Текст книги "Кетанда"

ЛЕХА И ПЕТЬКА

На перроне было полно народу. Одни спешили к выходу, стиснув зубы и мелко семеня под огромными сумками с китайским барахлом, останавливались обессилено, орали что-то друг другу, другие неторопливо, солидно обнимались. У этих лишь борсетки болтались на запястьях, но они как будто не замечали тех, кто с сумками, хотя и стояли у них на дороге.

Петька растерянно опустил рюкзак на землю и в очередной раз подумал, что надо было позвонить и сказать номер вагона. Но он чего-то постеснялся и не позвонил и теперь начинал волноваться. Лешка должен был прилететь из Москвы и встретить, но, черт его знает, человек занятой – возьмет да и не прилетит, дела, может, какие.

– Почему стоим! Проходим! Не мешаемся! – раздалось противно и резко у самого уха.

Петька вздрогнул и обернулся. Это был Лешка. Он обнял растерявшегося Петруху. Мужики потискались, похлопали друг друга по спинам. Леха, как и не на рыбалку собрался: светлые брюки, куртка пижонская, стрижен почти налысо и темные очечки на лоб задраны.

– Дай-ка, дай-ка, посмотрю на тебя. – Лешка отстранился, осматривая Петькино пузо. – Да-а-а! Молодец! Когда успел-то? Или давно не виделись?

У Петька от радости и растерянности щеки покраснели. Пузо действительно было великовато для тридцатипятилетнего мужика. Он зачем-то взялся за рюкзак, но потом снова поставил его.

– Далеко ехать? – спросил Петька, когда они сели в машину, загруженную Деникиными вещами.

Но у Лешки зазвонил мобильный, и он стал разговаривать. «Из Москвы, – понял Петька, – с работы, наверное». Он года три его уже не видел – ну да, как Андрюшка родился, – и теперь косился с интересом. Все такой же был Лешка. Спортивный, нервный, слегка нагловатый и… надежный. Чего не говори, а надежным он был всегда… и отступать не любил.

Когда-то они вместе учились в Саратове. В радиомонтажном техникуме. Потом, после армии, Петька женился и устроился работать в Дом быта, а Лешка уехал в Москву учиться. Теперь вот бизнесмен. Пару раз в год приезжает на выходные к матери. Даже и не всегда звонит-то. Но Петька не обижается – понятно же все.

Они, правда, и раньше не были совсем уж закадычными друзьями. Леха в ансамбле играл в технаре, и в хоккей за какую-то команду, и часто ездил на игры, законно пропуская занятия. У Петьки жизнь была попроще – мать частенько болела, и брат с сестрой и все хозяйство были на нем. Но как только наступала весна, они вместе начинали прогуливать. Лодку чистили, красили, снасти чинили. Лодка, барахло – все у них тогда было общее, и они почти все лето пропадали на Волге. Отдыхали. Рыбу ловили. Даже и зарабатывали кое-что.

И вот Леха вдруг позвонил и позвал в Астрахань – товарищ у него не смог поехать. Петька два дня ходил, думал, потом со Светкой переговорил, одолжил малость у ребят на работе, на всякий случай.

За окошком легковушки тянулась пыльная степь с выжженной травой. Местами, в низинках – пересохшие осенние камыши и никакой воды. Петька недоверчиво крутил головой – не такой он представлял себе Астрахань, где «рыба сама на берега лезет», хотел у Лешки спросить, но тот злился на кого-то по телефону, временами такие суммы звучали, что Петьке неудобно становилось, что он невольно подслушивает.

И Петька снова задумался о деньгах. Ему срочно надо было занять. И много. Когда он собирался в Астрахань, то тоже об этом думал. Решил: будет удобный момент – спрошу. И теперь, слушая, как Леха легко распоряжается большими деньгами, подумал, что обязательно спросит. Ему вдруг легко стало на душе и даже выпить захотелось. Он дружески посматривал на Леху и понимал, что Леха не откажет. Он даже точно это знал.

Потом они перегрузились в катер и еще час плыли узкими камышовыми протоками. К гостинице причалили уже в полной темноте. Она стояла на якорях у небольшого острова и была похожа на речную пристань – светилась огнями и окнами.

