Текст книги "Тьма. По Цельсию близко к нулю. Политический триллер"

Глава 3

Мы сели на первую попавшуюся лавочку в тени. По берегу искусственного пруда кто-то размеренно бежал. Мужчина или женщина – разобрать было невозможно. Видимо, у меня портилось зрение – надо бы показаться врачу. Собачников видно не было. Да и вообще, людей, сидящих на лавочках, тоже почти не было. Лохи, обработанные телевидением, что коронавирус опасен даже в парках, боялись, наверное, здесь появляться.

Дул свежий ветерок, щебетали птицы, и о смертельной опасности не могло идти никакой речи. «Меньше народу, больше кислороду» – подумал я. Тихие звуки афрокарибской музыки доносились со стороны бара «Одиссей», который находился рядом с кафе, где мы только что пообедали.

Рядом с парком частные подрядчики строили три дома в двадцать пять этажей. Человеческий улей. Деревья не могли скрыть современные архитектурные изыски высотой почти в сто метров.

Сидя на лавочке, я не чувствовал себя свободным и беззаботным. Хотя со стороны могло показаться, что рядом счастливые муж и жена. Или влюбленная пара. И я знал, почему.

Задание, о котором должна пойти речь, будет не совсем простым, во-первых. А во-вторых, Милена изначально говорила о нём никак о задании, а просто о некой встрече, где два извращенца занимаются любовью с одной женщиной. И я должен стать третьим извращенцем. Теперь выясняется, что всё намного сложней.

– С этими людьми я познакомилась не сама, – начав разговор, Милена смотрела не на меня, а на кого-то, кто стоял вдали на берегу пруда. – По заданию Шелеста. Через третьих лиц, которые дали рекомендации, эти два крупных предпринимателя вышли на меня, и мы стали встречаться. Это длится уже больше года. Для них я как «эскортница», элитная проститутка, но я не беру денег… Мне как будто нравится такой секс. И в какой-то момент, признаюсь, вошла во вкус. Поэтому мне доверяют. Да и срок большой уже, как мы встречаемся. За год не произошло ничего, в чём каждый из них мог бы усомниться во мне. Зовут предпринимателей Зиновьев Александр Викторович и Петров Пётр Константинович. Или: Саша и Петя. У них совместный бизнес и многолетняя дружба, которая началась ещё с детсада. Они понимают друг друга с полуслова, поэтому нужно быть с ними очень осторожными, лишнего не болтать. Кстати, о себе можешь говорить то, что есть на самом деле, если вдруг спросят: разведён, есть дочь, занимаешься частными перевозками – тебя они «пробили», служба безопасности у них работает чётко, но не настолько, чтобы узнать о твоей связи со мной по другой причине. Если начнут расспрашивать обо мне, то ты в курсе, чем занимаюсь я, – свободная женщина, люблю секс с разными мужчинами, но это не претит твоим жизненным нормам, я тебе нравлюсь, и нас подобные отношения заводят. Думаю, это понятно.

Милена взяла у меня сигарету, закурила. Обычно она курила редко. Значит, волновалась.

– Теперь коротко об их бизнесе, чтобы ты имел представление, кто эти люди в реальной жизни, – Милена повернулась и посмотрела мне в глаза. – Прежде, чем я продолжу, хочу сказать, в этот раз, Рома, у нас не должно дойти до секса. Я этого не хочу. Надоело. Сделаем всё по-быстрому. Если бы ты не согласился тогда, Шелест ввёл бы кого-то другого. А мне этого не очень хотелось. Но ты дал согласие, отступать теперь некуда, позади, если не Москва – то какие-нибудь Люберцы, – она улыбнулась.

– Вряд ли что-то станет для меня неожиданность, – возникло ощущение, что происходящее со мной – кино для взрослых, в котором я снимаюсь. Дебютирую. Роль не главная, второстепенная. Но очень важная. И со мной разговаривает режиссёр.

