Текст книги "Пленники Долины"

Глава III
Прошлое и настоящее

В облаве на ревуна Заред участвовала впервые. В окрестностях Лайена ревуны не водились, а скакать неделю до Черных Утесов, где хищники соорудили себе логово, и еще потратить столько же времени на обратный путь, когда местные леса изобилуют промысловым зверьем, Заред Корвин считала блажью. Потешить тщеславие можно и другими способами.

Вышли охотники засветло, едва солнечные лучи порозовили небосвод. Ланс предпочел остаться в лагере, доверив заботу о девушке Рогану. Поначалу Заред расстроилась, но, в предвкушении интереснейшего зрелища, переживала недолго. Зачем себя накручивать, если ничего не изменить?

Поплутав меж небольших озер, тропинка сделала последний поворот и вывела охотников на посыпанную сосновыми иглами дорогу. Через пять-шесть миль дорога резко пошла вверх, с трудом пробиваясь меж плотных рядов вечнозеленых лиственниц, и вскоре привела к небольшому пруду.

Словно стрелы, тянулись из водных глубин стебли камыша и осоки, ярко-желтые бутоны нимфей и красноватые лепестки кубышек цветным ковром устилали поверхность водоема; источаемый сотнями цветов, над водой плыл пьянящий аромат.

Распорядитель охоты Слим приказал ускорить шаг.

– Не вздумайте тут отдыхать, – предупредил Заред молоденький паренек, едва ли старше ее самой. Высокий и постоянно сутулящийся, он напоминал девушке школяра, перепутавшего двери учебного заведения с воротами казармы.

– Хищные звери? – предположила Заред.

– Нет, – помотал юноша головой. – Хищников тут нет, они обходят пруд стороной. Здесь растут цветы, запах которых способен усыпить кого угодно. Даже горного тролля!

Юноша умолк, наблюдая, какое впечатление произвели на девушку его слова.

– Да вы что?! – воскликнула та удивленно, чем доставила юноше настоящее удовольствие. Он так и засветился от радости.

– Эрол, не приставай к гостье, – одернул паренька пожилой охотник.

В противовес своему молодому другу, он был широк в плечах и статен. И если бы не изрезанное морщинами лицо, вряд ли кто-нибудь дал бы ему больше сорока.

– Я не пристаю, Лоуренс, я всего лишь объяснил, почему тут нельзя останавливаться, – начал оправдываться Эрол.

– Он мне совсем не помешал, – подтвердила Заред. – Не ругайте его.

Молодой охотник заулыбался и покраснел. Ему было приятно, что победительница состязания не зазнается, а охотно с ним беседует и даже заступается.

Заприметив любезное «воркование» молодых, Роган потемнел лицом, отвернулся и зашагал быстрее.

Охотники миновали подвесной мостик, переброшенный через глубокий овраг, и теперь вышагивали по горной тропке. По правую руку лежали развалины древнего храма. Величественного и печального. Однажды Заред показалось, что она видела гоблина. Эти мерзкие создания вели преимущественно ночной образ жизни, а днем предпочитали отсиживаться в пещерах.

Миновав храм, охотники вышли на горное плато, где Слим приказал разбить лагерь. Заред положила на валун сложенную пополам куртку, сама села сверху, развернула узелок с едой и с аппетитом принялась жевать медовую лепешку, запивая ее водой.

Случайно или намеренно, но неподалеку пристроился Эрол. Юноша разделил большой кусок копченого мяса на мелкие, разложил их на пергаменте и, время от времени поглядывая на девушку, по очереди отправлял в рот.

Роган трапезничал вместе с пожилым охотником, ранее просившим Эрола не донимать Заред расспросами. Мужчины оживленно о чем-то беседовали, и сейчас юная охотница была предоставлена сама себе.

– А вы уже охотились на ревуна? – поинтересовался Эрол, облизывая пальцы.

– Нет, – призналась Заред.

– Я как раз захватил охотничью книгу! – обрадовался Эрол. – Хотите почитать?

Заред стало стыдно – она так и не отыскала времени обучиться грамоте. Лгать девушка не хотела и, немного поразмыслив, как из неудобной ситуации выкрутиться, вежливо попросила:

– Книга толстая, я ее даже пролистать не успею. А вы уже знаете, где написано самое важное. Почитайте, пожалуйста, а я послушаю.

