Текст книги "Пленники Долины"

Видя, что девушка по-прежнему не намерена падать в его объятия, господин Мигель недовольно предупредил:

– Ты заставляешь ждать, а это очень невежливо по отношению к человеку, олицетворяющему королевскую власть. Поэтому мне придется тебя отстегать, – вельможа похлопал стеком кнута по ладони. – Мою маленькую негодницу, – добавил он таким тоном, словно сюсюкался с ребенком.

Заред застыла на месте, боясь верить своим ушам. Тогда губернатор хлебнул вина; с бокалом в левой руке подошел к ней и с размаха влепил увесистую пощечину. Заред показалось, что из глаз брызнули искры, она потеряла равновесие и упала. Губернатор допил вино, вернулся к столу и поставил пустой бокал на место.

– Не находишь, что лежать на полу не столь удобно, как в мягкой постели? – с нескрываемой издевкой спросил он пленницу и тут же, как меняющий окраску хамелеон, растекся сладким сиропом: – Поднимайся же скорее.

Внутри Заред закипала ненависть. Девушку уже не радовало, что ей удалось избежать каторги, и вместо вонючего трюма она находится в теплом богатом доме. Мысль отдаться господину Мигелю добровольно показалась Корвин дикой и безрассудной. Но вместо того, чтобы вспыхнуть – чего от нее ожидал вельможа, – она потупила глаза и кротко произнесла:

– Любить вас, Ваше Сиятельство, большая честь для такой простолюдинки, как я.

Губернатора несколько озадачило поведение пленницы, но лишь слегка и совсем ненадолго. Кто как не он был сейчас хозяином положения!

Сладострастно посмотрев на Заред, господин Мигель вновь подошел к ней и попытался обнять. Воспользовавшись моментом, девушка перенесла тяжесть тела на левую ногу и, скользнув под правой рукой губернатора, поймала его на движении вперед и вложила все силы в единственный решающий удар. Он пришелся в двойной подбородок, составлявший с шеей господина Мигеля единое целое. Лицо первого в Мерселе чиновника побагровело, глаза налились кровью, и он повалился на пол. Пока губернатор хватал ртом воздух, не в силах подняться, Заред связала ему руки и ноги, соорудила из простыни кляп и вставила в рот.

Дверной ключ она отыскала во внутреннем кармане камзола. Девушка подошла к двери, опустилась на колени и попыталась сквозь замочную скважину разглядеть, стережет кто-либо покой «влюбленных» или нет. Сперва ей показалось, что в коридоре пусто, сердце радостно затрепетало, но, когда дыхание выровнялось, слух уловил негромкие шаги. Самого человека она не видела, однако, что он там, сомнений не возникало. Шаги то приближались, и тогда отчетливо раздавалось тяжелое сопение, то удалялись, затихая в дальнем конце коридора. Единственным положительным моментом в сложившейся ситуации было то, что слугу не интересовало происходящее за дверьми. Окажись он немного любопытнее, тишина в спальне стала бы поводом для беспокойства, и Заред бы тут же схватили.

Убедившись, что не сможет освободиться самостоятельно и в его положении остается только ждать, губернатор благополучно заснул, оставив девушку наедине с ее страхами.

Заред прикинула, стоит ли пытаться бежать сейчас. По коридору бродил слуга, и выйти через дверь незаметно было невозможно. Тогда Корвин подошла к окну, осмотрела ставни; открыла их, боясь наткнуться на железные прутья. Слава Флэа, решетки снаружи не оказалось. Заред осторожно высунулась из окна. Внизу беседовали два человека в форме ополченцев, трое слуг убирали мусор. Пока все не разойдутся, о побеге не могло быть и речи.

Рвать простыню на полосы и вязать из них веревку не требовалось – ее так удачно прихватил с собой губернатор. Однако часть веревки пошла на путы, оставалось не более четырех ярдов. «Если повиснуть на руках, – подумала Заред, – до земли останется ярда три. Прыгнуть с такой высоты на землю не проблема». Она еще раз осмотрела ставни, пытаясь определить, выдержат они ее или нет. Тонкие резные дощечки красного дерева не внушали доверия. Губернатор не боялся нападения и, строя особняк, основной упор сделал на его красоту.

