Текст книги "Фармбизнес. Правдивая история о российских предпринимателях"

«Первоначально система сертификации, сформировавшаяся в начале 1990-х годов, была логически объяснима. Россия – страна с огромной территорией и тысячекилометровыми расстояниями, поэтому система контроля качества была ориентирована на установление барьеров проникновению некачественных препаратов. Именно поэтому соответствующий департамент Минздрава, которым тогда руководил Р. У. Хабриев, основные полномочия по контролю качества отдал в регионы. Там стали создаваться контрольно-аналитические лаборатории, на которые и легла основная нагрузка. Одновременно создавалась и система обеспечения качества уже на предприятиях, каждое из которых также имело возможность создать и аккредитовать соответствующую лабораторию. Это привело к тому, что, грубо говоря, в головах у представителей производственного сектора произошел переворот, они стали совершенно искренне, а не формально заниматься вопросами качества своей продукции.

Очевидно, что за всей этой работой стояли серьезные финансовые потоки. Поскольку государство в данную работу не вкладывало ни копейки, деньги растекались по регионам и уходили из-под контроля центра. С чисто человеческой точки зрения понятно, что подобная ситуация не могла устраивать тот же Минздрав, и потому введение новых правил стало попыткой направить вращающиеся в сфере сертификации средства в одно общее русло. Насколько эта идея была удачной, судить не мне. Но многие из моих коллег откровенно говорят, что в результате система контроля качества оказалась перевернутой с ног на голову. Получилось, что сегодня приоритетным стало получение сертификата, а не реальное обеспечение качества продукции. Не хочу никого обидеть, но зачастую региональные органы контроля в большинстве своем тоже больше занимаются бумажно-хозяйственной деятельностью. На действенный контроль качества просто не остается времени…»

Это, конечно, жалобы одного отдельно взятого пострадавшего (некоего Алексенко П. В., директора производственной компании «Ф. К. Келлер»), но таких жалоб можно надергать из Интернета целую гору.

Вот, например, заключение вполне официального лица (из того же интернет-источника):

«Дроздецкая Ольга Алексеевна,

зам. начальника Управления по фармации и медтехнике, Ставропольский край

Первый год работы по новым правилам сертификации обнажил ряд серьезных недостатков, которые негативно отразились на деятельности всех звеньев фармрынка. Пострадали и производители, и территориальные органы, ранее осуществлявшие сертификационную деятельность и контроль за качеством ЛС.

Результаты опроса местных производителей показали, что произошло увеличение отпускной цены на готовые ЛС на 5–13 %, а главными причинами этого явились длительные сроки оформления сертификации, увеличение стоимости услуг по сертификации до 2 тысяч рублей за 1 серию (до 15.12.2001 г. в территориальном центре сертификации за это надо было платить всего 80 рублей). Как следствие, на 10–28 % снизились закупки выпускаемых препаратов».

Вот, пожалуйста, мнение завода-производителя:

«Рубцова Лариса Григорьевна,

директор по качеству ЗАО “Алтайвитамины”, Бийск

Реформа системы сертификации не привнесла ничего нового в устоявшийся годами процесс проверки качества. Появилось лишь больше бюрократических проволочек, которые отнимают у производителей время и средства.

Не секрет, что окружные центры сертификации (ОЦС) неплохо существуют за счет предприятий, при этом бесконечно увеличивают цены на свои услуги. Мы не успеваем привыкнуть к одним расценкам, как через месяц-два появляются новые более высокие тарифы. Для предприятия эти услуги оборачиваются огромными потерями – за год около 13 миллионов рублей. Эффективнее было бы направить эти средства на усиление технической базы предприятия для реализации поэтапной модернизации производства по нормам GMP».

В общем, это именно тот случай, когда палку не просто перегнули, а перегнули ее совершенно сознательно. При наличии в стране прекрасной, существенно превосходящей многие европейские страны системе учета и регистрации посерийного перемещения препаратов от завода до аптеки и связанного с этим посерийного учета, движения заводских сертификатов качества совершенно не обязательно и вредно обременять эту систему многократными проверками и перепроверками одного и того же. Это приводит только к трате денег и времени на каждом этапе.

