Текст книги "Рождение Новороссии. От Екатерины II до Александра I"

Главнокомандующий армией Г.А. Потемкин не хотел платить кровавой дани, которую непременно соберет приступ подобной твердыни, и поэтому надеялся взять крепость измором. Но турки держались стойко, и постепенно мудрая осторожность командующего начала оборачиваться пагубной медлительностью: русская армия была лишена простора и прикована к одному месту, начались болезни, возросла смертность среди солдат. Откладывать далее было некуда: или штурмовать, или уходить от крепости несолоно хлебавши.

Адмирал Гасан-паша осенью 1788 г. увел свои суда из Очакова и направился на ремонт в Константинополь. В ноябре флотилия казачьих лодок под командованием войскового атамана А. Головатого, прикрываемая кораблями Лиманской флотилии, совершила стремительный налет на остров Березань, расположенный перед Очаковом. Здесь также была расположена небольшая крепость. Парламентеры от начальника гарнизона сдали казакам ключи от крепости, более 20 орудий, 11 знамен, 150 бочек пороха, свыше тысячи ядер. Над крепостью взвился русский флаг.

Теперь Потемкин, наконец, смог решиться на штурм Очакова.

Согласно диспозиции, составленной начальником инженерных работ генералом Меллером, который за нее станет бароном, получит ордена Св. Андрея Первозванного и Св. Георгия 2‑й степени, и утвержденной Потемкиным, для производства приступа образовалось 6 отдельных колонн. В третьей из них – колонне генерал-майора князя Волконского – надлежало идти на штурм и подполковнику Ираклию Моркову.

Ему вместе с его боевыми товарищами – корпусом лифляндских егерей, батальоном и рабочими Херсонского пехотного полка – надлежало с началом атаки двинуться к ближайшим воротам ретраншемента, взять его и тут же выслать вправо и влево команды, дабы связать с флангов защитников укрепления, если они не отступят к крепости, и постараться их отрезать.

И вот наступило 6 декабря. В семь часов утра русские колонны пошли к крепости. Каждая из них действовала на пределе храбрости. Не отставала и третья.

Люди генерал-майора Волконского бегом достигнув рва ретраншемента, ни минуты не мешкали, а тут же начали спускаться в ров. Подполковник Морков, идя во главе колонны, лично прислонил к валу первую лестницу и первым взошел на укрепление. Лифляндские егеря следовали по пятам за своим начальником.

Турки ударили в ятаганы, и широкое лезвие османа скрестилось с молнией русского штыка. Егеря оттеснили противника. Волконский бросился с подкреплением на помощь к подполковнику, дабы одним мощным нажимом выбить турок, но был сражен пулей. Отнюдь не случайно, ибо значительно усилившиеся османы пошли, в свою очередь, вперед и начали вытеснять морковцев из ретраншемента.

Тогда сменивший Волконского полковник Юргенс, построив херсонцев развернутым фронтом перед неприятельским укреплением, повел тотальный огонь, заставивший осман сойти с вала.

Русские вновь вошли в ретраншемент, и егеря Моркова во главе с командиром вновь ударили в штыки. На этот раз – до полной победы. Счастливцы из числа защитников успели убежать, остальные легли тут же. Морков же впереди колонны бросился к стамбульским воротам Очакова, куда прямо перед ним вошла и вторая колонна…

Биография

Морков Ираклий Иванович

(2.11.1753—26.03.1828)

