Текст книги "Ты слышишь ли меня? Литературно-художественный альманах"

ПОЭЗИЯ

Нина ВЕСЕЛОВА

 
Мой тихий деревянный скит —
Где рифма по-за печкой спит,
Где на закате солнца луч
Украдкой шарит там, где ключ
Я прячу от своих дверей,
Где рвётся к небу лук-порей
И земляника пьёт росу,
Где паутинка на весу
Сверкает искрами зари,
Где бьют крылами сизари,
Спускаясь на резной конёк,
Где от ночного огонёк
Во тьме сияет, как маяк,
Где даже самый хитрый враг
В болото будет заведён,
Где связки старых веретён
Ночами песнею звучат,
Где ножки пухлые внучат
Поутру топчут мураву
И где кувшинки на плаву
Ведут неспешный хоровод,
Где дремлет старенький удод
И на курятник метит лис…
Здесь ни салонов, ни кулис,
Ни прочей жалкой шелухи,
Которой хвалятся верхи,
Чтобы безделье оправдать
И черни лишнего не дать.
Всё есть в затерянном краю,
Чтоб душу согревать мою!
И в миг, когда весь мир затих,
Она опять рождает стих,
И не кончаются слова…
Они, как новая трава,
Что вместо скошенной растёт
За годом год, за годом год!
 
 
***
 
 
Я пробиралась травами,
Тонувшими в росе,
Туда, где за дубравою
Голубятся в овсе
Головки васильковые,
Родные небесам,
Где воды родниковые
Змеятся по лесам,
Где молятся кузнечики
С утра и до утра,
Где завивают венчиком
Пугливые ветра
Пески на старой отмели
Под ивовый навес
И где всю силу отняли
Столетья у древес,
Где воздух тинно-злаковый,
Где хмельно от сосны,
Где соловьи отплакали
Страдания весны…
 
 
Томясь от зноя мятного,
По морю трав бреду
И за собой помятую
Тропиночку веду.
Стервятник завороженно
Над далями кружит,
Ища неосторожного
Зайчонка у межи.
А мне бояться нечего:
Мне все вокруг – родня.
Останусь незамеченной
До утра у плетня,
Услышу, как бубенчики
На поле льна звенят,
А птахи малых птенчиков
На промысел манят,
Замечу бег сохатого
В просветах меж стволов,
Спугну шмеля мохнатого,
Сорву болиголов,
Испачкаюсь черникою,
Малиной опьянюсь,
Благодаря пониклую,
Истерзанную Русь.
А к вечеру, усталая
Присяду на порог…
Совсем иною стала я
В краю, где правит Бог.
 
 
***
Кузнечики, как брызги, врассыпную
Из-под сапог моих летят, звеня.
Макушка лета. Середина дня.
В печи июля плавится стерня.
И землю, как золу, устало мну я.
 
 
Черникою измазан рот и нос,
А руки – как в перчатках до запястья.
Пот ручейками. Но какое счастье —
Урвать денёк у нудного ненастья!
Про это знает лучше всех мой пёс.
 
 
Мы с ним лежали на пружинах мха
И ртом ловили ягодные слёзы,
И на лицо садились мне стрекозы,
А вдалеке опять гуляли грозы…
Но как душа моя была тиха!
 
 
Теперь идём назад, в кольцо забот,
Как будто прилетев из дальних странствий,
И в нашем малом жизненном пространстве
Мы любим мир в его сухом убранстве
И рады, что скопили сил на год.
 
 
***
Я в раздраи дворцовых палат не вникаю.
Лишь замечу, что день долгожданный поник,
И к стволу за околицей вновь приникаю:
Здравствуй, липушка милая, мой проводник!
 
 
И в ответ по спине вдруг мурашечным током
Пробегает, незримо ласкаясь, струя,
Возвращая меня к первобытным истокам
И безжалостно день мой текущий кроя.
 
 
И, не в силах справляться с подобным напором,
Я до кроны живой устремляюся ввысь,
И на землю гляжу, потерявшая шоры,
Поверяя на вкус нашу грешную жизнь.
 
 
А она восстаёт предо мной разноцветной
И наполненной гулом небесных существ.
И душа моя к ней приникает ответно,
И ликует в потоке пахучих веществ.
 
 
Напоённая соком, нектаром и зноем,
Я до дому легко направляю стопы
И пытаюсь обилие это земное
Запихнуть в тесный дом стихотворной стопы.
 
 
А оно не вмещается, ветки топорщит,
Как дитём принесённый весенний букет.
А оно загорелый свой лобик наморщит
И с усмешкой наивной чихнёт мне в ответ.
 
 
Дескать, вам бы всё глупости ваши пустые
Да раздраи земные, да слов жернова.
А поблизости, рядышком, за полверсты я
Вам позволить могу всё начать сызнова.
 
 
Там открыты просторы без всяких моторов,
Нет не только машин – нету даже людей!
Это рай, всем доступный, земной, и которым,
Заявившись хозяином, вечно владей!
 
 
Но не всякий готов с кандалами расстаться
Расплодившихся, словно мошка, городов,
И не всякий способен душой подверстаться
Под гармонию чистых природных ладов,
 
 
В коих нет какофоний, и только согласье
Наполняет певучие микромиры…
Вот под липу вчера ввечеру собралась я,
А меня одолели в пути комары
 
 
И вернули назад, усадили к бумаге
И заставили строчку вязать за строкой.
И скажи после этого, будто не маги
Надо мной пируэт совершили такой!
 
 
Ну, а я расписалась – не остановиться.
Заодно расписалась, что былому – верна,
Что согласна: пусть жизнь моя дикая длится,
Пусть совсем обо мне позабудет страна.
 
 
Что я ей, коль в интриги дворцов не вникаю
И давно уж не езжу без дел в города?
Ну, а то, что к деревьям спиной приникаю,
В этом нет для страны никакого вреда!
 
 
***
 
 
Пока я есть, вам есть, к кому приехать,
С кем поругаться, насолить кому
И мимоходом починить прорехи
В моём почти разрушенном дому,
На паутины тайно подивиться,
Которые свисают с потолка,
И занавеску выстирать из ситца,
Которая линяла и тонка.
 
 
Пока я есть, цветут для вас тюльпаны,
Шар золотой кивает головой,
И возле детской заржавелой ванны
Мячом забит недавний угловой.
На грядке зреет тощая морковка,
А тыква на помойке – в полведра.
И всё ещё завидная сноровка
Присуща мне, особенно с утра.
 
 
Пока я есть, пищит в углу мобильник,
Рожают кошки по весне котят,
И даже власти выключить рубильник
Не смогут, если очень захотят.
Лопата разгребает снег к калитке,
И почтальон приносит письмецо,
И печка запекает на калитке
Домашней куры жёлтое яйцо.
 
 
Пока я есть, гуляет в интернете
Мой аватар по сайтам и сетям
С мечтою о седеющем брюнете,
Годящемся скорее мне в зятья.
Из ворда выползают мои строки
Немыслимой печали и длины,
Как будто для меня отдельной сроки
Для жизни на планете продлены.
 
 
Пока я есть – я есть, и я – такая.
Простите моё множество причуд,
Особо в баловстве не потакая,
Но грубо не ломая мой уют.
Я всё оставлю в названное время,
И всё моё исчезнет без следа,
Снимая с вас мучительное бремя
Хоть изредка наведаться сюда.
Ведь жизни молодой, где много смеха,
Угасшее – серьёзная помеха.
 
 
Однако я о грустном почему?
Ведь светят окна у меня в дому,
И кошка намывает мне гостей
Немыслимых запросов и мастей
Из разных городов и волостей…
 
 
***
Уже готов улечься дикий зверь
И в поисках норы по лесу рыщет…
Но тут закатный луч ворвался в дверь,
Убогость моего узрев жилища.
И, проскользнув мельком по потолку,
Тенёта с мизгирями освещая,
Он спрятался у печки на боку,
Меня за всё, беспутую, прощая.
 
 
А мне и ладно: хоть одна душа
Уважила меня за три недели,
Пока я пребывала без гроша,
Но при любимом бесполезном деле.
Зато никто не смог и упрекнуть
За полностью запущенные гряды
И ненароком грязным пальцем ткнуть
В нестиранные ветхие наряды.
 
 
Мне не нужны пустые похвалы
За собранные летом урожаи
От тех, кто натрудился, как волы…
Я тоже не лентяйка – я рожаю!
Бывает, и по сотне строчек в день,
Бывало и по тыще, я считала!
Но если на лицо ложится тень,
Меня не троньте лучше – я устала.
 
 
Устала душу скручивать жгутом,
Раскладывать устала для просушки.
А я ещё и женщина притом,
А вовсе не обычная несушка.
Мне надобно набраться теплоты,
Чтоб возвращать её обратно миру,
Настроив на доступные лады
Мою давно надорванную лиру.
 