Рядом на привязи болтались моторные лодки. На берегу у самой воды мерцала красноватым окошком настоящая деревенская банька. Дымом тянуло. «Топят», – радостно отметил Петька, вылезая из катера. Он здорово замерз по дороге.

Палуба, поручни – все было мокрым и холодным от росы. В раскрытых дверях девушка улыбалась с подносиком в руках – маленькие запотевшие рюмочки, бутербродики с черной икрой – но ждала она явно Леху, и Петька малость растерялся, ему и в тепло хотелось, да и рюмку хлопнуть как раз было бы, но он прошел дальше на корму и терпеливо закурил.

– Петька, тудыт твою растудыт… ты чего там, иди помогай! – Леха, явно в хорошем настроении возился в лодке, в желтом полумраке фонарей разбирая вещи. – Нам еще с тобой двадцать километров пилить.

Петька подошел.

– На вот, неси в каюту, это пока не нужно. У тебя в рюкзаке ничего лишнего нет? Саня, – крикнул он егерю, – давайте-ка мой кулас сюда. Здесь погрузим.

– Так мы что… еще поедем? – спросил Петька осторожно. Вокруг была ночь – глаз коли. Черная вода холодно колыхалась и гремела пустыми лодками.

– Давай, давай, Петюня. Что нам на базе-то сидеть? Час делов – и мы у моря, переночуем в катере, а утром на охоту. А тут охотников наверняка полно.

Они погрузили вещи, бензин, затащили в лодку кулас – похожую на байдарку пластиковую плоскодонку, – и только когда все было готово, Леха поднялся на палубу гостиницы.

– Так, ужинаем и прем. В дорогу одевайся теплее.

Не нравилось все это Петьке. Он молчал, но внутри уже малость пожалел, что поехал. Он вообще не любил суеты и лучше бы в баньку сходил, посидели бы потом за рюмкой. Поговорили бы. Не виделись, в конце концов, давно. Но Леха действовал как заведенный и на Петьку не обращал никакого внимания. Это когда-то они были друзьями. Теперь – не ровня. И это чувствовалось во всем. Петька никогда не завидовал чужим деньгам. Просто сейчас ему чего-то жалко было.

Минут через сорок они уже сидели в лодке. Ужин был шикарный: густой борщ, жареная осетрина с каким-то грибным соусом, жареная картошка, салаты всякие. Петька наелся до упора, принял с десяток рюмах, чуть закосел и уже начал было рассказывать незнакомым московским охотникам, сидевшим с ними за общим столом, про рыбалку в Саратове. Но его плохо слушали, а слушали Леху. Мужики охотились здесь третий день, и не очень удачно. Леха что-то советовал, Петька почти ничего не понимал, но по лицам охотников и по тому, как они внимательно выспрашивали, видел, что Леха в этом деле большой спец. И Петька вдруг загордился, что Леха-то его друг. И ему даже захотелось на те ночные морские раскаты, куда он только что совсем не хотел.

Леха прогревал мотор, ощупывал вещи, проверяя, не забыл ли чего. Петька сидел рядом за ветровым стеклом.

– Ну, давай! Отваливай, Петюха.

Петька отвязал лодку, и ее медленно понесло в темноту, пахнущую водой, камышовой гнилью и еще чем-то сладким, тростниковыми метелками, что ли? Выпившему Петьке казалось, что это все так же, как и когда-то давно, двадцать лет назад, когда они с Лехой во всем были равны. Леха, правда, и раньше малость командовал, но Петька был сильнее и в технике куда лучше разбирался. Им тогда что день, что ночь – разницы не было.

– Как же ты тут пойдешь-то? – Петька радостно поеживался от предстоящей неизвестности.

– Что?

– Темно же совсем, не видно. – Он едва различал Лешкино лицо.

Пока они разговаривали, глаза привыкли, проступили очертания высокого тростника по краям протоки. Лешка включил скорость. Перегруженный катер взревел, задрал нос и стал медленно выходить на глиссировку. Наконец он выправился, пошел легче и вот уже, набирая скорость, заскользил по поверхности. Стало тише, только слышно, как вокруг них шипят брызги. Петька вглядывался вперед, и ему было немного не по себе – ни черта не видно.

– Лех, а если кто навстречу.

