Текст книги "Тьма. По Цельсию близко к нулю. Политический триллер"

Глава 2

Нас разбудил телефонный звонок.

– Да… Хорошо… Скоро будем…

Милена положила телефон на прикроватную тумбочку, согнала меня с кровати и стала застилать постель.

Откуда-то вылетело тёмно-коричневое пёрышко, легло на пол.

– Я, наверное, ангел, – сказала она.

Я подобрал перо и опрометчиво сказал, что оно куриное, – ангелам нет места на Земле.

– Умеешь оскорбить, – заметила Милена. И только тогда до меня дошло, что я невольно обозвал её курицей.

– Извини, не хотел обидеть.

– Ладно, проехали…

– Ты, правда, ангел! Только чёрный…

Расправив ладонью складки на простыне, Милена спросила:

– Рома, ты расист?

– С чего бы? Слово «чёрный» у тебя вызывает только одну ассоциацию?

– Не знаю, не задумывалась об этом. А о том, что две вещи никогда не возвращаются обратно – время и слово, – помню всегда.

– И накопительная часть пенсии.

– Не знала…

– Так знай!

– Хорошо, три. Пусть будет по-твоему… Тогда целуй меня. Везде! И я тебя прощаю…

Лёгкие поцелуи переросли в страсть. И мы отправились снова в постель…

***

Уличный термометр возле гостиницы показывал минус девять градусов. Шёл мелкий снег. На Милене были джинсы и мешковатый пуловер, а сверху яркая куртка темно-бордового цвета.

– Не замёрзнешь?

– Нет.

– Скоро полярная ночь накроет это место.

– Этого мы не увидим. Если всё пройдёт так, как планировалось, уедем дня через три.

Я завёл двигатель «Газели» и решил подольше прогреть автомобиль.

– Какие планы? Вчера ты обещала обо всём рассказать.

– Едем в «Полярную сову».

– Это я понял.

– Хорошо, расскажу то, что знаю сама. У меня на руках документы, которые позволят забрать из тюрьмы серийного убийцу. Его зовут Александр Печушкин.

– Мне рассказывали про него – он «местная знаменитость». Но как мы его заберём? Он пожизненный арестант.

– Забыл, когда я говорила про гроб?

– Раскопаем могилу, украдём что ли труп?.. И вывезем в гробу? Он же живой… Насколько мне известно.

– Был живой. Вчера я с ним встречалась, да. Разговаривали. Под присмотром сотрудников тюрьмы. Помимо всего прочего я передала ему и сигареты… Одну пачку, когда уходила, – как бы своих… Этой ночью он умер. Утром был похоронен под номером 1136. Когда мы утром спали, мне звонили – помнишь? Всё согласовано. Через три дня гроб передадут нам. Вместе с трупом. А сейчас, чтобы твою машину запустили на территорию колонии, оформим пропуск…

– Что за сигареты? С отравой?

– Волшебные, Рома!

Почему-то я злился на себя. Я становился если не убийцей, то свидетелем убийств. То есть соучастником.

– Кому понадобился этот труп? – каждое моё слово вызывало во мне волну возмущения. Но я не мог молчать хотя бы тогда, когда находился наедине со своим куратором, – я видел, что нахожусь в клетке, вокруг которой текут реки крови.

– Не знаю я! – Милена повысила голос. – И знать не хочу! Что за глупые вопросы? Поехали уже!

Возле центрального КПП тюрьмы находилось опустевшее здание. Оно походило на корабль-призрак. Машину я оставил на имевшейся возле него очищенной от снега площадке.

Милена нажала кнопку звонка. Дверь начала открываться. Так медленно, словно человек, который толкал ее с другой стороны, противостоял сильному встречному ветру.

– Милена Викторовна, здравствуйте! – сказала женщина с впалыми щеками и по-мужски короткими волосами, которая встречала нас на контрольно-пропускном пункте. Ей было, наверное, лет сорок, но выглядела она на все пятьдесят с гаком. Меня она окинула быстрым взглядом. Форма на ней болталась, как на огородном пугало. Было ощущение, что она принадлежит этой тюрьме не как охранник, а как арестант. Но она была дружелюбной, что граничило почти с чудом, когда день за днем приходится работать в тюрьме строгого режима. – Сегодня вы не одна… Меня предупредили. Да, вас ждут в кабинете номер десять.

Пройдя по тёмному коридору, мы нашли нужный кабинет. Перед тем, как войти, я спросил:

– Со всеми работниками успела познакомиться? Тебя прямо с ходу узнают, называют по имени отчеству.

