ещё один миг и Антонина вскочила в отходящий автобус. Двери захлопнулись. «Слава богу, успела, прямо под носом мужика». Он грозился в дверь кулаком, матерился, обзывался всякими словами, которые приходили на ум. Но автобус плавно отчалил от остановки.

Раскрасневшаяся Антонина благополучно добралась до дому, постучала в дверь. Дверь открыл брат и с удивлением, глядя на неё, произнёс: «Что с тобой случилось?» Она, не раздеваясь, сразу же рассказала брату, что её хотел обокрасть какой-то мужик, еле удрала. «А что у тебя на голове?» – спросил он. Тогда Антонина подошла к зеркалу, в котором отразилось её румяное лицо, а на голове какая-то чужая шапка. «А где моя?» – с досадой промолвила она. Виктор с улыбкой говорит: «Да вот она на спине болтается, приколотая булавкой». А Антонина, поняв всё, расхохоталась. Ведь вором-то оказалась она, она его шапку, свалившуюся с головы, в сумраке подобрала, приняв за свою. Поэтому он и бежал за ней, требовал отдать шапку и на прощание погрозил кулаком. «А как же её теперь вернуть мужику-то?»