Текст книги "Тьма. По Цельсию близко к нулю. Политический триллер"

Глава 6

Нас разделяло несколько метров, протянув руку, казалось, я мог дотронуться до длинных белокурых волос девушки, стянутых в хвост простой эластичной резинкой. У меня возникло странное желание приласкать ее – из-за внезапно вспыхнувшего чувства острой жалости. Один взгляд – и этого было достаточно, чтобы понять: ей двадцать пять лет, максимум – тридцать (из-за хрупкого телосложения выглядела она моложе), одежда заурядная, вид неухоженный. Лёгкая дрожь в руках – побочный эффект психотропных лекарств, которые она, видимо, принимает, или принимала? Обкусанные ногти и поредевшие брови говорили о непроходящем тревожном состоянии – бессонница, головокружения, панические атаки. Как называлась её болезнь, я не знал. Но каждый день таких людей, замученных обыденной жизнью, можно встретить на улицах городов – десятки, если не сотни!

– Эй! – окликнул я ее, потому что она меня не видела, смотрела куда-то в сторону.

Девушка обернулась, и я заметил, что у нее были изящные черты, никакой косметики. Мелкие морщинки в уголках голубых глаз, невероятно грустных, как высохшие русла рек, если смотреть сверху, сразу отпечатались неким фотоснимком.

Лунатичка ждала меня. Та самая, которая иногда являлась мне в моих снах. Теперь она не была призраком или ночным наваждением. Стояла, вцепившись в свою маленькую несуразную сумочку.

– Я к вам. Дудина сказала, что вы живёте здесь, в лесу.

– Как тебя зовут? И давай на «ты».

– Оля.

– Меня Ромой зовут. Мою бывшую жену тоже звали Оля. Ты знаешь Милену?

– Да.

– Давно?

Она пожала плечами:

– Года три.

Я пригласил зайти её в помещение домика. И пропустил вперёд. Она присела на край свободной кровати. Я остался стоять.

– Вы здесь всегда собираетесь?

– Каждый год.

– А Вику ты знала?

– Нет.

– Что тебя ко мне привело?

– Хотела извиниться.

– За что?

– Я тебя пугала. И ни один раз. Знаю.

– Милена рассказывала?

– Нет. У меня роль такая. Я – призрак. И какой эффект от этого – легко можно представить, если повстречать меня на безлюдной дороге. Но раз уж мы все оказались на одной территории и поздно или рано пересеклись бы, я вот решила тебя найти, Роман Сергеевич, и объясниться. У каждого из нас своя работа. И теперь нет смысла скрываться в лесу и убегать прочь.

– Те два «шкафа» – тоже здесь?

– Телохранители?

– Я не знаю, кто они… Но я на них зол.

– Да, только в vip-зоне. Нам там находиться нельзя. Здесь тоже находится ваш знакомый, Николай Андреевич Щербаков, он спрашивал про тебя. И Шелест…

– А Виктория Ладянова?

– Кто это? Я же говорю, не знаю такой.

– Точно не знаешь?

Оля быстро помотала головой, как ребёнок.

– Я думал, из вашей же компании.

– Ничего не могу сказать. Потому что не знаю… Я пойду, – сказала Оля как-то поспешно и быстренько вышла из домика.

Я не стал её задерживать. Мне стало интересно, почему всех нас собрали в одном месте и не выпускают за периметр. Об этом стоило расспросить Милену.

И только я об этом подумал, как в домик вошла мой куратор. Возникло подозрение, что она следила за Олей, этим белесым призраком.

– В гости заходила?

– Видимо, да.

– О чём говорили?

– Извинялась она.

– Оленька перед всеми извиняется, потому что всегда чувствует себя виноватой. Что скажешь? Как она тебе?

– Хм, хочешь, чтобы я диагноз поставил?.. Ну, если интересно, могу сказать, на первый взгляд, вид запущенный, много курит, видимо. И у неё дрожат руки, хотя я не спрашивал, принимает ли она лекарства.

