Текст книги "Убийство с продолжением"

6

Достоевский не мог сразу, в самом начале учебного года, уехать к тетке в Семиреченск. Директриса подкинула ему подарочек в лице классного руководства пятым классом. Потому ему нужно было принять класс, познакомиться с ребятами, поговорить о каждом ребенке с их первой учительницей. И директриса согласилась отпустить его не раньше чем через неделю.

– Здравствуйте, дети! – Достоевский вошел в класс и быстрым взглядом окинул всех двадцати трех человек.

– Здравствуйте! – хором ответил класс.

– Впрочем, какие вы дети. Вы теперь уже взрослые. Садитесь, пожалуйста.

Ученики засмеялись и сели. Все сидели парами, и лишь на задней парте в среднем ряду сидел в одиночестве большеглазый, щупленький светловолосый мальчишка. Тот самый Валя Ихменев, о котором ему рассказала учительница начальных классов. Он был изгоем, с ним никто не хотел дружить и сидеть по причине его абсолютного безразличия к учебе. Интересный экземпляр, надо будет с ним поговорить наедине.

– Ну что, ребята, давайте знакомиться. Я ваш классный руководитель, меня зовут Илья Иванович. Фамилия моя Достоевский. Так что, у кого какие проблемы, вопросы – милости прошу обращаться ко мне. Я надеюсь, вы понимаете, что у вас теперь будет не один учитель, как в начальной школе, а много – по каждому предмету отдельный учитель.

– А вы какой предмет будете вести? – поинтересовалась высокая, плотно сбитая девочка с короткой стрижкой чуть рыжеватых волос и едва заметными веснушками на лице. Он догадался, что это была Таня Чихачёва. О ней ему тоже рассказали. Причем учительница сосредоточила внимание на ее матери, активистке родительского комитета, которая не признавала за оценку даже четверку, не говоря уже о более низкой отметке. Но если за четверку мать просто орала на дочь, то за тройку начинала ее хлестать по щекам. Делала это довольно осторожно, чтобы никаких следов побоев не оставалось, но била больно. Когда же дочь однажды спросила ее, зачем ты меня бьешь, мать ей простодушно ответила: «Меня пороли, и я тебя пороть буду».

– Я буду у вас вести русский язык и литературу. И еще! Я хочу сразу расставить точки над «ё» в наших взаимоотношениях. У меня есть железное правило: я оцениваю уровень подготовки ученика к конкретному уроку, к конкретному заданию. – Он посмотрел на заднюю парту, где в одиночестве сидел Валя Ихменев, и тут же перевел взгляд на ту девочку, которая его спросила про то, какой предмет он у них будет вести. Своим чутьем он сразу понял, кто в классе изгой, а кто – главный заводила, и решил для себя, что никому не позволит травить слабого. – И для меня прошлых успехов не существует. То, как вы учились в начальной школе, в первых четырех классах, осталось в прошлом. И всех учителей-предметников, которые будут у вас преподавать, я нацелю именно на это. Чтобы в будущем было без обид. Договорились?

– Да-а! – дружно пронеслось по классу.

– Вот и молодцы! Конечно, всякое может быть. Рубить сплеча я не буду. Если у кого-то была уважительная причина или он плохо себя чувствовал и не подготовился к уроку, я, разумеется, пойду вам навстречу. Но! Если я пойму, что вы меня обманываете, на первый раз прощу, на второй раз предупрежу, на третий – просто начну ставить двойки. Причем сразу две – одну за невыученный урок, вторую за вранье.

– У-у-у! – пронеслось по классу.

– Что значит «у-у»? Так вы не врите, и двоек не будет, – улыбнулся Достоевский. – А если у кого-то будут трудности с пониманием материала, смело подходите ко мне, будем эти трудности преодолевать совместно… Это, собственно, все, что я хотел сказать в самом начале нашего знакомства. Точнее, перед тем, как начать с вами знакомиться.

Он подошел к столу, взял журнал, открыл его.

– Давайте так, ребята. Я буду называть фамилию и имя, а вы поднимайте руку, чтобы я мог на вас хотя бы пару секунд посмотреть и запомнить.

