Текст книги "Тьма. По Цельсию близко к нулю. Политический триллер"

Глава 6

Милена возилась возле печи. Я открыл створку окна в столовой, чтобы впустить свежий вечерний воздух и прогнать духоту, царившую в помещении.

Саша и Петя опаздывали.

– Кто ждёт, тому дано будет, – сказал я.

Вскоре у Милены зазвонил телефон, который лежал на столе, рядом с электроплитой, – Туапсинский район так и не газифицировали.

– Да, хорошо… Мы на месте… Готовлю…

Милена отключила телефон, вернула на стол, сказала:

– Едут… Ну что, Роман Сергеевич, у нас нет ни шанса – не упустим его!

***

Дальнейшие события развивались, как в тумане.

Я сидел на стуле за столом и думал: жди своего часа, крепко держи себя в руках, потому что слишком многое может пойти не так. Было ощущения, что я отрешён от действительности.

Потом услышал хруст гравия под ногами, когда Саша и Петя прошли мимо открытого окна; крики чаек в небе; почти почувствовал запах соленого морского воздуха – было отчётливо слышно, как море разбивает волны о камни совсем рядом: штормило.

Я не хочу подробно описывать, как выглядели эти два друга детства. Скажу лишь, как два брата, они были очень похожи друг на друга, с лишним весом, а в их лицах не было никаких признаков личности. На меня они не обратили никакого внимания – я был для них пустым местом, мы даже не поздоровались за руку, как делают это любые мужчины при встрече, уважающие друг друга. Милене же кинули несколько комплиментов, и пошли сразу в сауну, которая находилась на нулевом этаже особняка.

– Тот, что со шрамом на подбородке – попал в серьёзную аварию однажды, – Зиновьев Александр Викторович, – прошептала Милена, – он главный. Его друг и компаньон, как ты понимаешь, Петров Пётр Константинович… Иди к ним, они будут париться в сауне, потом, может, меня позовут, я присоединюсь. А пока мне надо закончить дела с мидиями и устрицами. И ничего не ешь, если сядешь за стол.

Вздохнув, Милена подошла к огромному, до пола, окну, сбросила туфли на высокой платформе, без которых становилась не выше среднестатистической пятнадцатилетней девушки и посмотрела в темноту, на море, которого не было видно, но было слышно – стоял гул, шторм усиливался. Она принялась накручивать прядь густых чёрных волос на указательный палец левой руки. Я заметил, она всегда так делала, когда нервничала. Правда, случалось это не очень часто. В выдержке она не уступила бы даже самому отважному мужчине на этой планете. Не женщина – сталь! Но, к счастью, всё же человек.

В предбаннике меня заметил Саша.

– Хочешь присоединиться?

– Да.

– Давай, раздевайся и показывай свой шланг, – он заржал и зашёл в сауну, закрыл дверь. Я заметил, что Петя уже там, широко раздвинул ноги, потеет (Милена рассказала про «малыша» – зачем?).

Моё появление вызвало у друзей короткий восторг – их глаза рассматривали мой детородный орган. Но это продолжалось не долго. Я был для них шутом, уродцем из цирка.

Потом про меня просто забыли.

Разглядывая их, я заметил: что-то у них было с взглядом. Будто серая пленка застилала зрачки, скрывая внутреннюю жизнь. Но это не был сонный взгляд разморенных банной жарой и влажностью людей, напротив, они смотрели живо и внимательно – они получали удовольствие от жизни. А ещё от запрещенного в их семьях секса, который каждый из них предвкушал получить этим вечером и ночью. К ним смело можно было применить эпитеты «мощный» или «громоздкий», сам я в сравнении с ними был нормального роста, чуть выше, и очень худой, даже тощий. И я видел, что их глазки, бросающие короткие взгляды в мою сторону, изучают меня – кто я такой и почему встречаюсь с этой женщиной, которая не могла быть в их понимании нормальной, раз она соглашается ради удовольствия трахаться с двумя или тремя мужчинами одновременно.

Петя рассказал анекдот:

– Слыхал? В народе ходит… Короче, еврейская семья в возрасте. Жена, Сара, спрашивает: «Изя, почему у тебя постоянно включён телевизор? Экономь электроэнергию». А Изя: «Боюсь пропустить „Лебединое озеро“».