– Всё правильно, она наркоманка.

Некоторое время мы смотрели друг на друга. И молчали.

– Милена, что здесь происходит?

– Скоро узнаешь. Кстати, вечером к тебе подселят человека. Он лучше меня обо всём расскажет. Спроси у него. Да, и ещё: я обещала помочь, и я помогу. Ты уже знаешь, куда отправишься?

– Я обо всём договорился.

– О чём я должна сказать Вячеславу, вертолётчику?

Укол ревности пронзил меня. Но я постарался отнестись к нему, как к прививке от оспы или того же коронавируса.

– До Абхазии вертолёт долетит?

– Хоть до Москвы! Если серьёзно, думаю, да. Это наша территория… Кстати сказать, – таким же сухим тоном пояснила Милена, – столовая находится в корпусе, где я живу, на первом этаже. Завтрак через полчаса. Обед в час. Ужин в девятнадцать часов…

– Благодарю за подсказку, а то я думал, что еду воровать придётся у хозяев объекта.

– Моя комната №23, я вместе с Олей живу. Это второй этаж. Если захочешь, приходи в гости. Я попрошу, и она оставит нас одних.

– Постараюсь.

Мне ничего не хочешь сказать?

– Спасибо, что помогаешь!

– Всё?

– Да.

– Тогда я пошла. Есть кое-какие дела.

Мне не сложно было догадаться, чего хотела Милена. Мой куратор слишком гордая женщина и кажется независимой, чтобы иногда прямо намекать, чего ей хочется. Но я не был расположен к интимной близости. Тем более, как стало понятно, мой домик – проходной двор. Плюс кого-то должны подселить вечером. А идти в другой корпус, светиться там, не хотелось.

(Находясь в данный момент в безопасности вместе с Наденькой и Галиной Ивановной, я думаю, на что походила моя недавняя жизнь? Правда, на что? Теперь почти и не помню. Хотя саму жизнь помню, вернее, то время, какое она длилась. И это, конечно, больше любовные излишества к которым добавлялись какие-то недоразумения, мягко выражаясь, которые запросто могли лишить не только меня жизни. Полагаю, читатель назовет её «непритязательной», если убрать наркотики, слежку, поездки в другие регионы, встречи с незнакомыми людьми, попытки убийств, отравлений, сами убийства, преследования и прочее, что неотъемлемо тесно связано с деятельностью некой внутренней спецслужбой, внештатным агентом которой я являлся. Какой? Я сам точно не знаю. И знать не хочу. Теперь. Потому что, как я понял, это не моя стезя. Я с неё вовремя соскочил. Как наркоман с иглы.

Быть честным человеком гораздо легче, если жить приходиться в свободной стране. Пусть, по западным меркам, и бедной.)

Глава 7

Вечер. Похолодало. Небо стало молочно-белым и, хоть сейчас осень, в воздухе ощущалось нечто до странности зимнее, кажется, что высокая дымка закрасила звезды, но не Луну.

При свете полной Луны, этой плосколикой дамы, я направился к лестнице, решил подняться в гору, прогуляться.

Деревья, охранявшие это место, казалось, не замечали моего присутствия. Качались в унисон под порывами ночного ветра, что-то шептали хором, наполняя шорохами пространство.

Я прошёл четверть пути и повернул назад – рассчитывая, что в этот раз подъём окажется легче, я ошибся.

Прошёл мимо своего домика и направился по тропинке влево, где ещё не гулял.

Впереди виднелся дом. Я усмотрел теплое желтое сияние ламп в холле и еще свет в соседней комнате. Потом свет погас и из кустов, куда вела дорожка, а дальше не было видно, что находится впереди, вышел высокий человек. Свет фонаря светил ему в спину, а мне в лицо. Поэтому, скорей всего, он хорошо меня видел, я же наблюдал некий силуэт инопланетянина, высокого и с большой головой. Обычно в подобном ракурсе изображают в фантастических фильмах пришельцев.