Леха достал из кармана маленький налобный фонарик и прикрепил к ветровому стеклу. Ему нравилось, что Петька всему удивляется, и вообще, хорошо, что он сидел рядом. Ему тоже казалось, что с тех сладких далеких времен ничего не изменилось, и они, на их тихоходной «гулянке» плывут ночью ставить сети и потом заедут на деревенскую пристань за вином, а на острове у костра их ждут ребята и девчонки из их группы. Им с Петькой, кстати, тогда одна девчонка нравилась. Светка. Какая же она тогда красавица была!

– Налей, что ли, ети ее мать, а, Петруха, пес драный!

– Давай, – Петька взял в руки бутылку, а сам напряженно вглядывался вперед, – как ты тут видишь-то?

– Не боись. Наливай. Рюмки в бардачке должны быть. – Леха уверенно вел лодку совсем узким камышовым коридором.

Примерно через час они свернули с протоки, ведущей к морю, на шестах протолкались через мелководный, блестящий в лунном свете залив и в конце концов оказались в таких камышовых дебрях, что Петька никогда не нашел бы дороги обратно. Леха въехал носом в тростник и заглушил мотор.

В наступившей тишине прорезались ночные звуки. Прозрачный от лунного света воздух был полон всплесками, пересвистами, кряканьем, еще какими-то криками, не сильно приятными в темноте. Ночь гуляла. Где-то совсем недалеко раздался гортанный гусиный гогот. В протоке все время играла рыба. То там, то здесь. Плескалась и плескалась. Временами – Петька понимал это по тяжелым глухим ударам – выворачивалось что-то крупное. Большой жрал меленького.

Леха перелез на нос лодки и посветил фонариком. Потом вернулся и встал за руль:

– Все правильно. Держись давай. Палатку будем ставить.

Мотор ревел, катер, раздвигая носом тростник, втискивался вглубь. Петька помогал, упираясь шестом с кормы. Винт выворачивал черные буруны ила, заплевывая шест, руки и куртку. Резко, вонюче запахло болотным газом. Наконец лодка оказалась в окружении высокого и густого тростника, только сзади оставался небольшой вход.

Леха разложил сиденья – получился ровный, мягкий пол – и наладил на шесте над лодкой газовую лампочку. Петька даже крякнул от удовольствия, когда она ярко засветилась. Вокруг стояла черная, холодная ночь, на небе было полно звезд, а здесь в их тростниковом закутке было светло и даже, казалось, тепло.

– Ну все, раздевайся, будем чай пить. – Леха достал примус.

Мужики сняли куртки, остались в одних свитерах и стали «накрывать на стол».

Хорошо посидели. Вспоминали былые подвиги и глупости, пили за друзей, преподавателей, Леха про охоту интересно рассказывал. Где он только не был, и в Африке, и в Сибири, и даже в Канаде на белого медведя охотился. Одна только лицензия на него стоила десять тысяч долларов, и Петька на мгновение вспомнил про свою проблему, но не стал ничего говорить. Не хотелось портить праздник.

Леха проснулся от гогота близко пролетевших гусей. Высунул голову из-под тента. Светать еще не начало. «На Большой ильмень уходят», – объяснил сам себе и расстегнул спальник.

– Петюня! – позвал негромко.

– Чего? – заворочался Петька. Петька был совой, до рассвета мог просмотреть телевизор или просидеть с каким-нибудь сложным ремонтом, а утром вставал плохо. На работе к этому привыкли и не трогали.

– Нажрались, говорю, гуси. На большую воду валят. Ничего, вечером вернутся. – Леха надел куртку, разжег примус.

Петька снова захрапел.

– Петька, ты что, пес, спать сюда приехал?! – рассмеялся Леха. – Ты же рыбу хотел ловить!

– Ну не в такую же рань. – Петька стал натягивать спальник на голову.

Леха свернул тент и зажег лампу. Сразу стало зябко, листья тростника засверкали инеем. Он скрутил свой спальник, засунул в носовой рундук, настрогал сала, колбасы, хлеба, достал пачку пряников. На примусе запрыгал, заплевался кипятком чайник.

– Ты что будешь – чай или кофе? – толкнул он Петьку в большую круглую задницу.

– О-ох, – раздалось тяжелое, обреченное кряхтение, и всклоченная Петькина голова высунулась из спальника.

