Текст книги "Право учить. Работа над ошибками"

Я молча примостился на подлокотник соседнего кресла, чтобы не слишком устать, ожидая, пока разговор с небожителями будет окончен, но не успел даже поудобнее устроить пятую точку, как услышал ехидное:

– И чем ты приворожил моего племянника? Поделишься секретом? Можешь не волноваться, все равно унесу его с собой в Серые Пределы.

– А чем тебя приворожила моя мать? Ты ведь был влюблен в нее, верно?

Не знаю, почему у меня это вырвалось, я вовсе не собирался ворошить давно похороненные в прошлом воспоминания, тем более те, о которых мне было известно лишь с чужих слов.

Стир’риаги поднял голову, внимательно, но без какого-либо выражения посмотрел на меня и ответил:

– Я до сих пор восхищаюсь ею.

– Но не любишь?

Бескровные губы посетила улыбка.

– Любовь… Позволь спросить, а что ты знаешь о любви?

М-да, пристыдил. Когда-то мне казалось, что я люблю Мин, но разговоры с кузеном заставили усомниться в правильном названии для испытываемых чувств.

Говорят, что влюбленные не могут подолгу находиться вдали друг от друга. Но я поступаю так и не страдаю. Говорят, что влюбленные не видят друг в друге никаких недостатков? Ерунда, для меня все глупости Мин как на ладони. Говорят, что… А впрочем, обо всем этом всего лишь говорят. Но слова не могут в точности передать то, что происходит глубоко внутри, там, где вместе с дыханием рождается чувство.

– Наверное, ничего.

Эльф серьезно кивнул:

– И это лучший ответ, который можно дать. Даже тот, кто любит и любим, не может сосчитать все грани бриллианта любви… Драгоценность, которую невозможно купить, но которая может быть подарена каждому из нас без учета заслуг и достоинств.

– Но ты любил?

Лиловые сумерки во взгляде листоухого замерцали вечерними звездами:

– Неужели тебе важно знать именно это? А как же все остальное? Неужели ты не хочешь спросить, почему я оказался здесь? Не хочешь узнать, что собирается сотворить этот сумасшедший умник?

Хм, хорошее определение для некроманта. И ведь оно совершенно верно: тот, кто умеет говорить с водой, живет на границе безумия и в любой миг может пересечь ее.

– Мне нужно знать все, о чем ты говоришь, но то… важнее. Не спрашивай почему, я не смогу ответить.

– Хорошо, не буду терзать тебя вопросами, – согласился эльф. – Я любил твою мать.

– И чем для тебя была эта любовь?

– Восхищением. И по сей день я, даже злясь и ненавидя, не могу винить ее в своих бедах.

– Разумеется! Ты винишь меня.

Прозрачные ручейки волос качнулись, когда Стир’риаги выпрямил спину, принимая величественную позу.

– И это тоже одна из граней любви: прощение любого прегрешения, даже предательства. Раньше я прощал не понимая, теперь понял и убедился, что все делал правильно.

– Но меня обвиняешь по-прежнему?

Он хохотнул:

– А как же! К тому же кто, если не ты, разрушил мои планы заставить Кайю заплатить за гибель племянницы? Или был другой виновник?

Признаю:

– Не было.

Бледные веки устало смежились.

– Хватит о прошлом, спрашивай, что тебе нужно еще.

– Твое знакомство с некромантом?

– Произошло в столице, как раз когда я сговаривался с придворным магом касательно убийцы моей племянницы. Безумец искал мастеров по созданию артефактов, и я развлечения ради предложил свои услуги. А весной, после встречи с тобой, не особо раздумывая, пришел искать приюта у старого знакомого.

– Не раздумывая?

Эльф подтверждающее кивнул:

– Да.

– Тебе это не показалось странным?

– В то время нет. Но теперь – пожалуй…

– Он еще тогда отравил тебя.

Если учесть, что крошечные существа в крови способны выстраиваться в цепочку заклинания при воздействии Силы, мысль о влиянии на чужую волю могла прийти в голову некроманту легко и просто. Ну а дальше требовалось только отточить полезный навык. В конце концов, виденное лично мной мастерство создания структур просто поражает! Наповал.