– Конечно, – радостно согласился Эрол.

Он быстро отыскал нужную страницу и, водя по строкам жирным пальцем, стал читать вслух:

«Ревун – исключительно плотоядное животное. Массивное туловище, четыре когтистые лапы и круглая голова делают его похожим на медведя. Однако у ревуна и шея длиннее, и лапы. Достигая веса двух быков, зверь заслуженно считается одним из самых грозных хищников и способен завалить глотыря и даже лоборога…»

Заред с интересом слушала описание и повадки ревуна, пока Эрол не ойкнул и не прекратил читать. Девушка удивленно подняла на юношу взгляд. Эрол оставил книгу и, держа в руке чужой сапог, крутил по сторонам головой.

– Ты что творишь, Дэмиен?! – возмущенно закричал Эрол, обращаясь к одному из стражников.

Хозяин сапога лежал неподалеку, на спине, прикрыв лицо широкополой шляпой и выставив на всеобщее обозрение грязные щиколотки. Монотонное бормотание Эрола, способное, как думала Заред, усыпить кого угодно, подействовало на охотника совершенно иначе. Не обремененный хорошими манерами, он не нашел ничего лучше, чем запустить в зудящего, как комар, чтеца свой сапог.

– Сейчас как закину подальше!.. – пригрозил юноша и для острастки даже замахнулся, но в последний момент передумал и, вместо того чтобы отправить сапог в кусты, метнул его в Дэмиена.

Описав в воздухе дугу, тот попал аккурат охотнику по голове.

– Я сейчас кому-то надеру задницу! – вскочил стражник.

– Себе надери, – вполголоса огрызнулся Эрол.

– Что ты там лепечешь? – не расслышал Дэмиен, будучи уверен, что бормотал юноша отнюдь не слова прощения.

Заред с трудом сдерживалась, чтобы не прыснуть со смеха.

– А ну замолчали оба! – рявкнул Слим на готовых сцепиться охотников.

– Попросишь еще табачка, – мстительно пригрозил юноше Дэмиен.

– У тебя отродясь своего не водилось, сам постоянно побираешься, – находчиво ответил Эрол.

– Я кому сказал?! – грозно проревел Слим. – Вернетесь в лагерь – оба ко мне. Будете неделю котлы драить.

– Ну и будем, – обиженно надулся Эрол. Он был искренне уверен, что пострадал незаслуженно, и во всем виноват Дэмиен.

Перепалку охотников прервал оползень. Камни друг за другом неслись вниз: весело, вприпрыжку, словно каждый из них пытался спуститься к подножию горы первым. Где-то высоко в небе прокричала ворона. Хриплый, отрывистый голос птицы эхом разлетелся по ущельям.

* * *

Охота на ревуна – занятие чрезвычайно опасное, и допускались к ней лишь те, кому разрешал Слим. Необязательно самые опытные охотники – новичкам когда-то тоже надо учиться, – но все без исключения были обязаны знать тему и отвечать на вопросы Слима точно и по делу, а не мяться, как невеста на выданье.

Пятеро охотников уже стояли на номерах, «молчуны» и «кричане» терпеливо ждали команду разводящего. Дрожащих от возбуждения собак держали поодаль.

Левее звериной тропы находился огромный валун, за которым скрывался Дэмиен, в пятидесяти шагах от него, в раскидистом ельнике затаился Эрол. Лоуренс и еще три охотника расположились чуть ниже, на одинаковом друг от друга расстоянии.

Получив от коменданта приказ не подвергать жизнь Заред опасности, Слим разрешил ей только смотреть. Никакие уговоры на сурового распорядителя не действовали, и сейчас девушка наблюдала за охотой с холма, находясь на безопасном от логова удалении.

По сигналу Слима на позиции выступили загонщики и «молчуны». Убежище зверя находилось в двухстах шагах от оклада[33]33
  Оклад (обклад) – обойденный охотником круг по лесу, внутри которого находится зверь, намеченный к охоте облавой.


[Закрыть]. Выбеленные солнцем и ветром кости животных, ставших добычей ревуна, ковром устилали склон от входа в логово и до его подножия. С деловым видом по костям прохаживались крупные птицы с грязно-желтым оперением.