 
А теплоты всего-то – солнца луч,
Пробравшийся сегодня на закате
Из-под далёких и тяжёлых туч
И у меня улёгшийся в кровати.
Конечно, я его не прогоню,
А ласково укрою одеялом…
 
 
Пегасику, крылатому коню,
На дворике печально постоялом,
Когда подолгу я сижу в избе,
Перебирая старые досады.
Мы с ним давно слиянны по судьбе.
Вот и теперь – приду и рядом сяду,
По морде буду гладить, по хвосту,
Овса задам, воды ведро подвину…
 
 
И мне опять покажется: расту!
Душа уже взошла наполовину!
Тогда – пора! Готовься, мой Пегас,
Ведь впереди неведомые дали!
Быть может, полетим в последний раз
В края, которых прежде не видали.
Улёгся спать в нору опасный зверь,
И мы оставим незакрытой дверь:
В моём убогом стареньком жилище
Пусть солнца луч себе отыщет пищу.
 
 
***
Сама себя поймала в сети, сама себя освобожу.
Давно уже на белом свете ни с кем особо не дружу,
давно не жду чужих советов, не меряю чужих одежд.
Устала от пустых наветов, устала от смешных надежд.
Разумнее и много проще одной остаться в тихой роще,
доверив душу деревам,
и знать, что это ненароком тебе не обернётся боком,
и не привяжутся к словам
завистники или пустые, заносчивые и простые,
которым не о чем тужить и скучно жить…
А мне бы только уложиться в отпущенный отрезок лет!
А мне так жить бы – не нажиться и отыскать на всё ответ!
Бегу от мира, растворяюсь под сенью сосен и берёз,
где я ни в чём не притворяюсь и где всего один вопрос
во мне тоскует без решенья: возможно ли без разрешенья
своё блаженство длить и длить? вязать времён тугую нить
из кос доверчивых растений и закрывать глаза на тени,
готовые упасть к ногам? на лодки, тихо к берегам
ведомые своим Хароном? и можно ли доверить схроны
незримым ангелам небес, покуда зашумевший лес
отвлёк от тайников пернатых?
В чащобах, негою объятых, легко дышать в любой жаре.
И даже в мутном январе
я нахожу отдохновенье, когда в стремительном движенье
на лыжах разрезаю лес, покуда вовсе не исчез
из вида дом мой занесённый… И в тишине произнесённый
всему живому страстный гимн, и лёгкий бег моей ноги —
всё славит вечную природу… И так прекрасно, что народу
во всей округе – раз да два, что окружают дерева
меня своим надёжным строем, а мир подлунный так устроен,
что всё минует, всё пройдёт, и каждый должное найдёт
среди несметных ликов мира… и что моя простая лира
своё признанье обретёт…
Ах, надо ж, как опять метёт, как завывает за порогом!
Мы все – пред Богом, все – под Богом…
Всё по писанию идёт.
 
 
***
Прорвало плотину!
Полна чудесами
Теперь моя жизнь.
А другие пусть сами
Пройдут этот путь
И стучат во все двери.
Меня не согнуть —
Всем даётся по вере!
Пускай на столе
Распоследние крохи,
Какая ни будь
За порогом эпоха,
Расправивши грудь,
Ты иди и не охай,
И веруй в себя
До последнего вздоха.
Так небу угодно.
И значит, так надо.
Не всем ежегодно
Вручают награды.
Но ежели цель —
Быть едиными в Боге,
То верные всё
Получают в итоге:
Когда всё былое
Мы видим с вершины,
Когда мы не женщины
И не мужчины,
А светлые души,
Летящие в вечность.
Хоть нам не пристала
Земная беспечность,
Хоть мы и измотаны
Горькой дорогой
И в кровь посбивали
Усталые ноги,
Мы смотрим, смеясь
И от радости плача, —
Ведь нам подвернулась
Такая удача!
Здесь нет проигравших
И нет конкурентов
И всем выдают
Справедливую ренту.
И каждый спешит,
Чтоб ему в кинозале
О жизни его
Кинофильм показали.
И снова проходим
Мы трубы из меди,
Огнём и водой
Наших трагикомедий
Себя воскрешая
Для будущих жизней
И всё завершая
Волнительной тризной
По прошлым порокам,
Поступкам незрелым.
И грудью на солнце
Хвалясь загорелой,
Щекочут усами
Нас добрые боги
И знают: мы сами
Теперь на пороге.
Ещё один шаг —
И откроются двери…
Я вам говорила:
Даётся по вере!
 
 
***
Я то, что Богом не завещано,
Не сделаю главой угла.
Земная маленькая женщина,
Я – ниточка, а Ты – игла.
Твоим путём покорно следовать
Моя привычная стезя,
На коей надо унаследовать,
Что можно и чего нельзя.
Люблю сквозь сумрак перламутровый
Выныривать в Твоём раю
Земными ласковыми утрами,
У ночи стоя на краю.
Ловлю у губ слова поспешные,
И онеменье, и восторг,
Чтоб не судил меня Ты, грешную,
И нашу общность не расторг.
Я звёздной ночью завороженно
Слежу за мантией Твоей
И в тех краях незагороженных
Учу гулять своих детей.
И остаюсь я незамеченной
И беззаботной, как дитя,
Когда Путём гуляешь Млечным Ты,
Луны фонариком светя.
Дождями умываюсь звёздными,
Кормлю на небе Гончих Псов,
И двери в доме ночью позднею
Не запираю на засов.
Меня считают нелюдимою,
Но в час, когда горит свеча,
Твоё незримое родимое
Дыханье слышу у плеча
И обмираю новобрачною,
Предвидя тайны торжество,
И под пелёнами прозрачными
Своё я вижу Божество.
А потому, что не завещано,
Не сделаю главой угла.
Я просто маленькая женщина,
Я просто нитка. Ты – игла!
 
 
***
А я уже давно питаюсь праной…
Когда твой отзвук в вечности исчез,
Я испугалась обнажённой раны
И по наитью удалилась в лес,
И растворилась у него в ладонях,
И напиталась смоляной водой.
Желанный омут глаз твоих бездонных
И взгляд незамутнённо молодой
Меня кружили по безлюдной чаще,
Стараясь отвлекать от горьких дум.
И с каждым часом я всё чаще, чаще
Смотрела вверх, наоблаков гряду,
Чтобы узреть за толщей невесомой
Иные, долгожданные миры…
От этой ноши, трепетно несомой,
Открестится другой, как от муры.
А я глотаю, радостно глотаю
Нектар небес, текущий по стволам,
И я летаю, до сих пор летаю!
И первым встречным даром не отдам
Ни капли, ни крупицы благодати,
Мной обретённой на крутом пути.
Земные и небесные собратья!
Вы знаете, как сладостно войти
В чертог небес, подёрнутый вуалью
Слегка зарозовевших облаков,
Вы за лесной синеющею далью
Найдёте заповеданный альков.
Вы внятны мне! И я с душевной раной
Не побегу в тревоге по врачам.
Умоюсь, напоюсь, наемся праной
И, взор к небесным устремив очам,
От счастья буду плакать по ночам.
 
 
***
Ах, что Ты делаешь со мной,
Всевластный Боже?
Свет проливается стеной!
И рябь по коже!
А за Порогом – благодать
Иного мира.
И я готова жизнь отдать
За то, чтоб лира
Звучала, смерти вопреки,
Вздымая шею.
Меня своею нареки!
Смотри: у Времени реки
Твоей касаюсь я руки
И хорошею.
 
 
***
Имеющий уши – услышал,
оглохший – давно не у дел.
Всё выше, всё выше, всё выше
обещанный людям предел.
Всё строже, всё строже, всё строже
небес предъявляется счёт.
Мы станем добрей и моложе,
и что-то случится ещё,
чего не вмещает сознанье,
но так принимает душа.
Высоким наполнена знаньем,
земные опоры круша,
она устремляется к звёздам
искать зарожденья исток…
И селятся птицы по гнёздам,
и в почке ликует листок.
 
 
***
Ломала я прогнивший дом
И старые свои бумаги
В огонь бросала. Но с трудом
На то нашлось во мне отваги.
Над каждым выцветшим листком
Я погружалась в прожитое,
И в горле рос горчащий ком,
Пока сквозь жизни решето я
Просеивала боль и страх
В надежде отыскать отраду.
Но соль в итоге на губах,
И ждёт, как всех, меня ограда.
Что и пытались доказать
Нам мудрецы любой эпохи!
 
 
Но трудно смертным увязать
В едину цепь века и вздохи
Над быстро пролетевшим днём,
Который корчится в кострище.
И мы, как дети, ищем, ищем —
Среди того, что стало пищей
И переплавилось огнём, —
Какой-нибудь цветной лоскут
И черепки от старой чашки.
И примиряет этот труд
Нас с круговертью жизни тяжкой.
 
 
Там, под обломками веков,
Неуязвимы для возмездья,
Свободны ото всех оков,
Живут грядущие созвездья.
Хочу… о, нет, не убежать,
А гул тысячелетий слушать
И безбоязненно держать
В ладонях будущую душу.
 