– Завидуешь?

– Удивляюсь.

Мы постучались и вошли в кабинет. Человек в форме лейтенанта назвался Борисом Валерьевичем. И попросил сесть на стул рядом с его столом. Милена осталась стоять.

У меня спросили имя и фамилию, а после попросили предоставить паспорт.

Минут через пять нужная бумага была выписана, я расписался в двух местах, и Борис Валерьевич сказал, что будет ждать меня через три дня возле центральных въездных ворот КПП в 10:00. Он сядет в кабину вместе со мной и покажет дорогу, где находится «груз». Чтобы я не путлял по территории.

Мы попрощались и вышли из кабинета.

– Это всё на сегодня? – спросил я, подходя к оставленной «Газели» возле заброшенного здания. – Чего ты ещё не рассказала?

Милена села в кабину. Разговаривать со мной ей, видимо, не очень хотелось.

– Кто такой Пичушкин – знаешь?

– Серийный убийца. Но больше я ничего про него не слыхал. Маньяки как-то не вдохновляют меня!

– Да, Роман Сергеевич, он убийца. Серийный причём. И, передав ему сигареты, я его убила. Об этом ты уже догадался. И нисколько об этом не сожалею… Сейчас объясню, почему. – Мы тронулись с места, а Милена продолжила: – Пичушкин – один из самых кровавых маньяков. Его опередил только Михаил Попков, известный как «Ангарский маньяк» – серийный убийца и насильник, который в период с 1992 по 2010 годы убил 85 человек: 84 женщины, а также милиционера… Пичушкин обкрадывал своих жертв?.. Нет… Он насиловал их, как Михаил Попков?.. Нет… Он ничего с ними не делал – он только убивал! Следователи обвинили его в убийстве 49 человек, но на суде Александр Пичушкин заявил, что убитых намного больше – 61 жертва. Представляешь?!! Своему адвокату он холодно заявил: «Ты в теннис играешь, а я людей мочу!». Все убийства он совершал в одном месте, в Москве, Битцевском парке. Следствие дало убийце прозвище: Битцевский Маньяк. Все, кто знал лично Печушкина, дают ему одну и ту же характеристику: спокойный, послушный, тихий и незаметный. Подобной характеристике удостаиваются абсолютно все маньяки. Он находится в камере один. Хотя в «Полярной сове» арестанты живут по два или три человека. Однажды один из сокамерников пожаловался охране, что Пичушкин пообещал его ночью задушить. И Пичушкина перевели в отдельную камеру. Встречаться ни с кем он не хочет – к нему иногда приезжают журналисты: с одними он встречается, других игнорирует. Родственники от него отказались. В том числе и мать. Но его тюремное начальство убедило встретиться со мной – начальнику колонии позвонили из Москвы, – сказав, что я от его матери, которая очень больна и которая через меня передаёт ему некоторые вещи и продукты. Он не сразу, но согласился, дал согласие, узнав, что встречаться придётся с молодой женщиной – сильная привязанность к матери у него сохранилась до сих пор. Плюс в нём остался инстинкт самца: убивая в основном мужчин, гетеросексуальная ориентация его никуда не исчезла. Словом, пришлось рассказывать небылицы о семье; мать он не видел больше тринадцати лет. Но в конце встречи, как будто почуяв что-то неладное, Пичушкин неожиданно громко заявил, чтобы ни одна я это слышала: «Я ненавижу всех вас, ненавижу эту страну. Сейчас бы ушел в оппозицию. Я плохо знаком с Навальным, как понимаю, он является лидером. За неимением другого человека – я пошел бы с ним с удовольствием». После успокоился и тихо поведал историю, о которой, видимо, до сих пор никто не знал, давая понять, что он, мол, не такой уж плохой, как о нём думают.

– Что за история? – мне было любопытно.

– Однажды в Битцевском лесу Пичушкин во время «охоты» пришел на помощь женщине, которую насиловали двое мужчин. Я, конечно, не знаю, какие чувства в нём взыграли в тот момент, но он заступился за девушку, убив обоих обидчиков. И даже вызвался проводить до дома. А вот уже по дороге понял, что рядом не просто спасенная жизнь и честь, но и лишний свидетель. И он убил её тоже. «Нет тела – нет дела». Пичушкин повторял это неоднократно, когда беседовал со мной. Все тела он сбрасывал в канализационные люки, которых имелось великое множество в том самом лесу… Такой вот груз у нас, Роман Сергеевич.