Ну и наконец, мешало ли это фальсифицировать лекарства тем, кто занимался этим систематически? Да никогда! Всю эту конструкцию из проверок и перепроверок можно было легко и просто обойти, если поставить перед собой такую задачу. Объясняю как. Например, некая фирма хочет сфальсифицировать партию… ну, не знаю, скажем, дифлюкана серии 12345. Сначала надо самым официальным путем просто закупить хотя бы 1000 штук этого препарата и по всем правилам получить на него Всероссийский сертификат качества, проделав все необходимые анализы. После этого можно спокойно штамповать свою имитацию в количестве хоть 100 000 штук, изготовляя в хорошей типографии очень похожие на настоящие (неотличимо похожие) картонные упаковочные коробочки с надписью «Дифлюкан» и с этим самым номером серии 12345, на который уже есть настоящий сертификат. И все. Такую продукцию можно продавать практически без риска, особенно если она действительно хорошо сделана и никто ею не отравится. Определить, что она какая-то «не та», можно будет только по подозрительно низкой цене. Потому что вам неминуемо придется поставить на нее низкую цену, чтобы «перебить торговлю» у настоящего производителя дифлюкана. Так, собственно, все и делалось, пока нелегальное производство не было «накрыто с поличным» силами МВД.

И вот что получилось в результате – уже много лет, как присутствие контрафакта на рынке сведено к минимуму, и вовсе не благодаря существующей системе сертификации лекарств, а совсем другими методами. Но система, внедренная под этим предлогом, укоренилась и живет своей жизнью, облагая каждого потребителя лекарств в России своеобразным «дополнительным налогом». Причем этот налог, по оценкам многих, не такой уж маленький и составляет до 5 % стоимости всех продающихся лекарств.

Глава 20
Рекламный отдел

Однако пора вернуться к моему рассказу о деятельности дистрибьютора «Фармапомощь» в 90-х годах прошлого века. Я уже сказала, что после поездки и выступления Виталия на конференции мы осознали, что нашу деятельность надо действительно как-то рекламировать, информировать о ней заинтересованных лиц, а именно поставщиков и клиентов и не только. Мы поняли, что это может принести очень большую пользу и что этим надо специально заниматься. Был быстро создан малюсенький «рекламный» отдел из одного человека, на которого «навесили» буквально все сразу… Надо было срочно написать и напечатать буклет, в котором бы детально рассказывалось о том, как работает наша дистрибьюторская сеть по стране, и распространить его среди поставщиков, клиентов, отнести в банки, которые нас кредитовали, даже в отдел лицензирования в Минздрав. Надо было как-то организовать распространение информации о нашей компании через «Фармвестник», который становился все более популярным и выходил все большим тиражом. Интернет в нашей стране тогда был еще слабым, поэтому вопрос о сайте не стоял. Это пришло позже.

Зато было принято дарить разные бизнес-сувениры своим клиентам по крайней мере на четыре праздника в году – Новый год, 23 февраля, 8 марта и День медицинского работника. Сейчас, кстати, уже не дарит никто, слишком много стало клиентов. Когда дистрибьютор обслуживает 10–15 тысяч аптек, то подарить каждой четыре раза в год хотя бы шариковую ручку – никаких денег не хватит. Да и не нужна нынешней аптеке шариковая ручка на Новый год. Но тогда клиентов было мало, финансовое положение у них было не ахти, и эти праздничные подарки, даже довольно скромные, были мощным средством рекламы нашей деятельности.

Мы установили правила, которым должны были соответствовать наши сувенирные подарки для достижения наибольшего рекламного эффекта. Правила были такими: (а) подарок аптеке должен быть не дороже 10 долларов; (б) он должен быть связан непосредственно с бизнесом аптеки; (в) дама, получившая подарок (обычно заведующая аптекой), не должна стремиться утащить его домой, он должен остаться у нее на рабочем месте и в рабочее время болтаться перед глазами и напоминать ей о нашем существовании, потому что на нем должен быть нарисован наш логотип. Вроде бы простые правила, но попробуйте подобрать такой предмет, да еще четыре раза в год, причем эти предметы, очевидно, должны быть разными. Кроме того, необходимо, чтобы они отличались от аналогичных подарков наших конкурентов.