Мы поравнялись, и «инопланетянин» спросил:

– Куда путь держишь, Роман Сергеевич?

– Гуляю, – ответил я. – Добрый вечер!

– Добрый! – он остановился. – Принимай гостей. Тебе, наверное, говорили, обо мне? Так вот, это я. Меня зовут Анатолий Александрович. – Он протянул руку, и мы поздоровались. – Так что с прогулкой придётся повременить.

К домику возвращались вместе. Тропинка была узкой, поэтому я шёл впереди, а Анатолий Александрович за мной. У него в руках была небольшая сумка, в которую, как показалось, могли влезть только трусы и туалетные принадлежности.

Лампочку в домике заменили, поэтому я включил свет и смог лучше рассмотреть своего соседа. Высокий, сутулый, худой, с непропорционально большой головой на тонкой шее, с глубокими морщинами на лбу – так выглядел этот человек. При взгляде на него можно было подумать о смерти и о том, что некоторые люди носят её печать уже при жизни. Сколько ему лет я бы не смог определить никогда. На первый взгляд, ему можно было дать лет шестьдесят. Или больше.

– Не стоит унижаться до общения с заурядностью. Это заразная болезнь. Но когда мне сказали, с кем я стану делить комнату, согласился сразу.

Лесть иногда помогает расположить к себе человека, но не в моём случае.

– Всем всё известно. Не удивлён. Я знаю, что здесь обо мне знают больше, чем я сам.

Анатолий Александрович усмехнулся, спросил:

– Моя койка, как я понимаю, возле окна?

– Да, располагайся, – не стал я церемониться, а сразу перешёл на «ты».

Он поставил свою ручную кладь рядом с моей сумкой.

– Спартанские условия.

– Я не жалуюсь.

– Не буду тоже жаловаться, хотя привык совсем к другому сервису. Хозяин объекта, насколько мне известно, сам предпочитает некий аскетизм. И гостей приучает к этому. Присядь, – молвил он мне. У него получилось это сказать вроде как не в приказном тоне, но то, как это прозвучало, возымело действие. Я сел на кровать, хотя хотел выйти на крыльцо, покурить. – Мне надо с тобой поговорить. Потом покуришь, – сказал он, как будто читал мои мысли, – а после ляжем спать.

И он стал рассказывать о собственных успехах, о своих детях, о тревогах за судьбы своей фирмы и страны, о чувстве гордости за то, чего добился в жизни. Говорил он неспешно, чётко, ясно и интересно, хочется сказать. Просто рассказывал. И я не услышал в его словах никакой одержимости. Лишь самодовольство человека, который хвалился своими достижениями. А в конце этого монолога он сделал заключение, что принадлежность к верхушке власти уже означает, что ты преуспевающий бизнесмен… и государство, не жалея средств и сил будет защищать тебя от тех, кто попробует в этом усомниться.

Я спросил:

– Так ты принадлежишь этой самой верхушке?

Он ответил уклончиво:

– Косвенно. То есть знаю людей, которые знают людей выше.

– Ясно, – с иронией заметил я, – а то вряд ли бы мы встретились, территория-то поделена на вспомогательную и vip-зону. Что за люди на отгороженной территории… не совсем понятно.

Он как будто пропустил укол зонтиком, который я осуществил специально, сделал вид, что не почувствовал боли, но на мой риторический вопрос ответил, но не совсем внятно:

– Эти люди не понимают пока, чем может им грозить возможный политический кризис и возможные санкции со стороны США. Так или иначе, перемены их пугают. А вот та верхушка, о которой шла речь, – они защищаются. И у них всё получается.

– Прибегая к чёрной магии?

– Не только к ней… Я вижу, Дудина кое-что тебе рассказала.

– Не рассказала, а предположила.

– Это понятно. Она не совсем компетентна. Сам как относишься к мистике? Ко всей этой чертовщине?