«Кричане» попытались выманить затаившегося хищника, но, несмотря на суровый нрав и недюжинную силу, пещеру зверь покидать не торопился.

«Что чувствует в такие моменты обреченная на гибель тварь? – задумалась Заред. – Наверное, нам никогда этого не узнать. Да и зачем? Если, перерезая шею свинье, всякий раз испытывать угрызения совести, то придется самим перейти на подножный корм».

– Выпускайте собак, – крикнул Слим.

И тут же полтора десятка свирепых кобелей бросились в зияющий чернотой проем. Собачий лай и раздавшийся чуть позже низкий перекатывающийся рык ревуна, разлетелись по окрестностям. Не стало слышно ворон, не выл ветер – одна сила встала против другой, не менее страшной и могучей. Первым из пещеры кубарем вылетел вожак – огромный мохнатый пес по кличке Джек. Его бок, располосованный до кости, кровоточил. Но пес не скулил. Злобно рыча, он пытался укусить себя за заднюю лапу. Острая боль и древний инстинкт притупили собачий разум, заставляя Джека совершать это необъяснимое действие.

Теснимая ревуном, собачья свора отступала. Один за другим, задыхаясь от лая и исходя слюной, псы покидали логово, выманивая ревуна на себя.

– Хей, хей, хей, – разнеслись над землей резкие возгласы «кричан», энергично размахивающих руками, стараясь тем самым привлечь хищника, заставить его двигаться на затаившихся в укрытии стрелков.

Подзадориваемый собаками, бросая недобрые взгляды на суетящихся людей, хищник спускался по тропе. Как только он миновал валун, за которым прятался Дэмиен, охотник метким выстрелом вогнал арбалетный болт зверю прямо в спину – туда, где сходились верхушки лопаток.

Хищник издал громогласный рев и медленно осел. Не понимая, почему ноги отказываются его слушаться, ревун попытался встать, но вместо этого беспомощно завалился на бок. Подняв голову, зверь раскрыл пасть, и оттуда выпал розовый, с красными прожилками язык.

– Великолепный выстрел, Дэмиен! – воскликнул Лоуренс. Он находился к удачливому стрелку ближе всех и все видел.

В порыве восторга Дэмиен утратил бдительность, уверенный, что все позади, он покинул укрытие, повернулся к логову спиной и, потрясая арбалетом, как мечом, прокричал:

– Да, я сделал это! Сделал!

И в этот момент из пещерного мрака выскочил второй зверь. Мельче первого, но не менее опасный. Он не стал жаться к земле, не вступил в перебранку с собаками. Хищник прямиком ринулся к стоящему на звериной тропе человеку.

Несколько мгновений разделяло две незыблемые сущности этого мира: жизнь и смерть. Дэмиен слишком поздно почувствовал приближение хищника. Незаряженный арбалет был сейчас совершенно бесполезен, а свой меч охотник оставил в убежище, воткнув в землю.

Внезапно тварь дернулась, словно налетела на невидимую преграду, – из шеи у нее торчал арбалетный болт, выпущенный Эролом. Ноздри хищника расширились, шерсть встала дыбом, и, сменив направление, ревун бросился к ельнику, в котором прятался юноша.

Заред машинально схватилась за лук, понимая, что все равно не успеет. Какой бы быстрой и меткой она ни была.

Сделав точный выстрел, спасший Дэмиену жизнь, Эрол торопливо перезаряжал арбалет. Но от волнения получалось у него это плохо, пальцы не слушались, болт не ложился в желоб.

Лоуренс вскинул арбалет и, не метясь, нажал спуск. Тяжелый снаряд вошел хозяину горного логова чуть ниже правого уха. Хищник зашатался и медленно осел.

Заред опустила лук и облегченно выдохнула. Она покинула укрытие и побежала к охотникам. Ей жуть как хотелось поздравить Дэмиена, восхититься отвагой Эрола и наконец-то увидеть ревуна вблизи.

За девушкой, как тень, двинулся Роган. Интересовал ли его ревун, или преследовал здоровяк другую цель, Заред не знала, да и не сильно над этим задумывалась. Хочет хвостом ходить – ну и пускай себе ходит.

Возле поверженных гигантов уже толпился народ. Охотники единодушно сошлись на том, что рослый зверь – самец, а «маленький» – это самка.

