Текст книги "Дети порубежья"

36

Министр Чанг обладал одной весьма неприятной особенностью – он никогда не ошибался. За это его побаивались подчиненные, ненавидели соперники, недолюбливали окружающие и не выносили женщины. Трудно иметь дело с человеком, который всегда оказывается прав, чужая безупречность раздражает, не важно, в чем она выражается: одежде, речах или суждениях. Господин Чанг был безупречен во всем – он следовал моде, ухитряясь при этом проявлять тонкий вкус, был приятным собеседником для любого, вступившего с ним в разговор по своей воле, и задавал только те вопросы, на которые заранее знал ответ.

Многие мечтали подловить всесильного министра на промашке, но, пожалуй, никто так не желал научиться ошибаться, как сам господин Чанг. К сожалению, и на этот раз он оказался прав. Министр перечитал донесение из Квэ-Эро и отложил бумагу в сторону, откинулся на спинку кресла. Наместница на портрете смотрела на него с привычным сочувствием. Чанг покачал головой:

– А ведь это ваша вина, ваше величество. Как вы могли довериться Тейвору?

Но нарисованная Энрисса ничего не ответила, и министр пододвинул к себе чернильницу – придется ехать в Квэ-Эро самому, причем заручиться у наместницы большими полномочиями, чем подразумевала даже его должность. Если бы военачальник Тейвор в свое время принял меры, его люди не разбежались бы по всей империи! А теперь герцогу Квэ-Эро на блюде преподнесли страшное оружие, и он не преминет им воспользоваться.

Чанг признавал за людьми право на разумную предосторожность, но тонкую грань, отделяющую таковую от государственной измены, он будет определять сам. И с его точки зрения герцог эту грань перешел. Увы, будет весьма сложно доказать это в суде – огненный порошок даже не внесли в список запрещенных механизмов, поскольку, во-первых, он механизмом не являлся, а во-вторых, не существовал. Да и бомбарды Энрисса запретила строить только военачальнику Тейвору, общего запрета не издали, дело быстро замяли. Тейвору было не с руки вспоминать о своем позоре, а у наместницы нашлось, чем заняться и без того, чтобы отслеживать последствия неудавшегося опыта.

До того, как Чангу стало известно о бочках, погруженных на «Сильвану», он надеялся, что эльфы сами позаботятся о молодом герцоге, раз уж это в их интересах, но теперь он сомневался, что бессмертным это окажется по силам. А все, что оказывалось не по силам эльфам, вскорости взваливалось на наместницу. Придется поделиться с Саломэ головной болью, словно ей было мало недавнего бунта! Последнее время Чанг сочувствовал наместнице – он видел, как тяжело ей приходится. Саломэ Светлая не могла и не хотела стать Энриссой Златовласой, но была вынуждена пытаться.

Наместницу он нашел в музыкальном салоне. Дамы развлекали ее величество музыкой: госпожа Бертран, первая после наместницы красавица двора старательно предъявляла свою красоту подпирающим стену кавалерам. Кружевные манжеты обнажили молочно-белые тонкие запястья. Изящные пальцы с подкрашенными хной ногтями перебирали струны арфы. Голову прелестница вдохновенно склонила таким образом, чтобы наиболее выгодно подчеркнуть точеный профиль. К несчастью, вид госпожи Бертран, склонившейся над арфой услаждал взор в куда большей степени, чем ее игра услаждала слух.

Чанг прошел вперед, ухитрившись не наступить на расправленные юбки дам, занявшие все свободное место, и наклонился к уху наместницы, не сомневаясь, что даже его, не слишком мелодичный голос, покажется Саломэ в этот миг желанным избавлением от музыкальной пытки:

– Ваше величество, мне необходимо переговорить с вами.

– О, да, разумеется. Госпожа Бертран, продолжайте играть, не лишайте ради меня собравшихся удовольствия, – Саломэ торопливо последовала за министром в свой кабинет.

Чанг подождал, пока Саломэ сядет в кресло, и положил перед ней указ. Наместница прочитала бумагу, потом перечитала, раз, другой, третий, словно не веря своим глазам:

– Но вы же сами утверждали, что герцога Квэ-Эро нельзя трогать!

– Обстоятельства изменились. К тому же, это всего лишь мера предосторожности. Надеюсь, до этого не дойдет.

– А если дойдет? Вы пугали меня еще одним восстанием!