Я уже слышал этот анекдот, поэтому всего лишь улыбнулся, а Саша закатился гортанным смехом.

Потом мы окунулись в бассейн с холодной водой, снова зашли в сауну.

Саша:

– Наш одноклассник хотел стать миллионером в двадцать лет – помнишь Лёху Эрлиха? – и в тридцать хотел стать миллионером…

– Конечно, помню. И что – случилось? У него получилось? – Петя находился в хорошем расположении духа.

– Когда я его встретил через двадцать лет, спросил: «Ну, стал миллионером?», а он: «Нет, не стал». Но, глядя на него, я понял, что он полон сил и желаний, чтобы мечту осуществить к шестидесяти годам. Словом, не поумнел.

Теперь закатился от смеха Петя. А после зашёлся кашлем – из лёгких пошла мокрота, которую сплёвывал тут же себе под ноги.

– А где наша красотка Миля? – поинтересовался он, обращаясь ко мне, когда приступ бронхита исчез.

– Готовит… – кличка «Миля» резанула мой слух.

– Зови.

– Может, перекусим? – спросил Саша у своего друга. – Потом снова сюда?

– Иди в столовую, – сказал мне Петя. – Пусть накрывает на стол. Сейчас подойдём. Кстати, как нас встречать Миля знает. Пусть переодевается.

– Раздевается, – уточнил Саша.

Я завернулся полотенцем, поднялся по лестнице в столовую.

Милена уже была в «форме»: в туфлях на высоких каблуках, в чёрных чулках в сеточку – больше ничего на ней не было. Волосы стянуты в конский хвост, который доходил почти до ягодиц. Она успела наложить яркий и вызывающий макияж, прилепить длинные ресницы, как у Мальвины, – а-ля, тайская проститутка! У неё была необычно гладкая кожа, хотя, на её взгляд, слишком смуглая, и в тёплом свете ламп казалась излишне жёлтой. Но виной всему были лампы, а не мама, которая сделала дочку такой, наградив азиатской красотой.

Заметив меня, она сказала:

– Рома, будь спокоен. У меня всё готово.

– Всё хорошо, – ответил я машинально. Хотя понимал, что всё плохо. – Они идут сюда.

Первым зашёл в столовую Петя – как и у меня, торс у него был обмотан белоснежным полотенцем. Он подошёл к Милене, одной рукой обнял её за талию, страстно поцеловал в губы, другая его рука оказалась у неё между ног. Я отвёл взгляд в сторону, увидел Сашу. Он сразу сел за стол, сказал Пете:

– Хватит лизаться!

Петя убрал свои грязные руки с Милены, сел напротив Саши и обратился к ней со словами:

– Устрицы – дамы капризные и деликатные. Они не ответят взаимностью, если пить водку. В баре есть рислинг, принеси, Миля, бутылку. Мы откроем сами.

– На тему странного русского языка, ещё тема для размышлений, – сказал Саша. – Вот почему «Дать по морде» и «Дать в морду» – практически одно и то же, а «Дать по жопе» и «Дать в жопу» уже есть нюансы?

Они засмеялись оба. Я посмотрел на Милену – она шла к нам с бутылкой в руках. Лицо её продолжало оставаться без эмоций. Надетая маска безразличия очень точно передавала, видимо, то, что и происходило у неё внутри, – теперь я точно не верил, что она переживает. Потом, может быть, появятся какие-то эмоции. Но нельзя их показывать сейчас. Даже мне. То самое безразличие, которым наделён каждый человек, проживающий на этой огромной территории, в данный момент было к месту. Похуизм зашкаливал! И к себе, и к другим.

Бутылку перехватил Саша и хлопнул Милену по ягодице. Хлопок был звонкий. Я понимал, что он не причинил особой боли, но во мне вдруг стала закипать злость.

Милена разлила вино по бокалам, когда Саша вытащил пробку. Налила и себе.

Саша и Петя принялись есть устрицы. Милена стояла рядом. Как официантка, она обслуживала стол. Это был, по-видимому, ритуал такой у них. Я почувствовал, как она коленом легонько стукнула меня в бедро.

Я всё прекрасно понял.