И.И. Морков воевал с турками в 1768—1774 гг., воевал и в 1787—1791 гг. – когда и прославился. За взятие Очакова Морков – теперь уже полковник и кавалер ордена Св. Георгия 4‑й степени – был отмечен кроме этого и золотой шпагой. Менее чем через два года Ираклий Иванович был пожалован секунд-майором лейб-гвардии Преображенского полка и уже лейб-гвардейцем отличился в этом же году при Измаиле. В реляции Екатерине II о взятии Измаила Потемкин скажет о Моркове, повторяя слова донесения Суворова: «В сем случае начальник 3‑й колонны изъявил новые опыты мужества, искусства и храбрости, примером его подчиненным служившие. Л.-гв. секунд-майор Морков с начала устроения на острове Сетала батарей командовал оными и во время беспрестанной почти канонады ни на малое время не отходил. Побуждаемый беспримерной ревностью к службе, он сам наводил пушки и не токмо наносил неприятелю великий вред в городе, но и множество потопил судов: во время же приступа, при высадке на берег войска и завладении неприятельскими батареями, учреждения его явили самого храброго и непобедимого офицера».

Измаил сделал Моркова помимо кавалера Св. Георгия III степени и бригадиром. Окончание же войны – генерал-майором, ибо именно ему была доверена почетная обязанность привезти в Петербург известие о Ясском мире с Турцией.

В 1792 г., когда он стал генералом, Морков был отмечен еще раз – на его груди засияли звезда и крест кавалера ордена Св. Георгия II степени, награды чрезвычайно редкой для генерал-майора. Но Морков ее заслужил: во главе 8‑тысячного отряда он у польского местечка Зелинцы сумел, сражаясь на два фронта с превосходящими силами Костюшко, принудить неприятеля к отступлению, удержав позицию за собой.

Вскоре к этим наградам прибавилась очередная – золотая шпага с бриллиантами. 1796‑й год, год вступления на престол Павла I, сделал его графом. Но уже через два года – отставка и опала. Генерал-лейтенант граф Морков поселяется в Москве. Вторая столица стала его постоянным местом жительства. Он полюбил город и его жителей, они – седого ветерана: недаром ведь с началом Отечественной войны 1812 г. московские дворяне, узнав, что избранный ими в начальники ополчения Кутузов уже возглавил ополчение Петербурга, не колеблясь, отдали голоса Моркову, который приведет московское ополчение на Бородино…

Турецкой твердыни более не существовало – все русские отряды поработали на славу. Отныне здесь находилась лишь русская крепость Очаков. Турки потеряли свыше 7 тысяч убитыми, 170 знамен, 323 орудия и большое число пленных.

В результате взятия Очакова русские войска приобрели важный стратегический пункт, который должен был прикрывать с моря весь Днепровско-Бугский лиман с находящейся там кораблестроительной базой Черноморского флота. Недаром современники отмечали, что «Очаков есть южный естественный Кронштадт».

Война продолжалась, но больше в 1788 г. в общем ничего сделано не было. Так как в то же время в Молдавии, решая весьма ограниченные задачи, действовала 2‑я армия под командованием П.А. Румянцева. Стратегического взаимодействия между армиями налажено не было. Это состояние дел усугублялось тем, что Г.А. Потемкин зачастую из соображений личного соперничества ограничивал инициативу Румянцева.

Армия Румянцева считалась резервной. Командующий, поставленный в фактическую зависимость от Потемкина и союзного австрийского командования, долго вообще не выезжал к своим войскам и отсиживался в имениях. Прибыв, наконец, в действующую армию, он убедился в своих подозрениях о изначально определенной его армии второстепенной роли.

Военные операции развивались без учета его советов и рекомендаций. Его заставляли действовать по чуждой ему кордонной системе, нежизнеспособность которой он сам неоднократно доказывал делом. Румянцев получал указания от Потемкина, весьма настойчивые советы, переходящие в прямые требования, представителя союзной австрийской армии принца Кобурга, многочисленные упреки из Петербурга, где в попрекающих не было недостатка, учитывая отсутствие любви у Екатерины к нему.

Но все же и в этой кампании Румянцев показал образцы маневренных действий. В свои действия он внес существенно новое: в противоположность союзникам-австрийцам, действовавшим растянутыми силами, слабо связанными между собой отрядами, Румянцев в нужный момент быстро сосредоточивал в необходимом направлении все свои войска.