– Если дойдет, придется заменить его человеком, которого южане примут.

– Кем же это? У вас и для Квэ-Эро найдется управитель, как для Виастро?

– Придется изучить ситуацию на месте. У предыдущего герцога было девять сестер, если найти кого-нибудь из его племянников и снова передать власть по женской линии, народ не будет возмущаться.

Но Чанг вовсе не испытывал той уверенности, с которой говорил. Корвина в народе считали сыном казненного герцога, а у сына права на власть больше, чем у самого близкого родича. Да и как выбирать? Все эти племянники дети графов и герцогов, попробуй потом объясни тем, кто останется с носом, почему выбрали сына соседа. Но свои сомнения министр оставил при себе, а наместница, поколебавшись, все-таки подписала указ.

– Когда вы уезжаете?

– Сегодня же. Я напишу вам из Квэ-Эро.

***

В Доме Феникса царило унынье. Слухи расползались быстро, хотя отряд еще не вернулся из похода. Послушники тенями пробирались по коридорам, стараясь не попадаться на глаза мрачным ученикам и оставшимся магистрам. Поговаривали разное: кто-то утверждал, что всех распустят по домам, другие испуганным шепотом делились страшными подозрениями – теперь, когда магистров осталось всего пятеро, силу ордена возродит только большое жертвоприношение. Быть жертвой никому не хотелось, даже во благо ордена Дейкар, и лишившиеся присмотра послушники разбегались. Остались самые наивные, твердо верившие, что все наладится, и сироты, которым некуда было идти.

Уцелевшие магистры собрались в зале совета. Огромное помещение сегодня как никогда казалось насмешкой – эти стены могли вместить сотню магистров, но их было всего восемь, а за какие-то двадцать лет стало почти вдвое меньше. Таких потерь орден не знал со времен безрассудной атаки против Ареда, когда рикошет от удара по солнечной ловушке уничтожил большую часть магистров и почти всех учеников. Дейкар так никогда и не оправились от того поражения, но сумели сохранить орден. Теперь же…

Карт, бывший еще не так давно третьим по старшинству, а теперь – старейший магистр ордена, криво усмехнувшись, занял кресло верховного магистра. Первым и последним верховным магистром ордена Дейкар был его основатель Канверн, но после его перерождения это кресло традиционно занимал старейший по возрасту. Почетное место не давало власти – все магистры были равны, каждый из них нес в себе равную часть души и силы Канверна-Открывателя, но обычно, чем старше был магистр, тем лучше он с этой силой управлялся, тем больше пользы приносил ордену.

Поэтому для перерождения выбирали молодых и неопытных магистров. Так было раньше, но теперь у молодых магов большинство голосов – трое против двух, и Карт не сомневался, кто взойдет на костер в следующий раз.

На этот раз он не ограничился усмешкой, а издал короткий нервный смешок – нашел, о чем думать! До перерождения почти три сотни лет, а орден рассыпается у него на глазах. Они слишком долго жили, всесильные магистры Дейкар. Слишком привыкли думать о будущем, и вот теперь некому позаботиться о настоящем! Проклятье Эратоса… Ир все-таки ошибся, и проклятье сработало, как жаль, что высокомерный осел не видит последствий своего упрямства!

Да проклятье ли это? Они ведь сами уничтожают себя, без посторонней помощи. Ради эльфов Ир убил Арниума, Арниум, защищаясь, убил Ира… и ни один, ни второй не позаботился передать силу ученикам. У Ира и ученика-то не было, не принимать же всерьез этого безумного мальчишку, чудом избежавшего казни! А если все же… Сердце магистра забилось чаще: если Ир все-таки успел передать силу? Тогда мальчишка – магистр. Опыт и умения старейшего из Дейкар не восполнить, но хотя бы его сила останется в ордене, теперь, на пороге свершения пророчества, им понадобится все, что можно собрать, любые крохи.

Тогда их будет шестеро, три на три, по возрасту мальчику самое место с молодыми, но Ир был из Дома Знания, как и сам Карт, если перетянуть Мэлина на свою сторону, убедить, что знание важнее клинка, опыт важнее силы, то следующее голосование завершится жребием. А один шанс из шести куда лучше верного приговора. Впрочем, в глубине души Карт сомневался, что через три сотни лет еще будет кого перерождать.