 
***
Живу на родине у папы,
С сосной здороваюсь за лапу
И со шмелями в унисон
Пою про этот дивный сон
И счастье жить вдали от шума,
Встречать прохожих не угрюмо,
А с распростёртою душой,
И островок свой небольшой,
Где деревца и дом с сараем,
Провозгласив желанным раем,
Любить и холить не украдкой,
По выходным спеша на грядки,
А им принадлежать вполне,
И слышать на одной волне
И звёзд падение ночное,
И топот лошадей, в ночное
Гонимых крепким мужиком,
И сглатывать внезапный ком
От сердца хлынувшего счастья,
И мир наш не делить на части,
На ратников добра и тьмы,
А просто помнить то, что мы
Едины у своих истоков
И не коварны, не жестоки,
Когда любовью взращены
И щедрым сердцем прощены.
В ответ таким поднимет шляпу
И колкую протянет лапу
В округе каждая сосна,
И даль откроется ясна,
И опадут с души коросты —
Ведь в этом мире всё так просто,
И так доступно, так легко!
Течёт в долинах молоко,
Ласкаемо лучом рассветным,
И где-то тихо, незаметно
Встал на карачки новый день,
А от черёмухи кипень
Вот-вот развеется в снежинки…
Жара промчится. И дожинки
Отпразднует честной народ…
И полетят за годом год,
Верша судеб круговорот.
И пра-пра-пра-пра-правнук папы,
Сосну приветствуя за лапу,
Вдруг вздрогнет, будто слышит он
Живущий в кронах гул времён.
 
 
***
И лист в ту осень не слетел с берёз,
И даже снег, ложась, всё таял, таял…
И под покровом потаённых слёз
Мне приоткрылась истина простая.
Она была старейшего старей,
Костлявее, чем высохшие мощи.
Она твердила: только слёз не лей,
Не унывай, гляди на вещи проще!
Как знать, как знать, какой из всех путей
Нас выведет на свет из дикой чащи.
И на меня глаза моих детей
Смотрели, умоляя и кричаще…
И я сдалась: что попусту тужить?
И ощутила, как прекрасно жить!
 
 
***
Соединяла горе и беду
Заплатами
и плакала немало.
Зато теперь у Бога на виду
Лоскутное цветное одеяло.
Оно согреет жаждущих тепла,
Напоминая, что все люди – братья,
И то, что жизнь напрасно протекла,
Уж не посмею с горечью сказать я.
 
 
***
А трагедии нету ни в чём.
Там, где поле сейчас колосится,
Завтра будут бураны носиться
И вода говорливым ручьём
Звонко в наши ладони проситься.
 
 
Где от леса остались пеньки,
Проглотившие рыжие слёзы,
Вновь проклюнутся к небу берёзы,
И над ягодным морем стрекозы
Полетят в золотые деньки.
 
 
А в озёрной ладони вода
Обратится в хмельное болото,
Где живёт вековечное что-то
И где ягод – ну просто беда!
 
 
Из истлевших красавицы глаз
И из губ, позабывших лобзанья,
Жизнь, согласно восточным сказаньям,
Исполняя небесный наказ,
Возродится в бесчисленный раз
И забьёт благодатным ключом…
Нет, трагедии нету ни в чём!
 
 
***
Я думаю – и слава Богу,
Что мне в далёкую дорогу
Досталась лёгкая сума,
Что не сходила я с ума,
Боясь лишиться капитала:
Мне с близкими всегда хватало
Кусочка хлеба на обед.
 
 
Зато теперь весь белый свет
К моим ногам приник с любовью,
И стоит только двинуть бровью,
Чтобы творились чудеса
И вся небесная краса
Преображалася в земную.
Теперь травинки не сомну я
И не нарушу речки гладь —
Всё это Божья благодать,
А потому неоценима.
Незрячий пусть проходит мимо,
Влекомый страстию пустой.
Ко мне же ангел на постой
Прибыть сегодня обещался,
А потому не попрощался.
И я от счастья без ума!
И думаю – хваленье Богу,
Что мне в далёкую дорогу
Досталась лёгкая сума.
 
 
***
Живём, как птахи, без печали
И без заботы о куске,
Хоть каждый день
В его начале
Висим с семьёй на волоске.
 
 
Ведь без стенаний о телесном
И треволнений тоже без
И мир вокруг – такой не тесный,
Такой просторный – до небес!
Душа туда, как птица, рвётся,
Земное начисто поправ…
 
 
И нам почувствовать даётся,
Насколько верующий прав:
Бог посылает пропитанье! —
Как манну страждущим в пути,
Как суетливым – назиданье,
Как птице – доброе «Лети!»
 
 
***
Предзимье – с солнцем и ветрами,
Со льдом во фляге по утрам,
С листочком на оконной раме
И темнотой по вечерам.
 
 
Предснежье – с частою порошей,
Остро секущей по лицу,
И псиной, доброй и хорошей,
Тоскливо льнущей ко крыльцу.
 
 
Предсмертье – с долгими ночами,
С луной, глядящейся в окно,
И со Христовыми очами,
Зовущими давным-давно.
 
 
У печки стынущие руки,
Благословенье от икон…
Освобожденье – через муки:
Универсальнейший закон!
 
 
Предзимье – то же,
Что предсмертье.
Проверьте.
 
 
***
Мне легче всех! Ропщу чего я?
Беда – не горе, дни – как мёд.
Душа трудягою-пчелою
Нектар их пьёт.
 
 
Когда покажется,
Что в жизни
Я ничего уже не значу
Ни для друзей, ни для Отчизны,
Не зарыдаю я, о нет, —
Стихом заплачу!
 
 
Когда небесные просторы
Вольют в меня свою струю
И мне захочется им вторить,
И тут спасуся я стихами —
Я запою!
Печали, радости, красоты —
Всё полнит соты.
 
 
***
Мы разминулись на опушке,
Где сосны пиками – к богам.
Мне – как мечтательной девчушке —
Хотелось к райским берегам.
А ты избрал пути простые,
Непритязательный уют,
В котором парни холостые
По общежитиям снуют,
Где пахнет жареной картошкой,
Дымком дешёвых сигарет,
Где в выходные вместе с кошкой
Съедался плохонький обед.
……………………………
И вот мы выбрались из леса.
Ты – там, я – с этой стороны.
Осталась позади завеса
Моей обманчивой страны.
Смешными сделались преграды,
Что твой переломали путь.
И у обоих – ни награды
И ни желанья помянуть
Хотя бы что-то мимоходом.
 
 
Стоим нагие перед входом
В другую жизнь, в инакий мир.
Где страсть твоя? Где мой кумир?
Всё пало прахом, всё пропало.
Ужели зря нас так трепало?!
 
 
Но видим мы в глазах друг друга,
Что оба вырвались из круга
Пустых стремлений и забот,
Оставив прошлое. И вот,
Как брат с сестрой, близки и чисты,
Мы оставляем берег мглистый,
Где непролазный тёмный лес
И где блуждают наши братья…
Они дойдут! А нам объятья
 
 
Уже раскрыты, погляди,
И не опасней впереди,
Чем на лежнёвке через чащу.
Знакомые гораздо чаще
Встречаться будут на пути,
И можно на родной груди
На миг и голову склонить —
Никто не станет там клонить
Ни к болтовне, ни ко греху:
Как солнце, светит наверху
И манит истина собою…
И к ней мы побредём с тобою.
Во всём согласны и созвучны,
Уже навеки неразлучны.
 
 
***
В пучине сна, на самом дне,
Я отыскала землянику
И, на колени павши, к ней
Душой иззябшею приникла.
И были ягоды крупны,
И сладко-ало пламенели…
 
 
На сайте я нашла про сны
И простонала: Боже, мне ли?
Любовь до гробовой доски?
Невиданные перемены?
И даже прибыли близки
Сродни богатствам Ойкумены?
 
 
Ну, и лихи же люди лгать
В желанье заработать много!
Как можно алчным помогать,
Не ведая о планах Бога?
И разве выгоды ищу,
Когда, склоняясь над поляной,
Я от восторга трепещу
И становлюсь от ягод пьяной?!
 
 
***
Навязала узелков
По судьбе без счёта.
Тем, кто сразу был готов,
Это не работа —
Развязать и вновь связать
От судьбы все нити.
Ну, а мне не рассказать
Спутанных событий
Так, чтоб каждый просчитал
Все мои проколы.
Будет время – по счетам
И по протоколам
Буду я за всё платить,
Умываясь слёзно.
Но пока плетётся нить,
Мне ещё не поздно
Обозначить свой узор
На вселенской карте.
 
 
Пусть блуждает тихий взор
По деревьям в марте,
Пусть пронзает синевой
Небосвода душу,
Свет заката огневой
Пусть глаза осушит,
И пускай набухнут в нём
Радости бутоны,
Зацветут погожим днём
Лилии в затоне,
И, быть может, в летний зной
В память о крещенье
Изогнётся надо мной
Радуга прощенья.
 