После недолгого молчания я сказал:

– В Ад нельзя принести Апокалипсис – факт, в принципе, известный всем. Поэтому не сильно удивлён, что на свете появляются такие отморозки.

Милена с недоверием посмотрела на меня. Я оставался холодным после её рассказа. Трупы – горы трупов! К ним привыкаешь. И, кажется, нет ничего удивительного, всё так должно и быть. Внутри меня зажёгся огонь, который разгорался, уничтожая сопереживание и сострадание – элементарная эмпатия может быть уничтожена в среде бесчувственных эмоциональных негодяев.

Всю ночь я толком не спал.

Ворочаясь с боку на бок, я искал объяснения – кому понадобился труп серийного убийцы, отщепенца общества? Появился второй патологоанатом от искусства, Гюнтер фон Хагенс?.. И он настолько могуществен, что для него не составляет никакого труда умертвить человека в тюрьме чужими руками, пусть и серийного убийцу, вывезти труп с закрытой территории, чтобы достичь какой-то своей корыстной цели. Кто он?.. Но то, что приходило на ум, облегчения не приносило.

Когда занялся рассвет, в мыслях все еще царила сумятица. Я определенно не мог успокоиться, потому что требовалась разгадка.

Глава 3

Несколько дней проходили в томительном ожидании.

Я не понимал, почему надо ждать три дня. Паранойя – это вопреки рассудку. Именно так и можно охарактеризовать все наши действия – рассудку вопреки. Гроб можно было, по моему мнению, забрать хоть сейчас. И отправиться в обратную дорогу. Милена тоже не понимала, почему мы ждём. Сказала лишь, что такие указания даны сверху.

– А у тебя есть хоть какие-то мысли, кому понадобился этот труп?

Милена стояла возле окна. Я расхаживал по гостиничному номеру – от окна к кровати, от кровати к двери, от двери к окну. Под колпаком уличного фонаря кружились снежинки, как рой мошек вокруг огня.

– Меня не это больше волнует. А те фотографии, которые выслал Шелест. Кто-то следил за нами. Камеры были отключены. Но, видимо, на кухне установили дополнительную камеру и вывели на другой сервер.

– Но нас не тронули. Не знаю, как тебя – мы не виделись и не общались почти месяц, – а меня даже в полицию не вызывали. Я остался сухим. Про меня забыли.

– Шелест избавил нас от какой-либо ответственности перед законом и перед теми людьми, которые могли отомстить, если бы они узнали. Но любое наше действие контролируется кем-то, кто гораздо выше расположился в этой пирамидальной системе. И они страхуют себя.

– Хочешь сказать, в любой момент нас сольют?

– Легко.

Подумалось, вот кирпич на голову свалится, а я не в каске. В то же время, если ходить в ней постоянно, – примут за сумасшедшего и упекут в дурдом. Что тоже не совсем хорошо. И стало как-то не совсем по себе. В глазах потемнело. Я сел на кровать, пальцами правой руки потёр лоб возле переносицы.

Я знал симптомы приближающегося приступа паники: пересохший рот, быстрое сердцебиение, измененное восприятие цветов и форм. И головная боль в районе затылка. Страх впивается в душу и разрушает человека изнутри. Зная об этом, кто-то решил всерьёз нас запугать. Но этот кто-то и сам боялся – вдруг что-то пойдёт не так, надо увести от себя любые следы, которые ведут наверх. А страх разрушает даже сильного человека, на какой бы иерархической ступеньки власти он не находился, делает его беззащитным. Значит, слабость проявляем не только мы, но и кто-то, невидимый для нас.

– Может, сходим куда-нибудь? – спросил я. – Я бы выпил. Чего-нибудь крепкого.

– А куда мы пойдём? Хочешь выпить – сходи в магазин и купи себе… чего там хочешь?

– Водки.

– Мне две бутылки пива возьми. Балтики «семёрки», если будет. А вообще, Рома, не стоит лишний раз светиться в кафешках. Хотя, как мне кажется, здесь увеселительных заведений нет совсем.

Я поднялся с кровати и надел тёплые вещи.

Милена подошла ко мне. Уже, по меньшей мере, пару дней я забывал побриться, но понял это только по реакции Милены, когда попытался её поцеловать, а она резко от меня отстранилась.

– Колючка!

– Когда вернусь с магазина, приму душ и уберу щетину, – пообещал я.

