Текст книги "Пленники Долины"

Но лепешки и пудинг готовились лишь по выходным или праздникам. В обычные дни команда, и даже сам капитан, страдали от еды невысокого качества. Солонина в бочках быстро портилась; воду набирали из рек, не проверяя ее качества. Для предотвращения гниения скоропортящихся продуктов использовали соль и перец. Пересоленное мясо требовалось перед употреблением вымочить в пресной воде. Но ее запас на корабле был строго ограничен. Недостаточно вымоченное мясо не лезло даже в самую «луженую» глотку.

Пытаясь внести разнообразие в дневной рацион, матросы придумали некрасивое на вид, но сладкое кушанье. Для этого они растирали сухари, смешивали их с салом, сахаром и разбавляли получившееся тесто водой. «Собачье лакомство», – называли они плод своей фантазии. Заред как-то довелось попробовать «эту гадость» – так окрестила она сладкое жирное пюре.

Дни пролетали незаметно. Девушка с утра до вечера готовила еду, драила котлы и баки, разносила кушанье капитану и его помощникам. Иногда по вечерам ей выпадала возможность немного постоять на верхней палубе и послушать песню, которую пел штурман. Заред всегда думала, что матросские песни должны быть веселыми, но эта оказалась грустной.

От соленой воды руки быстро покрылись трещинками, кожа на лице обветрилась и шелушилась, начали кровоточить десны.

– Первые признаки цинги, – объяснил причину недомогания Том. – Тебе, милая, надобно капустой не побрезговать, – последовал совет умудренного кока.

Чтобы моряки не болели цингой, в их дневной рацион входила квашеная капуста. Но Заред никак не могла заставить себя съесть хотя бы ложку пахнувшей тухлыми яйцами лапшеобразной массы. В конце концов, видя, что помощница советам не внемлет, Том решился-таки поделиться с ней редким плодом, надежно запрятанным от крысиных посягательств в металлическую коробку. Кряхтя и сетуя на упрямую молодь, кок взобрался на скамью и, с трудом дотянувшись до верхней полки, снял с нее небольшой сундучок. В нем лежали несколько желтых круглых плодов, покрытых шершавой кожурой.

– Держи, милая. – Кок протянул Заред один из них. – Или отрезай и ешь дольками, или выжми сок в чашку с водой. Пей по несколько глоточков перед едой – обязательно поможет, – заверил Том.

Сок оказался очень кислым, но, если в кружку, полную пресной воды, добавлять его по чуть-чуть, становилось даже вкусно. И действительно, через пару дней десны начали заживать.

Семнадцатый день плавания ознаменовался появлением на горизонте темной точки, превратившейся к обеду в хорошо известный всем капитанам торговых и военных судов корабль. Это была трехмачтовая каракка[16]16
  Каракка – крупное трехмачтовое и двухпалубное судно.


[Закрыть], носящая гордое название «Приключение». Командовал ею Бальтазар Хоккинс. Встреча с этим человеком не сулила никому ничего хорошего. Каракка уступала галеону в скорости, но «Долгий путь» был перегружен, а его днище настолько обросло ракушками и водорослями, что судно утратило треть хода. Надеясь не иначе как на чудо, Уайтлоу приказал поднять приспущенные до сих пор грот– и форт-брамсели[17]17
  Грот– и форт-брамсели – верхние паруса на грот– и фок-мачтах.


[Закрыть].

Задолго до того, как Грегори попал на «Долгий путь», ему доводилось несколько раз встречаться с Бальтазаром Хоккинсом и даже погулять вместе на каком-то празднике. Капитан каракки был человеком необычной судьбы. Родившись в семье сельского лекаря, он не пошел по стопам отца, а выбрал другой путь – поступил на корабль юнгой и вскоре прекрасно овладел искусством судовождения. Трудолюбием и настойчивостью ему удалось скопить денег на покупку первого корабля и совершить путешествие к западным берегам Сотсенда. Посетить земли, где, по легендам моряков, раскинулись золотоносные пески. Никаких особенных богатств он там не нашел, зато существенно дополнил географические карты, чем оказал огромную помощь Королевскому Обществу Мореплавателей.