– Так вот, будучи с конца 90-х годов главным диспетчером Новороссийского морского порта, Зиновьев Александр Викторович начинает зарабатывать большие деньги: загрузка и выгрузка судов вне очереди, за отдельную плату, и многое другое. Но по-настоящему огромные деньги приносит ему совсем другое дело – движение наркотических средств через порт. Понятно, что всё это нелегально. Пользуясь служебным положением, Александр Викторович имеет возможность проводить грузы без таможенного досмотра. А вскоре он выделяет крупную сумму денег своему другу, Петрову Пётру Константиновичу, который к порту на тот момент не имеет никакого отношения – обычный предприниматель средней руки в городе Новороссийске. На эти деньги создаётся группа компаний «Ремесло». Начиная с этого времени, Зиновьев становится «серым кардиналом» торгового порта, а Петров – его заместителем. Они лично согласовывают назначение начальников местной таможни, назначают начальников всех ведомств, контролирующих порт. С неподкупными людьми разбираются жёстко – так, например, с полковником полиции в то время Григорием Коротковым, который только что получил новое звание, не церемонятся совсем – он был обнаружен убитым в своём автомобиле на окраине Анапы. Киллер и заказчик убийства не найдены до сих пор, а прошло более тринадцати лет. Было дело, местный вор в законе пытался взять Зиновьева и Петрова в сферу своего влияния, но они обратились к чеченцам, и «воры в законе» отступили. Водил Зиновьев дружбу и с высокопоставленными чиновниками в Москве. А ещё выделял значительные суммы движению «Наши», симпатизировал им. Однако через какое-то время более «солидные» люди потеснили Зиновьева и Петрова, и они продали часть своих акций.

– И что всё это значит? Мир, думаю, не стал лучше от того, что бизнес перешёл из одних рук в другие.

– Всё верно. Но Зиновьев и Петров слишком много знают. И не только… – Милена замолчала.

– То есть?..

– Я вижу, ты отгоняешь от себя мысль, которая кажется нереальной. Да, этих людей мы ликвидируем… Отравим. А точней – отравлю я. Ты же их отвлечёшь. Яд подсыплю в устрицы – перед оргией они парятся в сауне, потом едят устриц, мидий, уверенные в том, что эти морепродукты придают им больше мужской силы. Так это или нет, я не знаю, но каждый из них за ночь кончает по два раза. Половые гиганты! Ни дать, ни взять. Однако они вряд ли знают, что устрицы могут выделять смертельный яд – сакситоксин. А следы сакситоксина невозможно найти даже при помощи самой совершенной химической экспертизы. Так что нам ничего не угрожает. Если мы сами не отведаем этих самых устриц. И ещё: дом, где произойдёт встреча, под охраной находиться не будет – это особняк какого-то их общего друга: в 19:00 охрана – обычный ЧОП – отключит видеонаблюдение и покинет объект. У них инструкции. Так было и раньше. От автоматических ворот у каждого из нас есть брелки-ключи – у меня тоже. Мы приедем вместе с тобой не позже 19:30. Саша и Петя должны прибыть в 20:00. Так что у нас будет время всё проверить и подготовиться.

У меня появилась мысль, что самое страшное всё же случилось. Я отвернулся от Милены. Видеть её не хотелось.

ФСБ… ФСБ… ФСБ… их много (почему-то подумал именно об этой силовой структуре, но я точно не знал, на кого работаю), они повсюду, они с тобой спят, едят, ходят в туалет, они с тобой и твоим половым партнером занимаются любовью, короче, они везде, не стоит расслабляться… Внутри поселилось ощущение пустоты – это чувство сродни каждому россиянину, наверное, кто сопереживает: территория большая, а людей мало, вымираем. Не плодимся…

– Рома, повернись ко мне, – голос её стал строгим. Я выполнил просьбу, и мы посмотрели друг на друга ещё раз. Я предполагал, что она обладает большей информацией, но не хочет ею делиться, что у неё есть много ответов на вопросы, чем даёт мне. Я внимательно изучил выражение её лица, но она, судя по всему, не собиралась ничего добавлять к уже сказанному.