Заред присела на корточки и осторожно погладила одного из ревунов по шкуре, того, что был помельче. Тело животного еще не остыло, ворс на ощупь оказался густым и мягким. Совсем иным, нежели у лоборога. В Лайене про рогатого лесного хозяина говорили, что лучше дерево обнимать, чем гладить лоборога, и Заред не раз получала возможность в этом убедиться.

– Проверьте пещеру, – приказал Слим. – Нет, постойте, я сам, – передумал он неожиданно и, держа взведенный арбалет перед собой, шагнул в темноту звериного логова.

В глубине кто-то негромко зарычал, но не так низко и раскатисто, как взрослый самец или самка. Рык быстро сменился жалобным воем, и вскоре все стихло.

– Детеныши остались, – пояснил Слим, покинув логово. Распорядитель стер с меча кровь и убрал оружие в ножны.

– Хорошо стреляешь, – похвалил Эрола Дэмиен. – Если бы промахнулся, мои кишки с камней бы отскребать пришлось.

Дружище! – громогласно объявил Дэмиен. – Беру всех в свидетели: отныне разрешаю тебе кидаться в меня, чем душа пожелает. Ну разве что, когда надумаешь запустить бутылкой, постарайся не попасть в голову, – в шутку предупредил он Эрола.

Намек на недавнюю ссору вызвал у охотников взрыв хохота. Юноша покраснел и виновато произнес:

– Да я и не собирался.

– И ты на меня не держи зла, – воскликнул Дэмиен и сгреб Эрола в охапку.

Став невольной свидетельницей примирения, Заред заулыбалась.

– Хватит лобызаться, – строго произнес Слим. – А то еще дети появятся.

– Не-е-е, – протяжно отказался Дэмиен, – мне детей Джулия нарожает. Осталось-то всего до зимы потерпеть. Деньжат я скопил, заживем как люди, – поделился радостными мечтами стражник.

Слим дождался, когда Дэмиен закончит изливать душу, и обратился к охотникам, будто вновь приветствовал их в амфитеатре:

– Сегодня Флэа проявил щедрость, одарив нас богатой добычей. А кто мне скажет, чем должны отплатить Богу мы?

– Беречь и хранить его дары, как любимую жену, – дружно ответили люди.

– Тогда кладите туши на носилки и несите в лагерь. Немного передохнем – и к дому. Не забывайте, нам еще серпохвостов нужно настрелять.

Подробность про то, что жена обязательно должна быть «любимой», показалась девушке неуместной, но на то они и мужчины, подумала Заред, чтобы видеть все иначе.

* * *

Ничто не предвещало изменения погоды, когда небо заволокло тучами. Речной камыш, тронутый прикосновением ветра, зашелестел, затрепетал, словно пытался о чем-то поведать – робко, вполголоса. Дождь возник из ниоткуда; тяжелые капли вязли в густой траве или, звонко стуча по водной глади, превращались в тысячи куполообразных пузырей, расходящихся неровными кругами. Небеса извергли потоки воды и успокоились; вновь засияло солнце.

– Привал! – разлетелся над головами окрик Слима.

Лошадей в лагере не держали с того самого дня, когда от неизвестной болезни за неделю издохли все до одной. С тех пор тяжести таскали на деревянных носилках, катали на тачках или возили на телегах, «примеривая» лошадиную упряжь по очереди. Вот и сегодня, отправляясь на охоту, стражники захватили двое сколоченных из досок носилок, которые прогибались под тяжестью обоих ревунов и десятка серпохвостов. Людям требовался отдых, и распорядитель принял, как считала Заред, совершенно здравое решение отдохнуть.

Девушка в изнеможении опустилась на землю и от нечего делать стала наблюдать, как Эрол пытается разжечь костер. Юноша натаскал хвороста, бросил поверх несколько толстых сучьев и застучал кресалом по лезвию кинжала. Вспыхнув на миг, искры быстро гасли. Раздосадованный неудачей, паренек вытащил из сумки бутыль и плеснул из нее на сложенные шалашиком ветки.

– Не переусердствуй, Эрол, – подошел к юноше Лоуренс. – Тебе поручили разжечь костер, а не устраивать пожар. Ну-ка покажи, что ты там плещешь?