Отец Конрада, король Гильдеберт, высоко оценил заслуги подчиненного и возвел его в паладины. Вскоре Хоккинса назначили капитаном самой большой во флоте каракки. По иронии судьбы название корабля полностью соответствовало отношению Хоккинса к жизни. Молодой капитан был дерзок и смел, от рождения обладал гибким умом и никогда не упускал возможности узнать что-то новое. Он освоил три языка, прекрасно знал географию, историю, литературу и философию. Но в противовес «книжным червям», как он снисходительно отзывался об ученых, свою тягу к знаниям Хоккинс охотно разбавлял многодневными попойками в портовых тавернах. В перерывах между чаркой-другой вина он всегда успевал черкнуть едкую эпиграмму, вызвать вздорного собеседника на дуэль или соблазнить девицу.

Когда началась война, Бальтазар сумел убедить Гильдеберта, что грабить торговые корабли противника – очень выгодное занятие, и с благословения правителя Артуана занялся разбоем. Потопив в общей сложности три десятка неприятельских судов, Бальтазар Хоккинс зарекомендовал себя самым удачливым «пиратом в законе». За его голову правители Айлана и Сотсенда объявили неслыханное доселе вознаграждение – сто тысяч монет. Получивший такую сумму, мог купить роскошный галеон и открыть собственное дело.

Пока Хоккинс приносил казне прибыль, в десятки раз превосходящую затраченные на содержание его корабля деньги, Гильдеберт благоволил усердному вассалу, но однажды, погнавшись за вражеской каравеллой[18]18
  Каравелла – легкое маневренное судно с тремя-четырьмя мачтами, преимущественно однопалубное.


[Закрыть], Бальтазар нос к носу столкнулся с четырьмя айланскими бригантинами[19]19
  Бригантина – двухмачтовое судно с прямыми парусами на фок-мачте и косыми на грот-мачте.


[Закрыть]. В том бою, чудом избежав гибели, капитан потерял половину своих людей, а «Приключение» получило столько повреждений, что надолго застолбило себе место в доке.

Еще во времена первого посещения Сотсенда в одном из заброшенных храмов Бальтазар Хоккинс наткнулся на любопытный манускрипт. Расшифровав его, капитан узнал, что в древнем документе Эоты рассказали о могилах своих вождей и захороненных вместе с ними богатствах.

Честолюбивый капитан вновь увлекся идеей найти сокровища Древнейших. Он разработал план и подал королю прошение об организации поисковой экспедиции. Гильдеберт скорее всего бы просителю отказал, но тут капитану снова улыбнулась удача – за него просила королева. Молодой и энергичный мореплаватель, с горящим взглядом произносящий пламенные речи, не мог не понравиться обделенной любовью и вниманием правительнице Артуана. Королева Мария и ее монарший супруг никогда не любили друг друга, а их брак был формальностью. Мария совсем недавно взошла на престол своей крохотной горной страны. Страны, где оказалось в пять раз больше алмазных месторождений, чем на просторах Артуана. В результате брачного союза алмазоносное королевство получало совсем не лишнюю в это неспокойное время защиту, а Гильдеберт преумножил и без того немалые богатства. Уступив супруге, король подписал прошение, и теперь Бальтазар Хоккинс мог смело набирать новую команду, оговаривая долю каждого ее участника при разделе награбленного и компенсацию в случае получения увечья. Потерянная рука оценивалась в тысячу монет, две – в шесть тысяч. Лишившись одного глаза, можно было претендовать на три тысячи, а зрения целиком – на целых девять. Когда же Бальтазар закончил, чиновникам из Совета Мореплавателей и Путешественников, контролировавшим все подобные мероприятия, было от чего схватиться за голову: перед ними выстроились двадцать поигрывающих мускулами и покрытых татуировками громил – будущих помощников капитана. Но формально все условности были соблюдены: старший командный состав имел хорошие послужные списки и не вызывавшие подозрений рекомендательные письма.

Заполучив прекрасно экипированный корабль и компанию готовых к любым испытаниям храбрецов, Бальтазар вовсе не собирался рыскать по морям в поисках эфемерных сокровищ, а занялся привычным для себя ремеслом – то есть разбоем. Но теперь его жертвами становились как торговые суда противостоящих Артуану государств, так и соотечественники.

