Текст книги "Рождение Новороссии. От Екатерины II до Александра I"

Мая 20, по полуночи в 9 часу, Ее И.В. и граф Фалкенштейн со свитою, отправясь в путь мимо Трех Обланов, при Такиле, 28 верст, изволили обедать; и там, проехав Алма-Кермень, в городе Бахчисарае 11 верст, остановились для ночлега и отдохновения. При Алма-Кермене встретила хорунга из лучших мурз, и полковник Большой-Горич с Таврическими конными дивизионами, составленными из вольновступивших в службу Татар; тут отдав честь с приклоиением знамен, хорунга и дивизионы разделились по обеим сторонам дороги и препровождали до самаго въезда в Бахчисарая. Весь город к вечеру был иллюминован, и, по расположению строения на косогорах, представлял виды приятные.

В Бахчисарае, Мая 21, в день тезоименитства Их Императорских Высочеств Великого Князя Константина Павловича и Великой Княжны Елены Павловны, Всемилостивейшая Государыня и Граф Фалкенштейн изволили слушать литургию в поставленной, под наметом, церкви Староскольского пехотного полку, и при пении многолетия производилась пушечная пальба. На пути, по которому Ее В. от дворцового крыльца к церкви чествовать изволила, стояли из благородных, малолетние Греки и Албанцы, потом дети мурз татарских и напоследок мальчики и девочки вышедших из Молдавии и Валахии поселенцев, близь Бахчисарая живущих. По окончании обедни Ее И.В. благоволила жаловать к руке воинский генералитет, штаб-офицеров, гражданских чиновников, дворянство и мурз, в хорунге служащих; после чего изволила иметь обеденный стол с Графом Фалкенштейном в нижней дворцовой зале, к коему приглашены были генералитетские чины, все в 6‑м классе состоящие, також муфтий Мусалаф-ефендий и казиаскер Сеид-Махмет-ефендий.

Мая 22, в 10 часу утра, Ее И.В. и Граф Фалкенштейн изволили выехать из Бахчисарая, и по перемене лошадей при Мекензиевом хуторе, в Инкермане, 14 верст, был обеденный стол в виду пространной и знаменитой Севастопольской гавани и стоящего тамо на рейде Черноморского Флота, в числе 15 военных кораблей и Фрегатов и шестнадцатого бомбардирского корабля. В продолжении стола на корабле, называемом «Слава Екатерины», поднят кейзер-флаг; каждое судно салютовало 15 выстрелами и с Флагманского корабля ответствовало из 7 пушек. После обеда, доехав до пристани, Всемилостивейшая Государыня благоволила сесть на шлюпку с Графом Фалкенштейном, и в препровождении свиты, на других шлюпках бывшей, продолжая шествие водою к городу Севастополю, приближась к флоту, поднят был штандарт на шлюпке Ее В-ва. И вдруг корабли и фрегаты, спустя свои флаги, юйсы и вымпелы, салютовали из всех пушек, а матросы, стоявшие по реям, вантам и борту, кричали ура. Потом когда шлюпка с штандартом поравнялась против флагманского корабля, то каждое судно сделало 31 выстрел при вторичном восклицании матросов, и тогда же производилась пушечная пальба с транспортных и купеческих судов, с берега Севастопольского и с 4 батарей, при входе в гавань расположенных. Ее И.В., пройдя с пристани в дом, для Высочайшего пребывания изготовленный, изволила жаловать к руке, Черноморского Флота контр-адмирала графа Войновича, капитанов бригадирского чина Алексиано и Ушакова, капитана 1‑го ранга Тизделя и прочих морских штаб и обер-офицеров. В Мальте находящийся Российский поверенный в делах Флота капитан 1‑го ранга Таро поднес Ее И.В. присланную от Гроссмейстера пальмовую ветвь с кустом цветов трофеями украшенным, в знак победоносного приобретения Тавриды, и Всемилостивейшей Государыне угодно было отдать ту ветвь генерал-фельдмаршалу князю Григорию Александровичу Потемкину как основателю Севастопольской гавани, который ее послал на корабль «Слава Екатерины».