Один из наших «рекламщиков» по имени Максим всегда говорил по этому поводу, что тот, кто считает себя специалистом по рекламе, должен проходить тест – подбирать рекламную «сувенирку» для клиентов «Фармапомощи» в соответствии с этими правилами. Если справится – все, можно бросать его в бой на любую, самую сложную рекламную кампанию. Кстати, иногда нам удавалось найти очень удачные решения по этой сувенирной продукции. Например, однажды мы придумали дарить аптекам красивые полупрозрачные «кэшницы» – тарелочки для мелочи, которые ставят около кассы, чтобы покупатели клали на них свои деньги. Такая «кэшница» – вещь недорогая, нужная, на дно снизу удобно наносить логотип, который хорошо будет виден сверху через прозрачное дно, и т. д – в общем, продукт идеально удовлетворял всем нашим требованиям. И этих «кэшниц» мы наделали и надарили по всей стране, наверное, 2–3 тысячи штук. Даже через несколько лет я была приятно удивлена, увидев нашу тарелочку для мелочи в аптечном ларьке в аэропорту города Улан-Удэ.

Максим, о котором я упомянула, был самым лучшим из наших рекламщиков за всю историю моей работы на фармрынке, и у меня с ним сложились довольно приятельские отношения. Во-первых, он, в отличие от многих рекламщиков, ПОНИМАЛ СМЫСЛ БИЗНЕСА. Это очень важное качество, которое далеко не всегда присутствует у сотрудников сервисных подразделений. В частности, большие проблемы бывают обычно именно с компьютерщиками и рекламщиками.

С компьютерщиками чаще всего бывает так. Берем, для примера, историю, которую я только что рассказывала, – про то, как тендерщики не могли видеть в своих компьютерах цены на «тендерные товары» с учетом специальных скидок. Беседуя со специалистом IT-отдела о своей проблеме, руководитель тендерного отдела обычно мнется, бормочет что-то довольно невнятное, тыкая для примера в экран своего компьютера: «Ну вот, вы видите, здесь цена стоит 361 рубль, включая НДС… А мне поставщик сказал – для этого тендера специально дам скидку от 12 до 16 %, смотря какой объем… И вот мои девочки должны заранее знать, до какой цены “падать” во время электронных торгов… Если только лот № 15 возьмем, то это будет объем 10 миллионов, а если еще лот № 17 достанется, то уже будет объем около 15,8 миллиона, а это уже 16 % скидки… И девочкам надо знать, какая цена тогда для нас предельная, если только один лот берем, и то же самое, если оба лота удастся… И вот они считают на калькуляторе… Сделайте что-нибудь нам в помощь, а то ведь каждый день сотни таких розыгрышей, и все на калькуляторе… Девочки путаются…»

Грамотный компьютерщик, выслушав этот поток жалоб, должен быстро задать несколько уточняющих вопросов. Например, скидка 16 или 12 % – это от цены с НДС или без НДС? Надо ли, чтобы размер скидки «девочки» вбивали во время торгов в таблицу руками, в зависимости от того, выиграли они только один лот или два? Или лучше сделать, чтобы предельная цена рассчитывалась сразу в двух вариантах – со скидкой 12 % и 16 %, и девочки уж как-нибудь сориентируются сами между двух колонок цифр? От чего еще зависит предельная цена, которую должны видеть «девочки», – только от скидок поставщика? А как же наша законная прибыль на операции? Ее-то нужно, наверное, заложить в механизм расчета или по какой-то причине не нужно? В общем, тут необходим профессиональный диалог двух сторон, чтобы вышел толк.

Кроме своих кодов, компьютерщик должен достаточно хорошо понимать СУТЬ БИЗНЕС-ПРОЦЕССОВ – например, что компания работает не для того, чтобы приятно провести время, а для получения хотя бы минимальной прибыли. Он также должен знать, что такое, собственно, эти электронные торги и что такое НДС и т. д. Но очень часто, к сожалению, бывает, что компьютерщик мрачно смотрит на руководителя отдела продаж и наконец изрекает что-нибудь совсем уж для него невразумительное, например: «Как вы думаете, может, здесь лучше сделать специальный инструмент на языке “ДЕЛФИ”» (?!!) Поэтому в общении компании с собственным компьютерным отделом очень важно иметь ключевого человека, способного перевести беспомощные речи «продажников» на язык программистов и обратно.

То же самое, как ни удивительно, относится к рекламщикам. Они, как правило, чрезвычайно поглощены внешней стороной любого события или предмета и в смысл происходящего стараются особенно не вдумываться. Для них сочетание оттенков на обложке буклета несравненно важнее того, что написано внутри, и вообще они отдают предпочтение работе с «картинками», а не с текстом. Действительно, в некоторых случаях применяется и такой подход, когда в рекламное издание стараются поместить минимум текста (буквально несколько строк) и по одной яркой и крупной фотографии на страницу. Специалисты объясняют это следующим образом – мол, читатель все равно много мелкого текста в буклете читать не будет, а большое количество фотографий только притупляет внимание. Главное – донести до читателя/зрителя яркий образ, который застрянет у него в памяти и будет впредь ассоциироваться с вашей компанией!

