Текст книги "Талая вода"

Глава третья. Этот безумный, безумный мир

Это было их первое официальное свидание. По крайней мере, так расценила Юля, когда Матвей Вишняков позвонил ей и пригласил покататься на лыжах.

– Сейчас праздники, я решил остаться в Москве, не получилось выбраться на курорт, вот и ищу компанию, – сказал его голос в трубке.

– Я не умею кататься, никогда не каталась на горных лыжах, наверное, я не лучшая компания, – честно призналась Юля, пытаясь сдержать внутреннее ликование. Она готова была прыгать по квартире от счастья, подобно тугому резиновому мячику!

– А я тебя научу, – весело уверил он. – Не будем же мы всю неделю сидеть дома, доедать салаты. Движение это жизнь! Собирайся, заеду за тобой в двенадцать!

Если он опоздает на встречу – нам не судьба быть вместе, загадала Юля. Но он пришел раньше, на десять минут раньше. Юля волновалась, как никогда прежде. Вообще, первое свидание с мужчиной, которого любишь, всегда волнительно. Кажется, что ты выглядишь не так, как надо, и волосы не лежат правильно, и невозможно найти, что надеть, да и откуда-то взялись лишние килограммы… И бьется сердце, кровь приливает к щекам, и все замечают, что ты куда красивее, чем обычно. Все, кроме тебя самой.

И вот они уже едут по Дмитровскому шоссе, туда, где не так давно был открыт современный, европейского уровня курорт «Волен». Юля никогда прежде не была там, и потому ее мгновенно захватила яркая атмосфера веселья, зимней беззаботности и праздности. Потому что позволить себе кататься здесь могли далеко не все, что и говорить, это место не для бедных! Она радостно озиралась по сторонам, восторженно смотрела на летящих вниз лыжников, но в глубине души боялась выглядеть неуклюжей и неловкой в присутствии Матвея и потому никак не могла расслабиться. Она вообще расслаблялась с трудом, наверное, это перешло к ней от матери, Светлана тоже была такой же, всегда напряженной, словно сжатая пружина.

Он был в своей собственной экипировке, и темно-синий горнолыжный костюм необычайно ему шел, или это ей так казалось? Но нет, и тщательно уложенные волосы, и хорошо подобранные ботинки, и отличная спортивная форма, – все говорило о том, что Матвей Вишняков очень следил за собой. И этим он сильно отличался от Димы, Кирилла, Валеры и прочих мужчин, с которыми она сталкивалась прежде.

Юле пришлось брать ботинки, лыжи и шлем напрокат, ведь своей экипировки у нее не было.

– Шлем – обязательно, горные лыжи не атлетичный, но опасный вид спорта, – наставительно заметил Матвей.

На склоне он приступил к ее обучению и сначала долго объяснял, как пользоваться подъемником.

– Не огорчайся, если не получится сразу, не у всех получается! Главное не бояться и успеть зацепиться. Иначе можно получить по спине. Ну, и конечно, смирись с неизбежным: все поначалу падают. Это не страшно, ты привыкнешь! У других получалось, получится и у тебя. Смотри, все просто. Это – зеленая горка. То есть, простая и пологая, для новичков. Но на самом деле – зависит только от тебя. Можно и с зеленой горки съехать как с черной, если ты понесешься вниз, по прямой. Тебе нужно постоянно менять направление. Чем длиннее виражи, тем медленнее скорость, понимаешь?

Юля сосредоточенно кивнула.

– Ты должна опираться только на нижнюю лыжу, помни – она твой друг, верхняя – коварный враг.

Он показал ей, как тормозить «плугом», а потом сам легко и быстро и даже как-то элегантно съехал с горы, несомненно, для него это было делом привычным. Кажется, совсем не сложно, пронеслось в голове Юли. Она увидела, как снизу он махнул ей рукой, поколебалась, набрала в легкие побольше воздуха, а потом, оттолкнувшись, наклонилась вперед и поехала.

И тут же выяснилось, что когда едешь сам, это намного быстрее, настолько быстро, что ветер свистит в ушах! В следующую секунду Юля влетела в сетку, огораживающую трассу, упала, лыжи, отскочив, отлетели в сторону. Она лежала на снегу, барахталась в сетке, словно пойманная нерпа, и весело смеялась. Какой-то уже немолодой лыжник остановился, чтобы помочь ей.

