Текст книги "Дети порубежья"

Правильно ли он поступил, спрятав близнецов от дознавателей? Ведь тогда он и ступил на дорогу, закончившуюся в этой камере. Боги карают по делам: он не предотвратил жертвоприношение – не разрушил алтарь, не услышал зова о помощи, даже не успел задержать убийц. Теперь он отвечает за чужие грехи, но так ли это несправедливо? Ведь в случившемся есть и его вина.

Старший дознаватель Реймон брезгливо смотрел на отчаянно щурящегося от света свечи узника – обросший седой щетиной грязный старик мало походил на подтянутого, хоть и немолодого графа, с которым он не так давно разговаривал в Виастро. Тому нельзя было дать больше пятидесяти, несмотря на белые виски и усталый взгляд, а этот в одночасье постарел лет на десять. Отец Реймон умел читать по лицам – от него не ускользнуло сомнение во взгляде Старниса. Сомнение, отчаянье и усталость – быть может, эту душу еще возможно спасти. Он бросил на Вэрда еще один короткий взгляд и приказал стражникам:

– Приведите его в зал истины.

Хейнар Справедливый – покровитель судей и палачей. В прежние времена одинаково почитали обе его ипостаси: старые статуи бога держат в одной руке каменную печать правосудия, а в другой – кнут. По мере смягчения законов кнут заменили на факел негасимой истины, но отцы-дознаватели понимали нововведения по своему. Статуя Хейнара в стенной нише в одной руке держала кнут, а в другой – факел. Право на печать жрецы оставили судьям – их интересовала истина, а не законы. Истина же для отца Реймона заключалась в том, что Вэрд Старнис погубил свою душу служением Ареду, но еще может спастись, если раскается и назовет своих сообщников.

В коридоре через каждые пять шагов горели факелы, глаза Вэрда успели заново привыкнуть к свету. Его привели в большую комнату с низким потолком, посадили на неудобный стул с высокой треугольной спинкой. Деревянные планки сразу же впились в плечи, мешая выпрямиться. Вэрд окинул помещение быстрым взглядом – «залом истины» отцы-дознаватели именовали пыточную. Дыба, крюки на потолке, веревки, большая бадья с водой, жаровня с угольями… о способе применения других затейливых приспособлений можно было только догадываться, но все они предназначались для одного и того же – постижения истины в понимании палачей.

Реймон пододвинул стул и сел напротив Вэрда. По пути в Сурем он избегал узника, жрецу нужно было время успокоиться, справиться с гневом и возмущением. Тогда он хотел убить Старниса на месте, лишив его даже призрачного шанса на очищение. Но сейчас дознаватель был готов сделать все, что в его силах, чтобы вырвать у Ареда эту грешную душу. Жрецы Хейнара считали, что Темному не нужны жертвы, ему нужны жертвователи. Погибший на алтаре Ареда становится мучеником, ему прощаются все грехи, и в посмертии он занимает место подле Творца. Но убийцы обрекают себя на вечную казнь в посмертии, и мучения обманутых им грешников радуют Проклятого куда сильнее, чем вечное блаженство погубленных во имя его праведников. Он сухо произнес:

– Вэрд Старнис, ты обвиняешься в намеренном введении в заблуждение дознавателей, пособничестве слугам Ареда и в служении ему же. Признаешь ли ты обвинения?

– Намеренное введение в заблуждение – да. Но не пособничество. Я не верил тогда, и не верю сейчас, что они служили Ареду.

– Они использовали силу Ареда, чтобы напасть на графа Виастро.

– Я не знаю, как они это сделали, они и сами не знали. Но Ллин погиб на дуэли, а Мэлина вы арестовали. Аред не помог ни одному, ни второму.

– Аред не помог и тебе. Это значит только, что Проклятый легко предает своих слуг.

– Того, кто убил графиню Клэру и Светлого Адана, он не предал. Убийца сейчас ищет новую жертву, а вы пытаетесь выбить признание из меня! Вы, Реймон, тем самым служите Ареду! Новые жертвы будут на вашей совести. А что до близнецов, – Вэрд опустил голову, – я не ожидал, что они убегут. В этом я действительно виноват. Но даже если это и была сила Ареда, они заплатили за нее сполна – Ллин мертв, Мэлин утратил разум. Справедливость обошлась без вашего участия.

