Текст книги "Талая вода"

– Я не знаю, что сказать…

– От чего же? Вам никогда не делали больно?

– Наверное, всем когда-то делали больно, – нехотя признала Юля.

Массажистка тем временем быстро окунула руки в масло, встряхнула и принялась с сосредоточенным видом водить ладонями по его груди. Юля почувствовала, что краснеет, опять вернулось то непередаваемое замешательство, которое она каждый раз испытывала в его обществе. Она обошла массажный стол и уставилась в окно, тяжело облокотившись на подоконник. Почему он все время над ней издевается, то тогда с этими деньгами, теперь вот с массажисткой…

– Куда же вы смотрите? Что там за окном привлекло ваше внимание? – поинтересовался Герман, и в его голосе она явственно услышала насмешку.

Юля обернулась, чувствуя, как кровь приливает к щекам, ей вдруг стало непереносимо жарко.

– А куда я должна смотреть? – еле слышно спросила она. – Если на вас, то я не могу на это смотреть. Простите.

Девушка спустилась чуть ниже, к животу, разминая рельефные мышцы, на миг Юле вспомнилась статуя Давида, возле которой она встретила Сашу Балашова.

– Картины в том углу комнаты, справа от вас, – его губы тронула улыбка, – Вы же на них посмотреть пришли? Странно, если вы их не заметили, они весьма впечатляюще выглядят…

Юля резко повернулась и только теперь увидела три холста внушительных размеров, водруженные на мольберты они стояли у противоположной стены. Не заметить их было, действительно, сложно. Боже, как же неловко вышло, ну почему она такая дура!

– Я заметила… конечно… – растерянно пробормотала Юля и направилась к мольбертам.

Она медленно прошла вдоль полотен, приглядываясь, пытаясь понять, зачем ее сюда вызвали, потом отступив назад, соединила их в своеобразный триптих. Задержала внимание на «Стражнике», по поводу которого и возникли разногласия. Юля приблизилась, осторожно провела рукой по холсту. Точные мазки, стройная композиция, авторский стиль. Мрачный, суровый, немного напоминающий работы Веласкеса, с тяжелыми предметами, прорисованными деталями, кружевным легким фоном. И рамы замечательно подобраны. И все-таки…

– Что скажете? – поинтересовался Герман, девушка уже велела ему сесть, и теперь с некоторым даже отчаянием в движениях выкручивала его плечи.

– То же, что и раньше, – громко ответила Юля, которая, наконец, справилась со смущением: в конце концов, если ему нравится вести себя эксцентрично – это ее не касается. Она пришла сюда как эксперт, чтобы оценить картины и только. – На мой взгляд, картины не представляют большой художественной ценности. Но это – мое частное мнение. Предположу, что вы вряд ли сможете их дорого продать.

Дверь шкафа отворилась, и появилась голова Матвея. Как же она рада его видеть! Он удивленно вскинул брови, увидев тайку, потом перевел взгляд на Юлю, и его глаза раскрылись еще шире.

– Привет! – она улыбнулась. – Ты же знал, что я приду сегодня смотреть картины?

– Да, я просто не ожидал, что тут такой… антураж…

– Ну, мы в общем-то закончили, – заметила Юля. – Антураж и меня впечатлил. Как и вход через шкаф. Я чувствовала себя почти как Алиса в стране чудес, только белого кролика не хватило для полного сходства. Но я уже посмотрела картины и ухожу.

– Хорошо, подожди меня в приемной, ладно? Потом можем попить кофе, – предложил Матвей. – Ты все-таки представитель компании-конкурента, а у нас тут конфиденциальное дело.

– Без проблем, – Юля снова счастливо улыбнулась, его присутствие придавало сил, – До свидания, надеюсь, я смогла быть полезной.

– До свидания, без сомнения, вы очень помогли! – Герман кивнул ей, поднялся и завернулся в махровый халат, больше Юля ничего не видела, она поспешно сжала руку Матвея и скрылась за дверцей шкафа, куда почти сразу же последовала за ней завершившая сеанс массажистка.

– Кто это? – Матвей кивнул девушке вслед.

– Массажистка, – спокойно ответил Герман.