Когда прозвенел звонок с урока, ученики тут же окружили Достоевского, девочки даже пытались брать его за пальцы, поглаживая, мальчишки старались дотронуться плечом. Достоевскому было понятно их стремление: в школе было очень мало учителей-мужчин, а тут пятиклассникам подфартило – целый классный руководитель. Он улыбнулся своей догадке.

– А у вас есть жена? – спросила кто-то из девочек.

– Пока нет, – немного смутился Достоевский от вопроса, который обычно задают уже старшеклассники.

– А девушка? – допытывалась все та же невысокая, с толстой русой косой девчушка, он даже вспомнил, как ее зовут – Женя Давиденко.

– И девушки тоже нет, – уже с усмешкой ответил Достоевский.

– А дети есть? – вдруг спросила Таня Чихачёва.

Все притихли в ожидании ответа и смотрели на него кто с испугом, кто с настороженностью, а сама Чихачёва, как показалось Достоевскому, с легкой насмешкой. Тогда и Достоевский решил перевести вопрос в плоскость юмора.

– Тс-с-с! – он приложил указательный палец к губам. – Это страшная военная тайна.

Секундное замешательство, и класс взорвался веселым смехом.

– А ты чего? Тебе нельзя сюда! Ты плохо учишься, – услышал Достоевский недовольный грубоватый мальчишеский голос, отталкивавший от учителя одноклассника.

Он поднял глаза и посмотрел сначала на того, кто это сказал, затем на того, кому эти слова предназначались. Последним оказался Валя Ихменев. Он сразу загрустил, и Достоевскому показалось, что у мальчишки даже повлажнели глаза.

– Это почему же ему нельзя? – строго спросил Достоевский.

– А с ним никто не дружит. Он плохо учится, – объяснила Чихачёва.

– Ну, знаете ли, друзья мои, кто из вас как учится, будет ясно только в десятом классе, когда вы будете ЕГЭ сдавать. Если, конечно, оно до того времени доживет. Могу вам по себе сказать: я до шестого класса был еще тот лоботряс, а потом за ум взялся и закончил школу почти без четверок. В данном случае многое зависит от учителя. Если он интересно преподает свой предмет, и ученикам интересно. А если учитель работает спустя рукава, то и ученики учатся так же. Но, могу вам сказать, все учителя, которые будут вести у вас уроки, очень хорошие преподаватели. А по поводу того, что с ним никто не дружит, так вы знаете, у меня тоже друзей не шибко много, потому что у меня слишком много требований к ним.

Дети слушали молча, и так же молча слегка расступились, пропуская Ихменева поближе к учителю.

– Ты согласен со мной, Валя?

Достоевский в упор посмотрел на Ихменева, а тот волчонком, исподлобья глядел на остальных. Затем перевел взгляд на учителя и молча кивнул.

– Ну, вот и молодец! Дай пять! – Достоевский поднялся и протянул мальчишке руку.

Тот улыбнулся, торжествующе оглядев одноклассников, и протянул руку учителю.

– А теперь, друзья мои, отдохните перед следующим уроком.

7

Наша троица, рассекая толпы таких же прогуливающихся по многокилометровой Английской набережной, не спеша двигалась в сторону канала Маньян. Красивейшая улица, украшенная многочисленными отелями и дворцами, почти каждый из которых можно назвать архитектурным шедевром, даже университетским центром, тянулась вдоль лазурного побережья теплого моря.

Сошенко то и дело щелкал фотоаппаратом, отчего слегка отставал, а затем ускоренным шагом догонял уходивших вперед профессора Мышкина с Николаем.

– И все же, профессор, я хотел бы вернуться к прерванному в машине нашему разговору о незаконченных или неопубликованных произведениях Федора Достоевского, – ненавязчиво возобновил беседу Николай.

