Текст книги "Право учить. Работа над ошибками"

В надежде снова нырнуть в сон я все же не сразу откликнулся на требование. Зря, как выяснилось, потому что вдох спустя сенник шурхнул, принимая на себя тяжесть кошачьего тельца, а густой пух ткнулся мне в нос, и мяуканье повторилось. Тихое, вряд ли слышное в коридоре и такое… несчастное. Ах ты притвора!

Сажусь, спуская ноги на пол. Шани уже стоит у порога комнаты, шерсткой серебрясь в лунном свете. И хотя ночью любая кошка оказывается серой, все же приятно сознавать, что мое зрение не обманывается, а наслаждается новыми оттенками хорошо знакомой красоты.

– Ну хорошо, хорошо… Уже иду.

Лита подробно объяснила, где припрятаны лакомые кусочки для моей питомицы, а потом скоренько собралась и упорхнула в деревню раньше обычного, еще задолго до заката. Покорнейше извинялась, низко кланялась, уверяла, что нисколечко не сомневается в моей способности защитить невиновных от гнева коронованных особ, «да только вернее и самой поберечься». Впрочем, я и не уговаривал оставаться. Зачем? Заставлять девушку, и так испуганную родительскими рассказами, переживать страх с новой силой? А если в доме и в самом деле водятся призраки? Не в моем положении гонять бродячих духов, ой не в моем…

Кошки – замечательные существа. Но некоторые особенности их характера способны довести даже самого терпеливого человека до белого каления. Например, справление нужды: не абы в каком месте, а только в тщательно избранном, желательно отмеченном неким выдающимся признаком, и уж совсем хорошо, если место это окажется одним из тех, что часто вынуждены посещать хозяева… А еда? Еще того хуже! Мало быть готовым по первому требованию возиться с разделкой мяса (и чтобы непременно свежего!), нужно еще терпеливо ожидать рядом, пока ее мохнатое величество откушает. И лишь царственное встряхивание лап означает: трапеза окончена. А потом вас перестают замечать. Час, два, три… Пока снова не проголодаются или не испытают потребности в ласковых поглаживаниях.

Первые разы вставая ночью ради кошачьей кормежки, я еще лелеял надежду не просыпаться до конца, чтобы вернуться в постель без потерь. Наивный… Теперь придерживаюсь правила: если совести нет совсем, игнорирую любые трели и завывания, а если хоть толика завалялась… Встаю и иду. Надрывно зеваю, ожидая окончания всех ритуалов, возвращаюсь, плюхаюсь на сенник и… Начинаю размышлять, потому что за время моего вынужденного отсутствия в комнате сон обычно тоже куда-то уходит.

Капитан Эрне оказался не слишком откровенен, но даже его скупых замечаний хватило для установления печального факта: принц Рикаард – не самой доброй души человек. Возможно, совсем недоброй. Правда, в последнее время его свободу шалить малость ограничили, и не в последнюю очередь стараниями старшего брата и сестры. Дэриен, похоже, не стал утаивать от Рианны обстоятельства нашей встречи с младшеньким наследником престола, потому что девочка прекратила всяческое общение с виновником моих бед. Не буду кривить душой, сия новость меня немного порадовала, как и любого получившего подтверждение, что на его стороне выступают внушительные силы. Но и огорчила тоже. Если бы Рианна не стала негодующе дуть губы, а проводила бы с братом побольше времени, рассказывала бы ему о… Да неважно о чем! В общем, если бы дети не отгородились друг от друга высокой стеной обиды, у принца был бы хороший шанс вовремя и почти незаметно перейти на другую тропинку. Не получилось. А жаль, люблю, когда дела исполняются с самыми маленькими затратами сил и времени.