– А по прибытии на место, разумеется, продолжал пичкать ядом, пока не…

– Удостоверился, что разрушает мое тело, – процедил Стир’риаги.

– И остановился лишь потому, что мертвым ты был бы бесполезен.

– Именно так.

– Но поскольку ты еще жив, стало быть, артефакт…

– Еще не создан.

– Такому мастеру, как ты, не составило бы труда осуществить скромную мечту «милорда». В чем же причина задержки?

Эльф недовольно сморщился:

– Твои похвалы греют мое самолюбие, но, увы, остаются лишь пустой лестью… Я тешил себя надеждой справиться с ядом, как ты его называешь. Беспочвенной надеждой. Мне казалось: нужно лишь выиграть немного времени, и все решится… Решилось. Примерно неделю назад я понял, что изменения необратимы и нет смысла продлевать беседу с болью, а эта госпожа неугомонна и болтлива сверх меры.

– И приступил к исполнению приказа?

– Для начала попросил собрать все необходимое. К примеру, живую душу. И она была доставлена, правда, вместе с телом.

На лице листоухого появилось смешливое сожаление, а у меня перехватило дыхание. Как я мог не подумать о таком предназначении, избранном некромантом для Мирримы?! Предполагал, что малышка нужна для выкупа, но совершенно не учел валяющиеся прямо под ногами факты, громко заявляющие: ради воплощения своей мечты «милорд» легко пренебрежет любыми благами… Дур-рак!

– Но работа еще не начата?

Стир’риаги утвердительно кивнул:

– У меня не было достаточно времени, к тому же… Без подпитки Силой я сейчас не сотворю чар, подвластных даже младенцу.

Для артефакта нужна живая душа? Не всегда. Впрочем, в сем условии есть доля истины: Мост лишь наполняет Силой Кружево предмета, но действует предмет сам. А что потребно для самостоятельных действий? Подобие разума. Однако возникает небольшая трудность…

Простые магические предметы действуют одинаково вне зависимости от окружающего мира и его условий. Это, бесспорно, удобно – в точности знать, какой результат последует. Но тогда для каждого отдельного действия нужно творить отдельный артефакт, что весьма накладно и громоздко, гораздо выгоднее вложить в один-единственный предмет несколько заклинаний, чем таскать с собой целую сумку увесистых игрушек, потому что наилучшие артефакты созидаются из металла или камня. Поскольку же чары, составляющие суть артефакта, являются замкнутым, недоступным извне контуром, необходим посредник между источником Силы и магическим предметом, чувствующий намерения Моста и выбирающий из скопления чар именно те русла для течения Силы, которые принесут наибольшую пользу. Для складывающихся обстоятельств, разумеется.

И все же можно справиться другими средствами. И уж точно обойтись без причинения вреда моим знакомым!

– Но почему – душа? Разве требовалось что-то сложное? Для поднятия и поддержания трупов в нужном качестве хватило бы и самого простенького заклинания.

Эльф широко улыбнулся:

– Хватило бы. Но я думал совсем о другом.

– О чем же?

– О смерти. Я устал жить, только и всего. Похищение же заставило бы начать поиски, которые рано или поздно привели бы сюда и… Уж меня не стали бы держать в заключении!

Верно, с эльфом, да еще пораженным странным недугом, расправились бы без церемоний и как можно скорее.

– Но ведь могло случиться и так, что никто бы не обратил внимания, мало ли пропадает людей и нелюдей?

– Могло. – Улыбка стала почти торжествующей. – Но я тщательно подобрал условия, чтобы такого не случилось.

– Можешь не продолжать. Если под них подходила похищенная, я и сам догадаюсь, что это были за условия!

Крикливость, буйность, дерзость и вместе с тем очаровательность, потому что легко не заметить исчезновение серой мышки, но когда гаснет настоящий фейерверк…

– Я должен рассказать еще что-нибудь?

– Мне нужно быть уверенным в одной вещи, но… Тебе она вряд ли известна. Ты ведь не знаешь, как некромант творит свою отраву?