В тот год случилось несчастье – во время охоты погиб король Гильдеберт, и разбираться с бесчинствующим на морских просторах головорезом пришлось его сыну. Узнав о предательстве, Конрад объявил Бальтазара Хоккинса вне закона. Капитан каракки был готов к такому повороту событий и заблаговременно предпринял ответные меры.

Бальтазар давно утвердился в мысли, что стоящие на вооружении в королевском флоте катапульты и баллисты отжили свое, и на смену им должны прийти новые, более совершенные механизмы, приводимые в действие силой огня. Предыдущие два года, проведенные на суше, он посвятил тщательному изучению корабельных метательных машин и переводу рукописей Эотов, обнаруженных им в библиотеке заброшенного храма Сотсенда. Именно эти свитки натолкнули капитана на мысль о создании нового вида оружия.

На мятых страницах манускриптов часто встречались рисунки и чертежи круглых продолговатых конструкций, напоминающих печные или каминные трубы. Под каждым из них шел текст, как предполагал Хоккинс, описывающий изображенный здесь предмет. Буква за буквой, слово за словом терпеливо складывал он воедино кубики утраченных знаний. И его терпение было вознаграждено – манускрипты оказались описанием оружия Древнейших – корабельных и сухопутных бомбард.

Наняв мастеров, кузнецов и алхимиков, капитан с головой ушел в работу. Мастера произвели для него все необходимые расчеты, а алхимики из серы, селитры и каменного угля создали воспламенявшуюся от огня смесь. Кузнецы выковали Хоккинсу шестнадцать стальных полос одинаковой длины. Собрав полосы в многогранник, они заварили стыки и для пущей крепости стянули несколькими разогретыми металлическими кольцами.

Подобрав нужных размеров деревянную колоду, Бальтазар приказал выдолбить в ней желоб и закрепил там получившуюся из полос шестнадцатигранную трубу – ствол будущей бомбарды. Установив на одном из концов колоды упор, Хоккинс приступил к изготовлению следующей важной детали – резервуара для взрывчатой смеси – каморы. Камора собиралась из точно таких же полос, как и ствол, но была значительно короче.

В качестве первых снарядов капитан каракки использовал обкатанные волнами камни, дополнительно обмотав их корабельным канатом. Снаряд загонялся в ствол с казенной части, и с этой же стороны устанавливалась камора. Заряд зажигали раскаленным прутом через проделанное в ней отверстие. Хоккинсу хватило сообразительности не испытывать новое оружие самому, а нанять для этого бездомного бродягу. Первая бомбарда, отправила камень на пятьдесят футов вперед и снесла им крону молодого дуба. Впечатленный результатами, Бальтазар подкинул зажигательной смеси, и со следующим выстрелом бомбарду разнесло вдребезги, смертельно ранив малоопытного канонира. Пришлось в срочном порядке увеличивать толщину пластин, из которых собирался ствол.

Но бомбарды Древних стреляли не камнями. Возле каждого изображенного на рисунке орудия красовалась кучка небольших круглых снарядов. Бальтазар Хоккинс не ошибся, предположив, что подобные можно отлить из металла. Поэкспериментировав с материалом, в конце концов он остановился на широко использовавшемся для изготовления кухонной утвари чугуне.

Чугунные ядра прекрасно подходили для разрушения корпуса корабля или такелажа[20]20
  Такелаж – снасти на судне, предназначенные для крепления рангоута и управления парусами.


[Закрыть], но, по мнению Хоккинса, были недостаточно эффективны в ближнем бою, когда требовалось остановить идущего на абордаж противника. Выход из этой ситуации изобретательному капитану подсказал случившийся при проведении учебных стрельб казус. Одно из некачественно отлитых ядер, имевшее внутренние полости, раскололось прямо в орудийном стволе, нашпиговав градом чугунных осколков и саму мишень, и растущие поблизости деревья.