– Не задерживайся.

– Я уже женился на тебе? Говоришь, как супруга, с которой меня связывают два десятка лет.

– Дело не в этом, Рома. Я думаю, за нами и сейчас, может быть, тоже следят.

– И что мы должны делать? Менять свои привычки?

– Я этого не хочу. Но в данный момент лучше гнуться, чем переломиться. Поверь. А по поводу Пичушкина – не стоит волноваться. Я чувствую, как ты думаешь о нём. Его выбор был – ненавидеть. Охотиться за слабыми. Нападать на уязвимых. Он и сам был такой. Слабый. И ненавидел себя тоже. Его бессмысленные убийства, за которыми последовал арест, стали местью самому себе.

– А мы разве не такие, как он?

– Нет. Удовольствия от убийства никто из нас не получает. Наши трофеи – хищники. А не раненые лани.

– Вернусь сразу, как только куплю всё необходимое. Если найду курицу-гриль – взять?

– Бери. Всё, что считаешь нужным. Только завтра не пей.

– Понимаю. Послезавтра уезжаем.

– Да… Иди. Хочу немножко побыть одна.

В небольшом магазинчике, рядом с гостиницей, я отоварился водкой, пивом и хлебом. Купил три красных яблока по сумасшедшей цене, виноград – заполярный круг увеличивал цены на овощи и фрукты в десятки раз. А вот курицы-гриль в продаже не было.

– А возможно где-то её купить в посёлке? – спросил у продавца. Это была женщина пенсионного возраста, крупная и краснолицая, как будто только что махнула стакан самогона.

– Надо ехать на окраину, к дороге. Там есть магазин «Север». Это и кафе и закусочная – три в одном.

– Далеко?

– Километра три отсюда.

– А такси у вас есть? – я не хотел брать «Газель», потому что ключи от машины оставил в номере и, как понял, забыл телефон. – Вызовите мне.

Машину пришлось ждать минут двадцать. И это было не такси, а знакомый продавца, который занимался частным извозом.

Снег усилился. До «Севера» добрались быстро. Я купил курицу, и мы поехали обратно.

Но на полдороги моего извозчика занесло, и машина застряла на обочине в снегу. Утонула в сугробе.

Пока откапывали видавшую виды «Ладу-Калину» – потеряли около часу времени. Я понимал, что Милена волнуется за меня. Но позвонить ей не мог – телефон в гостинице. Взять мобильник у таксиста – на память не помнил номер Милены. А когда подъехали к гостинице, я понял, что была возможность позвонить на свой номер телефона, Милена бы нашла мой сотовый. Но, помогая таксисту освободить автомобиль из снежного плена, замёрзший и злой, совсем позабыл, что можно было поступить более просто и логично – словом, шпион из меня совсем не годился!

Я возвращался в номер. Шёл по тёмному гостиничному коридору. Подходя ближе, услышал шум, за которым последовал короткий крик. Он принадлежал Милене.

Открыв дверь, я влетел в комнату – Милена стояла у окна, и она резко развернулась в мою сторону.

Заспанная, она улыбнулась, но улыбка получилась у неё неискренняя. В тёмных глазах по-прежнему, видимо, читалось сомнение, что реальность не сон.

– Что случилось? – спросил я. – Был слышен крик.

Милена бросилась в мои объятия.

– Не волнуйся. Я одна в комнате. Пока ждала тебя – задремала. И сон приснился. Страшный. Только и всего. А ты чего так долго? Сколько времени прошло?

– Застряли в снегу.

Она обняла меня крепко за шею, сказала:

– Устала я. Когда всё это кончится?

Я расцепил руки, которые крепко до боли обвили мою шею. Отстранил своего куратора чуть от себя, и в этот момент взгляд Милены стал жестким. На секунду она снова превратилась в убийцу-отравительницу, безжалостную и свирепую. Её зрачки расширились. Ещё одно мгновение – и она взорвалась бы, как бомба, уничтожив и меня, и себя. Я хлопнул в ладоши, чтобы вернуть её в реальность.

Она несколько раз моргнула и увидела во мне, наверное, человека, а не объект убийства. Зрачки сузились, выражение лица смягчилось. Всё вернулось на место.

– Что с тобой не так? Ты пугаешь меня.

– Говорю же, спала.

– Мне показалось, что ты готова убить прямо сейчас любого на своём пути.

– Боишься? И часто испытываешь подобный страх?

– Впервые…

– У тебя всё хорошо?