Карт вскочил с кресла и в нетерпении зашагал по залу – отряд, ушедший с Иром, еще не вернулся, магистр клинка связался с ним через кристалл, коротко рассказал, что Ир и Арниум погибли в поединке, эльфы в трауре по сгоревшим деревьям, но удовлетворены исходом. Войны не будет, между орденом Дейкар и Филестом снова мир. Но голос коллеги не оставлял сомнений в том, что он думает – эту мысль разделяли и все уцелевшие магистры. Еще один такой мир, и война уже не понадобится.

Сила Арниума пропала бесследно, его ученик оставался в Суреме, но Ир ведь зачем-то взял с собой этого мальчишку! Новый магистр – это то, что им сейчас необходимо. Мальчик станет символом – еще не все потеряно, орден Дейкар, как мифическая птица, в чью честь названа их резиденция, восстанет из пепла. Толку, правда, от этого полубезумного щенка, помимо символичного, и на ломаный медяк не наберется. Ну да и ладно, лишь бы не мешал. А там видно будет, вернется ли к нему разум и под чьим чутким руководством.

Карт понятия не имел, что из себя представляет мальчишка – не удосужился глянуть, пока Ир с ним возился. Знал только, что парень не в себе, но предпочитал не вникать в дела Ира, так как магистр недолюбливал слишком любопытных коллег. Арниум, тот был другой, всем бочкам затычка, а Карт предпочитал наблюдать с безопасного расстояния, следуя примеру белых ведьм. Вот уж воистину, женская мудрость! Белые сестры ни во что не вмешиваются, стоят скромно в стороне, но и своего не упустят, и чужое прихватят. Недаром они единственные уцелели из семи изначальных магических орденов.

Карт еще помнил все семь… Маги Лаара, бога войны, орденом были только по названию, одиночки по самой природе, да и мало было их, Лаар силой делился скупо, берег для решающей битвы с Аредом. Этот орден исчез первым, подлинных магов там не осталось, а глупцы-ученики, посчитавшие себя равными наставникам, погибли в боях.

Маги Аммерта, бога знания, оказались мудрее всех, (кроме, разумеется, белых сестер) распустили свой орден сами, присоединившись к жрецам. Они до сих пор отыскивают мальчиков, способных воспринять силу Аммерта и передают им свое наследие. Ордена нет, а маги есть. Хранитель дворцовой библиотеки обычно маг, но нынешнего угораздило родиться Аэллином, большего простому смертному не снести.

Золотые держались долго, думали, что Хейнар, связанный законом, не сможет учинить несправедливость и не ополчится против своих учеников. Для законников они проявили непростительную наивность. А ордену Дейкар пришлось иметь дело с их наследием – золотые маги успели защитить наместницу сильнейшими заклятьями. С тех пор любое магическое действие, направленное на правительницу империи, отражалось на заклинателя. Если бы не их предусмотрительность, с Энриссой справились бы куда как проще.

Навио запер своих учеников в пространстве, заманив в портал. Говорят, они до сих пор блуждают там, в вечной темноте, в поисках выхода, и будут блуждать до конца времен. Уж на что печальная судьба ожидала магов в посмертии, убить было бы милосерднее.

Что случилось с магами времени не знали ни Дейкар, ни белые ведьмы. В один день они исчезли с лица земли, и больше не объявились. Все их сокровища остались в пустой резиденции – рукописи, амулеты, механизмы из подземных городов Ареда, странные вещи, о чьем предназначении можно было только гадать, записи утверждали, что их достали из будущего. Впрочем, изучить наследие магов времени не удалось. В один миг все, что оставалось в здании, покрылось гнилью и рассыпалось в прах. Эдаа-Время – самый беспощадный из богов.

Дольше всех выстояли маги Келиана, достойные ученики бога смерти. Они лучше прочих знали, как избегать ее объятий, но люди отказались платить за чужое бессмертие. В ход пошли колья, огонь и серебро, крови пролилось много, но в конце концов магов перебили. Если, конечно, не верить слухам о сомнительном происхождении герцогов Ойстахэ…

И только белые ведьмы, орден Алеон, оказались мудрее всех. Они не сражались в войне богов и магов, припали к стопам Эарнира с мольбой пощадить их слабую женскую природу и позволить не участвовать в битве. Милосердный бог и природу пощадил, и силу оставил, мол, все равно прекрасносердечные девы служат жизни и плодородию. Девы и впрямь служили – самим себе, и больше никому.