Корвин очень хотелось, чтобы сейчас ей кто-нибудь подсказал, как нужно поступить. Она вспомнила черноволосого здоровяка, обещавшего заботиться. Заред не сердилась на него, он был таким же пленником, как и она сама. Наверняка мужчин надежно заперли, о том, что ее вернут на корабль, здоровяк знать не мог.

«Кровать! – догадалась девушка. – Веревку можно привязать к спинке кровати». Заред попыталась придвинуть «ложе любви» к окну, но, изготовленная из дубового массива, украшенная бронзовыми шишечками кровать не сдвинулась даже на дюйм! Девушка повторила попытку – безрезультатно. «Корни она там пустила, что ли?! – разозлилась Заред. – Может быть, заставить губернатора?»

Она посмотрела на чиновника. В ногах господина Мигеля темнело влажное пятно – городской глава обмочился, как самый последний бродяжка. «Нет, нельзя, – отбросила Заред идею. – Со связанными руками помощник из него все равно никакой».

Как это нередко случается, смертельная усталость навалилась внезапно. Мысли начали разбегаться, веки потяжелели и не слушались. «Не спать, не спать, не спать!» – борясь со сном, девушка пошлепала себя ладонями по щекам.

Остаток ночи превратился для Заред Корвин в настоящую пытку. Чтобы не заснуть, пленница несколько раз ополаскивала водой лицо, ела фрукты, как маятник ходила из угла в угол, до мельчайших подробностей изучила картину.

Садовники закончили работу лишь под утро, но, едва затихли их голоса, свое присутствие обозначил губернатор. Вельможа проснулся от боли в затекших конечностях. Издавая звуки, напоминающие зов недоеной коровы, он попытался ползти. Заред сделала из куска веревки скользящую петлю, набросила ее губернатору на шею; конец привязала к спинке кровати. Господин Мигель мгновенно затих, не желая сводить счеты с жизнью таким диким способом.

Теперь длины веревки было явно недостаточно, и Корвин стала рвать на полосы простыню, очень надеясь, что батистовая материя не подведет. Закончив, девушка связала куски ткани вместе и только после того, как убедилась, что не может порвать руками, примотала конец к спинке кровати.

Приоткрыв ставни, прислушалась. Вроде никого. Сердце билось, словно после долгого восхождения на горный пик.

По выложенной булыжниками дороге, светя себе фонарем, двигался дозор. Корвин отпрянула. Стражники миновали дом и стали спускаться к пристани, их шаги постепенно затихли. Заред нервно сдавила ладонями грудь.

Вынужденная пауза позволила собраться с мыслями. Прежде всего, нужно чем-то питаться. Ругая себя за легкомыслие, Корвин сложила в наволочку яблоки и груши, туда же бросила нож для фруктов, прекрасно понимая, что от такого оружия в лесу толку мало. Но на первое время придется довольствоваться тем, что есть под рукой. Затем отрезала два ярда веревки и засунула в наволочку. Простейшую дугу лука изготовить несложно, а вот с тетивой возникли бы проблемы! Напоследок Заред проверила, не ослабил ли губернатор путы, постояла немного у окна и, убедившись, что все спокойно, сбросила вниз конец связанных воедино кусков простыни.

По коридору прогрохотали шаги; в дверь требовательно постучали:

– Господин Мигель, господин Мигель.

Заред метнулась к окну, в этот же миг, не дождавшись ответа, в дверь ударили чем-то тяжелым, и она соскочила с петель. В помещение ворвались вооруженные люди. Наткнувшись на губернатора, они оторопело застыли на месте. Пользуясь всеобщим замешательством, Заред перелезла через подоконник и стала быстро спускаться.

Первым спохватился Уайтлоу:

– Морских ежей будете жрать, если упустите девчонку!

* * *

Роган благополучно миновал спящего стражника и по обочине аллеи зашагал к губернаторскому особняку. Он с трудом удерживался, чтобы не побежать, но тогда возрастал риск наткнуться на дозорных или привлечь внимание собак. Совершив одну-единственную глупость, можно навсегда потерять Заред. Словно вор, озираясь по сторонам, реагируя на каждый странный звук, Роган крался вдоль устремленных, как копья, в небо пирамидальных кипарисов.