И все же мне-то что до бед, надвигающихся на королевскую семью со стороны меньшого высочества? Дэриен справится. Должен справиться. Особенно если инициирован по всем правилам. О принцессе и не говорю: возможностей девочки хватит на сражение со всем миром. Если мир окажется достаточно самонадеян и безумен, чтобы бросить ей вызов. Я и сам немножко опасаюсь могущества Рианны. Нет, не в отношении себя: моя Пустота поглотит и больше. В отношении ее высочества. Любое количество Силы, находя выход в мир через Мост, не может не оказывать влияние на телесное воплощение своего пути. В худшем случае возможно даже тление Кружева. А чем обычно заканчивается тление? Да, и золой тоже, но иногда оно приводит к вспышке пламени, пожирающего все, что оказалось рядом.

Я совершил кошмарную ошибку, помогая Рианне обрести могущество, обрек девочку на вечное сражение с самой собой. Сможет ли она найти в этой борьбе удовольствие или пользу? Хотелось бы верить, что сможет. Но проигрывать нельзя. Чуть отступить? Только чтобы в следующий миг снова броситься в атаку. Только так. Принцесса еще не понимает, чем одарена, но, когда поймет, простит ли меня? Не уверен. Впрочем, как бы ни случилось, оправдываться не буду: в тот день у меня не было под рукой лучшего решения, пришлось взять плохонькое, зато доступное…

Шурх. Шурх. Плюх. Ну вот как всегда: пушистой спиной прямо на лицо! Понимаю, что кошка оказывает мне высшую степень доверия, но, увы, не способен дышать, когда нос и рот забиты шерстью. Сдвигаю Шани с подушки чуть ниже, туда, где могу поглаживать урчащее тельце без опасения вывихнуть плечо. Интересно, каким меня видит моя зверица?

Большим и сильным. А еще глупым, ленивым и рассеянным, если по первому же требованию не отправляюсь на исполнение кошачьей воли. И никакой благодарности за спасение, что вы! Кошки живут по принципу: если ты взял на себя ответственность за нас, то неси и не жалуйся, а мы будем наслаждаться жизнью. Собственно, поэтому старый шадд всеми правдами и неправдами вынуждал меня принять участие в жизни своего племени. Что ж, приму. Но недолгое, пусть не обольщается… Впрочем, кошки кошками, а люди?

В глазах Рэйдена Ра-Гро проскальзывала нелестная для моего самолюбия картинка, но парень быстро справился с личными впечатлениями, бросив все силы на дело. Главное, чтобы помощник на примете имелся, а чем заняты его тайные помыслы – разберемся потом. Если понадобится… Он явственно испытывал страх, но легко отодвинул ненужные чувства прочь с дороги. Потому что твердо знает простую истину: время нельзя тянуть до бесконечности. Как тетива лука – либо порвется, не выдержав приложенного усилия, либо вырвется на свободу и больно хлестнет по пальцам. Надо просто жить так, как тебе положено предками, как требуют обстоятельства, но не поверять слепо свои действия заплесневелыми правилами, а дополнять их своими.

Речник нашел во мне покой. Хорошо, хоть не смертный. И как ему это удалось? Хотя Наржак не обладает умением рода Ра-Гро и неспособен читать за пределами сердца… Но может быть, читать в сердце полезнее? Покой… Не могу решить, радует меня услышанное или нет. Если внешнее – лишь отражение внутреннего, вздохну с облегчением. А если не отражение? Если все, что выходит на поверхность, – изгнанники из глубин сердца? За ненадобностью, к примеру. Или убежали по собственной воле от усталости, разочарования, скуки… Какое же объяснение будет правильным?

И все же я мог бы попробовать увидеть себя со стороны, воспользовавшись услугами Хельмери. Но вряд ли мне помогли бы даже таланты лицедея. Женщина видела меня только несколько часов, в течение которых не происходило… Внутри меня ничего замечательного не происходило. А значит, волны изменений не превращались в прибой, доступный вниманию Хель. Верно, никакого смысла. Чтобы узнать, каким представляюсь людям, мне пришлось бы таскать с собой целую толпу лицедеев, запоминающих каждый вдох. Но если бы так и случилось, если бы я увидел ВСЕ… Что делал бы дальше? Изменился кому-то в угоду? Надевал бы маски, лишь бы не ранить чувства других? Вряд ли. Но означает ли сей вывод, что по-настоящему важно только внутреннее ощущение?