– Отрицательно. Маги, колдуны, шаманы, экстрасенсы – в основной массе, как я считаю, это обманщики и мошенники. Они опираются на самый простой постулат: любой поверит в то, во что ему нужно поверить…

– Это так. Но не в данном случае, – перебил меня Анатолий Александрович. – Хотя, конечно, без денег здесь не обходится. Люди из высших кругов, обращающиеся за помощью к магам, напротив, психически стабильны, они не позволят себя обмануть, и они преследуют другую цель – магия даёт им утешение, возможность верить в то, что уже по какой-то причине не совсем возможно… В конечном итоге мысль, заложенная магом в процессе обряда чёрной магии и переданная после, например, в амулет, о том, что можно манипулировать кем-то без последствий для себя, или даже с большой выгодой, дарит наслаждение, сравнимое с сексуальным удовольствием. А манипуляция людьми – это ещё плюс власть. Если ты теряешь контроль, упускаешь из рук вожжи, это признак слабости. Народ это чувствует. И никакая сила не скроет слабость политика или чиновника любого ранга. В таком случае – чёрная магия та самая соломинка, за которую хватается утопающий. Что интересно – эта соломинка спасает! Магия работает! Но для этого нужен не простой колдун, а «знатный», скажу так, у которого есть не только заклинания, известные только ему одному, но и удачная практика. В России таких кудесников нет. Приходится завозить их из Африки, Южной Америки или Океании.

– Бред какой-то! – заключил я.

– Не совсем бред, Роман Сергеевич. Надо понимать, что мы, поддерживающие ритуальный огонь, заинтересованы в качественном предоставлении услуг.

– Так кто ты, Анатолий, – бизнесмен или колдун?

– Я помощник адепта.

– И в чём заключается твоя роль? С колдунами и шаманами всё понятно.

– Подготавливаю «ингредиенты», развожу и поддерживаю ритуальный огонь, беседую с людьми, которые участвуют в ритуале впервые.

– Я участник?

– Да, Роман Сергеевич. Милена Викторовна приложила все усилия, чтобы перевоспитать тебя. Ей это удалось. Поэтому я и веду с тобой откровенную беседу.

– Тогда почему меня хотели убить? И об этом не знала Дудина, мой куратор. Не знал Шелест.

– Если бы существовала одна наша группа, то не было никаких проблем. А их существует три. Ты же, наверное, знаешь, что прокурорские ненавидят ментов, ФСБ ненавидит СВР и так далее. Вот так и у нас – воюем между собой.

– Война без причин?

– Война – это продолжение политики другими средствами. У каждой войны есть политические причины. В том числе и среди элит. Иногда это стремление удержать ускользающую власть. Явная война или тайная, скрытая от посторонних глаз, – она поддерживает огонь в каждом из нас, чтобы никто не мог расслабиться. В интернете говорят о расколе, но этого нет, скажу тебе. Есть единичные случаи, когда кто-то выходит из-под контроля умышлено, но чаще это происходит по глупости. Таких ликвидируют. И то не сразу, чтобы не произошёл на корабле бунт.

– Но и абсолютная власть не даёт полного повиновения и абсолютного восхищения. А если разобраться, чем там можно восхищаться?

– Тебе известно такое изречение, некоторые представители мужского пола любят повторять его, мол, перетрахать всех баб невозможно, но к этому нужно стремиться? Вот так и здесь – цель есть, а какие средства для этого понадобятся…

– Не имеет значения, – перебил я собеседника.

– Верно.

– Но я до сих пор не могу понять – зачем я вам нужен?

– Не надо пугаться, предупреждаю, но я скажу прямо: для обряда нам понадобится твоя сперма.

– Что?.. – моё удивление вырвалось наружу, а вместе с ним и гнев. – Я стану участвовать в какой-то оргии? И почему – я?

– Не подумай ничего плохого, но тебя выбрали из-за твоих анатомических особенностей. Шаман-адепт утверждает, чем больше детородный орган мужчины, у которого будет взята сперма, тем качественней ЗЕЛЬЕ, в которое будет помещён амулет из дуба, чтобы он пропитался. Говоря о ЗЕЛЬЕ, я подразумеваю ни какой-то там шмурдяк, а качественный биологический материал, изготовленный из натуральных ингредиентов. Его изготавливают после обряда через какое-то определённое время.