Аллея закончилась перед ступенями широкой лестницы, ведущей на площадь. В самом ее центре темнели заросли фиол. Пригнувшись, Роган быстро миновал открытое пространство и скрылся среди ветвей. Цветочный аромат кружил голову, призывал забыть обо всем, закрыть глаза и наслаждаться. Роган потряс головой, прогоняя дурман. Каждый шаг, каждое движение нужно было совершать тщательно взвесив все «за» и «против». Рисковать придется позже, когда не останется выбора, а пока он должен соблюдать предельную осторожность.

Чем ближе Роган подбирался к особняку, тем сильнее его терзали сомнения. «Раньше нужно было, раньше! Что мешало ему связать часового и отправиться на выручку немедленно, а не таскать полночи навоз? Зачем ждать, когда нерадивого стражника сморит сон? Да и выбить из него, где господин Мигель держит пленницу, не помешало бы. В конце концов, воспользоваться его мундиром».

Только сейчас Роган понял, сколько совершил ошибок. Допустим, девушка в особняке, и он отыщет нужную комнату. Но куда бежать потом? За ними организуют погоню, пустят по следу собак, и те легко найдут беглецов. Собак можно сбить с толку, если идти по воде вдоль ручья. А дальше? Куда ведет ручей? Если он превратится в реку – понадобится лодка.

И еще одна мысль не давала покоя: «Что, если Заред не захочет бежать с ним? Вдруг ее устраивает роль служанки и все его старания напрасны?»

Тяжелые мысли нагромождались друг на друга, увеличивались в размерах, подобно несущемуся с горы снежному кому. Роган вспомнил, как посмотрела на него Заред, когда он пообещал о ней заботиться: в распахнутых карих глазах застыли растерянность, радость и надежда. Возможно, ему все это показалось, но воспоминание подействовало успокаивающе, теперь он был твердо уверен, что девушка ждет, надеется на помощь, и у него нет права на сомнения. В этот миг он был готов в одиночку выйти против всех людей губернатора.

Звенящую тишину нарушил странный шум, идущий со стороны моря. По мере приближения он распадался на гневные выкрики, топот ног и собачий лай. Охранник на входе начал проявлять беспокойство. Роган замер, не зная, что делать дальше. Неужели его бегство обнаружили? Кустарник служил надежным укрытием, но лишь до того момента, пока его не вздумают обыскать. Тогда придется идти напролом. Роган прижался к земле.

На площади появилась группа людей. Роган насчитал десятерых. Вооруженные алебардами и шпагами, с факелами в руках, мужчины сгрудились у входа. Роган знал только капитана корабля. Возможно, остальные были членами судовой команды.

Грегори Уайтлоу выступил вперед и властно потребовал:

– Я капитан королевского галеона. Мне нужно немедленно увидеть губернатора.

– Господин Мигель не принимает ночью, – отказал стражник.

– Послушай, милейший, – посуровел капитан, – если ты не пропустишь нас сейчас, то, клянусь печенью, завтра тебе придется выгребать помойные ямы!

– У меня приказ, – огрызнулся страж. – Никто не смеет беспокоить губернатора ночью.

– К дьяволу приказы! – взбесился Уайтлоу. – Уберите его с моих глаз, – приказал он своим людям.

– Но-но, – только и успел произнести стражник, перед тем как несколько могучих рук стащили его с крыльца.

– Тревога! – заорал он запоздало, вскочил на ноги и, грозя гневом трех божеств, бросился догонять нарушителей спокойствия.

Рогана не интересовало, удалось стражникам задержать капитана или нет, – важнее было другое: у него появился шанс проскользнуть в дом незаметно. Воспользовавшись суетой, высадить на первом этаже окно и забраться внутрь.

Дверь особняка неожиданно распахнулась, на крыльцо выскочил все тот же несговорчивый охранник. Потирая ухо, он изливал потоки брани. За ним выбежали четверо одетых в ливреи слуг, два стражника, и все дружно помчались вдоль стены. Роган с удивлением смотрел им вслед, пока люди губернатора не скрылись за углом.