Стир’риаги вздохнул:

– К сожалению, до сего таинства меня не допускали.

– Тогда вопросы исчерпаны. Разговор с Мэем удался?

– Как сказать… – На меня посмотрели почти лукаво. – Он должен решать сам. Но я ответил на его вопрос так, как считаю правильным. Без снисхождения и жалости к кому бы то ни было.

Что ж, могу только уважительно склонить голову. Еще при жизни не следует поддаваться чужим желаниям и действовать противно собственной природы, а уж встречая смерть, и вовсе можно забыть обо всем, кроме своей души. Правда, ей тем легче будет ступить за Порог, чем слабее она привязана долгами к миру живых, стало быть, кое-какие уступки все равно понадобятся.

– Знаешь, чувствуешь какое-то странное удовлетворение, сознавая, что некоторые вещи остаются неизменными даже у самого Порога.

Эльф почтительно коснулся правой ладонью складок покрывала на своей груди:

– Рад, что сейчас мы чувствуем одинаково. Возможно, мы могли бы стать друзьями. Если бы…

– Если захотим, станем. Но только в другой жизни. В той, что придет вслед за этой.

– А она придет? – В глазах листоухого мелькнуло сомнение.

– Обязательно. И знаешь почему? Потому, что не возвращается в мир только тот, кто не натворил ошибок.

– Ну тогда мы точно встретимся! А теперь… Не пора ли прощаться?

– И прощать.

Эльф опустил взгляд и долго молчал, прежде чем тихо признаться:

– Мне будет одиноко без моей ненависти.

– Ты ненадолго останешься в одиночестве, не успеешь соскучиться, как вернешься.

– Но я не буду помнить, верно?

– И пусть. Память нелучшая спутница, она все время тянет назад, когда нужно идти вперед.

– Наверное, ты прав. Что ж… Прощай. Нет, до встречи!

Киваю:

– Где-нибудь и когда-нибудь.

Пустота похожа на волну прибоя: накатывается на тело эльфа, ласково лижет иссохшие пальцы, каждым движением невидимого языка поглощая плоть и терзающую ее боль. Стир’риаги улыбается. До самого последнего мига. Светло и счастливо, улыбкой уходящего на желанный покой. Счастливо, но чуточку грустно. А может быть, мне мнятся в выражении лица умирающего чувства, вовсе ему не свойственные? Не знаю. Но мне отчаянно хочется видеть счастье и грусть, поэтому я вижу. И слышу в затихающих вдохах голоса прожитых Стир’риаги дней.

Эльф тает, как снежинка, рискнувшая опуститься на ладонь, чтобы погибнуть, но поразить воображение своим совершенством… Линии оплывают и тускнеют. Все могло произойти мгновенно, но я не хочу, чтобы мой враг уходил из жизни страдая и ненавидя. А еще не жажду переживать вместе с ним каждый из прошедших дней, память о которых хранится в сплетении Прядей: то, что заставило наши пути пересечься, прояснено, а прочие тайны пусть уйдут за Порог вместе со своим хозяином… Кружева распадаются узелок за узелком, медленно, осторожно, почти незаметно, так, что и мои глаза не успевают уловить миг, по истечении которого опустевшее покрывало сиротливо съеживается в кресле.

Пора уходить. Но еще целый вдох, удивленно задержавшийся в груди, я смотрю на розовые хлопья, невесть откуда появившиеся среди складок ткани, а по комнате тонко и еле заметно разносится аромат цветущего яблоневого сада…

Окрик некроманта застал меня на середине лестницы по пути наверх:

– Рон, как успехи?

– Милость богов сопутствует вашим желаниям: инициация проведена, и сейчас мальчик отдыхает.

– Отдыхать будет потом, – радостно пообещал «милорд». – Веди его сюда!

Первое, что бросилось в глаза при входе в комнату, используемую некромантом для своих опытов, было неподвижное тело Марека, вытянувшееся на длинном столе. Значит, пока я вел беседы с эльфом, все завершилось? Надеюсь, парень внял моим советам, хотя… Что бы ни случилось, способ справиться с возможной напастью у меня имеется. Жаль, из оружия один посох: проще и действеннее было бы подрубать мертвякам ноги. И руки тоже. Чтобы не могли ползать.