– И кто владелец этого амулета? Хозяин этого объекта?

– Этого я тебе сказать не могу. Потому что сам не знаю. Владельцы этого объекта предоставляют лишь территорию для проведения ритуала. Они даже сами не знают, что здесь будет происходить.

– Зачем тогда я выполнял все эти непонятные задания? Даже стал свидетелем двойного убийства… Могли бы сразу меня доставить сюда. И всё, все дела.

– Тебя проверяли. И ты выдержал проверку. Поэтому находишься здесь. И твоя задача очень простая…

– Отказаться я не могу?

– Не можешь. И ты знаешь, почему… Астрологи говорят: подчиняющихся судьба ведёт, сопротивляющихся тащит. Хотелось бы, чтобы ты не заставлял нас применять силу. Я тебе сейчас всё объясню, чтобы ввести в курс дела. Ничего сложного, страшного и постыдного в твоих действиях не будет присутствовать. Всё естественно. В детстве каждый из нас занимался мастурбацией… А главное – на твой счёт ляжет приличная сумма денег. В долларах. Ты же хочешь обеспечить свою семью? И, я думаю, не хочешь, чтобы повторилась трагедия, как это произошло с твоей бывшей женой? Мы могущественны! Внутри страны сила нашей организации беспрецедентна!

Анатолий замолчал. Он давал мне переварить его слова. А они серьёзно пугали, признаюсь честно.

Я понимал, что нахожусь в ловушке. И рассчитывал на Милену, на её помощь. Именно это придало силы, чтобы согласиться.

В то же время, я предполагал, что в любой момент готов отказаться от своего обещания. В тайне ото всех, конечно. Если представится такая возможность. Но для этого я ещё раз должен переговорить с Миленой – что она скажет, как сможет помочь Наденьке и Галине Ивановне… Я обязан был их забрать с собой. И не будет ли самой Милене грозить смертельная опасность?

Я рисковал! Мой куратор рисковала ещё больше! Каждый из нас устал от прицепленных к ногам кандалов, и мы готовы были разбить эти кандалы любой ценой, чтобы освободиться.

Однако соблазн велик – и совесть молчит.

– О какой сумме идёт речь? – спросил я, чтобы собеседник не мог ничего заподозрить в моих жестикуляциях, мимике и словах, что я внутренне против всей этой вакханалии, – передо мной находился хороший психолог, который видел меня насквозь. Это я понимал очень отчётливо. И был аккуратен не только в словах.

– Триста тысяч долларов.

Я молчал.

Он по-своему, видимо, расценил это молчание, поэтому, пронзая взглядом, сказал:

– Триста пятьдесят тысяч. Но это окончательная сумма. И в подтверждение моих слов, после звонка «другу», ты можешь зайти к себе в онлай-банк и увидеть аванс в размере ста тысяч. В переводе на рубли.

Для приличия я молчал ещё какое-то время. В те мгновения думал, а сколько платят донорам спермы в медицинских учреждениях? Двадцать долларов? Или тридцать? Глупая мысль, но она позволила сохранить лицо невозмутимым, остаться каменным, как того и требовалось в сложившихся обстоятельствах.

– Хорошо, – сказал я. И осознал, что часть моей совести покрылась чёрным налётом. Убрать который будет невозможно ничем. Ни каким эффективным чистящим средством.

Минут через двадцать я увидел обещанную сумму. Более семи миллионов рублей!

– А теперь пойдём, прогуляемся, Роман Сергеевич. Я всё расскажу. А то ты у нас один такой, новенький. Твой куратор и Оленька уже дважды принимали участие в ритуале. Им объяснять ничего не нужно – умные девочки, они с самого начала были сговорчивы.