– Вы в порядке?

Она радостно кивнула. Потом она пробовала снова и снова, но каждый раз лыжа предательски выскальзывала, и она кубарем летела вниз по склону, пару раз довольно больно ударившись о заледенелые выступы, трасса не была ровной.

– Странно, я еще ни разу не видел, чтобы кто-то вот так падал, носом вперед, – заметил Матвей с удивлением. – Прости, но такое ощущение, что у тебя проблемы с равновесием, или же – перевешивает бюст.

Юля смутилась и невесело рассмеялась, отряхиваясь.

– Это, наверное, приму за комплимент? Чтобы хоть как-то успокоить пострадавшую гордость…

Матвей улыбнулся, а потом его лицо вдруг приняло серьезное выражение, а в глазах вспыхнуло сочувствие.

– Ты не огорчайся, – заметил он. – Иногда бывает, что просто не дано. Не все же могут кататься на лыжах. Как не все могут, например, петь. (Юля похолодела при этих его словах). Пойдем, перекусим, может быть, а потом решим, что делать дальше?

Юля не была голодна, но предпочла ретироваться со склона и поскорее перевернуть эту позорную страницу, теперь он вряд ли решит, что неповоротливая и неловкая девушка – подходящая для него спутница! На склоне столько уверенных красавиц с идеальной техникой, грациозных и спортивных! Она чувствовала беспокойство, граничившее с отчаянием. Они сдали ее лыжи, Юля поправила макияж в комнате для переодевания, а потом вместе отправились в зону отдыха.

Они выпили безалкогольного глинтвейна в спокойном уютном кафе, съели по бургеру, и опять говорили без остановки. Юля не смогла бы определить, кто говорил больше! Обычно она не любила болтливых людей, те утомляли ее, но Матвей болтал, не закрывая рта, а ее это совершенно не раздражало, очевидно, потому что ей нравилось, и что он говорит, и как он говорит. Ей казалась привлекательной его манера есть, и манера пить, и безумно нравились его недостатки. Он немного заикался, когда волновался, это приводило Юлю в совершеннейший восторг, и она не сводила глаз с его лица. Интересно, а что думает о ней он сам? Иногда она ловила на себе его очень теплый взгляд, а иногда он казался равнодушным и отстраненным. Как же узнать, что у него на сердце? Дотронуться. Но она не решалась. Слишком волнительно, слишком страшно. Но, несомненно, она ему не пара. Он – красивый, очевидно хорошо обеспечен, ездит в Европу как к себе домой, спортивный, образованный. А ей, как только что было справедливо замечено, многого не дано. И потому она волновалась, забывала слова, говорила невпопад и постоянно мучительно краснела. Юля уже несколько раз успела заметить, что встречающиеся им на пути девушки провожают ее завистливыми взглядами: стройные и толстушки, красавицы и серые мышки, блондинки и брюнетки, они рассматривали Матвея во все глаза, словно застывшие на заснеженных кедровых ветвях росомахи, готовые в мгновение ока сорваться вниз, кинувшись на добычу. Юля все время была рядом и старалась не отходить от него, чтобы не дать росомахам ни единого шанса.

Когда они расплатились по счету, Матвей вдруг предложил поехать в кино. Ведь до вечера еще так далеко, а они почти не поговорили! И Юля обрадовалась – теперь она будет на высоте! Кино – это ее мир, здесь она словно рыба в воде! Она знает и фильмы, и артистов, и имена режиссеров! И она с радостью приняла предложение. Однако ни одного интересного фильма в афишах не нашлось, и потому они отправились в музей кино, выяснилось, что оба любили старые фильмы.

– Неудивительно для тех, кто работает с антиквариатом, – улыбнулся Матвей. – «Этот безумный, безумный, безумный мир» подойдет?

– Я смотрела, но с удовольствием посмотрю еще раз, – согласилась Юля. – Хотя вообще, я больше люблю немые черно-белые фильмы.

– Я, кстати, тоже, – заметил он.