– Да, да, хорошо! Почту за честь немного вас просветить в этом смысле. Несмотря на все усилия критиков, исследователей и литературоведов, в жизни и творчестве величайшего русского писателя еще немало загадок. К примеру, среди незаконченных произведений Достоевского особый интерес представляют два – «История Карла Ивановича» и «Слесарек». Незавершенные фрагменты этих вещей помещены в рабочей тетради 1875–1876 годов, представляющей собой черновой автограф Федора Михайловича. С начала 1849 года журнал «Отечественные записки» начинает публиковать роман под названием «Неточка Незванова». Он появился в январской, февральской и майской книжках журнала. Многие достоеведы не без оснований считают, и я отношусь к их числу, этот роман незаконченным и впоследствии превращенным автором в повесть. С другой стороны, есть в творчестве писателя и целая детективная история с неизвестным, пропавшим романом под названием «Атеизм».

– Вот как?! – с удивлением посмотрел на профессора Николай.

В это время их в очередной раз догнал Кирилл и, услышав интересный разговор, пошел рядом.

– Да, да! Судя по не совсем проверенным источникам, роман «Атеизм» – книга о религиозных исканиях русского гения. Текст никогда не был опубликован. Но его от первой до последней страницы прочитал инородец в чине русского офицера по особым поручениям – великий представитель казахского этноса Чокан Валиханов, философ и путешественник. Куда эта рукопись делась потом – никто не знает. За ней гоняются, ее ищут многие (ведь рукопись бесценна, по некоторым оценкам – стоит до миллиона долларов), но никто не знает, где ее найти…

Николай с Кириллом даже присвистнули.

– Боюсь, что и наша рукопись неизвестного романа, выставленная на аукцион, тоже может стать сенсацией.

– А что вас все-таки смущает, Виктор Алексеевич? – вступил в разговор Кирилл. – Ведь вы же сами в Москве сказали, что по всем приметам это почерк самого Достоевского.

– Вы правы, Кирилл. Почерк Достоевского. Как его назвал писатель Григорович, – бисерный почерк. Однако в последнее время сделать на компьютере фальшивку – проще простого. Потому мне и хочется увидеть оригинал – цвет чернил, бумага той эпохи, их-то как раз подделать очень непросто.

Николай взглянул на часы.

– У нас до встречи с мсье Куртуа чуть больше часа. Предлагаю завернуть в какую-нибудь кафешку или ресторан, которых здесь достаточно, пообедать.

– Да, да, не мешало бы, – согласился профессор Мышкин.

Николай остановился, определяя местоположение. Они стояли на перекрестке с бульваром Гамбетта.

– Прекрасно! – сказал он. – На бульваре Гамбетта есть множество различных ресторанов, магазинов и кафе. К тому же улочка старинная, с множеством средневековых зданий в стиле барокко. Идемте?

– Пошли! – решительно заявил профессор Мышкин.

Но дальнейшие события задержали их здесь на некоторое время и заставили вернуться на набережную.

Полицейские оцепили знаменитую «Виллу офицеров», в которой одно время проживала сестра Наполеона Полин, а в 1919 году располагалась мэрия Ниццы. К вилле вели полукруглые ворота, за которыми сразу начинался старый парк, за деревьями которого и скрывалось красивое здание. Напротив входа в парк стояли полицейские и другие автомобили. И большая толпа зевак. Щелкали фотоаппараты журналистов, подъехало телевидение. Подойдя к толпе, Николай поинтересовался у оказавшейся рядом пожилой дамы:

– Что случилось, мадам?

– Говорят, в саду нашли труп мужчины с несколькими ножевыми ранениями.

– Убили совсем недавно, – добавил совершенно лысый мужчина лет пятидесяти. – Обнаружил его служащий виллы.

– Видимо, нам придется поискать ресторан в другом месте, – сказал Николай.

Они вернулись назад и прошли дальше по набережной.

В назначенное время они подошли к двери книжной лавки, находившейся на первом этаже старинного двухэтажного жилого дома. Они вошли внутрь, за прилавком стояла хорошо ухоженная, но уже немолодая дама с явно крашенными в рыжий цвет волосами до плеч. Она о чем-то беседовала с покупателем, мужчиной средних лет.

– Вот, возьмите эту книгу, – советовала она.