 
***
А так ли живу?!
Сколько раз я спешила
Вскочить в ускользавший последний вагон,
Но жизнь меня снова на части крошила
И поезду слала усмешку вдогон.
Чего я хотела от грязных составов?
Попутчиков кратких? Сигналов во тьме?
От выпитых залпом пьянящих составов?
От тех, кто мельком высыпался на мне?
Зачем я рвалась пролететь полустанки,
Считая достойными лишь города?
 
 
Теперь от души моей – только останки,
И в перестуке промчались года.
Можно ругать и железную ветку,
Что разрослась, словно бронхи в груди,
И заманила меня, будто в клетку…
Пруд из людских оправданий пруди!
Я не хочу их искать запоздало.
 
 
Грохот затих и рассеялся дым.
Здесь, на пустынном перроне вокзала,
Было бы грустно сейчас молодым.
Мне же – уютно и сладко во мраке.
Ветер уснул. Отсырела трава.
Вдоль полотна затянулись во фраки
И задремали мои дерева.
Не убегут, не обманут, не бросят,
Не променяют на западный рай.
Даже воды в жаркий день не попросят.
 
 
Будешь готов, так и ты выбирай
Между грохочущим мимо составом
С вихрем из муки, летящим вослед,
И затаённостью этой заставы,
Коей теперь и на карте-то нет.
С запахом пыли на влажной дороге
Здесь материнский явился мне зов,
И замерла я, как зверь на пороге,
Детски готова начать всё с азов.
 
 
***
Затопила я в доме печку
И зажгла у икон свечку.
Подняла я глаза к небу…
То ли был в жизни смысл,
То ль не был?
Пожелтели мои вёсны,
Перестали стучать кросна,
И снега на Покров пали,
И у совести я в опале.
А объехала я полмира,
Я считала, призванье – лира,
Оказалось – семья и дети,
И за слёзы их – я в ответе…
Время тихо сучит пряжу,
Я сижу и котёнка глажу,
Удивляясь, что всё – снова,
Что настолько просты основы,
А даются не всем и – тяжко.
Вот такая и я бедняжка:
На прощальной своей тризне
Вопию о второй жизни.
 
 
***
И я покинула тот дом,
Сражённая его проказой,
И, искушаема, с трудом
Не оглянулася ни разу.
Пускай цветут его цветы,
Пускай поют на ветках птицы,
Но да избегнешь его ты,
И мне пускай он не приснится.
 
 
Мой путь лежал в иной приют,
В ту даль под звёздными очами,
Где неимущим – подают,
Где страх не мучает ночами,
Где нет сомнений о былом,
Где видно вдаль без окуляра,
Где не пугает ночью гром
И нету смерти от удара…
 
 
И я иду…
И я иду,
Сносивши обувь,
Сбивши ноги.
И я найду вас,
Я найду,
Мои правители
И боги!
 
 
***
Воистину: идёт – идущий,
А спящий – спит,
И мёртвый – нем.
О, знали б мы,
Как мир грядущий
Прекрасен и доступен всем!
О, знали б мы
И зорким сердцем
В любви бы прозревали путь!
 
 
Но нам доступнее стерпеться,
Чем к райским далям повернуть.
Но нам желаннее лежанка
И развлеченья без затей,
Джакузи в ванной и служанка
Для воспитания детей.
Не знаем мы томленья духа
И напряжения в пути,
И большинству не нежит слуха
Призыв с церковной паперти.
Ленивы мы, подобострастны,
Изъедены пустой молвой,
Нам даже солнце в небе ясном
Грозит проблемой с головой.
 
 
Всё так же пьёт вчерашний пьющий,
Больной душою – так же плох.
К кому взывает вопиющий?
На что рассчитывает Бог,
Раз спящий – спит?!
 
 
Но – есть идущий!
Пускай всего один пока.
И в честь него в небесных кущах
Уже зарделись облака!
 
 
***
Золотая осень, золотая…
Лист пожухлый с ветки облетает,
И снежинка падает и тает.
Золотая осень, золотая,
Словно в детстве…
 
 
Но уже не та я.
Жизнь свою задумчиво листая,
Облетаю прежние места я.
Вороньё кружится дикой стаей.
Тёмного шарахаюсь куста я…
Кажется, что я внутри пустая.
И сжимаю в горечи уста я.
 
 
Залатаю дыры, залатаю!
Подожди чуть-чуть, труба шестая!
Пусть не точка, нет, а запятая!..
Золотая осень.
Золотая.
 
 
***
Чтоб от печали не завыть,
я облегчаю душу:
Я колокольчикову выть
хожу поутру слушать.
Она росиста и ясна,
и солнцем обогрета,
И горделивая сосна
цветам не застит света.
Я глажу взглядом облака
и обнимаю рощу…
 
 
Возможно, доля тем легка,
кто на неё не ропщет?
Простого проще – вечно ныть,
изнемогая в теле.
А и всего-то надо – быть!
И состоять при деле.
Топтать в труде свой тихий след,
на чуждое не зарясь,
И знать, что через много лет
плоды подарит завязь.
 
 
***
Отыгран спектакль.
Смывается грим.
И кресла давно уж пустые.
И сердце моё, как глухой пилигрим,
Понуро бредёт по пустыне.
Ещё раздаются вдали голоса
И жидкие аплодисменты,
Ещё не померкла удач полоса,
Ещё развеваются ленты…
Но всё решено, нет дороги назад,
И путь реквизита – на свалку.
Противен мне стал гримированный ад,
В котором ни шатко, ни валко.
Пускай непогода бушует вокруг
И пусто от края до края,
Одна я скорей разберусь, кто мой друг,
Ни в чём не хитря, не играя.
 
 
***
Металась белкой в колесе,
Лоб разбивала о преграды
И думала – зачем же все
Моим несчастиям так рады?
 
 
И вдруг прозрела – как всплыла:
Мечу я перед хлевом бисер!
А там не знают про крыла
И не обозревают выси.
 
 
Чего же ждать? Пора уйти
Оттуда, где ты стал изгоем.
Исповедимые пути
Всегда даются только с боем.
 
 
Пусть длится там, где нас уж нет,
Бессмысленная камарилья.
А мы
Летим
На звонкий свет
И не боимся
Выжечь крылья!
 
 
***
Ощущение Дома
И в душе, и вокруг.
Гласом Божьим ведома,
Завершаю свой круг.
Ни тревог, ни сомнений,
Ни вопросов во мне.
Тени прошлых смятений
Отплясали в огне.
И в берёзовой стыни,
Опереньем шурша,
О воскресших святынях
Распевает душа.
Окунись в эти гимны,
Поднимайся с колен.
Прочь обманные схимы
И души вольной плен.
Рай от края до края
Не вдали, а вокруг.
Погляди, как играет
Нимбом солнечный круг,
Как искрятся потоки
Чудотворной воды,
Как небесные токи
Нас хранят от беды.
Всё на свете приемлю
Как бесценнейший дар.
На родимую Землю
Божий смотрит радар,
Всё больное сжигает
Обновлённым лучом,
А к иным подбегает,
Подставляя плечо, —
Чтоб взлетели, как птицы,
Обрывая силки,
Чтоб не знали границы,
Чтоб не знали тоски
По просторам небесным
И могли на Земле
Прозорливцев безвестных
Обнаружить во мгле.
Скоро воинов Света
Разрастутся ряды,
И найдутся ответы,
Как избегнуть беды,
Как небесною вязью
Обозначить итог,
За которым по грязи
Продирался наш Бог.
Пусть, усталый, приляжет
Он в лесу у реки
Без поклажи и стражи,
Пыль омоет с руки
И спокойно подремлет
Под прикрытием век,
Твёрдо зная, что Землю
Сбережёт человек.
 
 
***
Хоть у Бога в горсти расти,
С ангелочком играть —
От болезни и старости
Всё равно умирать!
Хоть Владыке мы родственны,
Связи нас не спасут:
Со своими уродствами
Нам являться на суд
И стоять покаянными,
Обмирая во мгле…
 
 
До чего ж осиянными
Были дни на Земле!
До чего же беспечно мы
Их потратили там!
Сожаленья извечные
Нам тащить по пятам,
Не имея возможности
Тех беречь, кто внизу
Свои беды и сложности
Буераком везут.
 
 
А ведь можно в горсти
И расти, и цвести.
Не просить: отпусти!
Не канючить: прости!
Жизнь как ад или рай —
Сам себе выбирай,
Но разумно играй:
Всюду край!
Как ни добр и строг,
От паденья Сам Бог
Уберечь бы не смог.
 
 
И не майся напрасно:
Всё очень ясно —
Всё в нашей власти,
И беда, и счастье.
 
 
***
А сусло выбродило: вот —
Затычку выбило и хлещет!
Ах, знали б вы, какие вещи
Мне напевает голос вещий,
Какой восторг во мне живёт!
 