Если не закрываться от внешнего мира, позволять его волнам накатываться на сознание, перебирать принесенные камешки, ждать, пока осядет поднятая муть, или, наоборот, самому баламутить воду… ТАМ. ТУТ. Два конца одной и той же ленты, причудливо переплетающиеся друг с другом, иногда почти касающиеся, иногда разделенные непреодолимым расстоянием…

Еще одно замечательное качество кошек заключается в том, что они умеют ходить совершенно бесшумно. В отличие от людей. Изо всех нынешних обитателей поместья ночными посетителями могли оказаться только дедушка с внуком или свита принца, потому что мои подопечные заночевали в деревне, о чем любезно предупредили с помощью мальца, шустро доставившего устное послание и не менее шустро убравшегося восвояси. Учитывая, что из прочих лиц мне не хотелось бы посреди ночи видеть ни одно… Я слегка раздвинул ресницы, готовясь либо ворчать, либо ругаться, либо молчать и дальше притворяясь спящим. Но тщательно выстроенные планы со злорадным треском рухнули: в дверях стоял его высочество. Нет, не «высочество».

Мальчик. Просто мальчик. Ребенок, проснувшийся и не нашедший рядом с кроватью кого-то из родителей. Одинокий, испуганный, робкий. Однако все эти впечатления могли быть плодами моего воображения, щедро подпитанного несвоевременными размышлениями в ночь полнолуния, а вот взгляд… И добро бы, если бы Рикаард смотрел на меня. Но он смотрел на кошку.

Шани, свернувшаяся клубком под моей рукой и тихо мурчащая песенку о счастливой кошачьей жизни. Какие мысли у меня вызвала бы такая картинка? Умиление, мимолетное и ни к чему не обязывающее, но умиротворяющее и улучшающее настроение. Но то у меня, а взгляд принца… почти пылал.

Не злостью, нет. Завистью. Причем чувством того рода, что отчаянно бьется о прутья клетки и кричит: «Ну почему у всех вокруг есть, а кому-то не дозволено даже мечтать о таких простых вещах?!» И в глазах, магией лунного света приобретших цвет серебра, плескалась боль. Очень много боли. Так много, что ее брызги вылетали наружу, кривя лицо попыткой то ли зло рассмеяться, то ли зарыдать.

Он стоял и смотрел. Так напряженно, что я не удержал тревогу в своем сердце и, приподнимаясь с подушки, спросил:

– Что-то случилось, ваше высочество?

Рикаард вздрогнул, не отрывая взгляда от моих пальцев, все так же зарытых в пушистый мех.

– Вам что-то понадобилось?

Принц отступил назад, в коридор, светлое пятно длинной рубашки боролось с темнотой всего пару вдохов, потом растворилось в ночных тенях, а я вдруг почувствовал, что снова запоздал с решающим ударом. Мальчик, вопреки собственному утверждению, принял бы из моих рук все. Несколько мгновений назад. Если бы мне удалось обойтись без слов. Или подобрать другие слова. Те, которые ему по-настоящему нужны.

Ш-ш-ш-шр-р-р… Крх! Невысокий каблук отменно исполнил роль якоря, и подошва сапога резко оборвала скольжение, впечатываясь в каменную крошку. Переход от нападения к обороне произошел почти незаметно, но замерший, словно наткнувшись на невидимую преграду, ферос,[8]8
  Ферос (искаженное от f’yel-hross) – длинный боевой посох. Довольно редкое в повсеместном применении оружие, поскольку позволяет использовать все свои достоинства только на открытом пространстве. Иногда нарочно утяжеляется железными кольцами или частично выдалбливается и наполняется камешками или железными же шариками – для усиления удара.