– Массажистка и…? Герман, я все понимаю, это твоя компания, но тут же офис, а не дом разврата!

– Да ладно, она правда просто массажистка, говорю тебе. Ее зовут Николь, кстати. И она – порядочная девушка.

– Как часто она делает тебе массаж? – скептически поинтересовался Матвей.

– Два раза в неделю.

– И как давно?

– Полтора года.

Матвей рассмеялся, покачал головой, потом скрестил руки на груди и взглянул в глаза своему начальнику.

– Герман, я же не совсем идиот! Я ни за что не поверю, что девушка ходит к тебе два раза в неделю в течение полутора лет, да еще по такому интимному вопросу, как массаж, и у тебя ничего с ней нет!

– Ну, верить или нет, дело твое. Но это так. Хотя, замечу, тебя это не касается.

– И почему же? В смысле – почему нет? Она кажется тебе непривлекательной?

Герман тем временем уже подошел к картинам, долго разглядывал их, пытаясь понять, что именно не нравилось в них Юле, потом взял чашку с травяным чаем, приготовленным заботливыми руками Николь, а затем снова повернулся к Матвею.

– Ты плохо знаешь жителей Таиланда. У них другой мир, другие ценности. Они чтят бедность и страдание, быть богатым для них – не самоцель, деньги – значения не имеют. Наоборот, бедным быть даже престижнее, что ли. А Николь – девушка из хорошей семьи, а хорошие семьи в Таиланде отличаются строгостью взглядов, в том числе и в отношении мужчин и женщин. И если бы я захотел спать с ней, она бы потребовала, чтобы все было серьезно. А мне этого не нужно. Если бы я просто отказался от постоянных отношений, она бы ушла – и деньгами ее не удержишь. И я бы лишился отличного массажа. Николь – превосходный специалист, другую такую найти непросто. После нее словно оживаешь. Таким образом – я выбираю меньшее из двух зол, только и всего.

– А она? Думаешь, не хочет?

– Скорее всего, хочет. Я уверен. Но опять-таки, Николь буддистка от макушки до кончиков пальцев, понимаешь? Она знает, как не делать того, чего хочется… – его лицо приняло задумчивое выражение. – И ее ничем не собьешь. Хотел бы я уметь также! Но вот уж дара воздержанности мне не дано – если я чего-то хочу, сделаю любой ценой…

– И если бы ты хотел эту Николь…

– Женился бы, чего ж делать. Пришлось бы. Но, слава богу, предпочитаю просто работать с ней.

– Если она такой прекрасный специалист, почему ты никогда не советовал ее мне? – ворчливо спросил Матвей, – У меня бывают проблемы с вегетатикой, особенно после занятий спортом. Хороший массажист точно не помешал бы!

– Тебе пусть Юленька массаж делает волшебными руками, – заметил Герман, снова обернувшись к картинам. – Умеет она?

– Не знаю…

– Или она умеет только находить недостатки в отличных произведениях? Ведь это – отличные картины, Матвей! Или же я ничего не понимаю.

Матвей приблизился и долго вглядывался в мрачное лицо стражника, в блики света на его алебарде и шлеме, а потом сказал:

– Если Юля сказала – что они не стоят нашего внимания, значит, не стоят. Не знаю, как насчет массажа, но в том, что касается живописи – она лучше всех нас, вместе взятых.

– Вот как? – Герман дернул уголком рта, словно ему была неприятна столь высокая оценка, данная Матвеем Юлиному таланту. – Посмотрим.

И он направился в душевую, которую оборудовал пару лет назад в другом конце зала. Матвей же вернулся к ожидавшей в приемной Юле. Юля понимала, что почему-то вызывает недоверие, возможно даже неприязнь у начальника «Тензико», но в чем причина неприязни понять не могла. Возможно, если бы удалось дотронуться до него, как сегодня делала девушка-массажистка, ее руки узнали бы правду. Но… внезапно ей показалось, что прикоснуться к нему – то же самое, что открыть ящик Пандоры, что ничего, кроме беды, полученные сведения не принесут, а потому пусть все останется так, как есть. В эту минуту она позавидовала Николь. Впервые в жизни она позавидовала человеку только потому, что он не имел способности видеть ладонями скрытое.