– А ты почему не ешь? – спросил Саша.

– Устрицы – еда бедняков. Слышали про это? В своё время они считались пищей бедных рыбаков во Франции и спасали их от голода. А вообще, у меня аллергия на устриц и мидий. Кстати, вино хорошее, – я сделал очередной глоток. – Есть пока не хочу… Что-нибудь другое после съем.

Ответ, видимо, удовлетворил только Сашу. Но Петя вызывающе сказал фразу, которая меня задела и оскорбила:

– Хочешь сказать, мы кушаем деликатесы, позволить которые мог простой человек в прошлом? Не может быть! – Он усмехнулся: – Времена изменились! – обращаясь как бы к Саше, сделал вывод Петя. – Сегодня оборванец такую еду купить сможет, да, но завтра ему и на хлеб не хватит! Тебе известно, – теперь он обращался ко мне, – что наш народ достоин той участи, которую он сам себе выбрал?

– Братан, не кипятись! – попытался успокоить своего друга Саша, потому что заметил, как я изменился в лице. И, всё верно, это стало последней каплей для меня.

– Врёшь, мерзавец! – не выдержал я. – Это именно тебе подобные давно уже лишили народ возможности что-либо выбирать! – Я сжал кулак и стукнул по столу. Расставленная посуда подпрыгнула, некоторые бокалы попадали, но не разбились.

Петя чуть не подавился от моей неожиданной реакции на сказанные слова своим другом. Он бросил приём пищи, отложив вилку в сторону, а Саша вдруг поднялся из-за стола и вышел из столовой. Я проводил его взглядом, сделал очередной глоток вина и посмотрел на Петю.

Милена оставалась как будто спокойной, на её лице под слоем косметики и грима эмоции отсутствовали, как и пять, и десять минут назад.

– Где ты его откопала? – Петя смотрел на Милену, и я не видел ничего хорошего в этом взгляде.

Милена молчала. События стали развиваться не так, как мы планировали.

– Я смотрю, его язык такой же длинный, как и его член…

Злость снова волной поднялась в груди, но я заставил себя сделать глубокий вдох. Не надо позволять гневу управлять собой. Нужно сосредоточиться. Скоро всё закончится. Хотя… слово не воробей…

Я ещё раз глубоко вздохнул и отметил, что в состоянии опять контролировать чувства. Гнев отступал… И в этот самый момент заметил боковым зрением, как Саша наносит удар ружейным прикладом мне в тот же самый висок, где оставался синяк после последнего инцидента.

Увернуться я не мог. Как обычно, всё произошло очень быстро и неожиданно. Было интересно – в этот раз меня убьют?.. А говорят, снаряд не падает в одну и ту же воронку дважды. Тем более – трижды…

Я помню, упал на пол и потерял сознание…

***

…Глаза не могли навести резкость… Я попытался контролировать боль в голове, сконцентрировав внимание на дыхании. Одновременно пытался не дергаться, чтобы не причинять себе еще более страшной боли, и осторожно, очень медленно приподнялся…

Милена стояла рядом, на ней была её прежняя одежда, в которой она приехала сюда. Воздух пропитался какой-то кислятиной. Я повернул голову, посмотрел вниз и увидел: Петя и Саша бьются под столом в конвульсиях прямо в собственной рвоте. В их стонах и проклятиях в наш адрес слышался только рык и бульканье. Их дыхания стали прерывистыми – я знал, что сакситоксин может вызвать паралич дыхательной мускулатуры, с характеристикой яда предварительно ознакомился в интернете.

– Тебе надо уходить, – сказала Милена. – Одевайся!

– Сама-то в порядке?

– Да.

– Сколько я был в отключке?

– Не знаю… Не долго. Когда уйдёшь, я вызову скорую и дождусь бригаду. Тебя не должны видеть в таком виде – у тебя пол-лица синее. Поезжай на автобусе в Адлер и забери «Газель». – Она протянула визитку платной автостоянки. – Деньги есть?

– Да. А как ты?

– Со мной будет всё в порядке. Через десять минут тебя не должно здесь быть. А то эти черти помрут раньше, чем приедет бригада «скорой».

– Теперь я знаю, с кем работаю…

– Неужели?

– С убийцей.