В Севастополе, Мая 23, для дня Воскресного Ее И.В. и граф Фалкенштейн слушали литургию в каменной Севастопольской церкви Святого Чудотворца Николая. По возвращении Ее В. во дворец представлены были и допущены к руке бригадирша Алексиано, жена капитана первого ранга Тизделя и прочие дамы штаб и обер-офицеров Флота Черноморского. По полудни, в 6 часу, Всемилостивейшая Государыня с графом Фалкенштейном, и некоторыми особами из свиты, изволили быть на корабле «Слава Екатерины»; тут при поднятии штандарта, корабли и фрегаты, на рейде стоящие, палили со всей батареи; потом по данному приказанию 40-пушечный Фрегат «Легкой» проходил мимо Флота. Граф Фалкенштейн ездил для обозрения новой конструкции 50‑пушечного Фрегата «Св. Андрея» и, сев на шлюпку с Ее И.В., осматривали пространство Севастопольской гавани и бухт, к югу лежащих; в то время слышно было восклицание матросов, по реям, вантам и бортам поставленным, флот салютовал из всех пушек, и производилась канонада с батареи, на берегу устроенной. В 10 часу вечера с бомбардирского корабля, именуемого «Страшный», в расстоянии 300 сажень, бомбардирован городок, сделанный против рейды на северной стороне берега, и с пятого выстрела зажжен.

Мая 24, Всемилостивейшая Государыня благоволила выехать из Севастополя в исходе 8 часа утра, при пушечной пальбе со всего Флота и батарей, чрез Камары, в Скели 26 верст. Граф Фалкенштейн был в Балаклаве и, оттуда возвратясь, встретил Ее В. на дороге, к Скели ведущей; потом продолжая путь в одном экипаже, проехали горами окруженную долину Байдарскую, где каждый шаг являл зрению различные виды, составленные из живых картин в приятном смешении высоких гор, обиталищ, плодоносных дерев и неподражаемых неравностей местоположения. При окончании сей долины в урочище Скели, принадлежащем генерал-фельдмаршалу князю Григорию Александровичу Потемкину, Всемилостивейшая Государыня и граф Фалкенштейн изволили иметь обед и осматривали ближние окрестности текущей тут речки Биюк-юзень, изображающей водоскат в крутом падении на камни. Предприняв путь возвратный чрез ту же долину Камары, Мекензиев хутор, приехали ночевать в Бахчисарай, 20 верст.

Мая 25, Ее И.В. и Граф Фалкенштейн изволили сей день препроводить в Бахчисарае.

Мая 26 началось путешествие по полуночи в 9 часу; при въезде Ее В. из города, стоявшие во фронте батальон гренадер Екатеринославских, батальон полку гренадерского Фанагорийского и пехотный Староскольский полк отдавали честь с преклонением знамен, барабанным боем и музыкою. Проехав речку Бодрых, в областном городе Симферополе, 19 верст, Всемилостивейшая Государыня и Граф Фалкенштейн имели обеденный стол; тут были представлены Ее И.В. дамы чиновников гражданских, чины областного правления и палат с прочими судебными местами, також штаб и обер-офицеры Севского пехотного полку. Выехав из Симферополя в 2 часу по полудни чрез деревню Биясалы, прибыли на ночлег в Карасу-базар 24 версты. По приближении к городу началась стрельба из пушек; находящийся в лагере Кинбурнской драгунской полк, построясь по правую сторону дороги отдал обычную честь. В вечеру пред домом Ее В. зажжен был фейерверк и иллюминован пространный сад, место сие окружающий.

Мая 27, благоугодно было Ее И.В. и Графу Фалкенштейну, выехав из Карасу-базара по полудни в 2 часа, продолжать путь чрез Меллек, речку Андаль, в Старый Крым 18 верст, куда прибыть изволили в 7 часу вечера. При Андале стоявший в строю легкоконный Константиноградский полк и при въезде в Старый Крым легкоконный Таврический полк отдавали честь с преклонением штандартов, били в литавры и играли на трубах; когда же настала ночь, то сад, прилегающий к дому, для Высочайшего пребывания изготовленному, и вся его окружность были иллюминованы.