Оценив нанесенный урон, капитан в тот же день заказал кузнецам несколько сотен мелких, не крупнее грецкого ореха шариков. Засыпав «орешки» в тонкостенную шарообразную оболочку, повторяющую формой ядро, он наконец-то получил весьма действенный для отражения абордажных атак снаряд. Корпус такого ядра разрывался на выходе из дульной части ствола, и дальше смертоносные шарики летели самостоятельно. Но Бальтазар не остановился на достигнутом. Он продолжал упорно работать над тем, чтобы соединить положительные стороны обоих типов снарядов: разрушающую силу цельного ядра и поражающие свойства составного, нашпигованного «сюрпризами». Для этого Хоккинс приказал отлить третью разновидность снаряда, начинив его одновременно и зажигательной смесью, и шариками. Проделав в корпусе ядра небольшое отверстие, Бальтазар вставил туда набитый огненным порошком матерчатый шнурок, который перед каждым выстрелом следовало поджигать. Длина шнурка выбиралась такой, чтобы ядро разрывалось с некоторой задержкой, уже после произведенного выстрела. Заряжать орудие со стороны казны стало небезопасно, и Хоккинс несколько изменил его конструкцию. Отныне разбрызгивающий искры снаряд закатывали только с дульной стороны ствола.

Два десятка новеньких разобранных бомбард Бальтазар пронес на корабль под видом груза. Чиновник, составлявший на каракке опись имущества, долго разглядывал «каминные трубы», огромное количество чугунных шаров и бочки, заполненные непонятного назначения серым порошком. На законный вопрос «что это такое», он получил приятно позвякивающий ответ в виде увесистого мешочка с золотыми монетами и тут же потерял к странному грузу какой-либо интерес.

Как только «Приключение» вышло в открытое море, Хоккинс приказал демонтировать катапульты, а взамен них установить бомбарды. Судовая команда отнеслась к нововведению настороженно. При каждом выстреле бомбарда подпрыгивала, и метиться из нее было крайне затруднительно – никаких специальных прицелов на стволе не предусматривалось. Чтобы скорректировать траекторию полета, канонирам приходилось подкладывать под ствол поперечные бруски различной толщины. Иногда в момент выстрела людей обжигали раскаленные газы и языки пламени, прорывавшиеся сквозь недостаточно заделанные щели. Однако бомбарды Хоккинса все еще уступали по скорострельности традиционным катапультам. На два выстрела метательной машины огнестрельное орудие успевало отвечать лишь одним. Зато компактная бомбарда занимала куда меньше места, тут не требовалось прикладывать титанических усилий для натяжения жил, нередко еще и рвущихся при этом. Но самым весомым отличием стала, конечно же, поражающая мощь ядра, начиненного мелкими шариками.

В результате предпринятых мер «Приключение» превратилось в самое грозное пиратское судно из всех, когда-либо бороздивших здешние моря. Капитаны торговых судов как огня боялись Бальтазара Хоккинса и очень часто сдавались без боя.

* * *

– Похоже, у нас крупные неприятности. Посмотрите сами, – позвал капитана Джек Джерр, его старший помощник.

Грегори вышел на балкон, взял из рук помощника подзорную трубу и подстроил фокус. Не узнать реющий на грот-мачте флаг корабля-преследователя было невозможно. Самое позднее на закате Грегори Уайтлоу предстояла неприятная встреча с Бальтазаром Хоккинсом.

– Думаешь, столкновения не избежать? – нахмурился Уайтлоу.

– «Долгий путь» ползет как беременная черепаха, прекрасно оправдывая свое название, – подтвердил опасения капитана Джек. – Все же зря мы отказались от кренгования[21]21
  Кренгование – очистка корпуса судна от ракушек и водорослей.


[Закрыть].

– Зря, – согласился Уайтлоу, теребя нижнюю губу. – Пригласи ко мне второго и третьего помощников, боцмана и командира стрелков, – потребовал он от старпома.

Джек Джерр кивнул и ушел выполнять приказ. Оставшись один, Грегори вновь посмотрел в подзорную трубу. Каракка на всех парусах быстро сокращала расстояние. Уже было можно разглядеть полный высокий корпус, загнутый вверху форштевень, придерживающий двухъярусную треугольную надстройку и высоко задранный над водой бушприт.