Принц, увидев бездыханное тело человека, который совсем еще недавно дышал и вел осмысленные речи, замер на месте, пришлось подтолкнуть его высочество вперед, чтобы не перекрывал линии возможной атаки. Кажется, мальчик обиделся на сей грубый жест с моей стороны, но прекословить не стал, потому что силился оторвать взгляд от мертвеца, но никак не мог это сделать.

Я посчитал необходимым изобразить удивление и тревогу:

– Что случилось?

– Несчастный скончался.

Ну да, несчастный. Или, вернее, несчастливый, поскольку ухитрился связаться с неблагодарным злодеем.

– Его недуг был так опасен?

– Увы, увы! – запричитал некромант. – Я знал об этом, но не говорил, дабы не волновать юношу и позволить ему провести последние дни в покойном неведении.

– Но болезнь не перекинется на нас? Мор же как лесной пожар: не успеешь оглянуться, окажешься в огненном кольце и сгоришь.

– Нам нет нужды беспокоиться, поверьте!

Темные глаза недовольно сузились.

Разумеется, мне ничто не угрожает, я же не пил отравленную воду. И принц не пил, потому что нужен только живым, а судя по всему, некромант способен лишь замедлить распространение яда в теле, но отменять смерть не научился. Впрочем, его ведь больше занимало отнятие жизни, а не возвращение…

– Как скажете, милорд. Но для чего вы велели привести…

– О, исключительно чтобы проверить, насколько хорошо выполнено поручение. И если оно исполнялось не с надлежащим тщанием, виновный понесет наказание. – От последних слов некроманта повеяло затхлым холодом склепа.

Рассчитываешь поглумиться над эльфом? Поздно.

– И что требуется для проверки?

– Иди сюда, мой мальчик! – позвал «милорд».

– Хотите сказать, тело уже подготовлено к поднятию? Но ведь еще час назад я видел Марека живым, а за прошедшее время вряд ли было возможно…

– Рон, – бесстрастность обращения жестко хлестнула по ушам, – я ценю ваше умение думать, но советую не прибегать к нему слишком часто.

О, вот и начались угрозы. Правила изменились? О да! Но я успел чуть раньше своего противника, и теперь началась полностью моя игра.

Покорно склоняю голову:

– Как скажете, милорд.

– Так-то лучше.

Он снова манит принца пальцем:

– Иди-иди, не бойся! Хорошо… А теперь протяни ручку и дотронься до дяденьки!

Рикаард медлит, и даже по напряженной спине мальчика чувствуется, как он хочет спросить совета, но не смеет обернуться.

– Делай как говорят, – разрешаю я.

Некромант бросает на меня настороженный взгляд, но, поскольку принц приступает к исполнению приказа, оставляет сомнения про запас.

Вообще-то вовсе не обязательно доводить дело до прикосновений, Мост вполне может снабжать Силой и предмет, находящийся на расстоянии фута, только на большем удалении поток начинает рассеиваться, теряя необходимую густоту. Но, разумеется, проще и надежнее установить осязаемую связь между материями.

Подрагивающие пальцы принца осторожно касаются щиколотки трупа. Проходит совсем мало времени, не более вдоха, но некроманту не по душе ждать – он хватает руку Рикаарда и грубо прижимает к мертвой плоти. От неожиданности мальчик раскрывает больше «шлюзов», чем необходимо, и Сила вплескивается в тело Марека излишне мощно.

Именно эта случайность, пожалуй, и помогла душе парня справиться: проходы по нитям заклинания были слишком узки для высвободившегося потока, и Сила, скопившись озерцом, задержалась на доли мгновения, решившие все.