– Ты права, – согласился Матвей, когда она поделилась с ним этими мыслями. – Даже не представляешь, с чем мне приходилось сталкиваться за годы, что мы работаем вместе.

– Например?

– Например… антиквариат не всегда чистый бизнес, ты знаешь. И люди, с которыми Герман привык иметь дело, вряд ли понравились бы тебе.

– А я уж думала, ты расскажешь мне о разгульных вечеринках, – усмехнулась Юля.

– И это тоже. Ты никогда не видела ничего подобного. И я предпочел бы не видеть. Не надо, не спрашивай! – жестом прервал он ее.

И Юля не стала спрашивать, потому что есть вещи, которые лучше не знать.

– Он кажется неуязвимым, – заметила она, – как герой или сверхчеловек! Но у каждого героя, должна быть ахиллесова пята, не так ли? У него есть слабости, хоть какие-то?

– А зачем? Хочешь разведать и донести Борису?

Матвей рассмеялся и легонько щелкнул ее по кончику носа.

– Да просто любопытно.

Его взгляд стал задумчивым, искорки веселья в глазах погасли, он долго молчал, пытаясь вспомнить и морща лоб от усилий, а потом неуверенно пожал плечами:

– Ну я не знаю… Может, Сикстинская Мадонна?

– Сикстинская Мадонна? – с изумлением переспросила Юля. – В каком смысле? Он мечтает ее украсть?

– Да вроде нет. Он рассказывал, что когда жил в Дрездене все время ходил к Мадонне и часами смотрел на нее… Когда он об этом рассказывал, был не похож, ну… на себя обычного был не похож. Хотя, не знаю, возможно, я все придумал.

Юля была озадачена неожиданным ответом Матвея, с другой стороны, есть ли в мире что-то прекраснее Сикстинской Мадонны?

Глава седьмая. Пустые вешалки

– Александра Васильевна, я все понимаю, но почему «кол»? – не по-детски деловым речитативом спросил Юра Турчанов, пожалуй, худший ученик в классе.

– Потому что я предупреждала: если еще раз не сделаешь домашнюю работу и плохо напишешь контрольную, будет «кол», а свои обещания надо держать! – заметила Сашка. Юра был смешным, веснушчатым и лопоухим десятилетним хулиганом, шумным, но не злым, и в принципе, нравился ей. Если подумать, те мужчины, которых она пускала в свою жизнь, щедро одаривая любовью и лаской, не были ни хулиганами, ни двоечниками, но по сути были куда хуже этого несносного мальчишки. Юра был безвредным, а ее кавалеры могли причинить боль, испортить настроение, а иногда и надолго загнать в депрессию. Впрочем, ее разбитое сердце восстанавливалось быстро, как хвостик ящерицы. Но ведь и ящерице неловко без хвоста, а девушке с разбитым сердцем куда как плохо! Сашка поправила свою немного слишком короткую для учительницы юбку. Но сегодня собраний нет, можно прийти и в такой, дети вряд ли заметят – не старшеклассники еще. Те бы точно заметили, все замечают, негодники! Сегодня она быстро занесет журнал в учительскую и побежит на встречу с Юлей. С тех пор, как Юля переехала, они виделись нечасто. Прошло уже полгода с тех пор как она живет с Матвеем Вишняковым, того и гляди осенью можно ожидать свадьбу, тем более, что свадьба Милы и Кирилла сорвалась в очередной раз. Несчастные влюбленные должны были пожениться в апреле, но у Кирилла неожиданно умер отец, и свадьбу решили отложить до зимы. Это был третий раз на памяти Сашки, когда свадьба Милы и Кирилла отменялась в связи с внешними сложными обстоятельствами. Мила даже постеснялась подавать заявления в районный ЗАГС, чтобы их не приняли за слабоумных, они решили пожениться в Вологде – не помогло. С одной стороны: похоже, не судьба. С другой – вряд ли есть хоть одна пара столь явно души не чающая друг в друге, они вместе уже десять лет, а до сих пор созваниваются каждую минуту, точно потерявшие голову подростки! Почему жизнь испытывает их отношения на прочность?