– Зачем ты так?.. И вообще, сам-то ты кто?

– Тоже убийца.

– Хватит себя жалеть, Рома, а меня ненавидеть. Уходи!

– Кажется, из меня вышла вся тяга к жизни и свершениям, – сказал я, когда чуть не упал, надевая брюки. Голова кружилась. И тошнило. Видимо, опять я получил сотрясение мозга.

– Успокойся! И поторапливайся!

Милена проводила меня за ворота особняка и быстро вернулась в дом.

Я пошёл по дорожке в лес, чтобы не столкнуться с машиной скорой помощи, если та приедет слишком быстро на вызов. Запах смерти, который ассоциировался у меня теперь с блевотой, казалось, въелся прямо в кожу, я это чувствовал, когда покинул дом.

Шёл на ощупь, небо было беззвездное и безлунное… А потом донеслись эти звуки. Звуки ночи. Они раздавались из царившего там, в лесу, мрака, который распространялся чёрной тьмой на всё, что я видел, чувствовал, ощущал, слышал и осязал…

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ

Все истории, если продолжить их достаточно далеко, заканчиваются смертью, и тот не правдивый рассказчик, кто утаит это от вас.

Эрнест Хемингуэй

Глава 1

Прошло три недели. Наступила осень, середина сентября.

Я ждал звонка от Милены. Но она не звонила.

Я тоже не звонил.

Потом однажды не выдержал, набрал номер и услышал голос робота: «Телефон абонента отключен».

Съездил в Краснодар, навестил дочь, пообщался с Галиной Ивановной. Всё было хорошо у них. Какие-то бытовые мелочи – не в счёт.

Перед тем, как вернуться в Тихорецк, несколько раз покружил в районе, где проживала Милена. Но зайти к ней домой не решился. А когда выехал из Краснодара, всё же развернулся и поехал назад. Бросил машину на платной автостоянке в километрах двух от дома, пошёл пешком, поднялся в знакомую квартиру, позвонил в дверной звонок.

Дверь никто не открыл. Я прислушался – внутри не было никаких подозрительных шумов. Милена отсутствовала.

Где она?..

Вернулся в Тихорецк.

У себя дома не находил места. Основная работа была заброшена. Я понимал, что не могу избавиться от ощущения, что мне не удаётся абстрагироваться от второй работы в свободное время. И опасался, что скоро на собственном примере смогу подтвердить слова Ницше о бездне, которая, если долго в неё всматриваться, сама начнёт всматриваться в меня самого.

Так и случилось.

Однажды, ближе к вечеру, ужиная на кухне, внезапно заложило уши, словно в самолете во время взлета. Все звуки исчезли, кроме гулких ударов собственного сердца. И появилась она…

– Я не верю в приведения, – сказал я, обращаясь к девушке, которая внезапно материализовалась передо мной. Это была незнакомка с дороги. Та самая лунатичка. Она, видимо, находилась в моей квартире, подумал я. Выбрала момент и незаметно проникла в моё жилище. За мной следят – зачем?.. Глаза девушки внимательно наблюдали за каждым моим движением. Лицо неподвижное. Мертвенно-бледное. Она – точно зомби! Такой её сделали, видимо. Послушная исполнительница чужой воли… А чем отличаюсь я от неё?.. Страха не было. Лишь недоумение терзало меня.

– Добро всегда тащит за собой зло, а зло тащит всегда за собой добро, – сказала она.

– Милена – зло? – спросил я.

– Зло – это ты. Стоя на коленях, ты потерял способность прямохождения.

– Чёрт с ним с этим прямохождением! Меня не отпускает одна и та же мысль – что же произошло тем вечером? Что, черт возьми, произошло?!! Я убийца?..

Она посмотрела на меня с каким-то высокомерным видом. Обычно именно так смотрят на тебя недоброжелатели, которые хотят сделать какую-нибудь пакость.

– Я могу тебе доверять? – в вопросе чувствовалось пренебрежение ко мне.

– Можешь?.. – удивился я, а не сказал утвердительно, потому что понимал – я разговариваю с привидением.

И вдруг она исчезла.

Я вышел на балкон покурить. Неужели у меня проблемы с головой?