[Закрыть] заставил объятия воздуха глухо взвыть, причем вой длился не более полувдоха. Однако впечатляет…

Правильно я действовал, не доводя до драки вчерашнюю ссору с псами его высочества: в благоразумности сего поступка уверяло утреннее наблюдение за танцующим по двору старшим из братцев, немота которого, как выяснилось, не послужила помехой в постижении боевых искусств. Не могу сказать, что сам очень уж хорошо владею длиннодревковым оружием, но моих знаний вполне хватает, чтобы оценить мастерство противников. Так вот, молчаливый Гелен был не просто хорош, а великолепен. Забавно, что он об этом знал, так что красочное представление с утра пораньше могло служить не одной-единственной цели, а по меньшей мере двум. Каким?

К примеру, показать недругам принца мощь и умения его защитников. Скажем так, для острастки. Дабы неповадно было соваться, если, разумеется, зрители способны верно истолковать прозрачный намек. Лично я понял все, и весьма быстро. Правда, понимание едва не скрыло от меня возможность иного развития событий: телохранитель Рикаарда мог просто-напросто стараться представить себя передо мной в наилучшем свете. Для чего? Для получения выгоды. И обвинение, брошенное младшим братцем капитану Эрне, очень хорошо подтверждает мои предположения.

В стремлении уязвить, причинить боль, унизить лежит очень простое, понятное и редко привлекающее пристальное внимание посторонних чувство – обида. А тем не менее она гораздо страшнее ненависти и злобы, как любая мать сильнее и умелее своих дочерей. До той поры, пока дети не повзрослеют, разумеется… Если задуматься, что вызывает у нас жгучую обиду? Успехи других людей. Так произошло и в случае с капитаном: прорвавшееся наружу оскорбление было не чем иным, как обиженным всхлипом. Мол, вот ведь мужику повезло, улучил момент и зарекомендовал себя услужливым и верным, теперь быстренько получит назначение на какое-нибудь завидное и теплое местечко, а нам все прозябать и прозябать рядом с малахольным юнцом… Примерно так. Еще добавилось злости на самих себя за хлопанье ушами, когда нужно было действовать, ну и, конечно, зависть к тому, что Эрне раньше них узнал о родстве Мастера с ректором Академии и не преминул воспользоваться.

Можно было бы упрекнуть «братцев» за их обиду: в конце концов, никто не заставлял срываться с места, бросаться в бой и, подчиняясь желаниям принца, пытаться вызвать меня на поединок, вместо того чтобы тихо и мирно поговорить. И в глубине души они понимают, какую ошибку совершили, но… Сделанного не исправишь, потраченного не воротишь, сожженного не воскресишь. А значит, обида продолжит цвести пышным цветом, отравляя вкус жизни.

Впрочем, воинские забавы старшего из «братцев» оставляют возможность для переговоров, в любом случае драться с ним я уж точно не хочу. И не стану, если увижу хоть один-единственный шанс избежать открытого столкновения, поскольку легкость, с которой длинная жердина порхает в руках Гелена, успешно настраивает на миролюбивый лад. Свои силы я всегда оцениваю трезво: продолжительные активные движения мне недоступны, поэтому все наставники во время обучения всегда делали упор на скорейшем достижении цели. То бишь на убийстве противника, желательно первым же ударом. И что в результате? Обращению с посохами меня научили только с одной точки зрения: с точки зрения разумного приложения сил.

В самом деле, для атаки требуется подойти к противнику почти вплотную, а это весьма затруднительно сделать, если посох уже раскручен: нужно мастерски владеть собственным телом и уповать на змеиную гибкость, чтобы просочиться за оборонительные порядки. Парировать легче и безопаснее: будешь дальше – увидишь больше. К тому же есть слабая надежда, что враг устанет раньше, чем ты, и… Но я на это никогда не уповал. Почему и не вступаю в поединки с противниками, намного меня превосходящими по силам. Если обстоятельства позволяют, разумеется…