В доме загоралось все больше окон, выбегавшие на площадь слуги что-то обсуждали, оживленно жестикулируя: «…поймают, обязательно поймают…» – «…как она с губернатором…» – «…я бы с такой…» – «…следует ее повесить…» – «…зачем же так сурово? Достаточно прилюдно высечь…»

В дверях показались грузная фигура губернатора и высокая, подтянутая – капитана. Городской глава, не умолкая, требовал «сурово наказать девку». Капитан утвердительно кивал, предпочитая отмалчиваться. Наконец поток нескончаемых требований к Грегори Уайтлоу иссяк, и городской глава тут же переключился на слуг.

– Я надеюсь, ее поймали? Отвечай немедленно, – вцепился он в человека с перевязью на рукаве.

– Сейчас узнаем, господин губернатор, – решительно произнес лакей, давно усвоивший простую истину: на вопросы хозяина отвечать нужно даже в тех случаях, когда ответ тебе неизвестен. К радости вопрошаемого, подсказка появилась очень своевременно. Придерживая Заред Корвин за плечи, из-за угла вышли двое стражников. Едва увидев беглянку, господин Мигель ринулся вперед, но его тут же оттеснили трое рослых моряков. Отказываясь верить, что собственноручно наказать пленницу не удастся, губернатор истерично закричал:

– Стража, арестуйте их всех!

Приученные к повиновению, люди губернатора мгновенно окружили команду Уайтлоу. Чтобы противостоять охране, моряков было явно недостаточно, но никто и не думал отступать. Роган без колебаний мысленно занял сторону капитана. Если бы произошло столкновение, он, не раздумывая, бросился бы на выручку Корвин.

Ненависть и гнев, которые излучал губернатор, стали почти осязаемы, казалось, еще чуть-чуть, и они превратятся в видимое искривление пространства.

– Господин губернатор, одумайтесь! – предупредил вельможу капитан. – У меня на руках королевский приказ доставить девушку на Кролл целой и невредимой. Вы хотите его оспорить?

Губернатор постепенно приходил в себя. То ли на него подействовал невозмутимый голос Уайтлоу, то ли страх перед наказанием. Невыполнение королевского приказа или действия, препятствующие его исполнению – а сейчас городской глава провоцировал именно такую ситуацию, – не сошли бы с рук даже ему. От волнения у губернатора начала дергаться щека.

– Убирайтесь вон! – бросил губернатор страже. Повернулся к капитану, избегая смотреть ему в глаза, добавил: – Я подчиняюсь закону, господин Грегори, и с нетерпением жду вашего возвращения. Уверен, это досадное происшествие не повлияет на наши дальнейшие взаимоотношения.

– Несомненно, господин Мигель, – заверил чиновника деревянным тоном Уайтлоу.

Губернатор не счел нужным реагировать на двусмысленный ответ компаньона. Не попрощавшись, он вернулся в дом. Грегори сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, стараясь успокоиться. Господин Мигель изрядно помотал ему сегодня нервы. Впервые капитан видел подельника таким взбешенным, лишний раз убеждаясь, что с этим человеком нужно всегда быть начеку!

– Возвращаемся на корабль, – приказал Уайтлоу команде.

Роган лежал на земле, боясь пошевелиться. Пока все складывалось вполне удачно. Его бегство осталось незамеченным, Заред возвращается на корабль, и, если капитан не лжет, существует какой-то приказ, предписывающий доставить ее на Кролл невредимой. То есть, пока девушку везут в колонию, ей ничто не угрожает.

Роган более не терзался сомнениями, что делать дальше. Находиться рядом с Заред стало для него так же естественно, как дышать, спать, есть. Он должен вернуться на галеон. Любой ценой. Вряд ли после сегодняшней ссоры губернатор захочет проводить компаньона, поэтому можно не опасаться столкнуться с ним на причале, и, скорее всего, капитан не станет возвращать беглого раба.

Роган мысленно поблагодарил Флэа за ниспосланные подарки, дождался, когда площадь окончательно опустеет, вылез из колючего кустарника и быстро побежал к кипарисам.