У самой Сашки ни разу и не получилось создать продолжительные отношения, полгода – абсолютный предел. Любой психолог сказал бы, что причина тому – странные отношения в ее собственной семье. Мать Сашки, Лидия Павловна, главный бухгалтер на предприятии оборонного значения, была замужем в четвертый раз. Дородная женщина с полными губами и широко распахнутыми голубыми глазами – такие нравятся мужчинам. Ее последний муж работал таксистом и не ладил с Сашкой. В общей сложности у Лидии Павловны насчитывалось пятеро детей от разных мужей, Сашка была дочерью от папы под номером два, с которым периодически, нечасто, общалась. Папа номер два был геологом, со всеми вытекающими последствиями: то есть пропадал неизвестно где и не в меру любил выпить, частенько за Сашкин счет.

Иногда Сашка задумывалась, а любила ли Лидия Павловна хоть кого-то: мужей, сыновей, дочерей? Она всегда казалась равнодушной и отстраненной, поглощенной собой, работой, бытом, женщиной-роботом, с аккуратным шиньоном на голове. Сашка так и не ощутила материнской любви и заботы, отношения с отчимом складывались сложно, а потому пришел день, и Сашка ушла из дома, тогда ей было всего четырнадцать. С тех пор она старалась по возможности свести к минимуму общение с братьями, сестрами, а заодно и с родителями. В своей семье она чувствовала себя чужой, задыхалась, теряла волю к жизни, ей казалось, что она рыба, попавшая в сети, из которых никак не выбраться. Спасителем оказался лопоухий студент, живущий в том же дворе, в него она влюбилась и в его комнату перебралась к величайшему неудовольствию родителей паренька, считавших Сашку распущенной девицей. Через три года Сашке показалось, что она переросла своего не особенно стремившегося к внутреннему и карьерному развитию друга, и она ушла от него к начинающему бизнесмену. Тот свозил Сашку на курорт, поводил по ресторанам и довольно быстро избавился от нее, сообщив, что не может полюбить девушку. Она сменила еще парочку кавалеров, потом осталась в одиночестве, и в это время ей подвернулись спасительные якоря – Юля и Мила, те, с которыми можно было снимать квартиру, не опасаясь ни скуки, ни предательства. После этого в жизнь Сашки приходили и уходили мужчины, но никто не задерживался надолго, многие обманывали ее ожидания, а разочарования и постоянные неудачи утомляли, забирая тот наивный идеализм, что был присущ Сашке-девушке.

Возможно, если бы Таирчик не бросил ее, она могла бы выйти за него замуж: Сашка не помнила себя более влюбленной, чем в дни, когда они были вместе, в те дни она снова поверила в романтику, украшала столик сердечками и цветами, читала и писала любовные стишки, на весь дом включала песни пятидесятых годов. Почему-то ни одна эпоха не пела о любви так пронзительно правильно, так одухотворенно. Сашка до сих пор грустила по временам, когда она могла влюбляться. А вот любил ли он ее когда-нибудь? Если быть честной, а с самой собой всегда надо быть честной, Сашка замечала, что он смотрит куда-то как если бы сквозь нее, в даль, в пространство, за горизонты видимого, а заинтересованный мужчина должен, не отрываясь, смотреть на любимую женщину. Таирчик же всегда казался рассеянным, немного скучающим, отстраненным. Возможно, он зациклен на себе, как мифологический Нарцисс, прекрасный и равнодушный, неотрывно глядящийся в прохладный поток горного ручья. А может, ему просто нужна другая женщина – не Сашка Баринова.