Это справедливо, и так можно делать, но только если компания, которую вы пытаетесь рекламировать, уже хорошо известна на рынке и все имеют представление о том, чем она занимается и как устроена. Например, если вы в России рекламируете «Аэрофлот», то, вероятно, действительно достаточно нарисовать красавицу-стюардессу рядом с лайнером и написать что-нибудь вроде «Летайте самолетами “Аэрофлота”!». Но это никак не применимо к случаю, когда, как это было у нас, практически новорожденная компания делает первые шаги на несформировавшемся рынке, и вдобавок этот рынок обременен полным отсутствием взаимопонимания и доверия между его участниками. Тут уж чем более подробные объяснения даны, тем лучше. Иллюстрации, конечно, тоже очень важны и могут и должны быть яркими и образными. Но необходимо, чтобы они отражали СМЫСЛ того, что вы хотите донести до своих читателей, и действительно формировали у них в сознании яркий образ.

Кстати, текст обычно на самом деле потом стирается из памяти, а яркая фотография остается. Вот, например, выдержка из воспоминаний одного из сотрудников, много лет проработавшего в нашей второй компании – «Аптечном бизнесе». Он, оказывается, принял решение поступать к нам на работу именно под впечатлением от одного из таких буклетов.

«Я начал работать в компании в апреле 2000 года, в Тверском представительстве, куда пришел менеджером по сбыту. Скажу несколько слов об этом событии. Дело в том, что в тот момент я делал выбор между “Аптечным бизнесом” и “С.”. Интересно, что человек, который убедил меня серьезно посмотреть на “Аптечный бизнес”, – диспетчер, принимавшая звонки от кандидатов. Кстати, в знаменитом “Дистрибьюторе” (это корпоративный учебник, написанный С. М. и довольно популярный на нашем рынке. – В. П.) этому вопросу уделено известное внимание, и не зря. А когда в офисе я читал наш знаменитый рекламный буклет (он у меня хранится до сих пор), то слова о корпоративном командном духе, фотография начальника юридического департамента Сергея Г., мощно рассекающего волны на байдарке с надписью “Аптечный бизнес”, и многое другое – просто не оставили “С.” никаких шансов».

Видимо, этот буклет был примером рекламной «удачи», кстати пришелся и «спортивный профиль» нашего юриста Сергея. Они были большими друзьями с Игорем, о котором я уже писала. Собственно, Игорь и привел Сергея в нашу компанию, когда мы выгнали наконец того юриста-алкоголика, который дирижировал хоровым пением в самолете на Красноярск. Спортивные достижения этой команды были довольно значительны – они становились чемпионами России, выигрывали первенства Европы. Команда позже поехала даже на Олимпийские игры в Сиднее, правда, без Игоря, который как раз ухитрился попасть в очень неприятную автокатастрофу и долго потом лечился. В рекламе мы часто, кстати, использовали этот образ – слаженно гребущей команды байдарочников. Их крупная фотография долго висела на почетном месте в нашем конференц-зале.

Та самая фотография, что висела в конференц-зале

У меня сохранились первые рекламные буклеты «Фармапомощи». Просматривая их, я убедилась, что они очень сильно отличаются от сегодняшних подобных презентационных материалов. В начале буклета, под портретами наших «боссов» (Валентина и Виталия), шли рассуждения о том, что мы очень честная и открытая компания, ничего о себе не скрываем и готовы всем всё показать. Дальше – графики, демонстрирующие наш бешеный рост продаж за четыре года, и карта России с отметками, в каких городах у нас есть клиенты (ну, это как раз и сейчас многие делают).