Я спросил:

– Что будем делать с телами?

– Вызовем «скорую». Смерть не будет быстрой. Всё произойдёт в больнице. Я же говорю, что яд сакситоксин иногда образуется в моллюсках. Врачи не сразу определят, что к чему. И как произошло отравление. Передадим «пациентов» врачам и уедем. Потом тебе надо забрать «Газель» со стоянки.

– Но нас затаскают следователи!

– Это уже не наша забота, а Шелеста. Поверь, один раз вызовут – и забудут. Всё уже продумано до мелочей. Не мной. Я подобное проходила.

Последняя фраза была лишней, но я догадывался об этом. Поэтому слишком эмоционально выпалил:

– Всё неправильно! – Моя злость исходила из меня и направлена была на меня. – Вычислят же!

– Хочешь этим сказать, что отказываешься от задания?

– Нет, – я достал сигареты и закурил. Милена, наверно, с облегчением выдохнула, перевела дух, когда услышала «нет». Хотя я не мог утверждать на тот момент, что так оно и было – решиться на убийство может не каждый, пусть даже это были «плохие» парни. Но я решился. А Милена дала согласие ещё раньше. Поэтому я сказал, как бы в своё оправдание: – Просто чужие правила, или законы, уже заменяют нам мысли. Через некоторое время случится так, что в голове не останется ничего, только «правильные решения». Убивая кого-то, мы станем думать, что поступаем правильно. Потому что мыслить разучились и отличать «плохое» от «хорошего». А потом убьют нас. И это будет «правильное решение».

– Наказания без вины не бывает. Так, кажется, говорил блаженный Августин? Убийство порой олицетворяет самый совершенный акт любви.

– Хочешь отомстить? За поругание?

– Да.

– Но это невозможно! – неужели она верит, что можно оправдаться за всё вот так, таким способом? Насилие порождает жестокость. А жестокость ничем излечить нельзя.

– Я считаю, возможно. Мне даётся шанс.

Мы вышли из парка.

– Почему их хотят ликвидировать? – спросил я, когда подошли к оставленному на солнцепёке автомобилю. – Дело не только в наркотиках, верно?

– Революционные настроения доминируют не только в хижинах, но и во дворцах элитных групп и крупных бизнесменов. Когда-то им были даны гарантии их собственности и передачи её детям, а теперь они должны гарантировать безопасность не только свою, но и тем, кто когда-то что-то обещал… С этим некоторые не совсем согласны. Считается, что такое положение дел приводит к предательству. А с предателями разговор короткий.

– Нет человека – нет доказательств. Нет доказательств – нет истории. Нет истории – нет правды. Нет правды – есть диктатура и вседозволенность. И ценность любой человеческой жизни приближается к нулю. По Цельсию вода при нуле превращается в лёд… Я чувствую, как понижается температура. Мне холодно. И понимаю, что кто-то поставил обвинения в измене Родине на поток так же, как менты подброс наркотиков. Это тупик? Что скажешь? Я прав?

– Твои выводы, может, правильные, но они скороспелые. Держи язык за зубами. Мой совет.

***

Вечером, ложась спать, я не смог совладать со своей похотью. Милена ждала от меня первого шага, и, когда я его сделал, не остановила меня. Перед тем как лечь в постель, она направилась к окну и распахнула его настежь. Издалека донесся монотонный стук колес городской электрички, в которой в это время наверняка было полно пассажиров, жаждущих поскорее добраться до дома…

Когда мы разделись, я округлил ладони вокруг её маленькой груди, а она притянула меня к себе, упёрлась животом в «малыша». Мы изучали друг друга. Я чувствовал, как Милена прижимается ко мне и, развернув её «раком», поставил на колени, на край кровати, вошёл одним мощным толчком, но не на всю длину, чтобы не сделать больно (желание причинить ей боль было невыносимым, но я сумел с собой совладать). И стал двигаться медленно, в гармонии с ней.