– Я пойду, Александра Васильевна? – Юра мялся у порога, сжимая в руках потрепанный рюкзак. Интересно, почему у него такой старый рюкзак? Сейчас дети одевались куда лучше, чем они когда-то, да и школьную форму отменили. Радоваться или нет тому, что отменили форму? Мила считала, что дети должны выглядеть одинаково, это нивелирует различия в благополучии их родителей, позволяет не думать об одежде, кроме того, – все одеты так, как того требует дресс-код. Никаких коротеньких юбочек и прозрачных кофточек. Но сама Сашка с детства была бунтаркой, она спорила с родителями, с учителями, с друзьями, и потому в знак протеста всегда то забывала надеть пионерский галстук, то делала слишком вызывающую прическу, то красила губы, за что ее саму частенько отправляли домой, где она получала нагоняй от строгой матери. Если бы в те годы были панки, она наверняка стала бы одной из них! Сейчас она понимала: то была попытка одинокой души привлечь к себе внимание, крикнуть о своем горе, об отверженности, но крик этот тихий и безмолвный оставался без ответа, если не считать замечания в дневнике и выговоры учителей. Как удивились преподаватели, когда узнали, что Сашка сама собралась учить детей! Сапожник без сапог, говорили они! Но, кажется, у нее неплохо получалось: ученики любили ее и ей удавалось найти к ним подход.

Юрка продолжал ждать.

– Да, конечно, но домашнюю работу сделай к следующему уроку, – опомнилась Сашка, он направился к двери, но она остановила его, – Юра!

Мальчик обернулся, Сашка с интересом взглянула ему в глаза.

– А вы зачем журнал украли из учительской? Думали, я ничего не замечаю, что ли? – усмехнулась она его растерянности. – Учебный год три дня как начался, а вы уже украли журнал!

Он помялся, не зная, что сказать.

– Ну, это очень интимный вопрос, Александра Васильевна…

– В смысле?! – опешила Сашка, округлив от удивления рот.

– Адрес хотели посмотреть, – ответил он неохотно, потупившись.

– Чей адрес?

– Светки Разиной. Колян хочет ей письмо послать… Любовное.

Этого Сашка никак не ожидала. Она думала, что вычислила какую-то шалость, или не дай Бог, попытку исправить оценки, но не понимала, что вторгается на запретную территорию душевных переживаний своих учеников. Детская любовь оставляла незаживающие раны в хрупких душах школьников, порой кровоточившие всю жизнь, или нывшие в плохую погоду, как застрявшие осколки картечи в ногах и плечах участников войны. Неуверенные в своей привлекательности девочки и худые с прыщиками на щеках мальчики, неуклюжие с длинными руками и шеями. Настоящие гадкие утята, как и когда им удается превращаться в лебедей? Сашка с легкой грустью, и даже почти с нежностью взглянула на Юру.

– Ладно, иди, – вздохнула она. – Занимайся.

Она быстро собрала вещи, отнесла журнал, удостоверилась, что на этот раз он надежно заперт в ящике шкафа, недоступный для влюбленных мальчишек, почти бегом выбежала из школы и села в машину. Да-да, Сашка была единственной из трех подруг, у кого имелась пусть старенькая, но машина, доставшаяся ей в результате одного из кратких, но удачных романов. Роман, из которого удавалось выйти хоть с незначительной прибылью, Сашка считала удачным.

Юля ждала ее на автобусной остановке, Сашка шумно притормозила, Юля запрыгнула на сидение, радостно обняла подругу и сказала:

– На сегодня встречи закончились, я сделала все, чтобы освободиться пораньше и увидеться наконец с тобой!

– Отлично выглядишь! Юбка новая? А кофта? А где Матвей?

– Спасибо! Юбка да, кофта нет. Уехал с Германом в Базель на пять дней. Завтра должен вернуться.

– Отлично, значит, у тебя есть время для старой подруги, – Сашка довольно улыбнулась, встряхнула челку и надела солнцезащитные очки. – Отчаливаем! Куда едем? Посмотрим, как ты живешь?

– Почему нет, – согласилась Юля.

Дальше Сашка пустилась рассказывать о своих учениках, иногда это было забавно, иногда чуть нудно, Юля успела только вставить пару смешных историй про Наташу. Забавные историю про Наташу уже давно стали для них традицией.

– Наташа – моя любовь, без нее жизнь была бы скучна! – заметила Сашка. – Бог создал ее, чтобы мы не скучали, а если бы не создал, ее надо было бы выдумать!