Динамика объема продаж группы фирм

Потом на две страницы мелким текстом шли рассуждения о том, как наша компания занимается маркетингом. Я, кажется, уже говорила, что в те годы большинство российских компаний полагало, что «маркетинг» – это такой способ обналичивать деньги, и настоящего маркетинга практически ни у кого не было. Поэтому мы своим «настоящим» маркетингом очень гордились и считали нужным его детально описать для всеобщего сведения. Затем шел список поставщиков на двух страницах – чтобы все видели, что мы работаем с солидными фирмами, в том числе с международными. Далее довольно подробно рассказывалось о том, как удобно клиентам пересылать свои заказы в электронной форме (тогда это было новое слово в бизнес-процессах, я к этому еще вернусь), и о том, как мы ухитряемся обслуживать клиентов в далеких городах (организуем им доставку товара на место). Четыре страницы (!) про перспективы, которые открываются перед рынком, если создать в регионах филиалы дистрибьюторской компании со складами, и о том, что мы умеем это делать. Рост количества наших филиалов по месяцам с 1995 по 1996 год (1–5–9–12 штук!!!), крупный портрет Елены Ивановны и сияющего Рудика, директора Калужского филиала. Тогда на рынке образование региональных филиалов было необычным и революционным подходом, вот мы и пытались представить его в выгодном свете.

Буклет, рассчитанный на поставщиков, был напечатан на двух языках (много международных компаний еще не имели тогда представительств в России, а даже если имели, то во главе стояло много экспатов, не говорящих по-русски). В этом буклете чуть ли не половина страниц была посвящена положительным отзывам о нашей фирме разных солидных людей, причем приводились их фотографии и полное название должности. Там присутствовали, например, отзыв главы администрации московского района Бутово, где у нас была аптека (я об этом подробно расскажу дальше), отзыв Е. Тельновой, которая впоследствии заняла очень видное место в системе Минздрава всей России, а тогда была Председателем фармкомитета Москвы, отзывы нескольких глав представительств международных компаний, с которыми у Виталия и Валентина были наилучшие отношения. В конце приводились выдержки из исследований нашего Аналитического центра с красивыми графиками.

Видно, что Виталий и Валентин изо всех сил старались создать у читателей буклета впечатление, что «Фармапомощь» – очень респектабельная фирма (хоть ей всего 5 лет от роду и то с натяжкой), известная многим уважаемым людям, в которой умеют говорить по-английски и развивают научные подходы к бизнесу.

Интересно, что эти буклеты мы печатали огромными тиражами, чуть ли не по 10 тысяч штук, и рассылали по всей стране. Теперь так уже не делают. Сейчас главный способ презентации компании – хороший и содержательный сайт в Интернете. Но тогда Интернетом в России пользовалось совсем немного людей, а среди наших клиентов не пользовался практически никто. Активно развивать свой сайт мы начали значительно позже, уже в нашей второй компании, когда это стало иметь прямой смысл в связи со значительным ростом количества интернет-пользователей в нашей стране.

В то время был популярен еще один способ себя рекламировать – участие в специализированных выставках. На этих выставках собирался весь рынок – это было место, где существовала возможность быстро организовать встречи с большим количеством поставщиков и клиентов и подписать сразу довольно много контрактов. В первых таких выставках мы активно участвовали. За это у нас отвечала моя тетка Евгения Николаевна, которая тогда, как мне кажется, еще продолжала числиться у себя в научном институте, но фактически уже очень много времени тратила на исполнение различных наших поручений. Вот ее рассказ:

«Первая выставка

К первой Фармацевтической выставке “Аптека-94” готовились трепетно. Выбран размер и местоположение стенда в Манеже. Оплачен договор о монтаже и аренда мебели (вешалка, полки, стол, стулья, стеклянные стеллажи). Поразила стоимость аренды стола и стульев – в магазине они стоили дешевле! Заранее готовились выставочный прайс-лист и настенные плакаты. Оформлять стенд и представлять на нем «Фармапомошь» было поручено мне (Е. Н.) и моей помощнице Инне.

Накануне выставки два вечера паковались коробки с отобранными медикаментами и печатались указатели фармпроизводителей и групп лекарств. Но тут случилось нечто ужасное, связанное с непревзойденной способностью С. М. бесконечно указывать пальцем на самое слабое место. Итак, за сутки до открытия выставки С. М. приходит вечером на фирму, чтобы оценить степень нашей подготовленности. В компьютерной комнате, где лежали теплые стопки переплетенных выставочных прайс-листов, послышался гневный голос С. М.: “Кто отвечал за текст прайс-листа?” Поручает вызвать из дома несчастного, расшить весь тираж, заменить один лист и снова переплести. И все это к утру! Что же произошло? Оказывается, пробегая по диагонали перечни лекарств, он обомлел, увидев, что в названии лекарства галоперидол пропущена буква “и”.