* * *

На востоке небо еще вовсю светилось фиолетовым, но у самого горизонта уже горела алая полоса. Одна за другой растворялись звезды в утреннем океане небосвода. Грегори вытряхнул из потухшей трубки пепел и спустился на палубу. За всю ночь ему так и не удалось сомкнуть глаз. Сперва головная боль, затем визит Уильяма Барри и лихорадочные сборы. Единственное, что хотя бы отчасти скрашивало ночные злоключения, – необычная ситуация, в которую попал губернатор. Грегори с трудом удержался от смеха, увидев господина Мигеля лежащим на полу со связанными руками, в луже собственной мочи. Кто бы мог подумать, что девчонка окажется крепким орешком, о который городской глава поломает зубы! Ей ведь почти удалось сбежать! Капитан с удовольствием вспомнил взобравшиеся на лоб глаза вельможи, когда тот понял, что ему не позволят наказать строптивую пленницу.

Грегори не страшился мести раздосадованного чиновника. По крайней мере сейчас. Пока он командует галеоном, доставляющим руду на континент, в колоде господина Мигеля нет ни одного козыря.

Оставив компаньона в подавленном состоянии, Грегори сопроводил беглянку на корабль и запер в свободной каюте. Затем в сопровождении боцмана спустился в трюм проверить качество купленных в Мерселе продовольствия и воды. Убедившись, что солонина не пахнет ничем подозрительным, бочонки с водой плотно закрыты, мука и специи рассортированы по прочным, оббитым жестью коробам, капитан поднялся на верхнюю палубу. Наугад выстучал несколько балок, проверяя, не прогнило ли дерево, не образовалась ли где червоточинка, тщательно ли просмолен такелаж. Все это делалось уже не раз, но капитан не ленился подстраховаться, особенно перед длительным плаванием.

Пожурив для приличия боцмана за недостаточно начищенную якорную цепь, Грегори оперся на планшир[5]5
  Планшир – горизонтально положенная толстая доска твердого дерева, ограничивающая верхний борт судна.


[Закрыть] и раскурил трубку. Его внимание привлек бегущий по набережной человек. Вскоре тот приблизился настолько, что капитан с удивлением узнал одного из десяти каторжаней, проданных вчера губернатору. Беглец остановился у сходей и, шумно дыша, спросил:

– Капитан, назад возьмешь?

– Караульный, – подозвал Грегори воина, замершего возле грот-мачты[6]6
  Грот-мачта – средняя, самая высокая мачта на парусных и гребных судах.


[Закрыть], – приведи конвой.

Если бы не ночные неприятности, Уайтлоу без раздумий вернул бы беглеца губернатору, но господин Мигель за последние сутки создал столько проблем, что капитан засомневался: «А стоит ли?»

Чувствуя, что Грегори Уайтлоу колеблется, Роган добавил со всей убедительностью, на которую был только способен:

– От меня не будет неприятностей – обещаю!

– Конечно, не будет, – усмехнулся Грегори, – тебя закуют в цепи и бросят в трюм. Какие тут могут быть неприятности?

Лицо Рогана озарила радостная улыбка.

– Я сказал что-то смешное?

– Нет-нет, – поспешно заверил Роган. – Меньше всего мне хотелось бы прислуживать губернатору. Рад, что вы избавили меня от этого.

– Я еще ничего не решил, – нахмурился Уайтлоу.

К трапу подтянулся отряд вооруженных алебардами конвоиров.

– Хм, впервые сталкиваюсь, чтобы кто-то на каторгу просился! – пожал плечами Грегори.

Он слишком устал, чтобы ломать сейчас голову над странным поступком каторжанина. Капитан был уверен, что губернатор без угрызений совести прикарманил бы чужую собственность. Усмехнувшись, Грегори решил поступить так же.

– Конвой, заключенного в трюм и заковать! – приказал он.

– Есть, сэр, – гаркнул старший.

Роган протянул руки ладонями вверх, демонстрируя покорность. Его лицо светилось такой искренней радостью, что Грегори невольно подумал, не тронулся ли узник умом. Во-первых, просится на каторгу, во-вторых, сияет как школяр, получивший от строгого учителя похвалу.

Рогану было все равно, что о нем думают. Им всецело владела единственная мысль: Заред Корвин здесь, и скоро он увидит ее вновь!