– Что надо, то и плещу, – с обидой в голосе ответил юноша. При этих словах огонь наконец-то вспыхнул, Эрол торопливо подкинул в костер охапку хвороста, и в небо повалил столб густого горького дыма. Юноша сделал неосторожный вдох, закашлялся и подал в сторону; глаза его слезились. Стараясь унять резь, он принялся тереть их костяшками пальцев.

– Ну и ну, – укоризненно покачал головой Лоуренс. – И чему тебя только в ополчении учили?!

Молодой стражник сделал несколько глубоких вдохов и, как только жжение в груди утихло, недовольно проговорил:

– Да уж точно не костры из сырого хвороста разводить.

Лоуренс по-доброму усмехнулся, и от морщин его лицо стало похожим на печеное яблоко.

Наконец огонь взял свое, и языки оранжевого пламени слились в причудливом танце. К костру стали подтягиваться люди. Кому не хватило мест возле огня, рассаживались неподалеку. Низенький приземистый человек с проплешиной на макушке выстругал две рогатины, воткнул их с противоположных сторон огненного круга и закрепил в развилках прочную ветку. Двое охотников, захватив котел, пошли к озеру.

Когда вода закипела, охотники покидали в нее мелко порезанные куски птичьего мяса, приправили кипяток неполной пригоршней крупной соли и сушеными ягодами гоблина.

– Ло, пока варится мясо, может, расскажешь что-нибудь? – обратился к статному широкоплечему человеку Дэмиен. – Кто как не ты у нас лучший рассказчик!

– Что же тебе рассказать?

– Среди твоих историй нет скучных.

– Ладно, так уж и быть, – согласился Лоуренс и тут же огорошил всех неожиданным вопросом: – А многие ли из вас знают, что несколько лет назад в Солине стоял не один бордель, а целых два?

– Что-то такое слышали, – подтвердили охотники.

– И что же вы там слышали?

– Про то, как какая-то девица отравила вельможу. Обокрала его до нитки и той же ночью сбежала.

– М-да, – протянул Лоуренс, – богат на вымысел человеческий разум, а длинный язык ему в помощь.

– А как было-то, как на самом деле? Расскажи, Ло, – зазвучало со всех сторон.

Лоуренс поднял с земли палку и поворошил угли. Потрескивая, костер отозвался снопом оранжевых искр. Тысячи крохотных огненных звездочек сплелись в дружном хороводе. Вокруг стояла мирная тишина, непринужденно пахло влажной землей. Сладко и безответно затянул песню шальной соловей, да напуганный рыком лоборога бросил на полпути.

– Так уж и быть, слушайте… – благосклонно уступил Лоуренс. – «Лес рубят – щепки летят» – слышали такую пословицу? – вопросом начал он свой рассказ.

Толпа одобрительно загудела.

– Тогда ни для кого не станет откровением, если я напомню, что в военное время страдает не только население враждующих держав. Немало достается и жителям небольших королевств, находящихся как раз между повздорившими соседями. Так случилось и в тот раз, когда правитель Артуана, отец нашего короля мудрый Гильдеберт затеял выяснение отношений с Сотсендом и Айланом. Ныне мало кто помнит крохотное пограничное государство Арктис и его короля Кронка. И уж конечно, кануло в небытие имя дочери королевского архивариуса – красавицы Эллии.

Трудно сказать, из-за чего возникла та, первая, война. Может быть, землю не поделили, а может, просто-напросто возгордились правители, да настолько, что не смогли стерпеть присутствия друг друга. Как пауки в банке, – для убедительности привел Лоуренс пример.

– А чего тут гадать? – встрял Эрол. – Сотсендцы первые начали. Мол, жарко у них, воды не хватает. Сто лет хватало, – едко произнес он, – а теперь, видите ли, вышла вся.

– Счастливый ты человек, Эрол, – сделал неожиданный вывод рассказчик.

– Это почему? – взвился юноша, чувствуя подвох.

– Все у тебя просто, все понятно. Вот скажи, – прищурился Лоуренс, – кто, по-твоему, неправ: волчица, задравшая ягненка, или ее волчата, которых она кормит ягнятиной? На чьей совести смерть беззащитной скотинки?