Грегори вернулся в каюту. «Везет как утопленнику», – ругнулся он в сердцах, с силой ударив кулаком по дверному косяку. Стянул мундир и бросил его на койку. Пытаясь собраться с мыслями, капитан раскурил трубку, сел за стол и сверился с курсом. Все правильно, «Долгий путь» отклонился не более чем на градус. Тогда почему на горизонте маячит каракка? По информации, полученной от Совета Мореплавателей, знаменитый пират бесчинствовал совершенно в других водах и не должен был помешать плаванию.

Сейчас Уайтлоу злился на самоуверенных чиновников, как никогда. Он закрыл лицо ладонями и неожиданно ощутил острое желание поменять всю свою жизнь. Стать простым торговцем или даже крестьянином. Сеять пшеницу, собирать урожай. И никаких тебе пиратов, контрабандной руды, продажных губернаторов. Что посеял, то и пожал.

В дверь постучали. Грегори убрал потухшую трубку в шкатулку и крикнул:

– Войдите.

Четверо приглашенных поприветствовали капитана и расселись вокруг прикрученного к полу стола.

– Вы уже знаете, кто нас преследует, – усталым голосом начал Грегори. – Бенито, – обратился капитан к командиру стрелков – невысокому широкоплечему человеку с окладистой рыжей бородой, – что мы можем противопоставить Бальтазару?

– Я слышал про взрывающиеся шары, – облокотился бородач о край стола, – ничего особенного. Наши метательные механизмы самые дальнобойные. Как только корабль противника окажется в зоне поражения, мы пустим его на дно.

– Хм, – капитан нахмурился и переплел пальцы рук. – Насколько мне известно, еще никому не удалось отбить нападение Бальтазара.

– У них не было таких катапульт. Я заказал особенные жилы.

– Ну, допустим, – нехотя согласился Уайтлоу. – А что скажут остальные? – Капитан вопросительно поглядел на присутствующих.

– В кормовой надстройке установлено всего две катапульты. Этого слишком мало, – засомневался второй помощник. – Для того чтобы нанести противнику весомый урон, потребуется развернуться к нему бортом. Вряд ли он такое допустит!

– Вы совершенно правы, – согласился капитан. – Скорее всего, если мы начнем лавировать, Хоккинс воспользуется преимуществом в скорости и пойдет на абордаж. Бенито, двух катапульт достаточно, чтобы остановить Бальтазара?

Бенито Де Сото пригладил волосы и решительно произнес:

– Иногда достаточно и одной.

– «Иногда» или «достаточно»? – Капитан ждал ответа.

– Достаточно. Я не промахнусь.

– Мне не нужно твое согласие, – предупредил подчиненного Уайтлоу, – я хочу знать правду.

Бенито замялся и опустил глаза.

– Все понятно, значит, шансов не так уж и много.

– Но они есть, капитан! – упорствовал стрелок, не желая разочаровывать Уайтлоу.

– Позвольте мне, – поднялся третий помощник. В противовес низкорослому рыжебородому Де Сото, он был высок и гладко выбрит.

– Говори, – кивнул капитан.

– А если попробовать откупиться?

– Я думал над этим, – к всеобщему удивлению, Уайтлоу встретил совет благосклонно. – Но даже если мы отдадим Бальтазару весь наш товар, он все равно не отступит. Ему нужен корабль. Плох тот капитан, кто не мечтает перебраться с каракки на галеон.

– Значит, абордажа нам не избежать, – резонно подметил Джек Джерр.

– Боюсь, что так, – Грегори неопределенно развел руками.

Стук в дверь прервал их разговор, в каюту вошел боцман Гарри Кидд.

– Разрешите?

– Надеюсь, у тебя что-то существенное? – раздраженно спросил капитан.

– С вами хочет встретиться один заключенный. Я оставил его в коридоре.

Лицо Грегори покраснело. Он с трудом сдерживался, чтобы не послать боцмана куда подальше. Закипая, как подвешенный над огнем котел, Уайтлоу задал Гарри вопрос:

– Ты не мог бы подождать пока мы не закончим?

– Этот человек утверждает, что может нас спасти, – поспешно добавил боцман.

– Интересно, как? – усмехнулся Джек Джерр. – Разве что молитвами.

Капитан в раздумьях закусил губу – на этот раз ситуация складывалась более чем серьезная.

– Его имя?

– Ланс, сэр. Он сказал, что его зовут Ланс Ремар.