Юля и не сомневалась в этом.

В темноте зала кинотеатра они смотрели на экран, где эпизоды комедии, некогда ставшие родоначальниками новых категорий смешного, теперь казались до боли знакомыми, а иногда даже устаревшими. Локтем Юля чувствовала его локоть, лежавший рядом на ручке кресла. Почему бы ему не попытаться обнять ее? У них же свидание, разве нет? Но он сидел рядом и смотрел на экран, да и тогда, на склоне, когда он помогал ей подняться, в его взгляде, в его прикосновениях, от которых сама она замирала и вздрагивала, Юля не заметила никаких признаков, позволяющих догадаться, что «этому мужчине нравится эта женщина». Но если нет, зачем же он тратит на нее время? Возможно, она интересует его только как эксперт? Как знать, может, он просто хочет понять, как ей удается определять, прикоснувшись к рисунку, возраст и автора картины… в этом она помочь не сможет. Никто из тех, кто обладает даром, любым даром, не сумел бы объяснить его происхождение. Наверное, это дается богом. Баба Зина и Надя умеют предсказывать будущее. Она – осязать, чувствовать ладонями, узнавать тайны, что скрывают предметы.

Матвей засмеялся над чем-то происходящим на экране, взглянул на Юлю, словно ожидая разделить веселый момент, она улыбнулась, а потом вдруг подвинулась ближе и осторожно прижалась головой к его плечу. Обычно она не вела себя столь смело, но почему-то в этот момент не смогла совладать с порывом. Он не обнял ее в ответ, но и не отстранился, а продолжал сидеть и смотреть фильм, как если бы ничего не произошло.

Наверное, я все же не нравлюсь ему, подумала Юля и вдруг почувствовала такую глубокую грусть, как если бы рухнула ее вера во что-то незыблемое, непреложное, вечное. Так она и просидела до конца комедии, ни разу не улыбнувшись.

– Хорошее кино, – беспечно сказал Матвей, когда фильм закончился и люди начали выходить из полутемного зала, поднялся и вопросительно посмотрел на Юлю, – Что делаем дальше? Ты торопишься?

– Я не знаю, – Юля пожала плечами и подняла с пола сумку. – Уже поздно. А ты что собираешься делать?

– Друг прислал сообщение, предлагает встретиться в баре, можно перекусить и потанцевать. Поедешь? Если я не смогу отвезти тебя потом, то вызову такси, не переживай, домой сегодня ты попадешь!

– Хорошо, – Юля согласно кивнула.

Золушка, живущая в ней, как и в каждой женщине, говорила, что нужно ехать домой. Нельзя задерживаться надолго, особенно на первом свидании, лучше уходить до полуночи, чтобы не надоесть своему принцу. Оставить хрустальный башмачок и убежать. Золотое правило, которому обязаны следовать все девочки, мечтающие о долгой совместной жизни. И однако, сейчас она ехала с ним в машине, глядя на бегущие мимо огоньки Садового кольца.

– Я люблю Москву, – нарушил Матвей тишину. – Очень люблю. Но мне не нравится здесь жить. Слишком суетно, слишком как-то все плотно, как если бы весь город обрушивался на тебя, со своим бесконечным шумом, копотью, неиссякаемым людским потоком… Здесь совсем нельзя послушать тишину…

– А мне тут нравится, – тихо сказала Юля. – И здешний ритм, и здешний шум. Тут так красиво, как-то сказочно, особенно ночью!

– Так всегда бывает. Москва нравится приезжим. Те, кто родился здесь, мечтают поскорее уехать.

Юля растерянно замолчала. Приезжим? Он сказал это случайно, или это слово что-то значило? Не хочет ли он сказать, что она, девушка из деревни, не пара ему, коренному москвичу из хорошей семьи, даже если она стала успешным экспертом? Но он, казалось, не заметил своих слов, нет, скорее всего, он действительно ничего не имел в виду, просто сказал то, что думал, как часто делала и она сама.