Он поступил так в отношении своего центра после переправы через Днестр, когда австрийцы, не предупредив союзников, оставили Яссы. Турецкое наступление оттуда угрожало любому участку армии. Развернув операцию у Бендер, Румянцев, не стягивая своих сил, поставил тем самым противника под опасность флангового удара в случае его прорыва к Хотину или в тыл русских войск. Маневрируя, он сковал турок у Рябой Могилы. При всякой попытке к наступлению противопоставляя им сосредоточенные силы. Заставив турецкие войска после падения Хотина отступить от Рябой Могилы, Румянцев без потерь добился стратегического успеха, который могло дать выигранное сражение…

В разгаре боевых действий на юге для России сложилась тяжелая военно-политическая обстановка на Балтике. Дипломатия Англии и Пруссии стремилась вовлечь в войну против России Швецию, усиленно разжигая там планы, направленные на завоевание приморских областей, перешедших к России в Северной войне. Шведский король Густав III расценивал сложившуюся обстановку как весьма выгодную для осуществления этих планов, так как основные силы России были сосредоточены против Турции, а позиция Англии и Пруссии позволяла надеяться на помощь этих европейских держав. В июне 1788 г. русскому правительству было вручено ультимативное требование Густава III, в котором шведский король требовал от России возвратить ему часть Карелии с городом Кексгольмом, разоружить Балтийский флот, отдать Турции Крым и принять его «посредничество» в русско-турецком конфликте.

В это время русский Балтийский флот готовился к дальнему походу в Средиземное море, чтобы принять участие в боевых действиях против Турции в Средиземном море, так же как в 1770—1774 гг. Эскадра Балтийского флота была полностью подготовлена к походу. Три линейных корабля и пять других судов уже вышли из Кронштадта и в конце июня достигли Копенгагена. Однако дальнейшее плавание не состоялось из-за назревавшей войны с Швецией, и враждебной позиции, занятой Англией.

* * *

В кампании следующего, 1789 г. Г.А. Потемкин наметил для своих главных сил основную цель – овладение Бендерами, Аккерманом на Днестре и другими бессарабскими крепостями турок. Корпус Н.В. Репнина должен был прикрывать действие главных сил со стороны Дуная. Дивизия А.В. Суворова – около 10 тысяч человек – была выдвинута в район Бырлада на стык с австрийскими войсками, которые занимали растянутое кордоном расположение от Адриатического моря до реки Серет. Рядом с русскими войсками находился корпус принца Кобургского численностью около 18 тысяч.

Турки воспользовались инициативой боевых действий, которая была им предоставлена. Турецкий 30‑тысячный отряд во главе с Осман-пашой попытался прорваться на стыке расположения союзных русской и австрийской армий. Получив сведения о движении противника, Суворов во главе 7‑тысячного отряда пришел на помощь австрийскому корпусу (18 тысяч человек). 19 июля русско-австрийские войска перешли в контрнаступление. Отбросив османский авангард, Суворов и Кобург 21 июля 1789 г. с ходу атаковали противника на укрепленных позициях при Фокшанах. Бой длился 10 часов и закончился крупным поражением турок.

Между Суворовым и австрийским командующим принцем Кобургским установилось тесное сотрудничество. Вскоре это сыграло свою роль. В сентябре великий визирь Юсуф-паша предпринял попытку переломить неудачный для Турции ход военных действий. Он выдвинул 30‑тысячный отряд в сторону Измаила, заставив Потемкина сосредоточить в этом районе свои главные силы. Узнав об успехе своего плана, Юсуф-паша со 100‑тысячной армией двинулся против 18‑тысячного корпуса Кобургского, стоявшего в районе Фокшан. Однако австрийская разведка вовремя узнала о движении противника. Кобург тут же отправил сообщение об этом Суворову.