Карт брезгливо поморщился – вот уж у кого будет праздник, так это у стервы Иланы. Он не знал, как Ир сумел договориться с ведьмами, но никогда не верил в прочность этого договора. Многовековую вражду не забывают в одно мгновение. Хотя, что им сейчас делить, на пороге пришествия Темного?

Магистр повторил про себя пророчество: Саломэ Тринадцатая, дочь мага войны и белой ведьмы, станет последней наместницей и второй королевой, и родит сына, в котором воплотится Проклятый. Они посадили на Саломэ на трон, они создавали для нее магические иллюзии, чтобы девочка уверилась в своей избранности и не вздумала пойти иным путем. Но чего стоит пророчество, если оно не может позаботиться о себе без посторонней помощи? Карт с самого начала был против вмешательства: если Саломэ суждено привести в мир Проклятого, она справится с этим сама, но Ир настоял, и теперь Карт должен разгребать его наследие.

Магистр знал, что орден Дейкар существует ради единственной цели – сразиться с Аредом и уничтожить его, для этого Семеро, простив дерзость смертных, даровали Дейкар силу, ради этого огненные маги жили и умирали, восходили на костер и перерождались в пламени. Карт знал, но всеми силами души желал избежать предназначения.

Он любил спокойную, размеренную жизнь в Доме Феникса, кропотливые изыскания, шершавый пергамент старинных книг, восторженные глаза мальчиков-послушников, впервые сложивших из букв слово. Теплое вино с пряностями и медом, мягкая постель, иногда, раз в месяц, не чаще, девушка, чтобы эту постель согреть, каждый раз новая, заточенное особым способом перо, гладко скользящее по бумаге.

Он достаточно долго прожил, чтобы научиться ценить жизнь, осознать, что она состоит из дорогих сердцу и телу мелочей. Магистр Карт, ныне и навечно старейший маг ордена Дейкар, не хотел сражаться с Проклятым, даже если тот и впрямь вернется, но понимал, что у него нет выбора. Семеро не простят своим слугам предательства.

Шум во дворе вывел магистра из задумчивости. Он торопливо подошел к окну – вернулись! Наконец-то! Воины разошлись на отдых, а магистры клинка прошли в зал совета. Карт рассматривал юношу, стоявшего посреди зала. Среднего роста, но из-за узкой кости кажется выше, чем есть на самом деле, персиковая кожа, как у всех Аэллинов, а глаза неожиданно оказались синими. И выражение этих синих глаз ох как не понравилось Карту – так смотрят умудренные опытом старцы, а не безумные юнцы. Во взгляде юноши читалась спокойная уверенность, приправленная заметной долей горечи.

Разглядев Мэлина как следует, Карт уже начал сомневаться, нужен ли ордену такой магистр. Безумец подошел бы им больше, кто из магистров Дейкар мог, не покривив душой, сказать, что сохранил здравый рассудок? Разве что покойный Эратос, этот знал, что делал, но ему и было-то всего три сотни лет. Несмотря на все свое могущество, огненные маги оставались людьми, а люди плохо приспособлены для бессмертия.

Магистр не стал тратить время на долгие предисловия:

– Досточтимые коллеги, наши потери велики, но Дейкар будут исполнять свой долг, пока жив хоть один магистр. По счастливой случайности, рядом с Иром в момент его смерти был ученик. Мэлин, – он обратился к юноше, – Ир успел передать тебе силу?

Карт старательно прятал беспокойство. Ему, последнему из дома Знания, приходится задавать подобные вопросы! Да с любым другим учеником ему хватило бы одного взгляда, чтобы понять, но этот мальчишка оказался непроницаемым. С одинаковым успехом он мог как унаследовать силу Ира, так и оказаться пустышкой. Карт почувствовал, как болезненно заныли сведенные судорогой плечи – чем дальше, тем больший страх ему внушал этот странный юноша.

– Да, – короткий, бесстрастный ответ. И словно невидимая рука раздвинула завесу – Карт увидел облако силы, окутавшее Мэлина.

Гарпион, один из магистров клинка, с облегчением выдохнул:

– Хоть что-то хорошее. Жаль, что Арниум не догадался прихватить с собой ученика, раз уж ему так понадобилось жечь эльфийский лес.

– Увы, ничего не поделаешь, – грустно подтвердил Карт, – сила магистра Арниума навеки утрачена для ордена.