Темнота заботливо окутывала нас, прислушиваясь к ритму наших дыханий… Я постепенно углублялся, делая толчки более резкими. Так длилось минуты две, и я не мог уже сдерживаться. В последний момент спросил:

– Куда кончить?

– В меня… О боже! Только не останавливайся! Кончай в меня!..

…Потом мы неподвижно лежали. Каждый сам по себе. Я почувствовал, что Милена всхлипывает.

– Что случилось? – я повернул рукой её лицо к себе.

– Мне было хорошо… Иногда так бывает.

– Плачут от боли.

– Дай прийти в себя… Я предупреждала… – Милена поцеловала меня в губы и добавила: – Кажется, теперь я понимаю, что мне нравятся «большие мужчины». Я ненормальная?

– Ты очень ненормальная, – подтвердил я. – Если это так. Не всякая девушка может заниматься со мной сексом на постоянной основе. Эта анатомическая особенность – мой крест. Есть, правда, исключения…

– Я одна из них?

Вместо ответа моя рука погладила её влажную щёку.

Мир за окном приобрёл чуть ли не волшебное сияние. Пелена дождя, который неожиданно пошёл, а его не было в прогнозе, казалось, фильтровала свет окон соседнего дома так, что он освещал серые фасады соседних домов. Я смотрел в тёмный квадрат открытого окна, думал о завтрашнем дне и понимал, что боюсь. Наверно, поэтому сон не шёл, глаза не слипались. Милена же, напротив, уснула быстро.

Неужели для неё убийство обычное дело? В это верить совсем не хотелось. Но нельзя отрицать правду.

Глава 4

Не совсем прав Чак Паланик, говоря, что секс – это секс, только когда у тебя каждый раз новый партнер.

Утром я просыпаюсь первым, смотрю на Милену – она спит, и от неё исходит какой-то аромат похоти, который ей удаётся сохранить до утра, и он заводит меня с полуоборота.

Я бужу её. Она смотрит на меня ясными глазами, как будто не спала совсем…

И вот у Милены сбивается дыхание, когда я беру в рот её тёмно-коричневый сосок и слегка покусываю зубами; между ног у неё становится горячо, словно зарождается огненный вулкан – мои три пальца проникают во влагалище, по ним стекает огонь: я всего лишь ласкаю соски, а она уже течёт своим желанием. Вот это страсть!..

Она просыпается окончательно, запрыгивает на меня сверху, насаживается на всю длину члена и начинает скакать, похожая на бесстрашную амазонку; волосы растрёпаны, голова откидывается то вправо, то влево, то назад, как у тряпичной куклы. Эта гонка продолжается долго, я вижу, как меняется разными масками лицо моей наездницы, как в каком-то восточном театре, где у актёров скрыты их настоящие лица; мне кажется, что остановки не будет… воздуха не хватает, и, как дикий мустанг, я готов скинуть наездницу с себя. Но в какой-то момент Милена сжимается, приводя меня в такой неописуемый восторг, что я взрываюсь водородной бомбой… Огонь пожирает всё вокруг, что принадлежит нам двоим. В этот момент наши стоны сливаются воедино, переходя в подобие крика.

Всегда сдержанный во время оргазма, я осознаю, что мой вопль, больше похожий на хрип, усиливает оргазм. Он не похож на то, что бывало раньше. Милена же просто сваливается на левый бок, поджимает под себя ноги и замирает, тяжело дыша. У неё мокрая внутренняя поверхность ляжек – сок любви, эта мистическая субстанция страсти, смешивается с моим семенем и выливается из лона.

Так мы лежим очень долго, мне кажется – вечно. Никто не роняет ни слова. А когда реальность возвращается, я встаю с кровати, иду в душ.

Через какое-то время Милена присоединяется ко мне.