– Ну ты и спросил, – протянул юноша, – тут совсем другое дело. Даже не стоит сравнивать.

– Стоит, Эрол, стоит, – возразил Лоуренс. – Лучше признайся, что не знаешь.

– Почему не знаю – знаю. Виноват пастух, оставивший ягненка без присмотра.

Стражник с сомнением покачал головой, глубоко вздохнул и продолжил:

– Поначалу военные отряды обходили Арктис стороной, но вскоре озлобились короли и решили прибрать гордецов к рукам. Первым на территорию королевства вступил Хорт Бесстрашный – не знавший жалости и сострадания генерал Гильдеберта. Как, впрочем, и большинство военачальников, – походя подметил Лоуренс. – Жалость да сочувствие военной карьере только помеха.

– Это не тот ли Хорт, кто пленных на веревке позади лошади таскал, пока тела бедняг не превращались в кровавое месиво? – вспомнил Эрол один из рассказов, которыми щедро потчевали молодых бывалые вояки.

– Тот самый, – подтвердил Лоуренс. – Ужасные вещи вытворял с пленными Хорт Бесстрашный. Огнем пытал, водой мучил, живыми в землю закапывал. Стали королевские воины роптать, не хотели идти они в бой под началом жестокого генерала. Да и мирное население стонало в деревнях и селах, где доводилось Хорту останавливаться на ночлег.

А еще любил жестокий воин, чтобы на ночь приводили ему самую красивую девушку в селении. Немало поломалось судеб через ту порочную страсть.

Рассказчик достал кисет, набил яблочным табаком трубку и закурил. В небо поползли неровные кольца дыма.

– Не склонил головы гордый властитель Арктиса перед мощью Артуана. Погиб он, защищая родную страну, как и почти все его воины. Недели хватило Хорту, чтобы покорить свободолюбивый народ.

– Ну и глупо, – донесся до Заред чей-то возглас.

– Печальную участь правителя разделил королевский архивариус. Не пожелал он покинуть свою келью. Даже когда подожгли враги замок. Так и сгорел среди древних манускриптов. Много в те годы появилось людей, у которых война отняла все.

Рассказчик поежился и запахнул полы куртки, будто ему внезапно стало холодно.

– Но осталась жива дочь архивариуса синеглазая Эллия. – Лоуренс сделал паузу, словно предоставлял слушателям возможность прочувствовать горе девушки. – И поклялась она во что бы то ни стало отомстить за смерть отца.

– А как же мать? – оборвал рассказчика Эрол.

– Что «мать»? – не понял Лоуренс.

– Мать-то жива осталась или нет?

Лоуренс поморщил лоб и развел руками:

– Вот чего не знаю, того не знаю. Еще раз перебьешь – отправлю собирать хворост, – пригрозил он юноше.

– Да я что? Я ничего… просто любопытно, – извинился нетерпеливый стражник.

Лоуренс, взглянув на своего молодого друга, едва удержался, чтобы не рассмеяться при виде виновато сложенных домиком бровей. Он зычно крякнул, плюнул в огонь и продолжил:

– Разорение Арктиса стало последним «подвигом» не ведавшего сострадания генерала. Узнал Гильдеберт об излишне кровавом нраве военачальника, лишил должности и отправил на Кролл губернатором Солина. Может, и не поступил бы король так, да подвернулся ему под руку другой талантливый полководец. Кто отгадает, про кого речь? – обратился старый стражник к сидящим вокруг костра людям.

– Генерал Элайн Кирк? – нерешительно предположил чернявый крепыш.

– Верно, Дэмиен. Только в те годы он еще генералом не был.

– Так что там с Эллией произошло, смогла она отомстить за отца? – не вытерпел Эрол.

– Экий ты нетерпеливый, – укоризненно покачал головой Лоуренс. – Поспешность, знаешь, где нужна?

– Знаю-знаю, – поспешил подтвердить юноша.

Лоуренс сделал несколько глубоких затяжек, вопрошающе обвел взглядом притихших охотников и сокрушенно покачал головой:

– Но что может сделать слабая девушка могучему воину?!

– Кинжал в сердце! – крикнул кто-то из охотников.

– Сделать-то она много чего может, вот убить – вряд ли, – предположил Дэмиен.