– Ладно, веди сюда нашего «спасителя», – потребовал Грегори. – А ты, Джек, – обратился он к старпому, – глянь в столешнице его сопроводительные документы.

Старший помощник вытащил из ящичка кипу замусоленных листков и положил их перед собой.

– Вот, – обрадовался Джерр, отыскав скрепленный печатью приказ. – Так, так … – скользил он по странице взглядом. – Нет, ничего необычного, – закончил старпом разочарованно. – Был целителем, признан виновным в смерти одного вельможи.

– Кого? – заинтересовался Уайтлоу.

– Герцога Гуриндера Награ, – прочитал старпом, потер подбородок и недоуменно поднял глаза: – Странно.

– Что странно? – не без любопытства переспросил капитан.

– Согласно документу, смерть Гуриндера Награ произошла по вине Ланса, и вот тут не стыкуется: младший брат герцога требует доставить нерадивого лекаря на Кролл обязательно живым.

– Вероятно, считает смерть в пути слишком легким наказанием, – предположил капитан.

– Или наоборот – сомневается в правомочности своих действий, – высказался Джек. – Есть еще одна нестыковка: сопроводительный листок Ланса скреплен печатью Анупама Нагры, но тот не имеет никакого отношения к судебным органам.

– Зато близко знаком с королем, – привел второй помощник веский, как ему казалось, довод. – Какая разница, из-за чего осудили этого человека! Главное, что он вызвался нам помочь.

– Хм, одному уже помог, – проворчал Бенито Де Сото.

– Нам бы еще проповедник предложил услуги, – поддержал стрелка третий помощник. – Тогда уж точно Бальтазару несдобровать!

Присутствующие невесело усмехнулись, однако мрачная шутка немного разрядила обстановку.

– Ладно, вводи своего душегуба, – разрешил Грегори боцману.

Прогремев кандалами, в каюту зашел крепко сбитый темноволосый человек.

– Что ты хотел мне сказать? – спросил капитан.

Ланс понимающе кивнул и сразу перешел к делу:

– Днище корабля обросло водорослями. Галеон не сможет противостоять хорошо вооруженному противнику.

– Мы это и без тебя знаем, – недовольно пробурчал Бенито Де Сото.

Уайтлоу сделал стрелку знак замолчать и задал новый вопрос:

– Откуда тебе известно, что противник хорошо вооружен?

– Я был знаком с Бальтазаром Хоккинсом еще до того, как он стал пиратом. Он осторожен и не станет идти на абордаж ночью, – заверил Ланс. – Если вы дадите мне лодку, я проберусь на «Приключение» и сделаю так, что завтра утром пираты потеряют к нам всяческий интерес.

– И что же ты скажешь Хоккинсу, что он тут же повернет восвояси? – невесело усмехнулся Уайтлоу.

– Поверьте, я найду тему для разговора, – Ланс склонил голову и прижал руку к сердцу. – Капитан, прислушайтесь к моим словам. Иногда достаточно поверить, а не пытаться найти объяснение.

Узник держался раскованно, но без лишнего позерства. Для лекаря он был слишком дерзок, для воина – чересчур изыскан, для крестьянина – не в меру осведомлен. «Неужели под видом заключенного Конрад отправил на Кролл шпиона? – забеспокоился Уайтлоу. – Узнал про мошенничество и решил выяснить, кто за всем этим стоит». Капитан кусал губы, пытаясь сопоставить догадку и странную заботу герцога Нагры о здоровье лекаря. Все сходилось.

– У меня складывается впечатление, – отметил капитан, – что ты знаешь Бальтазара лучше всех. – Не слишком ли большая честь для лекаря?

– Вы совершенно правы, – поклонился Ланс, – я лекарь, и мне доводилось оказывать Бальтазару медицинскую помощь, когда он еще служил в королевском флоте. Это был отважный, преданный королю человек, и я ничуть не стыжусь своего с ним знакомства.

– Преданный как змея, – скривился Грегори, словно по ошибке отправил в рот ложку тухлого супа.

– Совершенно с вами согласен, – широко улыбаясь, миролюбиво произнес Ланс. – Сегодня Хоккинс для меня такой же враг, как и для всех вас.