Да, к примеру, лорга мне сейчас не помогла бы, ее клинки все же слишком тонки и хрупки и, попав под хлесткий удар посоха, вполне могут сломаться, напрочь лишая оружие его главного достоинства – подлой привычки выпускать «клыки» неожиданно для противника. Хотя сам Гелен, судя по особенностям движений, клинковой разновидностью древкового оружия серьезно владеть не обучался: каждый удар – неважно, прямой или нахлестом он выполнял с четко выраженным завершением, жестко останавливая конец посоха в определенной точке пространства. Если там окажется кость, она неминуемо будет раздроблена, если плотный слой мышц… Порвется, и моргнуть не успеешь. С лоргой приходится обращаться иначе: не завершать движение до выхода наружу клинков, а, напротив, плавно продолжать, уделяя направлению и характеру удара еще большее внимание. Правда, эффект достигается быстрее, если ухитришься полоснуть по крупным сосудам. Но и крови будет… много. А среди умелых воинов имеется достаточное количество людей, не любящих кровопролитие. К тому же у железа есть дурная привычка ржаветь, а значит, после каждого душегубства клинок нужно чистить, и не дай боги пропустишь пятнышко! Следует ли из моих путаных размышлений, что Гелен – умелый воин? Как сказать…

– Любопытствуете?

Эрне облокотился на ограду террасы рядом со мной, пережевывая сыр, оставшийся от ужина и избегший окончательной расправы за завтраком.

– Восхищаюсь.

Капитан на мгновение перестал двигать челюстями и недоверчиво сдвинул брови:

– И есть чем?

– Для меня – да.

Взгляд светлых глаз обратился на по-прежнему разыгрывающееся во дворе представление.

– Не буду спорить.

Я улыбнулся:

– Разве вас вызывали на спор? Мне просто доставляет удовольствие смотреть, как трудятся мастера своего дела, вот и все. А этот человек очень хорошо умеет обращаться с посохом.

Эрне пренебрежительно качнул головой:

– Посох? Интересно, из чьего забора он эту жердь вытащил!

А и в самом деле… Я присмотрелся повнимательнее. Нет, капитан, забор здесь ни при чем: древесина слишком гибкая для той, что несколько месяцев или лет мокла под дождем, трескалась в морозы и сохла на солнце. И жизнерадостно светлая. Скорее всего, палка была окорена совсем недавно, нынешней ночью или ранним утром… Гелен ходил в лес? Ради палки? Или, напротив, сооружение посоха потребовалось по результатам прогулки? К тому же старший из братцев вряд ли покидал усадьбу в одиночестве, поскольку ночной визит растерянного принца явственно доказывает: слуги оставили своего господина без присмотра. Наведывались в деревню? Надо будет расспросить Литу, как только девушка появится в усадьбе. И троих оболтусов тоже. Потому что отлучки псов его высочества хоть и не мое дело, но допустить причинение вреда людям невиновным и непричастным к нашей вражде я не могу. За что безмерная благодарность милорду ректору… Тьфу на тебя, Ксо, тысячу раз тьфу!

– Братцы ночью куда-то отлучались?

Капитан повернулся ко мне, настороженно щуря глаза:

– Не слежу за ними, но… вполне могли. Это имеет значение?

– Не знаю. Кстати, младшего до сих пор не видно. Отсутствие подчиненных беспокойства не вызывает?

Эрне ответил на мой шутливый вопрос укоризненно:

– Пока спокоен принц, спокоен и я. А его высочество, как можно видеть…

Да, Рикаард выглядел весьма довольным жизнью. Даже чересчур довольным, что, собственно, и подвигло меня на ранний подъем вкупе с тревожным бдением на утреннем холодке. Мальчик, также расположившийся на террасе ни свет ни заря, наблюдал за тренировкой одного из своих телохранителей со злорадным наслаждением. А поскольку нельзя было предположить ни одной разумной причины, почему мастерство Гелена могло вызвать искривление тонкогубого рта и опасный блеск в золотисто-ореховых глазах, оставалось допустить: принц задумал некую пакость. Под список жертв королевского произвола подпадало ограниченное количество лиц ввиду немногочисленности обитателей Кер-Эллида, но своих подопечных я собирался уберечь от любой беды. А вот касательно себя самого…

В мою сторону принц упорно старался не смотреть, причем прилагал излишне заметные усилия. Если бы на его лице была хоть тень смущения, досады или злости, я бы не беспокоился. Собственно, подобные чувства и должны были присутствовать, поскольку мало кто из людей способен, показав противнику свою слабость, не возненавидеть невольного свидетеля совершенной ошибки. Так что у его высочества были все причины кипеть от злости. Но Рикаард почти светился, и даже не от предвкушения чего-то замечательного, а от торжества, как будто все ходы сделаны и теперь остается лишь праздновать победу. Стало быть, ненависть чудесным образом перевоплотилась в мщение, причем благополучно совершённое, иначе откуда взяться столь безмятежно-довольной улыбке? Дурной знак. Как и непонятное отсутствие… Нет, теперь уже присутствие, но по-прежнему мало что объясняющее.