Её руки творят чудо: лёгкая мастурбация приводит вялый член в боеготовность, но я не знаю – остались ли снаряды?..

Гонка продолжается снова. Под тёплыми струями воды.

Второй оргазм оказывается не менее ярким. С нами происходит что-то, что я не могу объяснить. И вряд ли объяснит Милена, которая всегда почти на всё имеет ответ. Это обыкновенная страсть, думаю я, перед заданием всё обостряется – вот в чём причина. Поэтому нас так влечёт друг к другу.

Говорить о чём-либо не хочется. Всё и так понятно – каждый из нас уже через несколько часов может подвергнуться смертельной опасности…

Потом в спальне мы снова сливаемся воедино… В третий раз.

Я опустошён. Во мне нет напалма.

Милену трясёт от очередного оргазма… Глаза обезумели, невидящие реальности очи. Я ей даже завидую – мужчина груб, а грубость ограничивает в удовольствии своего обладателя.

Сексуальное неистовство! Больше так не повторится. Как бы мы не хотели.

Когда всё заканчивается, покачиваясь, встаю с кровати и замечаю, как темнеет в глазах. Делаю попытку массировать виски, но не получается, трудно сконцентрировать внимание – это давление. А что я хочу почувствовать после такой физической нагрузки?

Милена приходит в себя быстрее, она заправляет постель, и мы, обессиленные и голодные, снова идём под душ, смываем с себя грехи любовных утех.

Страсть исчезает.

На обед я готовлю яичницу. А через три часа мы сидим в машине и едем на задание.

Машину ведёт Милена, скорость не очень большая – спешить не имеет смысла. «Время есть – время есть «Мeller».

– Я вот чувствую… – говорю я, – как там у Высоцкого: «Под ложечкой сосет от близости развязки»?..

– Не знаю, – безразлично отвечает Милена. Она собрана и серьёзна, внимательно следит за дорогой. – У меня внутри пустота. – Смотрит на меня. – Но она скоро исчезнет, как только отброшу беспокойство, выкину ненужные мысли. Советую и тебе расслабиться. Так будет легче.

Я кидаю короткий взгляд на неё, ветер из открытого окна развевает её чёрные волосы, но успокоиться не могу. Снова смотрю на дорогу. Всё происходит, как в замедленной съёмке. Понимаю, мной овладевают отрицательные эмоции, близкие к страху. Мой куратор и я – мы вместе, но нас разделяет бронированное стекло, разбить которое невозможно. Каждый из нас настроен на свою волну, слушает своё радио. На ум почему-то всплывает поговорка: всю жизнь овца волков боялась, а съел её пастух. И я лишь на мгновение испытываю короткий миг покоя – он длится пока внимание переключено на жертвенное мифологическое животное. Но невидимая петля силка сдавливает именно моё горло. Я уже в капкане, освободиться вряд ли получится. О чувствах Милены я ничего не знаю, могу лишь догадываться. Но она тоже в ловушке. И считает, наверное, что её освободят от пут.

А я вот так почему-то не думаю.

Глава 5

– Вот что мы делаем с нашими жизнями? Ты и я, это жизнь одиночек, – спросил я.

Милена перевела взгляд с дороги на меня. Потом снова на дорогу.

– Это та жизнь, которую мы сами себе выбрали.

Я не был с ней согласен. Ни я выбрал себе такую жизнь – мне создали такие условия и обстоятельства, благодаря которым моя жизнь перевернулась. Но я не стал спорить. Это не имело никакого значения. Я лишь сказал:

– Выбора у нас нет.

– Боишься?

– В каждом из нас гнездится труп. Да, боюсь.

– Правильно делаешь. Люди, на которых мы работаем, не имеют ограничений. Они готовы использовать шахматную доску не для игры в шахматы, а для того, чтобы эту доску разбить о чью-нибудь голову.

– Игра без правил.

– Обе стороны не придерживаются никаких правил.

– Это я понял. Когда подкинули наркотики.

– Может возникнуть непредвиденная ситуация. Готов?