– Вы ошибаетесь, – коротко поправил его Мэлин, – Арниум передал свою силу мне.

– Каким образом?! Ир убил Арниума, с чего бы ему отдавать силу ученику своего убийцы? – Карт сомневался, что на пороге смерти старого развратника охватило раскаянье, и он пожелал сохранить силу для ордена.

– Ир умер первым, – все также сухо пояснил Мэлин, бесстрастно глядя на магистров, – Арниума убил я. Он не возражал.

И снова Карт испытал огромный соблазн выгнать странного мальчишку прочь, плюнув на силу, лишь бы не слышать этот бесстрастный голос, от которого стынет кровь в жилах. Он украдкой обвел взглядом коллег – магистры клинка – воины, они никогда не откажутся от могущества из-за смутных предчувствий. Ему не позволят ослабить орден. Глупцы!

Мэлин пугал его, и Карт понимал, что должен спрятать свой страх, иначе он никогда не сумеет накинуть узду на нового магистра. Он откашлялся и собрался заговорить, но судорожно глотнул, перехватив взгляд юноши – в синих глазах ясно читалось понимание – я знаю, что ты меня боишься. Карт снова кашлянул и выступил вперед:

– Ну что ж: Арниум предал нас, но в последний миг раскаялся и вернул ордену то, что ему принадлежало. Жаль, что прозрение пришло к нему столь поздно, но лучше поздно, чем никогда. В любом случае, юноша, ваше деяние послужило благу ордена Дейкар – предателей должно наказывать. Вы станете достойным наследником своего учителя.

Мэлин покачал головой:

– Магистр Ир хотел, чтобы я занял его место, и я был готов исполнить его волю. Но после того, что видел, я сомневаюсь, что мне по пути с Дейкар.

– Ученик, унаследовавший силу от учителя, становится магистром, – с некоторым удивлением разъяснил Карт.

Он не понимал, что хочет сказать этот странный молодой человек. Он не хочет быть магом Дейкар? Это легко устроить, внеочередное перерождение решит проблему, желающих занять его место будет предостаточно, даже сейчас, когда послушники разбегаются со двора, но Карт сомневался, что бывшего ученика Ира устроит подобное предложение.

– Вы можете считать меня магистром, если хотите, но мне нужно время, чтобы разобраться и все обдумать. Я обязуюсь не использовать вашу силу во вред вам, но вы не можете заставить меня служить ордену, – Мэлин смотрел на магистров, словно не понимая, что бросает вызов все еще самой могущественной силе обитаемого мира.

Гарпион вмешался в разговор, не скрывая раздражения:

– Что за бред? Ир распустил вас, юноша, вне пределов разумного. Сила сама по себе еще не делает вас магистром и не избавляет от необходимости слушать старших.

Карт был готов схватиться за голову – эти тупоголовые воины слышат хоть кого-нибудь, кроме себя самих? Только что мальчишка заявил, что убил Арниума, а старик был способен развеять собравшихся здесь почтенных коллег по ветру и не запыхаться. «Возражал» Арниум или нет, ситуацию не меняет – он мертв, а его убийца жив, здоров и переполнен магией. И магистр был готов поклясться, что бурлящая в юноше сила имеет весьма отдаленное сходство с даром Канверна-Открывателя.

Неожиданная догадка заставила его вздрогнуть – свободный маг, ожившая легенда, многовековая мечта Ира. Он и в этом добился своего, но слишком поздно, не успел воспользоваться. А у них и подавно не получится. Нет уж, магистр Карт не считал зазорным учиться у врагов, он решил прибегнуть к проверенной веками мудрости белых сестер: ожидание способно принести победу с меньшими потерями, чем битва. Сейчас он успокоит разбушевавшегося Гарпиона, и пусть Мэлин идет своей дорогой, чем дальше от Дейкар, тем лучше. Но его вмешательство не понадобилось.

Гарпион внезапно побелел и вцепившись пальцами в застежку плаща, пытался расстегнуть его, с хрипом сражаясь за каждый вдох. Мэлин стоял, не шевелясь, и внимательно смотрел на задыхающегося магистра, пока Гарпион без сил не рухнул на пол, так и не справившись с фибулой.

– Ир говорил мне, что в битве силы и опыта всегда побеждает опыт. Ир ошибался.