– Это не справедливость. Это возмездие. Возмездие в руках богов, справедливость же осуществляют люди. Ты хотел спасти жизнь родичам своей жены, но не подумал, что их ждет в посмертии. Им придется дорого заплатить за твое ложное милосердие.

Вэрд устало посмотрел на дознавателя:

– Лучше бы вы спасали жизни, а не души, – он знал, что его ждет – ради спасения заблудшей души дознаватели ее из тела вытряхнут и наизнанку вывернут. Он не боялся – страх перегорел там, в пещере, у кровавого алтаря. Не было и надежды – он не верил, что Арно сумеет поймать убийцу. Осталось только горькая усталость – когда же это все закончится?

***

Рэйну разбудил стук. Девушка глянула в окно – солнце еще не взошло, только чуть просветлела узкая полоска на краю небосвода. Она накинула платье поверх ночной рубашки и открыла дверь. На пороге стоял секретарь Эльвина. Молодой человек смущенно откашлялся:

– Простите мое вторжение, госпожа Доннер, но не могли бы вы пройти со мной к графу?

– Он хочет меня видеть? – Быстро спросила Рэйна, сердце заколотилось в надежде на чудо.

Секретарь смутился еще сильнее:

– Я взял на себя смелость позвать вас. Понимаете, его светлость получил письмо из дома. Госпожа графиня… все очень плохо, – по-детски беспомощно закончил он свою путаную речь.

Рэйна быстро оделась, закрутила волосы в узел. По дороге она пыталась расспросить секретаря, что же случилось, но выяснила только, что в Инваносе случилась какая-то беда с женой Эльвина.

Граф узнал девушку по шагам, обернулся к ней:

– Как хорошо, что вы здесь.

Секретарь тихонько прикрыл за собой дверь, оставив их наедине. Пожалуй, оно и к лучшему, что графини Клэры больше нет. Его хозяин заслужил хоть немного счастья. Когда пройдет первое потрясение, он и сам это осознает. Если прислуга в замке молодую графиню не любила, то секретарь тихо ненавидел. Он помнил, так тяжело ранила Эльвина неприязнь жены в первые годы после несчастья, какой болью оплачено его нынешнее вежливое равнодушие к матери своих детей. Секретарь искренне любил молодого хозяина, считал его великим человеком, заслуживающим счастья, и молился за его благополучие. Семеро, наконец, ответили на молитвы, пусть и несколько неожиданным образом.

Рэйна грустно улыбнулась, хоть Эльвин и не мог увидеть ее улыбку:

– Я всегда буду рядом, я так решила, – она присела на подлокотник его кресла.

– Я получил письмо от дяди. Моя жена мертва. Вместе с ней убили жреца Эарнира, служившего в замке. Принесли в жертву Ареду.

Рэйна не сразу поверила – жертвы Ареду? Это что-то из прошлого, страшные сказки на ночь, пугать непослушных детей. Давно уже не приносят жертвы на алтарях Темного, да и самих-то алтарей не осталось. Она вспомнила портрет Саломэ Темной в галерее наместниц. Говорят, перед самой смертью она принесла в жертву молодого жреца Эарнира, надеялась выкупить его жизнью свою, но Аред не смог, или не захотел ей помочь. История повторяется…

– Кто это сделал? Они ведь поймали его?

Эльвин кивнул:

– Дознаватели арестовали Вэрда Старниса. Я знаю его с детства и не верю, что он способен на такое. И Арно не верит, он пытается найти настоящего убийцу, но боится опоздать.

– Старнис? Это ведь граф Виастро?

– Нет, он не граф. То есть, был графом, но потом титул перешел к старшему сыну. Будь он правящим графом, дознаватели бы не посмели выдвинуть обвинение! – Рэйна и представить не могла, что спокойный, всегда погруженный в себя Эльвин способен так гневаться. – Я пойду к наместнице! Хранитель прав, они делают с провинциями, что пожелают! Им легче казнить ни в чем неповинного человека и оставить Виастро на семилетнего мальчишку, чем найти настоящего преступника.