– Давай умывайся и садись, – Леха отхлебнул из кружки. – Морда у тебя вполне приличная, как будто вчера молоко пил.

Петька вылез из мешка, глянул в свою кружку, куда Леха уже бросил пакетик чая. Подумал о чем-то:

– А ты что, не похмеляешься?

– Нет, – Леха провожал взглядом пролетающую над ними стаю бакланов. Небо уже начало сереть. – Похмелишься, окривеешь – какая к черту охота?!

Петька посмотрел на Леху, как будто пытаясь понять, что тот сказал, но, так и не поняв, потянулся за бутылкой.

Сначала они уехали к самому морю. На раскаты. Впереди синело бескрайнее пустое пространство, а здесь, где они остановились, было еще немного небольших колков – камышовых островков. Петька вертел головой, пытаясь понять, где же кончается Волга и начинается море. Под ними было неглубоко и прозрачно, травы поднимались со дна. Леха тоже не знал:

– Наверное, все-таки еще Волга, вода-то пресная, – он уже собрал свое ружье и теперь собирал для Петьки.

Петька зачерпнул ладонью, так и есть – пресная, но впереди ничего не было, только вода, сначала серая, а потом – дальше – синяя. Черт, сколько же воды… значит. там, где синее, наверное, уже море.

Они замаскировались в совсем маленьком, чуть больше лодки, колочке, разбросали вокруг утиные чучела, постояли немного, наблюдая за небом, но что-то Лешке не понравилось, они всё собрали и переехали в другой колок. Здесь на них начали было налетать утки, но Леха снова стал собираться, и они опять переехали. Петька не был охотником и не очень понимал, зачем вся эта колгота – он лучше бы просто посидел с бутылочкой, на море посмотрел, он его первый раз в жизни видел. Но на новом месте утки начали налетать так часто, что стволы не успевали остывать. Петька поначалу мазал, потом приноровился и стал попадать. Леха его хвалил, хотя видно было, что сам он к этой охоте относится спокойно. Он все время осматривал горизонт и, увидев где-то далеко гусей, брал в руки бинокль. Бормотал что-то, разговаривая с ними. Потом, не обращая внимания на уток, рассказывал Петьке о гусях – как и что будет вечером, как стрелять. А Петька разохотился. Уезжать не хотел.

День выдался хороший. На небе ни облачка, солнце припекало, слепило, отражаясь. Вода вокруг была гладкая, и казалось, что теплая. Ветерок чуть пошевеливал тростник. Глядя на всю эту благодать, никак не сказать было, что уже середина октября.

Они собрали битую дичь – уток оказалось много, и разных, Петька никогда таких не видел, – приняли по сто грамм, перекусили и поехали на рыбалку.

Петька развалился на мягком сиденье, курил и, сыто порыгивая, смотрел на мелькающую мимо воду, на водяных курочек, бегом удирающих по поверхности в камышовые заросли, на огромное, чуть белесое осеннее небо. Настроение у него было отличное. Он с удовольствием озирался на уток, лежащих в корме, и думал, что уже не пустой домой приедет. Представил, как пацанам показывает, Светке… И опять вспомнил про деньги.

Не любил он на рыбалке думать про такое, но куда деваться – тесно жили. Вшестером в двухкомнатной. Светкина мать спала на кухне. Так-то, вроде, и ничего, не ругались, но тесно. А месяца два назад сосед Петькин собрался продать свою однокомнатную квартиру. Можно было купить, прорубить дверь, и тогда бы у них стала трехкомнатная. Даже четырех – из соседской кухни получалась отдельная комната для тещи. Они со Светкой не раз рисовали план их новой квартиры, но сосед хотел десять тысяч долларов, и Петька не знал, где их взять. Светка предлагала взять в банке, но смущали большие проценты. Он тогда подумал про Леху. Подсчитал даже, что смог бы отдать лет за пять или за четыре. Но не знал, как спросить. Сидел возле телефона с раскрытой книжкой, курил одну за другой, да так и не позвонил.

Он решительно нахмурился и подумал, что сейчас, наверное, можно. И – опять заволновался. Не знал, с чего начать. Покосился на Леху. Тот, прищурившись, осматривал горизонт. Руки спокойно лежали на руле. Катер летел, чуть подрагивая на мелкой волне.