Имея 10 тысяч солдат, Суворов выступил с 7‑тысячным отрядом на помощь союзникам. За два дня суворовские «чудо-богатыри совершили 100‑километровый марш-бросок и подошли к Фокшанам раньше турок. Тем временем Юсуф-паша, даже не предполагая о подходе русских, разместил свое войско в трех укрепленных лагерях между реками Рымна и Рымник. Об этом Суворов узнал из донесений своих разведчиков. Медлить было нельзя.

В ночь на 11 сентября 1789 г. русско-австрийские войска совершили 14‑километровый марш и атаковали врага. Удар наносился поочередно по трем лагерям. Он был настолько неожиданный и решительный, что османы в панике бежали, неся огромные потери. Было убито, по разным данным, от 6 до 20 тысяч солдат, победителям досталась вся артиллерия и обоз. Потери союзников составляли всего около 700 человек. Юсуф-паша отвел остатки своих войск за Дунай. После этой битвы Суворов получил от Екатерины титул графа Рымникского.

Победа при Рымнике – крупнейшая после Кагула победа над турецкой армией в полевом сражении за время обеих войн с Османской империей второй половины ХVIII в., могущая иметь стратегическое значение, – осталась неиспользованной. Потемкин после Рымника не начал общего наступления, обещавшего быстрое окончание войны. Турки получили возможность оправиться, и война затянулась еще более чем на полтора года.

* * *

В результате кампаний 1788—1789 гг. русские войска продвинулись на запад от Днепровско-Бугского лимана и других исходных границ, которые были у России к началу войны. Турция теперь должна была вести оборонительные действия на Дунае.

Успехи русской армии открывали возможность дальнейшего освоения Новороссии и побережья Черного моря. В июле 1789 г. при слиянии рек Южного Буга и Ингула был основан новый портовый город Николаев. Этот город был гораздо ближе к морю, чем Херсон. Здесь развернулось строительство кораблей; впоследствии сюда было перенесено из Херсона Черноморское адмиралтейство.

14 сентября 1789 г. в 65 км к западу от Очакова войска под командованием генерала И.В. Гудовича при участии черноморских казаков во главе с З. Чепегой и А. Головатым взяли маленькую турецкую крепость Хаджибей. Через несколько лет (в 1798—1794 гг.) на этом месте развернулось строительство гавани. Новый портовый город был назван Одессой (тогда ошибочно полагали, что именно здесь находилась древнегреческая колония Одесс). Этому городу в российской истории суждена была особая судьба.

Однако Османская империя не предполагала прекращать борьбу и разрабатывала планы новых военных кампаний. Иллюзии Турции были порождены обещаниями западных держав, продолжавших намекать Порте на скорое вмешательство в ее конфликт с Россией.

В то же время султан надеялся на некоторые благоприятные для него изменения на театрах военных действий. Турецкое руководство рассчитывало, в частности, что движение главных сил русской армии к Дунаю неминуемо ослабит черноморское побережье, часть которого осталась теперь вдалеке от театра военных действий.

Поэтому были намечены удары по тем участкам русского побережья, где предполагалось встретить сопротивление небольших русских сил. Первое место в этих расчетах занимал Крым. Здесь османы не без основания надеялись и на поддержку значительной части местного татарского населения, так и не смирившегося с новой властью.

Потемкин считал угрозу для Крыма очень серьезной, так как полуостров был сильно уязвим со стороны моря. Турецкие силы на Черном море все еще значительно превышали русские. Десантные войска, посаженные на корабли на севере Малой Азии, могли менее чем за двое суток достичь Крыма и высадиться на его побережье. Еще большую опасность представляли турецкие войска, сосредоточенные на Кавказском побережье. Весь берег Кавказа, кроме Таманского полуострова, принадлежал тогда Турции. Передовым опорным пунктом здесь являлась крепость Анапа, в которой находился большой османский гарнизон. Отсюда до Керчи или Феодосии требовалось всего несколько часов хода по морю.