Мая 28, Всемилостивейшая Государыня и Граф Фалкенштейн изволили ездить в город Феодосию, находящийся в 24 верстах от Старого Крыма, и после обеденного стола возвратились в Старый Крым в 6 часу пополудни. При въезде в Феодосию, також и во время отбытия оттуда, была производима пушечная пальба. Ее В. с Графом Фалкенштейном благоволили осматривать Феодосийский монетный двор и все фабрики, к деланию монеты принадлежащие; тут в Высочайшем присутствии тиснуты две золотые медали и поднесены генералом-Фельдмаршалом князем Григорием Александровичем Потемкиным Ее И. В-у и Графу Фалкенштейну с означением года, месяца и дня, в котором соизволили быть на Феодосийском монетном дворе. В сей день Ее В. возложен орден Св. Владимира 3‑й степени на бригадира Шица легкоконным Таврическим полком командующего, в воздаяние отличной и ревностной его службы.

Мая 29, Ее И.В. и Граф Фалкенштейн, восприняв путь из Старого Крыма чрез речку Андаль, Меллек, в Карасу-базар 17 верст, прибыли к обеденному столу и тут же остаток дня проводить изволили.

Мая 30, в Карасу-базаре Ее И.В. Всемилостивейше пожаловать изволила: в генерал-майоры, служащего в войске Донском бригадира Федора Денисова; в бригадиры из полковников: Астраханского войска Ивана Большого-Горича, находящегося при Ее Величестве у принятия прошений и прочих дел Василия Попова и кавалером ордена Св. Владимира 3‑й степени, да Астраханского казачьего полку Ивана Савельева; кавалерами ордена Св. равноапостольного Князя Владимира: 2‑й степени, Таврической Области правителя действительного статского советника Каховского; 4‑й степени: надворных советников области Таврической – экономии директора Карла Габлица, казенной палаты советника таможенных дел Константина Мавроена, карантинов начальника Евстафия Нотара, Феодосийского монетного двора директора Ивана Заттлера, коллежского ассесора и верхней расправы прокурора Александра Таранова, генерального штаба обер-квартирмейстеров Афанасия Федорова, барона Иогана Тизенгаузена, барона Маркловского, Андрея Шостака, артиллерии капитана Аполлона Дашкова и секунд-майора Эммануила де-Рибиа. По прошению Всемилостивейше уволены от службы: войска Донского бригадиры Михайло Серебряков да Илья Денисов, коему повелено производить пенсии по 300 руб. на год из воинской донской суммы, и Таврической палаты уголовного суда советник Кутлу-Шатиатов с пенсиею по 300 руб. От Ее В. пожалованы денежные дачи: духовенству, находящемуся при флоте в Севастополе, греческому духовенству в Феодосии и в Бахчисарае; на мечеть в Карасу-базаре, на мечеть и дервишам в Бахчисарае, на училища в области Таврической, нижним чинам всех войск, в Тавриде расположенных, по 1 рублю на каждого человека, також на бедных и увечных; что составило знатную сумму. По окончании таковых милостей Ее И.В. с Графом Фалкенштейном благоволили отправиться из Карасу-базара в 9 часов утра чрез Бочелы, в Баши 26 верст, где был обеденный стол; потом чрез Кутлак, приехали для ночлега в Бабасан, 25 верст.

Мая 31, по полуночи в 9 часу, Всемилостивейшая Государыня и Граф Фалкенштейн, со свитою их препровождающею, продолжали путь чрез Ушунь в Перекоп, 25 верст. Тут производима была стрельба из пушек, на крепостном валу поставленных, и Ее В. с Графом Фалкенштейном изволили обедать в доме надворного советника Свербеева. После стола проехали от Перекопа 32 версты до Каменного моста и имели ночлег, быв встречены при пушечной пальбе атаманом войска Донского генерал-поручиком Иловайским и старшинами с 3500 конных казаков.