Матвей остановил машину и долго искал место для парковки. Когда, наконец, оно нашлось, они чуть-чуть прошли вниз по улице, и он открыл перед ней тяжелую дверь с железным кольцом, ведущую в бар. Гардеробщик приветствовал Матвея по имени, и Юля поняла, что тот был частым гостем в этом заведении. Интересно, почему? Что его тут привлекает? В полутемном зале играла лиричная музыка, народу было немного, несколько пар сидели за украшенными горящими свечами столиками у окон, выходящих на набережную реки, в которой дробился свет фонарей. Это, без всякого сомнения, весьма дорогое заведение, Юля ходила в такие только с клиентами НАДа и с Борисом, сама бы она не могла позволить подобное. А Мила, к примеру, и вовсе никогда не была в столь изысканных местах!

Матвей и Юля подошли к уединенному столику в уютном уголке и здесь она впервые увидела Германа Шульца.

Тот был высоким, темноволосым немцем, его можно было узнать издалека по атлетичной фигуре, уверенным движениям и улыбке. Юля никогда прежде не видела такой улыбки – белозубая, ровная, широкая, она словно озаряла его лицо и все вокруг, зажигая в зеленовато-карих глазах веселые огоньки. У него была короткая стрижка «ежиком», на нем была полосатая рубашка-поло, не скрывавшая рельефных мышц груди. Без сомнения, Герман Шульц был самым привлекательным мужчиной, которого ей доводилось встречать, кроме того от него словно бежали в пространство флюиды уверенности в себе и мужской силы, похожие на искры расплавленного железа, раскаляющие, прожигающие все вокруг, вероятно, он был необычной личностью, харизматичной уж точно.

– Знакомься, это Герман. Герман – один из совладельцев компании, на которую я работаю. Можно сказать, мой босс. Это – Юлия Туманова, эксперт Нового Аукционного дома. Помнишь, я рассказывал тебе, необыкновенная девушка, без ошибки угадывающая подделки и определяющая авторство картин руками. Я давно думал вас познакомить.

– Здравствуйте, – кивнула Юля, с каждой секундой она чувствовала себя все более неловко. Зачем он привел ее в бар? Она думала, у них свидание, но сейчас оно, кажется, плавно перетекает в деловую встречу! Чего он на самом деле хочет от нее?

– Рад знакомству, я много слышал о вас! – Герман говорил с легким приятным акцентом, но в целом превосходно знал русский язык, в чем Юля вскоре убедилась. – Прошу к столу. Вы, я смотрю, спортсменка?

– Совсем нет, – Юля засмеялась. – Матвей возил меня на горнолыжный курорт, где я потерпела полное фиаско!

– Понимаю, освоить горные лыжи непросто, не огорчайтесь, – кивнул Герман с улыбкой. – Я тоже испытывал определенные трудности.

– А вот у Матвея отлично получается!

– Матвей большой молодец, разделяю ваше мнение, – согласно кивнул Герман, и в его глазах снова вспыхнули насмешливые огоньки.

– Да будет тебе издеваться над девушкой, – перебил Матвей, – Юль, он катается несравненно лучше меня. И лучше всех известных мне лыжников. Просто валяет перед тобой дурака, а ты слушаешь! Когда мы ездили в Альпы, он спускался по таким трассам, к которым я бы и близко не подошел!

Герман пожал плечами, отодвинул Юле стул, обтянутый мягкой кожей, с изогнутыми, словно готовыми пуститься в пляс ножками, она села, Матвей заказал бутылку шампанского и принялся увлеченно рассказывать своему начальнику о поездке в «Волен», о качестве склонов, удовольствии от катания, казалось, мужчины вдруг совершенно забыли о присутствии Юли, которая молчала и терпеливо ждала, медленно глотая холодное шампанское. Она казалась совершенно спокойной, но сидела, испуганная и смущенная, будто на иголках, двусмысленность ситуации пугала ее, а внезапное равнодушие Матвея причиняло боль. Это все-таки свидание или деловая встреча? Может быть, они хотят переманить ценного сотрудника в свою компанию? Они будут говорить с ней или же нет? Неизвестно, сколько еще бы продолжалось это мучительное ожидание, если бы к их столику не подошла очень юная и сильно накрашенная блондинка: ее волосы были осветлены в, пожалуй, слишком яркий, неестественный цвет, на губах – красная помада, в ушах – крупные серьги, на ногах – высокие ботфорты и колготки в сетку. И однако, несмотря на свой более чем вызывающий вид, она умудрилась выглядеть изыскано, а не вульгарно, заставив Юлю внутренне замереть от восхищения. Когда человек умудряется пройти по грани и не оступиться – это и есть искусство. А Юля благоговела перед искусством, оно было ее жизнью.