Лежащее на столе тело дрогнуло. Принц вскрикнул и отдернул руку, вырываясь из хватки некроманта. Тот, во все глаза восторженно глядя на воплощение своих чаяний, не упорствовал, разжал пальцы и словно забыл о существовании Моста. Можно понять почему: на расстоянии руки сейчас творилось волшебство, тщательно рассчитанное и точно исполненное, предназначенное для достижения самых дерзких и смелых целей, о которых и мечтают-то лишь единицы. Вернее, виновник происходящего был уверен, что все вершится по его воле и без отступлений от начертанного плана, прочие же присутствующие в комнате придерживались на сей счет собственного мнения.

Тело покойного медленно село на столе, потом неуклюже встало на ноги. Некромант торжествовал, не переставая шевелить губами. Надо было мне раньше обратить внимание на эту особенность всегдашнего поведения «милорда», раньше бы догадался, на чем основано его могущество. Впрочем, я и так справился скорее, чем мог предполагать. Вот только что дальше? Прекратить порядком надоевшее представление? Или немного подождать, позволив…

Марек неловко шагнул, взмахнул руками, словно стараясь сохранить равновесие, и… с силой опустил ладони на плечи некроманта. Тот опешил, но не придавал особого значения происходящему, пока не услышал вполне связное и отчетливое:

– Вздумалось поиграть?

Конечно, голос звучал не совсем как при жизни, но и я, и принц могли бы засвидетельствовать: принадлежал именно Мареку. Первым намерением «милорда» было отпрянуть, но не получилось – объятия мертвяка оказались непомерно тяжелыми и столь же крепкими. Дыхание некроманта замедлилось, потом вдруг сорвалось с цепи, мешая говорить:

– Т-ты… ты… как… не… быть… почему…

– Не нравится, что кукла ослушалась хозяина? Плохой хозяин, значит!

«Милорд» шевелил губами быстро-быстро, видимо пытаясь заговорить остающуюся в теле воду, но все усилия уходили впустую, как та же вода в раскаленный солнцем песок. Принц смотрел на обнявшуюся парочку с недоумением, но без страха, – наверное, решил, что Марек был вовсе не мертв, а лишь умело притворялся. Меня разворачивающееся зрелище изрядно забавляло, но я зря ослабил вожжи управления событиями. Переведя взгляд на меня и увидев на моих губах снисходительную улыбку, некромант сначала замер как столб, потом дико взвизгнул, рванулся, объятия мертвяка распались, и «милорд» зайцем кинулся к маленькой двери у дальней стены.

Нужно было не медля следовать за ним, но лишившийся опоры Марек стал падать на принца, и пришлось подставлять свое плечо, чтобы он не раздавил опешившего мальчика. А когда оживший труп был надежно прислонен к столу и я наконец-то смог отправиться в святая святых труповода, одного короткого взгляда хватило, чтобы понять: опоздал.

Некромант на коленях ползал по полу, залитому водой из разбитых плошек, гладил ладонями густые островки, разбросанные по лужицам, и безостановочно тараторил:

– Как такое могло произойти? Все было правильно, все было так, как нужно, я не мог ошибиться… Ведь я же не мог ошибиться? Но я ошибся… Но я не мог ошибиться… Они всегда меня слушались, мои волшебные, всегда… Я не мог ошибиться, я самый могущественный маг в мире! Я умнее всех их… Но я ошибся… Этого не может быть! Это несправедливо! Я не мог ошибиться…

Мантия тихо кашлянула.

Что-то желаешь добавить, драгоценная?

«Только одно: взгляни на его Кружево Разума…»

Я послушался совета и ужаснулся: по ослепительно белым нитям бежали не отдельные золотистые искорки, как положено, а крупные скопления искр, довольно быстро сливающиеся в единое целое на поверхности Внутренней сферы, там, откуда исходят основные приказы разума.

Что происходит?

«Говоря простым языком, он сошел с ума…»

Но из-за чего?