Попав в свиту наместницы, Рэйна держалась в стороне и от шумных увеселений, и от дворцовых сплетен, не говоря уже о борьбе за подачки – основного занятия придворных. Безземельные дворяне, включая ее дядюшку, кормились милостями наместницы и готовы были за эти милости перегрызть горло кому угодно. Продвижение по службе в канцеляриях и министерствах, место в свите ее величества, государственный пенсион – дядюшка мог обсуждать эти животрепещущие темы часами, Рэйна достаточно устала от этого живя в его доме, чтобы искать того же при дворе. Но даже будучи затворницей, она знала, кто может помочь в таком деле:

– Нужно идти к министру Чангу. Говорят, он всемогущ. Наместница позволяет ему все, как прежде Энрисса.

***

Министр государственного спокойствия был занят, графу Инваноса пришлось подождать в приемной, пока он освободится. Господин Чанг читал донесение своего человека из Квэ-Эро: корабли отплыли, эльфы так ничего и не предприняли, а в ночь перед отплытием на «Сильвану» с тщательными предосторожностями погрузили таинственные бочки. Что в них, прознатчику выяснить не удалось, но министр догадывался, и догадка привела его не в лучшее расположение духа.

Если герцог Квэ-Эро каким-то чудом узнал про неудачный опыт военачальника Тейвора двадцатилетней давности… Чанг отписал своему человеку, что именно нужно искать, и, отхлебнув остывший карнэ (он уже забыл, когда ему в последний раз удавалось выпить свой карнэ горячим) пригласил графа в кабинет.

Рэйна была готова, что ей вежливо предложат выйти вон, но Чанг любезно кивнул девушке, пока та помогала Эльвину сесть в кресло, и словно забыл о ее существовании. Впрочем, Рэйна не обольщалась – не позднее полудня министр будет знать и о ее прогулках с графом, и о разрыве помолвки с герцогом, если уже не знает.

Она быстро огляделась – про кабинет министра государственного спокойствия ходили разные слухи: и что прямо там, позади его стола, стоит дыба, обычно прикрытая белой простыней, и что Чанг пьет, чтобы заглушить голос совести, и весь пол уставлен пустыми бутылками, а кавднийский ковер на полу заляпан винными пятнами. Другие, впрочем, уверяли, что бурые пятна на ковре отнюдь не от вина. Не то, чтобы девушка верила в эти нелепицы, но действительность оказалась и вовсе прозаичной.

Просторная светлая комната, окна большие, прозрачные, не так уж сильно министр боится за свою жизнь, если сидит спиной к окну на первом этаже. Никакого ковра нет, янтарный паркет елочкой, добротный стол и кресла, несколько шкафов. Ни дыбы, ни пустых бутылок, вместо вина на столе наполовину пустая чашка с карнэ и гора бумаг. Никаких украшений, только на стене, напротив стола, портрет наместницы. Рэйне понадобилось некоторое время, чтобы понять, что изображенная на нем золотоволосая женщина – Энрисса, а не Саломэ.

Наместница, в простом белом платье, сидела в кресле, положив книгу на колени, в пол-оборота к зрителю. Небрежно заплетенная коса была перекинута через плечо, на губах играла теплая улыбка. Женщина на портрете казалось такой молодой и счастливой, неудивительно, что Рэйна едва не ошиблась. До сих пор ей доводилось видеть только поздние портреты Энриссы Златовласой, где строгая наместница взирала на мир усталым взглядом, опустив уголки губ.

– Прошу прощения за задержку, ваша светлость. Дело не терпело отлагательств. Я вас внимательно слушаю.

– Вчера я получил письмо от лорда Дарио. Отцы-дознаватели арестовали Вэрда Старниса и обвиняют его в убийстве моей жены и жреца Эарнира.

– Примите мои соболезнования, граф. Произошла трагедия. Понимаю ваше стремление поскорее вернуться домой, – между строк читалось: «ну и при чем тут я? Почему бы тебе не оставить меня в покое и не пойти собирать вещи?»

– Я собирался уехать сегодня, но теперь не могу. Старнис ни в чем не виноват. Его необходимо освободить!

Министр вздохнул, и медленно, внятно, словно разговаривал с ребенком, ответил:

– Ни в чем неповинного Старниса застали с ножом в руках над свежими трупами. Согласитесь, что у дознавателей были некоторые основания для ареста.

– Я уверен, что этому есть объяснение, – Эльвин не сдавался.