Девица бесцеремонно отодвинула стул и плюхнулась рядом с Юлей, едва кивнув Матвею, который вдруг как-то смутился и его хорошее настроение словно ветром сдуло. Он не ожидал встретить ее здесь, догадалась Юля, и сейчас неприятно удивлен.

– Я в туалет ходила, пописать, – пояснила девица, обернувшись к Юле. – Привет. Анна!

С этими словами она протянула Юле руку с длинными ухоженными ногтями, и Юля пожала ее.

– Юля.

– Знаю, Герман сказал, что Матвей привезет тебя. Вы вместе работаете, да? Только, пожалуйста, давайте сегодня не будем о работе! Это так скучно! Есть закурить?

Герман протянул ей сигарету, в его жесте было что-то, заставившее Юлю подумать, что он флиртует с этой девушкой. По крайней мере, искры обжигали пространство еще сильнее, чем раньше. Интересно, откуда берутся такие люди? Как бог создает их – так же, как остальных, или иначе? Он словно сверхчеловек Ницше, пронеслось в голове у Юли. Наверное, Гитлер мечтал сделать таким же все население Земли. Самой ей никогда бы даже не пришло в голову обратить внимание на подобного мужчину, он вращался где-то далеко за пределами ее орбиты. Если говорить начистоту, для нее и Матвей – слишком хорош и кажется ей совершенством.

Анна закурила, выпустила колечко дыма и принялась ногтями постукивать в такт мелодии, потом налила себе шампанского, сделала глоток, затушила сигарету и протянула Герману руку.

– Пошли, потанцуй со мной, что ли! – приказала она.

Герман извинился перед остальными, взял ее за руку, и они отправились танцевать. Анна выглядела так, как выглядят чересчур влюбленные девушки: она смотрела на него излишне пристально, улыбалась излишне заискивающе, прижималась к нему излишне крепко.

– Неужели, я также выгляжу со стороны, когда я с Матвеем? – мелькнуло у Юли в голове, и она опять почувствовала себя неловко.

Матвей прервал ее размышления.

– Пойдем, тогда тоже потанцуем, чего сидеть, – предложил он.

Его голос звучал неуверенно, но Юля с готовностью приняла предложение. То ли от шампанского, то ли от его присутствия, у нее уже кружилась голова, и она сразу положила руки ему на грудь, прижалась к нему всем телом и подумала:

– Боже, что же я делаю? Это не я… Почему я позволяю себе подобное?

Наверное, потому, что я выбрала этого человека. Это – серьезно, это – на всю жизнь. Что бы там не говорили Надькины карты. В конце концов, ее сестра – не Нострадамус! Да и тот, признаться, мог ошибиться. Каждый может.

Матвей казался взволнованным, смущенным, Юля не могла видеть его лица в темноте, но отчетливо слышала биение его сердца и чувствовала себя совершенно счастливой.

– Что скажешь про мою рубашку? – спросил он, наклонившись к ее уху, и от его дыхания у нее по шее побежали мурашки, – Это подделка?

Она рассмеялась и не ответила. Танец закончился и начался другой, она танцевала с Германом, почему-то чувствуя себя в высшей степени растерянно, а Матвей с Анной, причем эти двое постоянно переругивались. А после Матвей и Герман отправились на улицу курить. Зачем? Ведь курить можно и в помещении? Хотя, конечно, разгоряченным людям приятно постоять на морозе. Юля и Анна остались одни. Юля не знала, о чем говорить. Она опустилась на стул, Анна села напротив, взглянула ей прямо в глаза из-под густо накрашенных ресниц и мрачно спросила:

– Шампанского?

– Да, спасибо.

Анна налила себе и Юле, почти залпом осушила бокал, громко поставила его на стол и элегантно взмахнула рукой, поправляя челку.