Сэлт, младший из «братцев», проскользнул в калитку, по обыкновению не закрытую хозяевами, и торопливым шагом пересек двор, на ходу переглянувшись с Геленом. Тот, словно уловив во взгляде или жестах напарника условный знак, прервал тренировку и подошел к крыльцу, нарочито небрежно уперев посох в островок травы среди каменной крошки.

Рикаард заставил себя оставаться в кресле, но взгляд принца наполнился еще более явственным предвкушением развлечения, когда младший из «братцев», не дожидаясь вопроса, утвердительно наклонил голову и коснулся ладонью чего-то объемистого и бесформенного у себя на поясе под складками плотно запахнутого плаща.

Не люблю неизвестность. Страха перед этой дамой не испытываю, но предпочитаю хоть приблизительно угадывать черты незнакомки, прячущейся под плотным кружевом вуали. Что бы ни принес с собой младший из «братцев», насколько хорош в бою ни был бы старший, какие бы планы ни строил его высочество, я справлюсь. С каждым в отдельности и со всеми скопом. Но жертвовать своими собственными намерениями? Нет уж! Принимать решение буду в последнюю очередь, перед самым ударом, и ни вдохом раньше. А пока… Пусть наслаждаются. Если есть чем.

Молодой хозяин Кер-Эллида передвигался на удивление невесомо и неслышно: можно было бы даже заподозрить среди его предков пару-тройку эльфов или эльфиек, но несколько тяжеловесные черты лица и поджарая сухость фигуры утверждали обратное, а глаза весьма мало походили своим цветом на свойственные эльфийским родам. Да и людским, если уж говорить начистоту…

– Dou!

Окрик не заставил парня остановиться мгновенно: только на третьем шаге, после того как двор вновь заполнился тишиной, Нирмун, вернувшийся в усадьбу гораздо раньше пса его высочества, успевший сменить сырую от росы одежду и теперь направлявшийся из дома в сторону дворовых пристроек, повернулся лицом к принцу, привычно хмуро сдвинув брови:

– Ваше высочество желает чего-то?

В голосе провинциального дворянина могло бы быть и больше подобострастия, в конце концов, не каждый день приходится принимать в своем доме королевского отпрыска. И, честно говоря, я ожидал от Рикаарда вполне заслуженного негодования по поводу грубости сельских манер, но принц улыбнулся еще шире и слащавее:

– Желает. Попросить вас.

– О чем?

– Для начала подойти ближе, чтобы не было нужды кричать через весь двор.

И снова ни малейшего неудовольствия, одна только вежливость с нотками вины за причиненные неудобства. Наследник рода Эллидов, хоть и выглядел туповатым, насторожился ровно настолько же, насколько и я, а может, и больше, но, не найдя повода отказать высказанной просьбе, поднялся на террасу и подошел к креслу принца.

– Ваше высочество?

Рикаард задумчиво провел взглядом по фигуре парня снизу вверх, останавливаясь на шнурке, охватывающем смуглую шею. Свободный конец кожаного «ожерелья», длиной не менее полутора ладоней, прятался за расстегнутым воротом рубашки.

– Это украшение? – спросил принц ровным и небрежным тоном.

Нирмун сузил глаза, словно предчувствуя опасность, но ответил:

– Память о моих родителях.

– Я могу взглянуть?