«Из-за крушения своего мира, любовь моя… Это так свойственно людям. Как только знакомые с детства или возведенные юностью стены разрушаются, человек думает, что вместе с его ничтожной лачугой рушится и весь остальной мир. И вместо того чтобы отстраивать дом заново, быть может и в другом месте, он рыдает на останках мечты, пока пепел сгоревших надежд не забьет нос и горло…»

Разве только люди так поступают? Ведь я сам…

«Ты вдоволь наошибался, любовь моя, но в конце концов осознал простую истину жизни: нужно научиться быть необходимым самому себе, а уж потом – всем остальным… Тогда любое крушение будет всего лишь расчисткой места под новый дом, более крепкий, более теплый, более уютный…»

Я закрыл дверь, оставляя некроманта наедине с остатками многолетнего труда, в единый миг ставшего бесполезным лишь из-за того, что самонадеянный умник пренебрег обычаем и не помог душе убитого им парня спокойно отправиться за Порог. В древних традициях есть много странностей и еще больше глупостей, но все они возникали не на пустом месте и не от избытка воображения у перепивших на гулянке весельчаков. «Милорд» блестяще продумал свои действия, создал средство, позволяющее без особых усилий обзаводиться армиями мертвяков, но не счел нужным хоть немного изучить законы, по которым живут души умерших… Печально, конечно, зато теперь я могу быть твердо уверен: тесной связи между безумцем и тем, кто стремился уничтожить шекку, не существует. Если бы они работали в паре, некроманту было бы известно основное правило подготовки трупа: добиться отсутствия души. Хотя использование райга в качестве ручного зверька еще не означает осведомленность в прочих деталях жизни после смерти.

– Что с ним такое? – робко спросил принц.

– Ополоумел, говоря по-простому. И теперь, боюсь, не представляет интереса как собеседник.

– Сошел с ума?

– Да.

– Но…

– За это нужно благодарить Марека.

– Если и вправду хочешь отблагодарить, то… помоги мне уйти. Окончательно.

Лицевые мускулы трупа двигались неохотно, но и того, что я видел, хватало для понимания: парню плохо. Вернее, его душе, оставшейся в ловушке почти чужого тела.

– Сейчас?

Совсем тихое пожелание:

– Если можно.

Я кивнул, сложил руки перед грудью, упирая сжатые в кулак пальцы правой в раскрытую ладонь левой, склонил голову и обратился с просьбой к той, что могла меня услышать хоть на краю света:

– Благодетельная госпожа, да будут просторы подвластных тебе земель обширны, а мир на них незыблем, снизойди до путника, страждущего упокоения, прими его в милости своей и одари прохладой последнего поцелуя…

За спиной раздался шелест, похожий на пение шелковых листьев на ветру, но только когда пришелица выступила вперед, я понял, что это шуршит всего лишь подол.

Какой глупец дал ей имя Серая Госпожа? Наверное, он и жемчуг назвал бы просто серыми катышками! Кружево сумерек в складках длинного платья, иней морозных узоров на ресницах, серебро весенней капели в косах… И полные неподдельной нежности глаза юной девушки.

Она подошла к Мареку, ласково погладила позеленевшую щеку, приподнялась на цыпочки и коснулась мертвых губ своими. А миг спустя мир вокруг заполнился музыкой, грустной, как шаги дождя по крышам, но каждый ее звук, затихая, уносил с собой сожаления и печали, оставляя в сердце только тихий покой исполненного долга.

– Если бы я знал, что вы так прекрасны, госпожа…

– Стал бы искать со мной встречи? – улыбнулась пришелица.

– Э…

– Конечно не стал бы. И я не стану. И не поцелую, пока не придет срок.

Она повернулась к принцу, с открытым ртом наблюдающему за пришествием божества:

– Запомни, малыш, с теми, кто не слушается взрослых, случается самая большая беда на свете: они сами не становятся взрослыми. Запомнишь?

– Д-да, госпожа…

– Я проверю. И если нарушишь слово, приду. Но не в гости, в гости я прихожу только к тому, кто умеет приглашать. Вот к нему, например!

Звонкий смех, заполнивший уши, растаял много позже своей хозяйки, лишь когда Мэй с хмурым лицом заглянул в дверь и сообщил:

– Вокруг дома толпятся какие-то люди, и не с пустыми руками. Тебе это интересно?

– Мне это, можно сказать, безумно интересно!

Снаряженный комендантом отряд? Вовремя. Тем более что мертвые тела должны быть преданы огню, да и о живых следует позаботиться надлежащим образом.