– Нет, не нравлюсь я Герману, совершенно, ты же видишь? Не хочет он меня, да? – спросила она. Юля не помнила, чтобы они переходили на ты. – Никогда не обращал на меня внимания. А ты, стало быть, втрескалась в Матюшу? Напрасно… он такой же засранец, как и его приятель…

– Я не… – начала было Юля.

– Да ладно, – Анна махнула рукой, – Прекрати, даже слепому видно. Думаешь, он не знает об этом? Знает. Хотя бы потому, что я ему сказала, когда мы танцевали. А он сказал, чтобы я не лезла не в свое дело. Послушай, ты вроде нормальная телка, так не трать на него время! Я за все эти годы столько повидала девиц, все они мечтали женить его на себе. Жених-то он выгодный! А что толку? Никакого. Так что, если хочешь хороший совет: забирай башмаки, Золушка, и езжай домой!

– А вам он не нравится? – осторожно спросила Юля, чтобы перевести тему.

– Не в моем вкусе, – хихикнула Анна. – Мне Герман нравится. Я темненьких люблю. Я уже и так, и так. А все никак. У них там свои мужские разговоры… вот и курят на улице. Чтобы от нас подальше.

– Чем вы занимаетесь?

– Я? В смысле работы? А ничем! Училась в институте. МГИМО, знаешь? Бросила, не понравилось мне. Потом еще училась, в архитектурном. Тоже бросила. Ну не мое! Сейчас пока ищу себя. В чем смысл жизни?

Она снова налила себе шампанского и предложила Юле.

– Спасибо, мне хватит.

– Так в чем? Смысл жизни?

– Я не знаю, – честно ответила Юля. – Я пока не нашла.

Анна нетерпеливо передернула плечами, вернулись Герман и Матвей. Анна все также бесцеремонно обняла Германа, принялась что-то шептать ему на ухо, а потом вдруг поднялась и куда-то исчезла. Прошло около двадцати минут, но она не появлялась. На лице Матвея появилось вдруг выражение обеспокоенности, как если бы пропавшая девушка была ему небезразлична: с тех пор, как она исчезла, он сидел словно на иголках.

– Куда она подевалась? – то и дело оборачивался он в сторону выхода, потом подошел и о чем-то спросил бармена.

Юля поняла, что теряет терпение. Неужели Матвея, ее Матвея, так сильно заботит эта бестолковая девица? Тогда что здесь делает она сама?! Что вообще происходит? Он то говорит с начальником, то бегает за этой странной особой! И не обращает на нее, Юлю, ни малейшего внимания! Да, он ей нравится, но она не готова забыть об уважении к себе, у нее есть чувство собственного достоинства, она не пустое место! Сейчас она попрощается и уйдет, Анна права, пора забирать башмаки, бал подошел к концу и часы бьют полночь!

В эту секунду у него зазвонил телефон.

– Да, Аня? Алло?! – закричал он в трубку, едва увидев, кто звонит, а потом вскочил и опрометью выбежал из зала. Юля с тревогой и изумлением смотрела ему вслед.

– Да не волнуйтесь, – Герман махнул рукой, и в полутьме зала сверкнула его улыбка. – Пустяки! Она всегда такая. Очень взбалмошная, непостоянная, семь пятниц на неделе, так у вас говорят? Лучше, расскажите о себе. Как вам работается в НАДе?

– Спасибо, мне очень нравится, – ответила Юля сдержано, хотя внутреннее беспокойство терзало ее. – Я всегда мечтала о такой работе.

– Матвей говорил вы прекрасный эксперт.

– Он разбирается в искусстве не хуже, – Юля покачала головой.

– И все же, как вам это удается? – Герман Шульц скрестил руки на груди, откинулся на спинку стула и испытующе взглянул на нее.

Юля пожала плечами, его прямой откровенный взгляд смущал ее, она чувствовала себя как на раскаленной сковородке, все время хотела отвернуться и опустить глаза, чтобы скрыть свое смущение. Интересно, насколько он осознает свою привлекательность?

– Я точно не знаю… Но кажется, я многому научилась у профессора Серебрякова – мой научный руководитель, я обучалась по его методике.