Мужчина начал листать книгу, а продавец в это время обратила внимание на вошедших, которые с любопытством бегали глазами по полкам.

– Здравствуйте, господа! Вас что-то конкретное интересует?

– Добрый день! Мы бы хотели увидеть мсье Куртуа, – подошел к ней поближе Николай.

– Вы знаете, его нет в магазине.

– Как нет? – удивился Николай. – Мы с ним договаривались на 16.00.

– Мадам, я возьму эту книгу, – подал голос покупатель. – Это, правда, не совсем то, что мне нужно, но кое-что интересное есть и тут.

– Простите! – обратилась женщина к Николаю и тут же повернулась к покупателю. – Шестнадцать евро, пожалуйста.

– Да, да! – покупатель достал пластиковую карту, вставил ее в аппарат.

– Спасибо!

– Всего доброго, – кивнула продавщица.

Едва за покупателем закрылась дверь, она в нерешительности посмотрела на Николая.

– Мсье Куртуа звонил директор аукционного дома мсье Жардим и договорился о встрече. Вот это, – Николай кивнул в сторону профессора Мышкина, – профессор из России, специалист по русскому писателю Достоевскому. Он хотел бы воочию увидеть рукопись Достоевского прежде, чем та будет выставлена на аукционе.

– Но хозяина и в самом деле нет.

– Странно! Мсье Куртуа сам просил нас не опаздывать, и вдруг его нет на месте, – профессор Мышкин взглянул на часы, тыча в них пальцем. Но продавщица лишь плечами пожимала.

– Буквально часа за два до вашего прихода ему кто-то позвонил, он долго с позвонившим препирался, возмущался, ругался (я его таким давно не видела), затем взял кейс с какими-то бумагами, ничего мне не сказал и выскочил из магазина.

– Ну что же, придется ждать, – произнес Кирилл.

– Да, но… вы же слышали, что аукционист сказал, что у нас есть на все про все один час, – недоумевал профессор.

– Да и непонятно, сколько можно прождать, – произнес Николай. – Насколько я понимаю, в 17.30 рукопись должна быть уже в руках у Жардима, чтобы успеть, как следует оформить лот.

– И что же нам делать?

В этот момент в магазин вошли две женщины.

– Мадам, чтобы вас не отвлекать от работы, мы выйдем, – сказал Николай. – Напротив вашего магазинчика кафе, мы с русскими господами будем там. Если объявится или позвонит мсье Куртуа, будьте любезны сообщить нам.

– Да, да, конечно!

Они вышли из магазина и, перейдя через дорогу, зашли в кафе. Оно было полупустым, и скучавший официант обрадованно тут же направился к ним, держа в руках папочки с меню.

– Здравствуйте, господа! Прошу ознакомиться с нашим меню.

Официант положил перед каждым меню, но Николай предупредил его:

– Нет, нет! У нас, к сожалению, мало времени. Принесите, пожалуйста, три капуччино.

– Хорошо! – немного разочарованно произнес официант и, собрав папки с меню, направился к стойке бара. – Сделай им три капуччино.

Они пили кофе молча и в некоторой растерянности. По очереди поглядывали в окно в надежде увидеть там хозяина книжной лавки. Николай изредка поглядывал на часы. И тут у него зазвонил телефон. Он достал его, глянул на экран, нажал на кнопку.

– Алло!.. Как так снимается? Почему?.. Что значит исчез?..

Профессор Мышкин с Кириллом оба напряглись, у Кирилла даже задрожали пальцы рук.

– Да мы, собственно, рядом с его книжной лавкой, его действительно здесь нет… Продавец сказала, что ему кто-то позвонил, он с ним долго ругался, потом взял портфель с какими-то бумагами и ушел… Понятно! Конечно, нет смысла, если лот снимается. До свидания, мсье Жардим! Очень жаль, что так вышло.

Николай отключил телефон, положил его перед собой на стол. Ни профессор, ни Кирилл не знали французского, но смысл разговора был им понятен.

– Куртуа куда-то исчез, рукопись на аукцион не поступила, лот снят с торгов, – коротко доложил Николай.