– Разумеется есть. Как насчет такого: ваш дядя, лорд Дарио, дал убежище пособнику Ареда, своему давнему другу, а тот, в «благодарность» убил его невестку и жреца. А есть и другой вариант: ваш дядя, тайный аредопоклонник, закрывал глаза на жертвоприношения в якобы заброшенной часовне, а то и сам принимал в них участие. А вовлек его в темный культ Вэрд Старнис. Возможно еще и третье, объясняющее, почему жертвой стала именно ваша жена, – Чанг выразительно кашлянул в сторону Рэйны, невольно сжавшей плечо Эльвина, – мне продолжать?

– Прекратите! Вы же знаете, что ни Вэрд, ни Арно никого не убивали!

Чанг согласился:

– Знаю. Я знаю так же, что только благодаря Старнису, уговорившему вашего порывистого дядюшку не делать глупостей, тот не поднял мятеж в вашей провинции.

– Жаль. Я бы его поддержал, – Эльвин выпрямился в кресле, сцепив руки так, что побелели костяшки пальцев.

– Тогда только к лучшему, что вас там не было, – любезно ответил Чанг. – Поймите, граф, – из голоса министра исчезла ироничная вежливость, – я рад был бы помочь. Вэрд Старнис хорошо управлял своими землями, защищал границы и вовремя платил налоги. То же самое делал его сын, и будет делать его внук. Но вытащить Старниса на этот раз – невозможно. Даже если доказать, что он не приносил жертвы Ареду, остается обвинение в пособничестве. Через год пересмотр дела, если бы на тот момент он был еще на свободе, а его племянников оправдали, жрецам пришлось бы отступить. Но до конца года его так или иначе сожгут. Я отправил своих людей в Инванос, в помощь Дарио. Если они успеют найти мерзавца, Старниса казнят за то, что он и в самом деле совершил. Насколько я понимаю, для него это будет большим облегчением.

Людей в Инванос Чанг отправил прежде всего следить за слишком горячим лордом Дарио, весьма удачно женившемся на дочери вождя самого большого варварского племени в тех краях. В случае мятежа лорда Арно ждал своевременный несчастный случай. Поиск настоящего убийцы не входил в число первостепенных задач господина министра. Он наверняка уже за границей, а чем больше варваров принесут в жертву кому угодно, хоть Ареду, хоть Семерым, хоть самому Творцу, тем лучше для империи. Если граф Эльвин и вправду так умен, как о нем говорят, он и сам поймет, что делают в Инваносе люди Чанга.

Эльвин подался вперед:

– Это все, что вы можете для него сделать?

– Нет, не все. Еще я напомню отцам-дознавателям, что законы империи запрещают применять пытки к лицам дворянского сословия без позволения наместницы иначе, чем в случае обвинения в государственной измене. В измене Старниса на этот раз не обвиняют. И прослежу, чтобы о моем напоминании не забыли. А на вашем месте, граф, я бы обратился к старшему дознавателю с просьбой о свидании. Скажите, что хотите воззвать к совести убийцы, убедить его раскаяться перед посмертием. Уверен, что вам не откажут. Окажите Старнису эту последнюю услугу, – на словах «последнюю услугу» Чанг сделал особое ударение.

Побледневший Эльвин на ощупь нашел руку Рэйны и поднялся:

– Я надеялся на большее, но если нет другого выхода, я воспользуюсь вашим советом.

Чанг проводил неожиданных посетителей долгим взглядом. Интересно, знает ли Хранитель, что у его невесты появился шанс стать графиней Инваноса, а не герцогиней Суэрсена? Можно только порадоваться за девочку – слепой мечтатель намного лучше зрячего убийцы.

Рэйна и Эльвин медленно шли по коридору. На середине пути граф неожиданно попросил:

– Пойдемте в сад, Рэйна. Я не хочу сейчас возвращаться к себе, отвечать на вопросы, диктовать письма. Расписываться в собственном бессилии. Чанг прав, остается только одно, но я не могу решиться. Наверное, я трус.

Только услышав его слова, девушка в ужасе осознала, о какой «последней услуге» говорил министр. Да, лучше так, чем сгореть заживо, но почему Чанг переложил эту тяжесть на Эльвина? Разум услужливо подсказал ответ: потому что никто не заподозрит безутешного вдовца, а про министра и без того рассказывают слишком много подобных историй.