Сон есть подобие смерти – так утверждают мудрецы, постигшие тайны мироздания. Но спящего никогда не спутаешь с умершим, разве что обморочного, Миррима же весьма и весьма походила на труп: ни малейшего движения, бессильно расслабленные мышцы, потускневшая кожа. И как будто даже остывает… Нет, это уже разыгралось мое истосковавшееся по неожиданностям воображение, а теплота тела осталась почти прежней, лишь немного уменьшившись, как если бы гномка и вправду заснула. Зато в коридоре о сне даже не мечтали:

– Я исправно плачу подати, господин комендант, на обмундирование и оружие для гарнизона крепости делаю скидки, за которые, если в Гильдии узнают, меня и моих наследников на поколения вперед объявят сумасшедшими, и что же получаю взамен? Запрещение пройти к собственной племяннице!

– Прошу вас, мастер, подождите совсем недолго. Необходимо убедиться, что девочке не причинено вреда, а после того сразу же, в немедленном порядке…

Гедрин бушевал за дверью комнаты давно, с того самого момента, как стало известно о возвращении похищенной и как только почтенный кузнец смог добраться до крепости, но пока натиск тяжелой гномьей пехоты, состоявшей из обеспокоенного дядюшки, угрюмой домоправительницы и виновато поддакивающего подмастерья, удавалось сдерживать. Честно говоря, не предполагал, что просьба об обеспечении «тишины и покоя» будет воспринята столь серьезно. В конце концов, даже Знак Мастера – еще не безоговорочный приказ подчиняться, но комендант счел предъявление медальона достаточным основанием хотя бы для того, чтобы прислушиваться к моим словам. Кроме того, в отсутствии вреда действительно следовало убедиться, и, надо сказать, не очень-то это получалось.

С четверть часа я промучился, подбирая глубину погружения во Внутреннее зрение, чтобы разобраться, каким образом гномка лишена сознания. В результате только остановившись, не дойдя пару шагов до Третьего уровня, смог во всех подробностях увидеть совершенно кошмарное существо. Больше всего оно походило на разожравшуюся гусеницу, десятками, если не сотнями тончайших ножек вцепившуюся в Кружево Разума малышки. В материальном воплощении чудовище, скорее всего, было той же самой слизью, в изобилии сотворенной некромантом, но действовало немного иначе: не спешило раствориться в крови или выстроить цепочки управления, а незатейливо поглощало искры и исключало любое их движение по нитям Кружева Разума из Внутренней сферы в прочие закоулки тела. Довольно рискованный способ лишить жертву возможности сопротивляться, но действенный, вне всякого сомнения. Если, разумеется, тщательно следить за временем, поскольку без приказов из Внутренней сферы сердце бьется неохотно и недолго. Впрочем, разве «милорду» требовалось сохранять похищенной жизнь? Только лишь до часа сотворения артефакта, не дольше, потом Мирриму ждала Вечность. В каменной или железной клетке… По моему, что особенно мерзко, недосмотру.

Конечно, можно заявить: никакой вины нет. В самом деле, мог ли я предполагать намерения некроманта, вживленные в сознание Марека? Мм… Мог. Особенно располагая знаниями о способах творения артефактов. Правда, нужно было еще учесть желание Стир’риаги привлечь внимание со стороны, а сие представляется уже весьма затруднительным. Так почему же чувство вины не отступает?

Очень просто. Потому что на месте гномки мог оказаться кто угодно. И потому что я с куда меньшим рвением заботился бы о спасении неизвестного мне существа, нежели о… Фрэлл! Я не должен ТАК думать. Есть ли разница, кто именно оказался в беде из-за моего стремления оттянуть миг воздаяния за содеянное? Никакой. Я всего лишь должен делать что умею и как… Нет. Лучше, чем умею.

Задача? Сорвать «гусеницу» с места и выгнать вон. Звучит просто, но на деле… Как добраться до кисельного тельца, прячущегося где-то внутри черепа гномки? Жало Пустоты пройдет любым извилистым коридором, однако слишком велика опасность, что по пути моя вечно голодная спутница не сможет удержаться и… непоправимо разрушит плоть девочки. Значит, нужно найти другой способ.