Русская администрация в Севастополе и Херсоне постоянно получала данные о подготовке турок к высадке на Крымский полуостров. Турецкая эскадра имела «повеление искать по крымским берегам способное место для десанта, а особливо около Кафы (Феодосии)». С этой целью, как отмечал Потемкин весной 1790 г., турки «великим прилежанием и поспешностью стараются вооружить флот в Константинополе». Командующим турецким флотом был назначен адмирал Гусейн-паша.

Были также получены известия, что англичане, служившие султану, готовили для турецкого флота специальные брандеры, которые нужны были для уничтожения русских кораблей. Англичане же рекомендовали туркам наполнить зажигательными веществами одно из торговых судов и подослать его под нейтральным флагом в русский порт с тем намерением, «чтобы сие судно, остановясь между кораблями, зажгло их ночью». Подобные советы очень ярко характеризуют представления «цивилизованных» европейцев о состоянии нравственных качеств «облагодетельствованных» ими «диких» народов.

Защита нового черноморского побережья и, прежде всего, Крыма становилась главной задачей России. И тут, как обычно в русской истории, огромную роль сыграл «личностный фактор». Можно сказать, что «кадровое решение» Г.А. Потемкина и стоящей за ним Екатерины Великой имело решающее значение не только в исходе русско-турецкого противостояния 1787—1791 гг., но и всей дальнейшей российской истории, по крайней мере на протяжении последующих 200 лет…

Именно благодаря состоявшемуся «кадровому решению» во главе Черноморского флота встал человек, который обеспечил перелом в морском противостоянии двух евразийских держав – России и Турции. До сих пор остается загадкой, как человек, родившийся в глубине русской равнины, долго даже не видевший моря, стал гениальным стратегом и тактиком морских сражений, новатором большинства приемов морских боев эпохи наивысшего расцвета парусного флота.

Итак, вскоре после морского сражения при острове Фидониси во главе Севастопольской эскадры по решению Г.А. Потемкина был поставлен контр-адмирал Ф.Ф. Ушаков; в марте 1790 г. он стал командующим Черноморским флотом.

Получив должность командующего второго российского флота, Федор Федорович столкнулся с громадными трудностями, оставленными в наследство его предшественниками. На кораблях и в базах был большой некомплект команд, много матросов болело из-за плохого питания и жестокого обращения офицеров. В Черноморском адмиралтействе был «хаос неописуемый, крайняя неизвестность во всех наличностях». Ощущался большой недостаток парусов, мачт, такелажа, якорей. Не хватало артиллерийского вооружения. «Здесь во многом находятся великие недостатки», – докладывал Ушаков князю Потемкину. «Разных припасов и материалов, тож и лесов, особливо жидкой и густой смолы, здесь совсем нет, также медикаментов не только на судах, но и в госпитале не имеется», – писал он главному интенданту флота. Адмирал Ушаков деятельно приступил к повышению боеспособности флота. Ему даже приходилось вкладывать в строительство флота личные средства. «Дохожу до такой крайности, – писал он летом 1790 г., – что вынужден заложить собственный дом».

Ушаков большое внимание уделял обучению личного состава. Боевая подготовка строилась на наиболее рациональных приемах. Он разрабатывал инструкции и руководства, в которых излагал свои требования к обучению моряков, прежде всего – учить в сложных условиях. Корабли в любую погоду выходили в море, проводили там парусные, артиллерийские, абордажные и другие учения. «Рекомендую командующим, – писал адмирал Ушаков в одном из приказов, – приучать служителей (матросов) к скорым беганьям по снастям. Отдачу и прибавку парусов приказать делать с отменной скоростью». Мастерство черноморских моряков неуклонно росло, что повышало боеспособность флота не меньше, чем пополнение его новыми боевыми кораблями.

Когда большинство кораблей Севастопольской эскадры было подготовлено к дальнему плаванию, Ушаков вышел в поход с целью разведать силы неприятеля и нарушить его коммуникации в юго-восточном районе Черноморского театра. Русские корабли пересекли Черное море, достигли Синопа, оттуда пошли на восток вдоль турецких берегов к крепости Самсун, далее на север – к Анапе и затем возвратились в Севастополь.