Глава 8

– Главный критерий ритуала – театральность, – сказал Анатолий Александрович, когда мы направлялись, как я понял, к ангару, где находилась моя «Газель». – Чем больше театральности, тем больше в нём крови и жути. Кровь – настоящая. А вот жуть… смотря как ты ко всему этому отнесёшься: надеюсь, просмотр фильмов ужасов не приводил тебя к истерикам. Все будут в масках и обнажены, но на лицах Оленьки и твоего куратора масок не будет. Так тебе проще возбудиться.

– Не совсем уверен, что у меня получится. Мастурбировать прилюдно…

– Получится, адепт – он из Эквадора – даст выпить настою. Это натуральный, природный афродизиак из Южной Америки, он усилит твою половую активность.

– А что с трупом?

– Прямо сейчас адепт разделывает его на части – это обязательно должен быть свежий труп серийного убийцы или сексуального маньяка. Потом смешает с кладбищенской землёй, которая трое суток скрывала «зло» от Солнца на кладбище, как это требуется, и закроет в специальной бочке. Поэтому не пугайся, если увидишь части тела.

– Мы идём к нему?

– Да, адепту надо взглянуть на тебя.

– Это обязательно?

– Обязательно… Много вопросов задаёшь, Роман Сергеевич.

– Интересно, – соврал я, потому что мне было не интересно, а страшно. Я чувствовал себя зайцем, которого серый волк водит по своей большой кухне и показывает, где что хранится и чем он питается.

Мы вошли в ангар, который был хорошо освещён. Возле входа были два телохранителя. Моя машина стояла возле правой стены ангара – её кто-то перегнал, чтобы она не мешала. Маленький человечек, ростом не выше полутора метра, индеец, или желтолицый адепт, как его называл Анатолий, закрывал как раз деревянную бочку крышкой. Частей тела я не увидел. Но лицо, руки, одежда человечка были измазаны грязью. На полу стоял широкий пень, он был сырым и влажным, выпачканным чем-то, но не кровью; топор торчал в пне – на этом месте, видимо, только что труп расчленили.

Он подошёл к нам, произнёс фразу:

– Conditio sine qua non…

Я повернулся к Анатолию Александровичу, надеясь, что он переведёт сказанное. Но он проигнорировал мою немую просьбу. Видимо, сам ничего не понял.

Тем временем адепт снова изрёк:

– Postmortem, – и вернулся к бочке.

Мы оставались на месте, чего-то ждали.

Тогда я увидел, что адепт-шаман достал откуда-то деревянную куклу, размером сантиметров пятьдесят. И снова подошёл к нам, тыкнул мне в лицо этой самой куклой – на вид она была пугающей, с большой головой, большими глазами, не очень аккуратно вырезанными на куске дерева, с огромным раскрытым зубастым ртом. К голове каким-то образом были приделаны туловище, руки и ноги – они болтались, как у куклы-актёра из какого-нибудь кукольного театра. Истинное зло! Затем повернулся к нам спиной и пошёл к задней двери, расположенной в конце ангара.

– Нам пора, – сказал Анатолий.

Когда вышли из ангара, я спросил:

– Чего он хотел?

– Показать куклу, которую зовут Чичирику. Её придётся кормить спермой.

– О, боже!

– Девочки помогут… Я знаю, это впечатляет. Но только в первый раз.

– А кто был первым и вторым донором спермы, раз уж этот ритуал проводится не в первый раз? – задал я вопрос, который созрел у меня почему-то именно сейчас.

– Я и Щербаков, – ответил как-то быстро Анатолий. И я подумал, наверное, здесь что-то не так, потому что впервые услышал слишком быстрый и торопливый ответ, а голос приобрёл некий металлический оттенок, как будто Анатолию Александровичу было неприятно признаваться в этом. – Адепт требует на каждый такой сеанс нового мужчину, пенис которого больше предыдущего участника ритуала. На сегодняшний день, Роман Сергеевич, ты самый большой мужчина среди нас. А вот женщины остаются прежними. Оля, кстати, девственница. Она нетрадиционной ориентации. Лесбиянка. И наркоманка. Сидит на амфетаминах. Её специально подсадили на наркоту, чтобы не увлеклась мужчинами. А мужчины – ею. Адепт надрежет руку вначале у неё, возьмёт кровь. После точно так же возьмёт кровь у Дудиной.