Июня 1‑го, по утру в исходе 8 часа, Ее И.В. и Граф Фалкенштейн изволили начать путешествие чрез Каланчак, Черную долину, в Бериславль 30 верст. Не доезжая до Бериславля у Конских вод встретили Всемилостивейшую Государыню правитель наместничества Екатеринославского генерал-майор Синельников и губернский предводитель дворянства бригадир Лалош, тут Ее В. с Графом Фалкенштейном и свитою, объехав на шлюпках остров Тавань, изволила прибыть в Бериславль в 3 часу пополудни, и иметь обеденный стол остановилась для ночлега. В сей день Ее И.В. Всемилостивейше пожалованы в полковники: из подполковников легкоконных Дмитрий Зыков и из служащих в войске Донском Василий Орлов и Матвей Платов. Генерал-фельдмаршалу князю Григорию Александровичу Потемкину Всемилостивейшая Государыня предписать изволила: чтоб объявил всем войскам монаршее благоволение, нашед их отличными в исправности и устройстве, во время путешествия по области Таврической.

Июня 2, Ее И.В. изволив проститься с Графом Фалкенштейном отправившимся в свой путь, выехала из Бериславля пополуночи в половине 9 часа чрез Новую Почту, при Давыдовском броде, 26 верст, был обеденный стол; после чего проехав Блакитную, в деревню Шестерню 17 верст, прибыли в 6 часу вечера и имели ночлег. Пред станциею Блакитною отдали обычную честь Всемилостивейшей Государыне стоявшие в строю полки: драгунский Смоленской, легкоконные: Херсонской, Воронежской, Ольвиопольской, Елисаветградской и Александрийской.

Июня 3, начав путь в 9 часу утра чрез Пономареву, в слободе Кривом роге 18 верст, Ее И.В. изволила иметь обеденный стол, потом проехав Евстафьевку, был ночлег в слободе Анновке 21 верста, принадлежащей гофмейстеру и тайному советнику графу Безбородьку.

Июня 4, из слободы Анновки отправясь по утру в 8 часов чрез Курячью балку, село Зыбкое, в селе Онофриевке, 15 верст, был обед, после коего проехав 20 верст, Всемилостивейшая Государыня изволила прибыть в город Кременчуг, в исходе 6 часа вечера.

Июня 5‑го благоугодно было Ее И.В. препроводить сей день в Кременчуге; в вечеру во время Высочайшего выхода допущены к руке жены и дочери купечества Кременчугского и Елисаветградского; потом в большом зале начался бал для чиновных особ и дворянства обоего пола, и продолжался, доколе Всемилостивейшая Государыня не изволила возвратиться во внутренние комнаты. Пред домом Ее В. и в саду зажжена была иллюминация.

Июня 6, для дня Воскресного Ее И.В. изволила слушать литургию в Успенской соборной церкви, и после обеденного стола отправясь из Кременчуга в исходе 3 часа чрез местечко Поток, Горбаневку, Гардовые хутора, в местечке Кобыляках, 16 верст, благоволила иметь ночлег.

Июня 7, от Ее И.В. пожалована денежная дача живущим в Кобыляках отставным унтер-офицерам и рядовым, служившим в полках пикинерных. Начав путешествие в 9 часу утра чрез Новые Сенжары, Гергелев буерак, в город Полтаву, 17 верст, Всемилостивейшая Государыня прибыть изволила к обеденному столу. В нескольких верстах от Гергелева буерака бывший в лагере Санкт-Петербургский драгунский полк, построясь по одной стороне дороги, отдал честь с преклонением штандартов, во время проезда Ее В. по приближении к городу началась пушечная пальба и при церквах колокольный звон; выехавшие навстречу генералитет, полковники, штаб– и обер-офицеры одного кирасирского и 9‑ти легкоконных полков следовали за каретою Ее В. до назначенного для Высочайшего пребывания дома генерал-поручика и губернатора Черниговского Милорадовича.