– Я, это… слышь, Лех… – Петька замялся и трусливо свернул в сторону, – когда же ты работаешь, если ты прямо как егерь. Все тут знаешь… все время на охоте, что ли? – ему самому не понравилось, как он начал. Как будто подлизывался.

Леха повернулся к Петьке.

– Лениться не надо, Петюня. По утрам спать поменьше. – Леха назидательно, но весело смотрел на Петьку. – И похмеляться не надо. Тогда все успеешь.

Петька подумал, что бы такое можно было сказать, но не придумал и понял, что разговора не получится. Просто кивнул головой, что, мол, да, согласен, так оно и есть, а внутри обрадовался, что не успел ничего сказать – все-таки у Лехи большие дела, чувствуется это, чего зря человека дергать. Мелькнуло только, что раньше они как-то легко занимали друг у друга. Леха, кстати, в основном, и занимал.

Вскоре Леха привез его на яму, сказал, как лучше ловить, а сам достал спутниковый телефон. И снова, будто бы назло Петькиной нужде, разговаривая про какую-то большую сделку. Предлагал кому-то пол-лимона баксов. Злился. Потом выключил телефон.

– Вот сука!

– Ты чего? – Петька уже наладил спиннинг и теперь насаживал червей на крючки.

– Да-а, – Леха устраивался спать, уминал спальник под голову, – знает, что мне надо, и выставил две цены. А так-то… вроде кореш. Ну-ну, сучок, поганый, посмотрим еще…

– Что же он за кореш, если… – Петька размахнулся и забросил. Грузило с крючками с хлюпаньем ушло в воду.

Леха подумал о чем-то. Достал сигареты.

– Это мы с тобой кореша, – прикурил, – а с ним просто дела общие. – Он прищурившись глядел в небо. – Но вот ведь фигня, с тобой мы раз в сто лет видимся, а с ним… что за ерунда? – Он еще о чем-то подумал, выбросил бычок. – Ну ладно, он, в общем-то, тоже мужик ничего… – и завалился спать.

Петька подумал было про всех этих бизнесменов – куда им столько денег? Ну заработали и живите, зачем еще-то? Но тут же и забыл об этом, потому что клевало везде, куда ни забрось. Крупная густера, окуни, лещи, небольшие сомики. Сначала Петька складывал в садок всю рыбу, потом вывалил ее в воду, оставив ту, что покрупнее. Потом совсем перестал ловить на червя и поставил блесну. На блесну ловился судак. Почти каждый второй-третий заброс он вытаскивал мерного килограммового клыкастика с глупыми стеклянными глазами. В садке уже не было места, а он все ловил и ловил. Сажал их на веревочный кукан. Солнце приятно пекло, он разделся до пояса и ловил. Временами мимо проплывали местные рыбаки на длинных бударах. Те, что шли снизу, были перегружены рыбой. Еле ползли. И он с завистью на них смотрел.

Так он рыбачил часа два, уже и устал, когда услышал запах сигаретного дыма. Он повернулся и увидел, что Леха проснулся, сидит и смотрит на него.

– И куда ты ее? – спросил, позевывая.

– Слушай, я вот тоже думаю, а засолить негде? Смотри сколько! – Петька с трудом поднял кукан с золотисто-зелеными, мокро блестящими на солнце судаками. – Это вообще!

– Ты знаешь что. – Леха посмотрел на часы, – ты их сейчас выпусти, пока они живые, а завтра вернемся на базу, там то же самое ловится, а еще проще – у рыбаков за бутылку возьмем.

– Да не-е, – поморщился Петька, – так я не люблю, я люблю сам поймать.

– Ну и поймаешь еще, а сейчас уже ехать надо. Гуси летать начали.

Петька с сожалением выпустил рыбу, большая часть ее поплыла по поверхности кверху брюхом. Леха на носу отвязывался от тростника.

Они загнали лодку на место своей ночевки, загрузили в кулас гусиные чучела, оружие, патроны.

– Давай, переходи, – торопил Леха, – на лавочку садись ближе к носу.

Петька с большим сомнением смотрел на убогую плоскодоночку, в которой кроме сетки с чучелами максимум мог поместиться еще один человек. Он толкнул лодчонку шестом, та закачалась, будто пушинка. Никак она не должна была выдержать Петьку с его ста десятью килограммами.