Наш стенд нам позволили вымыть и протереть до блеска вечером перед открытием выставки, а рано утром расставить лекарства с таблетками и повесить плакаты, искусственные цветы. За час до открытия нам привезли чай, кофе, посуду, закуски к коньяку, серебряные стаканчики к нему же (из запасов Е. Н.), которые в день закрытия утерялись! И самое волнительное – упаковки с переделанными прайс-листами. Выглядели мы хорошо. Стенд посетили и Апазов, и мадам Тельнова. (Великие люди на фармрынке. Апазов – бывший глава аптечного дела всего СССР, С Е. Тельновой мы еще встретимся в моем рассказе. – В. П.) Заведующие аптеками заходили побеседовать с нашим начальством. Мы сгорали от энтузиазма. “Все смешалось в доме Облонских”, – смеясь, заметила Инна.

Е. Н., в миру кандидат физматнаук и академик Нью-Йоркской Академии наук, не комплексуя, заваривала чай-кофе, подносила угощения гостям-аптекаршам, мыла и вытирала посуду и любезно отвечала на вопросы посетителей. Особенно трогательно вели себя бабушки, которые выпрашивали фирменные пакетики и одну таблеточку от приступа “хронической” болезни.

Рядом с нами, на смежном стенде расположилась наша дочерняя фирма, продававшая медтехнику. Там работали молодые джентльмены, и это соседство хорошо дополняло наш стенд “Фармапомощь”. Свои железки они обвили живой и искусственной зеленью. Часть стойки занимал аквариум с живописными растениями. В последний день выставки, где-то в полдень, слышу: “Женя, у нас беда!” Отзываюсь, что сейчас приду. “Но что случилось?” – “У нас исчезла Агафья!” Знаю, что женщины у них не работали. Захожу и вижу расстроенных молодых людей, безнадежно бороздящих сачком дно аквариума.

– Нашу малютку, плавающую черепашку Агафью украли!!! Она же погибнет!!

Однако территория выставки катастрофически пустела, все паковались и уезжали. Прощай, Агафья!

Первый опыт выставки был удачным. Мы собрали у посетителей стенда анкеты, которые дали пищу для анализа и планирования дальнейшей работы с аптеками».

Замечу, что со временем выставки становились все менее и менее популярны, потому что все участники рынка перезнакомились между собой, заключили долгосрочные контракты и уже не было необходимости собираться на такие общие мероприятия. Лет через пять мы перестали участвовать в выставках.

Возвращаясь к нашему рекламному отделу, должна сказать, что нам пришлось поменять огромное количество рекламщиков, пока к нам не попал этот самый Максим. Он действительно довольно хорошо понимал, что нам нужно, и вдобавок умел изложить наши общие рассуждения о бизнесе и рынке в коротком доходчивом рекламном тексте. В прошлом он, кажется, работал журналистом, но на предыдущей работе ему плохо платили, и он ушел к нам. Максим умел писать тексты, в том числе рекламные. Это, с моей точки зрения, гораздо труднее, чем писать, например, пространные воспоминания, как сейчас это делаю я. Текст должен быть коротким, ясным и очень запоминающимся – в этом главная трудность. Каждое слово важно, и не должно быть ни одного лишнего, потому что место для текста – платное и очень дорогое.

Мы с Максимом постоянно обсуждали наши рекламные тексты, часто ругались и не сходились во мнениях. Обычно наши разногласия были связаны с тем, что я считала «излишними стилистическими красотами в тексте». У меня склонность к более сухому стилю, – видимо, сказывается мое прошлое в роли научного работника и опыт написания научных статей. Поэтому я всегда старалась вычеркнуть в текстах Максима все, как мне казалось, излишне цветистые обороты, а он решительно сопротивлялся. Я злилась и говорила: «Вот же, черт возьми, имей после этого дело с творческим человеком!» А он злобно возражал: «В первый раз слышу, что “творческий человек” – это ругательство!» Однако сейчас я хорошо понимаю, что текстрайтер лучше его нам не попадался никогда.

При этом он довольно успешно выполнял и остальные функции, начиная с создания распроклятой «сувенирки» и заканчивая оформлением стендов на нескольких выставках, в которых мы участвовали. Кроме того, он действительно стал нашим семейным приятелем, я с ним много раз обсуждала личные проблемы, например будущую профессию моей старшей дочери Алены.