– Да. Но не готов к сексу. Хочется надеяться, что до оргии не дойдёт… Я этого не пойму, если ты станешь совокупляться с этими людьми.

– Ревнуешь? Хочешь меня обвинить в том, что я с кем-то спала и сплю не по любви – даже не ради удовольствия? Я же чувствую, о чём ты сейчас думаешь. Места себе не находишь…

– Ревную, да. А как же иначе? Но ни в чём обвинять не собираюсь. Я не прокурор.

– Ищешь во мне идеал?.. Рома, не стоит его искать. Только тогда можно найти обыкновенное счастье. – Милена усмехнулась и поправила правой рукой волосы. – Я же говорила, у тебя ничего не получится, даже оскорбить, если захочешь. Могу сказать, с тобой легла в постель только потому, что этого сама захотела. Дальше думай, что хочешь. Тебе меня никогда не понять. Восточные женщины более сложные и тонкие существа, чем думают некоторые мужчины. И ты в том числе. На первый взгляд, мы покладистые. Но внутри нас кипят желания, которые сравнимы с термоядерной реакцией. В итоге рождается страсть, которая не может контролироваться абсолютно никем. И я бессильна. Что-то подобное произошло, когда увидела тебя. Это было подобно вспышке огня, которая обожгла. Но огорчу, это не любовь. Хотя… если бы ты научился терпению и уничтожил в себе свою импульсивность, смешанную с бессознательным поведением, возможно, всё было бы гораздо лучше.

Продолжать разговор на тему личных отношений не хотелось. Поэтому я сказал:

– Всё равно меня терзают сомнения, – и умолк.

– Какие?

Я молчал.

– Говори, я хочу знать. Сказал «а», говори и «б».

– Не кажется ли тебе, Милен, когда миллиардер уходит из жизни в возрасте до шестидесяти лет – естественная это причина, отравление или самоубийство – это означает, что кто-то помог такому человеку справиться с жизнью? Жизнь любит каждый из нас. А богатые – любят её особенно сильно. Русская пословица тому подтверждение: богатому и умирать не хочется. А тут сразу два больших человека отдадут богу души. Что скажешь?

– Две смерти легче объяснить… Несчастный случай… И вообще, Рома, забудь обо всём, что вызывает негатив, думай о чём-нибудь хорошем, например, как мы приедем домой после, займёмся любовью, – с иронией в голосе посоветовала Милена, – а после отправимся выпить куда-нибудь в кафе. Я не откажусь от красного вина. Или даже водки с тобой выпью.

Некоторое время я молчал. Приятные мысли отсутствовали. Им не было места в моей голове.

Я сказал:

– Был в начале 50-х годов прошлого столетия такой следователь-палач Рюмин. И был у него свой звёздный час и своя минута славы. Он готовил обвиняемых к процессам, пытал их, фабриковал показания. Он так старался, что Сталин заметил его, обласкал и возвысил. А потом случилось то, что случается с каждым… Сталин умер. И несчастного Рюмина другие палачи, его же подельники, тут же расстреляли.

– Правда? – Милена удивилась, как будто с несчастным поступили не совсем справедливо. Потом сказала: – Я всегда верила в то, что в этом мире можно что-то изменить к лучшему, и что человек по сути своей добр. И я по-прежнему думаю подобным образом… И не смотри на меня так, Роман Сергеевич, – сказала Милена, когда я перевёл взгляд на неё. Видимо, моё лицо выглядело глупо. Быть убийцей и быть добрым, считала она, – это несовместимое могло совмещаться в одном человеке. Кто ей это внушил? Родители? Вряд ли.

– Иначе быть не может, – подтвердил я, подыгрывая. Хотя все прозвучавшие только что слова показались мне кощунством над здравым смыслом, ведь мы ехали не на курорт отдыхать.

– Только что ты сомневался во мне.

Я промолчал. Не хотел себя выдавать.