– Ч-черт! – выругался Кирилл. – Я звоню шефу. – Он достал из кармана телефон, набрал нужный номер. Карамазов довольно долго не отвечал, и Сошенко начал читать заклинание:

– Сергей Филиппович, возьмите трубку. Сергей Филиппович, Ницца на проводе…

Наконец ему ответили.

– Сергей Филиппович! Добрый день! Это я, Кирилл.

– Да, Кирилл, я тебя слушаю. Как дела с аукционом?

– Отменили аукцион, Сергей Филиппович.

– Что значит отменили?

– Дело в том, что владелец рукописи пропал вместе с рукописью…

– Как это пропал?

– Ну вот, его сотрудница сказала нам, что ему кто-то позвонил, он взял портфель с какими-то бумагами и ушел. И больше его никто не видел.

Карамазов долго молчал, скребя пальцами по груди, соображая, что бы это могло значить.

– Алло, Сергей Филиппович!..

– Да помолчи ты, я думаю! – огрызнулся Карамазов. – Николя там далеко?

– Да нет, рядом. Мы все втроем здесь. И Виктор Алексеевич…

– Дай ему трубку!

– Виктору Алексеевичу?

– Николя дай трубку! Там, на солнце, у тебя, наверное, мозги расплавились?

Кирилл обиженно поджал губы и протянул телефон Николаю, одними губами зашептав:

– Тебя шеф.

Николай взял трубку.

– Я вас слушаю, шеф.

– Ты вот что, Николя. Сбрось мне на почту все подробности, что, как, почему. Уточни, что случилось с этим, как его… Ну, владельцем?

– Мсье Куртуа, – подсказал Николай.

– Во, во! Не иначе как происки конкурентов. Словом, держи меня в курсе.

– Понял, шеф. А сейчас что нам делать?

– Пару дней, до полного выяснения обстоятельств, пусть профессор с Кириллом подождут, а потом, когда все выяснится… ну, или наоборот, ничего не прояснится, заказывай им обратные билеты.

– Понял!

– Все, отбой!

Карамазов отключил телефон, бросил его на прикроватную тумбочку и откинулся на спину.

– Уроды, блин!

– Что-то случилось, дорогой? – прижалась к нему, обняв, голая пышногрудая блондинка.

– Да так, кое-какие неприятности.

8

Николя сидел в своем гостиничном номере и работал с ноутбуком. За дни отсутствия в офисе накопилось немало дел. Он смотрел, какие вопросы можно решить на расстоянии, и тут же давал по электронной почте распоряжения оставшимся в Париже сотрудникам. Пару раз звонил по телефону. Параллельно в комнате негромко работал телевизор (как говорил сам Николя – для фона).

Но вот он отвлекся от ноутбука и внимательнее глянул в экран телевизора – там шла какая-то передача, которую вдруг прервали.

– Просим прощения у наших телезрителей за то, что прервали наше шоу, но у комиссара полиции есть важное сообщение.

Николя сделал звук погромче и стал внимательно слушать полицейского.

– Как вы знаете, вчера в нашем городе произошло зверское убийство в саду Виллы офицеров – тремя ударами ножа в грудь и живот был убит некий мужчина. Благодаря усилиям нашей славной полиции труп был опознан: им оказался владелец книжной лавки Пьер Куртуа, семидесяти трех лет. Убийство было совершено между 15 и 16 часами. Просим всех жителей Ниццы, кто оказался случайным свидетелем преступления или кто был в это время рядом с Виллой офицеров и мог видеть предположительного убийцу, позвонить по телефону, который сейчас появится на ваших экранах.

Тотчас же на экране вместе с телефоном полиции появился и портрет Куртуа.

Николя некоторое время ошарашенно смотрел в телевизор, затем выключил его, отодвинул в сторону ноутбук и выскочил из номера. Через минуту он уже был в номере профессора Мышкина.

– Профессор, вы не смотрели телевизор?

Глядя на перекошенное лицо француза, Мышкин испугался.

– Я же не понимаю по-французски, Николай. Но, судя по вашему виду, что-то случилось в городе?