Поход русской эскадры вдоль побережья Османской империи вызвал у султанского правительства «великий страх и беспокойство». Моряки Ушакова захватили более 10 турецких судов. В результате Ушаков узнал, что в Стамбуле ведется усиленная подготовка к выходу в Черное море многочисленного флота с десантными войсками.

В начале июля 1790 г. русская эскадра вышла в море «для поисков неприятельского флота и охранения таврических берегов». Оценив обстановку и предугадывая замыслы противника в отношении высадки десанта на Керченский полуостров со стороны Анапы, Ушаков избрал курс на восток. 6 июля эскадра пришла на рейд Феодосии, где было получено сообщение о том, что незадолго до того здесь находилась турецкая эскадра. О противнике было известно лишь то, что он «пошел прямо в открытое море».

Утром 8 июля русская эскадра находилась против Керченского пролива – «между Крымским берегом и Таманью на открытом море в довольной дистанции от всех берегов». Этот район Ушаков считал наилучшим для наблюдения за противником и для защиты Крымского полуострова. И действительно, одно из крейсерских судов, высланное на разведку, сигналом дало знать, что видит «посторонние суда». Через полчаса на эскадре увидели большой неприятельский флот, шедший со стороны Анапы по направлению к Крыму.

Турецкий адмирал Гусейн-паша имел превосходство в силах. Важным являлось превосходство его в артиллерийском вооружении кораблей (более 1100 турецких орудий против 850 русских), а также занятие им наветренного положения.

Заметив эскадру Ушакова, Гусейн-паша сразу же дал сигнал своим кораблям атаковать ее. Все турецкие корабли, отмечал адмирал Ушаков, пошли «прямо по ветру на наш флот». Началось сражение у Керченского пролива.

В полдень неприятельский флот подошел к русской эскадре на расстояние пушечного выстрела и открыл огонь. К этому времени Ушаков построил свою эскадру в боевой порядок, полностью подготовился к решительной встрече с врагом и, «будучи во всем готов в лучшем порядке, с поспешностью шел ему навстречу».

Гусейн-паша обрушил главный удар по авангарду русской эскадры, в который входили два линейных корабля и один фрегат. Русские корабли начали ответный огонь по неприятелю. Особенно сильная перестрелка велась между авангардными кораблями обеих эскадр. «Авангард нашего флота, – говорил Ушаков, – усиливающееся нападение неприятеля выдерживал с отличной храбростью и жестокостью огня приводил его в замешательство и расстройку, так что оный пальбу свою весьма уменьшил». Видя, что турецкие авангардные корабли не могут нанести решительного поражения русским передовым кораблям, Гусейн-паша направил против них огонь других своих судов.

Тогда адмирал Ушаков противопоставил турецкому командующему неожиданное решение: он приказал фрегатам выйти из боевой линии, оставив «под ветром против авангардии корпус резерва». Как только сигнал об этом взвился на флагманском корабле, фрегаты «Иоанн-воинственник», «Иероним», «Покров Богородицы» и другие отвернули от линии, а линейные корабли «сомкнули плотно свою дистанцию». Ушаков стремился уменьшить интервалы между кораблями, чтобы наносить удары по тем неприятельским кораблям, которые были против него сосредоточены. Этому способствовало и изменение направления ветра: на исходе третьего часа дня ветер неожиданно переменился, что и «подало нам случай,– как говорил Ушаков, – приблизиться к оному (противнику) на такую дистанцию, что картечь из малых пушек могла быть действительна».

Гусейн-паша решил сделать поворот. Турецкие корабли по сигналу своего флагмана начали поворачивать, чтобы улучшить свое положение по отношению к русской эскадре. Однако этот маневр привел к худшему положению для самих турок. В момент поворота турецкие корабли еще более сблизились с русскими кораблями, которые тут же усилили огонь. Наиболее успешно били по вражеским судам артиллеристы линейных кораблей «Рождество Христово» под командованием капитана 2‑го ранга М.М. Ельчанинова и «Преображение» под командованием капитана 2‑го ранга Я.Н. Саблина.