– Хорошо, я подумаю, – туманно пообещал капитан и приказал боцману отвести заключенного назад.

Гарри Кидд толкнул узника в плечо, кивком указывая на дверь, но тот не шелохнулся.

– Отнеситесь к моему предложению серьезно, – обратился он к капитану вновь. – Поверьте, у меня нет никакого желания кормить рыб, и я уверен, что в этом мы с вами едины.

Ланс добродушно улыбнулся, словно прощался с закадычными друзьями, и только после этого покинул каюту.

– Что скажете? – посмотрел Грегори на подчиненных.

– Не думаю, что лекарю стоит доверять! – засомневался второй помощник. – Что ему помешает переметнуться к пиратам и выдать нас с потрохами? Мы должны принять бой! – решительно заявил моряк.

Джек Джерр отбил пальцами по столешнице дробь:

– А я бы не стал торопиться с выводами.

– Говори, Джек, – потребовал Уайтлоу.

– Я за то, чтобы дать лодку. У меня все, – лаконично отрапортовал старпом.

– Бенито…

Командир стрелков поднялся и, наполнив легкие воздухом, запальчиво гаркнул:

– Мои люди готовы к бою. Это даже смешно – просить помощи у заключенного. Неужели вы этого не понимаете?!

– Что тут смешно, а что нет – позвольте решать мне, – поморщился Уайтлоу. – Если хотите высказаться по делу – говорите, а эмоции оставьте при себе.

– Простите капитан, не сдержался, – извинился Бенито. – Но нам, право, не стоит принимать помощь каторжан.

Джек пожал плечами и, как бы между делом, произнес:

– А я бы предпочел выглядеть смешно.

– Подожди, Джек, – остановил старпома Грегори. – Третий помощник… – вопрошающе посмотрел он на подчиненного.

– Заключенный должен сидеть в тюрьме. Я ему не верю. Мы дадим лодку, а он на ней сбежит. Нет, я против! – категорично заявил третий помощник.

– Вот-вот, точно сбежит, – поддержал его Бенито.

«Три голоса против одного», – задумался Грегори.

Даже если бы кто-то изменил сейчас свое мнение, последнее слово всегда оставалось за капитаном. Уайтлоу не собирался перекладывать ответственность на других, но видел, что рвение Бенито продиктовано задетым самолюбием, второй и третий помощники изначально настроены против заключенного, хотя и высказывают вполне объективные опасения, а Джек даже не пытается объяснить, почему каторжанину благоволит. Грегори понимал, что сложилась ситуация, из которой найти выход очень нелегко. Возможно, его даже не существует, можно лишь выбрать один из нескольких путей, ведущих к одной и той же трагической развязке.

После небольшой паузы Уайтлоу разложил на столе карту и, обведя некую область, ткнул в ее центр пальцем:

– Вот тут, скорее всего, нас нагонят. Бальтазар подойдет с кормы и, вероятно, попытается закрепиться с помощью абордажных крючьев. Эта невыгодная ситуация для атакуемых кораблей, вынужденных отстреливаться из кормовых катапульт, в нашем случае имеет определенные положительные стороны. Во-первых, противник не может использовать бортовые орудия, а во-вторых, ему неизвестна дальность действия новейших катапульт галеона.

Отправив второго, третьего помощников и командира стрелков организовывать подготовительные работы, капитан попросил старпома задержаться. Оставшись с Джеком наедине, Уайтлоу наклонился вперед и тихо, словно их могли подслушать, спросил:

– Считаешь, что каторжанину можно доверять? Не похож он на лекаря, – поморщился капитан. – Ты его руки видел? – Грегори обхватил кистью правой руки левое предплечье. – С такими мускулами только в цирке выступать.

– Или быть хорошим воином, – возразил Джек Джерр.

– Вот-вот, – согласился Уайтлоу.

– Думаешь, шпион?

– Не знаю, – потер Грегори глаза. – Уж больно рискованно отправлять лазутчика на Кролл под видом заключенного.

Капитан набрал в рот слюны и, сплюнув, проскрипел зубами:

– Если не отправлюсь на этот раз кормить рыб, буду проситься на другой корабль.