– Случилось! Не то слово! Помните, мы с вами хотели свернуть на бульвар Гамбетта, но там было оцеплено полицией здание Виллы офицеров?

– Как же, как же! Там кого-то убили.

– Убили, профессор! И не кого-то, а нашего с вами Пьера Куртуа, владельца многих бесценных рукописей.

– Как Куртуа?! – профессор Мышкин от неожиданности даже присел в стоявшее рядом кресло. – А рукописи?

– Мсье Мышкин, вы же помните, нам женщина в книжной лавке сказала, что Куртуа сунул какие-то бумаги в портфель и ушел с ним. Не из-за этого ли портфеля с рукописями и зарезали человека?

– Боже мой! Вот так дела!

Николай нервно прохаживался по комнате, а лицо профессора стало покрываться пятнами.

– И что же нам делать?

– Нам? А что мы можем сделать?.. Разве что… Сообщить полиции об этом самом портфеле. Это объяснит им хотя бы мотив убийства.

– А может быть, портфель остался на месте преступления? Ну, где-нибудь в кустах. Там же много зелени, не так ли?

– Хотелось бы в это верить, но лично я в этом сомневаюсь. Уж слишком все прозрачно: телефонный звонок мсье Куртуа, его недовольство и препирательство со звонившим, затем он собрал рукопись в портфель и ушел.

– Надо бы все-таки еще раз наведаться в магазинчик, поговорить с хозяйкой, объяснить, что если рукопись Достоевского осталась у нее, то за нее она получит немалую сумму.

– Возможно, в этом есть какое-то рациональное зерно. И все же сначала надо бы сообщить полиции, а потом уже ехать в магазин.

В это время лейтенант полиции заканчивал опрос продавщицы в магазине Куртуа.

– Вы проверили, какие рукописи ваш хозяин взял с собой, идя на встречу с потенциальным убийцей?

– Если честно, я не знаю его коллекции. Он ведь меня в это не особо посвящал. Но я слышала по телефону, как он несколько раз произнес слово «аукцион» и фамилию русского писателя… Кажется, Достоевский.

– Он называл по имени того, с кем разговаривал?

– Нет! Он его точно не знал, потому что несколько раз переспросил, кто звонит… Хотя, постойте. Когда он собирался идти на встречу, я слышала, как он ворчал что-то по поводу русских.

– Русских? Вы это точно слышали?

– Как этот ваш вопрос. Он ворчал примерно так: какого черта я связался с этими русскими. Выставил бы на аукцион Жорж Санд или Марата…

– Спасибо, мадам, вы нам очень помогли. Теперь мы хотя бы знаем мотив убийства. И будем искать портфель.

Лейтенант уже собрался уходить, как продавщица что-то вспомнила.

– Постойте, мсье!

– Да! – уже было открывший дверь лейтенант вернулся.

– Я вспомнила еще. Где-то через час после ухода хозяина в магазин зашли трое мужчин. Двое молодых, а один уже пожилой, седой, с лысиной на макушке и бородой. Они сказали, что договаривались о встрече с хозяином, что их рекомендовал мсье Жардим, директор аукционного дома, в котором хозяин и выставлял рукопись. Они мне сказали, что хотели бы увидеть оригинал. Причем, мсье лейтенант, двое, тот самый пожилой и один молодой, были русскими.

– Русскими? Точно?

– Во всяком случае, их так представил третий, наш француз. Белый.

– Так, так. И что же они хотели?

– Я же вам говорю, хотели увидеть оригинал рукописи писателя Достоевского. Но я им сказала, что хозяина нет, что он неожиданно уехал куда-то.

– А они что?

– Они? Они сказали, что подождут его вон в том кафе, напротив, – она рукой указала в окно. – При этом пожилой очень нервничал.

– А что было потом? – спросил лейтенант, но женщина не услышала вопрос, она смотрела в окно.

Лейтенант проследил за ее взглядом и увидел приближающихся трех мужчин – двух молодых и одного седовласого. Он тут же догадался, кто это был, но на всякий случай уточнил у продавщицы.

– Это они, мадам?