– Много крови? С детства не люблю кровь!

– Грамм сто, если тебя интересует точное количество. Говорю обо всём заранее, чтобы ты не упал в обморок, – многие, в том числе взрослые мужчины, не переносят вид человеческой крови. Я знаю.

И я вспомнил, что видел шрамы на руке Милены, как будто она хотела перерезать когда-то себе вены. Но стеснялся спросить об этом.

– За собой подобного не замечал.

– Это хорошо. Кстати, вполне здравомыслящие люди, попавшие, так сказать, в некую карьерную турбулентность, вроде бывшего преподавателя МГИМО Валерия Соловья, утверждают, что в среде элиты якобы имеют случаи проведения оккультных обрядов в силу повального увлечения эзотерикой. – Анатолий Александрович рассмеялся, как будто его позабавило то, что он только что сказал. – Разумеется, официально проверить такую информацию он не может. Вообще, как себе это можно представить, а?

– Не знаю, – ответил я машинально.

Проходя мимо корпуса для прислуги, я увидел Милену. Она тоже заметила меня и быстрым шагом направилась к нам, как бы догоняя.

Вскоре она окликнула нас:

– Подождите! За вами не угонишься!

Мы остановились, Милена обратилась к Анатолию Александровичу:

– Я бы хотела перекинуться парой слов с Романом Сергеевичем. Наедине.

– Тогда я вас оставлю, пойду спать. Доброй ночи! – И он зашагал один по дорожке, высокий и неуклюжий.

– Я виновна пред тобой, – сказала Милена, когда Анатолий отошёл на довольно приличное расстояние. – Многое от тебя скрывала. Боялась спугнуть.

– Виной твоей мне ни обуться, ни одеться. Лучше помоги моей дочери и тёще.

– Если я что-то обещала, я обязательно выполню. Не беспокойся.

– Мне остаётся только верить тебе. Другого выхода не вижу. Я так понимаю, если захочу выйти за территорию объекта, – меня не выпустят?

– Нет.

Мы направились в противоположную сторону от домика, куда шли, к КПП, чтобы прогуляться перед сном. Шли медленно, дышали чистым вечерним воздухом полной грудью.

– До вертолётчика дозвонилась?

– Да, послезавтра он и его товарищ прилетают на объект – вместе с ними должен прилететь хозяин этого объекта. Здесь сейчас его семья: дети и внуки.

– И как мне быть дальше? Все эти телохранители и охранники позволят вот так просто покинуть эту территорию?

– Обряд закончится, Анатолий Александрович уедет. В домике ты останешься один. Вячеслав сам зайдёт за тобой. По периметру объекта расставлен обычный ЧОП, он ни о чём не догадывается. Их задача, чтобы никто посторонний извне не проник на объект. Только и всего. Да, кстати, что тебе он рассказал?

– Не так уж много, но меня впечатлило всё. И напугало! Особенно кукла… как её там?

– Чичирику.

– Ага. И труп в бочке. Это ужасно!.. Милена, это всё не поддаётся здравому рассудку, какому-то осмыслению…

– Не продолжай, отбрось эмоции. Я тебя понимаю. Больше ты у него ничего не спрашивал?

– Спросил о судьбе предыдущих «доноров» спермы.

– И что он ответил?

– Он и Щербаков были ими.

Милена оглянулась по сторонам. Вокруг никого не было.

– Пошли обратно, – сказала она. – В лесу, где ты живёшь, камеры не записывают звук.

Мы поднялись по бетонным ступенькам. Я снова пересчитал их – оказалось девяносто восемь. Неужели ошибся в первый раз?

Милена шла впереди меня – получалось, что она провожает меня, а не я её.