Конрад неоднократно пытался выяснить, откуда у правителей соседних с ним союзных государств оружие и доспехи, выкованные из таниевой руды. Однако на стороне контрабандистов выступал весьма влиятельный придворный, умевший разбираться со шпионами еще до того, как они брали след. Нескольких человек удалось подкупить, кости остальных, не внемлющих языку угроз и денег, гнили на морском дне.

Был ли Ланс шпионом, сейчас не имело особого значения, и поэтому старпом отнесся к версии, высказанной капитаном, совершенно спокойно:

– Я не думал, можно доверять лекарю или нет, – признался Джек. – У нас нет иного выхода. Сколько приблизительно на галеоне катапульт, и где они расположены, Бальтазар знает. А то, что Бенито заказал новые жилы, каторжанину неизвестно. Вряд ли он нам сильно навредит, даже если переметнется к пиратам и начнет болтать.

– Все верно, – задумчиво рассматривая носки собственных сапог, согласился Грегори. – Ладно, посмотрим…

Капитан надел мундир и, застегнув его на две верхние пуговицы, отдал Джеку приказ:

– Проконтролируй лично, чтобы все узники были заперты в трюмах, удвой охрану. Я буду тебя ждать на полуюте.

Джек Джерр понимающе кивнул. Пожелав удачи, он отправился выполнять приказ.

Оставшись один, Грегори прикрыл дверь на балкон и заспешил вниз.

* * *

Каракка быстро сокращала расстояние. Уже невооруженным глазом был хорошо виден рангоут[22]22
  Рангоут – деревянные части судна для постановки парусов, поддержания грузовых стрел и т. д.


[Закрыть] и такелаж корабля-преследователя. Бальтазар Хоккинс держался строго кормы, стараясь свести возможную площадь обстрела к минимуму. Бенито Де Сото по-деловому сновал между двух кормовых катапульт, нацеленных на корабль корсаров. Он то и дело проверял натяжение тетивы, с любовью поглаживал окованные железом бревна и всячески подбадривал стрелков:

– Покажем Бальтазару почем фунт лиха! Сегодня он встретит достойного противника. А то повадился торговые корабли потрошить. Не все жуку-гнилушнику помои.

Стрелки поддакивали, но каждого из них беспокоил простой вопрос: почему до сих пор ни одному атакованному Бальтазаром кораблю не удалось выиграть сражения.

Убедившись, что все готово, Бенито поднялся на полуют, где его ждал Уайтлоу, и доложил:

– Капитан, катапульты готовы. Если корабль Хоккинса не сбросит скорость, мы вступим в бой еще до того, как солнце коснется горизонта.

Грегори одобряюще похлопал Бенито по спине и уже совсем доверительно попросил:

– Не подведи, старина!

– Можете быть уверены, я и мои люди не подведем вас, – польщенный вниманием, заверил командир стрелков.

Внизу раздались шаги – на полуют поднимался Джек Джерр. Он лаконично отрапортовал Уайтлоу о выполнении приказа и, получив «добро», облокотился о планшир. Придерживаясь за перила, капитан свободной рукой пытался застегнуть нижнюю пуговицу мундира. Наконец пуговица сдалась, и Грегори перенес внимание на расхаживающего по шкафуту[23]23
  Шкафут – часть палубы между фок и грот-мачтами.


[Закрыть] матроса с горном в руках. В этот момент каракку окутало облачко дыма, мгновением позже раздался хлопок, будто выбили пробку из винного бочонка, и вдруг между фок– и грот-мачтами прогремел взрыв. Следующий взрыв раздался совсем близко. Страшная сила приподняла Грегори над палубой и, как пушинку, швырнула на борт. Ударившись о планшир, Уайтлоу с трудом поднялся на ноги. На том месте, где только что стоял горнист, в палубе зияла дыра.

– Боже, что это?! – простонал Бенито Де Сото. Его тоже зацепило взрывом, но в отличие от капитана, отделавшегося легкой контузией, правая штанина стрелка быстро пропитывалась кровью.

Третий взрыв разбил кормовой фонарь и срезал закрепленный на гакаборте[24]24
  Гакаборт – самый верх кормы, кормовая часть борта.


[Закрыть] флаг. Осколки стеклянных брызг рассыпались по палубе; полотно с изображением королевской короны упало за борт.