– Слышь-ка, Лех, может, я в катере останусь, не выдержит она нас…

– Давай не бзди, выдержит. Опирайся на шест. Да быстрее давай, гуси ждать не будут, – заорал тот в полный голос и, довольный, рассмеялся, – здесь неглубоко, если что.

И Петька шагнул. Кулас чуть было не ушел вбок из-под его ноги. Он с трудом устоял, держась за шест, аккуратно сел и прихватился руками за борта. Под Лехиным весом лодочка еще притонула, покачалась, но выдержала. Леха уперся шестом, и кулас двинулся неожиданно легко, даже вода тихо зажурчала по бокам.

Они проплыли небольшой мелководный плес с чистой водой и въехали в заросли огромных лопухов, покрывавших большое водяное поле. Это был лотос. Желто-коричневые, засохшие до звона лопушины торчали над водой на метр и полностью скрывали кулас. Только Леха да Петькина голова высовывались поверху. Прочные, толщиной в палец, стебли, покрытые мелкими колючками, громко скребли по бортам, гремели кубышками с семенами, похожими на желуди, цеплялись за сетку с чучелами, но Леха все толкался и толкался шестом, направляя лодку на гусиный гогот.

За лотосом снова открылось небольшое зеркало чистой воды, а дальше – стена сплошного камыша. Гусиный базар шумел где-то за ней, совсем уже недалеко. Петька подумал, что можно попробовать пробиться сквозь эту стенку, но Леха неожиданно направил кулас в сторону.

– Там в углу почище вроде. Может, пролезем?

И правда, здесь камыш рос не так густо, и ку-лас, раздвигая заросли острым носом, медленно продвигался вперед. Петька сидел низко и не мог видеть, что там впереди. Он осторожно обернулся – за лодкой оставалась узкая полоса темной воды с поломанными зелеными стеблями. Впереди вдруг активно, громко загомонили гуси, Петьке показалось, что они уже где-то совсем близко, вроде даже слышно было, как они плещутся. Он повернулся к Лехе.

– Где-то рядом! – зашептал.

– Да, блин, рядом-то рядом, метров сто, может, но туда еще попасть надо! – Леха вытер пот со лба и снова навалился на шест.

Вскоре камыш стал пореже, кулас пошел легче, и они выползли в узенький лотосок. Впереди показалась чистая вода. В центре небольшого ильменя плавало с десяток гусей, других не было видно, но хорошо было слышно, как они кормятся в лотосе по краям этого камышового озерца.

Леха опустился на одно колено, – теперь их совсем не стало видно под лопухами, – и осторожно двинулся прямо на ильмень. Первой, недалеко от куласа вылетела и с громкими воплями потянула над камышами кряква. Леха перестал толкаться, и Петьке показалось, что на озерце все замерло.

Гуси, те, что были в середине, застыли, вытянув шеи. Петька глазами показывал Лехе на ружья, но тот покачал головой и строго сдвинул брови.

И тут совсем недалеко от них взлетели гуси, да с таким гоготом и шумом, что мужики невольно вздрогнули. Следом стали подниматься и другие. Когда все стихло, Леха вытолкнулся на середину ильмешка и загнал кулас в небольшой камышовый островок.

– Шикарное место! Они нас не видели и обязательно вернутся. Заламывай камыш… по плечи… чтобы не мешал стрелять, а я пока «музыку» соберу, – Леха открыл небольшой ящичек с электронным манком. – Вот, в мастерской ребята сварганили. Лучше любого западного.

– Слушай, а… что-то я подумал, – Петька ломал камыш, – а у тебя та мастерская цела еще?

– Какая?

– Ну та, с которой ты начинал…

– А-а, на Таганке… – Леха разматывал провод с динамика, – куда я тебя директором звал?

– Ну.

– А куда она денется. Это ты репу чесал, придумывал всякие причины, чтобы дело не открывать, то бандиты, то налоговая… Зря ты, кстати, тогда не пошел. У меня восемь мастерских, а хороших начальников мало.

– Да какой из меня начальник… Вот так достаточно? Или там тоже надо поломать?

– Нормально… А что касается начальника, то я тоже не думал, а как-то получилось. У меня сейчас почти триста человек работают. Три магазина же еще… склад, ну и там. Вот так.