Лицо парня и раньше не баловало зрителей подвижностью черт, а сейчас казалось вовсе одеревеневшим. Принц конечно же отметил впечатление, произведенное невинным пожеланием, и поспешил усилить натиск:

– Понимаю, что эта вещь дорога вам, но разве я могу ее испортить? Только взгляну и сразу же верну.

Смуглая ладонь нервно накрыла скользящий узел шнурка, но не собираясь исполнять волю принца, а скорее защищая действительно дорогой для наследника рода Эллидов предмет. Впрочем, Нирмун тут же опустил руку, пряча подрагивающие пальцы за спиной. Глаза Рикаарда на мгновение вспыхнули недовольством, но его высочество, видно, провел прошедший год с пользой, научившись управлять своими чувствами, потому что следующее предложение прозвучало приторно-ласково:

– Хорошо. Не можете расстаться? Не надо. Понимаю. Тогда просто наклонитесь, чтобы я мог рассмотреть вашу драгоценность получше!

Разве можно не выполнить столь любезную просьбу? Особенно если проситель – сам принц? Как бы дурно Нирмун ни был воспитан, вассальные обязательства он знал и, помедлив еще немного, склонился над креслом. А спустя минуту мне стали известны ответы почти на все заданные самому себе утром вопросы.

Как только шея парня оказалась на наименьшем расстоянии от принца, рука Рикаарда мертвой хваткой вцепилась в шнурок, и в тот же миг посох Гелена поддел молодого хозяина Кер-Эллида под ребра, заставляя согнуться и вышвыривая с террасы на двор. Голова Нирмуна проскочила через растянувшуюся кожаную петлю, «ожерелье» осталось у принца, а парень проехался по каменной крошке. На четвереньках. Я же искренне пожалел, что не могу воспользоваться сменой Уровня зрения и вынужден довольствоваться лишь тем зрелищем, которое было доступно и всем прочим участникам событий. Впрочем, и обычным глазам было на что посмотреть.

Место, которое Нирмун занимал в пространстве, накрыло маревом смены смежных Пластов реальности – мягкой дымкой, скрадывающей линии, лишающей видимую картину резкости и заставляющей очертания и краски кружиться в безумном хороводе. Глянцевая смуглость начала уступать место серебристо-серым и мутно-желтым разводам, одежда с каждым ударом сердца теряла свое наполнение, обиженно волочась за телом, которому уже переставала быть необходимой. Пройдет совсем немного времени, расплавленная материя застынет в новой форме, являя миру иную сторону одного и того же существа. Еще чуть-чуть и…

Ловчая сеть со свистом рассекла воздух и упала на не закончившего переход оборотня, врезаясь в еще податливое, а потому весьма уязвимое пространство своими грузилами, смешивая с изменяющейся материей плетеные шнуры своей хищной плоти. Сэлт точно уловил момент проведения атаки: вдохом позже проникновения в Периметр Обращения не получилось бы, и все, чего можно было бы добиться, это пленения, причем недолгого, потому что мало какая сеть способна сдержать натиск оборотня. Но, похоже, младший из псов его высочества знал, как надлежит действовать. И старший – тоже: едва Обращение завершилось и фигура, претерпевшая изменение, заняла назначенное место в Пласте реальности, посох Гелена обрушился на серую шкуру градом коротких и сильных ударов, довольно быстро выбивая из волка только-только и не без труда обретенное сознание.

Когда существо, в человеческом облике носящее имя «Нирмун», перестало шевелиться, «братцы» споро ухватились за оставшиеся свободными концы сети и потащили оборотня в дом, по всей видимости намереваясь запереть пленника в одной из кладовых или погребе. Что ж, идея здравая: хоть проникшая в плоть ловчая сеть губительно повлияла на силу волка, нелишне принять меры предосторожности. Но теперь, по завершении представления, хотелось бы знать, зачем оно, собственно, было разыграно? С этим вопросом я направился было к принцу, однако глухой вскрик отвлек на себя и мое внимание, и внимание всех остальных.