– Неправильно мыслишь, – помотал головой Лоуренс. – Когда в сердце горит ненависть, человек становится во сто крат сильнее.

Однако, чтобы исполнить задуманное, сперва требовалось остаться с Хортом наедине, не вызывая у того подозрений. А где может себе такое позволить девушка, как не в борделе?

– В «Отдыхе воина»? – воскликнул Дэмиен, радуясь своей догадливости.

– Почти, – подтвердил Лоуренс. – Только другой это был бордель, с романтичным названием «Вечерняя звезда».

Доблестный военачальник сменил место службы, но вовсе не собирался изменять привычкам. Был Хорт сам не свой от молоденьких девочек: чтобы и женщина в них уже проснулась, и детства аромат еще не увял. Лет четырнадцать-пятнадцать получается. Эллия аккурат так и выглядела, хотя минуло со дня ее рождения ни много ни мало – семнадцать годочков, – многозначительно добавил Лоуренс. – То, о чем я вам расскажу дальше, выглядит полным безумием, однако это сущая правда. В жизни так случается: правда и ложь порой настолько похожи, что и не разберешь. Мой тебе совет, – отвлекся Лоуренс, обращаясь к Эролу, – крепко подумай, перед тем как поверить кому-нибудь на слово.

– А тебе? – подловил рассказчика молодой стражник.

– Что «мне»?

– Тебе верить можно?

– Экий ты языкастый, – Лоуренс дружески потрепал юношу по волосам. – В рот палец не клади.

Охотники рассмеялись; Заред тоже улыбнулась. Неожиданно она поймала взгляд Рогана. «Вот уставился, – подумала девушка, – того и гляди, дыру протрет».

– Эллия устроилась работать в один из двух борделей, процветающих в Солине, – вернулся Лоуренс к своей истории. – Быстро нашла общий язык с его владельцем, толстяком Фэтом. Прикинувшись сиротой, потерявшей обоих родителей, и пустив для убедительности слезу, легко уболтала хозяина принять ее на работу.

Законов, ограничивающих возраст работающих в домах терпимости девиц, не существовало, и хозяин был несказанно рад заполучить совсем еще молоденькую девушку, почти подростка.

Эллии показали ее номер и объяснили, что сегодня она вольна заниматься чем пожелает, но завтра к полудню обязана спуститься в гостиную и ждать своего первого клиента. Юная мстительница, ограничиваясь простыми ответами «да» или «нет», слушала Фэта, внимала дружеским советам Ирмы, старшей среди работающих в борделе девиц, и всем своим видом производила впечатление забитого, покорного подростка. Но как же сильно ошибались те, кто так думал!

Невозможно передать словами, что чувствовала в тот вечер прекрасная дочь архивариуса; она была совсем одна в этом чужом, жестоком и равнодушном мире. Ей неоткуда было ждать помощи, не на кого надеяться. Чтобы хоть как-то справиться со сжигающей ее тоской, девушка начала вести дневник. Каждое утро Эллия записывала туда все, что с ней случилось за день.

Расчет оказался верен. Хорт все-таки обратил на нее внимание. В их первую и единственную ночь она подлила военачальнику в вино медленно действующий яд и, пока тот спал, покинула «Вечернюю звезду».

Девушка оставила в ящичке стола все свои вещи и заработанные деньги. У толстяка Фэта не было необходимости искать беглянку.

Хорту оставалось жить две недели. Изо дня в день кровь в его жилах сгущалась все сильнее, пока не застыла совсем. Эти нескончаемые четырнадцать дней боли и страдания стали местью Эллии за убитого отца, за сожженный город и разоренную страну. Перед смертью Хорт попросил позвать к нему духовника и впервые покаялся.

Умер бывший генерал на рассвете. Его сожгли в тот же день, а прах развеяли по ветру. «Вечернюю звезду» вскоре закрыли. Видимо, Хорт все-таки догадался, кто его отравил, и успел шепнуть куда надо. С тех пор в Солине остался только один бордель.

Тронутые печальной историей Эллии, охотники молча смотрели на тлеющие в круге огня угли. Заред стало невыносимо грустно. Она вспомнила прошлое: родителей, последний год – скоротечный, как грибной дождь, день своего рождения. Воспоминания, словно цветные картинки, сменяли друг друга в пестром калейдоскопе памяти, и, когда он остановился, Корвин неожиданно вспомнила Ланса: «Иногда мне кажется, что я ему небезразлична, а порой он выглядит совершенно чужим».