Потом они с грустью вспомнили про сорвавшуюся свадьбу Милы, при этом Сашка внимательно взглянула на Юлю, но та покачала головой, показывая, что ее свадьбы пока ждать преждевременно. Матвей ни разу не заговаривал на эту тему, а Юля не хотела его торопить. Сама она не одобряла ставшие модными гражданские браки, но ведь их отношения начались совсем недавно!

Пока они ехали до дома, два раза позвонила мама и один раз Надька. В отличие от мамы, сестра звонила нечасто, и обычно, когда ей было что-нибудь нужно.

– Пришли нам, пожалуйста, гречки и семечек, – попросила она, заканчивая разговор.

Наконец, Сашка благополучно припарковалась возле дома, они поднялись в квартиру, и с видом гончей, почуявшей добычу, Сашка пронеслась по комнатам, заглянула в кухню и ванную, рассмотрела раскиданные повсюду вещи Матвея и удовлетворенно произнесла:

– Так-так! Санузел совмещенный, но зато красивая плитка на стенах! Кухня большая, диван отличный. Комната светлая, уютная. Коридорчик маленький, но вполне аккуратный. Кругом чисто, и в целом миленько. Никаких отваливающихся обоев и разводов на потолке. Кажется, у вас все сложилось!

– А ты думала иначе? – удивилась Юля и отправилась ставить чайник.

– Нет, что ты! Мне он понравился с первого взгляда, я сразу поняла, что все серьезно! И он так на тебя смотрит, глаз не отрывает, такой заботливый, вежливый, и красивый замечу! Ну да, сестра у него долбанутая, начальник дурак, так что с того, тебе с ними детей не крестить.

– Первое время я все время ждала, что Герман вылезет из шкафа или из-под кровати, настолько пристальным было его внимание к нам, но потом вроде отстал, смирился с моим присутствием, а последние пару месяцев они вообще не общались, Матвей говорил, что даже в офисе тот его избегает. Хотя, это, конечно, крайности. Надеюсь, они смогут помириться пока будут в Швейцарии.

– Ну там обстановка располагает: белое вино, сыр… я бы в Швейцарии помирилась с кем угодно!

– Даже с Женей?

– Только если бы он раскошелился заплатить за сыр и вино! Нет, Юль, скажи, ты хоть раз видела более скупого человека? Не на страницах классических произведений, Гобсек там и все дела, а в реальной жизни?

– Возможно, Борис Стебко, который в третий раз зажал мою премию? – предположила Юля. – Ты представляешь, НАД ведь держится на моей работе! Клиенты обращаются к нам из-за меня, без ложной скромности. А он платит мне копейки и каждый раз зажимает премию. Вот как это назвать, если не свинство! Проходи, что ты будешь? Есть конфеты, могу сделать бутерброды, как раз с сыром. Правда, не со швейцарским, а с российским. Могу порезать салат.

– Я буду кофе, есть у вас хороший кофе?

– Конечно, Матвей обожает кофе, как и его мать. Она кстати, отличная женщина, мне очень повезло. На первый взгляд кажется холодной, неприступной, но на самом деле – наивная, даже какая-то трепетная. Мне вообще с ним повезло, Сашка, я даже не предполагала, что может так повезти! И кому – мне! Я привыкла считать себя неудачницей с детства. Да, я хорошо училась, но этим, пожалуй, и ограничивалось мое везение. Кому доставались новые платья – Наде, а я носила то, что из чего выросла она. Кому доставалось внимание самых красивых ребят – Наде, а меня приглашали те, кого не выбрала она. Мне ничего не давалось легко, даже работу я нашла с двадцатой попытки! Ты можешь спросить, почему я не ухожу от Бориса? Да потому что мне некуда идти! У нас в стране не так много компаний специализируется на предметах искусства. Матвей мог бы предложить мне работать вместе, но это невозможно: Герман меня недолюбливает. Возможно, когда-нибудь мы откроем вдвоем свой антикварный салон, тогда, конечно, все будет иначе.

– Да что ты прибедняешься! – возмутилась Сашка, – А с профессором тебе разве не повезло? А со мной?

Юля рассмеялась:

– Тут ты права! Это бесспорная удача!

– Так что перестань жаловаться и расскажи, как вы живете? Кофе, кстати, и правда, хороший. И с этим тоже повезло!