Из чего состоит материя? Из волокон, прядей… Прядей пространства. Это просто гобелен, нити которого можно… раздвинуть. Но Пустота способна только разрушать, зато Сила вполне годится на то, чтобы вбить клин и позволить просочиться между Прядями. Следовательно…

Я повернулся к Рикаарду, который задумчиво и бесстрастно созерцал неподвижно лежащее тело гномки.

– Понимаю, девочка вызывает у вас не самые приятные чувства, но должен попросить о содействии в…

– Не самые приятные? – Принц рассеянно улыбнулся. – Почему?

Что значит – почему? Она была причиной, участницей и свидетельницей того самого, первого раза, когда самолюбие мальчика оказалось неожиданно и болезненно уязвлено. И никаких чувств? Я ожидал, что принц заупрямится, припомнив события годичной давности, а он… Делает вид, будто все забыл. Или… не делает?!

– Ваше высочество, ответьте на вопрос, только прямо и искренне: вы помните эту девочку?

Рикаард уверенно кивнул:

– Конечно помню.

– И обстоятельства, при которых встретились, помните?

– Да.

– Все обстоятельства в точности?

Он удивленно нахмурился:

– Я же сказал. Что-то не так?

– А позвольте спросить, что вы чувствуете, глядя на нее?

– Она миленькая, – без задержки ответил его высочество и смущенно зарделся. – Только не подумай ничего такого!

– Я-то не подумаю, а вот ее дядя… Тьфу! Я не о таких чувствах говорил! Ненависть, злость, желание отомстить… Вы ничего этого не чувствуете?

И вот тут принц растерялся по-настоящему:

– Н-нет… Я знаю, о чем ты говоришь. Правда знаю! Но почему-то… И все-все помню, но не могу… ненавидеть. Словно те чувства кто-то взял и… унес прочь. Насовсем.

Вот те раз. Или я чего-то не понимаю, или… совершил очередную ошибку.

Драгоценная!

«Я слышу в твоем голосе страх? Или мне чудится?.. Не волнуй меня так, любовь моя!»

Признаться, я в самом деле немного испугался, драгоценная, и теперь уповаю лишь на твою мудрость и осведомленность в таинствах мироздания.

«Каких именно?..»

Принц уверяет, что его память не претерпела изменений, однако не испытывает прежней…

«Но это же так просто, любовь моя!»

Просто?

«Проще простого, и ты сам мог бы догадаться… Скажи, какое важное событие произошло совсем недавно в жизни мальчика?»

Э… Инициация. И что с того?

«Снова ленишься думать!.. Какие действия ты произвел с Оконечными узлами Кружева его высочества?»

Раскрыл, высвободив кончики Нитей.

«И?..»

Что?

«Когда Нити перестают соприкасаться друг с другом и обращаются вовне, хранящиеся на них крупинки воспоминаний легко могут не удержаться и покинуть насиженное место…»

Но он заявил, что все помнит!

«Все касающееся внешних проявлений: краски, звуки, ощущения… Но только не чувственные образы…»

Почему? Я в чем-то ошибся? Мне не следовало браться за Инициацию?

«Ты все сделал прекрасно, любовь моя, много лучше и осторожнее, чем эти придворные криворукие умельцы… Но таковы свойства чувств: они живут большей частью на поверхности Нитей и при любом повреждении связей легко теряются в небытии… А инициация именно повреждение, хотя и не наносящее истинного вреда…»

Разве утрата чувств не вред?

«Многие сочли бы ее бесценным даром… К примеру, воспоминания об ушедшем из жизни возлюбленном. Любая женщина желала бы сохранить память без примеси безутешного горя…»

Но если чувства теряются при размыкании Узлов, то в этом случае и любовь не сохранится, ведь так?

«Все чуточку сложнее… Теряются лишь недавние впечатления, те, что не успели впитаться в Нити, для долгой же памяти нужно время или… небывалая сила самого чувства…»

Но насколько давние чувства утратил принц?

«Спроси у него сам…»