Человеческий мозг полон загадок. Ведь известны случаи, когда спортсмены, сломав ногу, продолжали играть до конца матча и лишь потом чувствовали боль… Если хорошенько постараться, то можно внушить себе всё, что угодно… на некоторое время. Так и есть… Это моё переутомление и нервный срыв – он рождает в голове образ лунатички.

Идти к врачу я не собирался.

Поэтому забухал.

Три дня пьяного угара не привели нервы в порядок. Как раз наоборот.

И я резко соскочил с этой иглы.

Телевизор и интернет стали убивать моё время. Хотя вскоре я отказался от телевизора. Ведь основная работа чертей из ящика – убеждать население ада, что они живут в раю. И было забавно смотреть, как из-за отсутствия реальных успехов, пропаганда тщательно обмусоливает любую мелочь, связанную с предыдущими достижениями. Будто старый импотент, который при любом удобном случае рассказывает, как много у него было баб пятьдесят лет назад. Поэтому стоит соблюдать гигиену, решил я, и не смотреть федеральные каналы общественного телевидения в ближайшее время. А если смотреть, то только с точки зрения, как работает пропаганда. Не более того.

Гулял по городу. Каждый день по два-три часа. Заметил, как мало детей на улице и во дворах многоэтажек. Мы даже разучились плодиться и размножаться! Импортозамещение здесь не поможет. А те, кто всё же родился, проводят всё больше времени за планшетами, мобильниками и компьютерами. Вместо того чтобы выйти на улицу и пообщаться. Я вообще не представлял, что может вырасти из ребёнка, который в детстве ни разу не получал качелями по голове…

Говорят, что нужен жизненный план, должна быть цель в жизни. Но ничего этого нет: мы сами себе вставляем палки в колёса. Судя по последней работе, я и есть та самая палка, которая останавливает чьё-то движение вперёд.

Если следовать восточной мудрости, то счастье – вершина горы. И если тебе удалось её покорить, – иди выше, к звёздам, но не вздумай спускаться вниз. Где же нахожусь я? Наверное, на середине восхождения. И то, постоянно срываюсь вниз. Но, к счастью, получается не скатиться к самому подножию, чтобы снова начинать всё сначала.

К концу третьей недели безделья мне с большим трудом удалось заставить себя не думать об отравлении. Не вспоминать, не винить себя, не пытаться оправдываться – забыть всё, что произошло в особняке… И вот сейчас, говоря об этом, я понимаю, что ничего из этого не вышло. Этот грех не растворить ни в какой радости и счастье.

Я – сентиментальный убийца…

…И вот зазвонил телефон. Это была Милена. Я ждал этого звонка. И он прозвучал. Ближе к вечеру. Через двадцать два дня (как последний идиот, я считал дни).

– Привет! Что делаешь, можешь приехать? – Голос звучал так, будто она только проснулась. Но, видимо, мне показалось.

– Привет! Где тебя носило?

– Везде, Рома. Везде. Сам как? С ментами проблем не было?

– Тьфу! Тьфу! Слава богу!

– Я же говорила, всё обойдётся. Ну, так что – ждать тебя? Хочу увидеться.

– Срочно?

– Нет. Но… если сможешь… Нам всё равно надо встретиться. – Она замолчала. Следующие слова прозвучали с некой дрожью в голосе. И я услышал то, что хотел услышать: – Я соскучилась…

– Я тоже…

– Правда? Не удивлена. Кстати, я по улице Красной гуляю… Тебе три часа хватит на дорогу?

– Вполне. Если не будет пробок.

– Если пойду домой, позвоню тебе. Будь на связи.

– До встречи…

Был поздний субботний вечер, и погода обещала перемениться. Тяжелые тучи затянули небо, и, согласно сводке погоды, ночью ожидался ливень, а утром – сильный штормовой ветер. И в Тихорецке, и в Краснодаре. Лето внезапно кончилось, когда я шёл к «Тойоте», – а ведь только сентябрь, – и в воздухе запахло холодом.

У порога стояла настоящая осень.

Глава 2

Милена ждала меня возле какого-то бутика. На ней были голубые джинсы в обтяжку и футболка с текстом на груди крупными буквами «Question Authority». А ещё она обрезала волосы. Сделала каре.