Глава VII
По воле волн

«Долгий путь» был одним из самых крупных галеонов в королевском флоте – пятьдесят ярдов длинной по килю и двадцать шириной. Закрепленные на средней палубе катапульты стреляли окованными железом бревнами через специально прорубленные для этого порты. На верхней палубе стояли баллисты. В качестве снарядов использовались горшки или бочки с горящим маслом. Попав в корабль, такой снаряд пробивал деревянные стенки и, если матросы не успевали вовремя затушить огонь, вызывал пожар.

Команда состояла из трехсот хорошо обученных людей, в том числе боцмана, кока, плотника, парусиновых дел мастера и бондаря. Десять доверенных лиц капитана следили за соблюдением порядка, а пятьдесят конвоиров стерегли полторы сотни каторжан, поднявшихся на борт судна в Мерселе.

В трюмах, помимо заключенных, размещали товар, запасы продовольствия и самое ценное для моряка сокровище – пресную воду. Водой заполняли деревянные бочки, плотно закупорив их в порту. Для повседневных человеческих нужд открытой оставлялась только одна. Ближайшие помощники капитана и сам Грегори жили на многочисленных этажах полуюта – надстройки, начинающейся с кормы, но не доходящей до бизань-мачты[7]7
  Бизань-мачта – задняя мачта всех судов, имеющих три, четыре и более мачт.


[Закрыть]. Здесь же расположились и конвоиры. На корме и качало меньше, и брызги летели не столь обильно. Остальные члены команды спали на нижней палубе.

Для отдыха моряков обычно использовался форпик – помещение в носовой части судна, впереди фок-мачты[8]8
  Фок-мачта – передняя мачта корабля.


[Закрыть]. Тут постоянно болтало, было очень сыро, но многие капитаны считали данное место идеально подходящим для матросского кубрика[9]9
  Кубрик – общее жилое помещение для команды.


[Закрыть]. Грегори не относился к их числу. Форпик он приказал переоборудовать в карцер и использовал только для тех членов корабельной команды, чьи представления о порядке не совпадали с его взглядами.

Заред Корвин капитан не стал запирать в трюм, как остальных заключенных, а поместил в одну из свободных кают. Чтобы с девушкой ничего не случилось, к ней приставили двух конвоиров. Тонкое красное платье, в котором Корвин взошла на борт, совершенно не годилось для морского путешествия, и ей выдали обычную полотняную робу.

Каждое утро каторжан начиналось с откачивания воды из трюмов. Как бы тщательно ни конопатили корпуса, вода всегда находила лазейку. Откачка осложнялась еще и тем, что на галеоне не нашлось достаточно длинного шланга, и заключенным приходилось таскать воду в ведрах на верхнюю палубу, чтобы вылить ее там за борт. Пока одни узники носили тяжелые ведра, другие были заняты приборкой палубы. Для ее натирания использовали плоский кусок пемзы, утяжеленный сверху. Несколько человек на длинных веревках возили его по покрытой пеной палубе. Когда пену смывали, заключенные выдавливали воду из палубных досок плоскими дощечками. Труд каторжан существенно облегчал будни корабельной команды. По крайней мере на пути в Кролл матросы были избавлены от двух утомительных занятий: откачивания воды и уборки палубы. Работы прибавилось лишь у боцмана и кока.

На третий день плавания, изнывая от безделья, Корвин попросила поручить ей хоть какую-нибудь работу. Немного поколебавшись, капитан определил Заред на камбуз – помогать добродушному старине Тому, корабельному коку. Работа выпала нелегкая – драить грязные котлы и жирные баки, но лучше так, чем целый день сидеть запертой в четырех стенах, решила девушка.

Рогана и Ланса поместили в один и тот же отсек отвратительно воняющего трюма. Обычно общение узников начиналось с рассказа, за какие прегрешения некогда свободного человека наградили «почетным» званием рудокопа. Люди присматривались и пытались понять, кого можно «подвинуть», а от кого лучше держаться подальше. Уже через неделю среди каторжан сложились весьма свойственные человеческой натуре отношения: вокруг сильных личностей собрались слабые духом, ищущие поддержки. На этот раз лидеров оказалось двое: Роган Говард и Себастьян Трэхо. Если открытая и независимая натура Рогана притягивала людей, то Себастьян предпочитал их подчинять. В прошлом он возглавлял крупный отряд королевской армии и за годы службы приобрел немалый опыт ломать упрямцев.