– Серебряков – замечательный специалист, я читал его труды. Особенно интересны его выводы относительно Малевича. Многие ведь видят в его работах только элементы авангарда… желание выделиться! А Серебряков смотрит куда глубже.

– Согласна, – еле слышно ответила Юля. Он продолжал в упор смотреть на нее, и она чувствовала, себя как если бы к ней подключили электрический кабель и пустили ток, она отвернулась и сидела теперь вполоборота, пытаясь спрятать лицо и глаза. Интересно, он видит, что со мной происходит, или нет, пронеслось у нее в голове. Никогда прежде не случалось подобного, надо сейчас же перестать ерзать!

– А что вы думаете о его картинах?

– М-м-малевича?

– Ну не Серебрякова же, он вроде бы не писал картин. Или я чего-то не знаю?

– Нет-нет, конечно! Это просто я что-то… сегодня как-то плохо соображаю… не обращайте внимания. Меня привлекают в нем не мистические загадки…

– Ну, вы ж не обыватель! Разумеется!

– Да… конечно… а то, что он сумел найти грань, на которой можно показывать скрытое, сочетать несочетаемое, делать абсурдные вещи, возведенные в крайнюю степень, а в крайней степени – все становится искусством, когда пробивает определенную планку… Но до нее не все могут достать.

– Он что-то вроде Маяковского в живописи…

– Именно это я и имела в виду, – Юля дрожащей рукой взяла бокал и судорожно глотнула шампанского, чувствуя, что в горле пересохло. Она ощущала себя школьницей, которую вызвали к доске и заставили отвечать сложный урок.

– А ваши руки? Это ведь тоже искусство, когда в крайнюю степень возведено осязание… Вы правда можете видеть кожей?

– Ну, а что до рук…. – она провела кончиками пальцев по поверхности стола. – Я такой родилась… с чувствительными руками… Ой, тут что-то липкое… наверное, Аня разлила шампанское…

Юля беспомощно оглядела стол в поисках салфеток, потом попыталась позвать официантов, но никого не было поблизости…

– Чем бы вытереть руки… Как назло даже нет носового платка! У вас нет салфетки? Или хотя бы какой-нибудь бумаги? Можно пойти помыть руки, но… если Матвей вернется сейчас… Мне бы хотелось знать, что тут происходит, – растерянно и бессвязно от волнения бормотала она. Скорее бы все это закончилось, скорее бы вернулся Матвей и отвез ее домой, сколько будет продолжаться этот мучительный допрос, никогда еще она не чувствовала себя такой ничтожной, такой неотесанной и безграмотной, такой неловкой и такой потерявшей над собой контроль. Разве должны такие, как она, говорить с такими как он? Она ведь где-то там, ниже, намного ниже…

Герман похлопал себя по карманам, потом вытащил и протянул Юле новенькую пятидесятидолларовую купюру.

– У меня только это, – легко бросил он, – могу предложить.

– Это… деньги? – удивилась Юля.

– Ну да. Вы же просили бумагу, вытереть руки?

Она покачала головой и усмехнулась. Что сказала бы мама, если бы узнала, что я вытираю руки о доллары? Да на эту бумажку у них в деревне можно месяц прожить! Надо же, какие у него странные привычки… Она с трудом поднялась на нетвердых ногах и направилась в сторону туалета. Но едва она сделала шаг, как влетел Матвей, бледный словно приведение, его глаза казались остекленевшими, в них застыл такой глубокий ужас, что у Юли сжалось сердце. Матвей бросил деньги на стол, чтобы заплатить по счету.

– Едем, быстро, – крикнул он, тут его взгляд упал на Юлю, и стало ясно, что он совершенно забыл о ней, – Ты тоже, если хочешь с нами… или езжай домой… нет времени объяснять… Герман, поехали, скорее!

Тот поднялся, в отличие от Матвея он сохранял спокойствие, очевидно, его куда меньше волновала судьба Ани. Юля быстро кивнула, подхватила одежду и сумку и бросилась за ними к машине. Куда она пойдет сейчас? Нет уж, она, пусть и с липкими руками, должна понять, какого черта тут происходит! Для чего ее позвали сюда, почему она стала зрителем этого безумного спектакля? Вот уж действительно – безумный мир!