– У тебя новая причёска?

– Оживляю свою молодость.

– Жаль, красивые были волосы, – с сожалением сказал я.

– Они постоянно мешались. Вот и подстриглась. Сменила имидж.

Я оставил машину на стоянке возле магазина, и мы медленно пошли по улице Красной, заходя то в один магазин женской одежды, то в другой.

– Что ищешь?

– Что-нибудь.

– Тогда стоит брать. Скупой платит дважды…

– Дурак – трижды…

– Ага, а россияне – постоянно, и порой даже не знают кому и за что… В этих бутиках запредельные цены! Не лучше ли выбрать какой-нибудь другой магазин, где цены пониже?

– Давно не занималась шопингом, извини.

– А меня утомляют походы по магазинам.

– Может, остановимся в каком-нибудь кафе? Поужинаем?

– Это можно.

Вечер взял в своё объятие Краснодар, везде зажигались огни, включалась неоновая реклама. В первом кафе, где мы остановились, посетители находились на улице, и запах жареного мяса на костре раздражал Милену. Языки пламени с горящих угольков лизали чернильную темноту. Клиентов почти не было. Тишина сжималась вокруг. И мы ушли оттуда.

Зашли в другое кафе. Оно имело весёлое название «Слегка не замужем».

Столики, как требовали правила карантина, стояли на значительном удалении друг от друга. Просторный зал всё же вмещал в себя человек двадцать, если не больше.

Я заказал нам красное вино производства «Фанагория», а себе цыплёнка-табака. Милена выбрала салат «Цезарь» и минералку «Боржоми».

Лёгкая и не очень громкая музыка не мешала беседе.

Пока ужинали, какое-то время молчали. Потом я сказал:

– Странно видеть столько много людей в одном кафе. Хотя раньше бывало, наверное, здесь намного больше.

– Жизнь ни при каких обстоятельствах не останавливается. Тебе же это известно.

– Малые города обезлюжены вечерами. Тихорецк – город-призрак.

– Там доходы у людей другие. Не до ресторанов и кафе. И не забывай про пандемию.

– Да, маленькие зарплаты и почти полное отсутствие работы. А не интеллекта, если послушать «Мужское и женское» на «Первом канале». Несметное богатство некоторых людей обуславливается, как правило, не наличием какого-то уникального ума, как говорит одна статья, вышедшая в США, – я недавно читал перевод на одном интернет-ресурсе, – а отсутствием элементарной совести. То есть совесть для многих является пережитком прошлого – это моё определение нравственного понятия. Но эпоха сменилась. Рыбы там, в прошлом, а Водолей здесь, в настоящем. И право сильного теряет силу. А скоро – потеряет совсем и навсегда.

– Веришь в астрологию?

– Совсем чуть-чуть.

– А я верю, как некоторые верят в бога.

Я с удивлением посмотрел на Милену (для меня это признание казалось невероятным, я считал её материалисткой неисправимой), и она призналась, что немного отличается от прочих людей. Нет, она не то чтобы экстрасенс – что бы под этим ни подразумевалось, но, тем не менее… Она рассказала, как в детстве, когда ей было лет пять, к ней приходила несколько раз умершая тётя, она разговаривала с ней. Это происходило не во сне, а наяву. Так ей казалось. После чего кое-что изменилось. И теперь, как она утверждала, умеет предвидеть чужую смерть. Перед этим ей всегда снится один и тот же сон: черный ворон, озеро, или река, и могила с именем человека, которому предстоит умереть. За двадцать с лишним лет она четыре раза видела такой сон, но с разными именами на могилах. Недавно ей снова приснился вещий сон. Это произошло недели две назад.

– И чьё имя ты увидела?

– Оно не знакомо мне, – сказала она. И добавила: – Нас это не коснется… Имя женское…

– Хочется верить. Если ты говоришь правду.

– В наших собственных жизнях, как объясняла тётя, похоронено множество прошедших, – сказала Милена, как бы в доказательство своего признания. – Наши нынешние телесные оболочки – часть бесконечного процесса. У некоторых людей имеются глубокие травмы, перешедшие из предыдущих жизней и осложняющие им нынешнее существование. Когда они понимают, в чём причина, то всё налаживается. Наладится и у нас. Поэтому я не боюсь смерти.