***

Время в маленькой камере тянулось бесконечно медленно, в какой-то момент Вэрд перестал отмечать дни, все равно они ничем не отличались друг от друга. Его больше не выводили из камеры, даже в пыточную. Дознаватель приходил сам – стражник с трудом впихивал в крошечную каморку табурет, Реймон садился, ставил на пол фонарь. Их встречи давно уже превратились в ритуал: неизменный и бессмысленный, как и положено ритуалу. Порой Вэрд с тоской думал, что лучше бы его пытали. Он предпочел бы сражаться с собственной болью, чем снова и снова пытаться прошибить непоколебимую уверенность жреца.

Реймон по праву был старшим дознавателем Хейнара. Этот человек замечал мельчайшие пятна на чужой душе и выжигал каленым железом. Он словно взирал на мир сквозь искривленную призму: любая ошибка превращалась в злой умысел, недосмотр – в преступное легкомыслие, надежда – в трусость, любовь – в похоть, честь – в гордыню. После визитов Реймона старый граф чувствовал себя грязной тряпкой, брошенной нерадивой хозяйкой догнивать в углу.

Вэрд Старнис всегда знал, что должно и что не должно. Он не умел лгать себе: ему приходилось поступаться честью ради долга, но до сих пор бывшему графу Виастро удавалось сохранить чистую совесть. Он верил, что в любой ситуации делал все, что было в его силах.

Впервые его вера пошатнулась, когда близнецы напали на Вильена. Если бы он любил этих детей, быть может, они выросли бы людьми. Вторым ударом стал побег братьев – он должен был предвидеть и не допустить. Тогда Ллин остался бы жив, а Мэлин не потерял разум. Последним, сокрушительным ударом стало жертвоприношение в заброшенной часовне: не успел, не помешал, не спас.

Но Реймон успешно растаптывал последнее, что еще оставалось у Вэрда: слабую надежду, что если повторять достаточно долго – ему поверят. Он не хотел умирать с таким клеймом, не мог оставить подобное наследство детям и жене, и, самое главное – пока он здесь, в тюрьме, бьется о ледяную убежденность Реймона, где-то на свободе жрец Ареда подыскивает новую жертву. И Вэрд не мог не признать правоту дознавателя: эта жертва будет на его совести.

Но сегодня жрец, против обыкновения, не торопился спасать грешную душу узника. Старнис сидел на охапке соломы, прислонившись к стене: последнее время он старался пореже вставать – от сырости ломило суставы. Дознаватель поднял фонарь и вгляделся в лицо Вэрда, с сожалением:

– Я не понимаю вас, Старнис. Когда смотрю вам в глаза, я вижу, что вы раскаиваетесь. Вижу боль, тревогу, горечь. И я каждый раз надеюсь, что именно сегодня вы спасете свою душу. Но ваши слова так противоречат вашему взгляду, что я не знаю, как пробиться сквозь эту стену, – он поставил фонарь на пол, вздохнул и продолжил, – я устал бороться с вами. Наместнице Энриссе стоило быть в нашем ордене, если она убедила вас просить о помиловании. Я опускаю руки, пусть вас судит Хейнар. Мне оказалось не под силу вырвать семя Ареда из вашей души. Если бы я мог применить другие способы… но слуги Хейнара не в праве нарушать закон. Закон избавил от боли ваше тело, обрекая на вечную муку душу. Я передаю ваше дело исполнителям, сегодня наша последняя встреча. Через неделю вас ждет костер. Если вы хотите мне что-либо сказать – это ваш единственный шанс. Без искреннего раскаянья ни я, ни жрецы Келиана, не смогут отмолить ваши грехи.

Реймон замолчал, и ожидающе глянул на Вэрда, но тот, откашлявшись, упрямо качнул головой:

– Мне нечего сказать кроме того, что уже сказано. Я повторяю вам каждый раз, снова и снова – я виновен, но не в том, в чем меня обвиняют, раскаиваюсь, но не в той вине, что мне приписывают. Если этого недостаточно для очищения души – так тому и быть. В любом случае, мне не нужны посредники. Светлый Адан, тот жрец, что погиб на алтаре, вы его не застали в Виастро, но он служил в замке несколько лет, говорил, что Семеро сотворили этот мир, вложив в него свою силу. Они повсюду: книжник, перелистывая страницы и выводя слова на пергаменте, использует силу Аммерта, воин, защищающий границу, поднимает меч силой Лаара, целитель лечит силой Эарнира, судья выносит приговор силой Хейнара. Нет нужды искать богов под крышей храма, достаточно оглянуться по сторонам.