Наверное, они вернулись как раз в тот момент, когда события подходили к своей развязке. Вошли во двор и замерли, потрясенные разворачивающимся действом. А по его окончании произошло именно то, что и должно было произойти: к примеру, глубокий обморок Литы, от начала и до конца видевшей превращение своего господина в одного из зверей, ненависть и страх перед которыми девушка впитала с молоком матери. Хорошо еще, Бэр с Хоком, несмотря на не менее сильное удивление, успели подхватить обмякшую служанку. Мэтт им не помогал. По очень простой причине: маг был сосредоточен на наблюдении за мной, причем, уверен, напряжение на бледном лице по своей силе вполне совпадало с тем, что могло прочитаться на моей физиономии, ведь, в конце концов, я тоже играл роль заинтересованного зрителя. Только объектом моего пристального внимания был принц.

Его высочество нежился в ощущении собственного величия, как в тепле лучей первого весеннего солнышка, принимая долгожданное поражение врага со скучающим снисхождением победителя. Врагом, разумеется, считался я. Видимо, с того самого дня, когда моя ладонь близко познакомилась с пятой точкой надменного ребенка.

Рассеянно перебирая петли шнурка и глядя на следы борьбы, запечатленные каменной крошкой, Рикаард осведомился:

– Вы удивлены?..

Удар, знаменующий начало поединка. Но чтобы добиться наиболее удачных результатов, его нельзя резко обрывать, напротив, следует совместить по меньшей мере два движения в одной атаке. И если сам вопрос, собственно не нуждавшийся в точном и прямом ответе, служил всего лишь выпадом, то произнесенное после выдержанной, словно хорошее вино, паузы одно-единственное слово стало уколом, быстро и точно добирающимся до самого сердца. Принц отчетливо сознавал, что добивает меня, но удерживаться от полного разгрома противника было выше мальчишечьих сил:

– Мастер?

Какой тонкий расчет, насколько искусно в голосе выверено сочетание сожаления и презрения! Удивлен ли я? О да! Но полагаю, вовсе не тем, что принимал за причину удивления принц.

Я смотрел на сидящего передо мной человека и понимал: все происходило вовсе не постепенно, а заняло час или полтора, не более. Рикаард изменился в тот день, когда, вернувшись с королем из зимней резиденции, застал старшего брата совершенно здоровым, да еще в обществе сестры, потрясенной коварством и злобой своего близнеца. Уверен, Рианна не стеснялась в проявлении чувств, высказывая все, что думает об истории, связывающей младшего принца и меня. Конечно, девочка чересчур благожелательна к моей, мягко говоря, противоречивой в поступках персоне, но на то есть основания. У принцессы. А я всегда буду винить себя за трусость и лень, не позволившие расстаться с королевским двором так, как требовалось: твердо, бесстрастно и окончательно.

Впрочем, выволочка со стороны сестры если и имела место, то наверняка осталась в тени чудесного выздоровления Дэриена. А уж когда стало ясно, кто приложил руку к исцелению… И меня бы на месте Рикаарда захлестнула ярость. С головой захлестнула бы и утопила в желании отомстить. Собственно, так и произошло. И, судя по продуманности каждого слова и жеста, ярость повзрослела вместе с принцем. Долгими зимними одинокими вечерами, вороша в сознании прах скончавшихся надежд, его высочество поставил себе задачу отомстить. Но как разумный человек, более того, как человек, готовящийся оказаться на троне, принц научился рассчитывать силы и отложил боевые действия до подходящего момента – до момента, когда враг окажется на расстоянии удара. Чтобы иметь возможность сполна насладиться зрелищем его агонии…

Тьфу! Но до чего же хорош, мерзавец! И определенно отважен: оказаться лицом к лицу с оборотнем решится не всякий храбрец. Правда, бывают случаи, ненависть успешно занимает место смелости. Гадать бессмысленно, но не признавать явственное чужое превосходство глупо. И все же необходимы уточнения.

– Что именно должно было меня удивить, ваше высочество?

Тон моего ответа, с одной стороны, убедил принца, что удар достиг цели, а с другой, что до агонии пока далековато. Но истинное расстояние, отделяющее меня от поражения, Рикаард не смог бы предположить. Почему? А я и сам не мог бы этого сделать.