Очень сильно были повреждены два неприятельских линейных корабля, на которых оказались совершенно сбитыми стеньги и реи. В результате повреждений они потеряли управление и шли столь близко, что Ушаков опасался сцепления их с некоторыми из задних кораблей своей эскадры. Сильный удар был нанесен по турецкому вице-адмиральскому кораблю. Он очень близко прошел вдоль всей линии русской эскадры и «остался поврежден до крайности».

Метким огнем русских артиллеристов с некоторых турецких кораблей были «сбиты флаги долой». Капитан 2‑го ранга И.С. Поскочин с корабля «Георгий» послал шлюпку, которая захватила один из турецких флагов.

Стремясь защитить свои корабли, адмирал Гусейн-паша с несколькими кораблями изменил курс и прошел параллельно навстречу эскадре Ушакова. Благодаря этому маневру ему удалось отвлечь огонь русских артиллеристов от ранее поврежденных турецких кораблей, но зато его корабли получили не один десяток русских ядер. «Ясно было великое повреждение его кораблей и множество побитого экипажа, тем более что имели они много десантного войска».

В ходе умелого маневрирования русская эскадра оказалась в наветренном положении. Чтобы воспользоваться этим, Ушаков дал сигнал: «Авангардии всей вдруг поворотить оверштаг (носом против ветра), кораблю «Рождество Христово» быть передовым, всем кораблям, не соблюдая своих мест, каждому по способности случая с поспешностью войти в кильватер моего корабля». Флагманский корабль под всеми парусами лег на новый курс, вслед за ним стали занимать места другие корабли.

Такое необычное и быстрое перестроение вызвало замешательство у турок. Гусейн-паша вынужден был устраивать свою линию под ветром. Русские же корабли стремились сблизиться с противником, чтобы нанести ему окончательное поражение, добить или пленить его корабли, многие из которых были сильно повреждены. Однако командующий турецким флотом начал отступление. «Неприятель, – писал Ушаков, – многократно покушался бежать под ветер и как скоро замечал, что и я с флотом, делая сигналы о погоне, спускался с поспешностью на него, тогда он приводил корабли свои бейдевинд (при боковом ветре) и чрез то оставался флот их большей частью впереди и заметно, что, провождая он время, ожидал темноты ночи».

К вечеру наступавшая темнота стала закрывать неприятельский флот. Пользуясь своей скоростью, турецкие корабли скрылись из виду, однако Ушаков продолжал погоню, рассчитывая нагнать противника.

Гусейн-паша уходил от преследования, «не зажигая на кораблях огней нигде». В полночь он внезапно изменил курс и разделил эскадру на две части: наиболее поврежденные корабли направились в Синоп, а остальная часть эскадры повернула на запад. Утром 9 июля адмирал Ушаков, не обнаружив противника, взял курс на Феодосию, а затем прибыл в Севастополь.

Турецкие адмиралы пытались скрыть перед султаном и «европейской общественностью» результаты сражения в Керченском проливе. «Капитан-паша, будучи разбит близ Тамана, – писал Потемкин в сентябре 1790 г., – бежал с поврежденными кораблями, и теперь еще пять судов починяют, а насказал, что у нас потопил несколько судов. Сия ложь у визиря была публикована. На что они лгут и обманывают себя?»

Турецкий флот укрылся в своих портах, где начались интенсивные работы по ремонту поврежденных кораблей. Турецкое командование поставило задачу в короткие сроки восстановить боеспособность флота и вновь направить его в Черное море.

Однако Ушаков не оставлял противнику шанса. Его флот продолжал совершать плавания по Черному морю, ища встречи с противником.