– Вы не только слуга Ареда, но еще и еретик. Жаль вдвойне. Прощайте.

***

Реймон сдержал слово – прошло шесть дней из отведенных узнику для примирения с богами семи, и никто так и не потревожил одиночества Старниса. После ухода дознавателя он опять начал отмечать дни. В окошко исправно пропихивали еду, но хлеб отдавал горечью – все напрасно. Можно было убить себя там, на месте. Но из последних сил Вэрд заставлял себя верить, что поступил правильно: они могут казнить его, но не оболгать. Ради этого стоит сгореть заживо.

Заскрипела дверь – стражник исправно смазывал петли маслом, но оно не помогало. Жалобные звуки издавало рассохшееся от сырости дерево. Вэрд медленно поднялся – неужели он ошибся в подсчетах? Но нет, стражник бережно придерживал неожиданного посетителя под локоть, оставив светильник на пороге камеры:

– Осторожно, ваша милость, тут приступочка. Вот так.

Вэрд сощурился, пытаясь разглядеть лицо вошедшего – фигура показалась ему знакомой, но долго гадать не пришлось, гость высвободил руку и негромко сказал охраннику:

– Оставьте нас наедине. Я постучу в дверь.

– Так, ваша светлость, он ведь не прикованный. Может я тут, у стеночки постою? – Одно дело оставлять наедине с узником отца-дознавателя, что в одиночку медведя завалит, а совсем другое – слепого графа. Случись что, найдется кому с охранника шкуру снять, и не посмотрят, что слуга Хейнара.

– Лучше не стоит, – спокойно возразил Эльвин, и стражнику оставалось только повиноваться.

Но он остановился у самой двери, готовый влететь камеру при первом же подозрительном звуке. Стражник прослужил в этом подземелье достаточно долго, чтобы не доверять внешней безобидности. Больше всего проблем обычно как раз от таких вот спокойных узников.

Он вспомнил купца, смиренно принявшего свой приговор, но задушившего жену, пришедшую на последнее свидание. Боялся, что оставшись вдовой, она выйдет замуж второй раз и оставит их детей без гроша. А так и деньги и сирот забрали его родители. Купец уже не узнал, что его отец пустил внуков по миру, передав все деньги любимому старшему сыну от первого брака.

– Здравствуй, Эльвин. Я не знал, что ты все еще в Суреме. Прими мои соболезнования, – Вэрд знал, что брак Эльвина и Клэры был далек от воспетого поэтами идеала, но не сомневался, что молодой граф тяжело перенес смерть жены.

– Вы ведь видели их. Я должен знать, как это случилось. Арно мне ничего не скажет.

– Не надо, Эльвин. Лучше не надо. Ты все равно ничего не изменишь.

– Если бы я взял ее с собой!

– Самое страшное, это жить твердя каждый миг: «если бы».

Эльвин помолчал:

– Это еще не все. Я встретил девушку, здесь, при дворе. Мы любим друг друга. И я думал, я повторял себе: если бы я был свободен. И в этот самый миг она умирала там, на алтаре, – Эльвин замолчал, ругая себя за слабость. Он не для того сюда пришел, чтобы исповедоваться смертнику. Словно Старнису не хватает своей боли. Но услышав знакомый с детства голос графа, Эльвин не смог удержаться. Ему нужно было выговориться.

Вэрд улыбнулся давнему воспоминанию:

– Я встретил Риэсту при дворе. И ни разу за двадцать лет не пожалел об этой встрече. Не пытайся взвалить на себя больше, чем в силах унести, Эльвин. Ты не мог спасти Клэру. Все, что между вами было и чего не было, в чем ты себя сейчас винишь, не изменят главного – ты не мог ей помочь. И поверь мне, жизнь не заканчивается на этом, – Вэрд знал, о чем говорит, – если ты чего-то не сумел, то сделай что-нибудь другое. Не дал счастья Клэре, сделай счастливой эту девушку. Не спас одного человека, спаси другого. Иначе к первой жертве прибавится вторая, и никому от этого не станет легче.