«Ир был прав, – подумал Карт, без всякого сожаления посмотрев на затихшего Гарпиона, – но кто мог знать, что ты так быстро наберешься опыта, мальчик!» Оставалось только сохранить видимость доброй воли:

– Почтенные коллеги, как правильно заметил Гарпион, магистр Мэлин еще очень молод. Он только что потерял учителя, а перед этим – брата. Разумеется, ему нужно время придти в себя, справиться со скорбью. Нам некуда торопиться. Мы будем ждать вашего возвращения в Дом Феникса, уважаемый коллега.

***

Месть. Арниум умер ради мести, а вместе с ним погиб Ир. Мэлин стоял в кабинете учителя, рассеянно перебирал бумаги, оставшиеся на столе, к ним никто не посмел притронуться. Большая мрачная комната, узкие окна с частыми свинцовыми переплетами, стекла в мелких ячейках настолько чистые, словно их там и вовсе нет. Вдоль стен широкие полки из черного дуба, на них в строгом порядке расставлены книги в тяжелых переплетах. Ир мог работать только в привычной обстановке, он самолично обучал служанку, как прибираться в его кабинете.

Взгляд Мэлина скользил по заголовкам. Таких книг он не найдет нигде, даже в дворцовой библиотеке. Знания, заклинания, амулеты, магические составы… Все это теперь принадлежало ему, но юноша не спешил унаследовать эти богатства. Он по-прежнему считал, что обязан Иру жизнью и здравым рассудком, хотя и понимал, что у мага были свои резоны вырвать из рук дознавателей несчастного безумца. Но стоит ли это обязательство той платы, что хотел от него Ир? И какой из его долгов важнее?

Юноша сел в кресло, откинулся на спинку, прикрыл глаза. Он всегда знал, чего хочет Ллин – какая разница, жив брат или мертв, если Мэлин знает, что бы сделал его близнец, будь он рядом. Воля брата была единственным законом для Мэлина. Он не умел желать ничего иного. Ллин жаждал мести, но хотел ли этого Мэлин? Отплатить за боль, одиночество, страх, беспомощность? Он снова и снова задавался этим вопросом.

Иногда Мэлину казалось, что огненная лава выжгла в нем способность чувствовать. Не осталось ни ярости, ни страсти, только память о том, что он испытывал эти чувства когда-то давно, до того, как Ир протянул ему руку. Но долги надо платить, монета за монету: страх за страх, боль за боль, бессилие за бессилие. Только уплатив, он станет по-настоящему свободен. И от прошлого, и от Ллина. А Дейкар подождут в длинной очереди его должников.

***

Они были похожи, эти кузены, так похожи, что казались братьями-близнецами. Даже разница в росте – Леар был несколько выше Мэлина, не сразу бросалась в глаза. Они не испытывали друг к другу родственных чувств, скорее, наоборот, ощущали взаимную неловкость – внешнее сходство слишком остро напоминало каждому о потерянном брате. Но никто не понимал друг друга так, как понимали эти двое – каждый знал, через что пришлось пройти другому. Вернее, думал, что знает.

Леар смотрел на Мэлина и не мог преодолеть зависть – его близнец мертв, по-настоящему, надежно, раз и навсегда. Как бы он хотел поменяться местами с кузеном – похоронить своего мертвеца. Где-то в области затылка раздался знакомый ехидный смешок: «Совсем немного, брат, совсем немного, скоро твое желание исполнится. Я умру. И ты вместе со мной».

А Мэлин с грустью встречал взгляд Хранителя и думал – как же тому повезло! Он потерял брата в пять лет и с тех пор свободен. Только своя воля во всем, ни сомнений, ни боли – боль далеко в прошлом, он, наверное, и не помнит ничего. И никаких долгов. Ни перед живыми, ни перед мертвыми. Но родичу герцог Суэрсена поможет. Это священная обязанность главы рода.

Леар выслушал кузена и надолго задумался. С одной стороны, ему нравился нынешний герцог Квэ-Эро, Леар не мог не восхищаться его смелостью и решимостью идти до конца. С другой стороны, перед ним сидел его ближайший родич, а отец этого родича погиб, спасая малолетнего Леара, как ему казалось, от неминуемой смерти. Смерть несколько подзадержалась в пути, но у Леара все еще оставалось немного времени восстановить справедливость. А справедливость требовала, чтобы Квэ-Эро принадлежало сыну Квейга Эльотоно, а не сыну Ванра Пасуаша. Осталось убедить в этом Саломэ:

– Я обращусь к наместнице. Но ничего не могу обещать заранее. Последнее время ее величество не прислушивается к моим советам.