Юля задумалась. Как они живут. В двух словах и не расскажешь.

– Все счастливые семьи одинаковы, сказал Толстой. Думаю, он был прав. Как я могу рассказать… Каждый день я просыпаюсь счастливой и благодарю бога за то, что у меня есть. Каждую ночь я засыпаю и мечтаю, чтобы скорее настал новый день, потому что жизнь прекрасна и интересна! Я чувствую себя сильной и защищенной, чего никогда не было прежде. Я перестала искать и мечтать. Нет, конечно, я мечтаю, чтобы мы, наконец, поженились, потом буду мечтать о детях, но пока хорошо и так!

– Звучит пугающе!

– Почему пугающе?

Сашка пожала плечами.

– Ты как будто бы поднялась на вершину. А с вершины, как известно два пути: либо в пропасть, либо обратно вниз. Выше идти некуда.

– Можно там зависнуть и остаться надолго.

– Можно, но однообразие убивает счастье. Хотя, что я говорю! Это я просто завидую! На самом деле, совершенно замечательно, что ты нашла своего человека. Честно говоря, я думала, кому-кому, а для тебя это невозможно. Просто нет равных!

– Да прекрати! – Юля рассмеялась и поправила волосы. – Вот Герман Шульц так не думает, все время читаю в его глазах «И что только он в тебе нашел»…

– Вот, и по глазам читать умеешь! Эх, жаль я за рулем, могли бы выпить вина за твое счастье. Вообще, в этой квартире повсюду отпечаток счастья, везде, на вещах, на полу, на окнах, ты это видишь?

– Я это чувствую. Руками. Мои руки могут чувствовать даже отпечаток счастья, как это ни странно.

– А твои руки не чувствуют, когда я обрету нормальную любовь?

– Ты, нормальную? Никогда! Ты же всегда была и будешь совершенно сумасшедшей, Сашка. И это здорово! Если бы я была ребенком, я бы хотела, чтобы ты была моей учительницей! А не те старые зануды, коллеги моей матушки. Мама хотела, чтобы я жила в деревне и преподавала в школе, но жизнь сельской учительницы – последнее, о чем я мечтаю.

– Ну, тебе она и не светит, я через десять лет вижу тебя где-нибудь в Париже, потом в Нью-Йорке, на аукционах, на светских приемах! Скажи, а неудачи твои руки тоже могут предсказывать?

– Нет, это только Надькины карты. Она, кстати, предсказала, что я пролью из-за Матвея море слез, а потом променяю его на другого короля. И посоветовала не связываться с ним. А смотри – пока все получается отлично!

– Да, отлично! Жалко, что я за рулем, – снова мечтательно произнесла Сашка. – А то б могли выпить вина!

На следующий день Юля должна была поехать домой, праздновать очередной день рождения бабушки Зины, той исполнялось восемьдесят шесть. Юля жалела, что не сможет встретить Матвея, но надеялась, что он соскучился и захочет приехать. Сама она скучала мучительно, почти непереносимо, как если бы ее лишили солнца, света, тепла. Только бы он приехал быстрее! К тому же, ему давно пора познакомиться с ее семьей! Надька не сможет прилететь, билеты оказались слишком дорогими, к тому же, они копили на новую машину и потому немного экономили последние месяцы. Хотя конечно, сестра и экономия – две вещи несовместимые, Надька испытывала поистине маниакальное стремление делать покупки. Чаще всего она покупала то, что было ей совершенно ненужно, а потом точно также активно придумывала способы избавиться от приобретений, и Юле иногда казалось, что этим и был занят весь ее досуг.

– Ну что, приедет твой Матвей? – как всегда меланхолично спросила мать, накрывая на стол в субботу. – Он звонил?

– Он прилетел поздно ночью, еще не звонил, вероятно, даже не проснулся, – ответила Юля, расставляя тарелки, эти тарелки с узорами «под Гжель» доставали только в особо торжественных случаях. Обычно они хранились в старинном комоде в самой большой комнате в доме. Над ним висели черно-белые фотографии бабушки и дедушки, и Юля в детстве пыталась найти свое сходство с этими портретами. Хотя, конечно, она была похожа на бабушку куда больше, чем мама и Надька, те пошли в дедову родню, такие же красивые, статные, длинноногие. В молодости мама была очень красивой, говорят, папа влюбился в нее с первого взгляда, и даже сейчас она сохранила черты былой привлекательности, несмотря на то, что совсем не следила за собой.