Эльвин почувствовал, что его отпустило, впервые за эти беспросветные даже для слепца дни. Станет ли Клэра счастливей, если Рэйна будет несчастна? Нет. Вернется ли к жизни жрец, если он прекратит борьбу за прививки, и люди будут умирать от черной потницы? Тоже нет. Он пришел помочь Старнису, а получилось, что это Вэрд помог ему. Эльвин осторожно шагнул вперед, протянув руку:

– Я пытался добиться, чтобы вас оправдали. Но Чанг отказался помочь. Вместо этого он отправил людей в Инванос, искать преступника вместе с Арно.

– Тебе нужно как можно быстрее вернуться домой, – встревожился Вэрд, – если Арно…

– Я знаю и не позволю ему. Но я не мог уехать не попрощавшись, – его рука нащупала пальцы Вэрда, – я пришел пожелать вам спокойного сна, – в ладонь узника лег конвертик из пергаментной бумаги. – И знайте, с людьми Чанга, или без них, но мы с Арно найдем мерзавца. Даже если мне понадобится потратить на это всю жизнь. Найдем и заставим во всем признаться, кем бы он ни был.

Вэрд зажал подарок в кулак, не зная, что сказать. Он понимал, как дорого далось Эльвину это решение. Мальчик не воевал, ему никогда раньше не доводилось убивать.

– Спасибо, Эльвин. Хорошо, что ты пришел. С Арно я простился в Инваносе, а вот с Риэстой… передай ей, что это были лучшие двадцать лет в моей жизни. И что я люблю ее. Она, должно быть, и сама знает, но я никогда ей этого не говорил раньше. Как-то не приходилось к слову. Когда она получила развод, сразу предложил выйти замуж, она согласилась. А о любви не говорили.

Эльвин кивнул:

– Прощайте, граф. И ни о чем не беспокойтесь, – он постучал в дверь, стражник пробурчал себе что-то под нос, облегченно, и помог слепцу выйти в коридор:

– Что, ваша светлость, все напрасно? Не хочет каяться? Оно и не удивительно, отец Реймон с ним часами беседовал, уговаривал, а все без толку. Погряз во тьме, потому что, такого уже не спасешь. Аредово семя в нем корни пустило. Завтра с утречка жечь начнут, вот тогда поймет, на что себя обрек, упрямствуя. Да только поздно будет, – Эльвин рассеянно кивал, не слушая. Завтра утром его уже не будет в Суреме. Они с Рэйной отправятся домой.

Оставшись один, Вэрд осторожно поднес к лицу подарок Эльвина. Ноздри защекотал сладкий пряный аромат. Он сразу узнал его – измельченный корень ареники. Из ягод ареники делали самые стойкие красные чернила, из свежих листьев изготовляли примочки, высохшие – измельчали и добавляли в воду при купании, хорошо помогало от зуда, корень растирали в порошок и по чуть-чуть добавляли в горячее вино.

Одной щепотки хватало, чтобы расслабиться, забыть о дневных заботах, двух – избавиться от головной боли, трех – побороть самую злостную бессонницу. От четырех можно было проспать два дня, а того, что лежало в маленьком пакетике, было достаточно, чтобы уснуть и не проснуться. Корень ареники мог бы стать идеальным ядом – человек погружался в приятную дрему, а сердце постепенно замедляло свой ход, до полной остановки. Но целители Эарнира умели находить след снадобья в крови покойника, потому корень использовали либо самоубийцы, либо глупые убийцы.

Но Вэрду нечего было бояться – никто не удивится, что человек его возраста умер во сне, после всего, что ему довелось вынести за последнее время. Реймон, даже если и догадается, не станет проверять. Покойника все равно не оживить, чтобы казнить по всем правилам. Тело сожгут и развеют пеплом. Риэсте придется поставить плиту на семейном кладбище над пустой могилой. Увы, изменнику позволят лечь в землю рядом с предками, а еретику отказывают и в этом последнем утешении.

Вэрд пододвинул к себе поближе кружку, развернул бумагу и высыпал сладкий порошок на язык. Отпил воды, проглотил, потом выпил кружку до дна, смывая приторную сладость. Пока не закружилась голова, подошел к выгребной яме, кинул бумажку вниз, вернулся на свою солому. Веки в одночасье стали неподъемными, он, не пытаясь сопротивляться, закрыл глаза. После корня ареники снились только хорошие сны.