Женщина в ответ лишь кивнула, прикрыв рот ладошкой.

Николай открыл дверь магазина и пропустил вперед себя профессора Мышкина, затем зашел сам, последним вошел Кирилл, прикрыв за собой дверь. Искоса глянув на полицейского, Николай поздоровался:

– Бонжур, мадам!

– З – здравствуйте! – ответила женщина и тут же посмотрела на лейтенанта.

– Простите, мы вам не помешали? Мы можем подождать на улице.

– Нет, нет, отчего же! – заговорил полицейский. – Я уже закончил опрос мадам Меланж. И знаете, самое интересное, что мы с ней закончили разговор именно про вас.

Лейтенант, не сводя глаз, следил за профессором и Николаем, правильно определив, что они здесь главные, в надежде заметить на их лицах некоторое смятение. Но они были скорее удивлены, нежели смущены. При этом Николай негромко перевел для Мышкина с Кириллом слова полицейского.

– И о чем же вы про нас говорили с мадам?

– Мы говорили о том, что вы интересовались именно той рукописью русского писателя Достоевского, которая была выставлена на аукцион.

– Совершенно верно! Мсье Жардим, директор аукционного дома, договорился с мсье Куртуа о том, что вот этот уважаемый профессор из России, господин Мышкин, – при этом профессор, поняв, что разговор идет о нем, слегка кивнул, – один из ведущих в России экспертов по творчеству Достоевского, хотел бы увидеть оригинал рукописи, чтобы убедиться в его подлинности.

– Для чего? – спросил лейтенант. – Зачем это было нужно?

– Видите ли, мсье лейтенант, я – представитель во Франции русской корпорации «Kara – Mazoff», и мой шеф собирался выкупить этот лот, то бишь рукопись Достоевского. Но прежде он хотел убедиться в ее подлинности, поэтому и прислал из Москвы господина профессора.

– Складно вы рассуждаете, мсье…

– Жакло, – подсказал Николай. – Николя Жакло. А что вас, собственно смущает, лейтенант?

– Национальность ваших компаньонов.

– Вам не нравятся русские?

– В последние годы – да! От них вся эта муть в Европе.

– Объяснитесь, пожалуйста, – слегка напрягся Николай.

– Что он сказал? – спросил Кирилл.

– Погоди! – отмахнулся Николай. – Объяснитесь, пожалуйста.

Но лейтенант, прежде чем ответить, поднес рацию ко рту и перекрыл нашей троице путь к выходу.

– Петэн слушает! – донесся голос из рации.

– Мишель, давай сюда! – приказал лейтенант и лишь после этого вновь переключился на Николая.

– Дело в том, что незадолго до вашего прихода сюда некий русский позвонил мсье Куртуа и угрозами или как-то по-другому, это еще предстоит выяснить, потребовал, чтобы мсье Куртуа пришел к нему на встречу, взяв с собой именно рукопись Достоевского, а потом убил его в саду Виллы офицеров. После чего с его портфелем скрылся в неизвестном направлении.

– И вы подозреваете в этом нас?

В этот момент в магазин вошел сержант Петэн с резиновой дубинкой в руке и с кобурой и наручниками на ремне.

– А я разве сказал, что я вас подозреваю? Я просто вынужден вас всех на некоторое время задержать. До выяснения обстоятельств и ваших личностей. Мишель, сопроводи-ка этих господ в отдел.

– Я буду жаловаться комиссару полиции! – решительно заявил Николай.

– Ваше право! Но я как раз исполняю приказ комиссара задерживать всех подозрительных лиц.

Профессор Мышкин, поняв, наконец, в чем проблема, четко произнес по-английски:

– Я – гражданин России. Я требую немедленно сообщить нашему консулу.

– Непременно сообщим. Доставим вас в отдел полиции и тут же свяжемся с консульством.

Полицейские вывели всю троицу на улицу. Вышедший первым сержант открыл заднюю дверцу, махнув рукой, приглашая русских сесть на заднее сиденье. Сам тут же обежал вокруг и сел за руль, а лейтенант устроился рядом с ним.