Июня 8 Ее И.В., проехав для обозрения место победы Полтавской, изволила прибыть к Крестовоздвиженскому монастырю. Тут у святых ворот встретили преосвященный Амвросий архиепископ Екатеринославский и Херсониса-Таврического, Серафим митрополит Лакедемонский, Каллиник епископ Врестенский с прочим духовенством и при пении стихов препроводили в церковь, где совершал литургию архиепископ с собором, и по окончании службы возглашена вечная память Государю Императору Петру Первому и его победоносному воинству; после чего Всемилостивейшая Государыня, посетя преосвященного в его кельях, благоволила возвратиться в город к обеденному столу. Пополудни в 6 часов в Высочайшем присутствии Ее В. бывшие в лагере полк кирасирской, один драгунской и легкая конница, составлявшие вообще 70 эскадронов, 4 батальона гренадер и 4‑батальонной егерский корпус, имея 40 орудий полевой артиллерии атаковали неприятеля пред собою представляемого, и во всех движениях доказали совершенное устройство и похвальную расторопность. В сей день Ее И.В. Всемилостивейше пожалован архиепископу Екатеринославскому и Херсониса-Таврического крест, повелевая ему носить оный на черном клабуке. Всемилостивейшая Государыня поручить изволила генерал-фельдмаршалу князю Григорию Александровичу Потемкину, чтоб объявил Монаршее благоволение: его подчиненным, дворянству и прочим обществам за ревностное и радетельное исполнение должностей в губернии Екатеринославской и области Таврической. Сенату предписано заготовить похвальную грамоту, с означением подвигов генерал-фельд-маршала князя Потемкина: в присоединении Тавриды к Империи Российской, в успешном заведении хозяйственной части и населении губернии Екатеринославской, в строении городов и в умножении морских сил в Черном море, с прибавлением ему именования Таврического. Бригадир и Екатеринославского наместничества губернский предводитель дворянства Константин Лалош произведен в генерал-майоры с увольнением от всех дел и пенсиею по 600 руб. на год. Всемилостивейше пожалованы кавалерами ордена Св. Владимира 2‑й степени: генерал-поручик Чорба; 3‑й генерал-майор Алексей Алымов и бригадир Николай Адабаш; 4‑й – Екатеринославского наместничества палаты уголовного суда председатель полковник Алексей Синельников, коллежские советники: гражданской палаты председатель Георгий Гарсеванов, губернский прокурор Владимир Золотницкий, гражданской палаты советник Шарой, пограничный комиссар Николай Вербицкий, верхнего земского суда председатель Федор Сахновский, подполковник Федор Наковальнин, Флота капитаны: Фома Прокофьев и Иван Сакен, артиллерии майор Евстафий Мамантов, надворные советники: совестный судья Федор Корбе, гражданской палаты советник Михайло Магденко, казенной палаты советник Спиридон Даев, губернский казначей Максим Лысенков, херсонский городничий Егор Булгаков, майор Алексей Надаржинский, коллежские ассесоры: губернского магистрата председатель Михайло Шляхтин и верхней расправы прокурор Андрей Дублянский, секунд-майоры: верхнего земского суда заседатель Егор Петкович прибывший при спуске чрез Пороги судов Петр Родзянко, инженер-поручик Александр Новиков, инженер-подпоручик Степан Коноплин.

Июня 9‑го Ее И.В. Всемилостивейше пожаловать изволила генерал-аншефа в гвардии Преображенского полку премьер майора князя Юрия Долгорукова в подполковники того же полку. Пред выездом из Полтавы Ее В. благоволила быть для молебствия в соборной церкви Успения Пресвятой Богоматери и, при пушечной из города пальбе, начав путь в 9 часов утра чрез Тагамлык 34, в Карловке 18 верст, принадлежащей генерал-фельдмаршалу графу Разумовскому изволила иметь обеденный стол, потом, отъехав 24 версты, прибыли в Константиноград в 6 часу вечера…»

Очень интересное описание поездки российской императрицы и увиденного в Новороссии оставил французский посланник в России граф Л.-Ф. Сегюр:

«Зима миновала. Днепр освободился из ледяных оков своих; природа, сбросив траурный покров и засияв блеском весны, подавала Екатерине знак к отъезду. Мы отпраздновали день ее рождения. Помолясь усердно в Печерском монастыре, императрица раздала много наград, лент, бриллиантов и жемчугу. Де Линь сказал: «Киевская Клеопатра не глотает жемчугов, а раздает их во множестве». Наконец 22 апреля императрица пустилась в путь на галере в сопровождении великолепнейшей флотилии, которая когда-либо шла по широкой реке. Она состояла из 80 судов с 3000 человек матросов и солдат. Впереди шли семь нарядных галер огромной величины, искусно расписанных, с множеством ловких матросов в одинаковой одежде. Комнаты, устроенные на палубах, блистали золотом и шелками. Одна из тех галер, которые следовали за царскою, была назначена Кобенцелю и Фитц-Герберту; другая – де Линю и мне; прочие были отданы князю Потемкину и его племянницам, обер-камергеру, шталмейстеру, министрам и сановникам, которые удостоились чести сопровождать императрицу. На остальных судах поместились разные служители, пожитки, провизия. Г-жа Протасова и каждый из нас имел комнату и еще нарядный и роскошный кабинет с покойными диванами, с чудесною кроватью под штофною занавесью и с письменным столом красного дерева. На каждой из галер была своя музыка. Множество лодок и шлюпок носилось впереди и вокруг этой эскадры, которая, казалось, создана была волшебством.

Мы подвигались медленно, часто останавливались и, пользуясь остановками, садились на легкие суда и катались вдоль берега, вокруг зеленеющих островков, которыми усеяна река. Множество народа громкими кликами приветствовало императрицу, когда при громе пушек матросы мерно ударяли по волнам Борисфена своими блестящими, расписанными веслами. По берегам появлялись толпы любопытных, которые беспрестанно менялись и стекались со всех сторон, чтобы видеть торжественный поезд и поднести в дар императрице произведения различных местностей. Порою на береговых равнинах Днепра маневрировали легкие отряды казаков. Города, деревни, усадьбы, а иногда простые хижины так были изукрашены цветами, расписанными декорациями и триумфальными воротами, что вид их обманывал взор, и они представлялись какими-то дивными городами, волшебно созданными замками, великолепными садами. Снег стаял; земля покрылась яркою зеленью; луга запестрели цветами; солнечные лучи оживляли, одушевляли и украшали все предметы. Гармонические звуки музыки с наших галер, различные наряды побережных зрителей разнообразили эту роскошную и живую картину. Когда мы подъезжали к большим городам, то перед нами на определенных местах выравнивались строем превосходные полки, блиставшие красивым оружием и богатым нарядом. Противоположность их щегольского вида с наружностью румянцевских солдат уже доказывала нам, что мы оставляем области этого маститого, знаменитого воина и вступаем в места, которые судьба подчинила власти Потемкина. Стихии, весна, природа и искусство, казалось, соединились для торжества этого могучего любимца. Окружая императрицу такими дивами, когда она проезжала страны, недавно покоренные его оружием, он надеялся возбудить ее самолюбие и внушить ей желание и смелость решиться на новые завоевания…

Я никогда не видал императрицы более любезною, как в первый день нашего плавания; за обедом было очень весело; мы все рады были, что выехали из скучного Киева, где льды держали нас целые три месяца. Весна молодила наши умы. Прекрасная погода, великолепие нашего флота, величественная река, движение, радость зрителей, толпившихся на берегу, азиатская или воинственная пестрота в разнообразных нарядах тридцати различных народов, наконец, уверенность видеть каждый день новые, любопытные предметы – все это возбуждало и подстрекало воображение, которое в стремлении своем опережало нас самих. Не останавливаясь долго на одном предмете, мы в разговорах наших беспрестанно переходили от одного к другому…

Мы говорили о диких племенах, населявших отдаленные края ее империи. «Поток времени еще не коснулся до этих кочующих народов, – сказала государыня. – Они издавна сохраняют первоначальную простоту нравов: живут под шатрами, питаются мясом и скопами своих стад, подчинены начальникам, которые скорее отцы их, нежели владыки. Можно считать их счастливыми, потому что нужды их ограниченны и легко удовлетворимы. Если бы, по прежним намерениям моим, я их образовала, то это, может быть, послужило бы к их развращению. Небольшая дань мехами их не обременяет, потому что они охотятся по привычке и по страсти».