Бабушка Зина выглядела превосходно, Юле показалось, что она даже помолодела, возможно, это потому что летом тронутая солнцем кожа всегда кажется здоровее и красивее, и потому щеки Зинаиды Васильевны напоминали сейчас чуть съежившиеся, но еще вполне неплохие персики.

– Вот бы я так выглядела в твои годы, бабуля, – вздохнула Юля, но бабка махнула рукой, что на безмолвном языке, понятном им двоим означало:

– Да куда вам! Вы – поколение слабаков, мы были другими, я даже и не болела за всю жизнь ни разу, а вы только и делаете, что пачками глотаете антибиотики!

– И что он там у тебя, красивый и хороший, жених-то твой? – поинтересовалась в который раз баба Зина.

– Очень красивый и хороший, и умный тоже, тебе понравится! – ответила Юля. – Мам, еще салат резать?

– Ты смотри сама, – как всегда безразлично откликнулась Светлана из кухни. – Я много не съем, кроме Беловых никого не будет. Так что посчитай.

Юля вспомнила, что чета Беловых отличалась отменным аппетитом, а потому решила, что следует добавить еще картошки и огурцов. Летний салат получился на славу, хотя и зимние Юля тоже любила. В школьные годы по праздникам они обычно готовили «Мимозу», и Юле нравилось выкладывать нарезанные продукты слой за слоем, смазывая их «Провансалем». Этот рецепт мама принесла откуда-то из учительской, как и почти все их рецепты, и хотя в шкафах хранились купленные Надькой поваренные книги, никто и никогда ими не пользовался, рецепты передавались по старинке: из уст в уста. Надька делала «Оливье» и селедку «под шубой», а Юля была ответственной за «Мимозу». Она любила и сам салат, и удивительный ни на что не похожий запах желтых цветов. Загадочные, таинственные цветы булгаковской Маргариты-колдуньи… Она крошила яичный желток и словно чувствовала их, наверное, именно так и никак иначе пахнет счастье. Весенней мимозой.

Матвей позвонил только вечером.

– Слушай, я что-то так устал в этой поездке, что проспал весь день. Никак не мог глаза открыть. Так что уже нет смысла ехать. Передай бабушке мои поздравления. Ты когда возвращаешься?

– Завтра вечером.

– Встретить тебя на вокзале?

– Да нет, я же без вещей, доберусь, – Юля была разочарована, что он не приедет, и Матвей понял это по ее голосу.

– Ну, мы потом вместе поедем, даже без праздника, не расстраивайся! Это же недалеко, можем на машине в любые выходные приехать.

– Да, конечно, – согласилась Юля. – Просто здесь все так давно хотят с тобой познакомиться.

– Давай попробуем на следующие выходные?

– Нет, каждую неделю – это уж слишком! Я не выдержу разъездов. Очень устаю на работе в последнее время, клиенты выстраиваются в очередь!

– Тогда через две недели. Договорились?

– Конечно. Бабушке все передам, отдыхай.

Юля повесила трубку. Он действительно казался каким-то уставшим, ладно, пусть сделает передышку, возможно, командировка и правда была трудной.

Она сообщила, что в этот раз знакомство с родителями не состоится. Светлана поджала губы, бабушка Зина восприняла новость как всегда философски, а Беловы, пожилая соседская пара, чуть помладше ее бабули, и вовсе не заметили, так как были заняты поглощением курицы и салатов.

Вечером Юля вышла в сад, в небе были видны миллионы звезд, можно разглядеть весь Млечный путь: она с детства обожала смотреть в эту бархатную черную бездну, где которой сверкали кусочки бриллиантов. На самом деле, звезды куда красивее бриллиантов, но они так далеко! Становится страшно, когда представляешь себе эти десятки и сотни световых лет, вряд ли человеческий разум способен их даже осознать, не то, что разгадать загадки Вселенной!