– Так вот, – сказала она чуть громче, когда мы вышли на дорожку, – Анатолий Александрович соврал. «Донор», как ты себя назвал, через определённое время ликвидируется. Да, ты сейчас покинешь объект, вернёшься к семье. Но пройдёт месяц или три, и тебя найдут, например, в ванне, задушенным собственным душевым шлангом. И назовут это самоубийством. Или в аварию попадёшь. Что более вероятно, потому что у тебя работа связана с дорогой.

– Почему ты мне об этом рассказываешь? Но ничего не сказала, когда была жива бывшая жена? Ты же знала, что произойдёт убийство? И косвенно дала знать об этом, говоря о каких-то вещих снах. Я прав?

– Я устала врать. А тогда боялась.

– Что я сорвусь с крючка?

– Сорвёшься… Скажу больше: боялась за себя в первую очередь, потому что, понимаешь, по головке бы меня не погладили, и за тебя… Я бы спасти тебя не смогла.

– Достаточно! – разозлился я. – Хватит оправдываться. Сама как думаешь спасаться, если узнают, что ты помогла мне и моей семье?

– Тоже бегством. У нас нет выбора. А узнают обязательно.

– А Вячеслав, вертолётчик?

– Ему, конечно, влетит! Но ликвидировать не станут. Он сказал, что придётся сообщить место, где тебя высадит. И обо мне… Я так понимаю, в Абхазии ты не останешься?

– Нет.

– Твою семью я привезу на машине уже на следующий день, или раньше, к тому месту, где сядет вертолёт – есть у них там одна площадка, плохо оборудованная, там они приземляются, когда доставляют любовниц некоторых чиновников, но чаще элитных проституток, как женщин, так и парней. Оттуда их на машинах забирают помощники этих самых чиновников и развозят на закрытые дачи, которых множество в том регионе. Это делается в тайне ото всех, там нет охраны – ничего, что могло бы вызвать опасность или подозрение. Только овцы и коровы местных жителей, которые мирно пасутся рядом с вертолётной площадкой.

– Сама куда потом?

– Этого не скажу. Для твоей и моей безопасности.

Я закурил.

– Когда состоится эта дьявольщина?

Милена включила мобильный телефон:

– Сейчас 23 часа 44 минуты. Завтра. Ровно в полночь. Все участники, а это тринадцать человек, собираются в ангаре. После мы направляемся на поляну, которая расположена на территории в глубине леса. Телохранители отключат видеокамеры и станут следить за всем, что происходит вокруг, чтобы всё прошло в тайне, – ЧОП снимается на это время с постов, закрывается у себя в спальном помещении. Их так же охраняют телохранители, чтобы не высовывались. Действо закончится утром. Где-то в четыре утра.

Я молчал и смотрел на Милену. Она отвела взгляд, потому что чувствовала свою вину.

– Грустно как-то, – сказал я, чтобы прекратить молчание.

– Не волнуйся… – Милена достала какие-то таблетки из кармана джинсовых брюк, распаковала одну таблетку, разломила пополам – одну половинку положила себе в рот, вторую протянула мне.

– Что это?

– Диазепам. Средство, которое помогает побороть тревогу и страх. Оно, правда, вызывает сонливость, поэтому достаточно полтаблетки. И действует полтора суток. То есть на момент проведения ритуала она не будет вызывать сон. Можешь положить под язык, не бойся. Не отравлю, – она высунула язык и показала часть таблетки, которая стала уже рассасываться.

Я так и сделал.

– Ну, я пошла… Спать.

– Доброй ночи!

– До завтра.

Некоторое время смотрел ей в спину, пока она не скрылась за поворотом. После зашёл в домик.

Стоял оглушительный храп! Анатолий Александрович не услышал, как я лёг – ещё бы! В этом шуме, я думал, не усну. Но таблетка, вызывая побочное действие, видимо, подействовала. Очень быстро. И я всё же уснул, не смотря на посторонний шум, который был похож на рёв двигателя трактора «Беларусь».

Снов я не видел.