– Да. Я за тебя беспокоюсь.

Милена подошла снова к окну.

– Ты говорил, что курицу купишь. Я проголодалась.

– И пиво купил, как ты просила.

– Сам стол накроешь?

– Конечно.

***

Нам не хватило алкоголя, и я сбегал за второй бутылкой водки. Но перед тем как свалиться мне и ей, я задал откровенный вопрос, надеясь получить ответ, на который в трезвом виде Милена никогда не ответила.

– Ты всех своих жертв помнишь? – спросил я, как бы между прочим.

– Нет.

– Совсем никого?

– Выборочно. Всех жертв помнят маньяки – ты же знаешь – и серийные убийцы. Они, убивая, удовольствие получают. Как мы от секса.

– Неужели?

– Да, Рома. Это так. Я же получаю сильнейший стресс – он убивает меня тоже. Но медленно. Не сразу.

– И много было их у тебя? Жертв.

– Говорю же, не знаю, – сказала Милена обречённо.

– Как так не знаешь?.. Пять? Шесть?.. Сорок? Сорок пять? – продолжал я настаивать.

– Без понятия. Не помню. Вообще, сгинь с моих глаз!

Она не врала. Я был уверен. Если их, действительно, было несколько десятков – она не могла запомнить всех. А если запомнила – сошла бы с ума.

И я вспомнил, как рассказывал один мой знакомый о неком феномене самозащиты. Он говорил, что сироты, например, попавшие в новые семьи, внезапно забывают, что они приемные; дети, получившие серьезные травмы или подвергавшиеся дурному обращению, полностью стирают из памяти пережитое. Яркий пример тому, известный мне, добавил знакомый, подтверждая рассказ, – ребёнок, присутствовавший при убийстве матери отцом, который сразу после убийства покончил с собой. Через несколько лет психолог, который наблюдал пациента, снова встретил этого мальчика: он учился в средней школе и был убежден, что его родители умерли естественной смертью.

Складывалось впечатление, будто психика решает сама для себя, что пережить травму можно, только изо всех сил её отрицая. Но подобному выводу мало верилось. Хотя, с другой стороны, при самозащите, испытав внезапный испуг (есть же свидетельства), возможно невероятное: кто-то стометровку преодолевает, как профессиональный бегун, другой трехметровые заборы перепрыгивает со страху, кто-то проявляет излишнюю агрессию… А кто-то, как в случае с Миленой, неосознанно стирает из памяти и забывает страшные моменты жизни, чтобы себя не травмировать эмоционально.

– Твоя способность не помнить – как некое благословение. Инстинкт.

– Это от дьявола, Рома. Божественного в этом нет ничего.

Милена была права.

– На месте фармацевтов я бы попытался придумать такую таблетку, проглотил – и забыл пережитый ужас.

– Нет, не получится… таблетки… События, которые с нами происходят, даже самые кроваво-неприятные, делают нас такими, какие мы есть. Составляют часть нашей личности, хотя мы и делаем всё, чтобы их забыть.

Я понял, что Милена нуждается в определённой психологической помощи. С другой стороны, а не оправдывает ли она саму себя?

После, удовлетворившись ответом, я выпил последнюю рюмку водки. И, как два истинных алкоголика, сонные, от импровизированного стола, которым послужил журнальный столик, мы, придерживая друг друга, перебрались в кровать.

Разделись догола, сбросив все одежды, как оковы, и тут же уснули.

Помню, перед тем, как провалиться в сон, я посмотрел на часы в телефоне – была почти полночь. И ещё: так много водки я не пил давно – во мне сидело полтора ствола. Остальное в Милене. Плюс пиво. Злые деяния не исчезают в вине; вина и грехи – они не тонут. Ни в какой жидкости. Как и дерьмо.

Глава 4

Мне приснились «чужие», или инопланетяне, у которых не было лица. Они высасывали кровь у людей каким-то фантастическим аппаратом, но не убивали их до конца, а оставляли живыми, так сказать, на потом. «Это совсем не больно!» – утверждали некоторые «пациенты», подвергшиеся «экзекуции», покидая очередь. Но больше всего меня поразило абсолютное отсутствие звуков в веренице очереди. Тишина. Мёртвая. И никто не лезет вне очереди. Так стригут овец, подумал я (но те хотя бы блеют). А по прошествии какого-то промежутка времени отправляются под нож. И, когда дошёл мой черёд отдавать кровь, у меня, видимо, внезапно прервалось дыхание. Задыхаясь, я закашлялся, открыл глаза – слабый дневной свет разгорался, как энергосберегающая лампочка, а в комнату номера проникли уже тёплые солнечные лучи; снег за окном прекратился.