Она почему-то вспомнила, как много лет назад в школьном туалете намылила руки, а в кране не оказалось воды. Она хотела добежать до другого, на этаж выше – но прозвенел звонок. Опоздать на урок равносильно самоубийству, учительница была строгая, настоящий зверь, и Юля так и пошла в класс, с мыльными руками… и потом долго-долго, почувствовавшие запах одноклассники, мигом раскусившие ситуацию, дразнили ее: Юльк, а Юльк, а куда это ты намылилась?

Ничего не изменилось с тех пор, у нее снова нет времени вымыть руки…

Машина рванула с места и уже через несколько минут они очутились на Крымском мосту.

– Она сказала, что у нее слишком много проблем, – это единственное, что успел сказать Матвей, пока они ехали, – И что она больше не хочет их решать. Она могла пойти только сюда, я уверен! Это ее любимое место…

Юля ни о чем не спрашивала, она сжалась на заднем сидении, стараясь стать совсем незаметной, хотя необходимости в этом не было – на нее и так никто не обращал ни малейшего внимания. В воздухе отчетливо витало ощущение близкой катастрофы, заставлявшее сердце девушки сжиматься от страха.

– Тормози! – дико закричал вдруг Матвей, вцепившийся в ручку двери, Герман нажал на тормоза, машина дернулась и остановилась, Матвей выскочил, как был без куртки, в легком тонком свитере и бросился к перилам. И тут Юля увидела Анну. Та стояла по другую сторону от ограждения, словно готовилась прыгнуть в реку. Юля прижала руку ко рту и замерла, в ужасе глядя на девушку.

– Не подходи! – взвизгнула Анна, с бессильной злобой, – Не подходи ко мне или я прыгну!

Юля посмотрела вниз – там, в самой середине реки все еще не образовался лед: Москву-реку не так-то просто сковать! Вода замерзает при нуле градусов, в этой же реке текло что угодно, только не вода! И потому сейчас, в морозную погоду, внизу продолжал бежать темный поток, но до его неровной, покрытой сеткой ряби поверхности еще так бесконечно далеко! Только бы она не прыгнула! Напряжение было таким, что его можно рубить ножами, это понимала не только Юля, но даже Герман, казавшийся прежде совершенно спокойным, теперь он тоже был взволнован.

– Анечка, – ласково произнес Матвей, – Анечка, дорогая… послушай! Все хорошо! Ты же знаешь, все хорошо, нет у тебя никаких проблем! Мы здесь с тобой, я с тобой. И Герман тоже… Перелезай обратно, поедем домой! Там внизу холодно, лететь далеко и страшно… тебе этого совсем не хочется, правда?

Его голос был очень теплым, полным заботы и тоски, Юля подумала, что она была бы самой счастливой девушкой, если бы он говорил так с ней! Но Анна вдруг рассмеялась.

– Ты обманщик, ты понимаешь?! – крикнула она, – Ты всех обманул и думаешь, это хорошо? Давай, дорогой! Живите, как знаете! А мне не мешайте делать то, чего хочу я! А я хочу полететь, как птица! И забыть о проблемах, понимаешь?! У меня столько проблем!

– Анечка, – снова начал он, но она как заведенная кукла механически бормотала «у меня столько проблем, столько проблем…»

Он приблизился, он был уже совсем близко, только протянуть руки и обнять ее за плечи, но Анна вдруг решительно оттолкнулась от моста, взмахнула рукавами, словно царевна-лебедь из русских сказок и полетела вниз…

С ужасом они смотрели на этот завораживающий полет, пока громкий всплеск не вывел их из оцепенения.

– Скорее! Скорее! – крикнул Матвей, и Юля бросилась к нему, испугавшись, что он хочет нырять. Но нет, он побежал по мосту, она бросилась за ним, а Герман прыгнул на сиденье, догнал их, почти на ходу они заскочили в машину и рванули вниз, на набережную.

Аня ударилась о воду, на миг потеряла сознание, но не разбилась, и даже умудрилась выбраться на льдину. Через несколько минут Матвей уже нес ее на руках к машине.