Я не поверил ей. Посчитал всё сказанное удачным розыгрышем.

– Смерти меньше всего боятся те люди, чьи жизни имеют наибольшую ценность. Так говорил Иммануил Кант. А я вот боюсь. И своей, и чужой.

– Я и своей не боюсь. Иначе бы давно сбежала из этой страны.

– Вот, значит, что тебя здесь держит. Тебе не хватает адреналина? Мужчина в женском обличии сидит со мной за столиком, пьёт вино и рассуждает о смерти.

– А не кажется ли тебе, что мы родственные души, а? – у Милены был романтический настрой с элементами мистики. – Или были ими в прошлой жизни?

– Разве? – У меня возникло ощущение, что термин «родственная душа» носит оттенок платонических отношений. Что совершенно не соответствовало моим отношениям с Миленой – мы спали вместе, и ни один раз. Отличный секс – это было то, что я как раз очень ценил в наших отношениях. Я готов был сказать, что это любовь. Милена же, напротив, как чёрт не переносит ладана, боялась этого слова. – Я одиночка, но не экстремал. Любая опасность вызывает во мне страх. А ты совсем другая. Не думаю, что в прошлой жизни я чем-то отличался от себя нынешнего.

– Страх испытывает любой человек. Никакой научно-технический прогресс все-таки не может уничтожить наши основные инстинкты, как и никакая магия. Любовь и страх будут существовать всегда. Пока человек жив. Но ты и я умеем страх прятать. В первую очередь от самих себя.

– Я трус… Но ты что-то сказала про любовь? Пожалуйста, поподробнее…

– Не торопи события, Роман Сергеевич, – она понимала, куда я клоню. – С личными чувствами разбираются не одномоментно, не стоит спешить. В школе, например, свои подростковые секреты и сексуальные мечты – уже тогда я была та ещё штучка! – переносила в дневник, который завела, кажется, в пятом классе. И этот дневник я никому не показывала. Как и любовь. Психолог из школы рекомендовала делать записи, чтобы двигаться к поставленной цели. Я так и делала. Моя цель была – мальчики, стать успешной женщиной в будущем и не очень часто общаться с родителями… И я продвинулась в своём достижении лишь на один-два дюйма – редко общаюсь с матерью, сестрами и братьями. Только и всего. Теперь я понимаю, как сильно заблуждалась в своё время.

– Успешной в твоём понимании быть – что имеешь в виду?

– Материальные блага дают независимость. Быть независимым – быть свободным.

– В этой стране в ближайшие лет пять, я думаю, твоя мечта неосуществима.

– Я знаю. И это меня пугает. Я зависима от Шелеста. Он же меня воспринимает как материнскую фигуру. Для него я полезна, ненавязчива и незаменима, и это меня вроде как вполне устраивает. Потому что если тебя не считают угрозой, тебе может сойти с рук намного, намного больше. И мне сходит. Заодно – и тебе, Роман Сергеевич. А я ведь не идеальна, если брать работу. Могу ошибаться. Человеческий фактор. От этого никто не застрахован.

– Зато ты идеальна внешне, – заключил я.

– Льстец! Льстец! Льстец! Хочешь соблазнить?

– Да. И прямо сейчас.

– Не здесь. Трахаться в подворотне или в туалете – такой секс меня не заводит. Кстати, то, что ты не совладал со своими нервами во время задания, – об этом Шелест не знает. В рапорте я умолчала о происшествии. Результат оказался таким, каким от нас его ждали. Нам повезло.

– Их не спасли?

– Нет.

– Тебя забрали в полицию?

– Да. Пришлось объясняться. Если тебе интересно.

– И что дальше?

– Как видишь, сижу рядом с тобой.

– Это всё, что можешь сказать?

– Да.

Я сделал глоток вина. Выудить больше информации не получилось.

– Не ошибусь, если стану утверждать, что нам снова что-то поручили. Ведь так? Иначе бы ты не позвонила. Рассказывай, не тяни кота за яйца.

– За хвост.

– А есть разница?

Милена сделала паузу, и некоторое время смотрела на мой пустой бокал из-под вина.