В одном только отношении эти древние орды гуннов, киргизов, татар, известные прежде под многими названиями, значительно изменились. Долго они наводили страх своими кочеваньем, набегами и грабежами, но теперь образованные народы лишили их возможности делать новые завоевания, и эти племена потеряли прежний воинственный дух свой. Когда зашел разговор о их вере, шаманах, или волхвах, и идолах, императрица сказала нам, что иные из этих племен придерживаются каких-то непонятных верований, что жрецы их сохранили древнейший сборник молитв, притч и духовных песней, писанных на языке, совершенно неизвестном, и которые они читают по преданию, не понимая смысла их. «Это возбудило мое любопытство, – сказала она. – Я обратилась с запросами к ученым, но они об этом предмете, как и о многих иных, казались ничего не знающими. Я, однако, приказала навести основательные справки. Наконец недавно уже открыли, впрочем еще не наверно, что эти молитвы писаны на древнем, священном языке индусов – на санскритском»…

В другой раз мы говорили о предположениях, которые тогда делались в Европе по поводу ее путешествия. Мы все были одинакового мнения и уверяли, что везде будут думать, будто она с императором (Иосифом II) хочет завоевать Турцию, Персию, даже, может быть, Индию и Японию, наконец, что странствующий кабинет Екатерины занимает и тревожит все прочие.

– Стало быть, этот петербургский кабинет, находящийся теперь на волнах Днепра, кажется весьма значительным, если так тревожит другие?

– Точно так, государыня, – сказал тогда де Линь. – А между тем я не знаю ни одного, который был бы так мал: он и весь-то в несколько дюймов, потому что простирается от одного виска до другого и от переносицы до волос.

Нам предстояло проплыть 446 верст от Киева до Кайдака, где начинаются пороги и где мы должны были пересесть в кареты и ехать до Херсона.

Флот наш остановился под Каневом, в котором выставлены были польские войска в богатых мундирах, с блестящим оружием. Пушки с кораблей и из города возвестили прибытие обоих монархов. Екатерина послала на красивой шлюпке несколько генералов встретить короля польского. Король, чтобы избавиться от затруднительного этикета, хотел сохранить инкогнито, несообразное, впрочем, с торжественностию встречи, и сказал посланным, которые его сопровождали: «Господа, король польский поручил мне представить вам графа Понятовского».

Когда он вступил на императрицыну галеру, мы окружили его, желая заметить первые впечатления и слышать первые слова двух державных особ, которые находились в положении, далеко не сходном с тем, в каком они были некогда. Но мы обманулись в наших ожиданиях, потому что после взаимного поклона, важного, гордого и холодного, Екатерина подала руку королю, и они вошли в кабинет, в котором пробыли с полчаса. Они вышли, и так как мы не могли слышать их разговор, то старались прочитать в чертах их лиц помыслы их, но в них ничего не высказалось ясно. Черты императрицы выражали какое-то необыкновенное беспокойство и принужденность, а в глазах короля виднелся отпечаток грусти, которую не скрыла его принужденная улыбка.

Монарх обращался к тем из нас, которых знал, прочих представила ему императрица. Со мною он был очень любезен. Все было рассчитано, чтобы наполнить день, который с обеих сторон желали провести скорее. Все пересели в красивые шлюпки, чтобы переправиться на галеру, где должен был происходить обед. Трудно было представить себе судно великолепнее, изящнее и роскошнее этого. За столом по правую руку возле императрицы сидел король, по левую – Кобенцель; князь Потемкин, Фитц-Герберт и я поместились против их величеств…

Когда наступила ночная темнота, каневская гора зарделась огнями; по уступам ее была прорыта канава, наполненная горючим веществом, его зажгли, и оно казалось лавою, текущею с огнедышащей горы; сходство было тем разительнее, что на вершине горы взрыв более 100 000 ракет озарил воздух и удвоил свет, отразившись в водах Днепра. Флот наш тоже был великолепно освещен, так что на этот раз для нас не было ночи…

Наше плавание было успешно. Иногда только нас задерживали противные ветры. 30 апреля мы благополучно прибыли в Кременчуг.