 
Смогу ли, вверившись дарам,
Я передать небес звучанье
И сердца жар необычайный,
И странное страстей молчанье,
И свет, летящий по горам?
 
 
Пронзает ток… Рука в руке!
Дыханье в такт! И поступь в ногу!..
Я знаю, Господи: немного,
И соберусь к Тебе в дорогу
Без всякой ноши, налегке.
 
 
***
Сказал астролог с соучастьем:
«Познаешь на закате счастье,
А прежде душу рвать на части
Судьбою суждено!».
И вот упало солнце к лесу,
Исчезла облаков завеса,
И с ощутимым перевесом
Ко мне пришло о н о.
Ни сожалений, ни желаний
Ходить по тонкой-тонкой грани
Того, что так манило ране,
Чему ты был так рад.
Хранима Господа рукою,
Во власти вечного покоя,
Теку спокойною рекою
Туда, где мой закат.
 
 
***
Отыскали на Покров все зверушки зимний кров.
Только я не у причала: снова нынче подкачала,
Мало припасла даров. И под сердцем зазвучала,
Заставляя стынуть кровь, нотка тянущей тревоги.
Словно не помогут боги больше мне в моей дороге,
Как заботились всегда. Только разве в том беда,
Что пусты мои амбары? Было время, что татары
Забирали всё как дань. Но тянули к небу длань
Стар и млад… И помогало! И себя превозмогало
Тело зяблое в веках. Вот и я: держу в руках
Невидимкой чудо-птицу, и её тепло струится
Сквозь меня во все концы. И грохочут бубенцы,
Возвестив преображенье. И приходит всё в движенье,
Изменяется, сквозит… И из облака грозит
Добрым пальцем нам Властитель. Так что вы меня простите:
Улетаю, ухожу – завтра я ответ держу
За себя, за тех и этих. Мы, как маленькие дети,
Исшалилися вконец, и кого-то ждёт венец,
И увиливать постыдно. Там, вдали, за речкой, видно
Коромысло в семь цветов. Наш Отец всегда готов
Всё закончить примиреньем. Но о том стихотворенья
Сочинять мне не с руки. Сброшу дома каблуки
И помчусь на сладкий зов, чтобы всё начать с азов.
 
 
***
Над кромкой леса – красная планета…
Я вышла из дому, согрета и одета,
Туда, где стужа, снег и пустота.
И лишь она одна, планета та,
Мне словно говорила: «Ты не бойся
И от тревог напрасных успокойся,
У нас не страшно, вольно и тепло —
Ведь ты не заберёшь с собою плоть,
А духом вознесёшься в наши дали.
И то, что годы жизни тебе дали,
Тебе сослужит службу в небесах.
Наш повелитель на своих весах
Грехи с заслугами сравнит, не утомляясь,
И примется болтать с тобой, валяясь
В перине облаков в лучах заката,
И коль душа твоя разумна и богата,
Вам будет говорить о чём всю ночь.
Он лишь ленивых отправляет прочь,
Поскольку держится вселенная делами.
Но это всё – до сроку – между нами», —
Планета мне вторично подмигнула.
 
 
А я меж тем деревню обогнула
И вышла в поле под большой луной.
Мне было так же боязно одной
В густой ночи без цели и без друга.
А возле лунного светящегося круга
Дрожала аура – предвосхищенье нимба.
И мне казалось, что вот рядом с ним бы
Искомый обрела бы я покой…
Мороз ночной щипал меня рукой
За нос, торчавший смело из-под шали,
И думать о высоком мне мешали
Огни домов в деревне за спиной.
А верный пёс, тянувшийся за мной,
Всё намекал, что хорошо б до места…
И я решила, что рефлексий вместо
Мне стоило бы выпить свежий чай,
А там тепло сморит, и невзначай
Я отойду ко сну, как все живые.
Наверное, всегда так пожилые,
Без сна страдая, мыслью в небеса
Уносятся и плачутся душою.
А горе-то, по сути, небольшое
И всем понятное, коль трезво посмотреть:
Людей в ночи всегда пугает смерть
И кажется насильницей и вором.
А поутру, глядишь, гремит затвором
Тот самый, кто боялся опочить
И будет ещё долго дни влачить
Без смысла и без видимых болезней…
Всевышний знает, что кому полезней,
И нам совать совсем не стоит нос
В закрытый и интимнейший вопрос.
Да и строку пора вести к итогу:
Живи без страха, доверяясь Богу,
И не ищи в ночи на всё ответа,
Когда восходит красная планета.
 
 
***
Рабыни тягостный удел
И жалкая зарплата.
Как будто кто-то подглядел,
Где у тебя заплата,
И нужно опускать глаза,
И лебезить при людях,
И уповать на образа,
И голову на блюде
Нести, как высшие дары,
В душе рыдая кровью,
И в страхе прятать до поры
Скрижали в изголовье.
 
 
И я познала этот путь,
И я гневила Бога,
Когда пыталась повернуть
Унылая дорога.
Цеплялась из последних сил
За рабское жилище,
За всех, кто в страхе голосил,
За тряпки и за пищу.
 
 
Какая, право, благодать,
Когда за далью даль видать
И не мешают крыши,
Когда вам нечего продать,
И больше не о чем рыдать,
И всё подъели мыши.
Душе, как старице в скиту,
Не надо даже хлеба.
Водицы криночку, и ту
На островочек неба
Она готова променять,
Не размышляя долго.
 
 
Непосвящённым не понять
Скитальческого долга
И не использовать пример
Себе для подражанья —
Не допускает полумер
Духовное стяжанье.
Но если выбрать назван срок
Меж святостью и рабством,
Ступлю на ту я из дорог,
Где буду без богатства,
Без бочки мёда, без вещей,
Без миски тёплых жирных щей,
Зато – в кругу товарищей,
Со мной торящих тропку эту
В стремленье к Свету.
 
 
***
Не зови меня, не кликай,
Умоляю: подожди!
Пусть над родиной великой
Отполощутся дожди,
Пусть снежинки отлетают
И метели отметут.
Чтоб сродниться с птичьей стаей,
Нужно несколько минут.
 
 
Час придёт, и под крылами
Проплывёт воскресший сад,
И кресты над куполами,
И резных домов фасад,
И рассветов огнеликих
Полоса за полосой,
И мерцающие блики,
И туман, и дождь косой,
И игривый хвост русалки,
Приглашённой на постой…
Ничего не будет жалко!
 
 
А пока – постой. Постой!
Дай – досыта,
Дай – по горло.
Дай – взахлёб
И – до конца,
До Твоих отрогов горных,
До прощального венца,
До деревни невеликой,
Где полощутся дожди…
Не зови меня, не кликай,
Умоляю – подожди!
 
 
***
У нас повыпали снега
На мёрзлу землю.
 
 
Вхожу в родные берега
И всё приемлю,
Плыву от устья, не спеша,
К своим началам,
И улыбается душа
Былым причалам,
И поднимается со дна
Лавина мути,
И снова, глупая, одна
Взываю к сути,
И вновь меня сбивает с ног
Поток могучий…
 
 
Но так же восседает Бог
Вдали над кручей.
А с Ним не боязны в пути
Реки пороги,
И так легко назад пройти
Свои дороги,
И так забавны и смешны
Все перекаты,
И так светлы и не грешны
Любви закаты.
 
 
Там, у истока, и река —
Ручей игривый,
Подвижна и неглубока,
Мотает гривой
И забывает до поры
Про всё на свете.
 
 
Такие же в пылу игры
Бывают дети:
Ещё не знавшие беды,
Нежны душою,
Не посторонятся воды
Водой большою
И поплывут вперегонки
К её стремнине,
Тела их, гибки и тонки,
Мелькают в тине,
Покуда всех не опахнёт
Бедою близкой…
 
 
А за прилукой – поворот,
И солнце низко,
И нимбом от его огня
Звенит округа.
И все приветствуют меня…
А мне из круга
Унылых маленьких хлопот —
Скорей бы к устью,
Где подберут меня на борт
С улыбкой грусти
И совершат перерасчёт —
Всё честь по чести…
Пусть мудрости мои – не в счёт,
Но я – на месте.
 
 
***
Подводною лодкой залягу на дно,
Приметив излучину боли,
И стану с судьбою своей заодно,
Доверяясь Божественной воле.
 
 
Пускай на быстрине бушуют шторма
И ветер уродует снасти —
А мне безразлична веков кутерьма
И не угрожают напасти.
 
 
Ведь там, где отжившие век корабли
Затянуты тиною тленной,
Я ближе к глубинным началам Земли
И к сути —
Своей
И Вселенной.
 
 
***
Если дома всё в порядке,
Если солнце на весу,
Медитирую на грядке,
Медитирую в лесу:
Поднимаюсь прямо к звёздам
И с безумной высоты
Озираю мир, что создан
Богом не для суеты.
Всё в нём ясно, планомерно,
Всё исполнено красы,
И работают примерно
Строгой Вечности часы.
Всё в свой срок произрастает
И томится, и цветёт,
А в урочный час – растает
И бессмертье обретёт.
Потому блаженной дрёмы
Преисполнена вся весь.
Средь неё и я, как дома,
В этот час, теперь и здесь,
Недоступная для стыдной
Беспросветной суеты…
Если сделалось завидно,
Приезжай ко мне и ты!
 