Утром 28 августа эскадра Ушакова находилась в открытом море, идя южнее Тендровской косы на западе Черного моря, немного к югу от Очакова и Кинбурна. Вскоре один из матросов доложил: «Между Тендрой и Гаджибейским берегом виден флот неприятельский числом 23 судов». Когда видимость улучшилась, на флагманском корабле установили, что у противника около 50 судов, в том числе 15 линейных кораблей и 8 фрегатов. Турецкий флот вновь сильно превосходил русский.

Адмирал Ушаков поднял сигнал, оповещающий все корабли об обнаружении неприятельского флота. По приказу флагмана на кораблях поставили паруса. Эскадра двинулась на сближение с турками.

Приближение русского флота явилось для Гусейн-паши полной неожиданностью. Стоя на якорях, османские корабли были безлюдны наверху; лишь часовые виднелись на своих постах. Но как только был замечен русский флот, на турецких кораблях все пришло в движение. «Неприятельский флот, – записано в флагманском журнале Ушакова, – обрубая якоря, будучи в беспорядке, вступил под паруса и побежал к стороне Дуная».

Русская эскадра начала преследование отходящего неприятеля. Впереди его боевого порядка шли флагманские корабли во главе с Гусейн-пашой. Пользуясь преимуществом в ходе, они стали уходить вперед, в то время как остальные суда несколько отставали. Опасаясь, что отстающие корабли будут настигнуты эскадрой Ушакова, прижаты к берегу, окружены и захвачены, Гусейн-паша был вынужден сделать поворот.

Пока османская эскадра производила перестроение, русские корабли по сигналу адмирала Ушакова построились из трех колонн в линию баталии; три фрегата составили корпус резерва и расположились против авангарда на тот случай, «ежели бы передовые неприятельские корабли, выиграв ветр, покусились с обеих сторон атаковать нашу линию».

В 3 часа дня оба флота пошли параллельно друг другу; Ушаков стал сокращать дистанцию и дал приказ открыть огонь.

Матросы и офицеры ушаковских кораблей проявили высокое мастерство, атакуя неприятельский флот. Они «с отличной неустрашимостью принудили передовую часть неприятельского флота поворотить через фордевинд (поворот корабля носом по ветру) и бежать к стороне Дуная… Флот наш гнал неприятеля подо всеми парусами и бил его беспрестанно». Более всего потерпели адмиральские турецкие корабли.

Несколько часов продолжалась погоня за неприятелем, но вечером вражеский флот «при темноте ночной закрылся из виду». Гусейн-паша предполагал, что ему удастся ночью уйти от преследования, подобно тому как это было во время Керченского сражения. Турецкие корабли шли без огней и изменяли курсы, чтобы дезориентировать русскую эскадру. Но на этот раз неприятельскому флоту уйти не удалось.

На следующий день, 29 августа 1790 г., «при начале рассвета оказался флот неприятельский, лавирующий к ветру, рассыпан весь в разные места». Как только Гусейн-паша увидел, что русская эскадра находится вблизи, он дал сигнал своим кораблям держаться соединенно и продолжал отход. Турецкий флот взял курс к юго-востоку, но поврежденные корабли заметно снизили скорость и стали отставать.

Адмиральский 80‑пушечный линейный корабль «Капитания» – «главнейший корабль во флоте Турции» – замыкал боевой порядок неприятельского флота. В 10 часов утра русский линейный корабль «Андрей» первый приблизился к нему и вступил в бой; вслед за ним подошли линейные корабли «Георгий» и «Преображение». Окружив неприятельский корабль, «переменяя один другого, они производили жестокий огонь». «Капитания» упорно сопротивлялась. Но к ней приблизился флагманский корабль адмирала Ушакова. Он стал против борта турецкого корабля на расстоянии 60 м и «в малейшее время нанес ему наижесточайшее поражение». Противник не выдержал. «Люди неприятельского корабля, – писал Ушаков, – выбежав все наверх, на бак и на борты, поднимая руки кверху, кричали на мой корабль и просили пощады и своего спасения». Тут же был дан приказ прекратить огонь.