Скучное пребывание в Киеве, зима и в особенности недовольный вид Румянцева расположили к грусти веселую императрицу. По высадке нашей в Кременчуге иная картина представилась взорам ее: весна, оживив природу, придала предметам праздничный вид, и светлая, прелестная зелень украшала все, даже болота. Дом обширный, красивый, построенный и расположенный по вкусу Екатерины; английский сад, в котором волшебным образом князь Потемкин насадил огромнейшие деревья; прекрасный вид, украшенный тенистой зеленью, цветами и водою; 12 000 вновь снаряженного войска; собрание всего дворянства губернии, в богатых нарядах, и купцов, съехавшихся со всех концов империи; наконец, повсеместное движение после трехмесячного покоя и близость к цели этой необыкновенной поездки, занявшей внимание Европы, – вот чем открылись для меня эти новые зрелища. Удовольствие Екатерины при ежедневном виде новых занимательных предметов высказалось ясно. Потемкин, необыкновенный всегда и во всем, явился здесь столько же деятельным, сколько был ленив в Петербурге. Как будто какими-то чарами умел он преодолевать всевозможные препятствия, побеждать природу, сокращать расстояния, скрывать недостатки, обманывать зрение там, где были лишь однообразно песчаные равнины, дать пищу уму на пространстве долгого пути и придать вид жизни степям и пустыням. Станции были размещены таким образом, что путешественники не могли утомиться: флот останавливался всегда в виду селений и городов, расположенных в живописных местностях. По лугам паслись многочисленные стада; по берегам располагались толпы поселян; нас окружало множество шлюпок с парнями и девушками, которые пели простонародные песни, – одним словом, ничего не было забыто.

Надобно согласиться, что хотя Потемкин был плохой полководец, своенравный дипломат и далеко не великий государственный человек, но зато был самый замечательный, самый ловкий царедворец. Впрочем, если бы и снять искусственную оболочку с его созданий, то осталось бы все-таки много существенного. Когда он принял в управление эти огромные области, в них было только 204 000 жителей, а под его управлением население в несколько лет возросло до 800 000 – число, впрочем, еще незначительное для пространства на 800 верст в длину и 400 в ширину.

Приращение это составляли колонисты греческие, немецкие, польские, инвалиды, уволенные солдаты и матросы. Один француз, поселившийся здесь за три года до нашего приезда, сказал мне, что, проезжая ежегодно эту страну, он находил новопостроенные, богатые селения там, где за год были пустыни.

В Кременчуге Потемкин доставил нам зрелище больших маневров, в которых участвовали 45 эскадронов конницы и многочисленная пехота. Я редко видывал такое прекрасное и блестящее войско. Движения их могли дать нам понятие об этой тактике, страшной для турок, может быть, и недостаточной против других войск. Впоследствии мы дали им славные уроки, которыми они прекрасно воспользовались. Вся их тактика, в то время, как я их видел, состояла в движении четырьмя колоннами с цепью стрелков впереди, предшествуемых казачьим отрядом. Предположив, что неприятель приближается в значительных силах, колонны строились в четыре большие трехшеренговые каре; казаки отступали за колонны и, построясь фронтом в одну шеренгу, становились в их интервалы таким образом, что весь боевой порядок имел вид четырех бастионов и двух куртин; артиллерия становилась в углах каре. В эту минуту, предполагая, что каре окружены неприятелем, как обыкновенно бывает в сражениях с турками, вдруг открывался сильный огонь, после которого, если неприятель приведен в замешательство, каре двигалось, стрелки высылались вперед, а казаки, опустив пики, с гиком бросались на опрокинутого неприятеля, чтобы довершить его поражение.