 
***
А Бог в душе моей негромкий,
Не ведающий пышных слов.
Его – с невзрачною котомкой —
Признать не сможет богослов.
 
 
Богач походкою дородной
Минует Божеский приют —
В его хоромах благородных
На хлеб таким не подают.
 
 
И только горький выпивоха,
Небесным промыслом храним,
Как трудно Боженьке и плохо,
Заметит и пойдёт за ним.
 
 
Нет у него палат и злата,
И долг его не тяготит,
А потому душа крылата
И по наитию летит.
 
 
Ему свои открою двери,
Поставлю чайник на троих.
Прости, Господь, что слабо верю.
Подай нам от щедрот Твоих!
 
 
***
Творите мир, где царствует любовь
И бесконечно духа ликованье,
Где вечное на Бога упованье
Из пепла возрождает вновь и вновь.
 
 
Любите всех, кто беден и богат,
Кто ранил вас или спасал в дороге.
Когда наш путь лежит через отроги,
Нам каждый встречный —
родственник и брат.
 
 
Несите свет, сгорая изнутри
И превращаясь в яркую планету.
Иного счастья в этом мире нету,
Откуда на него ни посмотри.
 
 
Превечен тот, кто умножал добро
И с Господом шагал в упряжке вместе,
Кто женщине – подруге и невесте, —
Не думая, отдал своё ребро.
 
 
***
А и мои дела – Господни,
Хотя во храме не стою.
Стихи, как опытные сводни,
Связуют с небом плоть мою.
 
 
Заворожённая приглядом
И от стеснённости скворча,
Она слабеет с Богом рядом
И оплывает, как свеча.
 
 
***
В глухом лесу, под ёлкою дремучей,
Бок о бок с муравьиной старой кучей,
Я встретила весёлый куст малины,
А рядышком, ногой торча из глины,
Мне белый гриб махал приветно шляпой.
 
 
И вспомнилось мне поученье папы,
Заставшего меня в слезах девичьих:
Мы на правах на этом свете птичьих,
И их качать – ума не много надо,
Трудней – всегда во всём искать отраду,
Благодаря Селившего нас в мире
Во временной, но всё-таки квартире.
 
 
При съёме правил, в общем-то, немного:
За чистотой следить, пожалуй, строго,
Да не водить хотя бы первых встречных,
Да размышлений не гнушаться вечных.
Всё остальное – в человечьей власти.
Придут в свой час и сладости, и страсти,
И грамоты, и право поученья,
Когда поймёшь своё предназначенье.
 
 
А так – расти, где семечком вцепилась,
И сознавай, какая это милость:
В сыром лесу, под ёлкою дремучей,
Бок о бок с муравьиной старой кучей,
Стоять, торча ногой из старой глины,
И ягоды срывать с куста малины.
 
 
***
Непогодой захлестнуло провода!
А без света – ни туда и ни сюда,
Телевизор и компьютер – всё молчком…
В молодые годы под бочком
Я у мужа отыскала б кров.
Но давным-давно земной покров
Ту усладу у меня забрал.
Никому я, часть его ребра,
Больше пригодиться не смогу…
Под окошком топчется в снегу
Наша псина, охраняя дом.
Глупая! На десять вёрст кругом
Нету человечьего жилья.
А бояться дикого зверья
Уж давненько перестала я.
 
 
Впрочем, мы про свет: что без него
Нету больше мира моего.
Не летит строка моя к строке,
Воскрешая то, как на реке
Раздавались наши голоса,
Пробуждая ближние леса;
Как носились чайки над водой,
А рыбак склонялся над удой,
Изловить готовясь голавля;
Как на зорьке криком журавля
Оглашался наш осенний двор;
Как блистал в мужских руках топор,
На зиму готовивший дрова;
Как ласкала ноги мне трава,
Муравой которую зовут;
Как в заросший тиной старый пруд
Мы ныряли в детстве с ветхих крыш;
Как шумел по осени камыш,
Навевая взрослую тоску;
Как, стащив из сетки по куску
Старого ржаного калача,
Мы гурьбой болтали по ночам,
Нарушая отдых стариков;
Как река рвалась из берегов,
Заливая нижние поля;
Как пылили пухом тополя
Под окном у старенькой избы;
Как несли мы осенью грибы,
Чтоб сушить у печки на спине;
Как мерцал по вечерам в окне
Лампы керосиновой огонь;
Как дрожал во тьме последний конь,
Дедом запрягаемый не раз;
Как шептала бабушка наказ
Нам перед отъездом в города;
Как явилась за бедой беда,
Как разруха съела всё вокруг,
Во врага преобразился друг,
Брат совсем рассорился с сестрой,
А в страну иной явился строй…
 
 
От лихих таких метаморфоз
Мне уже не сдвинуть старый воз,
Памятью нагруженный сполна.
И сижу я в темноте одна —
То ли в веке прошлом, то ль сейчас.
Оттого, что свет давно погас,
Я теряю мысли зыбкой нить,
А её так важно сохранить
До рассвета, коль не будет света…
 
 
Ярким от электриков приветом
Полыхнули лампочки вверху!
И опять не надо петуху
Поутру горланить про побудку.
Сторожем забравшийся на будку,
Снова пёс вступил в свои права.
Ну, а я, конечно, не права,
Что тотчас рванулась в «паутину»,
Чтобы мира воссоздать картину,
Рухнувшую было в темноту.
Всё опять вернётся. Но не ту
Я теперь вокруг почую душу!
И всё буду, буду, буду слушать,
Не стучит ли прошлое в окно.
Но вокруг и тихо, и темно,
Как сказали б – не видать ни зги.
И разбито сердце вдребезги…
 
 
***
Я чую запахи в ч е р а—
Времён угаснувших фантомы…
 
 
Тогда зимой все были дома
И коротали вечера
У полыхавшей русской печки,
В которой строем – чугуны.
А там, где угол красный, – свечки
Во тьме едва-едва видны,
И лик мерцает цепеняще,
И слышно, как стекает воск,
И в этой темноте томящей
У кромки леса воет волк…
А мы хохочем на полатях
Над тем, что вовсе не смешно,
И бабка сердится в кровати,
И шепчет громко, что грешно
Веселье зряшное, но проку
Нет вовсе от её речей…
Внизу, прижавшись к печке с боку,
Где много рыхлых кирпичей,
Наш дед готовит «козью ножку»,
Чтоб сладко подымить молчком,
А на его коленях кошка
Опять свилась калачиком
И только чутко водит ухом
На тайную возню мышей.
Старуха бы её – под брюхо
Да и спровадила взашей!
А дед усы себе расправит
И замурлычет сам под нос.
И кто тут старого исправит?
С калеки невеликий спрос!
А мы и рады, что под вечер
Всяк занят в стынущей избе.
Вон бабушка опять на плечи
Платок накинула себе
И стричь на коврик продолжает
Полуистлевшее бельё…
 
 
Так память снова приближает
Мне детство тёплое моё.
И пахнет щами из загнётки,
Горячим пойлом для овец,
Иссохшей кожей старой плётки,
Слезой смолистой от дровец,
И молоком от рук у бабки,
И мёдом с дедовых кистей,
И радостью наполнить шапку
Семьёй взлохмаченных груздей.
А иногда во мраке ночи,
Где ничего не рассмотреть,
Я разгляжу средь теней прочих
Чулан, хлевушку и поветь,
И вдруг учую запах козий
И тонкий сена аромат,
Увижу я ступни в навозе
И юбочку свою до пят,
Сплетённые из лент косички,
Испачканный черникой рот,
И в бане закопчённой – спички,
И куст сирени у ворот,
Который снова полыхает
Своим синеющим огнём
И всех влюбляться обрекает
И ветки обломать на нём…
 
 
Не вызывала, не манила
Картины эти я теперь,
Но поразительная сила
Мне в прошлое открыла дверь
И за собою уводила
С печатью власти на лице,
И настороженно следила,
Как изменилась я в конце,
Когда опять закрылись входы
В тот мир, где всё живёт в веках,
Где очистительные воды
Наш мир проносят на руках.
 
 
***
Фантомные боли измучили.
А что потеряла, спроси!
Мне помнится, как за излучиной
по тине снуют караси…
Как слышится в зарослях ивовых
полночная песнь соловья…
Как взглядов коровушки сливовых
боялись мои сыновья…
Да многое дорого помнится,
а только узнать бы – зачем?
И матица в доме обломится…
И спать на родимом плече
Уже не придётся невестою —
склонили заботушки ниц.
А где-то мальчишечки местные
ловить будут ярких синиц,
Подружки с косами до пояса
деревней пройдут ввечеру…
Уехав и к дальнему полюсу,
из памяти я не сотру
Картины из детства спокойные,
и будет мне душу томить,
Соединяя с покойными,
от сердца идущая нить,
От самой пра-пра-пра-прародины,
от Евы с Адамом в ночи…
Встревожена вкусом смородины,
фантомная память кричит.
 