Поужинав, Заред спустилась к озеру и, зачерпнув холодной воды в ладони, ополоснула лицо.

– Устала? – раздался сзади голос Рогана.

– Немножко, – призналась Корвин.

– Тут уже недалеко.

Заред постаралась улыбнуться. Взгляд верного спутника, встретив ее глаза, просветлел, черты лица смягчились. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, Роган наклонился, сорвал несколько пушистых цветов-шариков, застыл в нерешительности, словно пытался вспомнить что-то оставшееся в прошлой жизни, и тут же поспешно выбросил только что сорванные цветы в поседевшую от дождя траву.

– Я тоже валюсь с ног от усталости, – он потер глаза внутренней стороной запястий, словно очень долго смотрел на заходящее солнце. – Морская дорога явно не пошла нам на пользу.

– Могло быть и хуже, – согласилась Заред. – Как жаль, что я ничего не помню, – призналась она, подразумевая последний проведенный на корабле день.

– Заред, я давно хотел тебя спросить, – нерешительно начал Роган. Сделав паузу, будто собираясь с силами, он выпалил: – Тебя ждет кто-нибудь дома?

– Нас всегда кто-нибудь ждет, – неопределенно ответила девушка.

– Да-да, конечно, – смущенно согласился Роган. – Если честно, то я всего лишь хотел знать, был ли у тебя жених?

– Нет у меня никого, – призналась Заред.

– Тогда выходи за меня. – В глазах Рогана застыло выражение преданности, каким обычно встречает и провожает хозяина верный пес. Богатырь замер, словно боялся, что стоит ему сделать шаг, и он все испортит.

Заред от неожиданности остановилась, будто только что прозвучали не простые и понятные любому человеку слова, а раскат грома заставил все живое сжаться от страха. По щекам потекли слезы.

– Роган, не сейчас.

– А я и не тороплю. Конечно же, ты должна хорошенько подумать, прежде чем сделаешь выбор.

– Давай хотя бы покинем Кролл.

Роган попытался улыбнуться, но не смог. Он поспешно отвернулся и зашагал прочь.

Заред проводила его растерянным взглядом, собрала выброшенные цветочные головки и склонилась над благоухающей пестрой охапкой. В лицо ударил терпкий аромат высохшего сена и парного молока, запах ветра и талого снега.

«Милый Роган», – подумала Корвин и улыбнулась очаровательной, безмятежной улыбкой.

* * *

Отдохнув, охотники стали собираться в дорогу. Эрол плеснул воды на багровые угли, костер зашипел, выдохнул облачко пара и затих. Юноша закидал пепел песком и побежал догонять своих.

Сумерки сгущались незаметно. Густые заросли кустарника, растущего по обе стороны дороги, раскидистые сосны, валуны, фигуры охотников – все быстро чернело, утрачивало четкость контуров. На западе горела заря. Словно это таинственные титаны разожгли горны и куют огромные сверкающие клинки.

Вдали забрезжил силуэт цитадели; охотники непроизвольно ускорили шаг, и Заред начала отставать.

Крики о помощи, прорезавшие воздух, так не вязались с неторопливой поступью мягкого вечера. На лесной опушке появились несколько рудокопов, преследуемые двумя глотырями.

Собаки, поджав хвосты, сбились в кучу. Почему смело бросающиеся в логово к ревуну или загоняющие лоборога матерые охотничьи кобели как огня боятся чешуйчатых прямоходящих глотырей, объяснить никто не брался. Предполагали, что всему причиной какой-то инстинкт. Настолько древний, что человек о нем даже не догадывается.

Хищники гнали добычу так, словно помимо охотничьего азарта ими двигало желание развлечься. Люди бежали вперед – исступленно и бездумно: спотыкаясь о корни, падая, суетливо вскакивая и продолжая бег. Крики о помощи то и дело сменялись полным страха и муки предсмертным воем – выбрав жертву, не ведавшие жалости твари сбивали ее с ног, перекусывали шею и тут же бросались вдогонку за следующей. Небольшая пауза лишь незначительно отдаляла смерть остальных.