Леха включил манок. Из динамика послышался призывный гусиный крик.

– Порядок! Теперь давай заряжаемся. Нет, сначала по пятьдесят грамм, за фарт. Доставай-ка, у тебя сбоку вон бутылка.

– А мы с мужиками за фарт никогда не пьем – плохая примета, – сказал Петька, передавая коньяк в красивой коробке.

– Вот у вас фарту и нету, – Леха вынул пузатую бутылку, – а мы пилюем на эти приметы, и у нас есть. Фигня все это. Прет тому, кто прет.

Они выпили из горлышка. Петька поморщился, чем бы закусить, а Леха только крякнул от удовольствия. Он внимательно осматривал горизонт.

– Обязательно будут. Место козырное. Тут вообще-то нельзя – заказник, но я всегда здесь охочусь.

Петька внимательно посмотрел на Леху.

– Не боись, будут проблемы – будем решать, вон гуси идут. Во-о-он, смотри, далеко еще. Сюда идут. Давай готовься. Стрелять по моей команде.

Петька присмотрелся, но гусей не увидел. «Ну, по твоей, так по твоей», – ему помнилось, как он ловко сшибал сегодня уток. Он переломил ружье, проверил патроны и снова стал искать гусей по небу. И вдруг увидел. Они летели одной шеренгой и совсем невысоко. Быстро приближались. Как будто спешили куда-то. Петька, что с ним нечасто бывало, заволновался, пригнулся, чтобы голова не торчала. Потом снова осторожно высунулся.

Гуси летели, почти касаясь верхушек тростника. Они уже были в ста метрах, все увеличиваясь и увеличиваясь в размерах. Видно было, как красиво изгибаются крылья. Петьку пробрала такая нервная дрожь, что ружье затряслось в руках.

– Совсем рядом уже, – зашептал он неожиданно для самого себя.

– Тихо, тихо, я скажу, – Леха, не отрываясь, следил за гусями и, казалось, был спокоен. Только указательный палец нервно поглаживал спусковой крючок.

– Да блин… – Петька готов был вскочить…

– Тихо, еп… – зашипел Леха.

Но какая-то дурная сила уже вытолкнула, вынесла Петьку во весь рост. Гуси шарахнулись в сторону. Он приложился, поймал на мушку переднего и нажал спуск. Гусь не дернулся. Петька судорожно выстрелил еще раз. Большие, огромные птицы невредимые уходили в сторону и набирали высоту. Петька обернулся на Леху. Тот стоял, опустив ружье, и чуть растерянно и недобро глядел на Петьку.

– Ты что? Не стрелял?! – спросил Петька, видя уже по Лехиному лицу, что что-то не так, но ему было не до Лехи – так его трясло. – Блин, как же я промазал, они же вот были…

– Слышь, Петь, я же просил – стрелять по моей команде? – Взгляд у Лехи был чужой и неприятный.

– Да-а, – растерялся Петька, – вот же они были – десять метров, что же тут.

– Какие десять, они просто большие! Я же тебе все объяснял! А если бы сбил? Куда бы он упал? В камыши! Ты чем слушал?! Ты что за осел-то вообще?! – Леха сел на корточки и взялся за бутылку.

– Ну ла-а-дно. – Петьке уже и хотелось повиниться, но Леха прямо его отчитывал как какого-то своего работника, и он нахмурился и добавил в тон Лехе, а скорее поперек ему: – Не корову проиграли!

Леха отпил из бутылки. Заткнул пробку. Не из-за гусей досадно было, но оттого что Петя, обо-срав ему стрельбу, еще и настаивал на чем-то. «На чем он может настаивать? – презрение поднималось в Лехиной душе. – Привезли, ружье дали, гусей приманили… корову. да у тебя ее и не было никогда, чтобы проигрывать…»

– Это хорошо, что ты такой умный, Петь, – он посмотрел на Петьку, но тот стоял отвернувшись. – Только лучше тебе детей к школе одеть было бы во что. – Леха говорил отчетливо, с паузами, пренебрежение сквозило в каждом слове.

Петька не очень понял, как это все связано, но обидно стало.