Я перевёл взгляд с окна на белый потолок. И оставался некоторое время неподвижным, лёжа на спине. Сон оставил неприятный отпечаток. Это не жизнь, когда не можешь отличить бред от правды. И я связал сон с реальностью: уже сейчас у нас ложь считается правдой, а правду удаляют из интернета без суда. Страна перестала давать. Только отбирает. И чем меньше у тебя «крови» – тем больше тебя обирают.

Я повернулся на бок – и у меня по телу пробежали мурашки: красотка, спящая на животе рядом со мной, выглядела неповторимо и сексуально! Волосы, которые Милена обрезала, позволяли разглядеть длинную стройную шею; руки были сложены под подушкой; прикрывавшая её до пояса простыня обрисовывала точеные ягодицы.

И вот гибкое тело прелестницы задвигалось под простыней, предвещая скорое пробуждение. Она повернулась ко мне, открыла глаза и одарила меня сверкающей улыбкой. Это был не сон, а реальность.

– Здравствуй! – произнесла она.

– Привет! – я легонько шлепнул её по ягодице под простынёй и поцеловал. – Как самочувствие?

– Пока не знаю. Сам как?

– У меня нет похмелья. Это, наверное, от климата зависит. У себя дома я умирал бы от головной боли.

– Кажется, у меня тоже. Правда я выпила меньше.

Моя рука прикоснулась к её щеке, поправила волос, который упал ей на глаза.

– Хочешь сюрприз?

– Мне давно никто не делал сюрпризы. Что за сюрприз?

– Тебе понравится… – и я, скинув с нас простынь, накрыл собой Милену, вошёл в неё и стал двигаться…

Она не возражала, только спросила:

– Это и есть сюрприз?

– Да… Постараюсь продержаться как можно дольше…

Я медленно входил и выходил, чтобы возбуждение не накрыло неожиданно волной цунами. Стенки влагалища постепенно приобретали эластичность и увлажнялись. Двигаться становилось легче. С каждым разом я погружался всё глубже и глубже…

– Хочу, чтобы ты меня душил… Сделай это для меня. Я хочу этого, Рома! Не бойся. Если делаешь сюрприз – делай, а не прячь подарок за спиной. Слышишь? – вполголоса, но быстро, скороговоркой молвила моя азиатская красотка.

Я на мгновение остановился. Такая просьба была для меня в диковинку.

– Что не так?

И я сделал то, о чём просила Милена. Сжал руки на её тонкой шее, почувствовал, как в венах бьётся её кровь. И ощутил ещё большее возбуждение… Останавливаясь на несколько секунд, чтобы возбуждение спало, я убирал руки с шеи Милены. Но она требовала снова, чтобы я продолжил.

Устав от классической позы, я взял красавицу на руки и насадил сверху на «малыша».

Так продолжалось не очень долго, я чувствовал, что устаю, но именно усталость, напряжение всех мышц делало эякуляцию неизбежной…

Кончил я мощно, разрядился по полной программе… Милена вместе со мной… И мы упали на постель, изнеможённые сексуальной гонкой.

Обычно я был готов всё повторить. Но в тот момент чувствовал, что вылился весь. Яйца и промежность болели. Но боль эта была приятной.

Я посмотрел на Милену: она лежала на правом боку, подогнув под себя ноги, и вздрагивала. Рядом с ней, под бёдрами, образовалось мокрое пятно на простыне – некий знак качества, символизирующий наш союз. Хотя и временный.

Я не стал её спрашивать ни о чем, а поднялся и пошёл в душ.

Секс с удушением – это было для меня слишком! Я даже толком не смог понять, что доставило мне большее удовольствие – сам процесс новизны или внутреннее табу на подобное действо?

Вскоре присоединилась Милена. Струи воды лились нам на голову, мы некоторое время целовались. Мои руки и её продолжали искать что-то новое на каждом участке наших тел, но ничего не находили.

– Сюрприз удался, – сказала она. – Мне хочется, чтобы ты был всегда со мной таким. Грубым. Обещаешь?

– Обязательно, – ответил я. Но почему-то подумал, что у нас в ближайшем будущем не появится свободного времени для подобных сексуальных аверсий. Никогда. Или причиной станет что-то другое…

И оказался прав.