– Ладно, пусть будет по-твоему. Да, поручено новое задание. К его выполнению мы должны приступить уже скоро. В конце сентября. Или в начале октября. Наша цель, если говорить словами Шелеста, успешно сделать то, что поручено.

– Надеюсь, в этот раз всё будет не так, как в том злосчастном особняке? Травить никого не станем?

– Твоя задача – доставить меня на «Газели» – у тебя же холодильник-термос? – к нужному месту, а после вместе с грузом вернуть обратно. Если быть более точной, конечный пункт – бухта Бетта. Но перед этим придётся преодолеть намного большее расстояние…

– Что везём? – меня интересовал груз, а не километраж. Последние события всё затмевали.

– Груз 200.

– Господи, снова трупы?!!

– Труп. Один. У тебя будут все нужные документы, если остановят менты. И я рядом.

– И куда же мы едем вначале?

– Посёлок Харп.

– Где это? Впервые слышу название.

– Да, страна большая, знать досконально родную географию сложно. Ямало-Ненецкий автономный округ это.

– Ого! Далековато. Что там интересного?

– «Полярная сова».

– Не понял…

– Тюрьма. Тебе надо подготовить автомобиль.

Бывают вещи настолько идиотские, что на них даже не хочется тратить мысли и слова. Но приходится. Я задумался. Закурил. Милена аккуратно вытащила из моих губ сигарету и затушила у себя в бокале с остатками вина.

– Здесь не курят. Табличку не видел?

– Извини, забыл… Не нравится мне всё это…

– А я тебе нравлюсь? – Она оглянулась по сторонам и, понизив тембр голоса, продолжила: – Ты же хочешь меня, верно? Или довольствуешься мужскими журналами?

Я вдруг разозлился. Милена мной манипулировала, я это чувствовал. Она даже этого не скрывала. Манипуляторша!

– Не сравнивай х***й с пальцем! – ответил я дерзко.

К удивлению, к сказанной грубости Милена отнеслась легко и звонко рассмеялась.

– Это невозможно сравнить, – сказала она, продолжая смеяться. Потом на какое-то мгновение прекратила смех, откашлялась, добавила: – Ты бы себя видел… Голым… Со стороны… Смешной!.. Просто я сейчас представила… – и снова разразилась смехом.

С соседних столиков на нас стали кидать не совсем одобрительные взгляды. Здесь, видимо, руководствовались тем, что тишина – главное в распорядке заведения. А значит, и посетитель здесь был такой, не шумный. Хотя название кафе обещало больше, чем можно было предположить.

– Я смешной? – моя злость смешалась с недоумением.

– Да. Глупый и смешной, – не очень громко подтвердила она, чтобы сидящая недалеко пара ничего не услышала, – ты смешной, Роман Сергеевич! А вот член твой, – ещё тише произнесла она, склонившись ко мне совсем близко, – серьёзный, если сравнивать с пальцем… – и тут смех стал залихватским. Так смеются от души. Или нервнобольные.

Злость отступила. Не я её рассмешил. Она себя рассмешила сама. Я тоже представил эту картину и невольно усмехнулся.

– Пошли отсюда, – предложила Милена и собрала некоторые мелкие вещи к себе в сумочку. – А то своим смехом я распугаю всех посетителей кафе. Их и так не очень много… – Она не сдерживала себя, продолжая смеяться, поэтому слова были обрывчатые.

В машине смех не прекратился. Он стал истерическим. Я вёл машину по ночному городу, а Милена всё смеялась и смеялась… У неё текли слёзы, тушь размазалась по щекам. Это нервное, подумал я. И не удивился. Даже металл имеет свою усталость. Но помочь ничем не мог. Просто ждал, когда она сама успокоится. И иногда поглядывал в её сторону – она сидела рядом справа от меня и правой рукой пыталась как бы закрыть себе рот, чтобы смех не был таким звонким.

И она успокоилась. Смогла справиться с собой только в подъезде дома.

А когда закрылась дверь квартиры, как ни в чём небывало, деловито спросила:

– Твоя «Газель» сможет без поломок преодолеть такое большое расстояние?

Я обнял Милену за талию:

– Всё хорошо?

– Да. Я в норме. Давно так не смеялась. Ну, так как? Я задала вопрос.