– Перебьются, – буркнул нарочно небрежно, и почему-то стало еще обиднее – он уже злился, что растрепался вчера по пьяни про свои дела – даже захотелось взять да и уйти сейчас отсюда. Он посмотрел на воду, как будто примеряясь.

Они стояли рядом, по-другому там и не встать было, и смотрели в разные стороны. Леха прикуривал. Он, конечно, чувствовал, что перегнул палку. Но быстро остановиться не мог, отвык уже, чтобы перечили. Как был Петя туговатый и упертый, так и остался – хоть кол на башке теши. Рыбы нахарил как куркуль…

А Петька рассеянно думал про своих пацанов, которых «к школе одеть не во что»… Это я у него денег собирался спросить, вот и… Петька готов был удавить самого себя. Как будто предал своих мальчишек. И ладно бы правда, а то – одеты нормально. Друг за другом, конечно, донашивают, но… что ж тут. Да и любят они братнины вещи. И друг друга любят. Он вспомнил их живые рожицы, и на душе помягчело. Подумал, что все равно скоро к ним вернется, и все будет нормально. Надо было полки книжные доделать, теперь спотыкаются через них… А может, Сашка с Петькой доделают. Он представил, как они возятся, и ему ни с того ни с сего совсем радостно стало. Он даже нечаянно улыбнулся.

– Ты знаешь, Лех, ты… это… Если хочешь, я вообще не буду стрелять… – Петька сел на лавочку, щеки у него все же горели, он посмотрел на Ле-хин коньяк, подумал о чем-то, но потом взял бутылку и отпил как следует. «Все-таки Леха изменился, – подумал с горечью. – Все меняется. Он, конечно, и раньше был такой… организованный, но что дергаться-то? Ладно у кого нет ничего, но у него же все есть, что он такой нервный…»

А солнце садилось. Оно было оранжево-красное, сочное, утонуло уже наполовину в камышовых полях, и все небо в той стороне было нежное. Тихо-тихо было. Лишь временами всплескивалась, нарушая гладь воды, мелкая рыбешка. Низко, мелькая среди метелок тростника, пролетела стайка чирков в поисках ночлега, крякухи призывно заблажили из камышовых дебрей. Начиналась вечерняя зорька.

И тут прямо у них над головой раздался резкий, сиплый гусиный крик. Петька замер, а Леха мгновенно развернулся, подхватывая ружье, вскинулся и, почти не целясь, выстрелил. Что-то тяжелое шлепнулось об воду сразу за их колком. Петька вскочил, не веря своим ушам. На поверхности, распластав крылья, качался здоровенный гусяра.

– Ну ты даешь! – совсем по-детски восхитился Петька. – Я бы точно не успел. Да я и не понял, что это гусь.

– Тихо, тихо, – Леха, пригнувшись, наблюдал что-то сквозь камыш, – приготовься, партия заходит. – Он включил манок и перезарядил ружье.

– Где… где они? – Петька не видел гусей.

– Вон, над камышами. Прямо на нас идут.

И Петька увидел. Шесть гусей, увеличиваясь на глазах, наплывали на их укрытие, едва шевеля крыльями. У Петьки опять, как и в первый раз затряслись руки, он весь сжался и ждал Лехи-ной команды. И вот, когда гуси уже были почти над их скрадком и Петька не слышал ничего, кроме стука собственного сердца, Леха тихо сказал: «Давай!» Петька вздрогнул, встал, непослушными руками выловил на мушку ближайшую птицу и дважды выстрелил. Гусь камнем упал в воду, подняв тучу брызг. Петька не слышал, стрелял ли Леха, глянул на него дурными, счастливыми глазами, спросил:

– А ты убил?

– Двух.

– Вот, блин, Леха, ну здорово! – Петька неуклюже облапил Лешку.

– Ну вот. Видел?! Все как надо. Доставай коньяк. – Леха улыбнулся.

– Бляха-а! – Петька потянулся за бутылкой и чуть не свалился в камыш, у него все тряслось. – Как они налетали! Я прям одурел от страха. Трех гусей долбанули!

Петька радостно шарил рукой бутылку, а сам уже видел, как привезет домой пару, а может, и больше гусей, уток и хорошей рыбы. Войдет в их маленькую прихожку с большим рюкзаком… А вечером с пацанами будет рыбу солить, а Светка гуся жарить…