К вечеру седьмого дня море стало неспокойным, ветер заметно усилился. «Долгий путь» сильно качало, и капитан приказал поставить фок[10]10
  Фок – нижний парус на фок-мачте.


[Закрыть] и контр-бизань[11]11
  Контр-бизань – парус на бизань-мачте.


[Закрыть], сделав корабль более устойчивым. В противовес ночному ненастью, восход солнца был великолепен: порывы ветра стихли, из-за горизонта поднимался золотой диск, и в этот миг казалось, что не ветер наполняет паруса, а солнечные лучи заставляют корабль плыть вперед.

Каждое утро Ланс начинал с молитвы. Каторжане посмеивались над ним – излишняя набожность казалась им тут неуместной, но молиться не мешали. Так продолжалось до тех пор, пока личностью Ланса не заинтересовался Себастьян. На восьмой день пути, утром, встав на колени и готовясь произнести заученные еще в раннем детстве слова, Ланс почувствовал, что сзади кто-то стоит. Обернувшись, он увидел Санчо, одного из прихвостней Себастьяна.

– Поднимайся, святоша. Иди бить поклоны Богу корабельной помпы, – заикаясь и краснея, выдавил из себя тот.

Ланс знал, что сегодня не его очередь выкачивать скопившуюся в трюме воду, не составило труда и догадаться, кто стоит за столь дерзкой речью трусоватого по своей натуре человека.

– Кноул дал нам радость труда, чтобы могли мы в полной мере насладиться отдыхом, ступающим заботам вослед. И не в моих силах лишать человека того, чем наделил его Бог, – невозмутимо ответил посланник короля.

Опешив от услышанного, Санчо замешкался и с надеждой поглядел на Себастьяна. Но казалось, что главарь дремлет, не интересуясь происходящим; ничто не нарушало тягостную тишину. Санчо не нравилась отведенная ему роль, но меньше всего он хотел бы сейчас объяснять, почему дерзкий узник вздумал противиться.

Видя, что Санчо не справляется, раздосадованный неудачей Себастьян подал своим людям знак, и на подмогу поспешили Дэни и Рамон.

– Не желаешь помогать ближнему? – пренебрежительно спросил Ланса Дэни.

– Помощь ближнему – святая обязанность каждого, и ничего, кроме радости, не могу я испытать творя ее, – миролюбиво ответил каторжанин.

– Так ступай откачивать воду! – рассвирепел Рамон и попытался толкнуть упрямца.

Отступив на шаг, Ланс заставил Рамона провалиться, после чего схватил его за кандалы и лишь незначительно увеличил инерцию падения. Этих действий оказалось достаточно, чтобы головорез ударился о ридерс[12]12
  Ридерс – стальные полосы, служащие для усиления прочности корпуса, идущие крест-накрест по внутренней обшивке или поверх шпангоутов.


[Закрыть] и, оглушенный столкновением, растянулся на настиле. Через мгновение к нему присоединился и его приятель.

Себастьян махнул рукой – еще несколько человек бросились на Ланса. Посланник Конрада прижался спиной к шпангоуту. Даже скованный по рукам и ногам, он все еще представлял серьезную угрозу. Правда, пока что об этом никто даже не догадывался.

Неожиданно две головы в заднем ряду нападавших пропали из вида, затем еще две, и тут Ланс понял причину исчезновения громил – Роган пришел ему на помощь. Здоровяк расшвыривал людей, будто мешки с соломой. Поверженные противники, потирая ушибленные места, более не пытались атаковать – только сумасшедший мог надеяться одолеть Рогана голыми руками. Когда между Роганом и Лансом не осталось никого, взгляды мужчин встретились. В дружеском жесте Роган протянул огромную ладонь:

– Тебе бы не помешало завести друзей. А то все один да один.

– Со мной всегда мой Бог, – смиренно произнес Ланс, отвечая крепким рукопожатием.