У моей дочери с детства были неплохие способности к рисованию, лепке, в общем, к так называемым «изящным искусствам». А Максим считал себя, так сказать, тоже причастным к этому миру – все-таки бывший журналист, текстрайтер. У него в семье тоже были, как выяснилось, журналисты и писатели, и дружбу он водил с какими-то художниками и т. д. И он очень сильно нажимал на меня, настаивая, чтобы я «не зарывала талант ребенка в землю» и дала ей возможность сначала учиться живописи, а потом, возможно, получить соответствующую профессию. Так сильно на меня в отношении моих детей не давил никто даже из родни. Я держалась твердо.

Собственно, против обучения живописи на любительском уровне я ничего не имела, но была категорически не согласна, чтобы Алена становилась профессиональной художницей. Мои аргументы были такими. Во-первых, эта профессия «плохо кормит» (см. пример самого Максима и его многочисленных приятелей), во-вторых, я против «богемного образа жизни», который неизбежно появится при такой профессии. Кроме всего прочего, сама Алена, человек с весьма твердым характером, не проявляла особого желания специализироваться в этой области и всегда относилась к «изящным искусствам» как к приятному хобби. В конце концов, после многочисленных дискуссий это и решило дело. Максим был вынужден признать, что девица с таким характером если захочет, то и сама заставит родителей дать ей «свободу заниматься искусством». Он сдался, но до конца нашего знакомства так и считал, что у меня на совести лежит преступление перед мировым искусством. Однако, по моим наблюдениям, Алена вполне довольна полученной ею «нехудожественной» профессией и только во время отпуска с удовольствием занимается рисованием и лепкой. А это значит, что я была права, и Аллах с ним, с мировым искусством.

К сожалению, сейчас я потеряла Максима из виду, потому что он уволился от нас в начале 2000-х годов и уехал за границу лечиться (у него был диабет). С его увольнением связана интересная история, которую я хочу рассказать.

С течением времени, пока продолжалось наше знакомство, я узнала, что у Максима, оказывается, отец был очень крупным комсомольским и партийным чином при советской власти. Точные его звания я сейчас перечислять не хочу, но из «Википедии» следует, что он всегда был как-то связан с деятельностью по идеологической части и, в частности, работал в редколлегии центральной газеты КПСС «Правда» (хотя после чехословацких событий, видимо, попал в опалу и был оттуда уволен). Вот и сын его стал журналистом, фактически пойдя по стопам отца. Так или иначе, в результате ему от советской власти досталась большая дача в самом престижном месте – на Рублевском шоссе. Она была приватизирована и потом перешла по наследству к его сыну Максиму. Сам дом, как я понимаю, был старым и не особенно шикарным, а вот участок был роскошный, чуть ли не гектар, и представлял собой значительную ценность, особенно в новые времена, когда на Рублевке возжелали поселиться очень богатые люди и цены на участки там сильно поднялись.

Как я уже говорила, бедняга Максим страдал тяжелой формой диабета, и по мере развития болезни работать ему становилось все труднее и труднее. В конце концов он пришел к идее продать этот участок и, если будет выручена действительно приличная сумма, бросить работу и жить на эти деньги. Тут и покупатель объявился – его соседкой по даче стала знаменитая сочинительница детективов, достаточно богатая женщина, которая вознамерилась расширить свой собственный участок за счет присоединения к нему соседского. И вот Максим отправился к ней договариваться о продаже. Его рассказ о том, как это происходило, представляется мне очень интересным. Я никогда не бывала в рублевских особняках, и мне показалось любопытным хотя бы краем глаза заглянуть в этот мир с помощью Максима.

Мадам назначила ему встречу на определенный час, пригласив к себе домой. В указанное время он подошел к воротам, позвонил. Через домофон, укрепленный на воротах, из дома поинтересовались: «Кто там?» Спустя минуту здоровенный охранник открыл ворота, сообщил, что хозяйка действительно ждет, и пригласил следовать за собой к дому. Они прошли через огромный хорошо ухоженный сад, где вдоль дорожек были расставлены разные статуи, присутствовала пара фонтанов и декоративных мостиков, а за отдельной загородкой располагалась российская имитация «японского сада». Я сама увлекаюсь садоводством, регулярно читаю разные «садоводческие» журнальчики и могу подтвердить, что таков обязательный «джентльменский набор» для любого приличного новорусского поместья.