 
***
Ломило крыльца за спиной,
Как ломит зубы.
А на дворе полдневный зной
Сходил на убыль.
И угасала жизнь вокруг
С лучом закатным,
И из кольца постылых рук
Рвались обратно,
На волю, детские мечты,
Убиты пленом.
И предо мной игриво ты
Склонил колена
В надежде обрести покой
В моих объятьях…
В ночи светились под луной
Девчачьи платья,
Порхая, словно мотыльки,
В сыром эфире.
И были сполохи легки,
И в целом мире
Надёжней не было угла,
Дороже песен.
А тайное скрывала мгла,
И был не тесен
Забытых стареньких дворов
Уют картинный,
И сладки запахи коров,
И паутины
В лесу ложились на лицо,
Как знаки ласки…
И собиралась на крыльцо
Послушать сказки
Округи нашей детвора,
Тоской гонима.
Всё это было, как вчера!
А нынче мимо,
Всё мимо, мимо жизнь летит,
Готовясь скрыться,
И пустота её претит,
И ломит крыльца.
 
 
***
Я забрела по щиколотку в воду,
Узоры дна нарушив невзначай,
И там, где отражался иван-чай,
Вдруг ощутила пальцами колоду,
С каких поили прежде лошадей…
И тени в Лету канувших людей
Заполонили вскоре всю округу,
И натянув неистово подпругу,
Стегали мужики своих коней,
И, еле увернувшись от ремней,
Сбивались в стайку сельские мальчишки,
Умеющие долго помнить шишки
За любопытство и строптивый нрав:
Ведь кто родитель – тот, конечно, прав
И обречён нести за всё ответ,
Что детям уготовил белый свет.
А он жестоким значится от веку,
И мне, как и любому человеку,
Не разобраться в соплетеньях зла…
 
 
Мне помнится, как дедушка козла
Вязал к столбушке, усмиряя норов,
Как землю рыл наш старый чёрный боров,
Как бабушка латала нам штаны,
А на востоке, далеко видны,
Сияли главы старенькой церквушки,
И на сосновой солнечной опушке
Ржавели рыжики в седом засохшем мху,
Как мой отец варил для всех уху,
Задумчиво стуча по углям палкой,
Как я со старой девичьей скакалкой
Носилась вдоль деревни ввечеру…
 
 
Хочу, но не умею, не сотру
Из памяти всё давнее, больное.
Оно во мне – как все надежды Ноя
На то, чтобы продолжить мир живых.
И отмахнуться не могу от них,
От этих вновь восставших сновидений,
И следуют за мною тени, тени,
Покорно пребывавшие на дне,
Пока не постучалась я к родне,
Песчаные узоры потревожив
И память неусыпную встревожив.
Пожалуй, больше не пойду к реке,
Чтоб удержать её на поводке.
 
 
***
Счастливая – часов не наблюдаю,
Бруснику собираю на пеньках
И радуюсь распахнутому раю
И запаху хмельному на руках.
 
 
Придёт пора, и ворогом гнетущим
Зима вползёт в любимые края,
И перед бестелесностью грядущей
Склоню покорно голову и я.
 
 
Но не теперь. Весёлые пичужки
Клюют со мною ягоды в лесу.
А вечером сушить в своей печушке
Я две корзины белых принесу
 
 
И прикорну на стареньком диване,
Пока трещат поленья на поду,
И покупаюсь в жалостном обмане,
Что никуда вовеки не уйду,
 
 
А буду так же зябко кутать плечи
И на других смотреть со стороны,
Угадывая то, как годы лечат
Зияющие раны у страны…
 
 
Ну, а пока не время, не горюю
И в долгом одиночестве моём
Себе блаженство тихое дарую
Смотреть по вечерам на окоём —
 
 
Ведь осенью он цветом, как брусника,
Которая танцует на пеньках
И превращает грусть мою в грустнику,
И кровью остаётся на руках.
 
 
***
Как просто: с паутиной на лице
Леса своё теряют одеянье.
А я всё маюсь, что придёт в конце
Раскаянье за глупые деянья.
 
 
Вот лист шуршит шершаво под ногой
И шепчет шаловливо: «Прочь печали!
Смотри, мой лес уже почти нагой,
Но радостный, как будто бы вначале».
 
 
И правда, – я узрела, – солнца луч,
Едва поднявшись надсосны макушкой,
Пронзил до дна холодный старый ключ
И с бабочкой резвится, как с игрушкой.
 
 
Повытянулись поздние сморчки
Среди листвы в прогалине укромной,
Весёлые шныряют паучки
В сопрелых лабиринтах неуёмно,
А в небесах незримые смычки
О вечности напоминают скромно.
 
 
Улитки источили белый гриб
И опустили дремлющие рожки.
Объевшийся комар пищать охрип
И крестиком сложил худые ножки.
 
 
Игривой белки распушённый хвост
Пунктиром полыхает среди сосен.
Березовый цепляется подрост
За рукава мои… И так несносен
 
 
Мне вдруг самой становится настрой,
С каким брожу по золотому лесу,
Где все зовут меня своей сестрой
И за руки хватают с интересом!
 
 
Ведь просто всё, когда ты не один,
А растворён в немеркнущей природе,
Когда идёшь не будто господин,
А в общем пребываешь хороводе,
Когда душою ты по-детски чист
И падаешь на землю, словно лист…
 
 
***
Отплескался в синем небе
Журавлиный клин,
На меня и поле хлеба
Пал туман седин.
И скользнула паутинка
Тихо по лицу,
Жёлто-рыжую картинку
Подводя к концу.
Скоро заколотит лужи
Дворник ледяной
И скуёт округу стужа
Наравне со мной.
И никто не будет верить,
Что придёт весна
И откроет настежь двери,
Пробудив от сна.
Всё случится по законам,
Писаным давно,
И в тумане заоконном
Вновь пойдёт кино:
Отколышется на небе
Журавлиный клин,
Окунётся наша небыль
В молоко долин,
Колокольчиковым смехом
Зазвенят поля,
И далёким звонким эхом
Расцветёт земля.
Вся округа улыбнётся
Нашим голосам.
Ну, а тот, кто не вернётся,
Виноватый сам.
 
 
***
Сегодня плохо ходят ноги.
Иду с корзинкой по дороге
И доверяюсь псу.
А друг бежит вперёд беспечно,
И возле каждой кочки встречной
Вдруг с лапой на весу
Он замирает вожделенно,
Не зная, что всё в мире тленно
И что скрипят мои колени,
Конечно, не к добру.
Но как лежать, кляня погоду,
Коль заимела псина моду
Тяжёлой цепью брякать громко
С намёком поутру?
Поленишься – и что в итоге?
Стонать и дома будут ноги,
А на душе – царапать кошки,
И лишь недогляди немножко,
Их пёс и хватанёт!..
И минет день, пустой и мглистый,
И прогремят мотоциклисты,
Оставив едкий дым.
Им поглядев вослед бесстрастно,
Себе ты скажешь: жизнь прекрасна,
Но слаще молодым!
И притулишься на диване,
Или замочишь тело в ванне,
Или пойдёшь к друзьям —
Всё будет пресно и постыло,
И тошно, что еда остыла
И что в душе изъян…
Спасибо вымокшей собаке,
Что я сегодня не во фраке,
А в грязных сапогах
Иду-шагаю влажным лесом,
Гадая, что там, за завесой,
И тяжко на боках
Корзина с сеткой обвисают,
Но от усталости спасают,
Как и в другие дни,
Вот эти сосны, эти ели,
Среди которых я – при деле,
Как в доме у родни.
 
 
***
Уткнувшись в запотевшее стекло,
Вновь благодарно принимаю сроки.
Ведь там, на улице, уже давно светло,
И видно, как в тумане зябнут строки.
 
 
Ладонью влагу вытру со стекла
И запишу, что угадало сердце,
Пока река поэзии текла
За тихо отворившеюся дверцей.
 
 
***
А меня поутру разбудила кукушка.
И пока наводила на лице я красу,
Я по счёту десятую нынче веснушку
С удивленьем нашла у себя на носу.
 
 
Значит, снова живём, миновав лихолетье,
Значит, снова жуём свой проверенный хлеб.
Пусть летят над Землёй за столетьем столетья
И удел человечий, как прежде, нелеп.
 
 
Но вот так среди горечи плотских метаний
Вдруг рассветное снова услышишь «ку-ку!»,
И проснёшься, и, бодрый по-юному, встанешь,
И возьмёшь карандаш, и запишешь строку…
 
 
***
Храни же, ангел мой, меня,
Покуда песня льётся.
Нечасто среди бела дня
Такое удаётся —
Чтоб мир затих и не дышал,
Склонившись в уваженье,
И даже ветер не мешал
И прекратил движенье,
Пока рождаются слова —
Родные братья звёздам,
И кружит в счастье голова,
И веровать – не поздно.
 