Роган усмехнулся:

– Нет Ему до нас дела. Если бы было, вряд ли допустил, чтобы по земле ходили такие, как губернатор.

– Ты ошибаешься, – беззлобно возразил Ланс. – Бог внутри тебя. Ты рождаешься с ним и с ним же умираешь.

– Тогда почему я не ощущаю его помощи?

– Бог определил твое место в жизни, и все, что с тобой происходит, нужно принимать как урок. Только так ты сможешь прийти к Богу.

– Обвинительный приговор – это тоже урок? Не понимаю, какую идею я могу тут извлечь.

– Ищи ответы не у людей, а внутри себя, – Ланс сложил ладони вместе и склонил голову. – И помни: все, что касается тебя, касается и Его. Для Бога великая отрада воспитывать тебя, и ниспосланные Им трудности – доказательство этому.

– Легко сказать, «ищи внутри себя», – засомневался Роган. – Может быть, на какое-то время отступим от правил и зададим несколько вопросов не себе, а вон тому неуемному господину? – указал он взглядом на Себастьяна. – Сдается мне, что для этого самое время.

Ланс не испытывал большого желания указывать Себастьяну, но посчитал, что заручиться поддержкой такого могучего союзника, как Роган, будет совсем нелишним.

– Не помешает, – согласился он, и мужчины направились к старавшемуся держаться раскованно «главарю».

* * *

Даже утомительная дорога в душном фургоне казалась теперь Заред увеселительной прогулкой. Ей еще повезло, что капитан определил на камбуз. Тут не так сильно воняло протухшей водой и существовало некоторое подобие свободы. Однако корабль по-прежнему оставался миром мужчин. Во все времена матросы считали, что женщина на корабле – верный признак грядущего несчастья. Большая часть команды могла бы еще смириться с присутствием Заред в качестве заключенной, но на правах второго кока – никогда.

Камнем преткновения для любой женщины во время плавания становилась необходимость справлять естественную нужду. Дощечку с прорезью по центру, закрепленную на релингах[13]13
  Релинги – стойки с продольными связями.


[Закрыть], Заред исключила сразу. Непосредственность непосредственностью, но на глазах у толпы раскачиваться за бортом, придерживаясь руками за ванты[14]14
  Ванты – тросы, укрепляющие мачты с боков.


[Закрыть], даже для закаленного мужчины удовольствие сомнительное. Данное действо, исполняемое кем-то из членов корабельной команды, нередко сопровождалось грубым хохотом их товарищей. Как-то случайно став свидетельницей подобного, Заред с ужасом представила, что начнется, если на дощечку сядет она!

Благо командный состав пользовался другим способом. Для капитана, его помощников и боцмана в носовой пристройке корабля были вырезаны специальные отверстия. Но и здесь дела обстояли не слишком гладко. Особенно во время качки, когда присевший возле отверстия человек, рисковал получить назад то, что он только что благополучно отправил вниз.

И еще один момент корабельного быта доставлял Заред огромное неудобство – тут нельзя было нормально помыться. Воды всегда не хватало, и использовать ее для мытья считалось преступлением. Заред очень удивляло, что люди предпочитают ходить засаленными и дурнопахнущими, нежели искупаться за бортом. Сама же она, наоборот, с удовольствием каждый день поливалась морской водой, услужливо подогретой теплым летним солнцем. Лишь для лица и волос приходилось клянчить у Тома пинту[15]15
  Пинта – мера жидкостей, равная 0,931 литра.


[Закрыть] пресной.

Кок ворчал, но никогда не отказывал. Старина Том был добродушным и по-детски наивным толстяком с небольшим дефектом речи – кок несильно пришепетывал. Честный малый, он охотно делился секретами, как из нехитрых корабельных запасов испечь лепешек или приготовить любимое лакомство матросов – корабельный пудинг. «Для этого, милая, – рассказывал Том, сидя на своей любимой скамье, – потребуется смешать муку, сахар, изюм и топленое сало. Чуть погоди, залей все это водой и тщательно размешай. Полученную массу помести в парусиновый мешок и опусти в кипяток. Вари столько же, сколько варишь рис».