Вскоре мы проехали перевал, оказались в Туапсинском районе.

Ближе к Архипо-Осиповке свернули на просёлочную дорогу. Лес стоял как арка над пустынной дорогой. Оставалось несколько километров до объекта. Я опустил стекло, воздух освежал лицо. Напряжение стало нарастать.

Почти стемнело. Мы остановились, вышли из машины. Где-то в лесу мерно шумела вода в ручье, звучали щебет, трели и отдаленное карканье птиц. На землю рядом с Миленой спикировал чёрный дрозд и принялся щипать траву. Дом выглядел так, словно только что сошел со страниц готического романа «Ребекка». Прямо-таки поместье Мандерли. В окнах было темно. Никаких включенных ламп у въезда во двор.

Мы огляделись и прошли несколько метров, ближе к кованому забору. Гравий, хрустевший под ногами, наводил на мысль, что его насыпали намеренно, чтобы невозможно было приблизиться к особняку бесшумно.

Потом я наступил на что-то мягкое. Неприятное ощущение заставило быстро убрать ногу и посмотреть вниз – раздувшийся труп задавленного енота лежал на дорожке с гравием. В пустых глазных впадинах жужжали мухи, откладывающие яйца. В смерти зарождалась новая жизнь.

– Какая гадость! – молвила Милена.

– Надеюсь, его случайно задавили.

– Садись в машину, заедем во двор.

Машину оставили под специальным навесом. Других автомобилей не было видно. Домик охраны был тоже пустой. Видеонаблюдение отключено – Милена зашла в домик и всё перепроверила.

Замыкать машину она не стала. Как беспокойное хищное животное, она, крадучись, пошла вдоль забора по бетонной дорожке. Я, осматриваясь по сторонам, направился за ней.

Входная дверь тоже открывалась брелком. Мы вошли.

Внутри дома покой подчеркивался такой тишиной, которую можно было сравнить разве что с тишиной в катакомбах. Настолько скрадывались звуки толстыми кирпичными стенами на лестничной площадке, которая почти сразу оказалась перед нами. Не было слышно вообще ничего. А когда закрылась мощная дверь, то показалось, что и весь воздух покинул здание. Из висевшего на стене зеркала, украшенного блестками, на меня глянуло сквозь мрак собственное отражение. Впереди поднималась лестница, рядом с ней шёл коридор.

Милена включила свет. Я увидел, что оказался в изысканном, потрясающе красивом интерьере. На первом этаже помещались гостиная, столовая и открытая кухня. В духе японской архитектуры внутреннее пространство не было разделено перегородками – предназначенные для жизни места разгораживались всего лишь полупрозрачными деревянными панелями, пропускавшими свет.

Я поднялся по лестнице наверх. Спальня напомнила загородную гостиницу: деревянные оштукатуренные стены и гигантская дубовая кровать с резьбой, покрытая стеганым покрывалом цвета пергамента. Еще здесь стояли дубовый гардероб и туалетный столик с серебряной щеткой для волос, гребнем и хрустальными бутылочками. Окна спальни смотрели на море. Утром, наверное, здесь много солнца. К спальне примыкала ванна. Всё было сделано с безупречным вкусом. В самой ванной с золочёными кранами преобладал розовый цвет. Пахло душистым мылом и дорогим парфюмом.

Милена подошла ко мне, сказала:

– Вот ты где, а то я тебя потеряла. Пошли вниз.

В столовой, оказавшейся более просторной, чем стоило ожидать, стоял длинный обеденный стол, накрытый как для праздника, с десятью стульями, впрочем, здесь можно было при желании разместить и больше. Стол уже был кем-то сервирован по нескольку хрустальных бокалов у каждого места, а ещё стояли десертные рюмки – для ликера или пунша. Элегантно свернутые накрахмаленные салфетки лежали рядом.

Милена открыла холодильник, достала мидии и устрицы.

– Пока готовится гильотина, я дам им право немножко посмеяться и расслабиться, – сказала она.