Он очень мягко обрисовал ситуацию – Саломэ не только не прислушивалась к советам Хранителя, она вообще с ним не разговаривала. Леар пропускал заседания Высокого Совета, а наместница забыла дорогу в библиотечную башню. Им больше нечего было сказать друг другу.

Но теперь ему придется просить аудиенции. Предстоит мучительная сцена – она будет надеяться, что он возьмет назад брошенный королю вызов, он будет читать эту надежду в ее взгляде и рваться с невидимой привязи, захлебываясь болью. Быстрей бы день траура. Ожидание смерти выматывало. Приговоренным к казни везет больше – они ждут всего семь дней.

Наместница сразу же согласилась принять его, в ее взгляде светилось облегчение – наконец-то Леар опомнился, сейчас это глупое и опасное безумие закончится, они смогут сохранить хотя бы память о былой дружбе. Тем больнее было разочарование, когда она осознала, что Хранитель не собирается извиняться.

Леар сухо изложил суть дела и протянул наместнице прошение:

– Он в своем праве, ваше величество. Дети не должны нести наказание за грехи отцов. Наместница Энрисса опасалась, что сын пожелает отомстить. Но мстить давно уже некому, а род Эльотоно правил в Квэ-Эро сотни лет.

Мэлин не мог выбрать более удачного времени, чтобы напомнить о своих правах. Если верить господину Чангу, в скором времени южанам и впрямь мог понадобиться новый правитель, так почему бы не вернуть провинцию прямому наследнику? Народ останется доволен, а герцог будет до конца дней своих помнить, кому обязан титулом. Что постановила одна наместница, вполне может отменить другая, тем более, что Саломэ не испытывала священного трепета перед наследием своей предшественницы.

Ее долг – передать королю мирную процветающую империю с верными вассалами, полной казной и довольными подданными. Если процветание после долгого правления Энриссы еще худо-бедно длилось, то с верностью вассалов и довольством подданных дела обстояли значительно хуже. В сложившейся ситуации даже министр государственного спокойствия не станет возражать, если Саломэ нарушит волю его обожаемой покойной госпожи.

Единственное, что смущало наместницу – дознаватели Хейнара. Вряд ли им понравится, что герцогом Квэ-Эро станет человек, обвиненный в пособничестве Ареду. Дело до сих пор не пересмотрели, год еще не прошел. А если вспомнить, что освободили упомянутого Мэлина от кары по причине безумия… Саломэ нахмурилась:

– Но ведь он сумасшедший, разве не так? Вы ведь сами утверждали, когда просили передать его ордену Дейкар.

– Передать на излечение. Они его излечили. Мэлин столь же разумен, как и мы с вами, – и тут же поправился, не дав наместнице возразить, – или только как вы, если мой пример кажется вам недостаточно убедительным.

– А если он снова в здравом уме, дознаватели потребуют суда!

– Над герцогом Квэ-Эро? Сомневаюсь. Даже псы Хейнара знают, где проходит граница.

– Но они же арестовали Старниса.

– Старнис не был графом. К сожалению.

Саломэ все еще сомневалась. До сих пор ей не приходилось принимать столь важных решений в одиночку. Леар не в счет, он хочет помочь родичу, а больше спросить некого, даже Высокий Совет собрать не получится – магистр Ир давно уже не появлялся при дворе, а последнее время куда-то пропала и госпожа Илана. Саломэ собиралась навестить наставницу, да все не находилось времени. Она поймала себя на том, что теребит кончик локона – старая детская привычка, от которой маленькую Саломэ не смогли отучить ни сестры-воспитательницы, ни придворные дамы. Она быстро отпустила прядь волос:

– Я подпишу указ о передаче титула.

– О восстановлении порядка наследования, – поправил ее Леар.

– Да, разумеется. Но решать, восстанавливать ли этот порядок будет министр Чанг. Он сейчас в Квэ-Эро. Подозревает герцога в измене.

Леар на полном серьезе кивнул:

– Это все морской воздух. Что ни герцог, то изменник.

– Я не шучу. Если герцог предатель – он будет наказан. Если нет, вашему родичу придется ждать, пока можно будет восстановить порядок наследования естественным путем. После смерти нынешнего герцога.

– Он может и не дождаться.

– Значит ему не повезет.