 
***
Для сочинения стиха
Достаточно мне километра,
Дорога, ровна и суха,
И – чтоб ни дуновенья ветра…
Тогда услышится в тиши,
Как тонко тинькает синица
И осыпает снег с вершин
В глуши лесной большая птица.
Припомнится и, как в ночи
Плясали зайцы на поляне,
Пока сова не прокричит
И тонкий месяц не проглянет.
Воскреснут в памяти опять
Озоном дышащие зори,
Густые выводки опят,
Бельё на стареньком заборе,
И коростель в сырой траве,
Охрипший от ночного крика,
И у тебя на рукаве —
Засохший листик повилики…
 
 
Когда б душой не роговеть,
Набор для счастья невеликий
Сумел бы каждого согреть
И превратил бы лица в лики.
Но жаль: народец нынче строг,
Себя считает каждый мэтром.
И только мне для этих строк
Вполне хватило километра!
 
 
***
Гармонизируй, ладная строка,
Души моей уставшие просторы,
Разлейся, как долинная река,
И напои увянувшие поры.
 
 
На заливных покинутых лугах
Пусть отродятся старые коренья,
И донесут сказанья о богах
Рождённые во мне стихотворенья.
 
 
Я чую их подземные толчки
И покоряюсь ненасытной доле
Нести их вам, как из лесу сморчки
Тащу с восторгом по весне в подоле.
 
 
***
Я живу на разрыв между лесом и строчкой,
Между ночью и днём, между сыном и дочкой,
Между прежней судьбою и той, что родится,
Между явью дневною и тем, что приснится.
 
 
Я живу на разрыв и вам тайну открою,
Что когда-то я в мир все окошки закрою,
И усядусь работать, работать, работать,
До дрожания рук, до душевного пота.
 
 
А другим чтоб не видеть окровавленных строчек,
Я их слёзно омою молчаливою ночью
И на тябло сложу, чтобы их освятило,
Чтобы людям потом долго-долго светило
 
 
То, что было опорой мне в долгой дороге,
Когда ныли и ныли уставшие ноги,
Когда ехали мимо богатые дроги
С седоками, забывшими в спешке о Боге.
 
 
***
Когда-нибудь случится на веку —
Изнемождённо перейдя реку,
Я тихо и покорно изреку:
Люблю свою последнюю строку!
Пусть выпила она меня до дна,
И даль до горизонта не видна,
И я опять мучительно одна,
Но лишь она мне истинно родна,
Простая, неуклюжая, кривая,
Немножко покорябанная с края,
Которая, колдуя и играя,
Ведёт меня тайком в пределы рая.
И как счастливый самый человек,
Я с ней обручена на долгий век,
До той поры, пока не ляжет снег
В ложбиночки моих остывших век.
 
 
***
Душа моя опять тиха
И пробует подспудно
Поймать мелодию стиха
В отдохновенье трудном.
 
 
А ноты стайкой воробьёв
Взлетают к небосводу.
Им нужен благодатный кров
В ненастную погоду.
 
 
Но прохудились все дворы,
И на крыльце протечка.
Придётся, видно, до поры
Нам прятаться на печке,
 
 
Ловя мелодию стиха
Не явно, не прилюдно.
Без рифмы жизнь моя плоха
И объяснима трудно.
 
 
***
Блокнот и ручка – что ещё
С собою мне необходимо?
Никто не предъявляет счёт
В моей дороге нелюдимой.
 
 
Никто не требует процент
За потребленье провианта,
Не предлагает мне абсент
Или другие варианты.
 
 
Врываюсь птицей в новый день
Опять без всякого запаса,
И не мешает дребедень
Мне ни летать, ни плавать брасом.
 
 
Когда же высветит закат
Тот берег, что был так желанен,
Моя потянется рука
Искать невидимые длани
 
 
Того, кто век ласкал меня
Ладонями родных и близких…
И опадёт моя броня
В зарю, улёгшуюся низко.
 
 
Ни платье, ни стопа банкнот
Не уцелеют в жаркой кроде,
Лишь только ручка и блокнот,
В котором – правда о народе.
 
 
***
Вчера в мелодию стиха,
Ко мне пришедшего под вечер,
Ворвалась, ко всему глуха,
Тоска, мечтавшая о встрече.
Задравши ноженьки на стол,
Вальяжно закурила «приму»,
Как будто заняла престол,
Доселе для меня не зримый.
И стала душеньку тянуть,
Как невод из пучины моря,
И даже приняла на грудь
Во избавление от горя.
 
 
Давно, в иные времена,
Пошла бы я на поводочке
И с ней бы выпила вина,
Забыв о сыне и о дочке.
И подпустила бы слезу,
И даже затянула песню.
А нынче – ни в одном глазу
Тревоги нету, хоть ты тресни.
 
 
Встаю и пальцем ей – на дверь,
Мол, убирайся восвояси.
Я непокорная теперь
И я давно не в первом классе!
Я знаю стоимость души
И не продам её вовеки.
И лишь Господь в моей глуши
Мои закрыть способен веки.
 
 
А до того – живу смеясь
И соблюдая вид пристойный,
Поскольку верю в то, что князь
Ко мне торопится достойный.
Ему открою свой дворец
И зарыдаю на пороге,
Ведь я решила, что – конец,
А мне любовь послали боги.
 
 
И потому – причём тоска,
Ко мне пришедшая под вечер?
Душе моей теперь близка
Мелодия грядущей встречи.
Кладу её на нотный стан
И напеваю в одиночку,
Пока мой Бог не перестал
Мне диктовать простые строчки.
А голос из души идёт
Всё откровенней, всё чудесней…
 
 
Конечно, князь меня найдёт
По этой песне.
 
 
***
Поэзия – посох в пути до вершины,
Где нету вопросов, где всё – разрешимо.
С опорой на строчки, шагаем до неба,
Где ждут разрешения все наши требы.
Вкушая слова и ища им замену,
Всему познаём мы достойную цену.
И буквы, как семечки, ищем в кармане,
Как будто мы дома сидим на диване,
Спокойны, счастливы, и сыты, и босы,
И где-то в углу – отдыхающий посох.
 
 
***
Вам не подскажут никакие знанья,
Как сотворить из строчек заклинанья
И с помощью обыденных словес
Достигнуть колебаньями небес.
Стихи молитве искренней подобны
И с Богом для общения удобны.
Они способны силою созвучий
Проникнуть в мир, который нам созвучен
И обречён ответить в унисон.
 
 
И это явь, а не блаженный сон!
Я ведала подобные мгновенья —
Когда Всевышний пробегал по звеньям
Безмерного трагичного органа,
И тут же заживала моя рана,
По глупости допущенная в теле.
А трубы пели, пели, пели, пели…
Мне не забыть подобного вовек!
Я ведала – всесилен человек,
Когда он сердцем, без особых знаний,
Творит из слов обычных заклинанья
И ими сотрясает Млечный Путь
В надежде силы тёмные спугнуть…
И, эту избирающий дорогу,
Сродни он Богу!
 
 
***
Чтобы Слово зазвучало,
Автор должен умереть.
Жизни истинной начало —
Смерть.
 
 
И не думает о славе
Тот, кто призван как поэт, —
Для него в её отраве
Смысла нет.
 
 
К вечности опасным бродом
Он идёт всегда один —
Побиваемый народом
Господин.
 
 
***
Воспалённое горло —
Хочу говорить,
Закричать о неслыханной боли!
Между мной и тобой – обожжённая нить,
И душа – точно птаха в неволе.
 
 
Ей бы взмыть к небесам, покидая жнивьё,
Ей бы крылья расправить тугие!..
Но на привязи сам ты измучил её,
А виновными стали другие.
 
 
Ничего не могу, ничего не хочу.
Над бумагой истерзаны руки.
Мне бы с горлом больным —
к дорогому врачу:
Пусть вернёт мне волшебные звуки.
 
 
Или – напрочь, навеки излечит меня
От гортанного вольного пенья!
Пусть в забытом лесу среди белого дня
Я изведаю горечь успенья.
 
 
Ибо нет ничего хуже, чем немота,
Невозможность обласкивать Слово!!
И да здравствуют муки несенья креста
И распятие – снова и снова.
 
 
***
Стонало от болезни тело.
Сочилось время сквозь века.
И от сомнения потела
Перо сжимавшая рука.
Фальшивило созвездье Лира,
Брыкался скованный Пегас.
И от глухих окраин Мира
Спешила Истина до нас.
Всё развивалось по спирали,
И были странствия долги.
И Божья свита собирала
От пут кармических долги.
На оживлённом перекрёстке
Былого Млечного Пути
Зеленокрылые подростки
Меня сумели обойти.
Но в сердце сладким стоном зрело
Воспоминанье о строке,
И умирающее тело
Давало импульсы руке.